Повесив трубку, Виллар несколько удивился, что Эстебан не стал ни возражать, ни требовать объяснений, но, должно быть, парень слишком привык доверять патрону… Что ж, в конечном счете не исключено, что Гомес будет не такой уж обузой, как он опасался. Подумав о Нине, дон Игнасио ощутил легкий укол в сердце — но, что ж, она сама виновата! А кроме того, Виллар всегда считал жалость очень опасным пороком. Прощай, Нина!
Дежурство Мигеля получилось на редкость скучным. Время от времени звонили агенты, наблюдавшие за конторой Виллара, но и они сообщали, что ничего интересного там не происходит. Подчиняясь приказу шефа, Люхи послал за Хуанитой, чтобы выяснить, чем она занималась в ту ночь, когда убили Пуига. Девушка заявила, что не выходила из дому. А мысль о том, что ее могли заподозрить в преступлении, так напугала Хуаниту, что инспектор окончательно убедился в ее невиновности. Впрочем, он и раньше не испытывал особых сомнений на этот счет… Мигель отпустил девушку домой, уверив, что полиция вот-вот арестует убийцу Пако.
Когда комиссар Мартин наконец пришел сменить своего помощника, Люхи с облегчением перевел дух и осведомился, каковы дальнейшие планы дона Альфонсо.
— А чего бы ты от меня хотел? У нас по-прежнему нет никаких веских улик против Игнасио, так что адвокаты вызволили бы его прежде, чем мы успели бы предъявить обвинение в чем бы то ни было. Придется подождать, пока Виллар сделает какую-нибудь ошибку. Поэтому-то за ним и установлено круглосуточное наблюдение.
— Но в конце концов он это наверняка заметит.
— И что с того? Возможно, такое навязчивое внимание выведет Виллара из себя, и он натворит глупостей. Во всяком случае, как только удастся разыскать Гомеса, я не отстану от него, пока не заставлю выложить все начистоту.
— За домом следят?
— Нет, я не хочу настораживать парня, но домовладелица кормится из нашего бюджета и сообщит нам, когда появится жилец. Кстати, она пока не звонила?
— Нет.
— Тогда мы можем лишь надеяться на лучшее. Возвращайся домой и попробуй отдохнуть, завтра тебе самому предстоит ночное дежурство в этом кабинете.
Около девяти часов Виллар еще сидел у себя в конторе. Служащие давно разошлись по домам, и дон Игнасио решил, что ему тоже пора возвращаться-на виллу «Тибидабо». По его расчетам, Гомес уже избавился от Нины. Виллар погасил свет, собираясь уходить, как вдруг его осенила неприятная мысль: разве сама логика не требует отправиться в «баррио чино» проверить, как справляется со своими обязанностями преемник Пуига и, главное, выразить недовольство отсутствием «звезды»? Нельзя же пренебрегать алиби! Поразмыслив, дон Игнасио вернулся в кабинет и вдруг увидел в окно двух полицейских — те, очевидно, не понимая, почему Виллар не выходит, хотя свет в окнах погас, приблизились к машине каида. Дон Игнасио хотел было возмутиться, но тут же расплылся в улыбке: сам о том не догадываясь, комиссар Мартин обеспечил ему лучшее из алиби, да еще подкрепленное свидетельством полицейских. Он нарочито шумно открыл дверь, чтобы наблюдатели успели спрятаться, а потом медленно сел в машину. Поглядев в зеркальце и убедившись, что за ним по-прежнему следят, Виллар облегченно вздохнул.
В четверть одиннадцатого донья Мерседес по телефону сообщила мужу, что звонила какая-то молодая женщина и спрашивала «сеньора комиссара». Она не пожелала назвать свои имя, но, узнав, что Мартин в управлении, сказала, что немедленно едет туда. Донья Мерседес со смехом пообещала подвергнуть мужа самым страшным карам, если когда-нибудь выяснит, что он назначает ночные свидания в управлении полиции всяким прекрасным незнакомкам. Решительно, донья Мерседес никогда ничего не принимает всерьез! Но известие слишком заинтриговало дона Альфонсо, что он мог по достоинству оценить шутку жены.
