Суд да дело

      - Никто ни за что не ухватится. Откуда они узнают о нем?
      - Мой опыт показывает: такие детали почему-то обязательно всплывают. Свидетели в суде чувствуют себя очень напряженно. И от напряжения пытаются быть предельно честными. Это у них такая самозащита. Поэтому необходимо выстраивать оборону, исходя из худшего. Считать, что противник докопается до всего.
      - Должен сознаться... Возможно, вам будет приятно узнать, что мой вчерашний самоуверенный скептицизм как-то обмяк. Я, действительно, как вы и предсказывали, обнаружил подобие слежки за собой.
      - Ага, ага!.. Вот видите. Ну-ка, расскажите все с подробностями. Не упускайте ничего. Позвольте уж мне решать, что важно, что нет.
      Все же содержание своего разговора с израильским стариком Кипер не стал пересказывать. Так - сидели, болтали о житейских пустяках. И о ночном появлении Роберта около его дома тоже не сказал. Зачем? Ведь загадочность этого визита длилась всего час. Да, этот час дался ему нелегко. Он провел его в страхе, тоске, каждую секунду ожидая стука в дверь. Он не мог понять, куда исчез ночной гость. Затаился в кустах рядом с домом? Пытается забраться незаметно по стене? Но тогда почему он подъехал в автомобиле открыто, к самым дверям? Почему не оставил его где-то на улице, в темноте?
      Час спустя стукнула боковая дверь, ведущая в кабинет Полины. И Роберт появился на дорожке. И Кипер вспомнил, что он был когда-то ее пациентом. Вернее, привозил пасынка Грегори на консультации. И волна счастливого облегчения прокатилась под сердцем.
      Но все же он не удержался - позвонил Полине.
      - Кто у тебя был сейчас? Очень похож на Роберта Кордорана.
      - Это и был Роберт.
      - Да? И о чем вы говорили?
      - Ты с ума сошел. Я когда-нибудь выдавала врачебную тайну? Вспомни - было такое хоть раз?
      - Знаю, знаю... Прости... Но дело в том, что назревает конфликт между двумя фирмами. Моей и его. Так что ты с ним поосторожнее.
      - Не учи меня. Ему просто нужно было посоветоваться. Одно могу сказать: он в очень трудной ситуации. Ужасная проблема в семейных отношениях. В моей практике ничего подобного не попадалось. Я даже не знала, что ему порекомендовать. Обещала подумать, подобрать литературу.
      Кипер без труда уговорил себя не жалеть Роберта. Все равно его дюгоневую кожу ничто не пробьет. Он повалился на диван и почти мгновенно заснул. После тягостного, тягостного дня. Давно у него не было такого.
      Газонокосилка фирмы "Уайт и Хорнсби" укоризненно торчала посреди студии. Но Кипер, после разговора с Ларри, прошел, не глядя на нее, прямо в свой кабинет. Набрал номер Долли. Долго слушал длинные гудки. Положил трубку - и телефон тут же разразился требовательным звоном. Это был Роберт.
      - Мне надо с тобой поговорить, - сказал он. - О важном деле. Давай встретимся после работы.
      Голос его звучал сдавленно и глухо. Обида, недоумение, угроза?
      - Вообще-то нам нельзя, - сказал Кипер. Все вчерашние страхи мгновенно слетелись на него, как кусачий пчелиный рой.
      - Что значит "нельзя"?
      - Мне запретили с тобой встречаться. И разговаривать. Поскольку затевается это судебное дело. Вокруг погибшего старика - ты знаешь. Мистера Лестера. Его катапультировала ваша кровать.
      - Во-первых, это вздор. "Ковер Аладдина" вполне безопасное устройство. Никого оно не может катапультировать. А во-вторых, мы будем говорить только про частные дела. О работе - ни слова.
      - Вообще-то, сегодня я очень занят.
      - Ты занят, я занят, они заняты, все всегда заняты. Но когда друг очень-очень просит, отказывать нельзя.
      - Ну, хорошо. Где? В гостинице на 59-й дороге? В баре?
      - Нет. На этот раз мне нужно, чтобы кругом никого не было. Чтобы никто не мог подслушать. И вообще - лучше без свидетелей.
