- Ты чего? - буркнул он, не поднимая головы.
      - Вот, Иван Александрович, - Игорь положил на стол бланк протокола допроса. - Я тут красным карандашом отчеркнул.
      - Так, - начальник еще раз пробежал глазами по протоколу, любопытно. Я тебя понял. Адрес установлен?
      - Да, Иван Александрович, Скатертный, два, квартира сорок один. Есть телефон, живет с матерью, муж на фронте, детей нет. В райотделе никакими сведениями о ней не располагают.
      - Ну как думаешь действовать?
      - Хочу сейчас поехать к ней домой.
      - А откуда ты знаешь, что Попова дома?
      - Звонил.
      - Как представился?
      - Другом Григория Яковлевича.
      - Что она?
      - Сказала: мол, что этому трепачу от меня надо?
      - Да, на устойчивые отношения это мало похоже. Как ты считаешь?
      - Думаю, что да. Но вдруг, Иван Александрович, она даст нам хоть какую-нибудь связь Шантреля? Хоть самую маленькую.
      - В нашем положении ничем не стоит пренебрегать. Ничем. Валяй. Только смотри. Возьми людей из дежурной группы. Мало ли что.
      - Хорошо. Я лучше Белова возьму.
      Придя к себе в комнату, Игорь многозначительно поглядел на Сергея, аккуратно пишущего какую-то бумагу.
      - Сережа, хочешь со мной съездить?
      - Куда, Игорь?
      - Есть дело, в цвет вышли, - прошептал Муравьев.
      Он специально употреблял блатные слова, зная по себе, как они действуют на новичков.
      - Кого наколол? - серьезно спросил Белов.
      - Маруху этого золотишника. Сейчас поедем повяжем ее и начнем колоть. Ну, едешь?
      - Конечно.
      На ходу Игорь выпросил у дежурного автобус, разъяснив ему, что они сдут брать важного фигуранта по делу об убийстве в Грохольском переулке. Дежурный помялся, но дал. Дело было свежим, и все управление только о нем и говорило.
      Когда в Скатертном Игорь отпустил машину, Сергей понял, что его разыграли.
      - Ну зачем же так? - сказал он с обидой. - Я бы все равно поехал.
      - Ты не сердись, старик, - Муравьев внимательно разглядывал дом два. - Я действительно не знаю, что у нес в квартире творится, может быть, там спокойно сидит наш друг Шантрель и пьет кофе. Так что одному, понимаешь, ехать никак нельзя. Ну, пошли.
      Лифт не работал, и они поднимались пешком. Дом был старинный, из тех наемных домов, в которых любила раньше селиться интеллигенция и профессура. Почти на каждой площадке обязательно попадалась дверь с медной табличкой, на ней старинной вязью, с буквой ять была написана фамилия жильца.
      - Эх, найти бы такую дверь с надписью "Г. Я. Шантрель", - вздохнул Муравьев, - вот тогда...
      Что тогда, он так и не договорил, они подошли к сорок первой квартире. Игорь поправил фуражку, расстегнул кобуру и переложил пистолет в карман галифе.
      - Ты свой наган тоже в карман сунь. Мало ли что. Да кобуру застегни вот так. Помни, Сережа, - голос Игоря стал строгим, - чуть что... В общем, хорошо стреляет тот, кто стреляет первым.
      - Ясно, - отпарировал Белов, - я Козачинского читал.
      - Приятно иметь дело с интеллигентным человеком. - Игорь нажал кнопку звонка.
      Дверь открылась сразу, будто их давно ждали. В проеме стояла женщина лет двадцати восьми в синем легком платье, облегающем фигуру.
      "Вполне", - подумал Игорь и поднес руку к козырьку.
      - Нам нужна гражданка Попова Валентина Сергеевна.
      - Это я, как вы правильно заметили, гражданка Попова В. С.
      - Вы разрешите к вам зайти? - Игорь приветливо улыбнулся.
      - Пожалуйста. Судя по голосу, это вы звонили мне час назад? спросила Попова с насмешкой.