В скором времени дежурный полицейский доложил комиссару, что его хочет видеть сеньорита Нина де лас Ньевес. Мартин вздрогнул. Любовница Виллара! Возможно, дон Игнасио подослал ее, желая прощупать почву? Но почему в такой поздний час? Ведь сейчас Нина должна была бы петь в «Ангелах и Демонах». В конце концов дон Альфонсо счет, что, пожалуй, девушка явилась по собственному почину, решив предосторожности ради просто-напросто покинуть тонущий корабль. Комиссар сперва хотел позвонить Мигелю, но, подумав, счел, что всегда успеет это сделать, если Нина подтвердит его догадки. И дон Альфонсо жизнерадостно приказал ввести посетительницу.
В кабаре Виллар блестяще играл свою роль. И все служащие с ужасом наблюдали за приступом дикой ярости, охватившей его, когда выяснилось, что Нины де лас Ньевес нет в ложе. Он велел позвонить в «Тибидабо», но никто не снял трубку. Потом позвонили в «Колон», но и там певицы не оказалось. Нина как в воду канула. Узнав, что концерт не состоится, публика стала шумно возмущаться, и дон Игнасио предложил вернуть недовольным деньги. В конце концов, по обоюдному согласию, решили, что дирекция устроит бесплатное угощение, и все успокоились. В результате вечер прошел очень оживленно. Весьма довольный собой, Виллар решил вернуться на виллу «Тибидабо». Успех кружил каиду голову, и, садясь за руль, он вдруг подумал, а не разыграть ли преследователей? Когда труп Нины обнаружат, судебные эксперты установят время смерти и выяснится, что в это время Виллар находился под наблюдением полиции. И даже в том случае, если точное время выяснить не удастся, ни у кого не вызовет сомнений, что певица умерла задолго до того, как дон Игнасио покинул «Ангелов и Демонов». А поскольку агенты Мартина начали наблюдение уже довольно давно, ему ничто не угрожает.
Покинув пределы города, Виллар не стал подниматься к «Тибидабо», а через Педральбес и Эсплугас выехал на дорогу в Таррагону. Мало-помалу увеличивая скорость, он без особого труда оторвался от преследователей — их старенький, изношенный на службе автомобиль, разумеется, не мог тягаться с американским лимузином дона Игнасио. В Вильнуэва он неожиданно свернул налево, в сторону Вильяфранка дель Панадес, а уж оттуда медленно поехал в «Тибидабо», радуясь, как мальчишка, что натянул нос ищейкам комиссара Мартина.
Дон Альфонсо выслушал Нину де лас Ньевес, ни разу не перебив. Когда молодая женщина закончила рассказ о дневных приключениях, не забыв упомянуть, что должна встретиться с Эстебаном Гомесом на Французском вокзале и двухчасовым поездом отбыть в Сарагосу, комиссар с наслаждением закурил. Его переполняла такая радость, что полицейский решил немного упорядочить мысли, и лишь потом спокойно обдумать план дальнейших действий. Впрочем, оставалось лишь уточнить кое-какие детали.
— Итак, сеньорита, вы утверждаете, что Игнасио Виллар приказал убить Пако Вольса?
— Да, сеньор комиссар.
— Зато вам неизвестно, кто убил Риберу, Миралеса и Пуига?
— Да, сеньор комиссар, но вот Гомес наверняка в курсе.
— И вы думаете, он мне обо всем расскажет?
— Да, если вы заявите, будто его выдал Виллар. И я даже думаю, что для вящего правдоподобия лучше, если на вокзале вы арестуете заодно и меня.
— А вы не дурочка, сеньорита! Я и в самом деле намереваюсь так поступить. Спасибо вам, сеньорита, я думаю, с вашей помощью мы сумеем положить конец махинациям дона Игнасио. А теперь, могу я узнать, что толкнуло вас на подобный поступок?
— Не понимаю…
— Почему вы решили выдать мне Виллара и Гомеса?
