Любовь, пираты и... (сборник)

Эдуард Тополь

Любовь, пираты и…

Дочь капитана

Автор благодарит главного редактора сайта «Морской бюллетень» Михаила Войтенко, капитанов дальнего плавания Вячеслава Осташкова («Hercules») и Виктора Никольского («Faina»), старшего механика Леонида Мицкевича («Hansa Stavanger») и Вадима Вилкова, морского инженера-электромеханика, а также всех остальных, кто помогал и консультировал его в работе над этим романом

Часть первая

Захват

«Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающие глаза».

А.С. Пушкин. «Капитанская дочка»

Голос был родным, но пугающе тревожным:

– Самолет Евросоюза! Фрегат Евросоюза! Вас вызывает «Антей»! Вас вызывает «Антей»! Прием!

А на экране редакторского компьютера нос морского корабля вздымался на встречной волне, а затем нырял с нее так, что вода свинцово обрушивалась на палубу и пенными ручьями стекала за борт. И поверх этого голос отца продолжал по-английски:

– Coalition Aircraft! Coalition Warship! Вас вызывает «Антей»! Вас вызывает «Антей»!..

Ольга сжала руками подлокотники кресла. Господи, что с ним? Авария? Крушение?

– «Anthey»! «Антей»! – наконец откликнулся другой голос. – Это вертолет Евросоюза! Вертолет Евросоюза на 16-м канале! Прием!

И снова голос отца поверх носа корабля, падающего в тяжелую темную волну:

– Вертолет Евросоюза! Я капитан «Антея»! Три скоростных катера приближаются к нашему судну! Повторяю…

– «Anthey»! «Антей»! – отвечал вертолетчик. – Сообщите ваши координаты! Прием!

– Вертолет Евросоюза! Наши координаты 12"52" северной широты и 045"32" восточной долготы! Прием!

Ольга похолодела от догадки. 12 северной и 045 восточной – это же Индийский океан, это…

– «Anthey»! «Антей»! – кричал тем временем вертолетчик. – Плохо вас слышу! Перейдите на канал 72. Прием!

И тут же отец:

– Вертолет Евросоюза! Я на 72-м канале! Три скоростных катера приближаются к нам! На каждом по пять человек! Прием!

– «Антей»! Видите ли вы у этих людей оружие или пиратское снаряжение типа «кошек»? Прием.

«Боже мой! – взмолилась Ольга. – Пираты! Значит, это Сомали, Аденский залив…»

А отец сообщал по радио:

– Вертолет Евросоюза! Оружия не вижу, но они уже от нас на расстоянии одного кабельтова! Прием!

– «Антей»! – сказал вертолетчик. – Советуем вам маневрировать! Советуем маневрировать! Прием!

– Вертолет Евросоюза! У меня максимальная скорость четырнадцать узлов, а у них двадцать пять! И они заходят с кормы! Блин, у них «калашниковы»!!! Прием!

– «Антей»! Мы передаем ваши координаты на фрегат Евросоюза! Маневрируйте! Мы находимся от вас в двадцати минутах! Маневрируйте! Прием!

И тут же – взрыв и грохот гранатомета. И голос отца:

– Вертолет Евросоюза! Они стреляют! Мы под огнем!

– «Антей»! Увеличьте скорость! Маневрируйте! Мы летим к вам, мы в двадцати минутах! Прием!

Ё-моё! Какой, к чертям, «маневрируйте», когда в эфире уже автоматные очереди, звон разбитых иллюминаторов и голос отца:

– Вертолет Евросоюза! Мы под огнем! Мы под сильным огнем! Спешите! Мы под огнем! Прием!

А этот вертолетчик все талдычит по-английски:

– «Антей»! «Антей»! Мы летим! Мы в семнадцати минутах! Отвечайте! «Антей»! Отвечайте! Отвечайте! Отвечайте! «Антей»!..

Но ответа уже не было. Хотя все, кто собрался в кабинете главного редактора службы теленовостей, сгрудились вокруг его монитора, словно пытались вытянуть из экрана еще хоть слово.

А Ольга уже не сдерживала беззвучных слез.

Главный нажал на «стоп», и кадр замер.

– Это последняя радиозапись, – сказал он. – Час назад ее выложил в Интернете Брюссельский штаб Евросоюза. И все, больше с «Антеем» нет связи.

Ольга зажала ладонью рот.

– Это мой папа… Отец…

Стоя в одном из фибергласовых катеров (каждый снабжен двумя моторами «Ямаха»), пираты, черные, как армейский сапог, что называется «от пуза» палили из автоматов по «Антею» буквально в упор, с расстояния двадцати метров. А один из них – Лысый – вскинул на плечо гранатомет, и граната с визгом ушла в левую сторону палубной надстройки, пробила ее d-deck, то есть стенку на уровне третьего этажа.

А справа из такого же фибергласового катера палили по «Антею» еще несколько пиратов, и один из них – Толстый – из гранатомета. Его граната пробила правую сторону палубной надстройки – с-deck на уровне четвертого этажа.

Но это был лишь отвлекающий маневр, прикрывающий высадку на судно «главных сил» – главаря пиратов Махмуда и еще троих. Поскольку за кормой любого судна всегда, даже при самом быстром ходе, образуется тихая вода, катер Махмуда вплотную подошел к корме «Антея», пираты по-альпинистски точно бросили свои якорные «кошки», с обезьяньей ловкостью забрались по ним на судно и секунды спустя уже бежали по палубе, паля из автоматов по иллюминаторам ходовой рубки.

Резкий крен судна на левый борт снес их к леерному ограждению, а волна, хлестнувшая на палубу, сбила с ног и едва не сбросила за борт.

Однако следом за ними по веревочным лестницам уже взбирались на «Антей» еще пятеро. Все разного возраста, одеты кто во что, как шпана на пляже, но у всех «АК-47» китайского производства и по несколько автоматных рожков. Едва взобравшись на корму, они тут же помчались к палубной надстройке, на ходу стреляя по ходовой рубке.

И хотя разбиты были уже все иллюминаторы, хотя осколки стекла и щепа разбитых переборок засыпали пол, а пули продолжали свистеть в рубке и крошить ее стены, капитан Казин, пригнувшись у рулевой колонки, продолжал заваливать судно с одного бока на другой в последних попытках сбросить пиратов. И кричал то старпому: «Давай сигнал бедствия! Шли „Дистрас“ и „Мэйдэй“!», то в микрофон громкой судовой связи: «Внимание экипажу! Аварийная тревога! Нападение на судно! Всему экипажу немедленно укрыться в машинном отделении!» И еще успевал жать на кнопку сигнала громкого боя, который оглашал все судно пронзительными звонками тревоги.

Сидя на корточках у аварийного УКВ и спутникового передатчика, старший помощник капитана и сам, без приказа шефа пытался передать в эфир их координаты и сигналы бедствия, но вокруг все так ужасающе гремело, свистело, брызгало осколками битого стекла, что руки старпома дрожали и качка сбивала с ног. А капитан продолжал кричать:

– Ну что ты трясешься, ё-моё?!

Тем временем пираты, продолжая стрелять, уже взбегали к рубке по боковым трапам. Хотя отнюдь не так стремительно, как им хотелось, поскольку рубка находилась на высоте пятого этажа, а капитан продолжал резко переваливать судно с боку на бок – так, что кто-то из пиратов, не удержавшись, просто свалился с трапа на мокрую палубу.

А в рубке капитан Казин, видя, что творится со старпомом, с силой нажал аварийную «тревожную» кнопку связи с компанией судовладельца. И услышал голос по радио:

– Эй, на «Антее»! Вы чё – охренели? Не троньте аварийные кнопки!

– Диспетчер, у нас ЧП! – закричал капитан.

– Какое еще ЧП? – с ленцой отозвался далекий диспетчер. – Капитан напился?

– Я капитан, Казин. Нас захватили сомалийские пираты!

– Да ладно! – не поверил диспетчер. – В натуре?

Тут очередная пулеметная очередь вдребезги разнесла последний правый иллюминатор.

– Ой, блин! – испуганно сказал диспетчер. – Я слышу…

И в этот момент в рубку с обеих сторон ворвались трое черных, как деготь, пиратов – Высокий, Толстый и Лысый, все вздрюченные адреналином стрельбы и мокрые от морской воды.

