Глобальная культура коммуникаций

Все это представляло систему ценностей, которой придерживается человек западной цивилизации. Эта система ценностей определяла значимость для человека всех объектов окружающего мира, как материальных, так и духовных. В свое время В. И. Ленин тенденцию развития общества выразил так: победит та социальная система, в которой будет выше производительность труда. Сейчас уже понятно, что пока побеждает та система, которая целью экономической деятельности сделала высокопроизводительное производство конкурентоспособных предметов массового потребления.

Модели потребления, «транслируемые» массовыми коммуникациями, не только открыли дорогу глобализации, но и подготовили к этому процессу мировое общественное мнение. До последнего времени (мировой экономический кризис отчасти приостановил глобализационный процесс) эти модели были в авангарде глобализации, порой приобретая уродливые формы. Пример тому – модель «гламура». Человеку рекомендуется жить роскошно, отдыхать в пятизвездочных отелях на экзотических островах, иметь самые роскошные украшения, жить в «супердомах» (а лучше – во дворцах или замках), ездить на самых дорогих, даже уникальных автомобилях. Эту модель породила практика сверхприбыльных финансовых спекуляций, вознесшая ее участников на вершину потребления. Следовательно, можно «предсказать прекрасные дни и будущий апогей системы индивидуалистических ценностей, центр тяжести которой перемещается от предпринимателя и индивидуального вкладчика – центральных фигур конкурентного капитализма – к индивидуальному потребителю, расширяющемуся сразу до всей совокупности индивидов в той же мере, в какой происходит расширение технобюрократических структур», – считает Ж. Бодрийяр[49].

Такая «сверхпотребительская» модель, продвигаемая массовыми коммуникациями, прежде всего Интернетом, была порождена самой глобализацией. Эта модель, по крайней мере на нынешнем этапе, затормозила ее развитие, что выразилось в экономическом и финансовом кризисе, активно проявившемся в 2008 г.

Экспансия моделей потребления, начавшаяся еще в первые годы «холодной войны», породила своего рода идеологию потребления, которая, по сути, стала господствующей в странах Запада и в России после распада Советского Союза.

Основные постулаты этой идеологии:

примат индивидуалистических ценностей, расширяющий мир личности в сторону потребления и наслаждения и ограничивающий ее мир духовный и профессиональный;

? свобода, понимаемая как индивидуализм, ибо коллективизм, ориентация на социум мешают потреблять;

? «потребительская» демократия, регулирующая агрессивность в мире потребления;

? правая экономическая политика при «левых» технологиях «паблик рилейшнз».

? Если продвижение моделей потребления породило идеологию потребления, положило начало процессу всеобщей глобализации, то экономическая и финансовая глобализация открыла рынок культуры и идеологии. Глобальные коммуникации создали этот рынок, активными «агентами» которого стали транснациональные корпорации, производящие продукты массовой культуры, и центры культурно-идеологической экспансии, «производящие» и распространяющие идеологические, культурологические и политические смыслы, ценности, символы и стандарты, которые являются, по сути, разновидностями идеологии потребления.

Среди транснациональных корпораций культуры первые – Голливуд и «The Walt Disney Company». A среди центров экспансии самые эффективные – Гуверовский институт войны, революции и мира в Стэнфордском университете (интеллектуальный оплот американских консерваторов), Центр международного развития при Гарвардском университете, Институт А. Эйнштейна при Гарвардском университете, Центр российских и евразийских исследований им. Дэвиса при Гарвардском университете, Школа углубленных международных исследований им. П. Нитце при университете Дж. Хопкинса, «RAND Corporation», Фонд Д. Карнеги, американский Фонд Д. Маршалла, американский Институт мира, американский Институт предпринимательства, Институт Брукингса, организация «Heritage Foundation» и др.

