Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Исповедь на заданную тему

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Ельцин Борис Николаевич / Исповедь на заданную тему - Чтение (стр. 12)
Автор: Ельцин Борис Николаевич
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


Наша партия, общество в целом доросли до того, чтобы им доверять решать самостоятельно такие вопросы, а перестройка от этого только выиграет.

Все сказанное, а не предложенная некоторыми двухпартийная система, по моему мнению, и будет определённой гарантией против культа личности, который наступает не через 10-15 лет, а зарождается сразу, если имеет почву. Думаю, нам уже сейчас надо остерегаться этого, так как пренебрежение ленинскими принципами за прошедшие годы и так много бед принесло народу. Должны быть жёсткие преграды, установленные Уставом или законом.

В ряде стран установлен порядок: уходит лидер — уходит руководство. У нас во всем привыкли обвинять умерших. Сдачи тем более не получишь. Сейчас получается: в застое виноват один только Брежнев. А где были те кто по 10-15-20 лет и тогда, и сейчас в Политбюро? Каждый раз голосовали за разные программы. Почему они молчали, когда решал один, с подачи аппарата ЦК, судьбы партии, страны, социализма? Доголосовались до пятой звезды у одного и кризиса общества в целом. Почему выдвинули больного Черненко? Почему Комитет партийного контроля, наказывая за относительно небольшие отклонения от норм партийной жизни, побоялся, и сейчас боится, привлечь крупных руководителей республик, областей за взятки, за миллионный ущерб государству и прочее? Причём наверняка зная о некоторых из них. Надо сказать, этот либерализм со стороны, товарища Соломенцева к взяточникам-миллионерам вызывает какое-то беспокойство.

Считаю, что некоторые члены Политбюро, виновные, как члены коллективного органа, облечённые доверием ЦК и партии, должны ответить: почему страна и партия доведены до такого состояния? И после этого сделать выводы — вывести их из состава Политбюро. (Аплодисменты.). Это более гуманный шаг, чем, критикуя, посмертно перезахоронять!

Впредь предлагается такой порядок: меняется Генеральный секретарь — обновляется Политбюро, кроме недавно вошедших; в основном обновляется и аппарат ЦК. Тогда люди не будут в постоянном административном капкане. Тогда не будут критиковать только после смерти, зная, что отвечать перед партией придётся каждому, в том числе и всему выборному органу.

И ещё. Сейчас, при чётком заявлении Генерального секретаря, что у нас нет зон, руководителей, в том числе и его, вне критики, на деле оказывается не так. Зона, черта есть, выше которой при первой же попытке критики следует мгновенное предостережение! «не тронь!» Вот и получается, что даже члены ЦК боятся высказать своё личное мнение, если оно отличается от доклада, высказаться в адрес руководства.

Это создаёт самый большой ущерб, деформирует партийную совесть и личность, приучает при каждом предложении есть мнение сразу поднимать руки: все «за». Настоящая конференция -, это, пожалуй, первое исключение из этого, уже вошедшего в правило. Пока получается, что политика, проводимая руководящими органами, по существу сохраняет свою неприкасаемость, остаётся вне критики, вне контроля народных масс и сегодня.

Следует согласиться с предложением в докладе о создании из членов ЦК комиссий по направлениям, без рассмотрения и согласия которых не принималось бы ни одно принципиальное постановление ЦК партии. А сейчас, по существу, постановления не ЦК, а его аппарата, и многие из них сразу становятся мертворождёнными. Крупные проекты обсуждать во всей партии и стране, причём практиковать референдумы. Как правило, исключить совместные постановления ЦК и Совета Министров СССР.

Да, мы гордимся социализмом, и гордимся тем, что сделано, но нельзя кичиться этим. Ведь за семьдесят лет мы не решили главных вопросов — накормить и одеть народ, обеспечить сферу услуг, решить социальные вопросы. На это и направлена перестройка общества, но идёт она с большим торможением, а значит, каждый из нас недостаточно трудится, недостаточно борется за неё. Но также одной из главных причин трудностей перестройки является её декларативный характер. Объявили о ней без достаточного анализа причин возникшего застоя, анализа современной обстановки в обществе, без глубокого анализа в разрезе истории допущенных партией ошибок и упущений. И как результат перестройки — за три года не разрешили каких-то ощутимых реальных проблем для людей, а тем более не добились революционных преобразований.

