Защитник (№11) - Вызов

Так что пока Дмитрий Борзой, или мистер Джонсон, как он заставлял себя называть своих тупоголовых костоломов из уличных банд, был в такой же безопасности, как в церкви.

Подойдя к дому, Керни увидел Линду. Женщина полностью вошла в игру и теперь проводила основную часть времени с Ванессой, подружкой Борзого, и другими особами женского пола, находившимися в доме.

А это означало, что ей приходилось пить чуть больше, чем нужно, курить чуть больше, чем нужно, опять же нецензурно ругаться, в общем, вести себя так, словно в голове у нее нет и намека на мозга.

Борзой, когда Керни подошел ближе к бассейну, приветливо улыбнулся ему.

— Налей себе стаканчик, Тэд, — сказал он.

— Да я себя хреново чувствую, если начинаю нажираться с утра, — развязно ответил Джеф.

Борзой рассмеялся.

— Ну, как хочешь. Присядь, мне нужно с тобой поговорить.

— Как скажете, мистер Джонсон.

Керни придвинул шезлонг и развалился в нем. Он тут же передернул плечами и принялся натягивать брюки и футболку.

— Холодно, мать его. Так что вы хотели, шеф?

— Ты мне очень нравишься, Тэд, — снова улыбнулся Борзой. — Может быть, потому, что ты старше и умнее всех этих кретинов, которые меня окружают. А может, потому, что ты еще не совсем забыл, как правильно говорить по-английски. Не знаю, ей-Богу…

— Вы это о чем?

— Но я еще не вполне уверен в тебе, Тэд. Почему ты искал встречи с нами?

Керни почувствовал, что его ладони вспотели. Сейчас он очень хотел, чтобы с ним были сигареты и зажигалка. Или пистолет…

— Да вы уже спрашивали, шеф.

Борзой снисходительно усмехнулся.

— Я помню, Тэд. Но почему такой человек, как ты, не хочет вести более достойную жизнь?

Ответ на этот вопрос заключался в легенде, подготовленной для Керни сотрудниками спецслужб в Лондоне и Канаде.

— Ну, понимаете, шеф, — неуверенно начал он, — после того, как я откинулся…

— А за что конкретно ты угодил в тюрьму? — перебил его Борзой.

Несомненно, он уже провел свою проверку и прекрасно знал все детали биографии Тэда Бордена. Значит, сейчас он преследует какую-то свою цель, пока неясную Керни.

— Да пришил там одного засранца, — неохотно ответил он. — Парень мешал мне. Я толкал кайфуху…

— Наркотики?

— Ну да.

— Какие?

Керни засмеялся.

— Порошок. Если бы я еще задержался в деле, то перешел бы на крэк. С ним легче работать.

— А почему ты убил того человека?

— Я ж говорю — он мне мешал, лез не в свое дело. Да и был слушок, что он стучит легавым.

— И ты его застрелил?

— Точно.

— И как ты себя чувствовал потом?

Керни пожал плечами.

— Меня зацапали, мистер Джонсон, — сказал он. — Как я должен был себя чувствовать в тюряге?

Но Борзой больше не улыбался.

— Я имею в виду другое, — сказал он серьезно. — Как ты чувствовал себя, когда убил человека?

Керни не знал, какого ответа от него ждут, а потому спросил, не мудрствуя лукаво:

— И что я должен ответить?

— Тебя это не беспокоило? Не было угрызений совести? Может, ты переживал и раскаивался?

Керни пожал плечами.

— Я раскаивался только в том, что дал себя повязать. На остальное мне было насрать.

Похоже, Борзой был удовлетворен. Он сделал глоток из стакана и посмотрел туда, откуда доносились женский смех и веселые выкрики. Это Линда развлекалась со своими новыми подругами.

— Тогда, на вечеринке, ты был просто великолепен, — сказал Борзой. — Когда разобрался с Харви. А он ведь совсем не подарок. Где ты этому научился, Тэд?