— Во-первых, потому что мне страшно. Виллар приказал Гомесу меня убить, и я лишь с величайшим трудом уговорила андалусийца, что, послушавшись человека, который, судя по всему, решил его предать, он сделает огромную глупость.
— Согласен, это достаточно серьезная причина. Но вы сказали «во-первых»… Это указывает, что должно быть продолжение, верно? Так какова же вторая причина?
— Пако.
— Понимаю. Вы любили этого молодого человека?
— Да.
— А он?
— И он тоже.
В это время дежурный принес комиссару записку. Хозяйка дома, где снимал комнату Гомес, сообщала, что ее жилец вернулся. Это доказывало, что Нина не лжет. Как только дежурный ушел, дон Альфонсо продолжил разговор:
— Я не был знаком с Пако Вольсом, но на первый взгляд представляется, что между ним и вами, сеньорита, существовало некое различие… скажем, социальное, что ли…
— Послушайте меня, сеньор комиссар… Я не совсем такая, как думают те, кто читает мое имя на афишах. Тот образ жизни, который меня заставлял вести Виллар, внушал мне отвращение, но у меня не хватало мужества все бросить и вернуться домой. Там ведь пришлось бы признаться, что меня постигла неудача… Меж тем, без Виллара у меня не было ни малейших шансов сделать карьеру и добиться успеха — желающих слишком много, и одного таланта, даже если он у меня есть, далеко не достаточно. А потом я встретила Пако. Он тоже страдал из-за своего положения. Это был хороший человек, и он мечтал о лучшей доле. Наша взаимная симпатия родилась из одинакового отвращения к тому, что нас заставляли делать. Мы стали потихоньку встречаться, а потом полюбили друг друга и решили в один прекрасный день уехать из Барселоны в Эстремадуру. Вместо славы и лавров я привезла бы с собой мужа, вот и все.
— И что бы вы оба стали там делать?
— Уж как-нибудь сумели бы заработать на жизнь. А кроме того, у меня достаточно денег, чтобы открыть небольшую лавчонку.
— И Пако не… смущало, что ему придется жить за ваш счет, по крайней мере какое-то время?
— А почему это должно было его смущать, сеньор комиссар, если мы любили друг друга?
— Да… А вы знали, сеньорита, что Пако Вольс работает на нас?
— Я узнала об этом после его смерти.
Неожиданно зазвонил телефон. Дон Альфонсо снял трубку. Агенты, следившие за Вилларом, сообщали шефу, что дон Игнасио от них ускользнул. Комиссар тихонько чертыхнулся и приказал обоим ждать его на Французском вокзале.
— Дурные новости, сеньорита. Виллар ушел от моих людей. Интересно, зачем ему понадобилось освободить себе руки?
— Если он меня найдет, я погибла.
— Успокойтесь, не найдет или, во всяком случае, одновременно найдет и меня, поскольку мы с вами не расстанемся до тех пор, пока не покончим с этой историей. А кроме того, зачем Виллару искать, если он считает вас мертвой?
За несколько минут комиссар Мартин отладил механизм, который, как он надеялся, поможет наконец победить Виллара, что до появления Нины де лас Ньевес казалось ему почти безнадежным делом. Двух инспекторов он отправил на виллу «Тибидабо», приказав неотступно следить за домом дона Игнасио и сообщать о результатах каждые полчаса. Двое других получили задание следовать за Эстебаном Гомесом, как только тот выйдет из дому, и проводить до самого вокзала, но не показываться на глаза, пока не увидят, что к парню подошел комиссар Мартин. И наконец, дон Альфонсо распорядился подключить к телефону Виллара в «Тибидабо» прослушивающее устройство и немедленно передавать текст каждого разговора непосредственно в управление, к нему, Мартину, в кабинет.
— А теперь, сеньорита, уже скоро полночь и нам осталось ждать всего два часа. Через час мы выедем и займем наблюдательные позиции на вокзале. Вам дадут три чемодана, чтобы Гомес, увидев багаж, ничего не заподозрил. Вам придется послужить нам приманкой, сеньорита.
