Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ускользающий мир

ModernLib.Net / Ефиминюк Марина / Ускользающий мир - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Автор: Ефиминюк Марина
Жанр:

 

 


Марина Владимировна Ефиминюк
Ускользающий мир

Часть 1. Убийца, который любит меня

      Когда ты была здесь раньше, я не мог посмотреть тебе в глаза.
      Ты так похожа на ангела, твоя кожа заставляет меня плакать.
      Ты паришь, словно перышко по прекрасному миру,
      И я хочу быть особенным, ведь ты чертовски особенная.
      Но я неудачник, я отморозок…
      Какого черта я здесь делаю?
      Мне здесь не место…
"Creep", Radiohead (свободный перевод).

ИЯ

      Ия старалась справиться с нахлынувшей на нее слабостью и страхом. Ей хотелось чувствовать смелость, может быть, даже злость. Выскочить сейчас на площадь, сорвать с пояса призму со сгустком прозрачно-голубой, холодной энергии и ринуться в бой. Вместо этого она сидела в тонированной до черноты машине и нервно тряслась. С оглушительным грохотом что-то рухнуло на крышу, и тонкий металл вместе с обшивкой прогнулся над светловолосой макушкой девушки. Ия непроизвольно вжала голову в плечи и зажмурилась, перебирая тонкими пальчиками висящий на шее медальон ловца энергии.
      На ум очень некстати пришла формула расстояния между параллельными мирами. Вспомнилась схема положения параллелей на стене классной комнаты, где их мир выделялся жирной красной чертой, а второй, официально названный Индустриальным, тонким однонаправленным вектором. Ия, отличница, дипломированный специалист по отслеживанию энергетических следов, в совершенстве знала теорию, но совсем не умела драться!
      Девушка закрыла уши и, чтобы не слышать доносившихся извне воплей и громких ругательств, принялась бубнить зазубренную в Академии формулировку Указа. "Этим документом номер ноль один от первого марта тысяча восемьсот восемьдесят второго года мы подписываем Соглашение о запрещении любых схваток с применением энергии и влекущих за собой людские жертвы…"
      От резкого удара пошатнулась машина, сверху посыпалась крошка разбитого стекла. Девушка взвизгнула, закрыв голову руками, она скатилась с сиденья и сжалась в комочек. Рядом с лицом свесилась рука со стекающими по пальцам тонкими струйками крови. Ия почувствовала, как к горлу подступал тошнотворный комок.
      — Эй! Ты жив?! — Она подскочила.
      Мужчина из ее сопровождения таращился страшными мертвыми глазами, открытый рот превратился в черный провал. Девушку затрясло с удвоенной силой — она впервые так близко сталкивалась со смертью. Ловец энергии погибшего Хранителя сбился у самого кадыка в подобие удавки. Неожиданно с тихим выдохом из медальона вылетело голубое облачко, и ее ловец, словно ловушка, моментально всосал в себя утерянные другим крохи. Как всегда, ловец чувствовал и забирал любые капли драгоценной энергии, разлитой в воздухе. Сейчас отнял даже у мертвого!
      Неожиданно Ии стало страшно и мерзко, она резко отжала кнопку блокировки двери и выскочила на пыльную дорогу. Ветер ударил в лицо и разметал длинные волосы. Осенние листья закружились на мостовой жалкой юлой. Под ногами девушки корчился и стонал от боли один из ее телохранителей. Закатив глаза, несчастный катался по брусчатке, держась за сердце.
      Под обрывом тысячами энергетических огней поблескивала городская жизнь. Здесь же старые полуразрушенные дома брошенного Северного района таращились разбитыми окнами, от сквозняка хлопали рамы. Жалкие остовы заброшенной цивилизации, забытые и ненужные. Город скоро вернется сюда, но пока окрестности походили на декорации для видения ужасов и привечали бродяг и бездомными собак.
      Взгляд Ии полубезумно метался между двумя затухающими голубоватыми вспышками-стрелами, рассекшими ночь. На дороге полыхал автомобиль, дым серым столбом вспарывал воздух. Отблески пламени освещали высокого мужчину, убивающего Хранителя, одного из тех, кто сопровождал Ию в ее долгом пути. Одна рука убийцы с запястьем, обмотанным кожаным шнурком с крошечным ловцом энергии, прижималась к груди жертвы, и тот, не силах пошевелиться, чернел на глазах. Телохранители Ии, боясь приблизиться, застыли в боевых позах, но они не угрожали, а только пытались угрожать нападавшему на их картеж преступнику. Стоило кому-то из хранителей сделать едва заметное движение в сторону убийцы, как из-под руки того вырывался красноватый энергетический след. Заложник вскрикивал и подгибал колени, но, удерживаемый странной силой, оставался на ногах. Убийца спокойно и сосредоточенно следил за хранителями, не давая им приблизиться ни на шаг. Ия с ужасом поняла, что на поясах ее друзей не осталось ни одной призмы с энергетическими всплесками. Хранители оказались фактически безоружными, а бросаться на преступника с кулаками, чтобы спасти соратника, боялись.
      Всполохи огня раскрашивали лицо убийцы красными разводами, отражались замысловатым узором на белой сорочке с драгоценными запонками. И Ия узнала мужчину. Узнала только потому, что красивое лицо Люкки с широкими скулами, чуть выдававшими подбородком и темными почти черными глазами, было невозможно забыть. Подруги шептались о нем в Академии, о том, как он переметнулся. На другую сторону.
      И теперь он убивал людей, которые сопровождали ее в двухдневном путешествии!
      Злость наполнила девушку до краев. Она сорвала с пояса стеклянную призму с голубоватой светящейся пружинкой энергии и, почувствовав острое покалывание в ладони, швырнула в сторону Люкки. Блестящая стрела пролетела над головой мужчины и почти опалила иссиня-черные волосы. Он неожиданно резко оглянулся и, увидев девушку, буквально отпихнул жертву. Охранник свалился в пыль, как тряпичная кукла, и, схватившись за грудь, надрывно закашлял. От пронизывающего взгляда Люкки Ия превратилась в соляной столб.
      — Ия, ты зачем вылезла из машины?! — услышала она оклик главного их отряда, но было поздно.
      Через неясное мгновение, ее уже прижимали к крепкому мужскому телу, а ледяная ладонь лежала на солнечном сплетении, пронизывая холодом до костей. Девушка боялась вздохнуть или пошевелиться, рука убийцы находилась как раз там, где на груди она прятала то, что сегодня ночью должна была довезти до конторы хранителей.
      — Отпусти ее, ублюдок! — Заорал главный отряда с дурацким именем Докука.
      От страха его лицо побледнело и вытянулось.
      — Непременно. — Раздался над ухом Ии спокойный голос, глубокий и обволакивающий. — Если перестанете нападать. Поверьте, Суд через пять минут узнает, что хранители нарушили закон!
      — Это ты убил двух человек! — Теперь уже от ярости телохранитель ткнул в их сторону пальцем.
      — Пока одного! — Хмыкнул голос. — Но и это была самозащита, что я тоже легко докажу в Суде!
      Тут Ия поняла, что Люкка куда-то тащит ее, ступая тихо и пружинисто, зато ее ноги не слушались.
      — Спокойнее, малышка Ия. — Девушка почувствовала в волосах горячее дыхание, так сильно отличавшееся от смертоносного холода ладони. — В отличие от твоих друзей, я не безумец. У меня просто не в том месте и не в то время сломалась машина.
      Через пелену слез она видела, как телохранители не отстают ни на шаг, напряженно следя за убийцей. Люкка пятился назад, отчего-то осторожно придерживая Ию за талию, чтобы та не упала.
      Почему злодеи всегда прекрасны лицом и черны душой?! Ия прикусила губу, чтобы не заорать. Хранители медленно двигались, не сводя настороженных глаз.
      — Послушай, малышка Ия, — вдруг заинтересовался Люкка, — а что они так всполошились? — Он помолчал. — Неужели ты прячешь какой-то страшный секрет, детка?
      Ию бросило в жар, кровь застучала в висках. Он почувствовал, как под его пальцами забарабанило сердце. От страха девушка не сразу поняла, что Люкка тянет ее в черноту, подальше от горящего автомобиля и поля боя.
      — Твое сердце бьется, как у мышки, — мурлыкал голос. — Похоже, я оказался прав?
      Неожиданно ноги ударились о ступеньки, и девушка заставила себя согнуть колени, чтобы подняться. Она догадалась, что Люкка притащил ее к подъезду заброшенного дома. Рука убийцы вдруг быстро скользнула под тонкую ткань футболки девушки, заставив Ию замереть, и нащупала то, что она прятала за воротом все эти сутки — маленький мешочек. Она и не знала что в нем. Ей просто доверили доставить мешочек. Это было ее первое задание. Первое!
      Люкка дернул резко, жестко, что разорвавшаяся с тонким звуком веревка обожгла кожу и оставила след на шее. Ия вскрикнула и вывернулась, подстегнутая ужасом провалить задание. Убийца на мгновение замешкался, вероятно, не ожидая от жертвы подобной ловкости. Ии оказалось достаточно и доли секунды. В ее кулаке уже таяла последняя призма с голубоватым боевым импульсом и, не размышляя, она ударила преступника в бок. Кажется, в прекрасном лице Люкки скользнуло удивление, он схватился за трухлявый дверной косяк, стараясь удержаться на ногах и не рухнуть в беспросветную темноту черной лестницы. Опешившая от своего поступка Ия стояла с открытым ртом.
      — Держи его! — орал кто-то. За спиной раздавался топот бегущих ног. — Иначе он уйдет в параллель! Не найдем!
      Будто очнувшись, она попыталась схватить Люкку за запястье, обмотанное шнурком ловца энергии, но влажные от страха ладони скользнули лишь по кончикам пальцев. Мужчина упал в черный проем, чтобы исчезнуть.