Благодаря создаваемому ими потоку «ключевых посланий» и интеллектуальных продуктов, питаемому значительными финансовыми вложениями, складывается глобальный рынок культуры, идеологии и политики. Это новое качество глобализации, еще до конца не осознанное, но служащее глобальному социальному контролю масс. Этому же служит и размывание национальной идентичности. Когда понятие национального исчезает, перед развитыми и развивающимися странами встает актуальная проблема установления идентичности.

И тогда возникает еще один взгляд на процесс глобализации – на основе идеи самобытности сопротивления М. Кастельса. Если концепции глобализации (по Валлерстайну, Фукуяме, Фридману) предполагают экспансию смыслов, образов, капиталов, товаров, услуг, технологий, стандартов, ценностей, наконец революций, то сопротивление такой экспансии дает право на жизнь процессу глобализации, основанному на самобытности гуманитарного сопротивления. Глобализация как экспансия подминает под себя страны и народы силой мирового рынка капиталов, технологий и компетенций, идеологии и культуры, генерируемых транснациональными корпорациями. А глобализация как гуманитарное «самобытное сопротивление» порождает центры кристаллизации смыслов и образов, индустриального производства товаров и услуг, предложений сырья и даже социальных революций. На политическом языке центры кристаллизации – блоки стран и народов.

Гуманитарное сопротивление не отменяет экспансию. Но экспансия через сопротивление делает глобализацию сбалансированной.

Экспансия может идти под флагом имперскости, когда предполагается существование одного центра силы – Запада, а может – под флагом самобытности сопротивления, когда предполагается наличие взаимодействующих центров кристаллизации. Второй путь предпочтительнее, но он требует развитой культуры коммуникаций.

КОММУНИКАЦИИ, ОБСЛУЖИВАЮЩИЕ ГЛОБАЛИЗАЦИЮ

Глобализация требует информационной прозрачности мира, беспрепятственного движения интеллектуальных и материальных продуктов, экспансии «ведущей» культуры, а для этого нужны коммуникации. Они обеспечивают продвижение, экспансию идей, товаров, капиталов, технологий и лидеров.

Глобализация имеет свое «коммуникационное измерение». Принято считать, что коммуникация – это взаимодействие субъектов на основе обмена информацией и непосредственного общения, а также средства и способы такого взаимодействия – финансового, материального, социального, политического и духовного. Коммуникация – это система организации информационных акций, подразумевающая деятельность коммуникаторов, т. е. центров бизнес-экспансии, культурно-политической экспансии, а также каналов коммуникации, и взаимодействие с объектами, на которые направлены усилия коммуникаторов.

При этом коммуникация приобретает ярко выраженный характер – либо деловой (экономические, промышленно-технологические), либо массовой (социальные, политические, культурные). Но и деловые, и массовые в условиях глобального рынка связаны с финансовыми коммуникациями, которые стали, по сути, базисной инфраструктурой глобализации. Она обеспечивает взаимодействие коммуникаций по законам рынка. Она переводит экономические, промышленные, торговые, культурные, политические, идеологические отношения в отношения финансовые, ориентирующиеся на единое мировое финансовое пространство, построенное на ведущих мировых валютах.

В финансовых коммуникациях главными коммуникаторами выступают транснациональные корпорации, Всемирная торговая организация, Международный валютный фонд, Мировой банк, Европейский банк реконструкции и развития, финансовые биржи, различные банковские и кредитные организации, инвестиционные фонды. За процессом активного развития финансовых коммуникаций стоят Соединенные Штаты Америки. В 1990 г. там был заключен так называемый Вашингтонский консенсус – соглашение между Министерством финансов США, Международным валютным фондом и Мировым банком о совместной борьбе против всех препятствий на пути мировой торговли. Можно сказать, что США «бросили свой несравненный военный и экономический вес, свою фактическую гегемонию ради открытия мировой экономики, ради создания многосторонних международных институтов, активно участвуя в многосторонних раундах торговых переговоров, открывая собственный рынок для импорта, предпринимая действенные шаги по реализации торгового либерализма»[50].