– Stop engine! – закричал Высокий и с ходу выпалил автоматной очередью по аппаратуре связи, осколки одного из экранов брызнули старпому в лицо.

– Ё-о!.. – сказал по радио далекий диспетчер и отключился.

А Толстый и Лысый пробежали по рубке, выдергивая вилки из розеток, обрывая провода и разбивая экраны GMSB (глобальная морская система связи), GMDD (Global Maritime Distance Distress) и других приборов.

Вторую автоматную очередь Высокий пустил поверх головы капитана.

Капитан и старпом подняли руки.

Тем временем командир пиратов Махмуд и еще трое бегом пробежали по грузовым палубам, где стояли принайтованные танки, пушки и ракетные установки. Махмуд на бегу обнимал и щупал каждый танк и по рации что-то радостно кричал по-сомалийски.

А в ходовой рубке Толстый и Лысый, забежав в штурманский отсек, стали вытряхивать на пол содержимое стенных шкафов и сорвали икону Николая Угодника, висевшую в углу.

А Высокий дулом автомата прижал капитана к стене, затем то же самое проделал со старпомом и что-то крикнул наружу по-сомалийски.

Жуя кат[1], в рубку вошел Махмуд, мокрый от морской воды. Это был худой и высокий сомалиец лет сорока пяти, если вообще можно определить возраст по их черно-гуттаперчевым лицам.

– Who is master? – сказал он. – Кто капитан?

Казин и старпом молчали.

Махмуд взвел затвор «АК-47», направил на старпома:

– Кто капитан? Ну?!

– Ну я капитан… – сказал Казин.

– Останови мотор!

Отстранив от себя дуло автомата Высокого пирата, Казин прошел от стены рубки к рулевой колонке, перевел «телеграф»[2] на «STOP» и сказал в переговорное устройство:

– Стоп главный двигатель!

– Ты, белая обезьяна! – Махмуд ткнул автоматом капитану под ребро. – Сколько у тебя танков?

Капитан, глянув на дуло автомата, не ответил.

Но Махмуд до боли вжал ему в живот дуло «калаша».

– Сколько? Говори!

– Сорок два.

– А пушек?

– Тридцать гаубиц. И восемь установок «Шилка».

В рубку с двух сторон вошли остальные пираты, тоже мокрые и возбужденные, жующие кат.

– А сколько человек в команде? – продолжал Махмуд допрос капитана.

– Семнадцать.

– Где они? – И Махмуд снова вжал дуло автомата под ребро капитану.

– Внизу… – принужденно ответил капитан. – В машинном.

– Вызывай всех сюда.

Капитан повернулся к старпому, сказал по-русски:

– Экипаж на мостик.

– Андрей Ефимович, – отозвался тот. – Связь не работает.

Махмуд резко перевел автомат на старпома:

– In English!

– Я сказал, что связь уже не работает, – по-английски ответил ему старпом.

– Почему?

Старпом кивнул на разбитые приборы:

– Ну, вы же все провода оборвали.

Махмуд повернулся к своей банде, крикнул им что-то по-сомалийски, и те бросились к внутреннему трапу, ловко ссыпались по нему пятью этажами ниже, в машинное отделение. Здесь действительно была вся команда «Антея». Стреляя поверх их голов и крича на ломаном английском, пираты погнали моряков из машинного вверх по трапу. При этом каждому тыкали под ребра автоматами:

– Телефон! Отдать все телефоны!

– Часы снимай! Телефон давай!

– Давай деньги! Деньги давай! Давай! Давай!..

При выходе из машинного кто-то из пиратов заглянул в закуток, где находится парилка, и обнаружил там боцмана и еще трех моряков.

А распахнув какую-то дверь на нижнем, палубном этаже, пираты попали на камбуз. Там за плитой, на которой дымились паром кастрюли с супом, в углу, под иконой Богоматери 40-летняя повариха Настя и 25-летняя дневальная Оксана дрожали от страха, обнявшись и зажмурив глаза.

Сбросив икону на пол, пираты поволокли женщин из камбуза – тоже наверх, к ходовой рубке.

Пролетев над ледяными торосами Белого моря, самолет сделал разворот и пошел на посадку к запорошенной снегом Белой Гавани. Пассажиры прильнули к иллюминаторам, но, хотя это был ее родной город, Ольге было не до его красот. Едва самолет коснулся колесами посадочной полосы, как она достала мобильник и набрала московский номер:

– Алло, солнышко! Как дела? Ты покушал?

Убедившись, что «солнышко» не только поел, но и «сделал арифметику», а теперь вышел с Еленой Францевной на прогулку, Ольга расслабленно откинулась в кресле. Тут самолет подкатил к аэровокзалу, голос по радио сказал: «Наш самолет совершил посадку в аэропорту города Белая Гавань, просим всех оставаться на своих местах…» Но Ольга тут же отстегнула привязной ремень и – не обращая внимания на протесты стюардессы – с дорожной сумкой в руке ринулась к выходу. А две минуты спустя, на ходу застегивая пуховик и меховой капюшон, вышла из аэровокзала на продуваемую метелью площадь и, задохнувшись от морозного ветра, пробежала к такси, плюхнулась на заднее сиденье.

– Морская, 27. Я спешу…

– Буран идет, не разгонишься, – возразил водитель, включая скорость.

Тараня встречную поземку, машина в коридоре сугробов, наметенных вдоль нового шоссе, покатила к Белой Гавани. Метельный ветер срывал с этих сугробов снежные гребни и швырял ими в лобовое стекло машины с такой силой, что водитель включил и «дворники», и фары. Но даже «фордовские» фары пробивали снежную замять не больше чем на 4–5 метров, и, когда въехали в город, на часах было 6.12 вечера.

Тяжелые океанские волны раскачивали потерявший ход «Антей».

Подняв всех пленных в ходовую рубку «Антея», пираты выстраивали их у стены.

– Руки за голову! Руки!!!

Качка мешала этому построению, но Махмуд не вмешивался. Хозяйски развалившись во вращающемся кресле, он наблюдал за происходящим, ковыряя в зубах длинной деревянной зубочисткой. Тут в рубку вбежал Лысый с еще двумя пиратами, положил перед Махмудом наволочку с награбленным в каютах имуществом – деньгами, мобильными телефонами и часами-будильниками. Самый юный из пиратов – совсем мальчишка, – присев на корточки, тут же стал услужливо сортировать эту добычу: деньги в одну кучку, телефоны во вторую, часы в третью. Махмуд поднял глаза от этого имущества, посмотрел на выстроенных у стены моряков и сказал по-английски:

– Вы, белые твари! У кого еще есть деньги, часы и телефоны? Все сдать! Кто не сдаст – расстреляю! – И повернулся к капитану. – Скажи им.

Моряки посмотрели на капитана.

– Ребята, – произнес Казин, держа, как и все остальные, руки на голове, – отдайте всё, жизнь дороже.

Моряки стали выгребать из карманов последнее.

Сомалийцы выхватывали у них деньги, передавали юному черномазому парнишке, тот все деньги отдал Махмуду, а телефоны и часы ссыпал обратно в наволочку.

Тем временем два пирата привели в рубку повариху и дневальную.

При появлении женщин глаза у Махмуда вспыхнули, он вставил зубочистку в шапку своих жестких вьющихся волос, где торчали еще несколько таких же зубочисток, подошел к женщинам, внимательно осмотрел 40-летнюю повариху и 25-летнюю дневальную. Глянул на капитана:

– Это чьи бабы?

Капитан посмотрел на боцмана. Тот кивнул на повариху:

– Цэ моя жинка. My wife Nastya.

– А эта? – показал Махмуд на дневальную.

Оксана, дневальная, скосила глаза на молодого здоровяка – третьего моториста. И капитан посмотрел на этого моториста. Но тот молчал.

– Я спрашиваю: чья это баба? – угрожающе повторил Махмуд.

– Это моя дочь, – сказал капитан.

Махмуд подошел к нему, сунул автомат под ребро и посмотрел в глаза.

– Врешь.

Но Казин выдержал взгляд.

– Если не веришь, стреляй.

Неожиданно за разбитым иллюминатором появились клубы черного дыма, и старпом негромко произнес:

– Андрей Ефимович, пожар…

– Пожарная тревога! – громко сказал Казин.

Но стоявшие под автоматами моряки не решались двинуться с места.

