Исповедь на заданную тему

Далее, децентрализация власти, экономическая самостоятельность республик и реальный суверенитет. При этом во многом будут решены национальные проблемы. Устранение всех ограничений экономической, финансовой, хозяйственной самостоятельности предприятий и трудовых коллективов. Оздоровление финансовой ситуации в стране, оно связано с теми мерами, о которых я говорил уже выше, но необходимы ещё и специальные финансовые мероприятия, которые могли бы предотвратить полный крах рубля.

Здесь я много распространяться не буду, в межрегиональной депутатской группе есть прекрасные экономисты, в том числе Шмелёв и Попов, которые обозначили комплекс архисрочных акций по спасению наших финансов.

Почему я всегда был одним из тех, кто достаточно спокойно всегда относился к лозунгам о немедленной многопартийности? Да потому, что сам факт существования многих партий ещё ничего не решает. В Чехословакии, ГДР ещё совсем недавно имелось несколько партий, но социализм до последнего времени там был казарменным, брежневско — сталинский вариант со своими деталями. Сейчас он рухнул там, но многопартийность тут ни при чем. В Северной Корее, кстати, тоже много партий.

Так что до многопартийности, настоящей, цивилизованной, нам ещё надо расти и расти. И ещё одно замечание. Пока у нас нет многопартийности. Но ведь это иллюзия, что у нас одна партия. Единая и непобедимая. На самом деле, если у нас в одной КПСС состоят Юрий Афанасьев и Виктор Афанасьев, Ельцин и Лигачев, депутат Самсонов и депутат Власов, полные антиподы и по позициям и по поступкам, значит, мы уже совсем запутались в понятиях и забыли вообще, что такое партия. И поэтому я предлагаю срочно принять закон о партии, в котором закрепить положения о том, что партия является частью общества, а не государства, а также то, что граждане свободны объединяться в общественные организации и партии.

Ещё один важный аспект — взаимоотношения с церковью. Мне кажется, Сталину удалось создать единственное в мире государство, которое подчинило и поставило на колени даже церковь. С большим трудом и только сейчас церковь начала приходить в себя после жесточайших ударов, наносимых по ней многие десятилетия. Факты недавнего прошлого, о которых мы читаем в сегодняшней прессе, например, как церковнослужители докладывали о своих прихожанах в партийные органы и КГБ, или ситуация с отказом уже в наши дни регистрации греко -католиков, говорят не о падении церкви, а о том, что, когда общество больно, у него нездоровы все члены. Сегодня церковь начала выздоравливать. И я уверен, наступит момент, когда церковь придёт на помощь обществу со своими вечными общечеловеческими ценностями. Потому что в словах «не убий», «возлюби ближнего своего» — нравственные принципы, которые помогут нам выстоять в самой критической ситуации.

Принцип свободы совести закреплён в нашей Конституции. Как он реализуется на деле — мы все отлично знаем. И эта статья в Конституции будет оставаться фикцией до тех пор, пока не будут реализованы экономические и политические реформы в стране. Пока главной ценностью общества не станет человек. Пока же у нас все наоборот, главная ценность нашей партийно-бюрократической системы государство. Ему мы и служим… Надеюсь, что делаю и буду делать все для того, чтобы до конца этой службы остались считанные месяцы, недели, дни…

О КГБ, армии и МВД. Тут, конечно, почти все ясно. Эти бравые организации всегда были оплотом государственности. При тоталитарных системах их роль и мощь возрастают во много-много раз. Ни один из этих органов не задел ветер перемен, даже наоборот, неожиданно для всех, председатель КГБ Крючков, вдруг перепрыгнув ступень кандидата, сразу же был введён в состав Политбюро. Это продолжение старой традиции сращивания партийной верхушки с органами безопасности, конечно же, шокировало всех. Все-таки во времена перестройки и гласности, хотя бы из чувства такта и здравого смысла, Горбачёву не стоило превращать один из госкомитетов в самый главный комитет. Но нет, жажда власти и страх её потерять важнее любой логики и любого здравого смысла. КГБ должен быть на страже партийных интересов, пусть Крючков будет рядом, под боком.

Я представляю, какая жестокая, тяжёлая борьба будет идти за будущее армии и КГБ. Ещё раз повторюсь, к реформе этих важнейших структур государства мы даже не подступили. Потому что ещё силёнок мало. Как-то почти бессознательно при словах «армия» и «КГБ» помимо воли хочется встать по стойке «смирно». Так, на всякий случай. Это чувство страха живёт практически в каждом депутате. Именно поэтому руководство, армия и КГБ совершенно спокойно, и я бы даже сказал, нахально игнорируют требования депутатов о необходимости расшифровки статей расходов этих ведомств. Не собираются они сообщать и другие подробности деятельности и функционирования этих органов, без знания которых все разговоры о сокращении, ограничении функций, уменьшении веса и роли и т.д. превращаются в пустой звук.