      - У вас уникальная память на голоса, - Муравьев улыбнулся еще шире, а глаза уже обшаривали прихожую, фиксируя каждую мелочь, считая двери, выходящие в коридор, впитывая в себя шкаф, столик с телефоном, мутную от полумрака поверхность зеркала, стулья.
      - Проходите, - хозяйка рукой указала на полуоткрытую дверь в глубине прихожей. - Я одна.
      - Если вы не возражаете, то я своего товарища здесь оставлю. У меня к вам, Валентина Сергеевна, дело деликатное.
      - Ах так. А я действительно подумала, что вы из милиции, товарищ майор.
      Игорь никогда не был в столь высоком звании. Он именовался оперуполномоченный МУРа и как работник центрального аппарата носил две шпалы в милицейских петлицах. То есть то же самое, что и майор РККА.
      Но Муравьев никогда не разубеждал людей. Ему нравилось, когда его называли воинским званием.
      Они вошли в комнату, и Игорь, продолжая начатую игру, улыбаясь самой обворожительной из всех своих улыбок, спросил:
      - А вы когда видели Григория Яковлевича?
      - Вот что, дорогой товарищ, покажите-ка документы.
      Игры не получилось. Муравьев вздохнул и достал удостоверение. Попова прочитала его внимательно, опустилась на диван, показала рукой на кресло, приглашая гостя сесть.
      - Непонятно, - в ее голосе Игорь уловил нотки раздражения, - совсем непонятно, такая серьезная организация и глупые мальчишеские шутки. Как понимать прикажете?
      - Действительно, нехорошо, получилось, - сознался Игорь, - но я думаю, Валентина Сергеевна, вы меня поймете. Нам очень нужно знать, где сейчас Шантрель.
      Говоря так откровенно, Игорь очень рисковал. Он просто не должен был так себя вести. Если Попова связана с Шантрелем, то все. Она немедленно бы поняла, что в угрозыске ничего не знают, и попыталась бы еще больше запутать следы. Но почему-то Игорь поверил ей. Поверил этой комнате, обставленной просто, но со вкусом, поверил веселым натюрмортам, а главное - поверил большой фотографии лейтенанта на стене. Он смотрел с нее, серьезно сдвинув густые брови, словно взглядом этим полностью отрицал, что в его доме может произойти что-то нечестное и гадкое.
      - Я видела Шантреля неделю назад, ну дней пять. Я точно не помню. Хозяйка удобнее устроилась на диване. - Он у меня вызвал странное чувство...
      - Какое?
      - Брезгливости и жалости одновременно. Он какой-то неестественный, ну как персонаж "Синей птицы"...
      "Странные ассоциации", - мысленно усмехнулся Игорь.
      - Деланный он был, как кукла тряпичная. Мне говорили, что у него горе, семья пропала без вести, а я этому не верила. У него глаза масленые, всегда противные очень. Я к нему подошла и спрашиваю, вы, мол, на Минском комбинате не знали мою подругу художницу Шкляревскую Стасю? Он говорит: конечно, знал. Я начала с ним о Минске говорить, я там работала, а он ни одной улицы не знает. Потом все за виски хватался. Мол, извините, контузия, помню плохо.
      - Это очень интересно, то, что вы о Минске рассказываете. - Игорь весь подался вперед. - Ну а еще что-нибудь?
      - А он действительно оказался сволочью?
      - Вроде бы. Кончим следствие, точно скажу.
      - Буду ждать. Вы скажите, в чем его подозревают, или это нельзя говорить?
      - Вам, я думаю, можно. В грязных махинациях с ценностями и продовольствием.
      - Очень похоже. Очень. Он мне несколько раз продукты предлагал. Говорил, что ему их родственники привозят. А один раз в компанию взял. В апреле. Пойдемте, говорит, пасху праздновать.
      - А куда звал, адрес, может быть, помните?
      - Говорил, что к друзьям, где-то в районе Кировского метро.
      - Да, не слишком точный адрес.
      - Знала бы, спросила.
      - Я понимаю.
      - А вы, кстати, товарища вашего позовите, чего ему в коридоре-то. Я чай сейчас поставлю.
