Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ожерелье королевы

ModernLib.Net / Фэнтези / Эджертон Тереза / Ожерелье королевы - Чтение (стр. 24)
Автор: Эджертон Тереза
Жанр: Фэнтези

 

 


— Люк, он меня даже не узнает. В какие бы мы игры ни играли, какие бы титулы он мне ни давал, между нами все время было некое… взаимопонимание. А теперь он ведет себя так, будто совсем меня не знает. И даже хуже…

— Да? — поддержал Люк, потому что она замолчала. Она отвернулась и заговорила совсем тихо.

— Они все обвиняют меня, доктора и остальные. Они говорят ужасные вещи. Что он был бы здоров, если бы я лучше… угождала ему. И они требуют, чтобы я сказала, сколько раз в день… сколько раз мы…

— Это переходит всякие границы! — Люк в порыве чувств протянул было к ней руку, но замер в нерешительности, сжал руку в кулак и опять сунул в карман. — Уже одно то, что они хотят использовать вас в своих целях, что им кажется, они уже добились от вас этого, — отвратительно, но что вы еще вынуждены подвергаться их расспросам и выслушивать их мерзкие предположения! — Он постарался успокоить обуявший его приступ гнева и отвращения. — Я, конечно, не имею права вам указывать, но, мне кажется, вы должны немедленно покинуть сумасшедший дом.

Она скользнула от него подальше, обошла постамент так, чтобы низкий квадратный кусок мрамора оказался между ними.

— Если я покину сумасшедший дом, если уеду из Людена, лорд Флинкс просто пошлет людей, и они приведут меня обратно. Он мой законный опекун, и у него есть на это право.

— Но почему? Я никак не могу понять. Король Изайя — больной человек, совершенно лишенный политического влияния. Что выигрывает лорд Флинкс, держа вас здесь?

Тремер отрицательно взмахнула маленькой ручкой в перчатке.

— Изайя беспомощен. Я беспомощна. Но другая женщина, приближенная к королю, может добиться многого. Уважаемая женщина из честолюбивой семьи. Она даже может заявить, что она жена короля, — чего я никогда не смогу сделать. Моему дяде хватает борьбы с принцессой, а если появится еще и третья сторона, тогда еще не известно, кто победит.

— Но почему ему самому не найти такую женщину и не поставить на ваше место? Думаю, это вполне в его силах. — Люк ухмыльнулся. — Или ему мешают моральные принципы?

— Но разве другая женщина будет, как я, его творением и его оружием? Он никогда не сможет ей доверять, как доверяет мне, потому что у него не будет над ней власти. Кроме того, — добавила она с улыбкой, — король предпочитает мое общество, и я могу оказаться полезной в тысяче разных мелочей.

Она начинала краснеть.

— У него есть собственный шпион в сумасшедшем доме, разве вы не видите, как это ему полезно? Самые влиятельные люди собираются там обсуждать свои дела. Они говорят свободно в присутствии пациентов, а те бездумно рассказывают мне все подряд. Хотя, — добавила она с вызовом, — я передаю лорду Флинксу меньше, чем могла бы. Может быть, есть вещи, о которых я предпочитаю ему не рассказывать!

И хотя они на кладбище были одни, она заговорила тише.

— Незадолго до того как короля перевели в сумасшедший дом, из дворца исчезли несколько вещей; полагают, что король Изайя взял их с собой. Вы слышали, как он говорил про изумрудные часы? Это правда, что лорд Флинкс и принцесса Марджот хотят их заполучить. Ума не приложу, зачем они им так нужны. Люди Марджот разворотили комнаты ее отца, как только он переехал. Они перекопали сад, а зимой подняли все полы во дворце. Именно поэтому там сейчас никто не живет.

Она стояла, глядя в зеленую траву у своих ног с выражением легкого недоумения на лице.

— Ели бы я могла… если бы я захотела предать его, может быть, я смогла бы использовать эти часы, чтобы купить свою свободу, выбраться из сумасшедшего дома… Мне раньше такое в голову не приходило, потому что мне там было хорошо. Но сейчас… иногда король так смотрит на меня, что мне становится не по себе.