На что я надеюсь? Во-первых, и это самое главное, на развитие самого общества. Понятно, что КГБ и армия будут постоянно запаздывать в своём развитии, но подстраиваться под процессы, происходящие в стране, пытаться поспевать за ними им придётся. И второе, это сами люди. И армия, и КГБ состоят не из оловянных солдатиков, а из живых людей. Уже сегодня туда приходит новое поколение военных, у которых солдафонство, тупое подчинение, непрофессионализм вызывают чувство протеста, мириться со старыми порядками они не будут.

Спасение и армии, и КГБ — это гласность и открытость. И вот за это мы все, кому дорога перестройка, будем бороться. Что касается будущего этих ведомств, то уже ничего нового придумывать тут не надо. Человечество уже выработало отлаженный механизм взаимодействий с армией и службами безопасности, когда они стоят на службе у общества, а не над обществом, и подчинены парламенту. Армия, на мой взгляд, должна стать профессиональной, добровольной. Только тогда возможно её качественное изменение к лучшему. Но, впрочем, это уже частности.

Я далеко ушёл от рассказа о Межрегиональной группе. А продолжение истории с ней показательно. В то время как заседал, вырывая редкие часы из свободного времени, Координационный совет межрегиональной депутатской группы, в то время как шли мозговые штурмы по выработке программ выхода из кризиса, начался совсем другой штурм — дискредитация участников группы. В газетах, на встречах с избирателями, на привычных партактивах повсюду, где можно и нельзя, сообщалось, что они, то есть мы, рвутся к власти, хотят повергнуть страну в хаос, в диктатуру, они проходимцы, интеллигенты, бюрократы, далеки от народа, у большинства из них тёмное и неясное прошлое… Все это вроде бы выглядело смешно и забавно, но на самом деле страшно. Ничему нас история не учит.

Опять, уже не первый раз в нашей жизни делается попытка заменить процесс взаимного диалога, процесс сопоставления различных взглядов и подходов — заменить эти естественные и необходимые для общества, отказавшегося от тотального единомыслия, процессы — на борьбу с личностями, являющимися носителями и выразителями этих взглядов и подходов.

Все это уже было в нашей истории и не принесло народу ничего, кроме неисчислимых бедствий и страданий. Пора уже понять, что общество наше, к счастью, неоднородно. Различные его социальные группы и слои имеют различные интересы, не во всем совпадающие.

Пора уже понять, что межрегиональная депутатская группа — это не «собрание амбициозных, рвущихся к власти деятелей». МДГ выражает интересы той значительной части общества, которая считает, что перестройка в стране ведётся недостаточно последовательно и решительно, что наши сегодняшние беды вызваны не тем, что мы принялись лечить хороший социализм плохим капитализмом. Просто, столкнувшись с первыми же трудностями в процессе реформирования бюрократического казарменного социализма, мы стали искать выход с помощью все тех же старых административных, командных методов.

Но главное все-таки состоялось. Группа работает, группа разрабатывает стратегию и тактику развития нашего общества, а поскольку в ней собрались наиболее светлые депутатские головы, все равно, никуда не деться, народ в конце концов пойдёт за ними.

После окончания работы межрегиональной депутатской группы наступили короткие парламентские каникулы, а уже в середине сентября я оказался в Америке, и эта короткая поездка всего на девять дней наделала много шума.

В США я оказался по просьбе нескольких общественных организаций, университетов, ряда политических деятелей, всего я имел около 15 приглашений. Предполагалось, что поездка будет продолжаться две недели, однако в ЦК партии решили отпустить меня только на одну. Для организаторов это известие стало катастрофой, и они попросили меня, не срывая программы, попытаться уместить большинство запланированных встреч, лекций и т.д. в одну неделю. Когда-то в школе, а потом в институте я проходил теоретический постулат об эксплуатации человека человеком при капитализме. Теперь же этот неоспоримый тезис я испытал на собственной шкуре. Я спал по два-три часа в -сутки, перелетал из одного штата в другой, за день проходило по пять-семь встреч и выступлений, и так всю неделю без остановки. Очнулся от этой спринтерской гонки я лишь в самолёте, который уносил меня в Москву, и теперь у меня есть мечта побывать в Америке ещё раз, но только увидеть её не как в убыстрённом кино, а спокойно, не спеша, рассмотрев детали, на которые в этот раз времени не хватило.