      - В другой раз, Валентина Сергеевна. Как-нибудь потом обязательно. Игорь встал, надел фуражку. - Ну, извините нас за беспокойство. Служба.
      - Я понимаю. Жаль, что бестолковая я.
      - Нет, вы нам с Минском помогли.
      - Тогда очень рада.
      На улице Белов спросил Игоря:
      - Ну как?
      - Глухо. Правда, кое-что есть интересное. Понимаешь, Шантрель приехал из Минска, жил там, работал, ценности из Ювелирторга привез, а города не знает. Как ты думаешь, что сон сей означает? Вот и я не знаю.
      Они шли по Тверскому бульвару, шли и удивлялись, что он такой же точно, как и до войны. Так же на лавочках сидели старички с газетами, дети играли в траве, вязали что-то старушки.
      - Я из университета домой по этому бульвару каждый день ходил, внезапно прервал молчание Белов, - так здесь все так же было. Будто войны и в помине нет.
      - Война-то есть, к сожалению. - Игорь посмотрел по сторонам. - Вон она, война, видишь?
      Между деревьями, словно глубокий шрам, изгибалась траншея-щель, сверху прикрытая дерном. Чуть подальше - вторая. Да, война добралась и сюда, до этой тишины, запаха липы, ярких майских листьев. И облик ее был особенно отвратительным на фоне зелени и покоя.
      ДАНИЛОВ
      Когда-то давно он читал о том, что человеческая жизнь похожа на полосатый матрац. Узкие полосы - удача, широкие - неприятности. Прочтя эти строки - а был тогда Данилов совсем молодым шестнадцатилетним реалистом, он наглядно представил мир, расчерченный по этому принципу. Потом, естественно, забыл о прочитанном но, работая в уголовном розыске, все чаще и чаще приходил к выводу, что не так уж не прав оказался тот самый литератор, написавший в журнале "Нива" за 1912 год уголовный роман "Золотая паутина".
      И опять сбылись его предсказания. Начав дело Ивановского, они ступили на узкую полоску удачи. Совсем узкую, а за ней начиналось широкое черное пространство. Если первые два дня принесли его группе относительный успех, то вот уже почти месяц прошел, а они не сдвинулись ни на шаг.
      Вспоминая всю цепь удачных совпадений, Иван Александрович еще раз приходил к выводу: чем сложнее дело, тем легче идет оно поначалу. Седьмого мая, что уж тут греха таить, он втайне надеялся раскрыть убийство не позже чем через неделю. И предпосылки все для этого были. Во-первых, показания Нестеровой о шофере-наводчике: только было собрались искать его, а он сам в милицию пришел. Потом уж Данилов проверил его показания, все совпало. Червяков оказался человеком честным, трусливым немного, но честным. Во-вторых, показания самого Червякова. С их помощью его ребята сразу вышли на Шантреля. И здесь, казалось, все идет как нельзя лучше: имитация кражи на комбинате, квартирная хозяйка - бывшая спекулянтка золотом. В-третьих, арестованные Муштаковым спекулянты опознали в одном из убитых человека, который приходил вместе с Володей Гомельским к ним с "обыском". Столько удачных совпадений - и сразу пустота. Дальше начиналась та самая широкая полоса неудач: за месяц дело не продвинулось ни на сантиметр.
      - Что-то вы долго топчетесь на месте, орденоносная бригада, - сказал на очередном совещании начальник. - Мне это дело вот где, - он похлопал себя ладонью по шее, - вы, между прочим, по городу бегаете, воздухом дышите, а я перед начальством отдуваюсь. Молчишь?
      А что Данилов мог ответить? Ничего. Совсем ничего.
      После совещания начальник попросил его остаться, сел на диван, расстегнул крючки на воротнике гимнастерки.
      - Ну, давай, Иван Александрович, вместе помозгуем над этим ребусом. Что же у нас есть?
      - Немного.
      - Это как смотреть. Есть Шантрель, есть приметы всех четырех, ну, двух можем списать. Какие размеры обмундирования похищены?