      Киперу показалось, что сердце его потекло, потекло. Начало растекаться где-то внутри живота. Как яичница на сковородке. Оставляя в груди болезненную пустоту. Какая может быть пара к слову "свидетели"? Только одна "преступление". "Свидетели преступления". И конечно, лучше без них. Привычное "тук-тук-тук" строчило в висках, как швейная машинка.
      - Помнишь, мы однажды устроили совместный пикник? На берегу озера, в парке... Ты еще зачем-то позвал этого кривляку Джерри с женой. Озеро называлось Себаго.
      Еще бы ему не помнить. Если через два дня Долли уговорила его поехать туда вдвоем. Она была просто зачарована этим озером. Место, которое они отыскали, было таким укромным, уединенным. А у них была с собой туристская палатка. Маленькая, ниже человеческого роста. Но все же не ниже роста человеческой ноги. И кто бы в таких обстоятельствах мог требовать большего? Все же несколько раз Долли задела пяткой за потолок. И потом очень смеялась над собой.
      - Давай встретимся там. Часов в шесть - сможешь? К этому времени парк будет уже почти пустой.
      Кипер вспомнил сцену из какого-то фильма про шпионов. Там герой участвует в спиритическом сеансе. И знает, что один из собравшихся имеет задание его убить. Но не знает - кто. Гости переходят в гостиную, где стоит круглый стол. Любезно пропускают друг друга вперед, улыбаются, рассаживаются. Герой мог бы встать и уйти, до того как погасят свет. Никто не посмел бы его остановить. Но уйти просто так, без всякой уважительной причины, без объяснений? Он слишком хорошо воспитан. Что страшнее: проявить невежливость или расстаться с жизнью? Конечно, о том, чтобы проявить невежливость, не может быть и речи.
      И Кипер сказал "да". Или "хорошо". Себаго так Себаго.
      "Может быть, так и лучше, - подумал он. - Согласился - и ладно. Ситуация все равно была тягостной. Для всех. Даже невыносимой. Будь что будет".
      Он стал думать о том, что нужно бы напоследок отдать какие-то распоряжения. На всякий случай. Написать завещание. Но на чье имя? Миссис Джози Визерфельд? Но тогда все откроется, и ей же будет хуже. Да и нет у него ничего стоящего, что имело бы смысл завещать. "Фалькон" его годится только на запчасти. Он продолжает ездить из личной преданности ему, Киперу. Дом? Но для этого нужна куча формальностей. Нужно сначала выплатить банку остаток по закладной. Конечно, хорошо бы помочь Долли. Если Роберт попадет в тюрьму за убийство, она останется совсем без средств. Лабораторные цветы и растения будут сочувствовать ей, но прокормить не смогут.
      Снова зазвонил телефон.
      - Мистер Райфилд? Ой, как хорошо, что я вас застала! Говорят из магазина "Рог изобилия". Знаете, на Мэйн-стрит, в городе Крестонвиль. Мы доставляем цветы и фрукты в подарочной упаковке. Вы еще делали однажды рекламный ролик про наш магазин. А теперь мы получили заказ на подарок лично для вас. Неизвестный друг шлет вам корзину с фруктами. И знаете, в заказе так точно указано, какие фрукты и сколько. Обычно называют только общую сумму - на столько-то долларов. А здесь отправитель проявил необычайную заботу. Явно обдумывал с любовью. Нам оставалось только аккуратно упаковать.
      - Я, право же, не знаю, - сказал Кипер. - Вы уверены, что это мне? Я, честно сказать, не жду никакого подарка. Ни от кого.
      Он хотел сказать, что, так или иначе, подарок опоздал. Что вряд ли он успеет отведать этих фруктов. Впрочем, в любом случае Полина получит их. Но кто же мог вспомнить о нем? И по какому поводу? Право, уместнее были бы цветы на могилу.
      - Проблема, однако, в том, - тараторила девица, - что отправитель указал лишь номер вашего почтового ящика. А нам нужен уличный адрес, номер дома.
      - Я всю свою почту получаю на почтовый ящик.