О моей поездке в Штаты много писали и в самих США, и у нас в стране, поэтому об основных её итогах вряд ли стоит распространяться. Было много интересных встреч — начиная от президента Буша и заканчивая простыми американцами на улицах городов. И я наверняка кажусь банальным, и все же больше всего меня поразили именно простые люди, американцы, излучающие удивительный оптимизм, веру в себя и свою страну. Хотя, конечно, были и другие потрясения, от супермаркета, например… Когда я увидел эти полки с сотнями, тысячами баночек, коробочек и т.д., мне стало откровенно больно за нас, за нашу страну. Довести такую богатейшую державу до такой нищеты… Страшно.

По условиям, оговорённым организаторами поездки, за чтение лекций в университетах мне выплачивались гонорары. В последний день выяснилось, что за вычетом всех расходов на пребывание нашей группы из четырех человек, сумма, которой я могу распоряжаться, составила сто тысяч долларов. Я решил приобрести в рамках акции АнтиСПИД одноразовые шприцы, и уже через неделю первая партия в сто тысяч одноразовых шприцев поступила в Москву, в одну из детских больниц. Всего было закуплено миллион шприцев, на всю сумму, до цента.

Рассказываю об этом лишь потому, что как раз в тот самый момент, когда я ставил свою подпись на документе, в котором давал распоряжение заработанные деньги истратить на приобретение шприцев, в киоски «Союзпечати» Москвы поступили первые утренние номера газеты «Правда» с перепечаткой статьи о моей поездке из итальянской газеты. В публикации сообщалось, что я все время, пока был в Америке, находился в беспробудном пьянстве. Приводилось точное количество выпитого за все дни. Итальянец явно недофантазировал, подсчитанное могло свалить только слабенького иностранца. А кроме того, оказывается, зря в Москве кто-то ждёт шприцы, я истратил все деньги на видеомагнитофоны и видеокассеты, на подарки самому себе, костюмы, белые рубашки, туфли и прочую мелочь, я не вылезал из универсамов, и только успевал твердить — это мне, это и это! В общем, в статье, очень оперативно перепечатанной «Правдой», я походил на привычного пьяного, невоспитанного русского медведя, впервые очутившегося в цивилизованном обществе.

Конечно, я знал, что моя поездка в официальных верхах вызовет бурную негативную реакцию. Я подозревал, что будут попытки скомпрометировать и меня, и моё путешествие в США. Но что мои недоброжелатели опустятся до столь откровенной глупости и беззастенчивой лжи, честно говоря, этого я не ожидал.

Реакция москвичей и многих-многих людей со всех уголков страны была однозначной. Я получил тысячи телеграмм с поддержкой в свой адрес. Провокация на этот раз не удалась.

Но на этом мои невидимые оппоненты не успокоились. Через какое-то время по Центральному телевидению с предварительным анонсом по программе «Время», что делается крайне редко, была показана полуторачасовая передача о моем пребывании в США. И основным номером программы, ради чего все это и затевалось, была моя встреча в институте Хопкинса со студентами и преподавателями. Я уже рассказывал, что в Америке у меня был сумасшедший график, плюс смена поясов, усталость, недосыпание — все это накопилось до такой степени, что однажды ночью, чтобы хорошо уснуть, я выпил пару таблеток снотворного и моментально провалился… А в шесть утра меня уже принялись будить — в семь одна официальная встреча, а в восемь выступление в институте Хопкинса. Я чувствую, что не смогу подняться, совершенно разбитый. Прошу отменить встречу. Мне говорят — это невозможно, будет скандал, хозяева этого не переживут. Я говорю, что я не переживу сегодняшний день. И вот, абсолютно без сил, собрав всю свою волю, я провёл первую встречу, затем вторую, ну, а дальше было легче, я разошёлся, да и действие таблеток прошло. Ну так вот, именно эту передачу из десятков возможных показало наше телевидение советским телезрителям, причём получив техническую запись неизвестно откуда. Впрочем, можно догадаться, откуда.

К тому же специальные мастера произвели с видеоплёнкой особый монтаж, где надо, замедляя на доли секунды изображение, а где надо — растягивая слова, буквы. Об этом мне сообщили видеоинженеры с Останкино. Они даже написали письмо, которое было передано в комиссию, разбиравшую предвзятое освещение в прессе моей поездки. Но, естественно, этот вопиющий факт с плёнкой разбирать и проверять никто не стал. К тому же главная цель была достигнута, растерянные люди их было не много, но они были говорили: а может, он действительно был пьяный?.. Объяснять, оправдываться я считал неуместным.