Финансовые коммуникации оперируют такими англоязычными терминами, как: «акции», «фьючерсы», «дивиденды», «деривативы», «лизинг» «диверсификация», «миноритарии», «оферты» и т. п. В условиях глобализации эти коммуникации «работают» на английском языке, приучая мир к его ведущей роли. Английской финансовой терминологией пользуются в первую очередь экономисты, финансисты, бизнесмены. Но так как финансовые отношения универсальны, в определенной мере касаются всех социально активных граждан, то англоязычные финансовые термины «перетекают» в родные языки. Проблема в том, сумеет ли национальный язык адаптировать, переработать англоязычную финансовую терминологию, сделать ее своей органичной частью. Если национальный язык достаточно силен, то, впитав новую терминологию, он останется суверенным языком суверенной страны.

Новые технологии финансовых коммуникаций, основанные на едином языке, единых понятиях, современных средствах связи, позволяют достичь принципиально иного уровня скорости обработки данных, стимулируют создание сетей крупнейших финансовых учреждений по всему миру. Сокращение транзакционных издержек способствует становлению международных и региональных торговых и экономических режимов, которые стимулируют перемещение производств за границы национальных государств. Финансовые коммуникации «прокладывают пути» продажи товаров через континенты, обеспечивают слияние и поглощение компаний и корпораций.

Финансовые коммуникации обеспечивают глобализации такое ее качество, как рыночность. Они сводят ценности мира во всех их проявлениях к единому эквиваленту – деньгам, предстающим в мировой валюте – американском долларе или евро. В глобализирующемся обществе любая ценность, как материальная, так и духовная, становящаяся предметом финансовых коммуникаций, измеряется деньгами. Поэтому финансовая власть, власть мировой финансовой элиты, становится тотальной. Рыночность и тотальность – это сущностные, родовые признаки глобализации, которые можно объединить одним понятием – экспансия.

Вслед за базисными финансовыми коммуникациями набирают силу коммуникации культурные и политические, нацеленные на распространение идей, ценностей, стандартов и «культурных продуктов» посредством средств массовой информации, Интернета, образования, массовой культуры, рекламы и пропаганды. Культурные и политические коммуникации – это не просто обмен информацией, а информационная культурно-политическая экспансия, влияющая на народ, подвергающая трансформации его самоидентификацию и имидж.

Развитие глобального рынка явно подвигло Запад на культурную и политическую экспансию, чтобы попытаться изменить коды (стандарты) власти и культур народов других стран. Если в процесс самоидентификации народа вмешиваются глобальные коммуникации, то транслируемые ими коды могут помешать существованию единства ментальной и информационной идентичности власти, средств массовой информации и народа в определенной стране.

И тогда актуальной становится идея самобытности сопротивления глобальной экспансии. Но воплощение ее весьма затруднительно. Культурные и политические коммуникации, в условиях глобализации переплетающиеся с финансовыми, нацеленные на экспансию новых стандартов в культуре, образовании, идеологии и политике, предполагают наличие транснациональных центров культурно-политической экспансии, «разрабатывающих» месседжи (послания на основе смыслов) остальному миру. Этот интеллектуальный продукт содержит транслируемые коды. Здесь сильны США – своими научными центрами, фондами, институтами, университетами, компаниями, собирающими интеллектуалов по всему миру, сильны разработанными смыслами, массовой продукцией кинематографа, телевидения и СМИ.

Коммуникации – главное средство управления глобализацией. Но развитию глобальных коммуникаций мешает суверенность государств с их территориальными границами, т. е. следование принципам вестфальской системы, сложившейся на основе Вестфальского мира (1648)[51]. Чтобы разрешить это противоречие, идеологи глобализации предлагают организовать управление глобализацией по сетевому принципу, при котором коммуникационные послания исходят не от властных центров государств, а от наднациональных органов, как в Евросоюзе, и параллельно от транснациональных корпораций и центров экспансии – «кураторов». По их разумению, созданная таким образом коммуникационная сеть сможет заменить государственную власть и определять экономическую, политическую, культурную и нравственную жизнь общества. При этом подразумевается, что транснациональные корпорации и центры экспансии принадлежат одному государству – США, осуществляющему функции глобального лидера.