А дым из пробоин палубной надстройки, пробитых гранатометами, валил все сильнее, и пираты испуганно загалдели по-сомалийский.

– Fair alarm! – сказал капитан Махмуду и приказал своим морякам: – За мной! А то взорвемся!

Мимо растерявшихся сомалийцев моряки выскочили из ходовой рубки и, на ходу хватая противогазы, бросились к пожарным гидрантам и начали раскатывать пожарные рукава. Пираты, не понимая, что им делать, бежали за ними с автоматами на изготовку.

А моряки, спустившись на второй и третий ярусы палубной надстройки, пробивались сквозь дым к горящим каютам, в которые Высокий и Лысый угодили своими гранатами.

Но двери этих кают уже заклинило от жара, а из-под них вырывались языки пламени и валил вонючий черный дым от горящих в каютах пластиковых полов и переборок.

Моряки стали поливать эти двери из пожарных стволов и огнетушителей.

Это не помогало, дым повалил и из смежных кают.

– Полундра! За мной! – крикнул боцман. – Наружу!

Схватив веревочный шторм-трап, боцман и еще двое моряков с пожарными шлангами выскочили на левое крыло капитанского мостика, сбросили веревочный трап вдоль наружной стенки и, натянув на головы противогазы, стали спускаться по нему навстречу клубам дыма. Пятиметровые океанские волны Аденского залива били в скулы корабля, веревочный трап с фигурами моряков раскачивался вдоль борта на высоте пятого этажа, но боцман и еще двое, утонув в клубах черного дыма, все-таки спустились почти к самой пробоине от попадания гранаты.

И то же самое проделали по правому борту механик, старпом и еще двое моряков.

А сомалийцы сверху, с крыльев капитанского мостика, наблюдали за ними в прицелы своих автоматов.

С помощью огнетушителей и водяных брандспойтов морякам удалось задавить пожар в двух выгоревших каютах.

И снова все – прокопченные и перепачканные сажей моряки, капитан и повариха с дневальной – были под дулами сомалийцев выстроены вдоль стены ходовой рубки и с руками за головами. Их почерневшие от сажи и копоти лица веселили чернокожих пиратов.

– Черно-белые обезьяны! – потешался Махмуд. – Раздевайтесь! Всё снимайте! Ну! Быстрей!

И для убедительности пальнул в воздух поверх голов моряков.

Моряки стали раздеваться.

Сомалийцы хватали их одежду, примеряли на себя.

Махмуд увидел на руке капитана швейцарские часы с двойным циферблатом.

– Давай часы! Быстро!

Казин снял часы и отдал.

– А деньги? Судовая касса?

Казин молчал.

– Понятно. Пошли!

Схватив капитана за воротник, Махмуд потащил его к внутреннему трапу.

Прокатив вдоль заштрихованной метелью набережной и маячивших за ней в полумраке очертаний двух военных крейсеров и атомного авианосца, такси остановилось у салона красоты «Ля мур». Ольга выскочила из машины. Но салон был уже закрыт, хотя внутри горел свет. Ольга нетерпеливо постучала в стеклянную дверь.

Породистый боксер, возлежавший в салоне в массажном кресле, с лаем бросился к двери, но тут же стих, виновато завертел хвостом – узнал Ольгу.

Молодящаяся пятидесятилетняя хозяйка салона подошла к двери, усмехнулась и открыла дверь.

– Так и знала, что ты прилетишь, – сказала она, впуская Ольгу. – А с кем ты Сашу оставила?

– С соседкой. – Ольга погладила пса по голове. – Привет, Ротшильд.

Мать заперла дверь и сунула ключ в карман.

– Доплавался, значит?

– Мама, как ты можешь?

– А что я должна сказать? «Ах! Он в плену!»

– Мама, это Сомали! Его могут убить!

– Сто пудов! – согласилась мать. – Он вечно лезет на рожон. Будет и тут корчить из себя героя!

– Лучше скажи, где он покупает инсулин.

– Понятия не имею.

Ольга изумилась:

– Как?! Вы прожили столько лет, и ты не знаешь, в какой аптеке он берет инсулин?

Мать пожала плечами:

– Его диабет – его инсулин. Я этим не занималась.

– А врач? Кто у него врач?

– Ну, раньше, в пароходстве была эта… как ее… ну, еврейка… – сказала мать. – Но она уже умерла… Да и пароходство сдохло. А зачем тебе?

Ольга взяла с полки телефонную книгу, стала листать.

– Что ты ищешь? – спросила мать.

– Аптеки возле нашего дома.

И села, достала из своей сумки блокнот и принялась выписывать из телефонной книги адреса и телефоны аптек, говоря между делом:

– Ты же знаешь – диабетики не живут без инсулина. Я должна узнать, какой у него запас… Ма, а ты его когда-нибудь вообще любила?

– Вот только этого не надо! «Любила – шмубила»! – возмутилась мать и открыла холодильник.

На этот звук боксер, вновь улегшийся в массажном кресле, тут же поднял голову.

Мать достала из холодильника эскимо.

Боксер сделал стойку, но мать отмахнулась от него рукой:

– Лежать! – И Ольге: – Будешь мороженое?

При слове «мороженое» боксер поднял уши торчком.

– Нет, спасибо, – сказала Ольга.

– Видишь? – кивнула мать на пса. – А говорят, собаки наш язык не понимают. А этот – как скажешь «мороженое», так сразу…

Боксер открыл один глаз.

– Спи! – приказала ему мать и повернулась к Ольге: – Конечно, любила. Была дура и любила. Иначе как бы ты родилась?

Боксер, поворчав, улегся спать.

– А теперь ты поумнела? – спросила Ольга.

– Детка, у нас одна жизнь, понимаешь? – Мать облизнула эскимо. – А наши мужики по полгода в море! И не просто в море – если бы! А то – в Сингапуре! В Танжере! В Барселоне! Откуда ты знаешь, что у них там? «У ней такая маленькая грудь! И губы, губы алые, как маки» – знаешь такую песню?

– Папа тебе не изменял.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– А какая разница? – спросила мать. – Его нет месяцами, а я все ночи одна. На хрена мне это монашество?

Ольга закрыла блокнот.

– Мама, я пошла.

Она положила на место телефонную книгу и направилась к двери.

Боксер, тут же проснувшись, проводил ее взглядом.

– Нет, ты ответь! – требовательно сказала мать. – Почему мы должны ждать, пока они придут из рейса? Жизнь одна! И я хочу мужика каждый день!

– И каждую ночь, – сказала Ольга. – Открой мне дверь.

– Да, и каждую ночь! А что? – с вызовом повторила мать. – Это запрещено? – но тут же сменила тон: – У тебя-то в Москве есть мужик?

– Мама, отстань.

– Надеюсь, хоть теперь не моряк.

– При чем тут «моряк – не моряк»? Открой.

– При том! – сказала мать, вставляя ключ в дверной замок. – У меня теперь мужик – психолог. Он говорит, что все дочки повторяют ошибки своих матерей.

– Ма, я пошла…

И Ольга вышла из салона на улицу.

Через стеклянную витрину мать и боксер видели, как она голоснула частнику и уехала.

Мать в сердцах бросила боксеру недоеденное эскимо. Ротшильд поймал его на лету и проглотил.

Каюты капитанов на больших океанских судах обычно похожи на гостиничные апартаменты и занимают порой всю a-deck. У Казина его капитанская каюта была чуть скромнее, но тоже с капитанским салоном, спальней, ванной и буфетом. В салоне стояла хорошая и принайтованная к полу мебель – кресла, журнальный столик, письменный стол с ноутбуком. По углам – буфет, сейф и телевизор с видеомагнитофоном, стереосистема. Вдоль стен – застекленные полки с книгами по морскому делу. В другом углу – небольшая икона Ксении Петербургской, а над письменным столом две фотографии – пятилетний малыш с бескозыркой на голове и Казин с Ольгой, когда ей было лет десять, – оба стоят на капитанском мостике с видом на Белую Гавань.

Но Махмуда не интересовали ни содержимое буфета, ни ноутбук, он, как и все пираты, хорошо знал, что судовая касса всегда находится в капитанской каюте, и прямиком направился к сейфу.

– Открывай!

Сопротивляться было бесполезно, дуло автомата Махмуда бесцеремонно касалось виска Казина.