У Люка перехватило дыхание.

— У вас есть основания подозревать, что он может причинить вам вред?

— Не знаю. Честное слово, не знаю, на что он сейчас способен. — Она подняла глаза на Люка с грустной улыбкой. — Я была так счастлива. Жизнь была похожа на прекрасный сон. Иногда мне кажется, я пойду на все что угодно, лишь бы не покидать этот сон, лишь бы мне не пришлось опять жить в реальном мире.

У Люка похолодело в груди. Забыв о своем решении не прикасаться к ней, он протянул руки над монументом, взял ее за руку обеими руками и крепко сжал. Даже сквозь белую кожаную перчатку он почувствовал, как дрожь пробежала по ее телу, как инстинктивно сжалась эта маленькая ручка, с тонкими, как у птички, косточками.

— Пообещайте мне: если в какой-то момент вам покажется, что вам что-то угрожает, сразу же дайте мне знать. Я… я не знаю, что я тогда сделаю, но я приду к вам, и мы что-нибудь придумаем.

Письмо прибыло к нему домой на следующий же день, как раз когда Люк устраивался поуютнее у камина, сильно замерзший после долгой прогулки. Проворный молодой лакей принес письмо на серебряном гравированном подносе. Мгновенно узнав почерк, Люк схватил конверт, сломал печать и быстро прочитал написанное.

Он бросил письмо в огонь и позвонил в колокольчик. Появился Перис.

— Мой плащ, пожалуйста. И снова ухожу.

На улице он взмахом руки остановил проезжающий экипаж и велел кучеру как можно скорее доставить его к сумасшедшему дому. Десять минут спустя он уверенно шагал по мраморным коридорам, сухо кивая встречным.

Люк поднялся в мансарду, перепрыгивая через ступеньку, но остановился у входа в комнаты короля, чтобы вернуть себе самообладание. Дверь распахнулась как раз, когда он поднял кулак, чтобы постучать. На пороге стоял один из докторов, заслоняя собою комнату.

— Мадемуазель Бруйяр?

— Я думаю, она прогуливается в саду. Королю нехорошо, — сказал врач. — Ему не разрешено принимать посетителей, пока его состояние не улучшится.

Люк повернулся и стал спускаться, Его переполняли дурные предчувствия. Если Изайя так сдал, что доктора прячут его от публики…

В саду он нашел Тремер, одетую очень просто и скромно, она ходила по вымощенной каменными плитами дорожке с подавленным видом. Увидев Люка, она просияла и побежала навстречу, протягивая к нему руки.

— Что случилось? — спросил он, прижимая ее ладони к сердцу. — Вас… вас кто-то оскорбил, король или кто-нибудь еще?

— Оскорбил? Разве можно оскорбить такую женщину, как я?

Он чувствовал, как она дрожит.

— Но все-таки это было неприятно. Он поцеловал меня, Люк, не как дед целует внучку, а как мужчина целует женщину. А когда я попыталась вырваться, он так сжал меня, что я едва могла дышать. Через минуту он как будто пришел в себя, но боюсь, что в следующий раз мне повезет меньше!

Люк невидящими глазами смотрел перед собой, самые чудовищные мысли проносились в его голове. В этот раз все обошлось поцелуем, но что будет дальше? И никто не попытается ей помочь, никто не вмешается. Девушка для этих докторов была никто, просто игрушка старика, которую он мог использовать, как хотел, во имя своего так называемого лечения. И очень, очень вероятно, что сами доктора и подтолкнули его к такому непозволительному поведению.

Люк вдруг принял очень опасное решение. Если он собирался когда-нибудь вернуть себе хоть часть самоуважения, он должен вмешаться, должен действовать.

— Следующего раза не будет. Вы сегодня же покинете это место навсегда.

Тремер тихо вскрикнула от неожиданности.