      - Но вряд ли в вашей обычной почте есть портящиеся продукты. Вы нас извините, но таковы правила. Доставка только на дом. Да и почтовое отделение не примет от нас открытую корзину с фруктами.
      "Боже мой, - подумал вдруг Кипер. - Да какое все это может иметь значение? Теперь, когда..."
      И дал девице свой уличный адрес. И остался сидеть над умолкшим телефоном. Во рту было сухо и твердо, как после укола дантиста. Хотелось, ужасно хотелось сделать какой-то прощальный жест. Сказать что-то значительное. Или написать. Например, что он ни о чем не жалеет. Что Долли дала ему такое счастье в жизни, за которое не жалко умереть. Что она замечательная, непредсказуемая, измученная тревогами, бесценная. Что он пытался похитить сокровище, принадлежавшее другому. И будет только справедливо, если эта кража не останется безнаказанной.
      НЕ ЖЕЛАЙ ЖЕНЫ БЛИЖНЕГО СВОЕГО, НИ АВТОМОБИЛЯ ЕГО, НИ ДОМА ЕГО, НИ БАССЕЙНА ЕГО.
      Потом ему в голову пришла счастливая мысль. Корзина! Вот кому нужно переадресовать корзину - Долли и ее детям. Конечно, пусть они хоть раз получат от него подарок. Теперь уже можно не таиться.
      Он схватил телефон, позвонил в справочное. Без труда получил номер магазина "Рог изобилия" в Крестонвиле. Ему ответил печальный мужской голос.
      - Звонили?.. От нас?.. Корзина с фруктами?.. А как ваша фамилия?.. Нет, сэр, я очень сожалею... Но никакого заказа для вас мы не получали. Звонил женский голос?.. Пятнадцать минут назад? Очень сожалею, сэр, но сегодня в магазине я один... И последний час не отходил от телефона. Ни отсюда никто не звонил, ни сюда. Летнее затишье, вы понимаете... Ужасно сожалею, сэр...
      Кипер положил трубку. Откинулся на спинку кресла. Хотя вообще-то ему хотелось лечь. Лечь прямо на пол. Подтянуть колени к подбородку. И зажмурить глаза. Он опять попался. Так легко, глупо... Дал свой уличный адрес. Кто-то до него добирается... Но кто? Опять эта израильская парочка? Что им нужно?.. А впрочем - какое это имеет значение? Ведь теперь у него есть реальный шанс ускользнуть от всех, от всех. Даже не прилагая особенных усилий.
      "Еще вчера все было так хорошо, - подумал он. - У меня всего-навсего сорвалось свидание с Долли".
      Ветровое стекло автомобиля играло с солнечным лучом. Ловило его и посылало отблеск на дорожные знаки, на листву, на пролетающие над головой мостики. Кипер ехал небыстро, без гнева на обгоняющих, без презрения к обгоняемым. Легкая тряпочка боли легла сзади на глазные яблоки. Глазные яблоки, финики ушей, орехи мозга. Не голова, а еще одна корзина с фруктами. Странное состояние. Может быть, это и есть то, что они называют "покорность судьбе"? В ОТСНЯТОЙ ЛЕНТЕ ЖИЗНИ НИЧЕГО ИСПРАВИТЬ, ПОДРЕЗАТЬ, ОЗВУЧИТЬ, СМЕНИТЬ АКТЕРОВ, МЕСТО СЪЕМКИ - НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ.
      Он съехал с шоссе. Настала деревенская тишина. Редкие домики торчали справа и слева. Залитые по окна цветущими кустами. А ведь это здесь они гуляли однажды с Долли. Когда она взяла с собой велосипед. И объясняла ему, как ей важна эта возможность. Удрать от него в любой момент. Новая декларация независимости. На ней было белое платье в красный и синий горошек. Его можно было поднять, как флаг. Что они и сделали полчаса спустя.
      Роберт уже поджидал его. Стоял, придавив задом багажник автомобиля. Выглядел исхудавшим, настороженным. Рука придерживала зеленую спортивную сумку. С эмблемой, изображавшей ушастого зайца. Пожалуй, маловата для ружья. Но для пистолета в самый раз. Или для мотка веревки. Впрочем, все это устарело. Сегодня нет лучшего способа, чем пластиковый мешочек. Предпочтительно - голубенький. Никаких следов.