В духе этой идеи в американских центрах экспансии разрабатываются многочисленные смыслы-концепции «мягкого суверенитета», «гуманитарной интервенции», «движения этносов к самоопределению» и т. п. Интересно на сей счет высказывание американского политолога М. Гленнона: «Эти и другие устаревшие догмы [теория справедливых войн или представление о равенстве суверенных государств. – Авт.] покоятся на архаических представлениях об универсальной истине, справедливости и морали… Крайне разрушительной производной естественного права является идея равной суверенности государств… Отношение к государствам как к равным мешает относиться к людям как к равным»[52].

То, о чем говорит М. Гленнон – есть проявление постмодернизма в политике.

СЕТЕВОЕ СООБЩЕСТВО – НОВОЕ КАЧЕСТВО МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ

Создание и развитие Интернета качественно повлияло на массовые коммуникации. Интернет породил интернет-сообщество, которое, в свою очередь, влияет на социальные изменения в мире. Благодаря Интернету общество постепенно меняет свой образ – от иерархической системы («общество как фабрика») к сетевой. В сетевом сообществе устойчивость политической и экономической систем определяют не соподчиненные вертикальные связи, а горизонтальные свободно образующиеся коммуникации.

В эпоху индустриального развития источником социального взаимодействия людей были средства массовой информации, транслировавшие продукты пропаганды и действовавшие в рамках определенного пространства – страны, региона, города. Интернет все меняет. Пространство (как ген социальности) преобразуется в сеть, не имеющую границ. Рождается новая форма социального взаимодействия – сетевое сообщество. Его основа не пространство, не территория с ее границами, а сеть, «накрывающая» территории, не знающая границ. Интернет впитал в себя митинги, собрания, общественные форумы, демонстрации. Он хорошо служит глобализации.

Особенности такого сообщества отмечает американский социолог Б. Улман: это – сети межличностных связей, обеспечивающие социальное взаимодействие, поддержку, информацию, чувство принадлежности к группе и социальную идентичность. Эти связи между людьми в процессе общения, работы, отдыха, решения житейских проблем зависят не от пространства, а от средств коммуникации: компьютеров, мобильных телефонов. Такое сообщество предстает не безликой массой, толпой, а массовым собранием личностей. Социальное взаимодействие вне границ основано на личностях, имеющих свои особенности. Для них привычен распад традиционной семьи, индивидуализация отношений между трудом и капиталом, индивидуализм в образе жизни. Сетевое сообщество как новая модель социальности живет в состоянии сетевого индивидуализма (по М. Кастельсу). Но ведь это новое состояние массового общества – индивидуализм как образ жизни, присущий всем. И именно Интернет становится инструментом массовой коммуникации, которая распространяет сетевой индивидуализм.

М. Кастельс подчеркивает, что сетевой индивидуализм – это социальная структура, а не собрание изолированных индивидов. Эти индивиды создают внепространственные сети, блоги, форумы, руководствуясь своими интересами и ценностями. Разные по форме, они схожи по содержанию. Разнообразие форм при единстве содержания – вот что такое сетевой индивидуализм как новая ступень развития массового общества. Рождается доминирующая структура, утверждает Кастельс, воплощением которой становятся эгоцентричные сети, которые предполагают приватизацию социальности.

Но приватизация социальности мало похожа на традиционное гражданское общество. Это преобладание интересов и ценностей индивидуалов. «Я ушел в Сеть, и не трогайте меня, мое жизненное пространство без границ приватизировано мною» – особенность члена массового общества нового типа.

В мире сетевого индивидуализма – эгоцентричных сетей, в мире свободно образующихся коммуникаций правят бал лидеры общественного мнения – пассионарные агенты Сети. Если традиционные СМИ объединяют индивидов, работая по схеме «информационный посыл – нужная реакция публики», то в интернет-сообществе информационный посыл изменяется, усиливается или стихает исходя из позиции «лидеров Сети». Они становятся теми центрами, вокруг которых плетется Сеть, вырабатывается консенсус.