ЕВГЕНИЯ

      Это утро было обязано наступить самым обычным утром в конце лета перед сентябрем! Когда днем кажется душно, а ночью через открытое окно в комнату пробирается острая прохлада, так сильно пахнущая осенью.
      Солнце уже медленно скользило из-за горизонта, окрашивая в охру крыши многоэтажек в спальном районе города. На еще пустые улицы поспешно выкатывались первые автомобили, торопящиеся выстроиться в длинные пробки.
      Я проснулась от резкой головной боли и холода, сочившегося через открытую балконную дверь. С трудом разлепив горящие глаза, я трясущейся рукой подняла электронный будильник, стоявший на полу у низкой кровати. Стрелки бодро отсчитали начало шестого. Во рту пересохло настолько, что язык прилип к небу, любое движение отзывалось непрошенной головной болью. Глухо застонав, я повалилась на подушку с давно свалявшимся наполнителем и, повернувшись, неожиданно уткнулась в нечто!
      Нечто оказалось твердым мужским плечом.
      Наверное, так может произойти, когда после славного девичника просыпаешься в кровати с незнакомцем. При одном условии, что ты не засыпала в гордом одиночестве!
      Как ошпаренная я вскочила с громким визгом и с гулко бьющимся со страху сердцем уставилась на НЕГО!
      Надо сказать, тут обнаружилась странность — ОН лежал на другой половине моей кровати полностью одетый: в брюках, ботинках, в рубашке с бурыми пятнами и с дорогущими рубиновыми запонками. Его лицо было белее мела, а губы посинели. Я в ужасе поняла, что простынь и моя растянутая футболка с милыми зайчиками перепачканы засохшей кровью. Похоже, незнакомец, появившийся из воздуха, отдал богу душу! На моей постели!
      Меня затрясло с удвоенной силой, а боль, будто стрела, пронзила похмельную голову от затылка до правого глаза. Я обошла кровать, осторожно присела на колени и протянула руку, чтобы потрогать тело в слабой надежде, что галлюцинация только последствие алкогольного отравления.
      Именно в этот самый момент, моя скуластая галлюцинация открыла глаза, злющие, с черной радужкой, сливающейся со зрачком. Я заорала так, что, наверное, разбудила всех собак в районе, уж точно соседей, и уселась на пол. Не дожидаясь нападения, подскочила, как умалишенная, с удивительным проворством вылетела в коридор и привалилась к двери спальни всем весом. Отчего-то в затылке странно засвербело. Мне так и чудилось, что неизвестный сейчас с легкостью толкнет дверь и потом…
      Что «потом» воображение нарисовало очень красочно. Особенно ярким оказался образ кровавого следа на светленьких обоях в голубой цветочек. Меня бросило в жар, а через секунду в холод. С замирающим сердцем я прислушалась к шорохам, но из спальни не доносилось ни единого звука. Сильно нервничая и торопясь, я подставила к круглой ручке стул с высокой спинкой. Если ЭТОТ, что на кровати, выберется из комнаты, то, по крайней мере, не сразу.
      Входная дверь оказалась приоткрытой, и из щели тянул сквозняк. Выскочив в холодный, пахнущий кошками подъезд, я заголосила, что было мочи:
      — Помогите!!!
      Первой на мой вопль из своей конуры выбралась бабка из дальней квартиры, мучившаяся от бессонницы, и окинула меня зорким орлиным взором.
      — Екатерина Авдотьевна! — Обхватив себя руками, истерично завопила я. — У меня в кровати мужчина!!!
      У бабки вытянулось лицо, словно та положила в беззубый рот половинку лимона.
      Из соседних трех дверей стали появляться заспанные персонажи в наспех надетых халатах и тренировочных штанах. Где-то от шума залаяла собака, не привыкшая к подобному переполоху.
      — Мужиков водит, а теперь визжит!.. — Объявила Екатерина Авдотьевна всем сонным соседям, ткнув в меня пальцем.
      — Да, нет же! — Запричитала я, перебивая ее. — Это грабитель он забрался ко мне ночью, дверь вон взломал… — Как в насмешку замок выглядел целехоньким. — Вор весь в крови! У меня простынь вся в крови! Господи, быстрее вызывайте милицию! Скорую! Он там сейчас сдохнет на моей постели! Меня же арестуют! — Я резко осеклась, осознав, что мои слова звучат бредом сумасшедшего.
      Потенциальные спасители, позевывая, глядели на меня с немым укором, потом как-то очень быстро скрылись в квартирах. Рассерженно щелкнул замок входной железной двери бабы Кати. Последним уходил дядя Вася, он тяжело вздохнул:
      — Эх, Женька, Женька! Хорошо родители тебя в таком виде… — Покачав головой, он тоже убрался восвояси.
      Рассеянно я оглядывалась, не найдя поддержки, и, босая, сиротливо топталась на ледяных кафельных плитках. Похоже, мне никто не поверил!
      Я кинулась в квартиру, схватила телефон, ключи, и, закрыв за собой дверь на замок, сползла по шершавой стене подъезда, уже набирая номер милиции и едва попадая в кнопки.
      — Лейтенант Уточкин слушает, — донеслось до меня, словно из бочонка.
      — Але, лейтенант! — Едва не плача пробормотала я. — В моей постели помирает грабитель!
      — Кто простите? — Поперхнулся невидимый собеседник.
      — Я проснулась, — стала сбивчиво объяснять я, — а он лежит рядом, весь в крови. Я не понимаю, как он появился в моей квартире, но, кажется, он сейчас коньки отбросит. Пожалуйста, приезжайте поскорее! — На последних словах мой голос сорвался, а по щекам потекли слезы.
      — Девушка, — раздалось недовольное покашливание, — я ничего не понимаю, объясните, в чем дело. Спокойно! — Осадил он, когда я, срываясь, заревела со страху в трубку. — Что произошло?
      — Приезжайте, — прошептала я. — Меня убили!
      Голос стал еще скучнее:
      — Едем. Адрес называйте…
      Когда приехала милиция, то соседи предпочли не оставаться в стороне от веселья и снова высыпали на площадку, с любопытством поглядывая на людей в форме.
      — Евгения Соколовская? — Строго спросил меня участковый, помятый и не выспавшийся, явно ненавидевший меня за раннее пробуждение и испорченную квартальную статистику по уголовным делам.
      Я горячо закивала растрепанной головой.
      — Он там! — я ткнула пальцем в дверь. — Я его закрыла, чтобы не сбежал!
      — Так вор сейчас внутри? — изумился участковый и переглянулся со своим помощником.
      — Ну, да! — воскликнула я, пытаясь открыть вечно заедающий замок. — Я же говорю, я проснулась, а он рядом. В комнате.
      Дверь, наконец, поддалась, и мы попали в недра моего давно не убиравшегося жилища.
      Соседи дружной толпой сгрудились на входе, с любопытством впитывая происходящий цирк. Стул по-прежнему сиротливо подпирал дверь. Участковый споткнулся о мои туфли, брошенные ночью посреди коридора, и тихо чертыхнулся.
      — Где он?
      — Там! — кивнула я.
      — Балкон есть? — на всякий случай поинтересовался представитель власти, похоже просто набираясь духу для встречи с пойманным и раненным грабителем.
      — Есть, но толку-то?! — изумилась я. — Я же на тринадцатом этаже! До земли далеко, до крыши еще двенадцать этажей… Он все равной уйти не сможет.
      Смирившись, с тем, что с преступником все-таки придется столкнуться лицом к лицу, с разнесчастным видом участковый убрал стул и с превеликой осторожностью приоткрыл дверь, опасливо заглянув в спальню, которая являлась для меня и гостиной, и рабочим кабинетом. Там царил художественный беспорядок. Вчера, завалившись с вечеринки, я в пьяном угаре стаскивала с себя одежду и бросала куда придется. На крышке открытого ноутбука, словно в насмешку висел крохотный кружевной предмет женского туалета. Шелковое голубое платье яркой лужицей разлилось на ковре посреди комнаты… Рядом с ним вполне определенно и веско валялась белая мужская сорочка. Дальше шла дорожка из двух черных ботинок и носков. Заканчивали картину мятые мужские брюки, явно дорогие и, несомненно, испорченные от такого обращения.
      Мне показалось, что я схожу с ума. Уши загорелись, лицо приобрело неприятный багровый оттенок, правое веко стало нервно подергиваться. Лейтенант внимательно проследил за одеждой, ведущей к огромному ложу в нише комнаты, и наткнулся взглядом на мирно спящего на животе черноволосого мужчину, обнаженного и до пояса едва прикрытого простыней. Тот словно не слышал творившегося вокруг хаоса. На полу у кровати рядом с будильником недвусмысленно возвышалась ополовиненная бутыль виски и два стакана с темно-коричневой жидкостью на дне.
      Последний раз так стыдно мне было в первом классе, когда на конкурсе чтецов я напрочь забыла вызубренное, отрепетированное сто раз стихотворение, написанное классной руководительницей, и стояла на сцене, шумно дыша в микрофон.
      Участковый оглянулся на меня, в его лице читалась буря эмоций.
      — Я вижу его впервые! — Только и смогла заверить я милиционера, защищаясь.
      — Не сомневаюсь! — Прошипел он и пулей выскочил из квартиры.
      Соседи, возбужденно шепчась, разошлись. Теперь повода для сплетен хватит на целый год вперед. Потом я опять случайно задавлю очередного котика бабы Кати на своей машине, и они станут обсуждать мою жестокость, безответственность и станут писать ругательное письмо в комитет по защите животных. Господи, если бы мне посчастливилось жить этажом ниже, то они бы все дружно умерили от скуки или перекусали друг друга!
      Я стояла посреди коридора и чувствовала себя последней дурой.
      Невероятно! Все выглядело так, будто я на пьяную голову действительно притащила неизвестного типа к себе домой, а когда утром проснулась, то не смогла узнать ночного приятеля! Помешательство сплошное! Он же лежит почти мертвый!
      На всякий случай я снова заглянула в комнату. Вещи действительно валялись в художественном беспорядке. Помятое платье лежало на том же месте, кружевной бюстгальтер фривольно свисал с пыльной крышки компьютера, и никаких мужских вещей. Тут я услышала стон, полностью одетый незнакомец в перепачканной кровью сорочке перекатился на спину, от боли закрыв глаза руками с длинными красивыми пальцами. На тонком шнурке, опутанном вокруг запястья, болтался маленький серебристый медальон, светившийся красноватым отливом. Рубаха на груди незнакомца расстегнулась, раскрывая большую черную рану на боку. Внутренности мне скрутило тугим узлом, и к горлу подступил тошнотворный комок.
      — О, боже! — Прошептала я, отшатываясь и прикрывая рот ладошкой.
      Вероятно, различив мой лепет, мужчина резко и быстро повернул голову в мою сторону, блеснув черными злыми глазами. Никогда я еще не видела такого прекрасного лица с, возможно, не слишком правильными чертами, но соединенными в совершенный портрет. На широких скулах играл лихорадочный румянец.
      — Не надо больше людей… Я не причиню вреда… — Его голос, сейчас напряженный от боли, казался очень глубоким и бархатным. Незнакомец закатил глаза и провалился в беспамятство.
      Через короткий миг я снова стояла в коридоре, дрожа всем телом, а стул подпирал дверь. Подхватив телефон и пачку сигарет, я вернулась в подъезд и поспешно заперла замок, только здесь чувствуя себя в относительной безопасности. Нервно я схватила тонкую сигаретку, трясущейся рукой поднесла к кончику зажигалку и глубоко вдохнула едкий дым, от которого неприятно загорело в желудке. Совершенно точно меня покинул рассудок! На всякий случай пришлось ущипнуть себя за голую замерзшую ногу. К несчастью, происходящее сумасшествие оказалось не сном.
      Я быстро набрала телефонный номер подруги и услышала в ответ долгие гудки. Деловитая Танька, как мне казалось, могла бы спасти мир от надвигающейся экологической катастрофы или же летящей на планету кометы, если бы сжалилась над всеми и направила свою неуемную энергию в мирных целях.
      Когда надежда почти покинула меня, в трубке отозвался сонный хриплый голос:
      — Але?
      — Танька! — горячо зашептала я, искренне веря, что баба Катя не подглядывает сейчас в дверной глазок, ожидая развития драмы.
      — Женька, ты что ли? — Раздраженно узнала подруга. — Тебе чего не спится?! Господи, сейчас еще и шести нет!
      — Тань… — жалобно отозвалась я, делая глубокую затяжку сигаретным дымом.
      — Женька, если тебя мучает похмелье, то выпей две таблетки цитрамона и ложись спать! — Отрезала та, собираясь отключить вызов.