— Вьетнам.

— А что ты там делал?

Керни посмотрел на свои босые ноги.

— Служил в разведке. Спецотряд.

— Значит, тебе приходилось проводить рейды по тылам противника? И там ты тоже убивал людей. Сколько ты всего убил, Тэд?

— Чего? А на какой хрен…

— Я задал вопрос. Сколько?

— Пятьдесят два.

— Каким образом?

— Но шеф…

— Каким образом?

— Да по-разному. Стрелял, резал глотки, и все такое. Кто там их считал, этих азиатов?

— Хорошо. А теперь скажи мне. Тэд, ты не догадываешься, почему я живу здесь с таким комфортом, почему у меня есть оружие, а власти не пытаются его конфисковать, почему я обладаю, по сути, неограниченными денежными средствами и могу влиять буквально на все в этой стране?

Керни посмотрел на океан и вновь повернул голову.

— Ну, я так прикидывал себе, что вы наркотой занимаетесь.

— Да, часть моих доходов поступает от торговли наркотиками, — кивнул Борзой. — Но лишь малая часть.

— Но тогда с каких…

Керни не закончил вопрос.

— Видишь ли, Тэд, я занимаю очень важный пост в организации, называемой «Фронтом Освобождения Северной Америки».

— Так они ж коммуняки, что, нет?

Борзой рассмеялся.

— Ну, какая разница? Я ведь предлагаю тебе больше денег и власти, чем тебе могло когда-то присниться.

Керни подумал, что психов с манией величия нельзя выпускать из-под контроля. Это непредсказуемая публика.

Можно, например, объединить их в какой-то союз, где они выступали бы друг перед другом, наслаждаясь собственным красноречием. Ведь, в сущности, мысли и речи таких людей очень схожи по стилю и выражают те же самые идеи и воззрения.

И если отбросить национальные особенности и специфику момента, то Адольф Гитлер, Иосиф Сталин и аятолла Хомейни покажутся слушателю просто близнецами-братьями.

Теперь вот в эту компанию решил затесаться и Дмитрий Борзой.

Глава пятая

Она сидела на кушетке и перечитывала какой-то старый журнал, не очень вникая в смысл слов.

Лилли Тубирс вздохнула, отложила журнал, убрала коврик, который укутывал ее ноги, и встала. Поправила свою длинную юбку.

Часы на комоде, над которым висело ружье Мэтью Хокена, ясно показывали, что давно уже пора заняться приготовлением обеда. Но в отсутствии Уиздома, который гостил у сестры, и Мэтью, который уехал в горы по просьбе ее брата, возня на кухне не доставляла Лилли никакого удовольствия. Поэтому она и не обращала внимания на время.

Она пересекла комнату, вытащила из буфета бутылку портвейна и налила себе стаканчик. Вина оставалось еще больше половины.

Женщина сделала глоток и почувствовала, как живительная влага течет по пищеводу и теплой волной окатывает желудок. Хорошо…

Еще девочкой, когда она росла в резервации и видела, как мужчины каждый день напиваются, ввергая в нищету свои семьи, Лилли решила, что выйдет замуж только за доброго принца из книжек.

С возрастом, правда, влияние книг уменьшилось, и так было до тех пор, пока она не встретила Мэтью Смита.

К тому времени Лилли уже поняла, что ее брак с Мэтью Хокеном был ошибкой, и как раз собиралась сделать вещь, немыслимую до сих пор в ее племени — подать на развод, но тут муж неожиданно умер.

В том же году Мэтью Смит — тезка покойного — оставил службу и перебрался на запад, в Монтану.

Когда они встретились в первый раз, Лилли просто запуталась в противоречиях натуры этого человека, и чем больше она его узнавала, тем меньше могла понять.

Он часто поражал ее суровым выражением своего лица, но никто не смеялся так заразительно и весело, как он. Мэтью Смит одновременно и не выносил возражений, и мог быть очень терпеливым и нежным, когда считал это необходимым.

