Вы помните Пако?

— Что вы здесь делаете?

— Выполняю задание.

— За кем вы следите?

Валербе лишь пожал плечами. Но Мигель не отставал:

— За мной, да?

— А за кем же еще, по-вашему?

— Что, приказ комиссара Мартина?

— Да.

— Куда он велел явиться с докладом?

— К нему домой.

— Что ж, пойдемте вместе, так я смогу засвидетельствовать, что вы не обманываете.

— Вы поставите меня в затруднительное положение, но, полагаю, вам это безразлично?

— Абсолютно.

Дверь открыл сам дон Альфонсо. Если появление Мигеля его и удивило, то он ничем этого не выдал. Проводив обоих гостей в кабинет, комиссар выслушал рапорт Валербе.

— Поскольку инспектор Люхи не появлялся, я подумал, что он мог выйти через другую дверь, и подошел поближе. А тут он как раз вышел, и я не успел снова спрятаться, — подвел итог Валербе.

— Это не важно. Вы даете мне слово, что вы и ваш коллега Муньиль не теряли инспектора Люхи из виду, скажем, с полуночи до семи утра?

— Даю вам слово, сеньор комиссар.

— Отлично, Валербе, спасибо. А теперь идите отдыхать и не приходите в управление до вечера.

Как только инспектор ушел, дон Альфонсо и Мигель переглянулись. Первым заговорил комиссар:

— Ты помнишь, как разговаривал со мной вчера вечером?

Ни тот, ни другой не выказывали ни гнева, ни раздражения, скорее, были печальны — оба слишком дорожили своей дружбой. Мигель вспомнил слова Кончи и, глубоко вздохнув, хрипло пробормотал:

— Дон Альфонсо… На самом деле я вовсе так не думаю… Это все… ярость… разочарование… Короче, вы ведь понимаете?

Комиссар так радовался, что вновь обрел своего Мигеля, что на глазах у него выступили слезы.

— Отлично знаю, дурень ты этакий! — ворчливо проговорил он, стараясь скрыть волнение. — Тем не менее подобные вещи ужасно неприятно слушать…

Тут сияющая донья Мерседес принесла кофе — она подслушивала за дверью. Все возвращалось на круги своя, и можно снова веселиться и любить друг друга, не задавая ненужных вопросов. Добрая толстуха сказала, что приготовит огромный апельсиновый торт и непременно хочет завтра за ужином угостить Мигеля и Кончу. Люхи пришлось клятвенно обещать, что они придут, и только потом выслушать шефа.

— Повторяю, Мигель, я не меньше твоего хочу разделаться с Вилларом, но я обязан, вернее, мы оба обязаны соблюдать закон — этот тип достаточно влиятелен, а его адвокаты так ловки, что он снова может от нас ускользнуть, отступи мы хоть на йоту от кодекса. Тут нужно только терпение, и у меня его хватает. Жаль, что нельзя немного одолжить тебе.

— Как подумаю о Пако и о своем отце — глаза застилает от ярости!

— И ты полагаешь, что отомстишь за них, угодив за решетку по обвинению в убийстве?

— Так вы поэтому приказали Валербе и Муньилю следить за мной?

— Да.

— Прошу прощения, но никак не могу вас за это поблагодарить!

— И однако тебе бы следовало это сделать, если не хочешь проявить черную неблагодарность!

— Ну да? А почему?

— Потому что благодаря рапорту моих двух инспекторов тебя никак не смогут обвинить в убийстве Хоакина Пуига.

— Пуиг… Пуига… — только и смог пробормотать потрясенный Люхи.

— Сегодня утром его тело нашли во дворике за кабаре.

Теперь Мигель понял, какой опасности чудом избежал. После того, что вчера произошло между ним и Пуигом, и при полной невозможности представить какое бы то ни было алиби, ему наверняка пришлось бы предстать перед судом и оправдываться в преднамеренном убийстве. Люхи содрогнулся.

— Дон Альфонсо… Тяжко признавать такие вещи, но, пожалуй, я все-таки дурак.