      - Пятьдесят четвертый, третий, два пятьдесят вторых, четвертый и сорок восьмой, третий рост.
      - А во что убитые одеты были?
      - Пятьдесят четвертый, третий, пятьдесят второй, четвертый.
      - Значит, остались двое: один ростом около 176, а второй - 161 - 165. Так?
      - Так.
      - Теперь, что дал ГУМ?
      - Отпечатки принадлежат убитому, некоему Музыке Станиславу Казимировичу, проходившему по делу о вооруженном нападении на инкассатора в Брестской области.
      - Новое наследие проклятого прошлого.
      - Вроде того. Он к нам в картотеку попал после воссоединения западных областей. До этого, как указано в справке, промышлял контрабандой.
      - Подарочек. Непонятно только, почему он там не остался. При немцах ему бы хорошая должность нашлась. Ты обрати внимание: Попова из промкомбината тоже говорит о Минске, и груз Шантрель оттуда доставил, а города не знает.
      - Да, я уж думал об этом.
      - Ну и чего надумал?
      - Решил: пусть и Королев голову поломает.
      - Передал ему данные?
      - Официально письмо послал. Я к тому, что и Широков с Минском был связан.
      - То-то и оно. Папиросы есть?
      - Нет, кончились.
      - Подожди, я у Осетрова возьму, у него в столе всегда лежат. Где он их только достает?
      Начальник вышел и вернулся с черной пачкой, на которой золотыми буквами были написано: "Герцеговина флор".
      - Смотри, чем разжился, - засмеялся он.
      - Где он их берет? - завистливо поинтересовался Данилов. Он взял одну папиросу, понюхал ароматный табак.
      - Тайна. Личная тайна Осстрова. Сам пытался узнать, не говорит. Но вернемся к нашим баранам. - Начальник глубоко затянулся, с силой выпустил струю дыма.
      - Есть еще Гомельский.
      - Между прочим, большая сволочь. Гастролер. Что о нем известно?
      - Глухо. Как в воду канул. Его группа Муштакова ищет, город весь перевернули, пока ничего.
      - Теперь Спиридонова, старушка божий одуванчик, наблюдение за ее квартирой ведется?
      - Круглосуточно, но пока ничего интересного.
      - Дай-ка мне акт баллистической экспертизы. Так... Понятно... Так... - Начальник внимательно прочитал заключение экспертов.
      - Я уж распорядился. Если где-нибудь будет применен наган или ТТ, все данные к нам.
      - Только по Москве?
      - Нет, и по области тоже.
      - Хорошо.
      - Кроме того, есть еще Григорий Яковлевич Шантрель 1900 года рождения. Его и Гомельского фотографии и приметы отправлены на все контрольные пункты, всем отделениям. Ориентировки разосланы представителям госбезопасности и работникам особых отделов. Москву им покинуть практически невозможно.
      Начальник погасил папиросу, встал, прошелся по кабинету.
      - Ну, вроде ты все сделал.
      - Более того, объявлен всесоюзный розыск, пусть и в тылу посмотрят.
      - Вот что, Ваня, твое отделение, как работающее на самом тяжелом участке, решено укомлектовать полностью. Сколько у тебя не хватает людей?
      - Семь человек с заместителем.
      - Сегодня всех получишь.
      - Откуда?
      - Из тайных фондов. Замом к тебе идет Парамонов из Сокольнического РОМ.
      - Николай?
      - Он самый. Доволен?
      - Очень.
      - А оперативникам - из присланных нам раненых сержантов и командиров. И рядовых милиционеров выдвинем.
      - Их же учить надо.
      - А где я тебе академию возьму? В ГКО напишу, Сталину, верните, мол, нам людей, ушедших на фронт? Вот Парамонов их учить и будет. А ты со своими выделяешься в отдельную группу по ликвидации банды "ювелиров". Так операцию закодируем.
      - А как же с рынками?
      - Этим Парамонов займется. Ты сейчас все силы брось на ликвидацию этих бандюг. Помни, дело на контроле у замнаркома. Он мне вчера сам звонил.
      - Ну, он мужик понимающий...