— Вы же знаете, я не могу… Если я попробую, лорд Флинкс…

— Лорд Флинкс ничего не сможет сделать, если вы исчезнете. Если вы уедете далеко-далеко и растворитесь в толпе в каком-нибудь иностранном городе.

— Но как… как я смогу это сделать? — заикнулась она. — Женщина, путешествующая одна, без денег, без друзей, у которых можно спрятаться? Я знаю только один способ, чтобы…

— Вы будете не одна. И уверяю вас, у меня хватит денег, чтобы нам обоим уехать очень далеко, и на них мы сможем долго жить припеваючи где угодно. — Он почувствовал, как она отстранилась. — Нет, вы не так меня поняли. У меня честные намерения. И мы поженимся, как только пересечем границу.

У нее дрожали губы, казалось, она сейчас разрыдается.

— Люк, Люк, это очень благородно… но вы же знаете, что мы не можем…

— Конечно, мы поженимся под вымышленными именами. Думаю… думаю, нам придется прибавить вам несколько лет, а это будет нелегко, но людей можно заставить поверить во все, что угодно, если хорошо заплатить!

Пока он говорил, она качала головой.

— Вы только подумайте, что будет, если нас найдут!

— Да как они нас найдут? Нам только нужно уехать туда, где нас никто не знает. В Шато-Руж, в Толью, там никто не заподозрит, кто мы такие.

Послышался стук каблуков и приближающиеся голоса. Люк быстро оглянулся, выискивая в саду сумасшедшего дома уголок потише, где они могли бы поговорить, не опасаясь, что их увидят или подслушают. Держа Тремер за руки, он увлек ее на заросшую кустами дорожку, потом через просвет в живой изгороди под раскидистую старую липу.

Она заговорила громким шепотом:

— Вы не сможете вечно содержать нас обоих на те деньги, что у вас с собой. Вы будете оторваны от семьи, от друзей, от вашего состояния, если оно у вас есть…

— Я мог бы устроиться на работу… учителем, например, или секретарем. — Но его что-то кольнуло при этих словах. Перспектива работать была не самая приятная, но в сто раз лучше все же, чем нынешнее положение. Он заставил себя улыбнуться. — Было бы забавно самому зарабатывать на жизнь.

Его улыбка не обманула ее.

— Будет ли это так же забавно через два года, через три, через десять лет? Люк, это слишком. Я никогда не позволю вам приносить такие жертвы. А кроме того, подумайте — кто я.

Услышав это, он крепче сжал ее руки.

— Подумайте, кем я была. Падшая женщина, авантюристка, чье имя…

— У вас будет новое имя. Новое имя и новая жизнь. Никто ничего не будет знать о вашем прошлом.

— Вы будете знать. — Она вырвалась и спрятала руки за спину. — Можете ли вы искренне утверждать, что это ничего для вас не значит? И даже если вы готовы сейчас закрыть на это глаза, вы уверены, что в будущем это будет так же не важно? В один прекрасный день вы поймете, что все, что вы принесли в жертву, вы потеряли ради меня и только ради меня! Разве вы не возненавидите меня тогда? Разве я сама себя не возненавижу? Как вы не видите, что то, что вы предлагаете, — невозможно.

— Хорошо, — сказал Люк, — тогда мне остается только одно. — Он развернулся и пошел к воротам.

В его словах было что-то такое бешеное, такое жесткое, что Тремер вскрикнула. Приподняв юбки, она бегом догнала его и схватила за руку.

— Что вы имеете в виду? Что вы собираетесь делать? Это опасно?

— Я собираюсь вызвать лорда Флинкса на дуэль. Я собираюсь убить его, мне так давно этого хотелось. И тогда вы освободитесь от его губительного влияния.

— Нет, нет! — вскричала она, ухватив его за парчовый рукав уже двумя руками. — У вас не получится… не смейте этого делать!

— Не получится? — сказал он, приподнимая темную бровь. — Признаюсь, я не очень опытный дуэлянт, но, насколько я знаю, лорд Флинкс — тоже.