      — Таня, да послушай меня! У меня в кровати мужик!
      Я услышала долгую паузу, после чего недовольный голос вкрадчиво отозвался:
      — Поздравляю! Наконец-то ты стала настоящей женщиной! Если решила поделиться впечатлениями о первой ночи, то подожди до обеда, когда я высплюсь! Чего тебе и желаю!
      — Таня, я не знаю его!
      — Отлично, если не помнишь имя мужика, с которым засыпала, то вечеринка прошла удачно! По статистике шестьдесят процентов девушек теряют невинность на пьяную голову. Молодец, ты как раз попала в эти шестьдесят! Спокойной ночи!
      — Да, стой ты! — Я едва не плакала, пытаясь подобрать нужные слова. — В том-то все и дело: засыпала-то я одна, а проснулась уже с ним!
      — Же-е-енька, — протянула подруга, — говорила же тебе, что ты выпивать не умеешь… Мой тебе совет, если хочешь вспомнить имя, то найди его паспорт и посмотри. Паспорт — это такая маленькая красная книжечка с гербом на корочке. Именно такую ты потеряла в прошлом месяце. Кстати, глянь, женат он или нет.
      — Зачем? — Не поняла я.
      — Чтобы перспективы понять.
      — Таня, — плюнула я, — ты дура! Ты не слышишь, что я говорю?! Я засыпала одна! Проснулась, а он уже рядом лежит! И умирает!
      — Что значит умирает?! — Кажется, подруга стала просыпаться.
      — То и значит! У него на боку вот такая рана, — я махнула рукой, будто Татьяна могла видеть размеры ранения.
      — Женя, ты чего его ножом пырнула, защищаясь?! Так он тебя того…?! — Вскричала та.
      — Господи, да нет же! Он лежал уже раненный! Я выскочила от страха в подъезд…
      — Соколовская, ты милицию вызывала? — Строго уточнила подруга.
      — Да! Но ты представляешь, мы в квартиру заходим, а в комнате, как будто мы с этим… — я подавилась дымом и закашлялась, — веселились всю ночь! — Голос мой зазвенел от слез. — Танька, мне так страшно! Он появился ниоткуда и сейчас помрет в моей квартире, что я в суде говорить буду?! Что мама с папой подумают?!
      — Слушай, Жень, ты чего его серьезно ранила?
      Похоже, достучаться до сознания Татьяны оказалось делом таким же нереальным, как ходить по высоковольтным проводам в сорока метрах от земли.
      — Ты где сейчас? — Задала она снова вопрос.
      — В подъезде сижу, его закрыла! Одного.
      — В квартиру без меня не суйся! Еду! — Заявила та.
      — И аптечку прихвати! — Крикнула я в трубку, где уже звучали короткие гудки.
      Огонек истлевшей сигареты обжег пальцы, выбросив окурок, я прикурила снова. Подруга появилась минут через сорок, когда в подъезде уже во всю весело гудел лифт, выпроваживая жильцов дома на работу. Высокая, стройная с модной стрижкой и в беспечно короткой юбке моя подруга мало походила на спасительницу. По сравнению со мной, растрепанной и опухшей от слез, выглядела она свежей и ухоженной, только аккуратно замазанные тональным кремом синяки под глазами выдавали секрет о вчерашнем веселом девичнике. Знала бы я, чем он закончится, в жизни не пошла, а сидела дома с какой-нибудь книжечкой или, на худой конец, посмотрела бы индийский фильм по телевизору.
      — Господи, ты и накраситься успела! — Буркнула я, чувствуя ее предательницей.
      Мое замечание Танька пропустила мимо ушей.
      — Где он?
      — Да, в квартире!
      — Открывай, — скомандовала она.
      — Слушай, Тань, — я схватила ее за рукав модного плаща, — давай лучше туда не пойдем! Мне страшно!
      — Ты же сама говоришь, что он умирает! Пойдем хоть посмотрим, — она отодрала мои пальцы, судорожно сжимавшие ее плащ. — Я же врач! Раз уж тебе милиция не помогла, так может оживить его сумеем и спросить, как он у тебя оказался и что успел спереть.
      — Ты же ветеринар!
      — Да, — с достоинством кивнула подруга, — и давно научилась скручивать паршивых собак. Открывай дверь, я с собой газовый баллончик взяла.
      Я отперла замок, и мы обе воровато заглянули в темную прихожую. Стул по-прежнему подпирал дверь спальни, не сдвинувшись за время моего отсутствия ни на миллиметр. Выставив вперед маленький оранжевый баллончик с перцовым газом, подруга с воинственно сведенными бровями вошла в квартиру.
      Но маньяк как-то не торопился накидываться на нас, чтобы вытащить награбленное добро.
      Из добра у меня имелся только ноутбук и мобильный телефон, а еще десять тысяч рублей, спрятанные на черный день в верхнем ящике комода.
      Подруга решительно отодвинула стул и, крадучись, вошла в комнату. Я мелкими шашками следовала за ней, умирая от страха. Неожиданно Таня встала, опустив баллончик, что мне пришлось уткнуться в ее спину. Подруга была выше меня на голову, к тому же носила высокие шпильки.
      — Женя, — тихо произнесла Таня, — у меня нет слов.
      — Да? — Я выглянула из-за ее спины.
      Мужчина на моей постели делал вид, что безмятежно дрых, кажется даже похрапывал. Спальня вернула прежний вид с разбросанными мужскими вещами, только бутыль теперь стояла с коньяком известной марки, а не с виски.
      — Так. — Татьяна быстро вышла в коридорчик и, споткнувшись о мои туфли, сморщилась. — Соколовская, я тебе, как врач…
      — Ветеринар, — рассеянно поправила я.
      — Как врач животных заявляю — тебе просто необходимо показаться у психиатра! Проспишься — позвони!
      Она с такой силой сердито хлопнула дверью, что я испуганно моргнула, а на стене сиротливо тренькнул ночник.
      Похоже, спасение утопающих дело рук самих утопающих. Из кухонного ящика я вытащила совершенно тупой нож для резки овощей, и крадучись прошла в комнату. У мужчины на постели началась агония, не замечая меня, незнакомец, словно в бреду, стал стаскивать рубаху, мокрую от крови. От боли и напряжения на лбу выступили капельки пота.
      Я почувствовала, как меня снова замутило. Руки похолодели, а выставленный вперед нож истерично затрясся. Мужчина никак не мог справиться с рукавом и застонал. Выбившись из сил, он откинулся на подушку, сдаваясь.
      — Помоги мне, — простонал он, обращаясь будто в пустоту. Потом он снова глянул на меня полными безнадежной мольбы черными глазами. Губы еле зашевелились: — Выброси нож, а то поранишься.
      Он снова отключился, резко, как будто села батарейка.
      — Боже мой! — Я нерешительно смотрела то на красавчика, то на нож в своей руке.
      А потом меня словно подбросило. Швырнув смехотворное оружие, которым даже палец не могла порезать во время готовки, на журнальный столик я кинулась к умирающему. Стянуть с него рубаху оказалось просто, незнакомец походил на тряпичную куклу и как-то легко позволил такую вольность. Ботинки с грохотом упали на пол, туда же полетели брюки. Теперь мужчина лежал почти обнаженный, но в черных носках, и выглядел хуже некуда.
      Я лихорадочно вспоминала уроки первой медицинской помощи, рассказанные на курсах вождения, но в билетах ничего не упоминалось об открытых ранах. От страха слезились глаза. Если ничего не предпринимать, то тогда красавчик действительно умрет от потери крови! Ярко нарисовавшиеся перспективы заставили действовать с удвоенной скоростью.
      Руки чесались позвонить Таньке и спросить, как дезинфицировать раны, но подруга, похоже, рассердилась ни на шутку. Неожиданно в голову пришла гениальная в своей простоте идея о йоде! Вскочив с крови, я метнулась на кухню. В скудной аптечке оказалось пару таблеток анальгина и пузатая баночка с зеленкой. Чувствуя себя настоящей сестрой милосердия, трясущейся рукой я намочила ватку в изумрудной жидкости, тут же пролив несколько капель себе на футболку, и уже собиралась хорошенько смазать красавчику рану, как он пришел в себя.
      — Что. Ты. Делаешь? — Едва слышно пробормотал он, отодвигаясь, как от раскаленного клейма.
      — Жизнь тебе спасаю! — Деловито заявила я, целясь смоченной в зеленке ваткой в кровоточившую середку.
      — Только не это! — Прошептал он, полный ужаса.
      — Предлагаешь, оставить тебя помирать в моем доме? — Я закусила губу и почти добралась до раны. — Ну, уж нет! Вот сейчас зеленочкой смажу, а потом скорую вызову!
      — Только не этой гадостью! — Сморщился он и резко добавил, словно приказывая. — Просто принеси воды и добавь в нее сахара. Вода поможет. Все силы ведь вытянули…
      Я оторопела, потом, вернувшись на кухню, быстро включила электрический чайник. Так и не дождавшись пока он закипит, налила немного едва теплой воды в тарелку, высыпала туда всю сахарницу и, подхватив полотенце, вернулась в спальню.
      Мужчина лежал, как будто стараясь не дышать, красивое лицо исказила гримаса нечеловеческой боли.
      — И как решилась на убийство? — Пробормотал он, разглядывая рану со странными обожженными краями.
      Он слегка тронул блестящую корочку, глянул на испачканный палец, и у меня поплыло перед глазами.
      — Я воды принесла, — пролепетала я, едва держась на ногах.
      Кажется, он только заметил мое присутствие и кивнул, протянув перепачканную кровью руку.
      — Давай полотенце. Я сам. — В каждом слове читался приказ и глухое раздражение.
      Сглотнув, я быстро смочила тряпицу, отжала и отдала мужчине. Зашипев, вероятно, от боли он приложил полотенце, которое моментально пропиталось кровью.
      Комната сделала головокружительное па у меня перед глазами, и я свалилась в обморок. Последнее, что помнилось, это грохот разбитой тарелки…
      — Эй, ты! — Кто-то бесцеремонно, не жалеючи, хлопал меня щекам.
      Я едва приоткрыла глаза, и первое что увидела прекрасное лицо с черными демоническими глазами.
      — Спасительница, приходи в себя!
      — Ты что уже выздоровел? — Только и смогла пролепетать я, впиваясь взглядом в рану на боку.
      Та покрылась некрасивой корочкой свернувшейся крови.
      — Не смешно. Но с кровати сполз, чтобы спасти тебя, спасительница, — хмуро отозвался он, улегшись рядом со мной на полу.
      Мужчина был худощав, но на гладком теле проступали твердые мускулы. Просто невероятно, как такой красавец мог быть обычным вором!
      — У нас вода, что ли, живая? — Пытаясь заглушить в себе панический страх, пробормотала я.
      — В вашем мире вся вода мертвая, — отозвался он туманно.
      Черти знает что. Лежу на полу собственной квартиры среди осколков тарелки, в луже сладкой воды и в компании маньяка, на котором раны заживают, как на собаке. Танька бы порадовалась. Собаки как раз из сферы ее профессиональных интересов.
      — Ты встать сможешь? — Спросил он каким-то будничным тоном.
      — А ты? — Отозвалась я.
      — Если поднапрячься… — он неловко сел, схватившись за край кровати, а потом невероятным легким движением перекатился на спину и выдохнул, блаженно прикрыв синеватые веки.
      — Отлично, — я поднялась; ноги тряслись, руки тоже, — если ты уже можешь двигаться, то выметывайся из моей квартиры! Будь уверен — компьютер стащишь только через мой труп!
      — Ты дура, — произнес он, как неоспоримый факт, не открывая глаз.
      От подобного хамства я опешила.
      — Я сейчас вызову милицию! — Пригрозила я и покосилась на нож, оставленный на журнальном столике.
      — Уже вызывала, — ухмыльнулся мужчина. — Хочешь еще раз попробовать? — он глянул на меня через опущенные ресницы.
      — Да, кто ты такой?! — От бессилия взорвалась я.
      Похоже, странный тип собирался провести весь день в моей постели и восвояси убираться не торопился.
      — Я вампир, — усмехнулся он.
      — Чего?
      Я быстро сгребла его вещи с пола и швырнула нахалу в лицо:
      — Одевайся и исчезай так же, как появился! Вампир хренов! И дверь за собой не забудь закрыть! — Напоследок проорала я, прежде чем выскочить на кухню и запереться на щеколду.
      Только чем может помочь замок, если дверь все равно стеклянная? Нервно прикурив, я ждала, когда нежданный гость выберется в коридор, и зорко следила, чтобы он не прихватил с собой ноутбук, но вор как-то не торопился. Кажется, прошло минут двадцать, и истлели две сигареты, а мужчина так и не появился. Сдавшись, я вышла и осторожно заглянула в комнату. Маньяк сладко спал, и во сне его лицо казалось расслабленным и совершенным.