      - Он замнаркома, помни это. Безусловно, обстановку понимает, поэтому и приказал для твоей группы выделить "эмку" из наркомовского резерва. Так что давай действуй. Я тебя дергать не буду, но сроку дам до первого сентября.
      Данилов мысленно поблагодарил начальника. Три месяца при такой ситуации был действительно срок большой. Можно было работать не торопясь, без лишней спешки, которая обязательно влечет за собой неисправимые ошибки. А их много было за все время работы его, Данилова, в органах.
      В тот день Иван Александрович принимал пополнение. В отделение направили четырех милиционеров из конвойного дивизиона и трех военных, по состоянию здоровья не годных к службе в действующей армии. Милиционеры люди оказались знающие, правда, опыта оперативной работы у них не было, но ничего, научатся. А вот с демобилизованными ему просто повезло. Удружил ему Серебровский. Он позвонил Данилову по телефону и сказал:
      - За тобой бутылка.
      - Это за что же?
      - Благодарить будешь всю жизнь, Ваня. Ребят тебе отобрал лучших. Сержант Никитин, бывший оперативник из Тулы, младший лейтенант Ковалев, начальник паспортного стола из Львова, а Ганыкин, лейтенант, юридическую школу окончил и нотариусом работал в Ленинградской области. Одним словом, юрист.
      Новость была приятная. Иван Александрович пошел к начальнику и договорился, что Никитина и Ковалева назначат оперуполномоченными, а остальных пока помощниками. Потом вместе с Парамоновым они быстро получили для всех хорошее диагональное обмундирование, устроили в общежитии недалеко от управления.
      Утром следующего дня он вызвал Полесова, Муравьева и Белова.
      - Вот, - сказал Данилов, - прочтите приказ. Всем ясно? Освобождаю вас от всех дел. Передадите их Парамонову. Новички заканчивать будут. Весь сегодняшний день ваш. Помогите новым сотрудникам. Завтра начнем работу. У меня все. Вопросы есть?
      Вопросов не было.
      Зазвонил телефон.
      - Данилов.
      - Иван Александрович, к вам из госбезопасности товарищ поднялся, предупредил дежурный.
      Данилов еще трубки не успел положить, как в кабинет вошел Королев:
      - У тебя совещание?
      - Уже кончил. Идите, товарищи.
      - Нет, ты их попроси задержаться. Как я понимаю, это и есть группа по работе над делом "ювелиров"?
      - Да.
      - Ну тогда мое сообщение будет всем небезынтересным. - Королев взял стул и сел к окну, чтобы видеть всех находящихся в комнате.
      - Вот какое дело, товарищи. Показания Поповой очень заинтересовали нас, мы послали нашего сотрудника в оперативную партизанскую группу, действующую в районе Минска. В ее составе находилось несколько работников белорусского Ювелирторга. Наш сотрудник предъявил для опознания фотокарточку Шантреля, ту самую, из его личного дела. Никто его не узнал. Это не Шантрель. Что нам удалось еще установить, - Королев достал из планшета блокнот, - старший инкассатор Григорий Яковлевич Шантрель на машине-полуторке с охраной выехал из Минска буквально за несколько часов до того, как в город вошли передовые немецкие части.
      - Видимо, выехать выехал, - сказал Муравьев, - а в Москву доехал другой.
      - Игорь! - Данилов строго поглядел на него.
      - Ничего, ничего, - Королев полистал блокнот. - Дальше нами установлено, что дорога на восток в это время была, правда ненадолго, блокирована фашистскими диверсантами. Так что выводы делайте сами.
      - А вы что предполагаете? - спросил Полесов.
      - Я думаю так, Степан Андреевич, машину с ценностями немцы перехватили, охрану уничтожили, а потом подставили своих, они и довезли золотишко в Москву. Комбинация почти беспроигрышная: человеку, спасшему большие ценности, поверят, да и документы у них были в полном порядке, переставить карточки для специалиста - дело плевое.
      - Я так предполагаю, - подумав, проговорил Данилов, - что если они пожертвовали ценностями, то неспроста посылали к нам этого человека.