— Да нет же, нет, Мигель, просто ты идешь на поводу у собственных эмоций. Тебе надо поучиться лучше владеть собой.

— Вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное, раз я не научился за столько лет.

— А вот увидишь! Я уверен: когда мы посадим Виллара в камеру, ты сразу станешь другим человеком.

— Я тоже так считаю, дон Альфонсо, но когда же это случится?

— Кто знает? Возможно, раньше, чем тебе кажется.

— А нельзя его арестовать за убийство Пуига?

— Нет доказательств.

— И однако, это наверняка Виллар прикончил его, чтобы навсегда заткнуть рот.

— Бесспорно. И это по твоей вине погиб Пуиг, Мигель. Если бы ты не рассказал дону Игнасио…

— Тем хуже… но я ни о чем не жалею. Пуиг участвовал в убийстве Пако. Как с ним разделались?

— Снова пустили в ход нож.

— Тогда остается еще раз задержать Гомеса. Он один способен орудовать ножом, дон Игнасио слишком боится запачкать руки!

— Я согласен с тобой, но нам от этого не легче.

— Как так?

— В то время, когда убили Пуига, Гомес сидел в полицейском участке Таррасы.

Комиссар рассказал Мигелю о событиях этой ночи и о том, как Пуиг, вероятно, ускользнул от Гомеса, лишь чтобы угодить в лапы другого убийцы.

— Виллара?

— Вероятно, да, но как мы это докажем? И потом, вполне возможно, что мы ошибаемся и на самом деле убийца — враг всей банды. Скажем, какой-нибудь друг Пако?

— Не думаю. Пако рассказал бы мне об этом друге.

— Тогда кто писал Виллару письма, спрашивая, помнит ли он о Пако? Ты же не думаешь, что дон Игнасио сочинял их сам?

— Нет, я знаю автора, но убийца — не он.

Мигель, в свою очередь, поведал дону Альфонсо печальную историю Хуаниты. Но его рассказ, судя по всему, не произвел особого впечатления на шефа.

— Возможно, она сказала тебе правду, а может, и солгала. Любящая женщина способна на что угодно. На твоем месте я бы понаблюдал за девушкой и постарался выяснить, где она была этой ночью.

— Означает ли это, что… вы возвращаете мне жетон?

— Найдешь его в ящике моего стола.

После того как Люхи ушел, еще раз поклявшись донье Мерседес, что они с Кончей непременно отведают завтра ее апельсинового торта, жена комиссара Мартина расцеловала мужа.

— Ты доволен, а, Альфонсо?

— Конечно.

— Что-то ты говоришь это странным тоном…

— Уверяю тебя…

— Не ври, дон Альфонсо! Опять что-то не так? В чем дело?

— Ну… все эти убитые…

— Да?

— …ножом в живот…

— В живот или еще куда — какая разница? Важно, что их прикончили, разве не так?

— Ты не поняла, Мерседес… Все они умерли от точно такой же раны, как и отец Мигеля… Ты не находишь это очень подозрительным?

Дон Игнасио возвращался от своих драгоценных цветов, когда на виллу приехал Гомес. Как только оба мужчины заперлись в кабинете Виллара, тот нетерпеливо спросил:

— Ну как, все кончено?

Андалусиец покачал головой.

— Что? Он от вас ускользнул?

Эстебану пришлось признаться, как Пуиг обвел его вокруг пальца при невольном попустительстве полицейских, которые только что выпустили его из участка.

— Так вы думаете, Пуиг теперь бросится за помощью к полиции?

— А что бы сделали на его месте вы, дон Игнасио?

— В таком случае, почему фараоны еще не явились сюда? Уже одиннадцатый час… Встряхнитесь, Гомес!

Несмотря на снедавшую его тревогу, Виллару удалось сохранить полную невозмутимость. Он тоже отдавал себе отчет, что, если Пуиг раскололся, всему конец, и мысленно разрабатывал план бегства так, чтобы пустить ищеек по следу андалусийца. Чтобы дать себе время хорошенько подумать, он включил радио. Послышалось несколько музыкальных тактов, а потом оркестр уступил место журналисту, сообщавшему утренние новости. Виллар уже собирался снова выключить радио, как вдруг дикторша сообщила, что на рассвете во дворике, примыкающем к знаменитому кабаре, управляющим которого он был, нашли тело Хоакина Пуига, убитого ударом ножа.

