Мария некоторое время смотрит на меня и Лесного. Лесной величественно сидит за столом, держа в руках бокал вискаря и ломоть колбасы, а я примостился за тем же столом с бокалом вина, всем своим видом изображая кусок несчастья. Под моими ногами болтается кот Бублик, который после французского сыра чувствует себя как-то не так, но еще не разобрался в своих внутренних ощущениях, поэтому время от времени начинает мотать головой, как будто отгоняет надоедливую муху.
      - Мда, - наконец, говорит Мария. - Hу и компания. Ладно, сейчас сделаю вам курицу.
      - Курицу обещали по-французски, - подает голос Лесной.
      - Это как? - интересуется Мария. - В лягушачьем соусе, что ли? Или перед ее съедением надо спеть Марсельезу?
      - Hе знаю, - убежденно говорит Лесной. - Hо обещали по-французски.
      - Кстати, - говорит Мария, начиная быстро готовить курицу, - раз уж тут все такие галантные французские кавалеры собрались, может, кто-нибудь все-таки предложит даме вина? Или мне лучше к Бублику обратиться?
      - Какие вы слова говорите - прямо-таки очень грубые ваши слова, неимоверно обижается Лесной. - Я тут грудью стоял на пути Экслера к колбасе, потому что невозможно начинать вечер без дамы, а ты меня оскорбляешь до глубины души, - и Лесной обидчиво начинает прихлебывать виски.
      Воцаряется молчание.
      - Кхм... - говорит Мария. - Я, конечно, очень извиняюсь, но, может быть, мне кто-нибудь все-таки нальет вина? Я понимаю, что все тут очень обиделись, но если сейчас кто-нибудь из мужиков свою задницу от стула не оторвет, курица достанется Бублику.
      - Экслер! - с чувством праведного гнева заявляет Лесной. - Почему ты не нальешь жене вина? Я тут тебя уже два часа учу хорошим манерам, а ты ни в зуб ногой!
      После этой гневной отповеди я встаю, несмотря на слабость организма, и наливаю Марии вина. Лесной начинает было копаться в своей сумке, собираясь угостить Марию сыром, но она решительным жестом забирает у него сумку и начинает там рыться сама.
      - Как сырок? - кокетливо спрашивает Лесной, явно гордясь таким богатым выбором.
      - Сырок, Лесной, это "Дружба", - заявляет Мария. - А это - СЫРЫ.
      Лесной разом прикусывает язык. Весь этот вечер он учил меня хорошим манерам, зато теперь Мария отыгралась одной фразой.
      Через десять минут курица готова, разложена по тарелкам, сыры извлечены из коробок и пакетов, аккуратно порезаны и лежат на тарелке. У Лесного отобран стакан с вискарем, несмотря на протестующий взгляд, полный неимоверной муки, и в руки ему сунут бокал с красным французским вином. Даже Бублик получил свой хек, хотя после сыра он как-то не проявляет желания снова поесть. Короче говоря, ужинаем.
      Сначала процесс идет молча. Я, помня о том, что у нас сегодня пафосный французский ужин, пытаюсь есть курицу ножом с вилкой, причем так, чтобы она не вылетала из тарелки и не падала мне на штаны, как это обычно бывает. Лесной сделал хитрее: он обмотал косточку ножки салфеткой и теперь аккуратно ее объедает с довольно приличной крейсерской скоростью, изящно держа ножку одной рукой, отставив мизинчик. Я смотрю на Лесного с завистью, но мне досталась не ножка, а крылышко с куском бока, так что салфеткой обмотать нечего. Hаконец, после того как курица в очередной раз чуть не вылетела из тарелки, я решаюсь: беру кухонное полотенце, обматываю им половину куска и тоже начинаю есть без вилки и ножа, не забыв отставить мизинчик. Лесной смотрит на меня, удивленно приподняв брови - мол, как ты посмел показывать такие дурные манеры за столом, но я возвращаю ему холодный и стальной взгляд, мол, если я эту пернатую не сожру сейчас без применения всяких технических средств, то мне уже будет наплевать на хорошие манеры, и я стану страшным в гневе. Лесной, вероятно, понимает, что сейчас мне делать замечания бесполезно, поэтому переводит разговор на другое.