Но тем не менее это для меня ещё один урок. С этой Системой, ненавидящей меня, которая следит за каждым моим шагом, ловит каждое моё ловкое и неловкое движение, — с ней нельзя расслабляться ни на минуту. И если бы я знал, что и здесь, на другом континенте, почти сонного, меня сторожат, я бы… А что я бы? Не стал бы принимать таблетку? Да нет, я не выдержал бы без сна. Отказался бы от встречи? И это невозможно. Скорее всего, просто не надо было себя так загонять в этой поездке. Учту на будущее.

А скоро произошёл ещё один эпизод, который гораздо сильнее ударил по мне. И опять это была организованная, чистейшая провокация.

После встречи с избирателями я поехал в машине к своему старому свердловскому другу на дачу, в подмосковный посёлок Успенское. Недалеко от дома я отпустил водителя, так я делаю почти всегда, чтобы пройти несколько сот метров пешком. «Волга» уехала, я прошёл несколько метров, вдруг сзади появилась другая машина. И… я оказался в реке. Я здесь не вдаюсь в эмоции, то, что в эти минуты я пережил, совсем другая история.

Вода была страшно холодная. Судорогой сводило ноги, я еле доплыл до берега, хотя до него всего несколько метров. Выбравшись на берег, повалился на землю и пролежал на ней какое-то время, приходя в себя. Потом встал, от холода меня трясло, температура воздуха, по-моему, была около нуля. Я понял, что самому мне до дома не добраться, и побрёл к посту милиции.

Ребята — милиционеры, дежурившие на посту, сразу же меня узнали. Вопросов они не задавали, поскольку я сразу же сказал, что никому ничего сообщать не надо. Пока пил чай, который ребята мне дали, пока хоть чуть-чуть подсыхала одежда, про себя ругался— до чего дошли, но заявления не делал. Через некоторое время за мной приехали жена и дочь, к прощаясь, я ещё раз попросил милиционеров о происшедшем никому не сообщать.

Почему же я принял такое решение? Я легко предвидел реакцию людей, которые с большим трудом терпят моральные провокации против меня, но спокойно воспринять весть о попытке физической расправы они уже не смогут. В знак протеста мог остановиться Зеленоград — а там большинство оборонных, электронных и научных предприятий, остановился бы Свердловск — а там ещё больше военных заводов, остановилось бы пол-Москвы… И после этого, в связи с забастовками на стратегических предприятиях, в стране вводится чрезвычайное положение. Начинается «вечный и идеальный порядок». Так, благодаря тому, что Ельцин поддался на провокацию, перестройка в стране могла успешно завершиться.

Возможно, я не прав. Возможно, мой принцип всегда и везде говорить правду и ничего не скрывать от людей не подвёл бы меня и в этот раз. Именно это больше всего и поразило моих избирателей, я что-то скрываю, что-то недоговариваю…

Все-таки считал, что люди сами все поймут, сами во всем разберутся. Тем более, когда министр внутренних дел СССР Бакатин на сессии Верховного Совета СССР докладывал, что на меня не было совершено покушение, и в доказательство сообщал фальсифицированную информацию, это ещё больше вселяло в меня уверенность — народ во всем разберётся. Бакатин почему-то вводил людей в заблуждение даже там, где факты легко проверялись. Он говорил, например, если бы потерпевшего действительно сбросили с моста, он бы сильно разбился, так как высота его — 15 метров. Высота моста на самом деле 5 метров. И теперь, чтобы слова министра выглядели правдивыми, надо срочно строить новый мост, на десять метров выше прежнего. А этого делать никто не хочет. Даже с целью опорочить Ельцина.

В общем, у меня почему-то была уверенность, что люди ощутят, почувствуют эти многочисленные несуразицы и нестыковки в версии руководителей МВД, поймут, что же случилось со мной. И поймут самое главное почему я на сессии сказал: покушения не было.

И все-таки я должен честно признать, провокация против меня в тот момент удалась. Мои многочисленные сторонники в панике сообщали о падении моей популярности. Тут же на подготовленную почву была брошена сплетня, что я ехал к своей любовнице на дачу, которая почему-то облила меня из ведра!.. Бред, чушь, конечно, но, видимо, чем невероятнее вымысел, тем легче в него верится. Да к тому же, людям часто хочется услышать какую-нибудь пикантную историю, вот, мол, и перестройщик влюбился и голову потерял…

И тем не менее, как говорят умные социологи, на падение своего рейтинга я отреагировал достаточно спокойно. Я по-прежнему уверен, все встанет на свои места, не может эта нелепая бессмысленная история надолго подорвать доверие ко мне у людей, вдруг в чем-то засомневавшихся. Все равно в конце концов оцениваются реальные дела и конкретные результаты, а не мифические домыслы и слухи.