Гомес вскочил и обалдело уставился на дона Игнасио. Тот улыбался.

— Ну что ж, Эстебан! Как видите, вы напрасно волновались. Хоакин ничего не расскажет полиции.

— Дон Игнасио, я снимаю шляпу! Вы куда круче меня. Но как вы догадались?

— О чем?

— Во-первых, что Пуиг удерет от меня, а во-вторых, что он вернется в кабаре?

— Да ни о чем я не догадывался! Вы что, решили меня разыграть, Гомес?

Андалусиец окончательно перестал понимать что бы то ни было.

— Зачем вы отказываетесь от поздравлений и от денег, которые я вам должен, Эстебан? Или вы надеялись поднять ставку, уверив меня, что Пуиг все еще жив?

— Я не выполнил условий нашего договора, дон Игнасио.

— То есть?

— Это не я убил Пуига!

— Рассказывайте!

— Вы забываете, что я вышел из полицейского участка в Террасе только в девять часов, а угодил туда — в два. Это легко проверить, и я не сомневаюсь, что комиссар Мартин так и поступил. И я совершенно не понимаю, чего ради вам вздумалось свалить на меня убийство, которое совершили вы, за что я, впрочем, могу вас только поздравить и поблагодарить. Таким образом мы избавились от крайне неприятной занозы.

— Послушайте меня внимательно, Гомес: даю вам слово, что с тех пор, как вы с Пуигом вышли отсюда, я ни на шаг не отходил от дома.

— Но, если не вы и не я, то кто же это сделал?

Оба знали ответ, но никто из них не решился произнести его вслух.

Она страстно молилась на глазах у растроганного дона Хасинто. Перед тем как войти в церковь, она уже прочитала в утренней газете, что тело Хоакина Пуига обнаружено, и подумала о Вилларе и Гомесе, на которых тоже лежит вина за смерть Пако. Трое уже заплатили. И она просила Нуэстра Сеньора де лос Рейес не дать ускользнуть остальным. Они должны умереть, и тогда Пако будет отомщен. Возможно, после того как все виновные переселятся в мир иной, мысль об испорченной жизни перестанет приносить такие страдания? Ведь Пако обещал увезти ее далеко от Барселоны. Пако любил ее, а она любила его. Пако доказал ей, что она живет не так, как следовало бы, и достойна гораздо лучшей участи.

Женщина поднялась с колен, и дон Хасинто поклонился как только мог низко, а потом проводил к кропильнице, считая для себя великой честью подать ей святой воды. Глядя ей вслед, ризничий не сомневался, что коснулся пальцев будущей святой.

Они так погрузились в размышления, что не сразу услышали телефонный звонок. Теперь они знали, что убийца идет по пятам, убийца непреклонный и, кроме того, прекрасно знающий их привычки. Тут никакие компромиссы невозможно. Либо он, либо они. Но как победить врага, если даже не знаешь его в лицо? И как хотя бы спрятаться от него? Виллар подошел к телефону.

— Виллар слушает, — буркнул он.

И тут на другом конце провода очень любезно осведомились:

— Вы помните Пако, сеньор?

И, не успев прийти в себя от удивления, дон Игнасио услышал легкий щелчок, а потом гудки. Каид страшно побледнел и, плотно сжав губы, в свою очередь, повесил трубку. Наблюдавший эту сцену Гомес заметил, как исказилось лицо его патрона.

— Кто звонил, дон Игнасио?

— Убийца.

Андалусиец встал.

— И чего он хотел?

— Спросить, помню ли я Пако.

— А… вы не узнали голос?

Виллар поглядел на Эстебана безумными глазами.

— Кажется, да…

— Слава Пречистой! Теперь ему недолго осталось над нами издеваться! Кто это?

— Нина.