ИЯ

      В высокие окна коридора в здании конторы хранителей забрезжили утренние сумерки. Серые облака затянули небо, накрапывал дождь, и капли слезами стекали по стеклам.
      Первая параллель — мир — вершина мироздания, такой похожий на своего параллельного близнеца и такой отличный от него. Мир, где технологии соединились с великим знанием об энергетических волнах. Прекрасный чистый дом, поделенный на островки Городов. Ия всей душой любила его, и сейчас она чувствовала, что ее могут выкинуть в нежилую зону лесов, куда отправляли всех преступников. Где не было ни одного энергетического хранилища. Осознание того, что она подорвала доверие хранителей, не исполнила собственных надежд, охватывали ее душу черным панцирем отчаянья.
      Девушка сидела в коридоре, сиротливо спрятав ноги под стул. Напротив в одной позе застыл хмурый охранник и разглядывал ее презрительным взглядом. Его посадили следить за ней, наверное, чтобы она не убежала.
      Всю свою жизнь Ия мечтала стать хранителем. Вступить в один строй с отцом и братом, творить добро, помогать людям, ловить преступников, отвернувшихся от света в тень. Разве два месяца назад могла Ия, окончившая учебу с красным дипломом, представить, что будет сидеть перед кабинетом Главного и ждать приговора?
      Девушка провела здесь всю ночь, но от страха спать все равно не хотелось, хотя и горели воспаленные глаза. Плотно закрытая деревянная дверь, выкрашенная в белый цвет, казалась непреодолимой стеной между Ией и ее уходящей мечтой. Неожиданно она увидела, как повернулась ручка на двери, а потом на пороге появился ее руководитель ее отдела — Анатоль, с радостью пожимавший ей руку всего восемь коротких недель назад на выпускном вечере в Академии. Выглядел он сильно помятым и расстроенным. Его опрятно круглое лицо делала гораздо старше бородка клинышком. На широкой груди висел крупный медальон ловца энергии с хрусталем посередине, такой скорее подходил какой-нибудь престарелой кокетке.
      — Анатоль! — Она порывисто вскочила со стула и почти кинулась к мужчине. Сердце стучало, как сумасшедшее, а от нервов пред глазами потемнело.
      — Ия, — мужчина оставался серьезным с озабоченно сведенными бровями, — проходи, мы хотим задать тебе несколько вопросов.
      Ия в нерешительности посмотрела на дверь, и прошла мимо мужчины, застыв у порога.
      Кабинет Главного, которого за глаза вся контора хранителей называла «папаша», смотрелась более чем скромно. Стоял огромный стол, заваленный бумагами, к нему приставлен поменьше — для посетителей. У стены громоздился обычный канцелярский шкаф с открывающимися дверцами, подоткнутыми сложенными газетными листочками. Пожалуй, их общий кабинет на пятом этаже здания выглядел намного приличнее — с современными перегородками между рабочими столами, красивыми лампами, тонкими стоечками с документами и личными делами.
      В ярком свете, струившемся от старой хрустальной люстры, Главный выглядел уставшим сердитым стариком в мятом костюме. На лице как-то сильно выделялись мелкие морщинки, он хмуро изучал какую-то бумагу. В кабинете царила напряженная взрывоопасная тишина.
      — Проходи, — подтолкнул девушку в спину Анатоль, и она сделала еще один нерешительный шажок.
      Теперь Ия смогла увидеть в кабинете еще одного человека: на старом кожаном диване, скрестив руки на груди, сидел мужчина в помятом свитере, кожаных брюках и пыльных ботинках на толстой подошве. Его длинные светлые волосы, зачесанные назад, были собраны в хвост, синие глаза окатили девушку холодным любопытством, что Ия непроизвольно поежилась.
      — Анатоль, это была твоя идея доверить дело сопливой девчонке? — хмыкнул он, подняв одну бровь.
      — Феликс, — голос начальника Ии наполнился желчью, похоже, мужчины терпели друг друга в одной комнате по единственной причине — эта комната являлась кабинетом Главного, — если ты не забыл, эта девочка везла не себе стрелку двое суток, и выжила. Двое твоих ребят, позволь напомнить, сгорели уже через пару часов. Посмотри, она наполнена добром, курьер должен быть именно таким.
      У Ии подкатил к горлу тошнотворный ком. Так выходит, тот секрет, что она перевозила на себе, мог ее умертвить?! "Наполнена добром!" — да именно так называлось ее стремление справедливости, но сейчас девушка почувствовала себя обманутой. От волнения захотелось плакать.
      — Не выдумывай, Анатоль, — тихо фыркнул мужчина, названный Феликсом, — она осталась цела только потому, что не знала предназначение груза и не совала нос, куда не следует. Обычно молодых убивает любопытство. Кстати, как ты сумел ей так запудрить мозги? — Он размел шею, хрустя позвонками, и добавил тихо: — Только ведь все равно указатель утащили.
      — Феликс, хватит, — резко прервал его Главный, поднимая взгляд от листа, который изучал. — Сейчас ваши перепалки меня не веселят, а раздражают! Ия, — он обратился к притихшей девушке, — расскажи нам, что произошло на площади перед Академией. Мы должны знать подробности, чтобы понять, кто напал на картеж.
      Девушка быстро облизнула губы и, набрав побольше воздуха в легкие, произнесла:
      — Я вам и так могу сказать, кто напал, — она запнулась, словно, в насмешку в голове всплыло воспоминание о сладком бархатном голосе: "У меня просто не в том месте и не в то время сломалась машина".
      Она ненавидела ложь! Но ведь ее ложь была во спасение…
      — Действительно? — Главный уже с возрастающим интересом посмотрел на девушку.
      — Да, — кивнула она, нервно заправив за ухо прядь светлых волос, — я узнала это человека. Это был Люкка Романов, и я, думаю, сейчас он уже мертв.
      Та страшная тишина, воцарившаяся после ее едва слышного признания, давила на уши. Мужчины переглядывались. Феликс даже наклонился к Ии, словно надеялся проникнуть к ней в голову.
      — Откуда ты знаешь, что это был именно Люкка? — Сквозь зубы просил он, впившись взглядом в бледное осунувшееся лицо девушки.
      — Я узнала его, — ответила она таким же сухим тоном. — Его сложно не узнать, если вы понимаете, о чем я говорю.
      — Почему ты думаешь, что он мертв? — Не отставал мужчина, сморщившись при упоминании об ангельской красоте подонка.
      — Я думала, что вам уже рассказали, — холодно пожала она плечами. Мужчина ей совсем не нравился и вызывал чувство глухого недовольства. — Я в упор ударила его призмой. После этого он ускользнул в Индустриал.
      Наверное, больше минуты находившиеся в комнате мужчины молчали. Главный сложил блестящие губы в трубочку и барабанил пальцами по крышке стола.
      — Стоит признать, ситуация аховая, — вздохнул он, в конце концов. — У нас нет ни маятника, ни указателя, а время остается совсем мало. — Неожиданно он обратился к Ии: — Суда нам теперь не миновать, дознаватели начнут копаться, кто посмел нарушить закон. Ия, ты же понимаешь, что судьям не стоит знать все подробности сегодняшнего инцидента.
      Девушка неожиданно покраснела и кивнула, не уверенная, что правильно понимает старика.
      — Тем более, что единственный свидетель, который может опровергнуть твои слова, возможно, мертв.
      — Вы сами верите в его смерть? — Хмыкнул Феликс, снова откидываясь на подушки дивана.
      — Не важно во что верим мы, — Главный внимательно посмотрела на Ию, и у той свело в судороге живот. — Сейчас важно лишь то, во что будет верить Ия.
      Та кивнула.
      — Можешь отдыхать, Ия, — кивнул Главный.
      И она быстро попятилась к выходу. Анатоль подхватил ее под локоть и открыл дверь.
      — Я свяжусь с тобой. Не переживай, все будет хорошо, — пробормотал он ей макушку.
      Когда девушка в сопровождении охранника, дожидавшегося ее, отбыла домой, присутствующие молчали.
      Главный сказал резко и громко, разбив напряженную паузу:
      — Анатоль, что у нас с маятником?
      Светловолосый Феликс перестал разглядывать портрет на стене и повернулся к своему оппоненту:
      — Альберт Ишимович, еще ищем, — с запинкой произнес Анатоль, назвав Главного по имени, и даже затрясся. — Вы же понимаете, он чувствует любое проявление агрессии. Парнишка уходит из очередного убежища за минуту до нашего появления. Мне, кажется, за вчерашний день мы облазили все притоны города.
      — Так облазьте еще раз, пока он не улизнул!!! — Неожиданно заорал старик, и Феликс только хмыкнул, а Анатоль вжал голову в плечи.
      — Не улизнет, — усмехнулся Феликс, — у него очень важная причина оставаться в городе.
      — Какая же? — Буркнул Главный.
      — Его способности к распознаванию агрессии проявляются только здесь, рядом с энергетическими резервуарами.
      — Он очень странный молодой человек, — подтвердил Анатоль.
      — Он маятник, — пожал плечами Феликс. — Нам остается надеяться, что этот ублюдок Люкка действительно сдох где-нибудь в Индустриале, и не сможет заинтересоваться всем этим делом. Как я понял, Анатоль, твои ребята вели себя, как последние олухи, напав на него.
      — Главное, чтобы девчонка забыла об этом, — буркнул недовольный мужчина.