      Они поздоровались без улыбки. Пошли вдоль берега по траве. Стадо гусей расступилось, прогалдев им вслед много недобрых пожеланий. Солнце заползло в молочную кашку над горами. На него можно было смотреть не мигая.
      Знакомый травяной пляж был пуст. Роберт достал из сумки надувной матрасик. Засунул в рот резиновый сосок. Его выпученные глаза вперились в дальний берег. Надсадный сип воздуха легко заглушил плеск волн.
      Они уселись рядом. Посидели молча. Каждое движение одного надутые трубки послушно передавали другому. Крошечный ялик вдали поблескивал веслами, продвигался толчками.
      - Это про Долли, - сказал наконец Роберт. - Ты, наверное, и сам уже догадался.
      - Да, - сознался Кипер.
      - Прямо не знаю, с чего начать... Давно не испытывал такой неловкости... Первые знаки появились примерно год назад...
      "Два года", - чуть не поправил Кипер.
      - ...Задумчивость, игра в молчанку, внезапные отлучки без объяснений такое случалось и раньше. Но тут добавилось что-то другое. Какая-то затаенная улыбка. Которая будто говорила: "Сторожите, сторожите - я все равно убегу". Будто она тихо рыла где-то подземный ход. И все время мысленно им любовалась.
      ...Первая догадка у мужа, сам понимаешь, - измена. Жена завела роман. Но как-то было непохоже. Потому что ко мне она стала вдруг очень нежна. Я бы даже сказал - яростно нежна. Почти как в первый год, еще до рождения Стеллы. Такие вещи не подделаешь... Ты знаешь, о чем я... Рубашку с меня срывала - только пуговицы разлетались по углам.
      - А до потолка не долетали? - не выдержал Кипер.
      - Потолок - не знаю... Но по полу стучали, как горох... Зато потом... Потом, когда уже лежали рядом, глядя в темноту, могла вдруг начать какой-нибудь бубнеж... "Не так, не так, не так..." - "Что не так?" - "Не так надо любить!" - "Не так - а как?" - "Господи, да мне-то откуда знать?!" И это уже сердито, с вызовом. "Я только чувствую, что не так... что этого мало..."
      ...А вскоре начали всплывать эти журнальчики, брошюры... Сначала она их прятала от меня... Потом почти перестала... Это не порнография, нет... Я даже не сразу понял, о чем они. Там вроде всякие истории про то, как мужчины и женщины сходятся и расходятся. И все время мелькает слово "поли". То есть "много". Приставленное ко всяким другим словам. Например, "поливерность". Или "полироман". Или "полисемья". И все так повернуто, что "поли" - это заведомо хорошо. Лучше, чем "моно". Так хорошо, что обязательно стоит попробовать на себе.
      Роберт подвинул к себе спортивную сумку. Достал оттуда бумажный пакет с бутылкой.
      - Хочешь глоточек? Нет?.. А мне необходимо. Дошел до самого трудного. Как горный перевал. Не знаю, кем Долли была в прошлой жизни. Возможно, самкой тетерева. У них ведь знаешь как? Самцы собираются весной в определенном месте. Называется "ток". Расхаживают там, распускают хвосты, курлычат. А самка ходит между ними и выбирает. Но что-то она там натворила в своем тетеревином варианте. И теперь все ей дается так нелегко. Смотреть порой - сердце болит. Я видел, что месяца два она была сама не своя. Извелась. Пытаюсь расспрашивать, утешать - только мотает головой. Наконец не выдержала. Была ночь, дети спали. Она усадила меня на кровать, села передо мной в кресло. Взяла за руки. И во всем созналась.
      - Да, - сказал Кипер. - Да. Такие вещи случаются. Это жизнь...
      Солнце вдруг вырвалось из закатного марева и больно кольнуло глаза. Лодка у дальнего берега подняла крылышки весел, застыла.