Осуществляя перестройку, надо ставить рубежи не только до 2000 года (сейчас многим неинтересно, что он получит и придётся ли получать тогда), а на каждые 2-3 года ставить и решать окончательно одну— две задачи на благо людей. Не разбрасывать за счёт других направлений, сосредоточить именно туда все — ресурсы, науку, энергию людей. Тогда с резко возросшей верой, что перестройка общества идёт, что она даёт результаты, что она необратима, люди значительно быстрее решат и другие проблемы. А пока вера людей может качнуться в любой момент. Пока все находились под гипнозом слов — это спасало. В дальнейшем — это риск потерять управление и политическую стабильность.

И об открытости в партии. В партии должно быть нормальным явлением многообразие мнений (это ведь не унификация). И наличие отличного мнения меньшинства не разрушит, а укрепит единство партии. Партия для народа, и народ должен знать все, что она делает. Этого, к сожалению, нет. Должны быть и подробные отчёты Политбюро и Секретариата, кроме вопросов, содержащих государственную тайну. Это знание и жизни, и биографии руководителей, и чем они занимаются, и сколько получают, и какие результаты у каждого руководителя верхнего эшелона на его участке. Это и регулярные выступления по телевидению, и результаты приёма в партию, обобщение писем трудящихся в ЦК и так далее. В общем, это должна быть вся партийная социология о моральном здоровье руководителей партии и государства. Она должна быть для все» открытой, а не тайной.

Есть и такие «запретные», «тайные» темы, как, например, вопросы финансов партийного бюджета. В Уставе сказано: как расходовать финансы, определяет ЦК КПСС, то есть не аппарат, а ЦК. Но такие вопросы на Пленумах не обсуждались. Впредь предлагаю это делать обязательно. Так как, куда расходуются партийные деньги (а это сотни миллионов рублей), неизвестно ни членам ЦК, ни, конечно, другим коммунистам. Ревизионная комиссия на съезде об этом не докладывает.

Я, например, знаю, сколько перечисляется миллионов рублей ЦК от Московской городской и Свердловской областной партийных организаций. Но куда они расходуются — не знаю. Только вижу, что, кроме рациональных расходов, строятся роскошные особняки, дачи, санатории такого размаха, что стыдно становится, когда туда приезжают представители других партий. А надо бы за счёт этого материально поддержать первичные организации, в том числе и по зарплате их руководителей. А потом мы удивляемся, что некоторые крупные партийные руководители погрязли в коррупции, взятках, приписках, потеряли порядочность, нравственную чистоту, скромность, партийное товарищество.

Разложение верхних слоёв в брежневский период охватило многие регионы, и недооценивать, упрощать этого нельзя. Загнивание, видимо, глубже, чем некоторые предполагают, и мафия, знаю по Москве, существует определённо.

Вопросы социальной справедливости. Конечно, по-крупному, на социалистических принципах они у нас решены. Но остались некоторые вопросы, которые не решаются, вызывают возмущение людей, снижают авторитет партии, пагубно действуют и на темпы перестройки.

Моё мнение. Должно быть так: если чего-то не хватает у нас, в социалистическом обществе, то нехватку должен ощущать в равной степени каждый без исключения (Аплодисменты). А разный вклад труда в общество регулировать разной зарплатой; надо, наконец, ликвидировать продовольственные «пайки» для, так сказать, голодающей «номенклатуры», исключить элитарность в обществе, исключить и по существу, и по форме слово «спец» из нашего лексикона, так как у нас нет спецкоммунистов.

Думаю, что это очень поможет работать с людьми партийным работникам, поможет перестройке.

Структура и сокращение партийного аппарата. Не будет осуществлён ленинский призыв «Вся власть — Советам!» при столь могучем партийном аппарате. Предлагаю сократить аппарат в обкомах в 2-3 раза, в ЦК в 6-10 раз, с ликвидацией отраслевых отделов.

Хотел бы сказать о молодёжи. В Тезисах о ней почти ничего нет. В докладе сказано много, и я бы поддержал предложение о принятии отдельной резолюции по молодёжи. Не нам, а ей отводится главная роль по обновлению нашего социалистического общества. Надо смело приучать её руководить процессами на всех уровнях, надо смело отдавать целые пласты руководства всех абсолютно рангов молодёжи.