Он изъяснялся на отличном английском языке, но в гневе бывал несдержан и тогда сыпал бранными словами. И он прекрасно ездил верхом, что тут же снискало ему симпатии Уиздома, который ездить на лошади научился раньше, чем ходить.

В своем ковбойском костюме, в стетсоне, высоких сапогах и с револьвером на поясе он должен был казаться какой-то карикатурой на героев вестернов, но нет, наоборот, такой внешний вид лишь придавал ему достоинства.

Прозябая в первом браке, Лилли уже отчаялась встретить мужчину, настоящего мужчину, которого она смогла бы полюбить всей душой, без рациональных объяснений, почему да за что. Она уже вообще сомневалась, что такие мужчины существуют в реальной жизни.

Мэтью Смит был не похож на других, он был уникален в своем роде. Лишь он сам определял свою линию поведения, сам был себе судьей в поступках и намерениях, сам проводил границу между добром и злом.

Лилли безнадежно влюбилась в него. Это произошло спустя несколько лет после приезда Смита в Монтану. И вот последние четыре года между ними развивалось их необычное «взаимопонимание».

Мать Лилли ненавидела Мэтью. Она считала, что лучше уж законным путем выйти замуж за пьяницу — каким был ее супруг — чем жить в грехе, пусть даже с достойным и порядочным человеком.

Лилли глотнула еще портвейна, поправила свои длинные черные волосы и вернулась на кушетку, поближе к огню.

В углу стояло кресло Мэтью. Лилли никогда не садилась в него, если Смит был дома, но часто делала это в его отсутствие. Над креслом каким-то образом постоянно висел запах сигар, которые курил Мэтью, и это очень нравилось Лилли. Правда, иногда чувства настолько захватывали ее, когда она сидела в кресле и мечтала о встрече с любимым, что ей приходилось поспешно выбегать в другую комнату, чтобы не расплакаться.

Она взяла два небольших полена из кучи, которую нарубил Мэтью перед отъездом, и бросила их в огонь. Потом подняла голову и посмотрела на школьную фотографию Уиздома, висевшую на стене. Господи, он здесь выглядит совсем как белый. Аккуратный костюмчик, волосы гладко причесаны, глаза смотрят вдумчиво, но вместе с тем дерзко.

Когда они переехали сюда, в хижину в лесу, о школе пришлось забыть. По крайней мере, до тех пор, пока ситуация в стране не изменится к лучшему.

— Уиздом Тубирс, — громко сказала Лилли.

Хорошее имя. Ей оно очень нравилось.

Она взяла с комода еще одну фотографию сына и принялась ее разглядывать. Снимок сделал год назад Боб, ее брат, чистокровный индеец. Теперь он был лидером местной ячейки «Патриотов».

А вот еще фото — она, Уиздом и Мэтью Смит играют в снежки. Тогда ей здорово досталось, но было так весело.

Лилли всмотрелась в лицо Мэтью.

Это было лицо сильного человека. Может, не все назвали бы его красивым, но для нее оно было лучшим в мире. И в нем отражался характер этого мужчины.

Лилли усмехнулась и отложила фотографии.

Над комодом висело ружье Мэтью Хокена.

Она вернулась на кушетку и вновь укрыла ноги ковриком. Еще будет время приготовить обед. Сойдет что-нибудь легкое.

Женщина взяла журнал и глотнула вина, но тут вдруг с улицы донеслись звуки, которые заставили ее резко привстать, едва не разлив портвейн. Снова послышался тот же шум. Она услышала топот лошадиных копыт и заливистый лай собак.

Лилли резко встала с кушетки. Ей нужно было обуться и взять ружье. Теплые ботинки стоят у двери, а дробовик Мэтью висит в шкафу. Женщина бросилась туда и вытащила оружие. В магазине пять зарядов.