ЕВГЕНИЯ

      — Привет! — Весенней пташкой прощебетала Танька. — Твой рыцарь уже ушел?
      — Пока нет, — хмуро отозвалась я, поглядывая на пустой темный коридор из кухни.
      — Ты что его наручниками приковала, чтобы не сбежал? — Удивилась подруга.
      — Он спит, — от мрачного настроения ответы получались односложными.
      Хотя оно и не мудрено — целый день, как партизан, я провела на кухне, попеременно впадая то в панику, то в гнев. Разбила пару кружек, докурила все сигареты и даже бычки до фильтра, съела батон хлеба и выпила банку растворимого кофе, отчаянно стараясь не сойти с ума.
      — Ты его так уморила? — Таня, кажется, была настроена на юмор.
      Я промычала в телефон нечто нечленораздельное и сморщилась, готовая разреветься от собственного бессилия.
      День клонился к вечеру, через открытое окно в кухню падали оранжевые лучи. Небо готовилось к осени, и уже выглядело чуть сероватым, растеряв былую ярость и сочность. Под окном от шоссе через открытую форточку неслись визгливые сигналы застывших в пробке автомобилей. Мой гость превратил меня в заложницу в моем собственном жилище.
      — Я решила сжалиться над тобой, — продолжала Танька радостно, — и позволить рассказать, как все было.
      — Что было? — Перед глазами так и встала картина зияющей раны и пропитанного кровью кухонного полотенца.
      — Где ты его подцепила? Мы же тебя до дома довезли…
      Неожиданно из комнаты раздался нечеловеческий вопль, что я подскочила на расшатанной табуретке и чуть не рухнула на пол, хорошенько ударившись локтем об угол стола. Руку до самого плеча пронзила острая боль.
      — Господи, кто там у тебя так воет? — Изумилась Танька, прислушиваясь. — Ты чего и правда его связала? Да? Женька, ты с ума сошла…
      — Я тебе перезвоню, — я перебила ее, отключаясь, и осторожно выбралась из кухни.
      Мужчина метался на кровати и стонал, брови во сне были сведены у переносицы, а красивое лицо скорчено в гримасу. Через мгновение он снова закричал и выгнулся дугой.
      Я сильно испугалась и вцепилась в дверной косяк, не в силах пошевелиться.
      — Эй! — Позвала я, но тот никак не реагировал, продолжая сражаться с невидимыми призраками, пришедшими в беспамятстве.
      — Эй, как тебя там? — Я подошла и осторожно потрепала его за плечо, стараясь разбудить.
      Его движение было почти незаметным. Через мгновение я лежала на кровати, холодная ладонь мужчины прижималась к солнечному сплетению, черные глаза смотрели в мои, расширенные от испуга. Ледяной озноб сковал тело, сердце вдруг забарабанило бешеную дробь, кровь застучала в висках. Слабость накатила резко, в одно мгновение, грудь отказывалась набирать кислород, а потом накрыл всепоглощающий ужас…
      Все кончилось так же быстро, как и началось.
      Видимо, сумасшедший убрал руку, потому как дышать стало легко и свободно. Легкие со свистом втянули воздух, что я закашлялась.
      — Эй, спасительница! — Он снова бесцеремонно похлопал меня по щекам. — Ты как?
      Я приоткрыла глаза, увидела лицо, выражавшее притворное сожаление, и неожиданно даже для себя отпрянула от незнакомца, как от прокаженного, свалившись на пол.
      — Не ушиблась? — Заботливо поинтересовался он, когда я, скользя голыми пятками по ковру, пыталась подняться.
      — Кто? Ты? Такой? — Прошипела я, чувствуя в себе паническое желание убежать.
      В свете вечернего грустного солнца, едва пробивающегося через занавески, его черты казались совершенными, правильными и прекрасными, но зрачки, черные, недобрые, выдавали скрытую сущность.
      — Я тебя испугал? — Он безразлично пожал плечами и зарылся в подушку растрепанной головой. — Не подкрадывайся ко мне в следующий раз, когда я сплю, — и добавил насмешливо, — спасительница.
      Я стояла посреди комнаты, шумно дышала и от злости сжимала кулаки. Его одежда неряшливой кучей валялась у кровати. Задыхаясь от бешенства, я сгребла ее в охапку и решительно направилась к входной двери. Кое-как справившись с замком, я вышвырнула шмотки на лестничную клетку, почувствовав радость отмщения. Потом вернулась в комнату и с силой стянула с красавчика перепачканную бурой, засохшей кровью простынь.
      — Убирайся отсюда следом за своими вещами! Немедленно! — Сгорая от гнева, я ткнула пальцем в коридор. — Слышишь меня?!
      — Принеси одежду обратно, — устало, словно расшалившемуся дитя, указал он, — я сегодня все равно отсюда не смогу уйти. Надо, чтобы рана окончательно затянулась.
      — Что? — Я уставилась на него, неожиданно растеряв добрую долю яростного задора.
      — Не переживай, спасительница, — он приподнялся на локтях и окатил меня презрительным взором, — я пересплю у тебя ночь, а когда приду в себя, то уйду. Мне не нужны твои жалкие десять тысяч и старый компьютер. — Он задумался. — Что у тебя там еще есть? Мобильный телефон? Выброси его, у него все равно батарейка через пару месяцев испортится.
      — Да, как ты?.. — Тут мне стало совсем плохо.
      Он буравил меня раздраженным взглядом:
      — Слушай, прикройся что ли, а то у тебя ноги такие худые.
      Я непроизвольно натянула футболку, которую так и не удосужилась переодеть.
      — Я хочу убраться из твоей коморки так же скоро, как и ты того хочешь, поэтому дай мне поспать. Только так я могу восстановиться.
      После подобной отповеди я, изумленная и обиженная, вернулась на кухню. Этот нахал, едва не убил меня, и еще отчитал, как глупышку! Да, кто он такой?! Не вампир же на самом деле?!
      Я прошлепала в подъезд и стыдливо подобрала вещи, чувствуя осуждающий взгляд через глазок в двери Екатерины Авдотьевны.
      Или вампир?! От неожиданного открытия меня бросило в жар. Возвращаться на кухню не хотелось, но и крутиться на лестничной клетке, только привлекая внимание соседей, смысла не было. Тихонько закрыв за собой дверь, я на всякий случай не стала запирать замок.
      Вампир…
      Господи, а ведь этот тип действительно появился ни откуда, словно упал с потолка! А эта ледяная ладонь на груди, он же фактически придушил меня! Господи, он был весь в крови, а вдруг наша кровь смешалась, и я теперь тоже стану упырем?! Я стала разглядывать накануне обрезанный канцелярской бумагой палец, отчего-то подобные тонкие ранки всегда долго болели и плохо заживали. Едва заметная линия пореза на подушечке вспухла. Да, нет. Чушь.
      В голове лихорадочно проносились картинки из фильмов и сцены из книг. Что я знаю про вампиров? Что они светятся на солнце, у них ледяные руки, прекрасное лицо и черные мысли. В общем, незнакомец полностью подходил под это определение. Правда, на солнце он не светился и отчего-то не попытался меня укусить, чтобы выпить сладкой девичьей кровушки и моментально излечиться. Он для чего-то попросил воды…
      На всякий случай, я отыскала в ящике, где лежала картошка, пакет с чесночными головками, насаженными бабулей на веревочку, и нацепила его на шею, как ожерелье. Боятся вампиры чеснока — не боятся, а подстраховаться можно. Потом подумала и, схватив солонку, рассыпала дорожку у двери кухни, а потом еще и на подоконнике, на тот случай, если мерзавец решит залететь в окно. В порыве вдохновения, я отыскала в шкафчике тонкую свечку, провалявшуюся там пару лет после моей экскурсии в пригородный монастырь, и зажгла ее, сунув в рюмку.
      Похоже, этой ночью спать мне придется! Да, разве ж я смогу заснуть, зная, что в соседней комнате приходит в себя настоящее мифическое чудовище?..
      Голова раскалывалась, словно в нее засунули тысячу гвоздей и хорошенько встряхнули. Радостный утренний свет резанул глаза, как ножом. Сморщившись, я сладко потянулась на кровати и резко села в ужасе. Как я оказалась в постели?! Воспоминания о вчерашнем дне вспыхнули ярким пятном, и меня затрясло. Простынь, которой кто-то бережно укрыл меня, светилась девственной белизной, но ожерелье из чесночных головок доказывало лучше любых слов, что произошедший хаос мне не приснился. Вскочив, как ошпаренная, я кинулась к зеркалу, впиваясь взглядом в шею. Никаких следов от зубов вампира. Руки тоже оказались чистыми, с тонкими прожилками вен под бледной кожей с уже сошедшим после отпуска загаром. Лицо опухшее ото сна поражало мертвенной бледностью, и под глазами особенно ярко выделялись темные круги. Каштановые волосы торчали в разные стороны.
      Вчерашнего незнакомца в комнате не было. Его вещи исчезли. Я перевела дух и слабо оперлась о крышку комода, заставленного фарфоровыми статуэтками балерин. Изящные хрупкие фигурки словно исполняли замысловатый танец, изгибаясь и вытягивая худенькие миниатюрные ножки.
      Худые ноги… Я натянула футболку и воровато оглянулась, боясь, что незнакомец снова материализуется из воздуха и начнет насмехаться. Тут до меня донесся звук включающегося душа, и сердце замерло от испуга. ОН никуда не делся! ОН мылся в моей ванной! О, Боже!
      Неожиданный резкий звонок в дверь в столь напряженный от переживаний момент заставил меня подпрыгнуть на месте. Я решительно не стала его замечать, но гости в подъезде так просто сдаваться не собирались, и звонок продолжал истерично визжать. Заглянув в глазок входной двери, я почувствовала, как внутренности скрутились узлом. На меня смотрели аккуратно подведенные глаза моей мамы, странно искаженные и надломленные.
      — Женечка, — словно услышав шебуршание в квартире, позвала она, — это мы с папой.
      Она еще и с папой! Отлично, просто отлично!
      Я сглотнула и обреченно покосилась на закрытую дверь ванной комнаты, где шумела вода. Такое могло случиться только в дурацком сериале!
      Не то, чтобы я боялась родителей, но они являлись практически неиссякаемой кредитной картой, на деньги с которой я прекрасно существовала. Закончив литературный институт год назад, я решительно отвергла предложение отца, известного литературного критика, начать карьеру с серьезной газеты, и пожелала написать собственный роман. Я даже уже название ему придумала: "", но как-то все не складывалось. В романе пока не было ни единой строчки. Оказалось, что ежедневное сидение перед компьютером — трудная задача, когда вокруг бурлит ночная жизнь, с друзьями так весело, а по телевизору круглые сутки идут очень романтичные сериалы.
      — Женечка, ну, открой же, это мы! — Мама раздраженно вдавила кнопку звонка.
      Пришлось смириться с судьбой и отпереть замок. Оставалась только слабая надежда, что я выпровожу родителей раньше, чем мой гость пожелает вылезти из ванной.
      — Женечка! — Мама засияла картинной улыбкой и поцеловала идеально накрашенными губами воздух у моей щеки.
      Когда-то она действительно играла на сцене коротенькие роли служанок и горничных. Там ее встретил папаша, уже к тому времени известный литературный деятель, рецензии которого с замиранием сердца ждала вся пишущая советская молодежь. Увидев мамашу, очередной раз произносящую: "Стол накрыт для чая, господа!" он влюбился, как мальчишка. Собственно в тот же вечер, получив огромный букет алых роз и записку: "самой прекрасной женщине", мама бесповоротно решила, что роль жены известного критика ей больше к лицу, чем третьесортной актрисы. Она очень любила повторять, картинно прикладывая руку к накаченному ботоксом лбу: "Ради Олежки я оставила сцену!" Двадцать два года назад на свет появилась я, и все детство провела на бесконечных литературных посиделках в нашей огромной квартире в центре Города и поэтических чтениях.
      — Женечка, — щебетала мама, крутясь, — ты выглядишь отвратительно! Похудела еще сильнее!
      На своих шпильках она возвышалась надо мной на добрую голову. Неловко оступившись, она споткнулась о мои по-прежнему валявшиеся посреди прихожей туфли и сморщилась.
      — Вы чего так рано? Я думала, вы вернетесь только завтра, — промямлила я, быстро засовывая обувь подальше в угол.
      Меня трясло от страха, ведь вода в душе стихла.
      — Мы только с самолета и сразу к любимой дочурке! — Улыбнулась мама и томно оглядела себя в зеркало, поправляя чуть выбившуюся окрашенную в идеальный платиновый цвет прядку волос. — Твоему отцу стало плохо на африканском солнце.
      Лучше бы они сразу направились к любимой бабуле или к любой тетушке!
      Звук открывающейся защелки на двери ванной, заставил мои волосы зашевелиться на затылке. Они появились в прихожей одновременно: запыхавшийся низенький папаша в мятом костюме, круглый и тяжелый, с таким же круглым и тяжелым арбузом в руках, и мой гость с мокрыми всклокоченными волосами, наряженный лишь в полотенце на бедрах. От вчерашней раны не осталось и следа, даже крохотного шрама или рубца.
      Пауза была достойна шекспировской драмы.
      Неожиданно я почувствовала, как к горлу подкатывает идиотский смех, который с каждым мгновением все труднее удавалось сдерживать. Мамаша смотрела на высокого идеально красивого мужчину широко открытыми изумленными глазами, на омертвевшем от ботокса лбу даже прорезались морщины. Папаша в немом шоке открыл рот, все сильнее прижимая к себе арбуз.
      Почти обнаженный нахал чарующе улыбнулся и представился бархатным вкрадчивым голосом, от которого, подозреваю, у мамаши сладко сжалось сердце:
      — Люкка.
      Мама выразительно моргнула, папа захлопнул рот. Я нервно хихикнула и опустила голову, дабы не демонстрировать широкую глупую улыбку.
      — Маргарита Федоровна, — словно замороженная проговорила мамаша, механически протягивая руку для дружеского пожатия.
      Люкка галантно сжал ее наманикюренные пальчики.
      — Олег Германович, — ответила за отца мама, и вдруг шустро затараторила: — Ты, знаешь, Женечка, пожалуй, мы зайдем в следующий раз. Не забудь, что завтра у нас будет ужин! Не забудь! Пойдем, Олежек, нам пора.
      Я кусала губы, чтобы не захохотать в истерике. Мама выхватила из рук папы арбуз, но едва не уронила его на пол. Люкка легко подхватил тяжелую ношу и снова изогнул губы в довольной ухмылке:
      — Было приятно познакомиться, — вежливо произнес он. — Ваша дочь, просто прелесть. Теперь я понимаю, в кого она такая красавица, — он лукаво блеснул глазами в мою сторону.
      — Да, да… — рассеянно подтвердила мама, выпихивая отца в подъезд, а потом окатила меня таким взглядом, что даже деревяшку бросило бы в холодный пот, и с расстановкой произнесла: — Я тебе сегодня позвоню. Женечка.
      Стало ясно, что разговор получится долгим и сложным. Главное, чтобы не отказались в довольстве!
      Когда за ними закрылась дверь, я почувствовала, как на глаза навернулись злые слезы. Резко развернувшись на пятках, я кинулась на кухню, где мужчина спокойно разглядывал внутренности пустого холодильника. Большой нелепый арбуз пузато и важно примостился посреди стола, накрытого желтой скатертью.
      — Значит, тебя зовут Люкка? — для чего-то пробормотала я сквозь зубы, уперев руки в бока.
      — Ты для чего всю кухню солью засыпала? — oн поднял голову, изогнув черную бровь, и понюхал баночку с открытым две недели назад йогуртом. Сморщившись, Люкка выкинул ее в помойное ведро, спрятанное в шкафчике под раковиной.
      Он так по-хозяйски вел себя на моей кухне, что я сжала зубы.
      — И чеснок на шею повесила? — Продолжал измываться наглец.
      Он разочаровано хлопнул дверцей холодильника и поправил криво висящий магнитик. Я резко сдернула ожерелье из чесночных головок.
      — Теперь понятно, почему ты такая худая. Лучшие друзья девушки — это драгоценности, а не сигареты и кофе.
      Тут меня прорвало:
      — Послушай ты! Люкка! — Я ткнула в него трясущимся пальцем.
      Мужчина прислонился к подоконнику и скрестил руки на груди, всем своим видом обратившись в слух. Ситуация становилась все нелепее, ведь он стоял почти голый, а я красная и растрепанная беззвучно открывала рот, как глухонемая.
      — Ну, коль уж мы провели ночь в одной постели, можешь называть меня Люк, — милостиво позволил он. Похоже, все происходящее его по-настоящему забавляло.
      — Вон из моей квартиры! — Тихо произнесла я.
      Веко на правом глазу стало нервно подергиваться.
      — Не знаю, кто ты там, вампир ли, оборотень или просто завравшийся нахал, но немедленно выметайся!
      — Да, я уже собирался, — пожал он плечами. — Дашь какую-нибудь футболку, а то у меня рубаха в крови.
      — Футболку тебе?! — Я перешла на крик. — Да, как ты смеешь?! Господи, ты же слышал из ванной, что кто-то пришел?! Зачем ты появился?! Ну, кто тебя просил?! Коль уж забрался в мою квартиру, так сидел бы тихо, как мышка! Так ведь нет — нарисовался гуашью — смотрите какой я прекрасный в набедренной повязке! Тарзан хренов!
      Горло перехватило, и я закашлялась.
      — У тебя истерика! — Спокойно резюмировал он.
      — Да, — заорала я, как безумная, — я истеричка!!! Так что не зли меня и выметайся немедленно!
      От бешенства перед глазами плыло. Не ведая, что творю, я попыталась схватить со стола арбуз, чтобы швырнуть в негодяя, испоганившего за полтора коротких дня мне всю жизнь, но не ожидала такой тяжести. Арбуз моментально шлепнулся на пол, едва успела отскочить, и разбился, забрызгав кухню красной липкой мякотью. И тут я заревела, опустилась на табуретку и, всхлипывая, размазывала по лицу слезы.
      — Ну, как я теперь им все объясню? Они же посадят меня на голодный паек и машину отберут, и домой вернут в придачу! — Я завыла. — Ненавижу все это. Ну, как ты мог попасться им на глаза? Господи, зачем ты, вообще, появился?
      Он постоял мгновение и бесшумно вышел из кухни, кажется, раздраженно сморщившись. Буквально через минуту, я, задыхавшаяся от рыданий, увидела, его высокую одетую во вчерашнюю белую сорочку фигуру, открывавшую входную дверь.
      Когда он исчез, слезы покатились еще сильнее, словно внутри сорвало какую-то заслонку. Не знаю, что за чувство боролось во мне — облегчение или разочарование, что идеально красивый Люкка послушался и все-таки ушел.