Гомес так оторопел, что не сразу сообразил, о чем толкует Виллар, потом выразительно пожал плечами.

— Нина? Нина де лас Ньевес?.. Ваша Нина?

— Да.

— Так, по-вашему, дон Игнасио, она позвонила из своей комнаты, чтобы сыграть с нами эту скверную шутку?

— Нина здесь не ночевала.

— Не но…

— Я еще не знал точно, как нам придется поступить с Пуигом, и не хотел лишних свидетелей… А потому отправил Нину в «Колон» и отпустил всю прислугу…

— Возможно, вам стоило бы позвонить в гостиницу и узнать, там ли еще Нина и не звонила ли она вам?

Служащий гостиницы сообщил, что сеньорита уехала добрых четверть часа назад и никому не звонила.

Гомес с облегчением вздохнул — он страшно не любил ситуаций, превосходящих пределы его разумения.

— Должно быть, вы ошиблись, дон Игнасио.

— Может быть… и все же я, кажется, узнал характерную для нее интонацию… Правда, мой собеседник явно говорил через платок.

В отличие от андалусийца он не испытывал полной уверенности, что ошибся. Как все великие мира сего, в случае поражения он склонен был видеть причину в измене. От всех его прежних спутников в живых остался один Гомес, но он никак не мог совершить всех этих преступлений. Зачем бы он стал искать лишних осложнений со стражами закона? Тогда кто их так ожесточенно преследует, если не Нина? Гомес, решив, что понял, какая буря поднялась в сердце его патрона, почел за благо ободрить Виллара.

— В любом случае, такие женщины, как Нина де лас Ньевес, не убивают, а уж тем более Хоакина, к которому она всегда относилась с большой симпатией. А кроме того, с чего бы ей вдруг взбрело в голову мстить за Пако?

— Вот это-то я и хотел бы выяснить, Эстебан.

И, вдруг почувствовав себя очень старым и усталым, Виллар поделился своими заботами с андалусийцем. Он рассказал о странном появлении Нины в кабинете Пуига и ее попытках разузнать о судьбе Пако. Потом обратил его внимание на то, что в ту ночь, когда убили Риберу, его любовница возвращалась на виллу «Тибидабо» одна, а в другую — когда прикончили Миралеса — ночевала в «Колоне». Наконец, по какому-то странному совпадению выяснить, что делала молодая женщина в тот час, когда Пуиг отдал Богу душу, тоже невозможно. Все это не укладывалось у Гомеса в голове.

— Но в конце-то концов, дон Игнасио, даже если допустить, что вы правы, чего ради она совершила бы все эти преступления? Откуда такое ожесточение против нас? И против вас…

— Все это легко объяснить, если Пако был ее любовником и Нина решила наказать нас за то, что мы лишили ее возлюбленного.

Должно быть, Виллар и в самом деле здорово растерялся, коли решился при постороннем допустить возможность измены своей любовницы. Гомесу же казалось, будто рушится весь привычный для него мир, в котором женщины не играют никакой роли. От одной мысли, что его могли до такой степени ввести в заблуждение, бешеная ярость скручивала узлом все мускулы.

— Ну, что мы теперь будем делать? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Подождем милую крошку и зададим ей несколько вопросов.

Нина де лас Ньевес скорчилась в кресле, куда ее толкнул Гомес, едва она вошла в комнату. Лицо ее заливали слезы, голова бессильно моталась под градом пощечин дона Игнасио, но Нина крепко стиснула зубы, чтобы не кричать. Один и тот же вопрос, непрестанно повторяемый Вилларом, сверлил мозг:

— Почему ты убила Пуига?

Сначала Нина слишком удивилась, чтобы отвечать, но потом ее охватило возмущение. Ей убивать беднягу Хоакина, который был с ней всегда так услужлив и предупредителен, что певица раздумывала, уж не влюблен ли в нее тайно директор кабаре! Что за бредовая мысль! На мгновение она испугалась, уж не повредился ли дон Игнасио в уме, и повернулась к Гомесу, словно ища защиты, но андалусиец смотрел на нее с нескрываемой ненавистью, и молодая женщина сразу поняла, что с этой стороны поддержки ожидать нечего.