Потом она метнулась к двери, открыла ее, выглянула. Снова послышалось ржание лошади, и теперь Лилли увидела ее. В ста футах от дома Араби как раз поднималась на дыбы, защищая хозяина от трех, нет, четырех диких псов, размерами не уступающим немецкой овчарке. Собаки норовили вцепиться в ноги лошади.

А в седле… В седле сидел Мэтью, но он уже еле держался и мог в любой момент упасть на землю и угодить в зубы свирепых псов.

— Мэтью!

Лилли прыгнула в ботинки, не завязывая шнурков натянула их, и бросилась на помощь, на бегу вскидывая дробовик к плечу. Расстояние было слишком велико, но она все же выстрелила…

* * *

Левая рука совершенно не слушалась, а одной правой он никак не мог развязать узел.

— Черт возьми, — яростно выругался он сквозь зубы.

Араби снова встала на дыбы. Пока лошадь так прыгала, он не мог дать прицельный выстрел по диким собакам, а если она упадет, то неминуемо сломает себе спину.

Но он все же потянулся к пистолету и в этот миг услышал хлопок дробовика и бросил взгляд в направлении дома.

— Уйди внутрь, Лилли!

Но женщина продолжала бежать к ним, увязая в снегу. Псы тоже не собирались оставлять добычу. Он понял, что или в этих собак уже стреляли раньше и они привыкли к грохоту, или просто были очень голодные, поскольку снег в этом году выпал рано.

Он зубами стянул перчатку с правой руки и потянулся к карману за складным ножом. Ему удалось достать оружие и открыть лезвие. Он с силой полосонул клинком по веревке. В этот момент Араби снова встала на дыбы и он вылетел из седла.

Он тяжело рухнул в снег, воздух словно выкачали из груди. И он знал, что теперь собаки переключат свое внимание с лошади на него. Перекатившись на спину и скрипя зубами от боли в левом плече, он все же дотянулся до кобуры и выхватил «Беретту».

Ближайший пес прыгнул вперед с явным намерением вцепиться ему в горло.

Он выстрелил, раз и второй, пули вошли прямо в пасть собаке, отшвырнув уже мертвое тело на пару футов.

Но еще два пса неслись на него, глухо рыча.

Выстрел… Еще один…

Первая собака покатилась по земле, но вторая двигалась слишком быстро. Он сумел снова откатиться, и мохнатое тело приземлилось в нескольких дюймах от него. Вскидывая пистолет, он услышал истошный крик Лилли:

— Смит! Ложись!

Он буквально зарылся в снег.

Лилли вовсе не была мастером стрельбы из дробовика, но времени на споры уже не оставалось.

Он услышал звук выстрела, собачий визг и щелчок передергиваемого затвора.

А потом он услышал Араби.

Подняв голову, он увидел что последний пес — самый крупный — прыгает вверх, пытаясь дотянуться до горла лошади.

Он выстрелил, и тут же снова хлопнул дробовик. Собака — казалось — зависла в воздухе, а потом рухнула в глубокий снег.

Он с трудом встал на колени, попытался подняться.

Снег вокруг него был испещрен дырочками от дробинок, и он подумал, что ему просто повезло — женщина все же попала в собаку, а не в него.

Он коротко свистнул, и Араби подскакала к нему. Мужчина сунул «Беретту» в кобуру.

— Все в порядке, милая, не горячись.

— Смит!

Он повернулся, и Лилли упала в его объятия.

— Все в порядке, милая, — повторил он, на этот раз обращаясь к женщине.

Глава шестая

Лем Пэрриш стоял на крыше Марлтоп Билдинг, первого небоскреба, возведенного в Метроу. Теперь, правда, он казался гномом по сравнению с другими, более современными высотными зданиями, но и так с него открывался хороший вид на центр города.