ЛЮККА

      Лифт многоэтажного дома, где он провел пару дней, восстанавливаясь и оживая, нес его на первый этаж, недовольно по-стариковски гудя. Ловец на запястье Лукки, наполненный энергией, переливался красным. Индустриальный мир, куда его вытолкнул прыжок, конечно, отсталый, но зато энергию в нем можно было черпать ложкой. В первой параллели любая свободная капля вылавливалась и бережно пряталась в ловцы.
      Идеально очертанные губы мужчины сложились в кривую усмешку. Он вытащил из кармана мешочек, сорванный с шеи Ии, и открыл его. На ладонь выпала отшлифованная деревянная стрелочка. Неожиданно она крутанулась вокруг своей оси и повисла в воздухе, вертясь, как волчок. Люкка поймал стрелку, глянув на свет.
      Из-за этого предмета хранители перешагнули через все законы, за которые сами и цеплялись. Когда они увидели его автомобиль (тут Люкка недовольно сморщился, совсем новая спортивная машина с мощным волновым движком нравилась ему сильно) и повели себя, как безумные. Эта девочка Ия вызывала настоящее восхищение. Но она слишком глупа, чтобы понять — геройству нет места там, где на кон поставлена жизнь — жемчужина, бесценное сокровище.
      Он бы мог прикончить их всех, быстро, но подвело любопытство. В злости он действительно жаждал забрать их жизни, но пожалел, заставил себя сдержаться.
      Люк усмехнулся еще шире, спрятав стрелку в мешочек.
      Кто же знал, что светловолосый ангел Ия подло ударит его в живот, вывернувшись, как змея.
      Это было бы забавно, если бы не было так больно! Красивое лицо Люка превратилось в холодную маску. Безумцы! Открыто нарушить закон! В этом есть непонятный скрытый шарм, но это не значит, что когда он вернется в Первую параллель, то не раздавит напавших на него хранителей. Всех. По очереди.
      Он от всей души надеялся, что Семья еще не успела устроить по нему поминки. Люк прекрасно помнил, как Рада, жена Оскара, Главы Семьи, три раза устраивала поминки по "вновь погибшему" Невезунчику Петру, и каждый раз бедолага возвращался в особняк в разгар веселья. Напивался со всеми и не понимал, по кому скорбит Семья.
      Люкка засунул руки в карманы. От хорошего настроя не осталось и следа. Голова гудела. Что за неудачная неделя!
      Еще эта девчонка, дверь в квартиру которой единственная оказалась открытой нараспашку, надоела ему, как зубная боль. Худосочная нервная мышка с мужским именем Евгения. Люк ненавидел невзрачных истеричных особ. Хотя, не смотря на сущий ад, в который она превратила его восстановление, возможно, именно она спасла ему жизнь. С ума сойти, девушка Евгения действительно решила, что он вампир! Идиотка, начитавшаяся глупых фантастических романов. Он слышал, что в этом отсталом, Индустриальном мире, где люди умели лишь вырабатывать энергию, но не поглощать, половина населения зачитывалась безумными историями о несуществующих чудовищах, а половина писала о них.
      Наверное, здесь бы хранителей назвали волшебниками, благородными и добрыми, следившими за порядком во всем их разделенным Городами мире.
      От собственных мыслей Люка скривило.
      А как бы назвали его, превратившего свою способность дарить и отнимать жизнь в страшное оружие? Вероятно, ведуном, выбравшим черный путь. Звучало, по крайней мере, очень романтично.
      Правда, нет никакой романтики в осознании, что хранители разнятся с ним лишь красивыми предлогами для подлых дел. Сущность-то одинаковая. Отличие лишь в том, что он, Люкка, не лгал ни себе, ни миру.
      Наконец, лифт остановился. Мужчина быстро спустился к выходу на улицу и нажал на кнопку замка, тот неприятно запищал. Люк спокойно открыл дверь и сделал твердый шаг. Волосы обдуло ветром, желудок неприятно свело, и еще сильнее загудела голова. Через мгновение он вышел из подъезда заброшенного дома, куда ввалился той черной ночью. Остов его сгоревшего автомобиля убрали с дороги, и покореженные железные контуры очень удачно вписались в окружающий пейзаж. Накрапывал мелкий дождь, желтая умирающая трава, заваленная уже пожухлыми листьями, пропиталась осенней влагой. В его мире времена года были смещены относительно брата-близнеца. В Первой параллели давно хозяйничала осень, в Индустриале она только-только давала о себе знать ночной прохладой. Он поежился от капель, попавших за шиворот и, осмотревшись, направился пешком к Городу.
      У Люка с детства легко получалось переходить из параллели в параллель. Возможно, потому что в его крови бурлило слишком много энергии, и медальон-ловец он носил больше для отвода глаз. Многие попадали во вторую, Индустриальную, параллель только с помощью «ворот». Способ безусловно удобный, но не надежный — по дороге путешественники ухитрялись исчезать. Наверное, поэтому их запретили, официально «ворота» остались только в конторе хранителей. Люди месяцами ждали разрешений и виз, чтобы посетить Индустриальный мир, наполненный свободной энергией, курорт для страждущих. Люку было достаточно сделать один шаг. К сожаленью, его талант ограничивался помещениями и автомобилями. Хотя на машинах он не любил пересекать границу — разрядится двигатель, и приехал. В Индустриале он оставил уже парочку отличных новеньких седанов.
      Таксист сжалился над ним и подобрал на границе Города. Уже через час Люкка выходил из машины на мощеную мостовую одного из самых фешенебельных районов города. Огромный трехэтажный особняк с одной стеклянной стеной, а другой, увитой сейчас пожелтевшим плющом, казался сказочным. Калитку открыл охранник с каменным лицом, он же расплатился с водителем.
      По выложенной оранжевыми плитками дорожке между молоденькими яблоневыми деревьями Люк прошел к черному входу в особняк, а оттуда, не вытерев ног, в светлую теплую гостиную Главы Семьи.
      Оскар, почти старик, полный, невысокий, с большими седыми усами, пожелтевшими от табака, скрестив худые ноги в тапочках в виде плюшевых медведей, наряженный в вязаный жилет развалился в глубоком кресле и внимательно изучал свежий номер «Новостей» через тонкие стеклышки узких очков. В большой пепельнице дымилась толстая сигара, на ветке огромного фикуса, упиравшегося зелеными листьями-опахалами в потолок, сидел волнистый попугай, снизу за ним плотоядно следил очень похожий на Оскара кот, такой же седой и тучный.
      — Я запретил Раде собирать поминки, — не отвлекаясь от газеты, заявил Люкке мужчина. — Переодень рубашку, а то ее удар хватит. Ты весь в крови.
      — Я восстанавливался в Индустриале, — Люк уселся на соседнее кресло. Серый кот тут же стал тереться о несвежие брюки. — Пакет я передал.
      — Кредиты уже на твоем счету. — Спокойно отозвался Оскар.
      Люкка вытянул ноги, впервые за несколько дней почувствовав себя комфортно. Тут его взгляд упал на главную страницу газеты, которую Оскар специально держал так, чтобы Люк не сумел пропустить новость на передовице. Надпись огромного заголовка гласила: "Столкновение! Хранители попирают законы?!"
      Люк даже специально наклонился к отпечатанному мелкими типографскими буквами листу. Оскар молчал и делал вид, что не замечает его манипуляций.
      — Что это значит? — Наконец выдавил из себя Люкка, зло блеснув глазами.
      — Это я хотел у тебя спросить, сынок. — Глава Семьи опустил газету и окатил мужчину холодным взглядом.
      — Твою мать! — Вырвалось у Люка, он откинулся на диванные подушки и растер лицо. — Я ехал… — он запнулся, не собираясь рассказывать, что задержался в соседнем городе по единственной причине — постели племянницы Оскара, роскошной длинноногой Карины. — В общем, дурацкая история. У меня машина сломалась. Хожу вокруг нее, как последний олух, а тут едет картеж. Узнали по номерам что ли? Останавливаются и буквально набрасываются…
      — Надеюсь, что в Суде твоя пламенная речь не будет звучать, подобной чушью, — перебил его Оскар.
      — Когда Суд? — Вздохнул Люк.
      — Завтра и будет лучше, если ты на нем появишься. Постарайся не попасться в таком виде Раде, она у меня девочка впечатлительная.
      Люк молча поднялся, чтобы уйти. Оскар прав, он проштрафился по полной программе.
      — Я машину возьму. Моя сгорела.
      — Вторая за последнюю неделю, — недовольно буркнул Оскар. — Тебе же она нравилась.
      — Да, нравилась. — Согласился Люк, покачав головой. — Неудачная неделя.
      Глава Семьи снова уткнулся в газету, незаметно ухмыльнувшись в усы. Не для кого не было секретом, что Оскар обожал, когда у Люка что-то не выходило. Он с упоением, не вмешиваясь, следил, как тот выпутывался из очередной разборки. Кажется, для старика сама жизнь Люкки представлялась бесконечным романом со страшными историями.
      Уже дойдя до двери, Люкка вытащил из кармана мешочек.
      — Ты знаешь, что это такое? — Он обернулся и резко бросил его старику, едва поднявшему голову.
      Тот очень проворно и ловко схватил мешочек твердой, точной рукой. На большую морщинистую ладонь выкатилась деревянная стрелка. Она встрепенулась и повисла в воздухе.
      — Хммм, — только и смог пробормотать Оскар, разглядывая стрелку через стекла очков. — Понятия не имею.
      — Именно из-за нее началась чехарда. Девчонка, которая меня ранила, была курьером, и она везла в контору эту вещь.
      — Люк, — Оскар покосился на мужчину, — предупреждаю сразу. Я запрещаю тебе! Не смей копаться в этом. Семье не нужны лишние проблемы, нам и так грозят выселением. Повезет, если отвертимся. Главы Семей Прибрежного и Северного обеспокоены. Если желаешь мстить, мсти, но интересы Семьи в первую очередь. Хочешь развеяться, тогда езжай после Суда обратно к Карине, — добавил он по-стариковски ворчливо.
      Стрелочка метнулась в сторону Лукки и застыла у самого лба, как будто желала впиться в кожу.
      — Про Карину подумаю, — сморщился он, хватая стрелку в кулак.

ФЕЛИКС

      Его дом был молчалив и полон старых призраков, кружащих под потолком, сидевших на кухне, лежавших на мятой кровати. Феликс, пошатываясь, прошел в спальню. Голова трещала, он проглотил два пакетика с горьким обезболивающим, запив водой из-под крана.
      Мужчина, не расчесываясь, собрал длинные волосы в хвост и внимательно осмотрел себя в зеркало. Чуть помятая физиономия, заросшая двухдневной светлой щетиной, вызывала отвращение. Он хотел побриться, потом передумал. От слабости мутило, ловец совсем разрядился. Без ловушки для энергии он бы и дышать, наверное, не смог. Лучший в конторе хранителей. Лучший… Борец за добро и справедливость, твою мать.
      Суд был назначен на сегодня.
      Почти разряженная машина едва дотянула до станции подзарядки. Он въехал на круглую площадку и пихнул карточку с кредитами в узкую прорезь автомата. Приветливо подмигнула зеленая лампочка, вокруг машины загорелся голубоватый купол. Датчик на панели бешено замелькал цифрами, автомобиль впитывал в себя искусственную энергию, как губка. Феликс нажал на кнопку, и салон наполнился приятной расслабляющей музыкой. Мужчина повернул голову и почувствовал, как брови сами собой ползут вверх. В спортивном автомобиле, стоящем на соседнем круге подзарядки, сидел Люкка и выглядел очень живым.
      Феликс буравил злым взглядом точку у него на виске. Ладонь покалывало от желания сорвать с пояса призму и запустить в подлеца сгустком энергии. Люкка, словно почувствовав, оглянулся и окинул Феликса безразличным взглядом, безусловно, не узнавая. Смазливая физиономия не выражала ни тени беспокойства, наоборот, мужчина казался сосредоточенным. Он резко нажал на педаль газа, машина взревела и, не дождавшись окончательной зарядки, сорвалась с места.
      — Твою мать! — Пробормотал Феликс, пытаясь завестись.
      Уступать подлецу он не собирался. Оставалась надежда, что до здания Суда автомобилю хватит заряда. Он тронулся, резко нажав на педаль, но в тот же момент, наперекор ему выехала канареечная машинка с кудрявой старушкой за рулем. Резко затормозив и заглохнув, Феликс скрипнул зубами от злости.
      На заседание он, конечно, опоздал.
      Раньше, еще до принятия свода законов, жизнь не стоила и ломаного гроша. Злобствовали охотники за энергией, убивавшие любого попавшегося на их пути, прыжки в параллель через «ворота» никак не отслеживались. Наверное, человечество уничтожило бы само себя, если бы прадеды не приняли дополнение к "Сводам правил о жизни и жизнеустройстве общества". Они состояли всего из нескольких пунктов:
      1. Запрещается охота за энергетическими источниками;
      2. Запрещается кража энергетических источников;
      3. Запрещаются схватки и дуэли;
      4. Запрещаются несанкционированные переходы во вторую параллель и обратно.
      Пять строк, которые перевернули жизнь. Теперь энергетическое преступление каралось законом, как и любое другое. Люди вздохнули с облегчением, а Судьи приобрели особую власть. Их боялись и уважали, ведь люди, становившиеся вершителями порядка, обладали редкой способностью распознавать ложь.
      В коридоре Феликс столкнулся с Люкком и буквально скрипнул зубами от желания хорошенько вмазать подонку в челюсть, просто чтобы сорвать копившееся все утро раздражение, но слишком много народа находилось вокруг. Зеваки с любопытством поглядывали на холодного и равнодушного красавца Романова, спокойно опаздывающего на собственный суд. Охранники с каменными лицами открыли створки высоких дверей, оббитых буковыми панелями.
      Огромный ярко-освещенный зал заседаний походил на амфитеатр. Высокие скамьи полукругом сбегали к сцене внизу, зрители видели спины осужденных и лица четырех Судей, сидевших в креслах с высокими спинками на балконе. Возраст вершителей закона разнился: самый молодой выглядел на девятнадцать лет, самый старший на сто девяносто. На фоне идеально белой стены алые мантии Судей казались кровавыми кляксами.
      Они спускались буквально плечо к плечу. Феликсу никак не хотелось уступить ни шагу Люкке, который сосредоточился на высокой девушке, стоявшей на сцене под строгими взорами Судей. На Ии был надет аккуратно отглаженный костюм, как-то сильно подчеркивающий ее хрупкость, а волосы заплетены в длинную светлую косу. Рядом с ней нервно переминался с ноги на ногу Докука, Главный отряда телохранителей, которые и начали бессмысленную схватку.
      — Люкка! — Рявкнул один из Судей, завидев последнего обвиняемого. — Мы с вами видимся в этом зале уже третий раз, и ни разу вы не пришли вовремя!
      Феликс как раз усаживался рядом с Анатолем. Тот смотрел на Романова с беспокойством и нервно почесывал подбородок. На пальце мужчины блестел крупный рубиновый перстень и от граней на высокую стену отражались красноватые преломленные лучи.
      — Вот так сюрприз, — буркнул он, кивнув в сторону Лукки.
      — Господа, прошу прощения! — Неожиданно Романов улыбнулся так, что женская половина праздных зевак, находившаяся в зале, с замиранием сердца вздохнула.
      Молоденькая девушка Судья блеснула в его сторону глазищами.
      — Так, эта точно скосит ему приговор, — фыркнул Феликс, вытягивая ноги и скрестив руки на груди.
      Он ощупал зал быстрым взглядом, увидев только бледного напряженного отца Ии. Девушка, выглядевшая вполне спокойной доселе, вскинулась, услышав знакомый глубокий голос, и от одного вида живого оппонента ее глаза расширились в ужасе, а лицо вытянулось.
      — Сейчас девчонка подпишет себе смертный приговор, а конторе штраф в миллион кредитов, — недовольно буркнул Феликс.
      — Тихо ты! — Цыкнули ему сверху.
      Неожиданно блеснула вспышка фотокамеры.
      — Кто пригласил газеты?
      — Сами притащились, — отозвался Анатоль, — как только услышали имя Лукки Романова.
      Газеты интересовало все, что связывалось с именем Семьи города. Хранители прекрасно знали о темных делишках Семьи, но в отсутствии доказательств только огрызались. Как известно — не пойман — ни вор, вот и рос лишай на карте города и прекрасно существовал все последние годы.
      Народ вокруг волновался и шумел. После сердитого удара деревянным молотком воцарилась жидкая тишина, нарушаемая постоянными шепотками.
      — Ия, мы просим вас повторить показания, — сварливо пробормотал самый старый Судья.
      Он очень походил лицом на дога: подбородок стекал морщинистыми брылами, а маленькие красноватые глазки прятались под нависшими веками. Казалось, что Судья уже приготовился огласить обвинительный приговор все трем, но мешали личные протекции Оскара, в виде автомобиля стоимостью пятьдесят тысяч кредитов, и Альберта, год назад спасшего его племянника от ссылки в дальние провинции.
      Девушка быстро облизнула губы и, стараясь не смотреть на Люкку, снова подняла голову к судейскому балкону:
      — Люкка Романов напал на наш картеж. На моих глазах он пытался убить человека, хранителя, сопровождавшего меня. Потом он взял меня в заложницы.
      — Он вам угрожал? — Уже второй раз повторил этот вопрос Судья.
      — Да, — твердо и убежденно произнесла Ия.
      Она услышала, как Люкка фыркнул, и на ее щеках загорелся лихорадочный румянец. Зал заволновался.
      — Ваша честь, — перебил ее Люкка, — этот человек, — он указал на застывшего Главу отряда Докуку, — напал на меня, когда у меня сломалась машина. Мне пришлось защищаться. Я думаю, что энергетические следы уже сняты и могут служить лучшим доказательством того, что у меня действительно произошла поломка автомобиля, скорее всего, перегорел волновой движок. Да это правда, что я сделал вид, будто взял в заложницы сею милую девицу. — Он кивнул в сторону Ии. — Но и это являлось актом самозащиты. Девушке ничего не угрожало.
      Его лицо оставалось беспристрастным, а голос спокойным. Он говорил с легкой полуулыбкой, словно обращаясь не к Судьям, а к несмышленым детям.
      Феликс видел, как бледное доселе лицо Ии с бессонными синяками под глазами стало пунцовым.
      — Как можно сделать вид, что ты взял меня в заложницы?! — Вскрикнула она Люкке.
      Тот как будто удивленно оглянулся к ней.
      — Ты пытался убить меня! — Обвинила она мужчину, ткнув в него трясущимся пальцем.
      Люкка поднял правую бровь и только хмыкнул:
      — Ваша честь, — он поднял голову, — не знаю, упоминала ли моя милая подруга, что это она буквально воткнула в мой бок энергетическую призму? — Зеваки заволновались.
      Журналисты вдохновенно строчили в блокнотах, готовясь выпустить на первые полосы сенсацию: "Те, кто защищает пункты свода законов — на самом деле попирают их!"
      — Я защищалась! — Заорала Ия, и по ее лицу потекли слезы.
      — Ты защищала то, что перевозила на себе, — Люкка пригвоздил девушку холодным взглядом.
      Зал охнул, судьи переглянулись, Феликс выругался, а Анатоль прикрыл глаза.
      Судья ожесточенно стучал молотком, пытаясь успокоить зал. Пришлось остановить заседание на десять минут, пока откачают отца Ии, схватившегося за сердце, и выведут из зала особенно ретивых крикунов.
      После воцарения порядка, допрос продолжился:
      — Что вы перевозили? — Потребовал ответа Судья.
      Феликс нервно забарабанил пяткой по полу.
      Ия в предобморочном состоянии открыла рот. Она приготовилась совершить бессмысленный акт самоуничтожения — солгать. Любое слово, произнесенное в этом зале, не подкрепленное личной убежденностью различалось Судьями, как фальшивая нота в стройном хоре певцов.
      — Безделицу, ваша честь, — ответил Люкка за девушку.
      Он повернулся к Анатолю и с широкой змеиной улыбкой спросил:
      — Отчего только она оказалась такой важной для хранителей?
      Феликс буквально физически ощутил перекрещенные на них с Анатолем взгляды.
      — Твою мать… — вздохнул он.
      — Мы просим оставить все, что не относится к делу, — отрезал Судья помоложе. — Суд удаляется на совещание.
      Когда фигуры в красных мантиях скрылись, то над головами поднялся шум и гвалт.
      — Мы, кажется, попали, — пробормотал едва слышно Феликс. — Этот подонок почуял, что наклевывается большое дело. Он теперь вцепится нам в глотки, а у нас времени в обрез.
      Анатоль молчал и следил за Люккой, спокойно беседовавшим по мобильному телефону и не сводившим взгляда с нервничающей вышагивающей взад-вперед Ии.
      Судьи вернулись очень быстро. Зал затаил дыхание, нервное напряжение вцепилось в глотки всех участников процесса, нависло под высоким куполообразным потолком и давило на головы. Встал самый молодой вершитель закона и юным, звонким, только-только ломающимся голосом зачитал приговор:
      — Проанализировав показания и прочитав отчет о силовых линиях, Суд постановил. За развязывание боя в ночь на девятнадцатое октября две тысячи восьмого года и попрания пяти пунктов свода законов приговариваем Докуку Просфировича Клепакова и Ию Эдуардовну Норманову к исключению из рядов хранителей без возможности восстановления в должности. Приписываем сдать разрешение на ношение призм. За поддержание столкновения, а так же учитывая факт двух судебный разбирательств, приписываем Люкку Романову при первом нарушении свода законов перекрыть энергетический поток.
      "Что приведет к тихой смерти в течение двадцати четырех часов", — продолжил про себя Феликс.
      — Приговор зачитан и подлежит обжалованию лишь в случае изменения показаний одной из сторон. — Судья хлопнул папкой в звенящей тишине.
      На лице Лукки не дрогнул ни единый мускул. Ия побледнела, приложив ладошку к посиневшим губам. Докука, Глава отряда телохранителей, схватившись за сердце, тяжело пошатываясь, добрался до скамьи и упал на нее, ощущая настоящее облегчение.
      Анатоль улыбнулся, становясь похожим на акулу:
      — Ты со своими пессимистичными настроениями меня хочешь выбить меня из колеи.
      — Чему радоваться? — Буркнул Феликс. — Указатель-то все равно у мерзавца Люкки.