Несмотря на все мольбы жены, Мигель так и не пожелал лечь, заявив, что все равно не сможет уснуть. Как ловчий, преследующий оленя, чувствует, что зверь при последнем издыхании, Люхи угадывал, что охота на Игнасио Виллара вот-вот начнется, и опасался, как бы его не лишили участия в ней. Мигель не понимал ни поведения дона Альфонсо, ни его внезапного недоверия. И, сколько бы Конча ни уверяла, что комиссар просто пытается спасти друга от себя самого, Мигель не желал ничего слушать. Разочарование делало его несправедливым, непонимание рождало ненависть.
— Все это — пустые слова! — ярился Мигель. — Дон Альфонсо отлично знает, что я не сумасшедший и не стану делать глупостей, когда мы почти у цели. Почему он мне обещал, что в нужный момент я, и никто другой, арестую Виллара?
— А может, он выполнит обещание?
— Как же!.. Мартин нарочно хочет меня отстранить, чтобы присвоить всю славу и…
Телефонный звонок помешал ему договорить. Мигель снял трубку.
— Люхи у телефона, — мрачно бросил он.
Наблюдавшая за ним Конча видела, как от слов невидимого ей собеседника лицо мужа потихоньку преображается. Положив трубку, он уже ничуть не напоминал того Мигеля, который всего несколько секунд назад высказывал столь горькие опасения.
— Это был дон Альфонсо, верно?
Люхи посмотрел на Кончу невидящим взглядом лунатика, и она снова встревожилась.
— Что с тобой, Мигель? В чем дело?
Инспектор подошел к жене и, взяв ее за руки, воскликнул, как человек, неожиданно избавившийся от тяжкого бремени:
— Наконец-то, Кончита миа! Наконец-то!
— Да что случилось?
— Любовница Виллара заговорила. В два часа она встречается с Гомесом на Французском вокзале, чтобы сбежать за границу. Мы схватим андалусийца, и, клянусь тебе, уж я заставлю его выложить все, что он знает о Вилларе… Мартин велел мне ехать к нему на вокзал. Знаешь, Конча, я готов поверить, что ты была права и дон Альфонсо сдержит слово!
— Ох уж эта твоя вечная подозрительность! Только бы Святая Дева помогла вам скорее покончить с этой историей! И ты снова сможешь жить, как нормальные люди!
— Обещаю тебе, querida mia, как только Виллар окажется под замком, мы с тобой повторим свадебное путешествие!
— Осторожнее, Мигель Люхи, не бросай слов на ветер, я ведь тоже никогда не забываю обещаний!
Весело смеясь, они поцеловались — оба были счастливы. Когда Мигель уже собирался уходить, жена удержала его за руку.
— А вдруг Гомес не придет на вокзал?
— Тогда мы явимся к нему домой. Двое моих коллег ждут его у двери, чтобы незаметно проводить до вокзала.
— Обещай мне, что позвонишь, как только вы разделаетесь с этим типом!
— Клянусь!.. А теперь отпусти меня, я не хочу опаздывать на встречу с комиссаром…
— Но еще только четверть первого!
— Да, но дон Альфонсо хочет, чтобы мы были на месте уже в час и успели расставить ловушку понадежнее. Наконец-то счастье изменит дону Игнасио…
Где-то в ночи часы пробили один раз, оповещая спящий город о начале нового дня. Эстебан сложил в чемодан все, что мог захватить с собой. Для него начиналась новая жизнь. Гомес радовался, что снова увидит Андалусию. Ни Барселона, ни общество столь отличных от него каталонцев парню не нравились. Эстебан считал их слишком хитрыми и недостаточно надежными. Как только Виллар сообщил ему по телефону, что отъезд откладывается, Эстебан окончательно уверовал в правоту Нины. Дон Игнасио явно хочет его обмануть. Гомеса беспокоило лишь, что придется покинуть город, не расплатившись с предателем, но он рассчитывал, что когда-нибудь судьба еще сведет их лицом к лицу и уж в тот день… Красивая девушка эта Нина. Гомеса удивляло, как он не заметил этого раньше. Может, из нее получится надежная спутница, на которую он сможет опереться в новой жизни? От калле Эспадериа, где жил андалусиец, до Французского вокзала всего несколько минут ходу, и осторожность подсказывала, что самое разумное — оставаться в убежище как можно дольше, но Эстебан хотел зайти в соседнюю церковь Санта-Мария дель Map и попросить Матерь Спасающую взять его под свое святое покровительство. Гомесу даже в говору не приходило, что, быть может, Святую Марию не очень интересует судьба преступников вроде него.