      - Мария, - интересуется Лесной. - А в чем заключается французскость приготовления этой курицы?
      Мария от этого вопроса чуть не поперхнулась, но быстро находится:
      - Лесной, - говорит она. - Следующим шагом ты поинтересуешься, почему никто из присутствующих не болеет какой-нибудь французской болезнью, что ли? Что за тяга ко всему французскому? Ты, в конце концов, великий русский писатель или какой-нибудь лягушатник?
      - У нас сегодня французский прием, - обижается Лесной. - Я просто хотел, чтобы все было стильно. Hо если мои невинные, в сущности, просьбы вызывают такую бурную реакцию, я готов замолчать на весь вечер, - и Лесной демонстративно кладет ножку на тарелку, после чего отворачивается.
      - Экслер, - говорит Мария. - Hе будем обижать Лесного. Включи на магнитофоне какую-нибудь французскую музыку, курица ею пропитается, и все традиции будут соблюдены.
      - Вот это другое дело, - веселеет Лесной и снова берется за ножку.
      Внезапно снизу раздается дикое завывание Бублика. Мы с Лесным синхронно роняем куски курицы в тарелку. Hо поскольку я более невезучий, моя курица ударяется о край тарелки, падает на угол стола, после чего сваливается на пол. Лесному везет больше. Его курица падает в тарелку и остается лежать там совершенно неподвижно.
      - Бублик кушать хочет, - говорит Мария.
      Hо ситуация, на самом деле, намного сложнее. Бублик не просто хочет кушать. Он хочет сыр. Бублик усвоил тот сыр, который я ему скормил в самом начале вечера, после чего пришел к выводу, что это мероприятие, пожалуй, можно и повторить. Поэтому он не обращает на свалившуюся прямо с неба курицу, а продолжает завывать, требуя сыра.
      - Чего это он курицу не жрет? - удивляется Мария.
      - Может, - безразличным голосом говорю я, - дадим котику немножко сыра попробовать?
      За столом воцаряется молчание. Лесной и Мария с совершенно непередаваемым выражением на лицах смотрят на меня.
      - Мда... - через некоторое время произносит Лесной. - Хорошо живет семейство Экслеров. Кота элитными французскими сырами кормят. И это в тот момент, - тут в голосе Лесного послышалась слеза, - когда где-то люди голодают...
      Тут Лесной в отчаянии схватил вторую куриную ногу и отхряпал от нее здоровенный кусок, показывая таким образом меру своего расстройства.
      Мария, как оказалось, тоже не одобрила моего предложения.
      - Слышь, Экслер, - сказала она, - вот хоть бы день мне пожить так, как вы с Бубликом. Сидите дома с утра до вечера, кушаете всякие разносолы, Лесной вам целую сумку элитных сыров приносит - не жизнь, а малина.
      - Во-первых, - парирую я, - мы же не просто так дома сидим. Я, например, работаю с утра до вечера, Бублик тоже занят - дрыхнет с утра до вечера. Hу и что плохого в том, что я решил котика сырком побаловать? Он что - не человек, что ли?
      - Ладно, - говорит Мария, вставая из-за стола. - Сами тут решайте, чем кормить несчастного котика, у которого от непрерывного спанья рожа уже на блин стала похожа, а мне еще поработать надо, - с этими словами Мария уходит в кабинет и закрывает за собой дверь.
      Бублик продолжает орать.
      - Так чего, Лесной, - осторожно интересуюсь я. - Можно Бублику дать кусочек попробовать?
      - Да чего там, - безнадежно машет рукой Лесной. - Раз мои сыры в этом доме не оценили, давай ему кусочек, давай ему всю коробку, можешь хоть вообще его с головой в сумку засунуть. Hа тебе сумку, на, - чуть не кричит Лесной с глубоким отчаянием на лице, подвигая ногой ко мне сумку.
      - Ладно тебе, Лесной, - пугаюсь я. - Мне, например, этот сыр очень понравился. Особенно этот... как его... в общем, тот, который без виски не выговорить. А кусочек для Бублика - это нечто вроде рекламной акции. Бублик знаешь какой сплетник. Он всем кошкам во дворе расскажет, что приходил Лесной и принес вкуснейший сыр.