      - Насчет золота, - Королев зло усмехнулся, - они спокойны были. Считали, что захватят Москву с налету, так что ценности никуда не денутся, а вот чего они человека посылали, над этим подумать надо. - Он показал глазами на оперативников.
      Данилов понял.
      - Вы свободны, действуйте.
      Когда они вышли, Королев, навалясь грудью на стол Данилова, тихо сказал:
      - Опять, видно, Иван Александрович, вторглись вы в нашу сферу. Я с Сергеевым говорил об этом, он не возражает против совместной работы. Давай договоримся: берешь человека, если что интересное - сразу к нам.
      - Боишься, Виктор Кузьмич, что я государственную тайну разглашу? Так выходит?
      - Нет, совсем не так. Ни за тебя, ни за твоих ребят я не боюсь. Я другого боюсь.
      - Чего?
      - Знаешь, как Сергеев говорит, - Королев вплотную приблизил лицо, меньше знаешь - дольше живешь.
      - Это точно, к сожалению.
      - Ну ладно, хватит об этом. Я тут материалы смотрел. В допросе Спиридоновой сказано, что этот аферист... как его?
      - Гомельский.
      - Правильно, Гомельский, и тот, кто выдает себя за Шантреля, земляки.
      - Точно. По нашим предположениям, они оба из Харькова.
      - Так вот какое дело, друг мой Данилов. - Королев встал, прошелся по кабинету. - Есть одна комбинация, пока я еще не уточнил ничего, но через два часа полная ясность будет. Приезжай в наркомат к шестнадцати, капитан поглядел на часы, - нет, лучше к восемнадцати. Лады?
      - Лады.
      - Ну тогда я не прощаюсь.
      Данилов вышел из управления в семнадцать тридцать. Машину вызывать не стал: от Петровки до площади Дзержинского, где помещался наркомат, было двадцать минут хода. Погода испортилась, начал накрапывать мелкий дождик. Данилов ускорил шаг, через проходной двор вышел на Неглинную и там быстренько на Кузнецкий мост.
      В ГУМ Данилов заходить не стал, опасаясь, как бы от него не потребовали срочно написать какую-нибудь справку, до которой работники наркомата были весьма охочи. Он позвонил Королеву прямо из бюро пропусков.
      - Пришел, - обрадовался капитан, - а я тут кое с кем договорился. Ты жди, я сейчас.
      Через несколько минут он спустился и повел Данилова подземным переходом в другое здание. Иван Александрович здесь был впервые, поэтому разглядывал все с любопытством.
      - Что, любуешься нашим "метро"? - усмехнулся Королев.
      - Солидно сработано.
      - Фирма. Это тебе не уголовный розыск.
      - Уж это точно.
      - Мало почтения в голосе слышу, товарищ Данилов, - Королев засмеялся и показал на дверь: - Нам сюда.
      Потом лифт поднял их на четвертый этаж, и они шли длинным коридором мимо одинаковых дверей с круглыми цифровыми табличками.
      - Все, пришли, - Королев толкнул дверь и пропустил Данилова вперед.
      Из-за стола навстречу им поднялся лейтенант с зелеными пограничными петлицами:
      - Товарищи Королев и Данилов?
      - Они самые. - Капитан достал удостоверение.
      Лейтенант бегло взглянул на него и показал рукой на дверь:
      - Товарищ полковник вас ждет.
      В небольшом кабинете, всю стену которого занимала завешанная шторкой карта, за столом сидел полковник погранвойск.
      - Товарищ полковник, капитан Королев и начальник отделения по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска Данилов, - доложил Королев.
      - Мне звонили о вас, садитесь. Я дал команду узнать, есть ли в районе действий партизанской группы интересующий вас человек.
      Полковник нажал кнопку. В дверях появился адъютант.
      - Новожилова ко мне.
      - Слушаюсь.
      "А порядок у них железный", - подумал Данилов. Он не успел спросить у Королева, к кому и зачем они идут, и поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. А спрашивать у Королева именно сейчас было совсем неудобно. Что подумает о нем полковник-пограничник? Мол, пришел, куда и зачем - не знает. Видимо, этот отдел имел какое-то отношение к партизанским отрядам. Данилов решил пока ждать.