Эстебан в последний раз огляделся. Скоро у него будет светлая комната, днем залитая лучами чудесного андалусийского солнца, а ночью — мерцанием звезд… Ночное небо в Севилье всегда пронизано светом… Гомес вскрикнул, заметив, что чуть не забыл на стене образ Макарены. Он любовно снял изображение Мадонны в резном окладе и положил в чемодан, между рубашек.
Увидев, как на пороге дома возник силуэт Эстебана Гомеса, полицейские замерли, вжавшись в стену чуть поодаль. Андалусиец, напряженно вытянув шею, долго оглядывал пустынную улицу и лишь потом наконец решился покинуть укрытие. Полицейские позволили ему уйти вперед, немного удивляясь, что парень избрал направление, противоположное тому, чего они ожидали, и направился вовсе не к вокзалу. Крадучись вдоль стен, они старались совершенно слиться с окружающими домами. Оба не спускали глаз с добычи и не заметили, что, едва они покинули укрытие, из темноты за спиной вынырнула еще одна тень и двинулась следом.
На углу площади Санта-Мария полицейские остановились, издали наблюдая, как Гомес с чемоданом в руке направляется к церкви. Они видели, как парень снял шляпу, словно приветствуя статуи святых Петра и Павла, которые, казалось, ожидали его у входа, и вошел в святое место. Инспекторы, слегка растерявшись, не знали толком, как быть. Что могло понадобиться Гомесу в церкви в столь поздний час? Решив, что, войдя следом в пустынную церковь, лишь привлекут внимание андалусийца, наблюдатели подошли поближе и, спрятавшись за выступом портика, стали ждать, пока Гомес покончит со своим благочестивым занятием и снова покажется на глаза. Ни тот, ни другой не обратили внимания на загулявшего прохожего, который, пройдя через площадь, направился мимо церкви Санта-Мария дель Map в сторону калле де Платериас.
Гомес любил эту церковь — под величественными сводами он чувствовал себя в полной безопасности. Три нефа церкви поддерживали восьмиугольные колонны, и Эстебану всегда казалось, что, переступив порог, он попадал в совершенно иной мир да и сам становился другим человеком. Бандит, готовый на все, что угодно, ради нескольких тысяч песет, вдруг бесследно исчезал, и Гомес опять превращался в мальчугана, вместе с другими верующими участвующего в процессии лихорадочными ночами Святой Недели в Севилье. Проскальзывая под высокие узкие своды бокового предела, Эстебан наслаждался восхитительным ощущением полного покоя. Здесь он был дома.
Гомес подошел к главному приделу, где над алтарем, освещенная дрожащим пламенем свечей, улыбалась сама Дева. Он преклонил колени у подножия алтаря. В гулком пространстве церкви стояла полная тишина. И любое, чуть заметное потрескивание рождало пугающе громкое эхо. Но андалусиец не испытывал никаких опасений. Здесь, под покровительством самой Богоматери, с ним не может случиться ничего дурного. Он уже довольно долго молился с непритворной страстью. В том мире, который он сам для себя создал, Эстебан Гомес раз и навсегда отделил вопросы веры от повседневной жизни. И сейчас не убийца молил Деву помочь ему беспрепятственно покинуть Барселону, а верующий, искренне убежденный, что в смертный час он оставит на земле бренную оболочку преступника и предстанет пред Всевышним Судией в первозданной чистоте. Он знал, что Святая Дева будет сидеть одесную Господа, и она поможет маленькому андалусийцу, который так скверно вел себя среди людей. Она скажет своему небесному Сыну, что Эстебану, ее малышу Эстебану просто не повезло.