ЛЮККА

      Он быстро шел по коридору Суда. Он, в общем-то, ожидал нечто подобное. Ему практически выписали путевку на тот свет.
      — Стой! — Услышал он пронзительный женский голос и резко обернулся.
      За ним буквально бежала Ия, стуча высокими каблуками. Ее лицо казалось сосредоточенным и покрасневшим от злости.
      — Ты подонок! — Заорала он, ткнув в него пальцем.
      Бедняжку трясло от возмущения.
      — Как можно сделать вид, что ты взял меня в заложницы?! Ты пытался меня убить! — Буквально выплюнула она обвинения.
      Ее глаза покраснели от непролитых слез. Люкка усмехнулся и засунул руки в карманы.
      — Я не умею пытаться. Собственно, поэтому ты жива.
      Девушка опешила, открыв рот. По щеке пробежала черная от туши для ресниц мокрая дорожка, под глазом появился темный неряшливый след. Вокруг скандаливших уже стали собираться зеваки, щелкнул затвор фотоаппарата. Девушка и мужчина смотрели друг на друга, не моргая и не шевелясь.
      — Я тебя ненавижу! — Прошептала она, сглотнув. — Слышишь, ты, чудовище?! Я ненавижу тебя!
      — Я, пожалуй, переживу, — пожал плечами Люкка и развернулся, уже подвигая плечом толпящийся в коридоре народ и с замиранием сердца вслушивающийся в каждый звук разговора.
      — Ты разрушил мою жизнь! — Взвизгнула она, схватив его за руку и пытаясь развернуть к себе.
      — Ты сама ее разрушила, — процедил Люк, отмахиваясь от нее, как от надоедливой мухи.
      Девица действительно сильно раздражала его. К тому же от долго стояния, у мужчины снова заныл бок, как будто на нем все еще зияла рана, полученная, между прочим, от руки этой дамочки.
      Тут она его ударила, маленькими кулачками заколотила по спине. Люк едва успел перехватить ее руки, чтобы налетевшая смерчем бедняжка не упала.
      — Хватит! — Раздался громогласный голос.
      Из толпы к ним бросился высокий мужчина, со светлыми волосами, собранными в хвост. Он оттащил девушку, и та прижалась к нему, сотрясаясь всем телом от рыданий. Его лицо показалось Люку знакомым. Он кивнул мужчине, скорее благодарный, и протиснулся сквозь плотный строй зевак на выход.
      Только в машине он смог выдохнуть. По лобовому стеклу медленно стекали капли дождя, к дворнику прилип пожухлый коричневый кленовый лист. Вокруг здания Суда росло много кленов, горящих пожаром по осени. Уже зарождались сумерки, неохотно загоравшиеся тусклыми уличными огнями. От серости вокруг становилось как-то особенно паршиво на душе.
      Люкка нажал на кнопку, заводя мотор. Тут в стекло постучались, через запотевшее окно он смог разглядеть только неясный образ. Мужчина опустил стекло, и увидел хмурившегося светловолосого, вмешавшегося в их с Ией скандал, только тут узнавая в нем худенького мальчика-студента, с которым учились на одном академическом потоке. Похоже, в отличие от Люка, тот все-таки закончил Академию и даже стал хранителем.
      — Что? — Вместо приветствия спросил Люкка.
      Мужчина криво усмехнулся, наклонившись к Люку, и облокотившись на открытое окно.
      — Ты меня не помнишь?
      — Ты не девочка, чтобы тебя помнить, так что смутно, — хмыкнул тот в ответ.
      — Феликс.
      — Отлично. Отходи, тороплюсь, знаешь ли.
      — Послушай, — неожиданно глаза вновь обретенного однокурсника загорелись агрессией. — Ты украл в ту ночь одну вещь. Ты знаешь, о чем я. Отдай ее мне. Сейчас же.
      — Если у вас исчезла какая-то вещь, то спросите с малышки Ии.
      — Отдай ее мне! — Прошипел Феликс, побледнев от гнева.
      — Иначе что? — Поднял одну бровь Лука. — Ты перекроешь мне энергию, если я проеду на красный свет?
      — Я уничтожу тебя…
      — Странные слова для хранителя порядка и добра. — От злости у Люка потемнело в глазах.
      В его голове мелькали картинки одна краше другой. Как он хватает Феликса за длинный хвост и прикладывает носом о дверь. Но за спиной Люкки стоял приговор, а вражина, как назло, являлся официальным лицом, хранителем.
      — Отходи, боюсь, ноги тебе отдавлю.
      — Я все равно заберу у тебя указатель! — Прошипел Феликс.
      — Найди его, — хмыкнул Люкка, и его губы сложились в тонкую линию.
      Через секунду он с такой силой нажал на педаль газа, что завизжали покрышки, а из-под колес повалил дым. Феликс едва успел отскочить от сорвавшегося с места автомобиля, обдавшего его брызгами грязной дождевой воды из бегущего по дороге ручья.
      — Ну, подожди у меня! — Прошипел он, кидаясь к своей машине.
      Буквально через пять секунд он уже засовывал ключ в зажигание, бросаясь в погоню за противником.
      Стрелка, о которой говорил Феликс, небрежно валялась в бардачке с компакт-дисками и перчатками. Люк хранил ее только, как доказательство для Суда. Доказывать оказалось нечего, приговор ему, вероятно, подписали еще до начала слушания. Поначалу, он честно не хотел соваться в это мутное дело, оно не вызвало даже любопытства, ведь Люк и так находился в неприятностях по самый кадык. Но теперь только слепец пропустил бы мимо факт, что хранители шли на открытый конфликт из-за маленькой деревянной вещицы. Мысль изменить свой приговор с ее помощью с каждой минутой приобретала все большую привлекательность. Вопрос из несущественного медленно превращался в принципиальный и насущный.
      На широком проспекте Люк заметил догонявшую его седан серебристую машину, суетливо сновавшую среди автомобильного потока. Вместе они остановились на светофоре. Можно было не поворачивать головы, чтобы понять, кто сидит за рулем.
      Они дожидались зеленого света, словно ретивые кони на скачках. Стоило лампочке мигнуть, как два автомобиля бешено сорвались с места, получив в награду град визгливых сигналов от едва успевшего остановиться встречного потока. Они гнали, как безумные. За окнами мелькали световые пятна, смешивающиеся в единую смазанную полосу, но ни один из противников не желал уступить. Впереди замаячила ярко освещенная пасть тоннеля. Феликс гнал рядом, не уступая ни миллиметра.
      Люк широко улыбнулся, влетая в тоннель на полной скорости. По капоту пробежали крохотные искры, машина на мгновение увязла во времени, чтобы выскочить в противоположном конце точно такого же тоннеля, но уже Индустриального мира. Через окно Люкка увидел ошарашенное выражение лица водителя соседнего внедорожника — автомобиль Люка вынырнул ниоткуда, появился из воздуха с мгновенной слепящей вспышкой.
      Люк нажал на педаль газа, несясь на умопомрачительной скорости, со злорадством представляя гримасу Феликса, когда тот обнаружит, что остался на дороге гордой одинокой птицей. Автомобиль заревел и пулей ринулся вперед на красный свет.
      В этом мире, в этом городе, идентичному своему параллельному собрату, только ночью появлялась возможность насладиться настоящим движением. Выскочив на центральную улицу, светящуюся огромными витринами и вывесками ночных клубов, Люк чуть замедлился. Собственно, очень вовремя.
      Маленький красный автомобильчик, похожий на божью коровку, смущенно мигнув неправильным поворотником, стал отъезжать от обочины, медленно и неуклонно преграждая путь. Люк резко нажал на тормоз, крутанув рулем. Завизжали покрышки, огни мелькнули, слившись в сплошные полосы. С тупым толчком автомобиль остановился, повернувшись вокруг своей оси. Малолитражка испуганно притаилась, замерев на месте.
      Люк чертыхнулся. От того, что он вцепился в руль, чтобы не вылететь через лобовое стекло, тот погнулся. Не хватало погибнуть по вине неумелого водителя в чужом мире! Люкка сидел, откинувшись на мягком сиденье, опустив руки на колени, в душе зарождалась волна гнева.
      Ну, что за неудачная неделя!
      Неожиданно дверь его автомобиля распахнулась, и на Люкку уставились огромные испуганные глаза, ярко-зеленого неестественного цвета.
      — Вы живы?! — пролепетала девица, она даже заглянула в салон.
      — Твоими молитвами, — процедил он.
      Неожиданно девушка замерла, а потом очень поспешно отошла на шаг. Люк видел, как она сорвалась с места и бросилась к своей машине, звонко простучав каблучками. Он непроизвольно отметил, что фигурка у девицы была очень даже ничего. Невысокая правда, но узкие джинсы очень ладно облегали длинные ножки, а коротенькая курточка открывала круглую попку.
      — Ты куда собралась, подруга? — Рявкнул Люк, полный мщения, и выскочил на улицу.
      Неприятно моросил холодный дождь, мокрый асфальт поблескивал в лучах искусственного света фонарей. Девица уже захлопнула дверь и теперь трясущейся рукой пыталась попасть ключом в зажигание.
      — Ну, уж нет! — Процедил мужчина. — Чуть в гроб меня не вогнала, и слинять решила?!
      В одно мгновение он широко открыл дверь и, схватив девицу за руку чуть повыше локтя, вытащил наружу.
      Ее длинные каштановые волосы подхватил ветер, и мелкие капли дождя покрыли их блестящей пудрой. Она молчала, низко опустив голову.
      — Ты хоть понимаешь, что едва не угробила меня?! — Грозно вопрошал Люк, хорошенько тряхнув девушку за плечи. Больше всего ему хотелось придушить неумеху.
      Она вскинулась, снова уставившись на него, как на удава, и вдруг он узнал ее. Аккуратно подкрашенными полными ужаса глазами его рассматривала недавняя знакомая с мужским именем Евгения. Он недоверчиво развернул ее к свету. Она запомнилась ему похмельной истеричкой, неумытой и непричесанной, с худыми ногами. Сейчас перед ним стояла миловидная особа, ухоженная и вкусно пахнущая смесью тонких духов и ментоловых сигарет.
      И о чудо! Она выглядела испуганной.
      — Ты?! — недоверчиво переспросил он.
      Отчего-то желание свернуть девице шею испарилось само собой.
      — Я не видела, что ты выезжаешь, — виновато пролепетала она, прикусив блестящую от помады губку, и повела плечами, стараясь освободиться от его железной хватки.
      Он отпустил и, засунув руки в карманы, почувствовал необъяснимое желание расхохотаться. Сначала она его спасает, а потом пытается угробить. Разве не смешно?
      — Я, правда, не хотела, — блеяла Евгения, похоже, испытывая настоящее раскаянье.
      Люк качнулся на каблуках и направился к развернутому автомобилю. От этой девушки нужно было бежать со всех ног, пока она не покалечила его ненароком. Вдруг снова решит смазать его раны мерзко воняющей зеленой субстанцией?
      — Слушай, тут такое дело! — Вдруг позвала она его.
      Не обращая внимания на тонкий голос, наполненный мольбой, он уселся за руль, но Евгения оказалась гораздо настойчивее, чем он помнил.
      — Постой! — она снова заглянула к нему в салон, нагнувшись.
      Под расстегнутой курточкой мелькнул очень низкий вырез откровенной блузки. Люк почувствовал себя последним олухом и со злостью нажал кнопку, чтобы завести мотор.
      — Подожди! — не отставала Евгения.
      Автомобиль, как в насмешку, отказывался заводиться. Уровень зарядки угрожающе приблизился к нулю.
      — Ну, что тебе? — Сдался Люк.
      — Слушай, я даже не знаю, как сказать…
      Люкка скрипнул зубами и уставился на нее, кажется, девушка совсем засмущалась.
      — В общем, коль уж мне так повезло, и мы опять… ээээ… встретились, некоторым образом… Ты помнишь, пока я тебе жизнь спасала и давала отоспаться у себя в квартире, приезжала мои родители? — Люк поднял одну бровь в немом вопросе, плохо понимая, к чему клонит настырная Евгения. — В общем, мама заявила, что если я завтра не приведу тебя на обед для официального знакомства, то моей счастливой свободной жизни придет конец.
      — Так и сказала?
      Ему было абсолютно наплевать, что там у нее происходило с мамашей и со всем семейством вместе взятым.
      — Ага, — потрясла она волосами, и до него снова донесся приятный аромат духов с легкой примесью табака.
      — Наври ей, что я куда-нибудь уехал.
      — Наврала, — призналась она, — но мне сказали, что только твоя скорая смерть может избавить меня от проблем. Я, конечно, сказала… — Евгения зарделась и замялась, — Ну, сказала, что в этой своей поездке ты погиб, но мне никто не поверил…
      Неожиданно даже для самого себя Люк широко улыбнулся:
      — А ведь у тебя почти получилось убить меня!
      — Сейчас-то? — В глазах снова мелькнуло раскаянье. — Я знаю, что не очень хорошо вожу…
      — Когда пыталась вылечить меня своей зеленой мазью. — Хохотнул Люкка, перебивая очередной поток извинений. — Во сколько там твой обед?
      — Так ты согласен? — Не спросила — просияла она.
      Девушка тут же отошла, вытаскивая из кармана телефон.
      — Ты что делаешь? — Изумился Люк.
      — Фотографирую твой номер, — Евгения направила на номерной знак автомобиля круглый глазок фотокамеры мобильного. — Если ты решишь завтра испариться, то я запрошу твой номер в ГАИ и все равно найду тебя.
      — Очень предусмотрительно.
      — Слушай, а чего у тебя номера европейские? Странные какие-то, — она удовлетворенно разглядывала изображение на маленьком экране.
      — Ну, да. Европейские. — Хмыкнул в ответ Люк.