— Но даже если вы его убьете… Вы что, не понимаете, что с вами сделают? — Она потрясла его за руку. — Я не сомневаюсь, что он примет ваш вызов — из гордости. Но вы не можете драться на дуэли с премьер-министром, это противозаконно. Вас обязательно повесят, обязательно!

Люк беспечно рассмеялся, пытаясь изобразить уверенность, которой у него не было.

— Это мы еще посмотрим. Я собираюсь испытать судьбу. Я бы, конечно, с большим удовольствием сбежал с вами, но раз вы мне отказали, что мне еще остается, чтобы защитить вас?

По ее лицу текли слезы.

— Люк, я сделаю все, что вы хотите. Я буду вашей женой, вашей любовницей — кем угодно. Только скажите, что вы не станете делать глупостей.

Он вгляделся в ее лицо, пытаясь понять, можно ли верить такому вымученному обещанию.

— Тогда будьте готовы сегодня на закате, я подъеду к воротам в почтовой карете. Мне понадобится время, чтобы все устроить, чтобы сочинить какую-нибудь небылицу для Периса и остальных. — Он задумался на мгновение. — Я скажу, что отправляюсь в Херндайк, продолжать исследования, и что останусь там минимум на две недели. Если я упакую вещи и открыто уеду из города, никто не подумает, что что-то не так. Потом я вернусь. Но вам… боюсь, вы не сможете взять с собой много. Не важно! Я куплю вам новые вещи, как только мы выберемся из Риджксленда.

Она кивнула, смаргивая слезы.

— Самое необходимое я возьму с собой. Но, Люк, вы так и не пообещали, что не наделаете глупостей, когда дело дойдет до моего дяди.

Люциус мягко высвободился.

— Я обещаю не вызывать его на дуэль, пока мы в Риджксленде. Но если он вздумает по глупости преследовать нас там, где его пост не дает ему никаких привилегий, — я не отвечаю за последствия.


Люк мимоходом заглянул в банк, где предъявил свои бумаги еще тогда, когда только прибыл в Люден. Была, конечно, опасность, что распространится слух о его визите сюда, но ему пришлось рискнуть. Завтра или послезавтра у него может не быть возможности снова воспользоваться своим кредитом. К счастью, банкир ничего не заподозрил и выдал, не задумываясь, очень крупную сумму банкнотами и золотом джентльмену с такими безупречными рекомендациями.

Затем Люциус вернулся к себе, собрал несколько сумок и чемодан — взяв меньше, он шокировал бы Периса и возбудил бы его подозрительность. И тем не менее Люку с трудом удалось уговорить Периса остаться — «присмотреть за остальными и чтобы в доме все шло гладко».

— Это все хорошо, сказал Перис, — но, мастер Люк, если вы передумаете и решите остаться в Херндайке подольше — вы ведь тогда обязательно за мной пришлете?

— Конечно, — соврал Люк, чувствуя, как к горлу подступает комок. Он только теперь начинал понимать, что никогда больше не увидит Периса, а это не шутка, если учесть, что этот человек был при нем неотлучно с тех пор, как Люку исполнилось шестнадцать. Будет, конечно, очень трудно, предполагал он, выжить без слуги, но все-таки это возможно. Однако что же станет с самим Перисом, когда хозяин бросит его на произвол судьбы в чужой стране?

Люк вынул смятую банкноту, расправил и насильно вложил в руку слуги.

— Если со мной что-нибудь случится, ты сможешь доехать на это домой. Иди к Джарреду или доктору Перселлу, я уверен, они найдут тебе отличное место.

— Мастер Люк, не говорите так, — сказал Перис, явно огорчившись. — О сэр, об этом даже подумать страшно.


Полчаса спустя почтовая карета ждала Люка у дверей, он был полностью готов к отъезду, одет в высокие сапоги и дорожный плащ. Перис и другой лакей как раз выносили последние две сумки, когда прибыл незваный гость. Люк замер на нижней ступеньке лестницы, когда подтянутая, опрятная фигура лорда Флинкса появилась в дверном проеме.