      - Да, - сказал Роберт. - Во всем. Но сначала заявила, что очень, очень меня любит. И то, что она собирается сказать, никак ее любви не вредит. Наоборот - должно помочь. Что она много думала обо всем этом, много читала. Конечно, это считается отклонением от нормы. Но, видимо, так у нее устроены гены. Никто не виноват. Гены - новое имя нашей полной невиноватости. В общем, она поняла. И надеется, что я тоже пойму. Пойму ее правильно. Просто у нее душевный кризис. Ей мало той любви, которая между нами. И ей нужен, нужен...
      Роберт откинул голову, громко булькнул пакетом.
      - ...ей нужен второй муж.
      - Как это? - воскликнул Кипер. - Ты же и есть ее второй муж.
      - Во времени - да. Но ей нужен - в пространстве. Второй, кроме меня. Второй - вместе со мною. Она понимает, что это неслыханно. Что о таком не просят. И если я захочу оставить ее, уйти, она вполне это поймет. Но жить дальше под этим грузом - выше ее сил.
      - Что значит - "неслыханно"? - забормотал Кипер. - Что значит "под грузом"?.. Такого просто не бывает... Нигде и никогда... Безумие какое-то!.. Несколько жен - это еще куда ни шло. Но несколько мужей? Этого не потерпят даже в штате Юта.
      - Я полез потом в книжки. И выяснил, что нет - есть еще народы, у которых это разрешено. Называется "полиандрия". Например, у эскимосов. Там женщина может завести второго мужа. Может даже лечь в постель к просто приезжему - это знак гостеприимства, очень распространенный. Долли жила с первым мужем на Аляске. И однажды ее Дику довелось заночевать у эскимосов из-за бурана. Так хозяин предложил ему свою жену. Дик уверял Долли, что он отказался. Но она говорит, что ничуть не рассердилась бы, если б он воспользовался. Ей уже тогда этот обычай показался трогательным. Такой же у гималайских племен - шерпа, ботия, лепча. Но у этих обычно второй или третий муж - младшие братья первого. К сожалению, у меня нет братьев.
      - К сожалению?! А если бы были - ты что?..
      - Видишь ли, ведь у нее это не каприз. Она долго боролась с собой. Но говорит, что не только с собой. Она боролась за свою любовь ко мне. Которая ей бесконечно дорога. Но которая умирает. Умирает без свободы. Если мы останемся только двое, повязанные вместе на всю жизнь, - для нее это смерть свободы. А без свободы ее любовь не живет.
      Кипер почувствовал, что ладони у него становятся ватными. Приложил их друг к другу, к щекам, погладил. Наверное, так ощущаешь прикосновение протезов.
      - У тебя осталось что-нибудь в бутылке?
      - Полноi. - Роберт протянул ему пакет. - Сам понимаешь, первым делом я спросил, кого она имеет в виду.
      - Ну и?.. - поперхнулся Кипер.
      - В том-то и дело, что оказалось - никого. Что это я! - я должен подыскать ей второго мужа. Такого, с которым я мог бы ужиться. А уж она постарается его полюбить. Слыхал ты когда-нибудь про такой заскок?
      - Нет. Никогда. Уж не знаю, чтоi твой дюгонь должен был сделать, чтобы ты заслужил такую напасть. Разве что утопил лодку, полную детей.
      - В общем, я тогда попросил у нее отсрочки. Обдумать, прийти в себя. Она сказала "конечно, конечно". Такие решения требуют времени. Нужно вслушаться в свои чувства. Понять, что тебе по силам, что нет. У нее ведь самой ушло несколько лет. Прежде чем она убедилась. Убедилась окончательно и необратимо. Что жизнь в моносемье ей не по силам. Что для нее это - смерть любви. А что за жизнь без любви?
      ...Месяц я ходил сам не свой. Даже в фирме заметили, стали расспрашивать. А что я мог им сказать? Усталость, легкая депрессия... Но сам все думал, и думал, и думал... Остаться вдруг без жены и детей? Для меня это - как казнь. Без всякой вины. А она, Долли, ясно дала понять, что для нее нет другого выхода. Что если все это мне не по силам, она подает на развод. Хотя совсем не хочет. Но суд, конечно, отдаст детей матери. Как всегда. И она отправится искать себе эту треугольную семью. А то и четырехугольную. В этих журнальчиках и брошюрках полно объявлений о всяких поливариантах. Особенно почему-то из Калифорнии. Уедут в Калифорнию, и я их никогда не увижу. Так что я думал, думал, думал и наконец решился. И сказал Долли, что я согласен попробовать. Сказал вчера. А сегодня позвонил тебе.