И едва капитан открыл дверцу сейфа, как Махмуд своими черными руками выхватил из глубины сейфа три пачки долларов, пачку евро, три блока «Мальборо», несколько аптечных упаковок инсулина и упаковку шприцев.

– Что это?

– Инсулин, – ответил капитан. – Там написано.

– Наркота?

– Нет. Лекарство от диабета.

– Врешь, – сказал Махмуд. – Вот шприцы. Значит, наркота.

Взломав одну ампулу, он вылил ее содержимое себе на язык, но тут же с отвращением сморщился и бросил коробки с инсулином обратно в сейф. Потом показал на фотографии:

– Это кто?

– Это мой внук…

– А это?

– Я с дочкой.

– Она не похожа на ту, что на судне.

Казин пожал плечами:

– С возрастом дети меняются…

Снаружи послышался нарастающий гул.

Махмуд выглянул в иллюминатор.

Это военный вертолет Евросоюза подлетал к «Антею», его пилот настойчиво вызывал по радио:

– «Антей»! «Антей!» Это вертолет Евросоюза! Отвечайте! Отвечайте!..

Но Махмуд лишь небрежно отмахнулся:

– Опоздали, белые обезьяны!

Идя с капитаном по грузовой палубе меж гаубиц и танков, жестко принайтованных к палубе стальными тросами (и не спуская с капитана свой «АК-47»), он похлопывал танки по броне и самодовольно твердил:

– I got it! I got it! It’s great! Tanks! Artillery! Allah akbar!!!

Действительно, Аллах сделал этому Махмуду воистину королевский подарок – «Антей», грузовое судно типа парома с несколькими палубами и аппарелью – мостиком, по которому вся техника своим ходом заезжает на судно и едет либо вниз, в трюм, либо на верхние палубы, – был, что называется, «под завязку» забит танками, пушками и гаубицами.

Перейдя от танков к пушкам, Махмуд вдруг остановился, подозрительно спросил у капитана:

– А куда ты все это вез?

– В Нигерию.

– Что?! – Махмуд в бешенстве вскинул автомат. – Нашим врагам? Я тебя убью!

Казин пожал плечами:

– Это не мое оружие, вот документы. Судно шведское, фирма «Blue Mount», груз греческой компании Георгиу Стефандополуса. А я просто нанят как капитан и делаю свою работу. Если ты меня зафрахтуешь, я и тебе привезу все, что ты купишь.

– Мне уже ничего не нужно, – усмехнулся Махмуд, разом остывая. Эти переходы от бешенства к спокойствию и обратно были у него мгновенны. – Смотри, сколько у меня танков! Я теперь знаешь кто?! Командир танковой бригады Армии освобождения Сомали! А снаряды есть?

– Внизу, в трюме…

– Сколько?

– 740 ящиков с боеприпасами.

– О Аллах! – обрадованно взмолился Махмуд. – Рахмат! Спасибо!

– Но я не думаю, что ты их получишь… – заметил Казин.

– Почему?

Капитан показал на горизонт:

– Смотри. Это фрегат Евросоюза.

Действительно, от просветлевшего после шторма горизонта к «Антею» на всех парах шел военный фрегат Евросоюза «Sirius».

– Fuck them! – презрительно сказал Махмуд и, достав мобильник, быстро и радостно стал по-сомалийски докладывать кому-то о своей добыче.

И доклад произвел впечатление – буквально минуты спустя в Сомали к берегам устья реки Джубба стали из всех окрестных деревень сбегаться мужчины и подростки – черные, полуголые и босые, но все с автоматами «АК-47». Мужчины спешно грузились в лодки и, паля в воздух, устремлялись в море…

Объехав все районные аптеки, где продавщицы в ответ на ее вопросы бессильно пожимали плечами, Ольга, так и не найдя никакой информации о покупке отцом инсулина, приехала в заснеженный двор многоквартирного панельного дома, построенного в местных «Черемушках» еще в прошлом, двадцатом веке. Выйдя из машины, она вошла в подъезд, устало поднялась по лестнице на третий этаж, достала из сумки ключи и открыла дверь.

В двухкомнатной отцовской квартире царил аскетизм пожилого холостяка: функциональная мебель местного мебельного комбината, старый компьютер, тяжелый старый телевизор, минимум посуды, а на вешалке – бушлат и мятая морская фуражка. Несколько книжных полок со словарями, морской литературой и макетами кораблей. Фотографии на стенах: молодой Казин с юной Ольгой на ходовом мостике корабля, восьмилетняя Оля в кимоно для карате, семилетний внук за штурвалом катера и т. п.

Бросив свою сумку и поглядев на часы, Ольга взяла с тумбочки «лентяйку», включила телевизор и стала один за другим открывать все ящики отцовского письменного стола и рыться в них. Тут по телику прозвучали позывные «Вечерних новостей», и местный диктор сообщил, что в Аденском заливе захвачено шведское судно «Антей» с российско-украинским экипажем.

– По только что поступившим сведениям, капитан и десять членов экипажа «Антея» – бывшие моряки нашего пароходства, – сказал диктор.

– Это мы знаем… – вслух прокомментировала Ольга и, вывалив на письменный стол все содержимое ящиков, нашла-таки среди груды бумаг и документов то, что искала, – рецепт с надписью insulin.

Но звонок в дверь помешал ей навести в столе прежний порядок.

– Кто там? – спросила она изумленно.

– Оля, откройте, – сказал за дверью женский голос.

Ольга открыла дверь.

На лестничной площадке стояла группа разновозрастных женщин с детьми в валенках, зимних пальто и в теплых платках, повязанных крест-накрест за спиной.

– Оля, здравствуйте! – заговорили они все одновременно. – Я жена старшего механика «Антея». Мы по окнам увидели, что вы приехали…

– Я жена электромеханика, у меня двое детей!

– Вы знаете, мы звоним на «Антей», там никто не отвечает…

– А моего папу убьют?

– Оля, вы должны их вытащить!

Ольга изумилась:

– Я?! Как?

– Вы же дочь капитана!

– Вы журналистка!

– У вас есть Интернет?

– Мы должны что-то сделать!

– Мы обзвонили всех жен экипажа! Даже на Украину!

– Нужно что-то делать срочно!..

И несколько минут спустя молодая жена электромеханика, сидя на кухне капитанской квартиры, грудью кормила двух своих младенцев-близнецов. Остальные женщины продолжали безуспешно звонить по мобильным своим мужьям на «Антей», готовили чай и бутерброды, рассматривали в гостиной фотографии или вместе с Ольгой сидели у монитора компьютера, выискивая в Интернете последние сведения о сомалийских пиратах.

На полу конопатая шестилетняя девочка Катя и два мальчика восьми и десяти лет играли в морской бой отцовскими макетами кораблей.

Наткнувшись на сайт Somali Pirate’s Home Movie, Ольга вывела на экран монитора видеоролик, снятый самими пиратами. Ролик сопровождала арабская музыка, а в кадре был большой и совершенно пустынный корабль: пустые палубы… пустая столовая… пустая ходовая рубка… И по этому пустому судну под оглушающую арабскую музыку хозяйски расхаживали три черных как смоль сомалийца с автоматами Калашникова и с транзисторами на груди.

Женщины замерли, в ужасе глядя на экран.

– Что это?

– Это захваченное судно, – пояснила Ольга. – Не наше, другое.

– А это кто?

– Пираты. Сами сняли на видео.

– А где же моряки?

– Экипаж они запирают в трюме или в каютах.

– Какой ужас!..

Действительно, впечатление было гнетущее. Одно дело услышать по радио или по телику, что где-то какие-то пираты захватили какое-то судно, и совсем другое – увидеть огромный и совершенно мертвый корабль с замусоренными палубами, по которым под назойливую арабскую музыку с победным видом разгуливают вооруженные черные молодчики…

Конопатая шестилетняя Катя подошла к женщинам у компьютера.

– А это настоящие пираты? Или понарошные?

– Понарошные, понарошные, – сказала ей мать. – Иди играй.

Ольга показала женщинам найденный рецепт.

– Вы знаете такого доктора – Венделовскую?

– Конечно, – сказала мать конопатой девочки. – Это наш терапевт.

– У вас есть ее телефон?

– Есть…

– Но сейчас она звонка не услышит, – заметила жена старшего механика.

– Почему? – удивилась Ольга.