Люк сухо поклонился, и премьер-министр — тоже.

— Так слухи, что вы покидаете Люден, не лгали.

— Только на две недели, холодно ответил Люк. — У вас ко мне какое-то срочное дело?

— Я только хотел вам сказать, — произнес лорд Флинкс с милой улыбкой, — что, возможно, вы не захотите возвращаться сюда так скоро. Более того, возможно, имело бы смысл продлить ваш визит в Херндайк — навсегда.

Люк почувствовал прилив облегчения. Лорд Флинкс не догадался, почему он уезжает, но, понимая, что отношения между Тремер и королем изменились, он просто хочет убрать Люциуса с дороги. И было бы глупо, подумал Люк, так легко на это согласиться.

— Лорд Флинкс, я должен поблагодарить вас за заботу. Но несмотря на это, я намереваюсь вернуться. Я слишком многое оставляю здесь, вы меня понимаете.

Лорд Флинкс пожал плечами и притворился, что не понял.

— Но еще не поздно приказать слугам упаковать ваши вещи и выехать следом за вами. Да, господин Гилиан, я бы вам это настоятельно советовал. Если вы вернетесь в Люден, скорее всего, я вас арестую.

Люциус ошарашенно на него уставился. Вот уж чего он совсем не ожидал услышать от лорда Флинкса.

— Арестуете? Под каким предлогом?

— За совращение моей племянницы, которая еще не достигла совершеннолетия. — Лорд Флинкс, казалось, не замечает нелепости этого заявления. — Не знаю, что считается допустимым в Винтерскаре, но в Риджксленде есть законы, защищающие молодых девушек.

— Совращение вашей племянницы? — Люк недоверчиво рассмеялся. — После того, как она совершенно открыто жила с королем Изайей больше года? Да вы шутите!

— Напротив. Вы на собственном опыте узнаете, как я серьезен, если вы не станете держаться подальше от Людена и мадемуазель.

Кровь ударила Люку в голову, он сорвал перчатки и уже сжимал одну из них в руке, готовый нанести смертельное оскорбление, которому не будет прощения, — но вдруг вспомнил свое обещание.

С большим трудом Люк подавил свой гнев.

— Как вы сами видите, лорд Флинкс, я как раз собирался уезжать, — спокойно сказал он. — Когда я вернусь в Люден, я буду иметь честь встретиться с вами, и мы это обсудим.

— Вы найдете меня дома, — сказал премьер-министр, кивнув и ухмыльнувшись. — Хотя, может быть, за это время вы поумнеете. — С этими словами он повернулся на каблуках и вышел.

А Люк еще несколько минут смотрел ему в след.

— Может быть, я и поумнею, — прошептал он. Вообще-то он, как правило, жалел о своих импульсивных поступках. Хотя к тому времени, когда он сможет спокойно поразмыслить над своей последней выходкой, он зайдет уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Фермулин на реке Узель был городом лабиринтов, внутренних двориков, переулков и тупиков; это был город, где каждый поворот, каждый проход, каждая лестница, каждые следующие ворота, казалось, уводили все дальше и дальше вглубь, в самое сердце этой неразберихи.

В то время как Хоксбридж более тысячи лет строился и надстраивался все вверх и вверх, жители этого городка в Шенебуа рыли подвалы и подполы, закапывались все глубже и глубже, достраивая, перегораживая, застраивая задние дворы, пустыри, иногда посягая даже на уже и так тесные улочки и проулки, стараясь использовать каждый фут свободного пространства. Сотни лет закон за законом принимались, чтобы запретить такую практику, но, как и многие такие законы, они оставались на бумаге. В результате право собственности на дома, лавочки или магазинчики стало таким ненадежным, что строили их теперь еще более небрежно и из совсем уж бросовых материалов. Зачем тратить впустую деньги и строить дом, который простоит десятки лет, если хозяина могут в любой момент заставить его снести? Так что постройки в городе были убогие. Когда они ветшали, делались чисто формальные попытки их укрепить, подпереть — балками, брусьями, палками, несущими стенами, пристроенными под немыслимыми углами, поддержать при помощи сотен других способов и уловок, отчего город становился только уродливее, разношерстнее и теснее, чем раньше.