— Ну, будешь ты отвечать? Да или нет?

Нина угадывала, что за бешеной злобой Виллара кроется панический страх. Узнать, что убийца — она, для него было бы облегчением. Признание молодой женщины избавило бы дона Игнасио от страха, все неотступнее преследовавшего его с тех пор, как убийца подбирался ближе и ближе. Однако не могла же Нина взвалить на себя преступления, которых не совершала? А кроме того, он наверняка не удовольствуется простым подтверждением, а потребует подробностей, а Нина не только не сумела бы ничего выдумать, но ее ответы наверняка не соответствовали бы тому, что произошло на самом деле. В голове звонил колокол, а щеки так горели, будто Нина неосторожно подошла слишком близко к костру.

— Будь осторожнее, Нина! Имей в виду, я не остановлюсь, пока ты не ответишь, даже если придется тебя прикончить!

Она не сомневалась, что дон Игнасио выполнит угрозу. Но что тут поделаешь?

— Убей меня, если хочешь, Игнасио, раз уж ты настолько взбесился, что считаешь меня способной потрошить мужчин!

Все еще изящный силуэт этой растрепанной куколки и вправду мало походил на фигуру мясника, зарезавшего Риберу, Миралеса и Пуига. Как будто пораженный такой очевидностью, Виллар перестал избивать Нину. Он налил себе рюмку коньяка и, залпом осушив ее, вернулся к своей жертве.

— Ты вынуждаешь меня делать то, чего я терпеть не могу, Нина… Но я хочу знать правду! Почему ты расспрашивала Пуига о Пако Вольсе?

Нина слишком устала, и ей хотелось лишь умереть, а кроме того, она догадывалась, что теперь, когда его преследуют и полиция, и неизвестный убийца, Виллар, не колеблясь, убьет всякого, кто станет у него на пути. Но если ей и суждено стать следующей жертвой, она хотя бы нанесет своему палачу последний удар.

— Потому что он был моим любовником, — вкрадчиво проговорила молодая женщина, открыто глядя в глаза дона Игнасио.

Ожидая удара, она прикрыла глаза. Но вместо ожидаемого взрыва в комнате наступила такая тишина, что удивленная женщина снова их открыла. Виллар, словно окаменев, ошарашенно таращился на Нину. Пораженный Гомес широко открыл рот. Он не понимал, каким образом, имея счастье быть подругой такого человека как Игнасио Виллар, эта идиотка решилась изменить ему с каким-то ничтожеством вроде Пако Вольса, которого он, Эстебан, убил, как комара. Что касается Виллара, то признание Нины уничтожило последний покров, до сих пор скрывавший от него грустную истину.

Дерзость молодой женщины лучше всяких других доказательств открыла Виллару, в каком положении он оказался. Все его предали. На какой-то миг ему захотелось все бросить. Пусть убийца делает что угодно… Пусть полиция продолжает плести сети… У каида пропало желание сопротивляться, раз даже Нина против него. А потом старый инстинкт самосохранения взял верх. Пока остается хоть один шанс выйти сухим из воды, его упускать нельзя. Дон Игнасио медленно приблизился к Нине.

— Ты догадываешься, что тебя ждет, не так ли?

— Конечно.

— Раз ты так любила этого Лако, я готов в последний раз доказать тебе свою привязанность, отправив следом.

Он повернулся к андалусийцу.

— Этим займетесь вы, Гомес.

Эстебан в знак полного равнодушия пожал плечами. Во время гражданской войны ему уже случалось убивать женщин. Нина решила еще раз уколоть дона Игнасио.

— Что, не хватает мужества убить меня своими руками?

Но Виллар уже взял себя в руки. Он с улыбкой отвесил поклон.

— Такая работа ниже моего достоинства, дорогая.

Гомес с облегчением перевел дух. Наконец-то он узнавал прежнего дона Игнасио! Ну нет, еще не все потеряно! А Виллар, не обращая больше внимания на Нину, стал объяснять андалусийцу план дальнейших действий.