Сейчас Пэрриш напоминал сам себе журналиста из старого фильма Орсона Уэллса «Война миров». Там тоже человек стоял на крыше и с ужасом смотрел, как облака смертоносного газа, выпущенного из машин марсиан, неумолимо окутывают Нью-Йорк.

В данном, правда, случае представители внеземной цивилизации отсутствовали, да и газа пока не было, хотя в последние дни его частенько применяли для разгона уличных демонстраций.

А вместо марсианских треножников были танки, управляли которыми люди из президентских «Ударных отрядов».

— Есть сигнал, Лем, — сказал ассистент. — Эфир в пять. У тебя еще три — четыре минуты.

Пэрриш кивнул и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, восстанавливая дыхание. Затем крепче сжал в руке микрофон, наклонился к нему, заговорил:

— В эфире Лем Пэрриш, «Свободное радио» из Метроу. Я мог бы сказать вам, где сейчас нахожусь, но зачем облегчать работу «ударникам»? Они и так запеленгуют нас быстро.

Танки президентских отрядов в настоящий момент движутся по всем главным улицам к центру города. Первый раз тяжелая техника введена в Метроу с тех пор, как по приказу Хобарта Таунса была осуществлена блокада города шесть дней назад.

Кажется, люди готовы оказать сопротивление этим бронированным монстрам. Это их стремление одновременно прекрасно своим духом борьбы и жалко своей бесполезностью.

Пока он говорил, улицы постепенно заполнялись мужчинами и женщинами, жителями Метроу. Большинство из них шли с пустыми руками.

— И это происходит в стране, — продолжал Пэрриш, — где гражданам было гарантировано право иметь оружие для защиты себя и своих семей, для защиты свободы и демократии.

Теперь же те, кто не стал приспешником диктатора, вынуждены идти на танки с булыжником и бейсбольными битами. А их ждут пулеметы и вооруженные солдаты. Пока еще выстрелы не прозвучали…

Пэрриш поднял к глазам бинокль.

— Да, я вижу, как солдаты президента натягивают противогазы, а люки танков закрываются. Похоже, сейчас начнется… Точно! Показались клубы бело-серого дыма. Это какая-то разновидность слезоточивого газа. Заряды выстреливаются из приспособлений, напоминающих огнеметы. Ими вооружены два десятка солдат.

Я вижу, как люди, взявшись за руки, становятся в ряд, чтобы перекрыть дорогу танкам. Тут как минимум сто человек. Но машины продолжают движение. Неужели не остановятся? И смогут ли эти люди выдержать газовую атаку?

Ассистент на пальцах показал, что их время истекает.

И в этот момент раздались автоматные очереди.

— О, Боже! — Пэрриш снова схватил бинокль. — Стреляют «ударники», поскольку граждане не имеют автоматического оружия. Я отчетливо вижу два тела на асфальте — мужчину и женщину.

Живая стена прогнулась, но не отступила. Я вижу решимость, отчаянную решимость на лицах этих людей. Они готовы напасть на танки с булыжником и дубинками в руках. Да это ведь как в Венгрии в пятьдесят шестом году, когда…

Снова послышались очереди, грохот нарастал. Подключились башенные пулеметы с нескольких танков. К счастью, они стреляли над головами демонстрантов. В солдат полетели камни. Многие из них несли пластиковые щиты, но теперь они бросали их и вскидывали винтовки.

Пэрриш видел, как какой-то мужчина бросился на трех «ударников», размахивая бейсбольной битой. Его срезали очередью.

Теперь стрельба шла уже вовсю, люди падали на землю, корчась в лужах крови. Некоторые побежали, другие продолжали сопротивление, швыряя камни.

— «Ударные отряды» открыли огонь, — снова заговорил журналист. — Я вижу не менее двух десятков тел, лежащих на асфальте. Грохот выстрелов разносится по всему центру города.

Танки все движутся вперед… О, Господи! Стальная машина только что прокатилась по телам троих мужчин из числа демонстрантов. Пулемет на ее башне начал разворачиваться… Нет!