      - Позвонил мне? - повторил Кипер таким громким птичьим дискантом, что гуси подняли шеи от травы и облили его громким презрительным гоготом. - Ты хочешь предложить этот треугольный вариант - мне?
      - Нет, конечно. С чего ты взял? Ты-то для него совершенно не подходишь.
      - Да? Интересно узнать - почему?
      Кипер снова задрал голову и забулькал бутылкой. Роберт поспешно отнял у него пакет и жадно приложился сам.
      - Во-первых, мы с тобой такие разные. Во всем, во всем. Ты не веришь в переселение душ. Спортом больше не интересуешься. Слишком много прочел ненужных книг. Во-вторых, у тебя никогда не было детей. Ты не умеешь с ними обращаться. Но главное - вы с Долли совершенно психологически несовместимы.
      - Поглядите на этого самозваного психиатра! Выносит диагноз за две секунды.
      - Тут нет ничего обидного для тебя. Психологическая несовместимость самая распространенная проблема в семейной жизни. Спроси у своей бывшей жены. Во всяком случае, если у нас дома речь заходит о тебе, Долли не может удержаться от улыбки. Говорит о тебе только с иронией. Мне кажется, она не смогла бы принять тебя всерьез, как полноправного члена семьи.
      "Всерьез, невсерьез, - злобно подумал Кипер. - Поглядел бы ты на одну палатку, вон под тем деревом, три месяца назад. Почему-то никто не жаловался на несовместимость".
      - ...Я позвонил тебе потому, что у тебя есть связи и знакомства в артистической среде... Актеры, писатели, музыканты, фотографы... Это как раз то, что нужно для Долли. Она ведь в молодости очень увлекалась театром. Принимала участие в школьных спектаклях.
      - И ты хочешь...
      - Пригласи их на обед в ресторан. И меня тоже. Придумай какой-нибудь повод. Конечно, я плачу за все. Но ты выбери, по возможности, холостых. Или, по крайней мере, таких, у кого семейная жизнь дала сильный крен. В непринужденной обстановке, после двух-трех коктейлей... Если мне кто-то понравится, я приглашу его к нам домой. Чтобы представить Долли. А там посмотрим.
      - Ты хочешь, чтобы я, своими руками... Чтобы я помогал вам в этом... в вашем полиандрическом эксперименте?..
      - Но неужели это так трудно? Мне казалось, что такая услуга тебе не будет в тягость. Всего-то и дел - созвать несколько приятелей на обед. О котором тебе не надо заботиться. Я дам тебе название ресторана, время, адрес. А ты мне потом сообщишь, на сколько человек заказывать стол. Вот и все. И вкусно поешь и выпьешь на дармовщинку. Чего уж так сердиться?
      - Да... Да, я сержусь... Ты меня хочешь втянуть... Уж не знаю, как это все назвать... Но я тебе скажу так: пусть Долли сама меня попросит. Да-да... Откуда я знаю?.. Может быть, ты все это выдумал... Эту дикую историю про треугольник... Меня предупреждали про вас... От "Сладких снов" сейчас можно ждать любого подвоха... Может, ты хочешь меня втянуть в незаконное дело. Подставить под удар...
      - Не кипятись. Хочешь услышать от Долли самой? Пожалуйста. Уверен, что она согласится тебе позвонить. И тогда?..
      - Тогда посмотрим. Может, и устрою тебе банкет холостяков. Сняв с себя всякую ответственность.
      - Вот и хорошо.
      Роберт вздохнул с облегчением. Вздох его как-то странно затянулся, перешел в ровное шипение. Кипер не сразу понял, что он просто выдернул пробку из надувного матрасика.
      Они дошли до своих автомобилей, ступая очень осторожно и прямо. Только очень опытный полицейский смог бы увидеть что-то подозрительное в их походке.
      Четыре фары дружно проткнули лучами озерные сумерки. Но, выезжая со стоянки, они дружно повернули зады машин навстречу друг другу и дружно чокнулись задними мигалками.