— Я думаю, здесь для нас все кончено, Гомес.

— Кончено?

— Надо уметь вовремя признать поражение, иначе тупое упрямство приведет к катастрофе. Нам не ускользнуть от убийцы, тем более что полиция явно не торопится его найти. Возможно, потому что он там служит? Прикончив этого стукача Пако, я никак не ожидал, что это вызовет подобную реакцию. Выходит, я вытащил слабую карту, что ж, тем хуже! А теперь придется выкручиваться. Мы удерем отсюда, Гомес. У меня достаточно денег в Лондоне, да и здесь, собрав всю наличность, я прихвачу с собой немалый куш. Я заберу вас с собой, и мы попытаемся начать все заново в другом месте. Однако понадобится день на подготовку. Очень хорошо, что мне пришло в голову отпустить прислугу. Оставайтесь здесь, Гомес, пока я не позвоню и не скажу, что делать дальше, прежде чем вы присоединитесь ко мне там, где я скажу. Сегодня же ночью мы уедем в Португалию на машине. А в Лиссабоне перед нами откроются все дороги. А как только полиция соблаговолит наконец арестовать убийцу, вернемся в Барселону.

Нина насмешливо рассмеялась.

— Короче, вы удираете, дон Игнасио?

— Бегство — тоже тактический ход, моя дорогая.

Комиссар Мартин положил трубку.

— Виллар только что пришел в контору. Я поставил там людей и велел не спускать с дона Игнасио глаз и повсюду следовать за ним. Надеюсь, на сей раз нам больше повезет, чем с Пуигом, и мы накроем убийцу прежде, чем он отправит Виллара к праотцам.

— А почему бы не дать ему это сделать?

— Потому что я полицейский, Мигель, и должен заботиться о безопасности своих сограждан, кем бы они ни были и как бы я к ним ни относился.

— А вы уверены, что следующей жертвой станет Виллар?

— Либо он, либо Гомес, но где искать второго, никто не знает. Парень не возвращался домой, а сейчас я поеду к себе, Люхи, и малость передохну, поскольку намерен эту ночь провести на работе. Таким образом, я тебя сменю. Оставайся тут, а потом, когда я вернусь, поедешь к Конче.

— Иначе говоря, дон Альфонсо, вы не очень-то хотите, чтобы я вмешивался во что бы то ни было?

— Да, это и в самом деле так, Мигель.

Глава XI

За все утро они не обменялись ни словом. Однако Гомес позволил Нине умыться и немного привести себя в порядок. Вернувшись, она снова села в кресло и курила сигарету за сигаретой, раздумывая, какую хитрость пустить в ход, чтобы избавиться от убийцы, не спускавшего с нее глаз. Нина всегда опасалась андалусийца больше, чем остальных подручных Виллара. Даже походка Эстебана нагоняла на нее страх. Для нее это был дикий зверь, для которого убить — проще, чем съесть кусок хлеба. За Гомесом не водилось никаких пороков, и Нина ни разу не слышала, чтобы он интересовался женщинами. Эстебан всегда держался особняком, и никому не дозволялось совать нос в его личную жизнь. Молодая женщина знала, что он религиозен, но вера андалусийца скорее основывалась на суеверии, чем на глубокой вере в истинность церковных догм. Почитание Святой Девы ни в коей мере не мешало Эстебану совершать преступления. Как настоящий севилец, он, несомненно, воображал, будто сможет искупить грехи, заключив сделку с Богом, причем его часть договора включала толстые свечи и молитвы. Скорее изворотливый, нежели умный, Эстебан всегда жил в варварском мире, созданном им по его собственному образу и подобию.

— Я голодна… — пожаловалась Нина около часу дня.

— Ну и что?

— Если хотите, можно приготовить еду — в холодильнике полным-полно продуктов.

Чем он рискует? Достаточно не отходить от Нины ни на шаг. А кроме того, он бы и сам с удовольствием перекусил. Пока Нина готовила, Эстебан с невольным восхищением наблюдал за ее спокойными и ловкими движениями. Нина, казалось, нисколько не думает об уготованной ей судьбе. Может, надеется его растрогать? Гомес презрительно хмыкнул — у всех женщин куриные мозги. Да и эта не лучше других, раз могла изменить Виллару с мелким жуликом, который питался бы ее же подачками.