Это особенно ощущалось вниз по реке, ближе к лесопилке, пивоварне, сахарному заводу и другим мастерским — там рабочие жили в чудовищной тесноте, иногда по пять-шесть семей в одном доме в огромном перенаселенном районе, где было полно лачуг, доходных домов и даже землянок.

Даже в лучших частях города, где улицы чистые, дома построены добротно, а комнаты в них залиты солнечным светом, было не особенно просторно. А если некоторые улочки были настолько узкими, что по ним не могла проехать повозка, — не страшно, тем больше работы было у носильщиков портшезов. Садов и парков здесь почти не было, но и один цветок в горшке ничем не хуже (как полагали стойкие горожане), чем сотня на клумбе. Они приспособились к тесноте и даже, похоже, процветали за ее счет. Говорили, что если фермулинцу приходилось уезжать куда-нибудь, свободное пространство его угнетало. Действительно, окрестные деревни горожане посещали чрезвычайно редко. То, что возникло из-за безвыходности, стало насущной необходимостью. Шум, запахи, постоянное давление людской толпы стали так же жизненно необходимы жителям, как и тот нездоровый воздух, которым они дышали.

37

Фермулин, Шенебуа. 9 флореаля 6538 г.

Ни одни часы в городе не показывали время верно. Это было первое, что Вилл заметил, когда въехал в Фермулин на большом пятнистом мерине, которого купил в Фернбрейке. Остановившись на площади, на которую выходили целых три церкви, каждая со своими часами, гордо выставленными на всеобщее обозрение, Вилрован нашарил в кармане собственные часы и откинул крышку. Его часы показывали полдень, церковные — час, два и полчетвертого. Судя по тому, что солнце стояло прямо над головой, его часы пока что были точны, как всегда.

Пробираясь по лабиринту улочек и постоянно останавливаясь, чтобы спросить дорогу, Вилл наконец прибыл в «Золотую Пятерку», шаткое четырехэтажное строение с балконами и шиферной крышей, построенное на возвышенности в миле от Узеля. Въехав во двор через закопченные кирпичные ворота, он спешился, доверил мерина конюху и спросил хозяина.

Найдя трактирщика в душной столовой и наняв комнату на верхнем этаже, он отправился в сравнительно менее шумный пивной зал, где застал Ника Брейкберна и капрала Джилпина, которые его ждали. Вилл, прихватив деревянный стул и подсев к ним за столик, выслушал их доклад. Они сняли комнату в «Круа-Руж» по соседству, как он и велел. В городе они со вчерашнего вечера, но ничего особенного не заметили, кроме, разве что…

— Некоторого всеобщего напряжения и смутного чувства тревоги, — сказал Ник. — Виновата ли в этом адская машина малахимских профессоров, я сказать не могу, но посмотрите только на лица прохожих — их определенно что-то беспокоит.

Вилл согласно кивнул. Напряженные лица и несколько взбалмошное поведение фермулинцев он тоже заметил сразу же по приезде в город.

— А лейтенант Оджерс?

От Оджерса вестей пока не было, но они с Ником почти весь путь проехали вместе и разделились, только не доезжая тридцати миль до города, так что, по всей вероятности, он должен был вскоре объявиться.

Когда прибыл его багаж, Вилрован поднялся к себе, чтобы переодеться. До заката он исследовал город, чтобы как следует сориентироваться, потом вернулся на постоялый двор, где его ждала записка от Оджерса. Лейтенант снял комнату на одном из нижних этажей. Он въехал в город на барже, каких было полно на реке, там были какие-то неполадки с механизмом, который наполнял шлюзы, чтобы можно было плыть вверх по течению, потому Оджерс и опоздал. Он приносил свои извинения, но подумал, что капитана может заинтересовать причина его задержки. И Вилла она действительно заинтересовала, как его интересовало все, что было связано с помпами и другой техникой, но он слишком устал, а потому отложил визит в шлюз до утра.