Слова молитвы струились из приоткрытых губ, как освежающая влага, и жестокий зверь, всегда живший в глубине души Гомеса, успокоился. Однако бдительности он не потерял. Привычка всегда держаться настороже помогла андалусийцу расслышать осторожные, крадущиеся шаги. Губы еще шептали молитву, но сигнал тревоги сработал, и Эстебан стал внимательно прислушиваться. Ему показалось, что рядом кто-то учащенно дышит. Но даже больше, нежели чувства, об опасности предупреждал инстинкт. В первую очередь он поспешил выскользнуть из круга света. Эстебан покинул центральный предел и, нырнув в темноту, стал ловить малейшие шорохи. Все мышцы напряглись для прыжка. Андалусиец вытащил нож и, придержав пружину, чтобы не щелкнула, выпустил лезвие. Как только глаза привыкли к темноте, Гомес стал вглядываться в ту сторону, откуда, как ему показалось, исходил звук. Там как будто белело бледное пятно. Лицо? Медленно и осторожно, как зверь к добыче, Эстебан стал подкрадываться все ближе и ближе. Каждые два шага он останавливался и внимательно слушал. Вскоре он снова уловил чье-то дыхание. Теперь Гомес больше не сомневался, что не ошибся. Рука сжала рукоятку ножа. Добравшись до колонны, за которой, по его расчетам, прятался неизвестный враг, Эстебан замер. Пусть только выдаст свое присутствие! Минуты тянулись бесконечно долго, но Гомес обладал невероятным терпением. Едва темный силуэт отделился от скрывавшей его тени, андалусиец прыгнул. Однако, против ожидания, незнакомец и не подумал сопротивляться, и тот, кого он схватил за плечи, бессильно повис на руках. От растерянности Эстебан не решился нанести удар. Он склонился над лицом противника.
— Так это ты за мной охотился? Почему?
И тут до него донесся чуть слышный шепот:
— Вы помните Пако, сеньор?
Убийца! Открытие обрушилось на него, как разряд тока, и Гомес, отпустив руки, взмахнул ножом. Но прежде, чем он успел нанести удар, в живот вонзилось стальное лезвие. Эстебан на мгновение застыл, и убийца еще раз пырнул его ножом. Андалусиец понял, что никогда больше не увидит Андалусию. Он выронил нож, и под сводами прокатилось гулкое эхо. Оцепенев в неподвижности, Гомес даже не чувствовал боли. Голова лихорадочно пылала, отказываясь признать очевидный факт. В церкви!.. Он умрет в церкви! Забыв, что сам чуть не совершил здесь убийство, Эстебан оторопел от такой чудовищной несправедливости. Эхо шагов убийцы замирало где-то у хоров. Вероятно, он намеревался ускользнуть через дверь, ведущую на зеленый и рыбный рынок. Но Гомес уже не думал о том, кто нанес ему смертельную рану. Волны боли, поднимавшиеся от живота, наливали все тело тяжестью. Андалусиец инстинктивно зажал раны руками и чуть не потерял сознание, почувствовав под пальцами теплую кровь.
— Santa Madre de Dios…[23] — прошептал он.
И Гомес, сам не отдавая себе в том отчета, заплакал. Что-то в его вере вдруг сломалось, и это пугало даже больше, чем неминуемая смерть. Как такое могло произойти, когда он находился под покровительством Девы? Быть может, Эстебан заблуждался? Стиснув зубы, Гомес едва сдерживал рвущийся из глубины души крик. С трудом волоча ноги, он побрел к алтарю, который недавно покинул, отправляясь навстречу судьбе. Почти достигнув цели, андалусиец упал на колени, но снова выпрямился. Наконец он рухнул на ступени алтаря. Даже на красной ткани покрывавшего их ковра отчетливо выделялись крупные пятна крови. Подняв глаза, Эстебан посмотрел на нежно улыбающуюся ему Деву.