– Она в ресторане, у нее сегодня сын женится.

Ослепительное солнце выжигало Аденский залив сорокаградусной жарой. Волны, утомленные прошедшим штормом, лениво горбатили серо-зеленую водную поверхность. Серебристые летающие рыбы выскакивали из этих волн, то ли залюбовавшись радужным солнцем, то ли спасаясь от саблезубых акул.

В сопровождении этих рыб и акул и под дулами пиратских автоматов капитан Казин вел свой «Антей» к побережью Сомали. За «Антеем» следовали три фибергласовых катера пиратов (тех самых, на каждом по два мотора «Ямаха»), над судном висел военный вертолет Евросоюза, а в стороне параллельным курсом шел фрегат «Сириус». На фрегате, в штурманском отсеке его ходовой рубки радист, сидя у передатчика, стоически повторял в микрофон:

– «Антей»! «Антей»! Фрегат Евросоюза вызывает «Антей»! Прием! – И после паузы снова: – «Антей»! Фрегат Евросоюза вызывает «Антей»! «Антей», отвечайте на 72-м канале! «Антей», отвечайте!..

Но на «Антее» его не слышали. Там все члены экипажа, за исключением старшего механика, штурмана и двух женщин, были заперты в каюте старпома. В коридоре, на полу перед дверью этой каюты стоял направленный на каюту пулемет, за ним сидели два пирата – лысый Раис и еще один по имени Рамил.

Палубой ниже, у двери каюты старшего механика дежурил высокий Сахиб с «калашом» и под африканскую музыку своего транзистора с наслаждением сосал из банки вологодскую сгущенку. А в гальюне этой каюты толстый пират по имени Хасар сидел на унитазе, тужился и, выкатив глаза, в упор смотрел через открытую дверь санузла на забившихся в угол Настю и Оксану – повариху и дневальную.

И наконец, в самом низу судна, в машинном отделении, под охраной еще двух черных пиратов трудился старший механик. Несмотря на то что здесь, в машинном, оглушающе ревели тысячесильные судовые двигатели, пираты все равно слушали свою музыку, прижимая к ушам транзисторы.

И такая же музыка гремела из транзисторов сомалийцев на ходовом мостике «Антея», в его капитанской рубке. Под эту музыку здесь, у разбитых приборов связи колдовал паяльником молодой дежурный штурман, «левша» и гений радиотехники. И одновременно с этим звучали разноголосые звонки мобильных телефонов, отнятых пиратами у моряков «Антея». Звенящая и поющая разными голосами наволочка с этими телефонами лежала на полу рубки, над ней сидел на корточках самый юный из пиратов Раун, по одному доставал из наволочки каждый телефон, открывал его и извлекал сим-карты.

Стоя у рулевой колонки, капитан издали наблюдал, как один за другим отключались эти телефоны и вместе с этим прерывалась последняя связь с домом.

Зато лишь Нептуну, наверное, известно, каким образом штурману удалось оживить УКВ, но вдруг в арабскую музыку сомалийских транзисторов ворвался голос радиста «Сириуса», который продолжал вызывать:

– Фрегат Евросоюза вызывает «Антей»! Фрегат Евросоюза вызывает «Антей»! «Антей», отвечайте!.. «Антей», отвечайте! Фрегат Евросоюза вызывает «Антей»!..

Сидя во вращающемся кресле, Махмуд сказал капитану:

– Ладно, ответь этим обезьянам! Только по громкой связи, чтоб я тоже слышал!

Капитан взял микрофон радиосвязи.

– Фрегат Евросоюза! Я капитан «Антея» на 72-м канале! Я капитан «Антея». Прием!

На фрегате радист обрадованно вскочил, выбежал из штурманского отсека в ходовую рубку.

– Командир! «Антей» на связи! «Антей» на 72-м…

Командир фрегата – высокий худощавый очкарик – перешел в штурманский отсек к радиопередатчику, взял микрофон.

– «Антей»! Говорит командир фрегата «Сириус»! – сказал он по-английски, но с жестким немецким акцентом. – Кто на связи? Отвечайте. Прием.

В ходовой рубке «Антея» капитан ответил:

– Фрегат «Сириус», я Андрей Казин, капитан «Антея». Слушаю вас. Прием.

– Капитан, сообщите, куда направляетесь, – потребовал командир фрегата. – Есть ли убитые или раненые? Прием.

На «Антее» Казин вопросительно посмотрел на Махмуда, но тот молчал.

– У меня все живы, раненых нет, – сообщил Казин. – Мне приказано идти к побережью Сомали в район Кисмайо и бросить якорь в устье реки Джубба. Прием!

– Кто вас захватил? Сколько их? Их главарь говорит по-английски? Прием.

Капитан снова глянул на Махмуда.

Махмуд поднялся с кресла и гоголем, с демонстративной неспешностью подошел к переговорному устройству.

– Эй ты, белая обезьяна! – сказал он в микрофон. – Я командир танковой бригады Армии освобождения Сомали от вас, fucking империалистов! Чё те надо, fuck you fuck?!

– Командир, слушай меня внимательно, – бесстрастно ответил командир фрегата. – Я знаю про танки и все остальное оружие на «Антее». Оно было декларировано «Антеем» при проходе Суэцкого канала. Если ты начнешь выгружать хоть что-то из этого оружия на берег, я буду стрелять без предупреждения! Ты меня понял? Прием!

Но Махмуд только рассмеялся в ответ.

– Fuck your ass, идиот! – сказал он. – Это ты слушай меня! Это моя страна и мой океан! И я тут буду делать все, что хочу, а ты даже не пукнешь, потому что у меня в плену семнадцать белых обезьян! А если ты сделаешь хоть один выстрел, я их всех расстреляю! Ты понял, идиот?

Однако командира «Сириуса» это не проняло.

– Я понял, – сухо ответил он. – Но имей в виду: если ты прольешь их кровь, я потоплю все это судно вместе с тобой, твоими бандитами и танками. Даю слово немецкого офицера! Over!

В Белой Гавани, в ресторане «Причал на двоих» эстрадный оркестр наяривал «Я пью до дна за тех, кто в море», а в зале на две сотни молодых танцующих женщин было не больше десяти мужчин. Но, танцуя друг с другом, подвыпившие морячки пели эту песню на свой лад:

– Я пью одна,

А муж мой в море,

и пусть его смоет волна…

Ольга с трудом протиснулась сквозь танцующих к столу с невестой, женихом и его матерью, наклонилась к ней, показала рецепт…

А танцующие продолжали скандировать рефрен песни:

– Я пью одна,

А муж мой в море,

и пусть его смоет волна…

Выйдя из ресторана в редкое для этих мест безветрие, Ольга вновь увидела в полутьме сигнальные огни двух крейсеров и атомного авианосца, стоявших совсем неподалеку, у морских причалов. Подумав пару секунд, она решительно встряхнула головой, достала мобильник и набрала местный номер.

– Лева?.. Да, это я… Да, я тут, в городе… А ты на дежурстве? Вот и хорошо, сейчас я к тебе приду… А ты закажи пропуск, скажи: московское телевидение.

И, дав отбой, решительно зашагала к обнесенной забором военно-морской пристани. А еще через десять минут была в ходовой рубке крейсера «Стремительный», согревалась горячим флотским компотом и яростно наседала на кавторанга Леву Зарубина, старшего помощника командира крейсера и своего одноклассника.

– Я просмотрела в Интернете все морские сайты. Практически никакой реальной борьбы с сомалийскими пиратами нет. Только Америка, Германия, Индия и Израиль постоянно держат там свои военные корабли и хоть как-то охраняют и проводят через Аденский залив свои торговые и грузовые суда, а вы ходите туда время от времени, да и то…

Могучий Лева Зарубин, школьный драчун и шалопай, в девятом классе влюбленный в Ольгу настолько, что в школьной столовой отравил снотворным сначала ее, а потом себя только для того, чтобы вдвоем с ней оказаться в больнице, теперь опять смотрел на нее все теми же безумными мальчишескими глазами. Казалось, только присутствие вахтенных матросов удерживает его от того, чтобы схватить Ольгу своими лапищами и утащить в каюту.

– Лева, ты меня слышишь?

– Слышу… – глухо сказал кавторанг. – Что я могу для тебя сделать?

– Я не знаю… Мне нужно спасти отца! Отбить его у пиратов!