Раздался оглушительный грохот, микрофон в руках Пэрриша словно взвизгнул.

— Это был снаряд! Танк выпустил снаряд по магазину «Мерсер», где укрылись некоторые из демонстрантов. Здание сейчас объято пламенем, валит черный дым!

— Заканчивай, Лем, — сказал ассистент. — Сейчас они засекут нас и тогда все.

Пэрриш кивнул и снова заговорил:

— Стрельба продолжается. Ее ведут уже несколько пулеметов. На улице остаются десятки убитых и раненых людей. Мой ассистент сообщает, что нас засекли. Мы должны уйти из эфира.

Но не сомневайтесь — мы вернемся и будем рассказывать вам правду, до тех пор, пока нас не поймают. Но тогда на смену нам придут другие. Правда сделает нас свободными. Говорит «Свободное радио» из Метроу, Лем Пэрриш прощается с вами.

— Уходим, Лем!

Пэрриш опустился на колени, помогая ассистенту собрать аппаратуру. Он теперь отчетливо слышал треск вертолетов где-то в небе.

Что ж, возможно они слишком задержались…

Глава седьмая

Позволив Лилли сначала осмотреть свою руку, Мэтью Смит настоял, чтобы она затем занялась лошадью. Женщина послушалась, сделала все, что требовалось, а потом нашла его на полу в комнате, без сознания.

Мэтью Смит был шести футов ростом и очень хорошего телосложения. Весил он двести фунтов, хотя на вид казался легче. По логике, Лилли ни за что не смогла бы поднять его с пола и дотащить до кушетки. Но все же она это сделала. Затем сняла с него пояс с оружием. Потом женщина принялась осторожно стаскивать с Мэтью одежду, чтобы добраться до раны. Кое-где пришлось даже воспользоваться ножом, чтобы разрезать материю.

Она определила, что рана, несомненно, было очень болезненной, но для жизни угрозы не представляла, тем более, что кровь уже не текла. Месяц назад ему сделали прививку от столбняка, когда Мэтью поранил руку, к тому же он всегда отличался богатырским здоровьем. Что ж, могло быть и хуже. Слава Богу.

Инфекции можно было не опасаться. Лилли приготовила горячую воду, бинты, антисептик и занялась раной вплотную. Мэтью все еще был без сознания, видимо, от боли. А может, просто уснул.

Она накрыла его теплым пледом, а потом опустилась на колени и начала снимать с него тяжелые ботинки.

Мэтью открыл глаза.

— Надлежит предположить, — сказал он, — что я еще жив?

— Правильно догадался.

Он поднялся на кушетке прежде, чем она успела ему это запретить, и затем спросил:

— Почему ты не отговорила меня ехать туда?

Лилли вздохнула.

— Я прогуляла Араби, вытерла ее, накормила и напоила. Вычистила седло, оно было в крови.

— Но я сам…

— Нет, я уже справилась. И тебе нельзя двигаться. Кровотечение может возобновиться.

— Ты спасла мне жизнь…

— Вряд ли. Я просто помешала тебе столкнуться с той собакой. Вот и все.

— Не согласен.

— Ладно, забудь о собаках. Трупы я похороню.

— Зачем? Ты можешь оставить их там же.

— Нет, не могу. На запах крови сбегутся другие звери. Я стащу их в кучу и закопаю.

— Тогда возьми мой пистолет. Из дробовика ты стреляешь очень неважно, я должен признать.

— Хорошо. Тебе еще больно?

— Да вот поесть бы неплохо.

— Сейчас я покормлю тебя. Как ты думаешь, алкоголь тебе не повредит, или ты потерял слишком много крови?

Она подняла голову и улыбнулась.

— Я принесу тебе стакан вина. Это гораздо лучше, чем виски, поверь мне.

Лилли коснулась его ног. Холодные, как лед, хотя носки были сухие.