      - Разрешите?
      В кабинет вошел майор с такими же зелеными петлицами.
      - Ну что у вас, Новожилов?
      - Мы связались по радио и получили ответ. Пономарев, начальник уголовного розыска Харькова, действительно находится в указанном вами соеднинении.
      - Спасибо. Можете идти. Ну вот, товарищи, интересующий вас человек нашелся.
      - Товарищ полковник, - Королев мельком взглянул на Данилова. И Иван Александрович увидел сразу повеселевшие глаза капитана. - Товарищ полковник, - продолжал он, - нам надо послать туда своего человека.
      - Ну что ж. На этот счет также есть распоряжение замнаркома. Кто полетит? Кто-нибудь из ваших сотрудников?
      - Нет, мои, к сожалению, все заняты. Придется послать кого-нибудь из наших коллег. - Королев кивнул в сторону Данилова.
      - Прекрасно. Поторопитесь. Он должен быть у меня к двадцати одному часу.
      Только теперь Данилов понял все до конца. Пономарев, тот самый Пономарев, о котором говорил Муштаков. Надо лететь к нему и показать фотографию того, кто выдал себя за Шантреля.
      В коридоре Королев спросил:
      - Знаешь, где мы были?
      - Нет.
      - У начальника штаба ОМСБОН полковника Орлова.
      Данилов присвистнул.
      - Так-то. Видишь, как я все организовал. Теперь знай лови своих бандитов.
      - Фирма, - Данилов хлопнул Королева по спине. - Работа высокого класса.
      - То-то. Кто полетит?
      - Я.
      - Нет, брат, не выйдет. Ты операцией руководишь, у тебя в руках все нити. Не выйдет.
      - А жаль. Я на самолете ни разу в жизни не летал.
      - Ничего, успеешь. Кончится война, возьмешь билет - и в Крым, с комфортом. Так кто полетит?
      - Думаю, Муравьев.
      - Это тот, молодой, с двумя шпалами?
      - Тот самый.
      - Вроде боевой парень. Не подведет?
      - А чего сложного? На самолете туда и обратно, да карточку Пономареву показать. Всего страху сутки, - наивно, словно не понимая, ответил Данилов.
      - Это точно. Дело пустяшное. Рейс Москва - Великие Луки с посадкой в живописных местах. - Лицо Королева стало строгим. - Все может случиться, Иван Александрович, ведь в тыл летят.
      - Я за него ручаюсь, Виктор Кузьмич, а если моего слова мало, то возьми у нас в парткоме рекомендацию, которую я вчера ему написал. Для вступления в партию, между прочим.
      МУРАВЬЕВ
      Минут через сорок машина остановилась. По темным окнам скользнул узкий луч фонаря.
      - Документы, - скомандовал кто-то невидимый в темноте.
      Полковник Орлов, сидевший на переднем сиденье, протянул бумаги. Часовой внимательно читал их, потом передал еще кому-то. Наконец раздался голос:
      - Пропустить.
      Со скрипом распахнулись металлические ворота.
      "Наверное, приехали на аэродром", - понял Игорь.
      Еще минут десять машина шла в кромешной темноте. Муравьев из-за спины Орлова, напрягая зрение, пытался разобрать что-нибудь на черном экране лобового стекла. Сначала ничего не было, но потом привыкшие к темноте глаза начали различать большой предмет, лежащий на земле. Он пытался понять, что это такое, но так и не понял. Машина остановилась.
      - Приехали, - обернувшись, сказал Орлов.
      Игорь вышел на летнее поле, пошел за полковником. Постепенно контуры неизвестного предмета стали вырисовываться точно, и он понял, что это самолет. Вот только какой, Муравьев не знал.
      К Орлову подошел военный и доложил, что все в порядке.
      - Вот тот самый человек, которого приказано доставить в отряд, сказал Орлов. - Пойдемте, товарищ Муравьев, - повернулся он к Игорю.
      Военный пожал Муравьеву руку, пробормотал фамилию.