Лева помолчал, потом спросил:

– Если… если я сейчас угоню этот крейсер, ты выйдешь за меня?

– Не морочь голову, мне не до шуток.

– Я не шучу. Я тут за старшего. Командира нет, он в Москве, в штабе МВФ. Одно твое слово – и я отдаю команду, мы снимаемся с якоря и дуем прямо в Аденский залив! Ну?

– Ты сумасшедший!

– Да. С девятого класса. Я потому в мореходку поступил, чтоб уйти от тебя подальше, в море. А ты опять… Я сейчас тебя съем! С каблуками.

Ольга встала:

– Тогда я пошла.

– Это правильно. Все равно они бы нас дальше Баренцева моря не выпустили…

– Кто «они»?

– Ну кто! Наша авиация и подлодки. Раздолбали бы за милую душу! Но я бы успел с тобой побыть…

Оля пошла к выходу из рубки.

– Подожди! – тяжело дыша, сказал кавторанг. – Подожди… Значит, запомни: ни один военный корабль, даже авианосец, не может атаковать судно, захваченное пиратами.

– Почему?

– Потому что пираты тут же расстреляют команду. Понимаешь? А теперь иди отсюда. Иди. А то я за себя не ручаюсь…

Сопровождаемый фрегатом, «Антей» продолжал идти к сомалийскому побережью. В каюте старшего помощника, где пираты заперли экипаж судна, полуголые моряки, изнывая от духоты, впритирку сидели на полу и на койке. Молодой третий механик Углов, раскачиваясь над двумя черепашками, как еврей в синагоге, твердил им безостановочно:

– Нам хана… Нам хана… Нам хана…

А в углу каюты старший моторист Сысоев, стоя на коленях перед иконой Божьей матери, истово крестился и шептал:

– Царице моя преблагая, надежда моя, Богородице! Зриши мою беду, зрише мою скорбь, помози ми яко немощну, да сохраниши мя…

Рядом с ним дюжий моторист первого класса Саранский стучал кулаком по своему колену:

– Один «калаш»! Мне бы один «калаш»! Я бы их всех уложил еще на подходе! Один «калаш»!..

В коридоре, под дверью этой каюты, все так же стоял на станине пулемет, а черные пираты-охранники, держа на коленях «АК-47», жевали кат и под оглушительную музыку своих транзисторов рассматривали найденные в каютах европейские цветные журналы с обнаженными белыми женщинами, вожделенно прицокивали языками, играли в домино и громко ссорились после каждого хода.

В каюте пленников боцман Щирый, подойдя к задраенному иллюминатору, стал открывать его.

– Ты что?! – испугался матрос, лежавший под этим иллюминатором. – Эти суки запретили открывать.

– А шо нам – здыхаты тута? – ответил боцман и открыл иллюминатор.

Поток свежего воздуха влетел в каюту, моряки жадно потянулись к нему.

А боцман бесцеремонно отодвинул матроса и лег на его место под иллюминатором. Вытянувшись во весь рост и закинув руки за голову, он сказал третьему мотористу:

– Тумба, як ты мриеш – шо воны робят з нашыми бабами?

Но моторист не ответил.

– А? – требовательно сказал Щирый. – Я тэбэ пытаю!

– Звыдкиля я знаю? – принужденно ответил Тумба.

Тем временем в кают-компании (все разгромлено, пианино в окурках, книги с книжных полок сброшены на заплеванный пол) несколько пиратов, сидя в креслах и на журнальном столике, ножами вскрывали шпроты в масле, жадно ели их руками и досматривали по телевизору фильм «Пираты ХХ века».

В ходовой рубке самый юный из пиратов – 15-летний Раун – подметал пол, усыпанный разбитыми стеклами и щепой переборок, пробитых пулями. А капитан Казин, стоя у руля, смотрел то на карту, то – через разбитые иллюминаторы – на возникший на горизонте берег и сомалийские лодки, спешащие от этого берега к «Антею».

– Дальше идти нельзя, сядем на мель, – озабоченно сказал он Махмуду, который, развалившись во вращающемся кресле, слушал свою занудную арабскую музыку.

– Я тебе говорю: «иди» – значит, иди! Вперед! – приказал Махмуд и достал из поясного мешочка очередную веточку ката, оборвал с нее листья и сунул себе в рот.

Пользуясь этим, Казин незаметно перевел стрелку «телеграфа» на «МАЛЫЙ».

Внизу, в машинном отделении приборы на панели ЦПУ тут же показали «МАЛЫЙ», и старший механик послушно сбавил обороты двигателя.

«Антей» стал притормаживать.

Но Махмуд заметил это, вскочил с кресла и, передернув затвор «АК», подбежал к капитану, больно ткнул дулом ему в ребро.

– Я тебе что сказал, белая тварь?! – закричал он в бешенстве. – Пулю хочешь?

И в эту секунду сильный удар сотряс судно. Махмуд и юный Раун с метлой повалились на пол, автомат Махмуда выпустил очередь в потолок, и Раун, проворно вскочив, с испуганным визгом отбежал на четвереньках в угол.

А в кают-компании пираты повались друг на друга, и моряки, запертые в каюте старпома, – тоже.

– Блин, – сказал старпом, – на мель сели!

А на камбузе крышки слетели с кастрюль, Настя и Оксана упали друг на друга, а на пиратов, которые сидели у распахнутых морозильников и пожирали болгарское лечо, вывалилось все содержимое этих холодильников – замороженные говяжьи туши, окорочка, «ножки Буша».

Только капитан Казин, двумя руками ухватившийся за рулевую колонку, устоял на ногах и тут же перевел стрелку «телеграфа» на «стоп!».

Впрочем, нет, не только Казин устоял в этот миг на ногах. В кают-компании на телеэкране главный герой «Пиратов ХХ века» Петр Вельяминов тоже продолжал как ни в чем не бывало «мочить» пиратов. Но это не понравилось зрителям-сомалийцам, они негодующе зашумели, один из них стукнул кулаком по кнопкам видеомагнитофона, схватил выскочивший DVD, сломал его и выбросил в иллюминатор.

В ходовой рубке Махмуд, испуганный залпом своего «калашникова», вскочил на ноги.

– Сели на мель, – сказал ему капитан. – Я тебе говорил…

– Сволочь, ты нарочно! – в бешенстве закричал Махмуд и показал на сопровождающий их фрегат. – Он не сел на мель, а ты сел! Я убью тебя!

– Остынь, – ответил капитан. – У него осадка шесть метров, а у нас девять с половиной, мы же под грузом. Понимаешь?

– Но мне нужно к берегу!

– Посмотри на карту. Видишь? Тут мель и тут. И только тут, слева, можно пройти.

– Так иди слева!

– Сначала нужно сняться с мели. Срочно, – пояснил капитан. – Иначе мы просядем в грунт и не слезем никогда.

– Так слезай! Быстрей!

– Один не смогу, мне нужен старпом.

Махмуд недовольно засопел и зубочисткой почесал в затылке.

– И механик внизу не справится в одиночку, – сказал Казин. – Нам нужно назад-вперед, назад-вперед – понимаешь? Это ювелирная работа.

Махмуд, посопев, приказал что-то по-сомалийски Рауну, и тот убежал вниз по внутренней лестнице-трапу.

За пять лет ее работы на московском телевидении сколько раз она прилетала из Белой Гавани в аэропорт Шереметьево-1! Сколько раз тащилась по Ленинградскому шоссе в Москву – когда в маршрутке, когда на такси, и почти всегда – не меньше двух часов! Но теперь, слава Богу, это в прошлом, теперь из Шереметьево в Москву комфортабельный поезд-экспресс доставляет вас за сорок минут.

Однако на сей раз Ольге и эта скорость показалась черепашьей, и единственное, что утешало, – возможность долго и всласть говорить по мобильнику с сыном и соседкой Еленой Францевной, которая его опекала. Для одинокой матери восьмилетнего пацана бездетная соседка-пенсионерка Елена Францевна была настоящим спасением и сущей находкой. Бывшая волейболистка и спортивный тренер, она и в 70 сохранила фигуру, прыть и командный характер наставницы. Но при всем этом совершенно не умела готовить, кроме овсяной и гречневой каши да яичницы с помидорами, не знала и не признавала никаких рецептов. И потому теперь Ольга с изумлением слушала восторженный рассказ сына о том, как они вдвоем с Еленой Францевной лепят пельмени и ждут маму на пирог с яблоками…

Выскочив из Белорусского вокзала на раздолбанную вечной стройкой привокзальную площадь и голоснув частнику, Ольга через сорок минут добралась до Останкино и там, в зале службы теленовостей скинув куртку на свой стол, без стука вошла в стеклянную выгородку – кабинет главного редактора, положила ему на стол пачку статей, отпечатанных на принтере.