«Лидеры Сети», своего рода элита Интернета, вербуют сторонников тех или иных смыслов и образов среди «индивидуалов». Лидеры общественного мнения собирают интернет-публику вокруг определенных смыслов, культурных ценностей. Так рождаются общественные движения, которым свойственна определенная культурная идентичность – самобытность сопротивления. Такие спонтанные объединения, движимые «лидерами Сети», которые вдохновляются энергией определенных событий и явлений, больше способны повлиять на общественные изменения, нежели традиционные институты власти или институты гражданского общества. Возможен и другой сценарий, когда на «лидеров Сети» влияют не столько те или иные события, сколько стратегии «фабрик мыслей», вынашивающих планы социальных изменений на определенных территориях.

Возникшее интернет-сообщество как некий центр идентичности и сопротивления привлекает интерес массмедиа и через них влияет на соответствующие институты и структуры. Это схема действий протестных движений и движений сопротивления. Среди движений сопротивления наиболее заметные – «цветные», повлиявшие на смену лидеров в ряде стран, а среди протестных движений самое известное – движение антиглобалистов.

Изначальный сигнал движение антиглобалистов получило от некоего независимого медиацентра, обосновавшегося на территории США. Транслируемые им смыслы активизировали ряд «лидеров Сети», выступивших в роли катализаторов создания глобальных независимых медиацентров, объединенных в информационную инфраструктуру мирового движения антиглобалистов. Это движение не имеет постоянного центра, структурированной организации, системы управления, объединяющей программы. По сути, это некая «молекулярная структура», объединяемая смысловой идентичностью и свободой создания образов, относящихся к институтам глобализации. Такие спонтанные сетевые движения объединяются лишь для проведения совместных акций и тут же исчезают, переориентируясь на новые проблемы. В Интернете ни одно движение не может быть «арестовано» или кем-либо контролируемо (кроме как специализирующимися на борьбе с сетевыми сообществами бандами хакеров, с которыми борются).

Если традиционные СМИ, достигнув к концу XX в. наибольшего могущества, становились инструментами правящих элит, манипулирующих массами, то Интернет как информационная сеть, демократичная по своей природе, выступает в качестве альтернативы СМИ. Благодаря сетевым движениям, Интернет стал, по выражению Кастельса, центром социальной мобилизации. А это усиливает «самобытное сопротивление».

В связи с этим контроль интернет-пространства приобретает особую актуальность. События последних лет, начиная с 2009 года, значительно стимулировали интерес к проблеме контроля всемирной сети. Здесь и появление вируса Stuxnet, нанесшего заметный ущерб иранской ядерной программе и показавшего возможности кибероружия для разрушения инфраструктурных систем. Здесь и активное использование социальных сетей для организации общественных протестов и выступлений в странах Северной Африки и Ближнего Востока. По крайней мере эти события показали растущую уязвимость государств от рисков, вызовов и угроз, исходящих из интернет-пространства, которое становится не столько ареной сотрудничества, сколько ареной противостояния. По одну сторону этого виртуального противостояния оказались Россия, Китай, Казахстан, Белоруссия и другие присоединившиеся к ним страны, по другую – Соединенные Штаты Америки и страны, ведомые США.

В сентябре 2011 года Россия представила мировому сообществу два программных документа – «Правила поведения в области обеспечения международной безопасности» и проект конвенции ООН «Об обеспечении международной информационной безопасности». В этих документах предложены нормы регулирования сети с учетом военных, политических, террористических и криминальных вызовов и угроз. Россия предлагала запретить милитаризацию сети, использование ее для вмешательства в дела других стран, для свержения неугодных режимов и при этом предлагала предоставить правительствам широкую возможность действий внутри национальных сегментов интернета.