Они пообедали вдвоем, и поглядев со стороны, никто бы не подумал, что еще до наступления вечера один из сотрапезников погибнет от руки другого. Сначала они не разговаривали, но постепенно очарование Нины начало действовать, и Гомес немного оттаял. Наконец они разговорились, словно давние друзья, и Эстебан полюбопытствовал, что заставило молодую женщину пожертвовать обеспеченным положением подле Виллара ради сомнительной интрижки с Пако. Нина рассмеялась, и андалусиец чуть было снова не пришел в ярость. Но тут она заговорила о молодости Пако и о старости дона Игнасио, который к тому же обращается с ней далеко не лучшим образом. Нина объяснила, что такой девушке, как она, нужно кое-что большее, нежели просто обеспеченное существование, не говоря уж о том, что она никогда не доверяла Виллару, зная, что ради выгоды он пожертвует кем и чем угодно. Гомес возразил, но без особой уверенности, поскольку так и не смог забыть, какая метаморфоза произошла с его патроном, когда инспектор Люхи пришел в кабаре. В сущности, Эстебан стал спорить лишь из принципа. Нина спокойно его выслушала.

— Что ж, сами увидите, — только и сказала она.

Молодая женщина снова устроилась в кресле и закурила. Подобное безразличие поразило Гомеса.

— Что увижу?

Нина не ответила, и это лишь еще больше взбудоражило андалусийца.

— Ну, так что? Скажите же, что я увижу!

— Вы действительно верите, будто дон Игнасио возьмет вас с собой в Португалию? — медовым голосом спросила Нина.

Парень на мгновение растерялся, но быстро пришел в себя.

— Разумеется, возьмет!

— А почему?

— Как так почему? Он же мне обещал!

Нина лишь улыбнулась, и эта улыбка окончательно взвинтила нервы Гомеса. В душу его стала закрадываться смутная тревога. Да, верно, в конце концов, у него нет ничего, кроме обещания дона Игнасио. Меж тем Нина негромко, словно разговаривая сама с собой, продолжала:

— Виллару вовсе незачем вас кормить. К тому же, когда придется начинать жизнь заново, вы станете для него не столько помощником, сколько помехой. Право, не понимаю, чего ради Виллару таскать вас с собой, если только он вдруг не превратился в филантропа…

Гомес никогда не был силен в дискуссиях, а потому чувствовал себя совершенно сбитым с толку.

— Я никогда не изменял дону Игнасио… Я оказал ему важные услуги…

— Вот именно… А теперь можете только скомпрометировать… И кроме того, в глубине души Виллар не так уж уверен, что это не вы прикончили Миралеса, Риберу и Пуига…

— Нет, уж это-то он знает!

— Или пытается себя убедить, но я готова спорить, что некоторые сомнения остались… Я хорошо знаю подозрительность дона Игнасио, и вряд ли он прихватит с собой человека, который, быть может, попытается его зарезать.

Эстебан при всем желании не мог найти никаких возражений. Ему не следовало ввязываться в разговор, но теперь слишком поздно. Слова Нины уже въелись в сознание, и Гомес чувствовал, что не сможет отделаться от опасений. Не ожидая ответа, молодая женщина продолжала рассуждать вслух, а он не посмел заткнуть ей рот. Андалусиец и боялся услышать, что она еще скажет, и хотел этого.