Главный поднял на нее глаза:

– Что это?

– Из Интернета, по сомалийским пиратам. Переговоры о выкупе судна занимают несколько месяцев, а то и полгода. Но я не могу ждать, у отца диабет, и я нашла его врача…

– Диабет? – удивился главный. – Как же он пошел в рейс?

– Ну, пока есть инсулин, он в порядке, – уклончиво сказала Ольга. – Дело не в этом. Просто она выписала ему десять рецептов – с запасом, чтобы он мог в любом порту купить в аптеке месячный запас. Но если у него десять дней назад был Танжер, то инсулина осталось на двадцать дней. Короче, я лечу в Португалию к судовладельцу.

Главный придвинул к себе пачку статей.

– К какому еще судовладельцу?

– К владельцу «Антея», захваченного пиратами.

– Но «Антей» – шведское судно…

– Во-первых, это бывшее наше судно. Отец на нем плавал еще до дефолта. А в 99-м его за 200 тысяч баксов продали шведской компании «Blue Mount». Хотя оно стоит не меньше трех лимонов.

– А во-вторых?

– Я вызвонила хозяина этой «Blue Mount». Точнее, его секретаря. Он сказал, что мистер Лэндстром летает по всему миру и завтра на три дня залетит в Лиссабон.

– И ты думаешь, он заплатит пиратам три лимона?

– Три нет. Но два заплатит.

Главный усмехнулся:

– Если ты попросишь?

Поскольку главный, год назад придя сюда с другого телеканала, тут же попробовал, что называется, «забить клинья», но получил «от ворот поворот», Ольга поняла, конечно, его намек. Но сдержалась.

– Нет, я стою дороже, – сказала она. – Просто у нас в Португалии есть собкор, мы с ним возьмем у этого Лэндстрома интервью для нашего телевидения. Посмотрим, что он скажет. Он же поймет, что это интервью пойдет по всем странам.

– Так он и даст тебе интервью… – насмешливо сказал главный.

Ольга промолчала. Если этот хрен не даст ей командировку, она пойдет к Самому, у которого она на хорошем счету и никогда не получала отказа.

Но главный это, конечно, тоже учел и потому сказал:

– Ладно, я доложу начальству…

Пытаясь сняться с мели, «Антей» осторожно – а на морском языке «помалу» – отрабатывал «назад» и «вперед». Теперь в его ходовой рубке были Махмуд, капитан Казин, старпом Зарецкий, лысый Раис и еще два чернокожих пирата. Старпом у руля, капитан у карты – оба сосредоточенно работали, негромко переговариваясь.

– Малый назад… Самый малый…

Старпом переводил стрелку «телеграфа»:

– Есть малый назад…

Внизу, в машинном отделении, кроме пиратов-охранников, было теперь тоже двое – старший механик Козлов и второй механик Копытин. Один у широкой панели приборов, другой у двигателей.

– Стоп машина! – приказывал на мостике капитан. – Малый вперед.

– Есть малый вперед, – вторил старпом, и внизу, в машинном Козлов, перекрикивая шум двигателей, кричал Копытину в полный голос:

– Малый вперед!

И «Антей», скрипя килем по песчаному дну, пытался сползти с мели – чуть вперед, чуть назад и снова чуть вперед, расширяя себе выход с нее. Но при каждом движении тяжелый металлический корпус судна наполнялся не только громким скрипом, леденящим душу любого моряка, но и особой пугающей дрожью металла.

На «Сириусе» командир фрегата наблюдал в бинокль за этим маневром.

– Думаешь, сойдет? – сказал он своему старпому.

– Не знаю, – ответил тот. – Русский капитан…

И словно в ответ на это «Антей» вдруг без всякого скрипа тронулся вперед по чистой воде, и почти невольное «ура!» огласило каюту пленных моряков.

– Есть! Прошли! Выходим на глубину… – доложил капитану старпом и перешел к экранам эхолота и радара.

– Глубина? – спросил капитан, стоя у руля.

– Шестнадцать футов… двадцать… двадцать шесть… – считывал старпом с экрана эхолота.

Тем временем лодки сомалийцев, палящих в небо из автоматов, уже выскочили из устья Джуббы в открытое море и помчались навстречу «Антею». И при их появлении Махмуд, Раис и остальные пираты выбежали на левый и правый крылья ходовой рубки «Антея» и тоже стали победно палить из своих «калашей». В нищем Сомали, разбитом двадцатилетней гражданской войной на три враждующих меж собой государства, терзаемых исламом, «Аль-Каидой», «Аль-Шабаб» и прочими экстремистскими бандами, профессия морского пирата стала в последние годы самой героической, романтической и прибыльной – точно так, как лет двадцать назад, сразу после развала СССР, самой романтической и прибыльной профессией в России были профессии бандита и проститутки. Впрочем, в Сомали морское пиратство даже больше героизировано, поскольку имеет еще и идеологическую подпитку – пираты «наказывают» западную роскошь и цивилизацию за нищенское и практически голодное существование сомалийцев, у которых действительно нет ничего, кроме пустыни, моря и коз. А каждая победа пиратов, то есть выкуп, который они рано или поздно сдирают за захваченное судно, приносит в голодные сомалийские деревни еду, одежду и оружие, а «героям»-пиратам даже виллы и роскошь. И потому в Сомалилэнд каждый пацан мечтает стать пиратом, каждая девушка мечтает стать женой пирата, и каждый захват европейского судна становится чуть ли не общенациональным праздником…

Отстрелявшись в воздух, Махмуд возбужденно вернулся в рубку.

– Давай быстрей! Быстро! – приказал он Казину. – Вперед!

– Прибавить обороты, – сказал Казин старпому. – Помалу прибавить…

Но тут внезапный рев мощных турбин оглушил всех – и пиратов на палубе, и Казина, старпома и Махмуда в рубке. Все ошарашенно повернулись на этот жуткий рев.

Это «Сириус», включив сразу все четыре турбинных двигателя и высоко задрав нос над водой, на скорости 37 узлов обошел «Антей», проскочил вперед, развернулся и остановился носом к «Антею». Одновременно с него стремительно взмыл военный вертолет, подлетел к «Антею» и завис над ним.

Махмуд, открыв рот, в изумлении смотрел на этот маневр.

Капитан перевел «телеграф» на ноль и приказал:

– Стоп машина!

Высокая волна, поднятая на маневре фрегатом, покатила к берегу и, словно цунами, подбросила лодки сомалийцев, перевернув чуть ли не половину из них.

Махмуд, спохватившись, передернул затвор «калаша», направил его на вертолет.

А пилот вертолета уже говорил в ларинг:

– Капитан «Антея»! Остановить двигатель!

По УКВ и по громкой связи его голос разносился по всему «Антею».

– Остановить двигатель! Выйти на радиосвязь по 72-му каналу! Выйти на радиосвязь!..

Капитан вопросительно посмотрел на Махмуда.

– Что им нужно, этим макакам? – принужденно сказал Махмуд. – Ладно, ответь…

По кивку капитана штурман «Антея» включил 72-й канал, и в ходовой прозвучало:

– Капитан «Антея»! Говорит командир фрегата Евросоюза! Отвечайте! Прием!

– Фрегат Евросоюза! Я капитан «Антея», – сказал Казин в микрофон радиосвязи. – Прием.

– Капитан «Антея»! Отдайте якорь на этой точке! – приказал командир фрегата. – Дальше – ни фута из-за опасности разгрузки оружия! Оружие не должно попасть в руки бандитам! Как поняли? Прием.

Сверкнув глазами, Махмуд в бешенстве подскочил к капитану, выхватил у него микрофон.

– Ты, немецкая сволочь! – заорал он. – Мы не бандиты! Мы – Армия освобождения! Я твою маму в…

Оглушительный залп из пушки фрегата прервал его истерику. И тут же рядом с «Антеем» взорвался боевой снаряд, подбросив, как щепку, огромное судно и обдав его многотонным фонтаном воды.