      - Слышь, Экслер, - интересуется Лесной, - ты сколько вина выпил?
      - Да немного, - пожимаю плечами я. - Вторая бутылка "Александер" еще не закончилась. Даже и не знаю, когда до испанского дело дойдет. У нас же тут еще две бутылочки "Кьянти".
      - Давай, наливай мне "Александра", - командует Лесной. - Я тоже хочу прийти в такое настроение, чтобы меня заботило, что именно Бублик расскажет кошкам во дворе.
      - А Бублику можно кусочек дать? - осторожно интересуюсь я, потому что Бублик уже начал грызть мне ногу.
      - Давай, - великодушно говорит Лесной. - Пускай и у этой скотинки сегодня будет маленький праздник.
      Я наливаю Лесному и себе вина и кидаю Бублику кусочек сыра. Следующие минут двадцать проходят в молчании, только урчит довольный Бублик под столом, а я все подливаю и подливаю нам с Лесным вино, потому что курица оказалась суховатой. Hаконец, все курица уничтожена, довольный Бублик задрых под столом, я еще раз долил вина, и мы с Лесным закуриваем: он трубку, а я сигару.
      И начинается такой обычный, неспешный разговор двух плотно поевших мужчин, выпивших винца: о судьбах Интернета, о новых типах материнских плат, которые, падлы, немного глючат с UDMA-100, о том, какие web-счетчики можно ставить, а какие нельзя ни в коем случае, о том, куда именно послал один известный интернетовский менеджер другого не менее известного интернетовского менеджера...
      Периодически из кабинета выходит Мария, которой нужно то позвонить по телефону, то взять сигарету, прислушивается к нашим разговорам и бурчит себе под нос, что мужики нынче совсем обмельчали: хоть бы раз поговорили о бабах, а то все о компьютерах или о своем чертовом Интернете.
      Между тем, дошло дело до "Кьянти". Самое интересное заключалось в том, что вино, вроде, итальянское, но под его воздействием мне вдруг захотелось говорить по-французски. Тут Лесной как-то сразу перестал меня понимать, потому что на его длинную тираду об Интернете я вдруг по-французски начинал интересоваться, сколько сейчас времени или произносил уж совсем заумное выражение: "Простите, мадам. Вы не подскажете как пройти в бутик полшестого класса закрытая лампа ярко горит на столе шампанское".
      Hо через некоторое время приступ желания говорить по-французски у меня прошел, и мы с Лесным стали делиться своими творческими планами...
      - Лесной, - убежденно произнес я, - понимаешь, в конце концов мы же должны хоть как-то воспринимать настрой отношения к перипетиям сюжетного мезальянса с помощью обычных экстраполирующих перверсий путем интеграционных процессов, ведь так?
      - Дык, - ответил Лесной, - оно конечно. Может, кстати, Бубеля с нашей студийной кошкой скрестим? Она симпатичная, чесслово.
      - Понимаешь, - продолжал признаваться я, - суть комплексного подхода к литературным сериалам вовсе не заключается в постоянном клонировании метафизических структур персонажей, vous comprenez sur quoi va la parole? ("Вы понимаете, о чём речь?" - франц. - S.K.)
      - А, черт, - ругнулся Лесной, - я же и забыл, что Бублик теперь по кошкам не специалист. Он у тебя теперь только в оперных ариях большая дока. Кстати, почему бы ему нам не спеть чего-нибудь? А то сидим, как два пня замшелых. Душа просит песен.
      - Ага, щас, - внезапно отвлекся я от своих объяснений. - То тебе было жалко котику кусочек сыра дать, а теперь он должен отвлекаться от своих сонных грез, чтобы спеть Лесному "Покидая Сорренто"?
      - Между прочим, Экслер, - сказал Лесной, смакуя вино, - у нас еще остался сыр.
      - Давай свой сыр, - махнул рукой я. - Все равно помирать. Кроме того, при эдаком количестве вина сейчас можно даже крысу съесть - ничего не случится.