Ложась в тот вечер спать, он никак не мог отделаться от необъяснимого, но отчетливого ощущения, что Лили где-то поблизости и что она о нем думает. Но он понимал, что это немыслимо. Укрываясь ветхой простыней, Вилл решил, что просто принимает желаемое за действительное. Он закрыл глаза и почти тут же провалился в глубокий и беспокойный сон, и всю ночь ему снились рычаги, колеса, насосы, вертящиеся стрелки компасов.

* * *

Первое, что он сделал на следующее утро, после того как оделся, — развернул большую карту, которую купил накануне, и пришпилил ее на стену. Затем внизу в столовой наскоро позавтракал почками, беконом, тостами и сардинами в обществе Ника и двух остальных своих людей.

К середине дня Вилл сделал первое открытие — его часы шли в обратную сторону. Он вышел из этого положения, купив маленькие солнечные часы в чехле из шагреневой кожи.

В течение последующих шести дней, получая сведения от своих людей и сам отправляясь в город на длительные вылазки и собирая информацию, Вилл сделал немало пометок на своей карте. Ничто не ускользнуло от его внимания — пожары, драки, столкновения карет, вышедшие из строя машины. К концу первой недели он заметил, что его пометки по большей части сосредоточены в одной части карты — квадратная миля вниз по реке, на которой уместилось несчетное количество лавочек и мастерских. Когда прогуливаешься по улицам или смотришь на эти места, проплывая на лодке по Узелю, все выглядит довольно мирно, но внешность обманчива. На самом деле там было даже слишком тихо. Шумная бумажная фабрика и завод, где делали фетр для шляп, закрылись, и потому народу там стало значительно меньше. Но за невинными фасадами лавок и мастерских произошли убийство, самоубийство и — из-за неисправностей — три несчастных случая с техникой со смертельным исходом, и все за последние две-три недели.

Вспоминая слова доктора Фокса о пагубном влиянии магнетизма на нервную систему человека, Вилл отправил своих людей патрулировать другие части города, а сам сосредоточил внимание на этом районе.

Еще неделю ничего не происходило. В самых разных, зачастую совершенно неприглядных обличьях он рыскал по интересовавшему его району, и постепенно азарт погони сменился нетерпением, а затем — скукой. Потом в один прекрасный день, когда он сидел у входа в чугунолитейню, прислонившись к стене и стараясь не привлекать внимания, Вилл бросил скучающий взгляд на оборванного с виду стражника, который оживленно беседовал с невысокой светлокожей женщиной в шелковом платье в цветочек и легкомысленной шляпке. И только когда эти двое распрощались и направились в разные стороны, Вилл заметил нечто интересное в походке стражника. Это был горбач — тот самый горбач, а женщина, вполне возможно, — та самая женщина, которую юный Даггет видел с гоблином в Хоксбридже.

На мгновение Вилл заколебался, не зная, за кем из них следовать. Но в тот момент, когда женщина сворачивала за угол, он все же выбрал ее.

Он не сомневался, что она — человек: для олуха или толстопята она была слишком высокого роста и слишком хорошо сложена, а для горбача или гранта — слишком маленькая и определенно — женского пола. У него создалось впечатление, что в этом заговоре к гоблинам относились как к расходному материалу, так что женщина будет более ценной пленницей.

Разыграв безразличие, которого у него и в помине не было, Вилл, ссутулившись, направился за ней. Завернув за угол, он без труда заметил ее в толпе, она продвигалась по рядам, где торговали корзинами, зайцами, индюшками, цесарками, капустой и ношеной одеждой, — но она ушла уже далеко, так что ему пришлось прибавить шагу, чтобы не потерять ее из виду.