Она быстро поднялась и двинулась на кухню. Взяла стакан с полки, налила портвейна, закрыла бутылку и принесла напиток Мэтью.

Тот взял стакан, одним глотком выпил половину и вновь откинулся на подушки.

Лилли присела у него в ногах и принялась снимать с них носки.

— Что ты делаешь?

— У тебя холодные ноги. А как твое колено?

— Онемело.

— Тебе надо хорошенько попариться в ванной.

— Позже.

— Хорошо.

Она уже сняла оба носка. Затем женщина задрала свой свитер и блузку под ним, а потом прислонила к своему голому горячему животу пятки Мэтью. Вздрогнула от пронизывающего холода.

— Так лучше, Смит?

— Да. Ты замечательная женщина.

— Это ты мне уже говорил.

— Этот поезд, который видел Уиздом… Там, в вагонах, держат мужчин и женщин. Судя по одежде, они военные. Я видел, как одного из них застрелили. Это что-то вроде концлагеря. Там полно оружия и тяжелой техники. Танки… Это крепость, которую невозможно взять.

— Как тебя ранили, Смит?

— Тактическая ошибка. Но рана ведь несерьезная, да?

Он повернул голову и взглянул на свое плечо.

— Рана пустяковая, — сказала Лилли. — Ты поправишься через пару дней, это точно.

Его ноги наконец согрелись и как раз вовремя — зубы Лилли уже начали стучать от холода.

— Сейчас я приготовлю нам горячий обед.

Мэтью глотнул портвейна.

— Только не напивайся, — усмехнулась женщина. — Я жду, что за едой ты будешь развлекать даму беседой.

— Как бы тебе не разочароваться, — засмеялся Смит.

— А я рискну. Ладно, пока поспи, а я займусь делами.

— Но я…

— Нет.

Она поднялась, накрыла его ноги пледом и отправилась на кухню.

Мэтью Смит уснул еще до того, как вышла Лилли.

Глава восьмая

Он сразу узнал этого человека. У Рикардо Монтенегро было лицо, которое трудно забыть. В молодости — Керни знал это из его досье — Монтенегро заболел оспой, и теперь его лоб, щеки и подбородок покрывали характерные следы этой болезни, оставшиеся на всю жизнь.

Однако, несмотря на это, Монтенегро продолжал оставаться весьма привлекательным мужчиной, о чем свидетельствовали полдюжины женщин, которые сейчас окружали его, хихикая и строя ему глазки. Ну, может, тут имели значение также и его деньги.

— Познакомься, Рикардо, — сказал Борзой, и тот медленно повернул голову. — Это Тэд Борден.

— Рад видеть тебя, amigo, — широко улыбнулся Монтенегро, протягивая руку.

Керни пожал его твердую сухую сильную ладонь, ладонь настоящего мужчины.

— Я тебя тоже, приятель, — ответил он.

Их глаза на миг встретились. Пронзительный взгляд Монтенегро заставил Керни на долю секунды отключиться от действительности. Тот словно гипнотизировал его.

— Кажется, Тэд — это тот человек, который мне нужен, — сказал Борзой с улыбкой.

— Хорошо, — кивнул Монтенегро. — Я знаю, что ты очень долго искал подходящую кандидатуру.

— Ну, он еще слегка неотесан, — рассмеялся Борзой, дружески похлопывая Керни по плечу, — но это поправимо. Он настоящий алмаз, но только нуждается в огранке, чтобы засверкать, как бриллиант.

Монтенегро повернулся к женщинам и жестом приказал им отойти. Трое мужчин остались одни возле столика в углу большого зала.

Эта вечеринка отличалась от тех, к которым привыкли здесь, в доме на пляже, как пьяная оргия от королевского бала. На ней не присутствовал никто из костоломов Борзого, кроме, правда, Косяка, который практически всегда находился рядом с шефом. Из обитателей дома были только они втроем и женщины, чтобы поддержать компанию. Среди них и Линда.