      - Ты хочешь сказать, - встревожился Лесной, - что тебе не понравились мои сыры? То есть ты врал мне все это время?
      - Hу, не врал... - замялся я, но потом решился: - Hо немного преувеличивал. Понимаешь, Лесной, я вообще не люблю сыры.
      Тут произошло неожиданное. Лесной жутко обиделся и рванулся было из-за стола, чтобы, вероятно, покинуть этот лицемерный дом навсегда, но рывок сопроводился у него резким упиранием ногами в пол, где как раз спал кот Бублик, никак не желавший спеть Лесному "Покидая Сорренто". Hо тут Бублик неожиданно спел. Причем и "Сорренто", и "Соле мио", и "Валенки, валенки", и элегию "Имел я вас всех в виду, особенно Лесного, который мне весь гипофиз отдавил". Кстати, несмотря на серьезность момента, я обратил внимание на тот факт, что Бублик стал орать более тонким голосом. Похоже, его действительно пора уже учить петь "Покидая Сорренто". Я бы тогда бросил к черту этот Интернет, мы бы стали с Бубликом ходить по переходам метро и зарабатывали бы большие деньги. Я бы общался с простым народом, живущем в переходе, пил обычную водку и закусывал бы ее колбасой...
      Hа шум выскочила Мария и стала успокаивать Бублика и Лесного. Успокоив, она заявила, что не пора ли господам заканчивать этот званный ужин, а то так недалеко до травматизма. Потому что если в пылу спора кто-нибудь Экслеру наступит на гипофиз, объяснила Мария, его в пять минут уже не успокоишь.
      Лесной помирился с Бубликом, после чего я пошел провожать Лесного к двери. В дверях Лесной долго надевал мое пальто, потом мою кожаную куртку, затем мою обычную куртку. Когда я сказал, что вино, вероятно, на него слишком сильно подействовало, Лесной обиделся и сказал, что он все прекрасно видит, и что я нарочно завесил своими шмотками его плащ. После этого Лесной гордо надел шубу Марии и стал откланиваться.
      - Кстати, - сказал я, - а ты заметил, что мы впервые не стали друг другу читать свои произведения?
      - А ты разве что-нибудь пишешь? - заинтересовался Лесной. - А ну, почитай...
      Hо в этот момент появилась Мария, которая отобрала у Лесного свою шубу, выдала его плащ и заставила нас, наконец, распрощаться...
      Мне спать еще не хотелось, поэтому я засел за компьютер, залез на свою страничку и немного почитал "Рассказы сторожа музея". В груди тут же возникло щемящее чувство тоски и одиночества, которое у меня всегда возникает после прочтения этого произведения, особенно если до этого выпить немножко винца, и я заплакал слезами тихой восторженной грусти. Мария это обстоятельство заметила, поэтому меня отогнали от компьютера, сунули в руки дрыхнувшего Бублика и велели нам обоим отправляться спать. Мы так и поступили, потому что вечер был сложным, и мы оба немножко устали...
      Утром я был разбужен Марией, которая испуганно спросила:
      - Экслер, а чей труп вы с Лесным вчера спрятали в холодильник? Оттуда так пахнет, что меня метра на два отбросило, когда я его утром открыла.
      Я поначалу сильно удивился и даже тоже испугался, но - хвала сыру и вину! - голова не болела и работала отлично, поэтому я быстро сообразил:
      - Это не труп, Маш. Это я просто вчера остатки сыров из сумки переложил в холодильник. А они и должны пахнуть. За них поэтому деньги и платят. Если сыры не пахнут, - важно объяснил я, - это не сыры, а какое-то безобразие.
      - Хмм... - сказала Мария. - Кстати, что ты будешь на завтрак? Сыры?
      - Благодарю вас, но я сыт, - величественно ответил я.
      - Экслер, - сказала Мария. - Тогда обещай мне, что когда вы с Лесным в следующий раз решите устроить еще какой-нибудь великосветский прием, типа китайского или корейского, ты меня заранее предупредишь, ладно?
      - Договорились, - пообещал я. - Кстати, мы с Лесным вчера обсуждали этот вопрос. Он говорил, что корейцы едят собак. У нас есть какая-нибудь большая кастрюля?