Товарищи делегаты! Щепетильный вопрос. Я хотел обратиться по вопросу политической реабилитации меня лично после октябрьского Пленума ЦК. (Шум в зале). Если вы считаете, что время уже не позволяет, тогда все.

Горбачёв М.С.: Борис Николаевич, говори, просят. (Аплодисменты) Я думаю, товарищи, давайте мы с дела Ельцина снимем тайну. Пусть все, что считает Борис Николаевич нужным сказать, скажет. А если у нас с вами появится необходимость, то мы можем тоже потом сказать. Пожалуйста, Борис Николаевич!

Ельцин Б.Н. Товарищи делегаты! Реабилитация через 50 лет сейчас стала привычной, и это хорошо действует на оздоровление общества. Но я лично прошу политической реабилитации при жизни. Считаю этот вопрос принципиальным, уместным в свете провозглашённого в докладе и в выступлениях социалистического плюрализма мнений, свободы критики, терпимости к оппоненту.

Вы знаете, что моё выступление на октябрьском Пленуме ЦК КПСС решением Пленума было призна но «политически ошибочным». Но вопросы, поднятые там, на Пленуме, неоднократно поднимались прессой, ставились коммунистами. В эти дни все эти вопросы практически звучали вот с этой трибуны и в докладе, и в выступлениях. Я считаю, что единственной ошибкой в выступлениях было то, что я выступил не вовремя — перед 70-летлем Октября.

Видимо, всем нам надо овладевать правилами политической дискуссии, терпеть мнение оппонентов, как это делал В.И.Ленин, не навешивать сразу ярлыки и не считать еретиками.

Товарищи делегаты! И в выступлениях на конференции, и в моем выступлении полностью нашли отражение вопросы, высказанные мной на октябрьском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС. Я остро переживаю случившееся и прошу конференцию отменить решение Пленума по этому вопросу. Если сочтёте возможным отменить, тем самым реабилитируете меня в глазах коммунистов. И это не только личное, это будет в духе перестройки, это будет демократично и, как мне кажется, поможет ей, добавив уверенности людям.

Да, обновление общества даётся тяжело. Но сдвиги, пусть небольшие, есть, и сама жизнь заставит нас идти только по этому пути. (Аплодисменты)».

Я выступил. В какой-то степени сказалось сильнейшее напряжение, но тем не менее, мне кажется, я справился с собой, со своим волнением, и все, что хотел и должен был сказать, сказал. Реакция была хорошей, по крайней мере, аплодировали до тех пор. пока я не вышел из зала и отправился наверх, на балкон, к карельской делегации. В это время объявили перерыв, моя делегация проявила ко мне тёплое внимание, кто-то улыбкой, кто-то пожатием руки пытался меня поддержать. Я был возбуждён, находился в напряжении, вышел на улицу, меня обступили и делегаты, и журналисты, задавали массу вопросов.

Ничего не подозревая, после перерыва я сел со своей делегацией. Сейчас по регламент;.' начнётся принятие резолюций, других решений конференции. Но, оказывается, перерыв был использован для того, чтобы подготовить контрудар по мне и по моему выступлению.

Запоминающейся была речь Лигачева. Она разойдётся потом по анекдотам, репризам, спектаклям, сатирическим рисункам и т.д. В опубликованной стенограмме его речь даже вынуждены были поправить, уж слишком бездарно выглядел главный идеолог страны. Каких только ярлыков он на меня не повесил, чего он только про меня не насочинил, несмотря на все его бурные старания, все это было мелко, пошло, бескультурно.

Мне кажется, именно после этого выступления успешно подошла к концу его политическая карьера. Он сам себе нанёс такой сокрушительный удар, что оправиться от него уже не сможет никогда. Ему надо было бы после партконференции подать в отставку, но ему не хочется. Не хочется, но все равно придётся. Деваться ему, с тех пор вызывающему у многих нервный смех, некуда.

Следующее выступление. Лукин. Молодой первый секретарь Пролетарского райкома партии Москвы. Он старательно выливал на меня грязь, выполняя почётное задание начальства. Я потом о нем часто думал, как же он будет дальше жить со своей совестью?.. А в конце концов решил, что жить он со своей совестью будет замечательно, она у него закалённая. Эти молодые карьеристы, поднимаясь наверх, столько разного успевают налгать, наделать, что лучше про совесть тут вообще не упоминать.