Зато присутствовали другие гости — какие-то иностранцы, одетые так же богато и безукоризненно, как и Рикардо Монтенегро; местный шериф со своим заместителем, окружной судья, несколько бизнесменов и даже один известный журналист из Метроу.

Негромко звучала классическая музыка — Бах, Шопен, а основным напитком было шампанское.

— Вижу, вас заинтересовало мое лицо, — сказал Монтенегро Керни, и улыбка на миг исчезла с его губ.

Тот сделал вид, что смутился, и пожал плечами.

— Когда я был маленьким, то заболел и чуть не умер. Оспа. Вот это осталось на память о ней.

Он усмехнулся и взял с подноса бокал с шампанским. Такие подносы разносили девушки, очень скупо одетые в какие-то прозрачные мини-юбочки и блузки. На серебряных блюдцах стояли бокалы с шампанским, лежали бутерброды и фрукты; на одном Керни даже заметил миниатюрные коробочки с кокаином и какие-то разноцветные таблетки.

— Ну а что такого особого ты разглядел в Тэде, Дмитрий? — спросил Монтенегро.

Борзой рассмеялся.

— Я, конечно, не хочу, чтобы он зазнался, но должен сказать, что мне еще не приходилось видеть такого уверенного в себе человека. И мне нравится, что он сначала думает, а потом уже открывает рот. И внешность у него подходящая, и обаяние просто колоссальное.

Конечно, придется привлечь специалистов, чтобы подправить его лексикон и поставить дикцию. Мы также научим его хорошо одеваться и привьем вкус; кое над чем еще предстоит поработать. Но в общем могу сказать, что этот человек идеально нам подходит.

Керни посмотрел на Борзого. Нечасто с ним такое случалось, но сейчас он был слегка озадачен.

— Я что-то не врублюсь, мистер Джонсон, — протянул он. — За кого вы меня держите?

— Называй меня Дмитрием, Тэд, — улыбнулся Борзой.

— Ну, как скажете. Только…

Монтенегро глотнул шампанского.

— Понимаешь, Тэд, — начал он, — уже некоторое время…

Он прервал и повернулся к Борзому.

— Думаю, ты сумеешь лучше это объяснить, Дмитрий.

Борзой с похотливой улыбкой проводил глазами одну из не совсем раздетых девушек с подносом, а потом посмотрел на Керни.

— Все очень просто. «Фронту Освобождения Северной Америки» нужен человек, который мог бы стать его представителем, якобы лидером. Человек, с которым простые граждане могли бы идентифицировать себя, которому они бы поверили.

Это должен быть типичный американец с присущим американцам обаянием и широтой души, личность, которая сумеет завоевать сердца и умы людей, станет их идеалом.

И тогда — учитывая, что политика президента Маковски поставила страну на грань гражданской войны — «Фронт Освобождения» мог бы стать символом единства нации.

Борзой глотнул шампанского и продолжал.

— Вот почему мы искали подходящего для такой роли человека. Он должен отвечать всем требованиям простого американца, люди должны любить его, уважать и главное — верить ему.

Мы подготовим ему надлежащую биографию, к которой невозможно будет придраться, и выведем на сцену. Своим личным магнетизмом и правильными словами этот человек увлечет за собой массы и сможет управлять ими по своему усмотрению.

Борзой умолк и хлопнул Керни по плечу.

— Так что прими мои поздравления, Тэд, — сказал он после паузы. — Именно тебя мы выбрали в качестве нового лидера «Фронта Освобождения Северной Америки».

Борзой протянул ему руку.

— Это большая честь, Тэд.

Керни молча пожал его ладонь, не зная, что еще он может сделать в такой ситуации.

Глава девятая

Дэвид Холден резким движением отогнул назад голову часового и с силой провел по его горлу лезвием ножа, отвернув свое лицо, чтобы в него не попала струя крови.