      Звон разбитого стекла растревожил заснувших было гусей.
      I-6. Долли
      Стакана воды в изголовье хватило как раз на то, чтобы пересечь пустыню сна. Последний глоток пришелся на утренний просвет в плотных шторах.
      Если Кипер летом спал в верхней комнате, то всегда просыпался от стука по крыше. И, не раскрывая глаз, пытался понять, кто стучит: дождь или белки? Белки тарахтели своими коготками отрывисто и жестко. Но и дождь порой умел подделаться под их нервные перебежки. Особенно, если капли падали не с неба, а пригоршнями - с веток деревьев.
      На этот раз барабанил несомненный дождь. Ровный, работящий, равнодушный. Кипер попытался вспомнить вчерашний день. Но не смог. Что-то произошло вчера, довольно важное, все изменившее в жизни. Но что? Похмельная паутина облепляла память, затягивала все привычные дверки - ни войти, ни выйти. Всю ночь ему снились смутные, прерывистые сны, каждый - со своей обидой, и он проснулся уже готовым к мести. Но кому?
      Кое-как он ополоснул лицо. Мазнул по щекам электрической бритвой там и тут. Пригладил седую полоску в волосах. Натянул рубашку и галстук. Кофе или чай? Но в шкафчике над плитой не было ни того, ни другого. Он нашел в холодильнике половину апельсина, выел мякоть. Зонтик, послушно щелкнув, распустился в руке синим цветком. Он вышел под дождь и сразу увидел припаркованную на улице белую "тойоту".
      И круглую девичью головку в ее окне.
      И израильского старика, идущего ему навстречу с заискивающей и умудренной улыбкой.
      И тут же хмельная одурь слетела с памяти. Он вспомнил вчерашний вечер, гусей на берегу озера. Роберта с надувным матрасиком, его рассказ про необъяснимую прихоть, приманившую сумасбродку Долли.
      И он пошел навстречу старику, выкрикивая с яростью и насмешкой:
      - Нет!.. Нет-нет-нет!.. Больше не выйдет!.. Опять хотите меня подловить?.. Не на такого напали... Вас-то я уже раскусил!.. Вы засвеченный кадр. Так и передайте своим хозяевам!.. Пусть посылают кого-то другого!..
      - Что?.. Зачем?.. Я не понимать... Не иметь хозяин, - бормотал старик. Случайно встречать снова... Очень рад... Вы - другой пациент?.. Я замечал, да... Ваш прежний настрой сердца... Нужный совет от психиатра... Я понимал... А как поживает жена от другой муж?
      Кипер теснил старика зонтиком. Нависал над ним оскаленным ртом. Замахивался кулаком и бил в грудь самого себя. Рыжеволосая девица бежала к ним от "тойоты".
      - Что? Что случилось? Чего вы хотите от моего отца? Он сказал что-то обидное? Это опять его английский... Он же иностранец - разве вы не видите? Но такой же пациент, как и вы... Доктор Райфилд назначила нам на девять часов, но мы специально приехали немного раньше...
      - Это тот джентльмен из супермаркет... Помогал мне с кофейный машин... И потом долгая беседа на кафе... Я тебе рассказал... От него получал телефон доктор Сташевич-Райфилд...
      Мокрые лица обоих излучали честный испуг. Кипер почувствовал укол стыда. Может быть, он зря их подозревал? Нервы натянуты, память размыта, в висках "тук-тук-тук". Мог он дать старику телефон Полины и забыть об этом? Кажется, тот что-то упомянул о старческой депрессии. Да и акцент вернулся в его речь. Каких только не бывает на свете совпадений, случайных встреч. Он поднял зонтик, прикрыл обоих, довел до дверей Полины.
      - Прошу извинить... Мне просто почудилось... Она очень хороший специалист... Вам просто повезло... Уверен, что она сумеет вам помочь.
      Девица чмокнула старика в щеку, поправила ему галстук.
      - Я приеду за тобой через час.
      Кипер повел ее обратно к автомобилю. Оба инстинктивно старались сберечь дюйм пустоты между собой, но при этом остаться под зонтом. Шли изогнувшись друг к другу, как половинки разведенного моста.