За следующие несколько часов она заставила его хорошенько поколесить по городу — пешком, в паланкине, потом снова пешком. Казалось, что она хорошо знала город и имела определенную цель. Она ни разу не замедлила шаг и не посмотрела ни на один указатель, но уверенно продвигалась вперед сквозь лабиринты улиц, дворов и переулков, быстро и неутомимо, с рыбного рынка она вышла в фешенебельный квартал, потом в район небольших кафе и одинаковых домов, где сдавались комнаты внаем, потом обратно к фабрикам и винным лавкам у реки, останавливаясь только тогда, когда повозки и телеги преграждали ей путь, и оглядываясь только тогда, когда ее задевал за плечо какой-нибудь прохожий или порыв ветра сдувал с нее шляпу. Не желая, чтобы она его заметила, Вилл нырял за углы, следил за ней из дверных проемов, и эта погоня совершенно его измотала.

К его великому разочарованию, она ни разу не вошла ни в дом, ни в лавку, ни с кем не заговорила после того, как сошла с паланкина. Так как она вряд ли носила Машину Хаоса с собой, он надеялся узнать, где она живет и куда ходит, и только потом делать какие-либо попытки задержать ее. Но день клонился к вечеру, и он начал уже сомневаться, что поступает мудро. Если он и дальше будет тянуть с арестом, она может от него совсем ускользнуть.

Она увела его дальше вниз по реке, в док, где села на общественный паром, направлявшийся на другой берег, в Чокфорд в Брайдморе. Паром уже собирался отчалить. Вилл протолкнулся сквозь плотную толпу в доке, яростно обыскал карманы, опасаясь, что у него не хватит денег, отдал плату человеку, охранявшему деревянный турникет, и обнаружил, что паром уже отплывает, а он все еще по эту сторону турникета. Преодолев турникет, он разбежался и прыгнул через расширяющееся пространство пенящейся воды.

Вилл с громким стуком приземлился на палубу и больно подвернул лодыжку. Затем успокоился и оглянулся. Один из матросов как раз запирал за ним дверцу в ограде парома.

На палубе толпился народ. Остальные пассажиры отшатнулись, когда Вилл приземлился, но теперь вернулись на свои места, закрывая обзор. В первый момент Вилрован не смог отыскать в толпе ту, за которой гнался, и на мгновение он испугался, что совершил ошибку. Затем дородный джентльмен в камзоле из кротовой шкуры шагнул в сторону, и он увидел эту женщину — она сидела на скамейке.

Вилрован дохромал до поручня, откуда мог наблюдать за ней во время путешествия. Таким образом он смог повнимательнее рассмотреть хорошенькое круглое личико под украшенной лентами шляпкой. Сколько ей лет? Невозможно было сказать наверняка. Кожа у нее была гладкая, ни единой морщинки, глаза ясные, но все же ему подумалось, что она вовсе не так юна, как казалась на первый взгляд.

И как только такая степенная молодая женщина, что сидела там чинно в шелковом платье, сложив на коленях руки в белых перчатках, как она оказалась замешана в таком постыдном заговоре? Может быть, он сделал неверный выбор там, у чугунолитейни? Но Даггет описывал спутницу горбача как изящную и благовоспитанную, и эта женщина определенно подходила под такое описание.

Река между Фермулином и Чокфордом была широка, и паром пересекал ее почти час. Солнце садилось и на воде играли торжественные алые и золотые блики, когда паром наконец причалил и пассажиры сошли на берег. Идя по трапу, женщина уронила маленькую, шитую бисером сумочку. Не успев подумать, что он делает, Вилл поднял ее и отдал женщине. Они оказались лицом к лицу, и незнакомка вдруг очень пристально взглянула ему в глаза.

И хотя она вежливо поблагодарила его и отвернулась с великолепно разыгранным равнодушием, Вилл обозвал себя дураком. Он почти не изменил внешность — небритый подбородок, низко надвинутая шляпа, рыжие волосы натерты сажей, чтобы скрыть настоящий цвет, но не известно, насколько хорошо она его знала. Если она его все-таки вычислила, не было смысла дальше ходить за ней — теперь она не подойдет и близко к Машине Хаоса, пока он следует по пятам.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34