Чикирев. Директор завода имени Орджоникидзе. Это он сочинил историю про первого секретаря, который из-за меня будто бы бросился с верхнего этажа, кроме этого он ещё много что наговорил. Я это слушал и не мог понять — страшный сон это или явь. Я был у него на заводе, однажды даже целый день провёл там вместе с министром Паничевым. Как всегда, побывал и в столовой, и в бытовках и в конце встречи высказал замечания, он вроде бы согласился. И вдруг тут понёс такое, что пересказать просто невозможно, лгал, передёргивал факты. Состояние, конечно, у меня было тяжелейшее.

Совершенно неожиданно для всех, испортив запланированный сценарий, на трибуну вышел свердловчанин В.А.Волков и сказал добрые слова в мой адрес. До этого я Волкова никогда не знал. Его импульсивное, искреннее выступление — это естественная человеческая реакция на воинствующую несправедливость. Но испуганный первый секретарь Свердловского обкома партии Бобыкин через несколько минут отправил записку в президиум. Я её процитирую: «Делегация Свердловской областной партийной организации полностью поддерживает решения октябрьского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС по товарищу Ельцину. Товарища Волкова никто не уполномачивал выступать от имени делегатов. Его выступление получило полное осуждение. От имени делегации первый секретарь обкома партии Бобыкин.» Но с делегацией-то он не советовался.

В заключение Горбачёв тоже немало сказал в мой адрес. Но все-таки., не так базарно и разнузданно.

Все, кто был рядом, боялись даже повернуться ко мне. Я сидел неподвижно, глядя на трибуну сверху, с балкона. Казалось, вот-вот я потеряю сознание от всего этого… Видя моё состояние, ко мне подбежали ребята, дежурившие на этаже, отвели к врачу, там сделали укол, чтобы я все-таки смог выдержать, досидеть до конца партконференции. Я вернулся, но это было и физическое, и моральное мучение, все внутри горит, плывёт перед глазами…

Трудно я переживал все это. Очень трудно. Не спал две ночи подряд, переживал, думал — в чем дело, кто прав, кто не прав?.. Мне казалось, все кончено. Оправдываться мне негде, да я бы и не стал. Заседание XIX конференции Центральное телевидение транслировало на всю страну. Отмыться от грязи, которой меня облили, мне не удастся. Я чувствовал, они довольны, они избили меня, они победили. В тот момент у меня наступило какое-то состояние апатии. Не хотелось ни борьбы, ни объяснений, ничего, только бы все забыть, лишь бы меня оставили в покое.

А потом вдруг в Госстрой, туда, где я работал, пошли телеграммы, письма. И не десять, не сто, а мешками, тысячами. Со всей страны, из самых далёких уголков. Это была какая-то фантастическая всенародная поддержка. Мне предлагали мёд, травы, малиновое варенье, массаж и т.д. и т.п., чтобы я подлечил себя и больше никогда не болел. Мне советовали не обращать внимания на глупости, которые на меня наговорили, поскольку все равно в них никто не верит. От меня требовали не раскисать, а продолжать борьбу за перестройку.

Сколько трогательных, добрых, тёплых писем я получил от совершенно незнакомых мне людей, но мне все не верилось, и я спрашивал себя, откуда это, почему, за что?..

Хотя, конечно, понимал, откуда эти искренние чувства. Наш натерпевшийся народ не мог спокойно и без сострадания смотреть, как над человеком издевались. Людей возмутила явная, откровенная несправедливость. Они присылали эти светлые письма и тем самым протянули мне свои руки, и я смог опереться на них и встать.

Я смог идти дальше.

ХРОНИКА ВЫБОРОВ 27 марта 1989 года

Вот и все. Закончился многомесячный марафон. Не знаю, что я больше испытываю — усталость или облегчение?..

Мне сообщили уточнённые итоги выборов. За меня проголосовало 89,6 процента избирателей. Конечно, это не совсем нормальные цифры, при цивилизованных, так сказать, человеческих выборах число должно быть меньше. Но у нас людей довели до такого состояния, а меня с таким усердием пытались опорочить, оболгать, не пустить, что я вполне мог и больше голосов набрать при таком раскладе.

Сейчас появилась новая расхожая формула: голосовали не за Ельцина, голосовали против аппарата. Предполагается, что эта фраза должна меня обидеть. А по-моему, это замечательно. Значит, все-таки не зря я начал эту непосильную борьбу против партийной бюрократии. Если протест против аппарата ассоциируется с именем Ельцина, значит, был смысл и в моем выступлении на октябрьском Пленуме ЦК и на XIX партконференции.