      - Как вас зовут? - спросил он.
      - Эсфирь. Эсфирь Розенталь.
      Он подумал, что она очень мила. Что ей будет не трудно найти новый "мальчик-друг" - пятый, шестой. Что он и сам был бы не прочь занять очередь. И украсить ее волосы незаконным водяным цветком. Да-да... Если Долли вздумалось искать второго мужа, почему ему нельзя подумать о второй возлюбленной?
      Разъезжаясь, они слегка бибикнули друг другу на прощанье.
      По дороге на работу Кипер все пытался припомнить, кого ему напоминал старый мистер Розенталь. Наконец вспомнил: он был очень похож на еврейскую старушку, которая стала недавно жертвой ограбления в собственной квартире. Бедная миссис Руфь Сойко - она даже провела несколько часов под дулом пистолета. Ее показывали по телевизору два месяца назад. Эта история попала во все газеты. И не зря. В ней все было необычно.
      Начать с того, что грабитель полез в окно многоквартирного дома не ночью, а когда уже светало. И полицейские заметили его. И обратились к нему через громкоговоритель с предложением сдаться. Но грабитель не послушался. И объявил, что он берет заложницей хозяйку квартиры, в которой он оказался. Он даже попросил миссис Сойко подойти к окну и показаться полицейским.
      Дальше полицейские все делали так, как полагается по их правилам и учебникам. Было вызвано специальное подразделение по борьбе с террористами. В касках и пуленепробиваемых жилетах. На соседних крышах засели снайперы. Парламентер, имеющий стэнфордский диплом по психиатрии, начал переговоры с грабителем. Тот прежде всего потребовал сигареты. Потому что свои сигареты он выронил, залезая в окно. А у миссис Сойко сигарет не нашлось. Зато она накормила его хорошим кошерным завтраком. За завтраком они много говорили о жизни. И очень понравились друг другу.
      Миссис Сойко рассказала Хозе о своих мужьях. И о том, как они тоже не сразу нашли правильный жизненный путь. А Хозе рассказывал ей о своем детстве в Гватемале. Его слушательница только ахала с сочувствием и недоверием. После завтрака Хозе отпустил свою заложницу к соседям. А к полудню сдался полицейским. Пистолет его оказался игрушечным.
      Когда на грабителя Хозе надевали наручники, он с тревогой расспрашивал полицейских о самочувствии миссис Сойко. Просил передать ей извинения за доставленное беспокойство. Потом к дому с воем подъехала "скорая помощь". Санитары хотели увезти миссис Сойко в больницу. Нервный шок, психическая травма - по всем их книгам, она нуждалась в срочной помощи. Но она решительно отказалась. Она больше всего тревожилась о задержанном. Уверяла полицейских, что Хозе - очень достойный молодой человек. Вел себя как джентльмен. Ему только нужно сменить профессию - вот и все.
      - Мадам, - говорили ей в ответ повидавшие виды полицейские, - у вашего достойного молодого человека в досье уже есть поджог, угон автомобиля с применением оружия и продажа краденого. Теперь к этому прибавится попытка ограбления и захват заложника.
      Но Руфь Сойко стояла на своем. Вечером того же дня психиатр со стэнфордским дипломом объяснял телезрителям странное сочувствие миссис Сойко к незваному гостю Хозе:
      - Это явление хорошо известно современным криминалистам. Называется оно "стокгольмский синдром". Заложники, по прошествии нескольких часов, часто принимают сторону захватившего их преступника. Выражают возмущение действиями полиции, просят выполнять все требования бандита. Человек хочет понравиться тому, от кого зависят его жизнь и смерть, - это естественно. Так вели себя заложники, захваченные грабителем в одном стокгольмском банке, - отсюда и название.
      В другой половине телевизионного экрана миссис Сойко только иронически морщилась и качала седой головой.
      - Да нет у меня никакого вашего синдрома. Мне просто понравился этот молодой человек - вот и все. У нас был очень интересный разговор. Я расспрашивала его о детстве, о родителях. Интересовалась, знает ли он какое-нибудь другое ремесло, кроме воровства. Но он говорил, что менять профессию не собирается. И развивал на этот счет настоящую теорию.