— Убийство Пако Вольса было ошибкой, но Виллар не мог предугадать, что смерть этого парня так расшевелит всю уголовную полицию Барселоны. И тогда он испугался. Друзья превратились во врагов, поскольку могли бы указать на него, как на организатора убийства. Сначала умер Рибера, потом Миралес, а за ними — и Пуиг. Теперь в курсе только мы с вами, Гомес, а потому опасны для дона Игнасио. Меня он уже приказал вам уничтожить. И тогда останетесь вы один. Так почему вы решили, что он вас помилует, если ваше исчезновение избавит его от преследований и позволит спокойно остаться в Барселоне? В возрасте Виллара не очень-то любят эмигрировать…

А ведь то, что болтает эта девица, запросто может оказаться правдой! Гомесу еще никто ничего не делал даром, и он понимал, что было бы чистым безумием воображать, будто Виллар станет тревожиться о его судьбе. И однако предположение, что дон Игнасио мог неожиданно превратиться в убийцу, не укладывалось в голове.

— Только что вы намекали, будто дон Игнасио не доверяет мне, подозревая, что это я ухлопал остальных, а теперь, похоже, толкуете, что он сам…

— Да нет же, я отлично знаю, что Виллар не способен убить кого бы то ни было, и доказательством тому — что покончить со мной он поручил вам. И тем не менее в последнее время вокруг него все мрут, как мухи. Можете вы доказать, что таинственный убийца действует не по приказу дона Игнасио? Я думаю, ради самозащиты Виллар на все способен.

В наступившей тишине Эстебан лихорадочно соображал. В конце концов, от этого зависит его жизнь… Насчет убийства Пако никто не сможет дать против него ни малейших показаний. А вот убить Нину де лас Ньевес — уже совсем другое дело. «Звезда» кабаре слишком знаменита, и ее смерть, как пить дать, не пройдет незамеченной. Полиция тут же начнет искать в непосредственном окружении Виллара, а в этом окружении остался только он, Гомес. И что, если дону Игнасио расхочется уезжать? У самого Эстебана слишком мало денег, чтобы смыться. А кроме того, бегство было бы равнозначно признанию вины. Но Гомес так привык подчиняться приказу, что никак не мог решиться на что-либо определенное.

— Гомес… А вы подумали, что в случае чего я одна могу обеспечить вам алиби на ту ночь, когда убили Пако?

— Как так?

— Ну, допустим, полиция загонит вас в угол… Так кто помешает мне сказать, будто вы провели эту ночь со мной?

— И вы бы на это пошли?

— Чтобы спасти свою жизнь и отомстить дону Игнасио, я еще и не на то способна…

Теперь ей оставалось лишь ждать решения андалусийца. Все прояснится в ближайшие несколько минут. Не желая показывать, что нервничает, Нина снова закурила. Сквозь дым она наблюдала за выражением лица Эстебана и угадывала его внутреннюю борьбу. Наконец парень встал и подошел к Нине.

— И что, по-вашему, нам надо делать?

Атмосфера офиса всегда успокаивала нервы дона Игнасио. Здесь он по-прежнему чувствовал себя хозяином, а потому вновь обретал хладнокровие и судил о положении вещей более трезво. На самом деле ему незачем срочно удирать из Барселоны. Не разумнее ли подготовить деловую поездку в Южную Америку и потом больше не возвращаться? Это займет всего несколько дней и ни у кого не возбудит подозрений. Избавившись от Нины (Виллар решил пустить слух, что у «звезды» нервная депрессия, и ей необходимо отдохнуть), они останутся вдвоем с Гомесом. Но андалусийцу он прикажет хорошенько спрятаться до отъезда. Досадная помеха этот Гомес, и чертовски не хочется таскать его с собой. Но, подумав, что неизвестный убийца, возможно, избавит его от Эстебана, Виллар улыбнулся. Правда, тот может сначала напасть на него самого… По спине дона Игнасио пробежала неприятная дрожь. Однако, вспомнив, что до сих пор преследователь строго соблюдал некое подобие иерархии, Виллар немного успокоился. Для пущей безопасности он больше не пойдет в «баррио чино», а из конторы сразу поедет на виллу. И потом, кто знает? Возможно, в конце концов полиция доберется-таки до виновника стольких преступлений? В таком случае он, Виллар, сможет остаться в любимом городе и не отказываться от множества дорогих сердцу привычек…

Как только достаточно стемнело, дон Игнасио позвонил Гомесу и приказал выполнить поручение, а потом возвращаться домой, поскольку их отъезд немного откладывается.