Очень хочется остановиться, оглянуться, сделать паузу. Уж слишком гонка была утомительной и выматывающей. Но ничего не получится. На меня обрушились новые заботы и проблемы.

Написал заявление Председателю Совета Министров СССР Н.И.Рыжкову с просьбой освободить меня от занимаемой должности министра. По Закону о выборах народный депутат не может одновременно являться и министром. Так что с сегодняшнего дня я стал официально безработным.

А в доме каждый день гремит телефон — десятки, сотни звонков: все поздравляют, желают, обнимают… Договорились с Наиной уехать из Москвы на пару недель, спрятаться от всех.

Все-таки я сильно устал. И хочется отдохнуть…

Иногда мне кажется, что я прожил три разных жизни. Первая хоть и была напряжённой, сложной, но все же она похожа на жизнь остальных людей: учёба, работа, семья, путь хозяйственного, партийного руководителя. Она закончилась в день проведения октябрьского Пленума ЦК, и началась вторая жизнь — существование политического изгнанника, когда кругом был вакуум, пустота. Я оказался отрезан от людей и вёл борьбу за своё выживание и как человека, и как политического деятеля. В день победы во время выборов в народные депутаты началась третья моя жизнь, третье моё рождение. Меньше года прошло с того момента. И если о первых двух этапах мало что было известно, то после выборов все происходящее со мной — работа на Съезде народных депутатов и сессии Верховного Совета СССР, создание межрегиональной депутатской группы поездка в США, попытки скомпрометировать меня и т.д. — все эти действия разворачиваются на глазах у всех, здесь нет никаких тайн и неизвестных страниц.

И все же, поскольку эти месяцы спрессовали в себя так много разных событий, не рассказать о них нельзя.

Начну по порядку.

После столь убедительной победы на выборах пошли активные слухи, что на Съезде народных депутатов я собираюсь бороться с Горбачёвым за должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Не знаю, где рождались эти слухи — среди моих сторонников, вошедших в раж в связи с победой, или, наоборот, в стане моих противников, перепугавшихся столь бурной реакции москвичей, но слухи эти продолжали упорно циркулировать.

Как к этому относился я? Да почти никак. Я совершенно реально представлял себе сложившуюся политическую ситуацию в стране, достаточно точно оценивал соотношение будущего меньшинства и большинства на Съезде народных депутатов, так что иллюзии и амбиции на этот счёт у меня полностью отсутствовали. Хотя, конечно, я понимал, что Горбачёва моя фигура на съезде будет беспокоить очень серьёзно. И он захочет узнать, чего же все-таки я хочу. Примерно за неделю до открытия съезда он мне позвонил и предложил встретиться, переговорить. Встреча продолжалась около часа, впервые после долгого перерыва мы сидели напротив друг друга, разговор был напряжённый, нервный, многое из того, что накопилось у меня за последнее время, я высказал ему. Меньше всего меня беспокоили собственные проблемы. Страна разваливается вот что ужасно. А аппаратно-бюрократические игры как шли, так и идут, и главное в них всю власть сохранить в руках аппарата, ни капли её не уступить Съезду народных депутатов. Я все пытался достучаться с кем вы, Михаил Сергеевич, с народом или с системой, доведшей страну до края пропасти?…

Он отвечал жёстко, резко, и чем больше мы говорили, тем мощнее вставала между нами стена непонимания. И когда стало совсем ясно, что человеческий контакт сегодня не произойдёт, доверительные отношения не возникнут, сбавив тон и напор, Горбачёв спросил меня о дальнейших планах, чем я предполагаю заниматься, где вижу себя в дальнейшей работе. Я ответил сразу — все решит съезд. Горбачёву этот ответ не понравился, он хотел все же получить от меня какие-то гарантии и потому продолжал спрашивать: как я смотрю на хозяйственную работу, может быть, меня заинтересует работа в Совмине? А я продолжал твердить своё — все решит съезд. Наверное, я был прав, до съезда о чем-то серьёзном говорить было бессмысленно, но Горбачёва мой ответ раздражал, ему хотелось узнать о моих намерениях. Он, видимо, считал, я что-то скрываю. Но я совершенно искренне не строил никаких преждевременных планов, только после работы съезда можно было о чем-то думать на этот счёт. Так мы и расстались.