ЕВГЕНИЯ

      Мне жутко повезло! Так, что, наверное, повезло больше, чем счастливчику, выигравшему миллион долларов! Я встретила нахала, забравшегося ко мне в квартиру, и теперь моя привычная жизнь была спасена!
      От тяжелого разговора с мамашей до сих подводило живот в жалобной судороге. Признаться, я прибывала в таком отчаянье, что накануне днем посетила модельное агентство подруги, надеясь нанять похожего на Луку парня для роли горячего влюбленного Ромео. Но, к сожаленью, все черноволосые высокие красавчики выглядели лишь жалкими копиями рядом с совершенным мужчиной. Тут я его самым решительным образом прокляла. Его идеальная внешность оказалась огромной проблемой! Поэтому, когда я неожиданно едва не врезалась в его автомобиль на пустой Центральной улице, возвращаясь из ночного клуба, то сама не поверила собственному счастью и в порыве вдохновения попросила сходить на этот обед, чтобы хотя бы как-то отсрочить мое возвращение обратно в родительский дом. В конце концов, должна же в этом Люкке иметься хотя бы капля благодарности за спасенную жизнь?
      К середине дня я извелась и решила, что он меня обманул, но в назначенное время к подъезду плавно подъехал черный блестящий автомобиль, который я едва не протаранила ночью. От облегчения на глаза выступили слезы благодарности.
      Собственно все добрые чувства быстро испарились, когда, цокая высоченными и неудобными каблуками, в скромном платье, приличествующему случаю, я подошла к автомобилю, сжимая в руках сумочку. Мой кавалер даже не сдвинулся с места. Открывая дверь, я поломала ноготь и неловко шлепнулась на сиденье, застряв каблуком в решетке для сточных вод.
      — Добрый вечер! — Обворожительно улыбнулся Люкка.
      На нем был надет светло-бежевый джемпер из тончайшего кашемира. На запястье, опутанном тонким шнурком, болтался круглый медальон.
      — Привет, — буркнула я недовольно, поправляя сдернутый ремешок на босоножке, и тут заметила внимательный взгляд Лукки, с полуулыбкой изучающий мою тонкую бледную лодыжку.
      Я кашлянула, поспешно опустив ногу, и почувствовала себя крайне неуютно.
      — Я купил твоей матери розы, — кивнул он, нажимая на кнопку зажигания.
      Автомобиль довольно заурчал.
      На заднем сиденье величаво возлежал огромный букет из роз с темно-бордовыми тугими бутонами, испещренными тонкими розоватыми жилками, похожими на вены. В салоне действительно сильно пахло цветами.
      — Очень галантно, — поперхнулась я, представляя довольное мамино лицо, неподвижное от уколов "сыворотки вечной молодости", а потом призналась: — Никогда таких роз не видела.
      Весь путь до дома родителей мы провели в напряженном молчании. Люкка несся, как сумасшедший, а я только втягивала голову в плечи, когда слышала визгливые сигналы очередного подрезанного автомобиля. Не спуская взгляда с дороги, я нащупала ремень безопасности и поспешно пристегнулась, сильно пожалев, что не договорилась встретиться со своим визави где-нибудь на нейтральной территории поближе к родным пенатам. Нога сама собой искала педаль тормоза и даже периодически пыталась надавить на воздух.
      Когда мама открыла дверь, то выражение ее лица превзошло все мои даже самые смелые ожидания! От шока, перемешенного с недоверием, у мамаши ожили все мышцы лица, напрочь убитые ботоксом.
      — Женечка?! — Только и смогла пролепетать она, вперив взгляд в чуть усмехавшегося Люкку.
      С первых слов того памятного телефонного разговора, она заявила, что мой знакомый в набедренной повязке — это развлечение на одну ночь. Посему мама поняла, что я встала на такую скользкую дорожку, по которой можно двигаться только вниз и только на коньках. Далее по тексту шли отсутствие ответственности, лень и безразличие. В глубине души я прекрасно понимала, что мама права по всем пунктам, а потому мне становилось особенно стыдно и мерзко.
      — Привет! — Буркнула я.
      Надо отдать должное, Люкка прекрасно исполнял роль моего возлюбленного.
      — Маргарита Федоровна? — Он прямо с порога пихнул в руке мамаши огромный букет, что та едва не уронила цветы, и, положив горячие ладони мне на плечи, подтолкнул в светлую прихожую с высокими потолками и хрустальной люстрой с сотней прозрачных висюлек.
      — Как только, — он запнулся и после паузы, словно раздумывая, как назвать меня, продолжил: — Ева попросила меня приехать, то я сорвался с работы и вернулся в Город.
      Имя Ева звучало так же пошло, как Женечка. Наверное, мое лицо вытянулось сильнее, чем у мамаши.
      Врал он, надо признать, вдохновенно. Я стояла, как последняя дура, натянуто улыбалась и следила за тем, как мама меняется, останавливаясь на нежном снисхождении умудренной жизнью дамы. Похоже, бархатный голос и совершенная внешняя красота Лукки покорили ее, как в шестьдесят первом году первая советская ракета космос.
      — Я и не думал, что наша неожиданная встреча может как-то вас с Олегом Германовичем расстроить. — Люкка пожал пухлую папину руку, испачканную в чернилах.
      Отец не признавал компьютеры и писал свои разгромные рецензии только от руки, после чего мама, нацепив на нос очки, перепечатывала их двумя пальцами на старой печатной машинке.
      — Расстроить? — Мамаша округлила глаза, — да, что вы. Мы с Олегом Германовичем просто немного, — она судорожно подбирала подходящее слово, — удивились.
      — Она сказала, что закроет меня дома до конца моей жизни и отнимет кредитку, — без зазрения совести громко пожаловалась я Люкке, как будто тот мог быстренько переубедить родителей не предпринимать подобные решительные шаги.
      Ужин, как ни странно, прошел гладко. Люкка с чарующей улыбкой отвечал на все мамашины вопросы, незаметно и виртуозно перемешивал тонкий коктейль лжи, что все звучало сущей правдой. Я так врать не умела. Господи, даже от малейшей неправды у меня отнимался язык, и слова превращались в нечленораздельный лепет.
      — А вы живете в Городе? — Обстреливала мама вопросами.
      — Я все больше в разъездах, — улыбнулся мой гость, положив в рот крошечный кусочек мяса.
      И тут же запил съеденное водой, по-прежнему сохраняя вежливое выражение на лице. Когда я попробовала отбивную, она оказалась нашпигованной жгучим перцем.
      — Путешествуете?
      — В некотором роде, — снова кивнул Люкка.
      — А чем вы занимаетесь? Я имею в виду работу. — Не унималась мамаша.
      Я чувствовала, что мне кусок не лез в горло. Папаша накачивался "под шумок" коньяком, а я боролось с позорным желанием схватить бутыль и выхлебать алкоголь прямо из горла, чтобы хотя бы чуть-чуть расслабиться.
      — Я занимаюсь перевозками, — отозвался мужчина туманно.
      — О, у вас свое дело? — просияла мама от собственной догадки и пригубила вина, стрельнув в Луку одним из своих очаровательных актерских взглядов.
      Ее поведение становилось просто неприличным.
      — Скорее я наемный работник.
      От нехорошо блеснувших темных глаз у меня екнуло сердце. Мама недовольно поджала губы, высчитывая про себя уровень зарплаты потенциального жениха и его перспективы карьерного роста. Судя по складке между бровей — перспективы ее не обрадовали.
      — Коньячку? — Вступил в разговор отец, уже не слишком трезвым голосом.
      — Пожалуй, нет, — сморщился Люкка, будто ему предложили хлебнуть яблочного уксуса.
      На кухне мама без зазрения совести и совершенно откровенно заявила заговорщицким шепотом, стараясь спрятать под густо накрашенными ресницами мечтательный взгляд:
      — Он действительно хорош, но, по-моему, слишком взрослый для тебя.
      — Мама! — Скрипнула я зубами.
      — Скажи сколько ему лет?
      Сколько ему лет? Я запаниковала, а потом выпалила наугад:
      — Двадцать четыре!
      Как удачно соврала, два года — отличная разница в возрасте!
      — На самом деле, мне двадцать восемь, — услышали мы одновременно бархатный голос, и я заметила, как у мамаши, разрезающей торт, дрогнула рука. — Но Ева, — отчего-то странно уменьшенное имя в его устах звучало до слез интимно, — боится, что вы не одобрите ее знакомство со взрослым мужчиной.
      На красивой физиономии рисовалось лукавство, и я едва слышно зашипела в его сторону. Не оставалось никаких сомнений, что Люкка слышал каждое слово из наших тихих переговоров. Отвернувшись, я стала нарезать тонкими ломтиками лимон.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4