      - Скорее идите к трапу.
      - Спасибо, товарищ полковник. - Игорь шагнул к Орлову.
      - Не стоит, мы же одно дело делаем. - Он крепко пожал руку Игорю. Помните, если что случится, действуйте по обстановке, не забывайте о звании чекиста.
      - Я все сделаю. - Голос Муравьева сорвался от волнения.
      - А вот волноваться не надо, это же наша работа. Ну, счастливого полета. - Полковник легонько подтолкнул Игоря к машине.
      У трапа его кто-то услужливо подсадил.
      - Осторожно, осторожно, - предупредил чей-то голос.
      Игорь, оступившись, шагнул в черный проем двери. В салоне пахло бензином, нагретым металлом и еще чем-то пахло, только вот чем, Муравьев никак не мог определить. Он сделал несколько шагов по покатому полу. Впереди в темноте светились приборы. "Кабина", - понял Игорь и, больно ударившись коленом об острый выступ, почти упал на узкое металлическое сиденье у борта.
      Колено ныло длинной пронизывающей болью, и Игорь подумал, что в такой ситуации ему только ногу сломать не хватает. Постепенно он освоился с темнотой и понял, что кроме него здесь есть еще люди.
      Загрохотал пол под чьими-то тяжелыми шагами, с лязгом закрылась дверь. Потом взревел мотор, и машина, чуть подпрыгивая, покатилась по полю.
      Сразу же вспыхнула маленькая лампочка над дверью кабины пилотов, и Игорь увидел, что у противоположного борта сидят три человека в комбинезонах и летных шлемах. В салон вышел стрелок, он, пройдя в хвост самолета, занял место у турельного пулемета.
      - Если кто хочет, то курите, - бросил он на ходу.
      Игорь достал папиросы, протянул пачку своим спутникам. Они молча взяли и так же молча закурили. Видимо, разговаривать с ним не хотелось. Муравьев приставать не стал. Он, прислонившись к борту, весь отдался новому ощущению полета.
      Когда несколько часов назад в управление приехал Данилов и, вызвав его в свой кабинет, сказал: "Собирайся, полетишь к партизанам", - он сразу не поверил. Начальнику отделения пришлось несколько раз подряд повторить эту фразу, пока смысл ее дошел до Игоря.
      На инструктаж и сборы ушло около часа. Муравьев взял фотографию, спорол с гимнастерки петлицы, отвинтил орден, вместо милицейского герба прикрепил к фуражке звезду. В одном он слукавил. Свое муровское удостоверение не оставил в сейфе, а взял с собой. На всякий случай. Кроме того, в полевую сумку он сунул пять снаряженных обойм к ТТ. Всего получилось семь. Мало ли что. Тыл есть тыл. Только потом, через день, понял, как был прав.
      И вот, сидя в самолете, Игорь думал о великой силе Закона. Если для многих других слово это было понятием абстрактным, то для него, человека, призванного охранять Закон, оно приобретало особо важный и глубокий смысл. Вот он летит в самолете. Летит над землей, на которой идет самая страшная в истории война. Для него гудят двигатели. Зачем пилоты вглядываются сквозь плексиглас колпака в темную даль, спрашивал он себя и сам отвечал: для торжества Закона, единственной правды, установившейся на одной шестой территории земного шара. Человек, пытающийся нарушить Закон, переступить через него, всегда бывает наказан. Рано или поздно, но наказан. Потому что так требует справедливость, имя которой Закон. Он не знал и, конечно, никогда не узнает, что приблизительно то же в течение двух дней говорил капитан Королев, переходя из кабинета в кабинет огромного здания на Лубянке.
      В одних ему сочувственно признавались, что, к сожалению, просто ничем не могут помочь. В других отмахивались и не хотели слушать.
      А в одном из кабинетов комиссар госбезопасности третьего ранга, внимательно выслушав, сказал с сильным восточным акцентом:
      - Слушай, капитан, тебе что, делать нечего? А?! Ты с чем ко мне пришел? С глупостью пришел. Ты делом займись. Понимаешь! А то я тебе сам дело найду! Ишь ты!