Уже на следующий день по Москве опять поползли новые слухи. Где тот поэт, а также певец, который споёт оду нашим отечественным слухам? При дефиците правдивой (и даже лживой) информации народ живёт слухами. Это самое главное телеграфное агентство Советского Союза, главнее самого ТАССа. Хочется верить, что кто-нибудь изучит природу наших слухов, механизмы их возникновения и распространения, увлекательная книжка, должно быть, получится.

Итак, в этот раз слухи сообщали, что действительно Горбачёв встретился с Ельциным и предложил ему должность первого зама премьер-министра, Ельцин на зама не согласился, поскольку хотел быть Председателем Верховного Совета. Тогда Горбачёв был вынужден отдать ему пост первого заместителя Председателя, тот опять не согласился, но тогда Горбачёв предложил в жертву должность первого секретаря МГК… Ельцин на это дал согласие.

Примерно такой образ или близкий к этому, а также всякие другие варианты сообщили мне с разных сторон, приходилось качать головой и удивляться человеческой фантазии.

Вскоре начался съезд. О нем я скажу совсем несколько слов, поскольку всякий интересующийся имел возможность в мельчайших подробностях следить за его ходом. Горбачёв принял принципиально важное решение о прямой трансляции по телевидению работы съезда. Те десять дней, которые почти вся страна не отрываясь следила за отчаянными съездовскими дискуссиями, дали людям в политическом отношении гораздо больше, чем семьдесят лет, умноженные на миллионы марксистско-ленинских политчасов, выброшенных на оболванивание народа. В день открытия съезда это были одни люди, в день закрытия они стали уже другими. И как бы все мы негативно ни относились к итогам Съезда народных депутатов, как бы ни переживали и ни расстраивались из-за упущенных возможностей, не сделанных в нужном направлении политических и экономических шагов, все же главное случилось. Народ, почти весь народ, проснулся от спячки.

Как всегда, не обошлось без приключений у меня. Когда шли дискуссии, каким образом из числа народных депутатов выбирать членов Верховного Совета СССР, я категорически настаивал на том, чтобы выборы были альтернативными. Честно признаюсь, сердцем надеялся, что все-таки выберут меня в Верховный Совет, а трезвым умом понимал — от этого состава Съезда народных депутатов ничего хорошего ожидать не приходится. Тихое и послушное большинство, пришедшее к нам из недавнего прошлого, смолотит любое предложение, неугодное начальству. Так и случилось. Первые же голосования показали, как успешно Михаил Сергеевич дирижирует съездом, и выборы в Верховный Совет только лишь подтвердили, что железобетонное большинство преградит путь любому, кто слишком много высовывается. Не избрали Сахарова, Черниченко, Попова, Шмелёва — прекрасных, уважаемых, компетентных депутатов. Не прошедших отбор съезда трудно перечислить, их много. Не прошёл и я. За меня проголосовало больше половины депутатов, но по количеству голосов я уступил своим коллегам. Я не расстроился. Говорю это теперь не для того, чтобы продемонстрировать свою выдержку. Нет, просто иного ожидать было нельзя. Если бы этот состав съезда сразу же выбрал меня в Верховный Совет — вот тогда я бы очень сильно удивился. Произошёл естественный ход вещей, и я с интересом ждал, как Горбачёв будет выкручиваться из ситуации, в которую сам себя загнал.

Конечно, это был скандал. Все понимали, что ситуация из-за меня может сложиться в конце— концов просто взрывоопасной. Москвичи восприняли итоги выборов как хамское игнорирование мнения миллионов людей. Вечером начали стихийно проходить митинги, то тут, то там звучали требования о политической забастовке… Горбачёв сам не ожидал такого поворота вещей, но ничего уже сделать было нельзя, итоги выборов уже утверждены.

Но, как всегда бывает в нашей действительности, в конце концов появляется одиночка, который умудряется найти выход из самого тупикового положения. На этот раз такой палочкой-выручалочкой стал А. Казанник, депутат из Омска. Его выбрали в состав Верховного Совета, но он снял свою кандидатуру в мою пользу. Съезд должен был утвердить эту рокировку, и когда в зале поднялись руки, и Горбачёв увидел, что предложение проходит, на его лице было нескрываемое облегчение.