После своего невольного купания в ледяной воде я на две недели достаточно серьёзно заболел, простуда задела лёгкое. Поэтому за частью сессии следил по экрану телевизора. Зрелище, как выяснилось, очень грустное. Особенно зная, насколько острая ситуация сложилась в стране, как важны сейчас, немедленно, принципиальные решения, которые, ещё есть шанс, могут вывести нас из кризиса. Но решения не принимаются, кардинальные законы откладываются неизвестно на какой срок, и мы все явственнее сползаем к той точке, откуда нас уже не вытянут никакие самые смелые и прогрессивные законы.

Помню, как Юрий Афанасьев на Первом Съезде народных депутатов остро и образно оценил только что избранный Верховный Совет, назвав его сталинско -брежневским. При всем моем уважении к автору сравнения все-таки не соглашусь с его оценкой. Наш Верховный Совет не сталинско-брежневский — это скорее завышенная, а может, и заниженная оценка. Он — горбачевский. Полностью отражающий непоследовательность, боязливость, любовь к полумерам и полурешениям нашего Председателя. Все действия Верховный Совет принимает гораздо позже, чем надо. Он все время запаздывает за уходящими событиями, как и наш Председатель.

Именно поэтому Верховный Совет не решил практически ни одной из поставленных перед ним задач. Даже те законы, которые были подготовлены, отработаны, прошли комитеты, — например. Закон о печати, или другой, принятие которого требовали наши политические обязательства на Венских соглашениях, я имею в виду Закон о въезде и выезде, — даже они так и не были приняты.

Под занавес осенней сессии, как бы в назидание нам, в трех социалистических странах рухнул тоталитарный социализм, навязанный Сталиным этим государствам после войны. И почти в насмешку над нашими вымученными четырьмя с лишним годами перестройки за считанные дни и ГДР, и Чехословакия, и Болгария совершили такой скачок из прошлого вперёд к нормальному человеческому, цивилизованному обществу, что уже и неясно теперь, сможем ли мы их когда-нибудь догнать. Разрушенная Берлинская стена, новые правила въезда и выезда, законы о печати и общественных организациях, отмена статей в конституциях о руководящей роли коммунистической партии, отставка ЦК, созыв внеочередных съездов партий, осуждение ввода войск в Чехословакию — все это ещё четыре года назад должно было произойти у нас, и все эти годы мы топчемся на месте, с испугом делаем шаг вперёд и тут же отпрыгиваем на два прыжка назад.

Я очень рад, что у наших соседей в соцстранах произошли такие перемены. Рад за них. Но мне кажется, эти перемены заставят по-новому и нас оценить то, что мы так гордо именуем перестройкой. И скоро мы поймём, что остались на Земле практически единственной страной, пытающейся войти в новый, XXI век с отжившей идеологией века XIX. Совсем скоро мы останемся последними жителями победившего нас социализма, как сказал один умный человек.

…Самые последние события. По Москве бродят слухи, что на ближайшем пленуме намечается переворот. Хотят снять Горбачёва с поста Генерального секретаря ЦК КПСС и оставить ему руководство народными депутатами. Я не верю этим слухам, но уж если это действительно произойдёт, я буду драться на Пленуме за Горбачёва. Именно за него — своего вечного оппонента, любителя полушагов и полумер. Эта тактика его в конце концов и погубит, если, конечно, он не осознает этой своей главной ошибки сам. Но сейчас, по крайней мере до ближайшего съезда, на котором, может быть, появятся новые лидеры, он единственный человек, который может удержать партию от окончательного развала.

Правые, к сожалению, этого не понимают. Они считают, что простым механическим голосованием, поднятием руки вверх им удастся повернуть историю вспять.

Конечно, циркуляция этих слухов симптоматична. Огромная страна балансирует на лезвии бритвы. И никто не знает, что произойдёт с нею завтра.

Читателю этой книги чуть легче, чем мне. Он уже знает, что произошло завтра, где я, что со мной.

Он знает уже, что со страной. И что с нами всеми…

Примечания

1

Поясню читателям, о чем идёт речь в письме. Лигачев создал комиссию Секретариата ЦК по проверке состояния дел в Москве. Ни конкретного повода, ни причины для этого не было. (Прим.автора.)

2

Так и случилось. Когда книга была готова к печати, прошёл сентябрьский Пленум ЦК КПСС, где Щербицкого отправили на пенсию. (Прим. автора.)