— Мама…
Ему еще раз удалось встать и добраться до алтаря. Вцепившись в его край, Гомес левой рукой схватил тяжелый подсвечник и постарался поднять его как можно выше, чтобы получше разглядеть чудесную, полную обещаний улыбку. Эстебан хотел перекреститься, но для этого ему пришлось отпустить опору. В этот миг его и настигла смерть. Гомес скатился со ступенек алтаря, и подсвечник с невообразимым грохотом запрыгал по плиткам пола. Поджидавшие андалусийца полицейские бросились в церковь.
Стоя среди чемоданов у окошка кассы, где продавали билеты на поезда дальнего следования, Нина и впрямь походила на путешественницу, поджидающую спутника. В нескольких шагах от нее оживленно беседовали двое полицейских, переодетых носильщиками, а комиссар Мартин из-за приоткрытой двери служебного помещения наблюдал за действующими лицами, ожидая, когда придет его черед появиться на сцене. Люхи в форме железнодорожника и с красным флажком в руке, казалось, внимательно изучает бумаги механика, стоявшего тут же, рядом, но на самом деле он ждал появления Гомеса и должен был, сразу повернувшись к андалусийцу спиной, взмахнуть флажком. А потом, едва Гомес подойдет к Нине, носильщики предложат свои услуги, молодая женщина согласится, и оба полицейских скрутят парня прежде, чем тот успеет сообразить, в чем дело. У андалусийца не было ни единого шанса избежать уготованной ему судьбы, но все следовало проделать как можно незаметнее для посторонних.
Без двадцати два в зал ожидания вошел один из инспекторов, которым надлежало следить за Гомесом, и разочарованный дон Альфонсо сердито выругался. Сначала комиссар подумал, что его подчиненный просто упустил добычу, но, по тому, как тот держался, не принимая никаких мер предосторожности и явно кого-то ища, быстро понял, что их постигла неудача и ловушка уже не сработает. Еще больше приоткрыв дверь, Мартин подозвал инспектора. Тот немного поколебался, соображая, откуда его окликнули, и поспешил к шефу.
— Сеньор комиссар, ждать дальше бесполезно. Гомес не придет — он умер!
Дон Альфонсо напряженно замер. Итак, полицию в очередной раз обвели вокруг пальца!
— Умер? И каким же образом?
— Его убили… две ножевых раны в живот…
— Дома?
Инспектор, казалось, страшно смутился.
— Увы, нет, сеньор комиссар… В церкви Санта-Мария дель Map.
— В церкви?.. Да вы представляете, какой разразится скандал? Убийство в церкви! Сколько понадобится одних очистительных церемоний! Уж не знаю, возможно, епископу придется даже заново святить храм, а до тех пор запретить богослужения! Право же, лучшей рекламы для нашего отдела просто не придумаешь. Я вас поздравляю!
— Сеньор комиссар, мы с Педро ничего не могли сделать…
— Об этом судить только мне одному. Я вас слушаю, инспектор!
Несчастный полицейский поведал обо всем происшедшем и почему его коллега не поехал на вокзал, а побежал к настоятелю храма. Сам же он, сообщив в управление, поскольку самое главное — поскорее убрать труп из церкви, поспешил с докладом.
— И никаких следов убийцы?
— Нет, сеньор комиссар.
— Что, ни единой улики?
— Мы нашли только нож, но, поскольку на лезвии никаких следов, должно быть, он принадлежал жертве.
— Гениальная мысль! Но по крайней мере это доказывает, что нашего андалусийца не застали врасплох или он хотя бы решил защищаться.
— На всякий случай я отправил нож в лабораторию.
— Вероятно, это не принесет результатов. И больше вам нечего сообщить?
— Мы обнаружили еще вот эту квитанцию.
Инспектор протянул дону Альфонсу бумагу, и тот внимательно ее изучил.
— Выдана на вокзале дель Норте? Странно… Зачем бы Гомесу оставлять там вещи, если он собирался ехать отсюда?
— А может, квитанция принадлежит убийце, сеньор комиссар? Если они подрались, тот вполне мог ее выронить…
— Проверьте. Отправляйтесь на вокзал дель Норте и отвезите ко мне в кабинет то, что вам отдадут в обмен на эту бумажку.