Так я стал депутатом Верховного Совета СССР, и вопрос о моей будущей работе сам собой отпал. Через несколько дней меня выбрали председателем комитета Верховного Совета СССР по строительству и архитектуре, в связи с этим я вошёл в состав Президиума Верховного Совета СССР.

Про съезд можно рассказывать долго. Драматичных, захватывающих, острейших ситуаций на нем произошло множество. Но ещё раз повторюсь, свидетелем этих событий была вся страна, да и весь мир, которому далеко небезразлично, что творится в одной шестой части света… Поэтому не буду больше подробно останавливаться на этих эпизодах, жизнь после этого ушла вперёд.

Почти два месяца работы сессии Верховного Совета СССР, организация Комитета по строительству и архитектуре, полная неразбериха в осуществлении депутатских функций — отсутствие кабинетов для работы, помещений для приёма избирателей, невнятные рекомендации относительно секретаря-помощника депутата, диктатура аппарата Верховного Совета над самими депутатами — в общем, наш традиционный кавардак. Мы учимся, поступили лишь в первый класс большой парламентской школы, а когда дойдём до университета, страшно представить, сколько времени пройдёт.

Ключевые эпизоды лета — забастовки шахтёров, всколыхнувшие всю страну. Время послушного, испуганного, марионеточного рабочего класса прошло, и я хочу верить, оно кончилось навсегда. На арену вышел совсем другой рабочий, уважающий себя, своё достоинство и свой труд. Конечно, очень много по-прежнему запуганных, усталых, с трепетом глядящих на начальство людей, вообще, страх уже вошёл в наши гены, но других — с распрямившимися плечами, с поднятой головой рабочих с каждым днём все больше и больше. Эти рабочие возглавили стачечные комитеты, за этими рабочими пошли тысячи, десятки тысяч горняков.

Реакция Москвы была в этот раз точной и быстрой. Пару дней, пожалуй, газеты писали о требованиях забастовщиков в раздражённом и привычно понукающем тоне, а потом разом со всех трибун, со всех газетных полос — полная поддержка позиций шахтёров. Естественно, если бы забастовал один регион — реакция оказалась бы противоположной. Но то, что удалось объединиться шахтёрам всей страны, определило успех забастовки.

К сожалению, этой ситуацией не смог в полной мере воспользоваться Рыжков со своей новой командой. В этот момент у него был реальный шанс сломать хребет командно-административной системе. И Верховный Совет, и общественное мнение оказались подготовлены к радикальным экономическим реформам. Но опять были предложены полумеры, опять это оказались попытки решить проблемы только одной отрасли…

Ещё одно важнейшее событие, в котором я принимал активное участие — это создание межрегиональной депутатской группы.

29-30 июля 1989 года, я думаю, войдут в историю становления нашего общества. В Москве, в Доме кино состоялось первое собрание межрегиональной депутатской группы народных депутатов. Рухнула эпоха единомыслия и единодушия. Несмотря на беспрецедентное давление на депутатов, на то, что в многочисленных кремлёвских залах не оказалось места для этого собрания, несмотря на попытку обозвать нас раскольниками, фракционерами, диктаторами и прочее, всех ругательных слов не перечислить, мы собрались.

Зачем нам это было надо? То, что происходит в стране, граничит с катастрофой. Полумерами, полушагами ситуацию не спасти. Только решительные, радикальные шаги могут вытянуть нас из пропасти. То, что провозглашали в своих предвыборных программах прогрессивные депутаты, все лучшие идеи выхода из тупика мы попытались объединить в тезисах и платформе МДГ. Были проведены выборы сопредседателей группы, ими стали пять человек — Афанасьев, Ельцин, Пальм, Попов, Сахаров.

В этой книге я не хотел много теоретизировать. Но, может быть, настало время хотя бы в нескольких словах обозначить ту программу, на которой я стою и которую разделяют многие депутаты, входящие в межрегиональную депутатскую группу.

Кстати, как это ни странно, но принципиальных положений, по которым расходятся так называемые правые и левые, — немного. Наверное, самое главное это вопрос о собственности. Признать частное или индивидуальное, кому как нравится, владение на собственность — и рухнет основной бастион, на котором держится государственный монополизм на собственность, и все, что с ним связано — государственная власть, отчуждение человека от собственного труда и т.д. Второе, наверное, не менее важное — вопрос о земле. Лозунг «Земля крестьянам!» сейчас ещё более актуален, чем семьдесят лет назад. Только если на земле появится хозяин, страна будет накормлена.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13