Махмуд и остальные сомалийцы в страхе присели.

Последние лодки сомалийцев, еще храбро спешившие к «Антею» от берега, тут же повернули назад и на полной скорости помчались обратно.

А в ходовой рубке «Антея» снова прозвучал голос командира фрегата:

– Командир пиратов! Это был предупредительный выстрел! Если ты заставишь капитана продвинуть судно еще хоть на метр, буду стрелять на поражение. Как понял? Прием.

Махмуд, разом струсив, тут же сменил свой тон.

– Я понял! Я понял! – закричал он неожиданным фальцетом. – Я хочу говорить с владельцем «Антея». Я хочу выкуп за судно. Я выкуп хочу. И всё! Только выкуп, деньги!

– Сколько ты хочешь? – холодно спросил командир фрегата. – Прием.

– Еще не знаю… – замешкался Махмуд. – Тут танки, пушки! Я должен считать…

А в Лиссабоне была весна! Даже старые каменные дома и белая брусчатка приморской набережной пахли тут йодистым океанским ветром, крупными южными цветами и мандариновыми садами. «Мерседес» собкора российского ТВ прокатил по холмистому Лиссабону, потом через огромный мост над рекой Тахо и помчался в сторону Лиссабонской Ривьеры. Собкор рассказывал Ольге о городе:

– Лиссабон – лучший город в мире! Нет, я тебе клянусь! Я работал в Лондоне, в Нью-Йорке, в Риме, но и они ничто по сравнению с Лиссабоном! Смотри! Город на семи холмах, как Киев! Но такого количества фуникулеров, маленьких улочек, террас, цветов и самых вкусных в мире ресторанов нет нигде, даже в Сан-Франциско!..

И действительно, трудно было не залюбоваться Лиссабоном, особенно на скорости 120 км в час и если ваш гид влюблен в этот город по уши.

– Ты же знаешь, – продолжал он, – у нас ротация каждые пять лет! И в прошлом году мне предложили на выбор Каир, Иерусалим и Токио. А я сказал главному: даже если вы меня уволите, я отсюда уже не уеду. И уволили, я теперь не в штате, я «фриланс»! Ну и что? На жареные кальмары и суп с тунцом я себе зарабатываю. Мы приехали, вот офис компании «Блу Маунт»…

Выйдя из машины, Ольга подняла глаза на трехэтажный, XVII или даже XVI века особняк со стертыми ступеньками парадного входа, резными дубовыми дверьми, изъеденными солеными океанскими ветрами, и крохотной черно-медной вывеской с темной гравировкой «BLUE MAUNT Ltd.». Вполне возможно, что всего двести или триста лет назад этот особнячок был домом какого-нибудь португальского флибустьера или морехода, открывшего морской путь из Европы в Индию. А теперь…

В полутемной и увешанной гобеленами прихожей старик консьерж за неожиданно модерновой стеклянной стойкой с удивлением воззрился на посетителей.

– To see Mr. Landstrom? Вам назначено?

– Мы из России, с русского телевидения. – Ольга зачем-то показала ему свои московские «корочки». – Я говорила с секретарем мистера Лэндстрома, он сказал, что…

Дробный стук каблуков по дубовой лестнице перебил ее. Консьерж повернулся в сторону сбегавшего сверху молодого мужчины в бейсболке, легкой рубашке апаш, шортах и деревянных сандалиях.

– Yes, yes! – сказал мужчина. – Это ко мне, русская журналистка, я в курсе…

– Камеру! – через плечо тихо сказала Ольга собкору. – Снимай!

Собкор спешно достал из сумки свою цифровую камеру, но Лэндстром предупредительно поднял руку.

– Нет, нет! Никаких съемок! Пока – никаких! – И цепким взглядом оценил женские прелести Ольги. – Как вас звать?

– Я Ольга Казина. – И Ольга показала на собкора: – А это…

– О! Олга! It’s great! – перебил Лэндстром. – Настоящее норвежское имя! О’кей, вот что мы делаем. Сейчас мы идем на мою яхту и уходим в море. Я для этого прилетел в Лиссабон! Я безумный яхтсмен! Пошли! – И, непринужденно взяв Ольгу под руку, Лэндстром повел ее к выходу.

Собкор шагнул за ними, но Лэндстром оглянулся.

– Нет, вы останьтесь! Интервью – когда мы вернемся!

– Так, может, и я вас тут подожду? – сказала Ольга.

– Если вы хотите интервью, вы идете со мной на яхте, – хозяйски распорядился Лэндстром, у него была хватка мачо, уверенного в себе. – Как, вы сказали, ваша фамилия? Казин? Дочь моего капитана?

– Да…

– Ну, так у тебя нет выбора, детка. Пошли.

Поскольку боцман был заперт в каюте вместе с другими пленными моряками, бросить якорь пришлось старпому и штурману. Стоя у якорной лебедки, они отдали якорную цепь, тяжелый якорь с шумом упал в воду и ушел на глубину.

Тем временем Махмуд и капитан в сопровождении двух вооруженных сомалийцев обходили все грузовые палубы, Махмуд пересчитывал танки, пушки и ящики с боезапасом и арабской вязью записывал в свою тетрадь.

– Зачем ты считаешь? – удивлялся капитан. – Вот грузовые документы. 42 танка, 30 гаубиц, 8 установок «Шилка» и 740 ящиков с боеприпасами.

Махмуд хитро усмехнулся:

– У нас раньше ваши инженеры работали, завод строили. Они знаешь как говорили? Доверяй, но проверяй!

– Между прочим, – сказал капитан, – если бы пожар спустился сюда, мы бы взлетели на воздух, как щепки…

Забрав грузовые документы, Махмуд и двое пиратов спустились с «Антея» на свой фибергласовый катер, Махмуд что-то крикнул оттуда по-сомалийски Лысому Раису, и Лысый, стоя на крыле капитанского мостика, утвердительно кивнул.

Катер с Махмудом отчалил от «Антея» и направился к берегу.

В ходовой рубке фрегата «Сириус» капрал спецназовцев, глядя в бинокль на катер Махмуда, сказал командиру:

– В захвате было три катера по пять человек в каждом. Трое ушли. Осталось двенадцать. Нам их ликвидировать – как два пальца…

Сопровождая в бинокль катер с пиратами, командир спросил:

– Сколько времени вам нужно на эту ликвидацию?

– Пару минут, – ответил капрал.

– И сколько пленных они там убьют за эти две минуты?

А на «Антее» Лысый Раис, проводив взглядом удаляющийся катер Махмуда, повернулся к капитану и ткнул себя пальцем в грудь:

– Босс! Андерстэнд?

– Андерстэнд, блин… – устало произнес капитан.

– Вот из «блин»? – подозрительно спросил Лысый Раис.

– Блин из блин…

Лысый стремительно вскинул автомат и передернул затвор.

– Вот из «блин»?!

– Блин из фуд, еда, – ответил капитан и показал: – Ам-ам…

Лысый опустил автомат, рявкнул что-то юному Рауну по-сомалийский. Тот кивнул и убежал по внутреннему трапу. Ловко скатившись на камбуз, он застал там своих чернокожих собратьев, с аппетитом уплетающих – руками и прямо из кастрюли – макароны по-флотски, приготовленные Настей и Оксаной для экипажа «Антея».

Растолкав их, Раун выхватил кастрюлю с остатками макарон и побежал обратно.

Недовольные сомалийцы попытались остановить его, но он тоже рявкнул им что-то по-сомалийски, и они смирились.

А Раун с кастрюлей в руках взбежал по трапу на самый верх, в ходовую рубку и протянул эту кастрюлю Лысому. Но Лысый кастрюлю не взял, а заставил Рауна своей черной пригоршней зачерпнуть макароны и самому пробовать их. Впрочем, Раун стал жевать эти макароны с таким удовольствием на своем подвижном гуттаперчевом лице, что Лысый Раис тут же отнял у него кастрюлю, тоже пригоршней зачерпнул из нее макароны и жадно отправил в рот. А наевшись, протянул капитану и старпому кастрюлю с остатками.

Примечания

1

Кат – листья кустарника, употребляемые как слабый наркотик.

2

Телеграф – прибор связи с машинным отделением.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.