Собравшиеся в кабинете комиссара Мартина выглядели довольно кисло. Они так уверовали в близкую победу, что воспринимали провал с особой горечью. Люхи не думал о скандале, который вызовет это убийство в церкви. Вне себя от ярости, он думал лишь о том, что смерть Гомеса лишила их важного свидетеля обвинения против Виллара. Неужто им так никогда и не одолеть дона Игнасио?
Дежурный принес сообщение от полицейских, следивших за виллой «Тибидабо». Они докладывали, что дон Игнасио вернулся домой полчаса назад, прошел к себе в кабинет и теперь, с сигарой в зубах, читает газеты. Дон Альфонсо стукнул кулаком по столу.
— Полчаса? Значит, у него было время убить Гомеса и вернуться домой. Все отлично совпадает. Тем хуже! Я готов взять на себя всю ответственность за возможные последствия. Будь что будет, но Виллара мы заберем! И черт меня возьми, если я не заставлю его говорить!
Нина, которую смерть андалусийца повергла в легкое оцепенение, казалось, вновь обрела вкус к жизни.
— Значит, он и есть убийца, которого все так долго разыскивают, сеньор комиссар? Я всегда это подозревала, а Гомес не желал верить!
— Вы возьмете меня с собой, шеф? — с легкой тревогой спросил Люхи.
Мартин улыбнулся.
— Я не забываю о своих обещаниях, Мигель! Ты сам его арестуешь!
Даже если бы Люхи сообщили, что его назначают комиссаром, он бы так не обрадовался.
Пока дон Альфонсо раздавал приказы, Мигель вдруг вспомнил о данном жене обещании. Он позвонил Конче и предупредил, что до утра наверняка не вернется, поскольку сейчас едет в «Тибидабо», где наконец-то арестует своего давнего врага. Конча встревожилась и не желала успокоиться, пока не получила заверения, что дон Альфонсо отправится вместе с ее мужем, а этот последний ни на шаг не отступит от приказа. Прежде чем повесить трубку, она сказала, что подождет Мигеля, — надежда на скорое завершение всех их горестей в любом случае помешает уснуть. Люхи поклялся, что неприятностям и вправду конец, и посоветовал складывать чемоданы для нового свадебного путешествия.
Собрав всех нужных людей, комиссар повернулся к Нине.
— Я думаю, для вас вся эта история окончена, сеньорита. Гомес — в морге, Виллар, правда, еще дома, но мы за ним едем. В подобных обстоятельствах, я думаю, вам больше нечего опасаться кого бы то ни было, так что можете спокойно отдыхать. Где я завтра смогу вас найти в случае необходимости?
— В «Колоне».
— Превосходно. Хотите, я дам вам провожатого?
— Благодарю вас, сеньор комиссар, не нужно. Я наверняка сумею найти такси.
— А мы сейчас вам его вызовем. Спокойной ночи, сеньорита, и спасибо.
Глава XII
Переодевшись, она тихонько выскользнула из дому и в первый попавшийся почтовый ящик бросила письмо дону Хасинто, ризничему церкви Нуэстра Сеньора де лос Рейес. Она улыбнулась, представив, какое выражение лица будет у славного старика, когда он вытащит из конверта сто песет и записку с просьбой купить на эту сумму свечей, дабы горели они в честь Непорочной. Вместо подробных объяснений она написала просто: «За оказанную милость». Нельзя же было уточнять, что таковой она считает смерть Эстебана Гомеса, одного из убийц Пако… Женщина двигалась легким танцующим шагом — ей и в самом деле хотелось плясать. Если повезет и все пойдет по ее плану, еще до рассвета последние из тех, кто виновен в смерти Пако и ее собственном загубленном будущем, покинут этот мир.
Вернувшись к себе в комнату после недолгой ночной прогулки, она сняла трубку телефона и набрала номер, а потом, опустившись в кресло, стала мечтать о Пако, ибо теперь у нее ничего не осталось, кроме воспоминаний и грез.
Не желая раньше времени оповещать Виллера о своем появлении, они оставили машины довольно далеко от виллы Тибидабо.