США восприняли российские инициативы как попытку ввести государственный контроль над интернетом. Объединив вокруг себя ряд стран, США образовали коалицию «За свободный интернет», в основе которой непризнание принципа «национального интернета», но признание принципа доступа к интернету как универсального права человека, которое ни в коем случае нельзя ограничивать. При этом американцы не считают, что взлом цензурных барьеров других стран в интернете является вмешательством в их внутренние дела. Шпионаж, терроризм, криминал с использованием сети участники коалиции считают более серьезными угрозами, чем вмешательства в дела других стран, информационные войны в интернете или межгосударственные интернет-конфликты.

Сегодня Госдепартамент США использует информационные технологии для решения геополитических задач. Это так называемая «цифровая дипломатия», которую американцы называют искусством управления государством в XXI веке. Информационные технологии в обличье «цифровой дипломатии» делятся на публичные и скрытые, «темные». Публичные – это распространение информации через блоги американских послов, странички Госдепартамента в Facebook и Twitter, каналы в YouTube.

А вот «темные» технологии – это явный инструмент дестабилизации неугодных режимов. Финансируются проекты по созданию и распространению технологий, позволяющих обходить цензуру в сети. Эти технологии действуют параллельно с поддержкой оппозиции в «неугодных» странах. Создаются так называемые «технологические лагеря», где оппозиционеров обучают цифровым технологиям, погружают в виртуальные игры, в которых на основе игровых платформ и мобильной связи создаются социальные и политические ситуации, имитирующие продвижение идей прав человека и демократии, и ведется обучение тактике протестного поведения. Американский Госдеп в сотрудничестве с Пентагоном отрабатывает системы «теневого интернета» и автономных сетей мобильной связи, развертывание которых позволяет оппозиционерам обмениваться информацией, обходя запреты властей. Именно после выявления роли социальных сетей при мобилизации масс в ходе «арабской весны» и обнародования СМИ данных о создании Госдепом «теневого интернета» в России, в ОДКБ задумались о необходимости выработки механизмов противодействия информационным усилиям США[53].

Но искусство управления государством и государствами, а отсюда и миром посредством «цифровых технологий» в видении Госдепа представляет такую объемную, взаимосвязанную программу, в которой борьба за свободу интернета является лишь частью глобального управления. Весомое место занимают социальные программы для конкретных стран. Например, была разработана программа, с помощью которой жители Мексики могут анонимно посредством SMS уведомлять полицию о местах продажи наркотиков. «Когда люди знают, что это безопасно для них, они охотно используют эти технологии, – говорит советник госсекретаря США А. Росс. – Другой пример – Гаити после землетрясения. Мы дали им возможность бесплатно с помощью SMS сообщать о раненых, нехватке бензина, лекарств и еды. Также посредством SMS мы собирали со всего мира пожертвования в адрес пострадавших – всего более $35 млн»[54]. В посольстве США в Москве появилась новая штатная единица – советник по инновациям. Именно он будет курировать реализацию новой информационной стратегии Госдепа. Такие сотрудники появятся еще в ряде ключевых диппредставительств США за рубежом. Возможно, – пишет газета «Коммерсантъ», – уже скоро в России появятся новые американские проекты, аналогичные мексиканскому, – разработанные, естественно, с учетом специфики РФ[55]. США, используя различные фонды, готовы оказать, по словам заместителя помощника госсекретаря США Т. Мелиа, – «долгосрочную поддержку российским неправительственным организациям, работающим на благо политического плюрализма и свободного общества»[56].

И наконец, весомой частью американской программы «цифровых технологий» глобального управления становится постоянный мониторинг интернет-пространства. Если брать политическое, идеологическое, культурно-ценностное интернетпространство, то образы рожденные сетевыми сообществами и «воюющие» в этом пространстве по всему миру, отслеживаются и используются США, – исполняющими недостижимую для большинства стран роль контролера социальных, идеологических и политических процессов. В основном посредством мобилизации киберпространства.

В ЦРУ существует спецподразделение, неофициально называющее себя «библиотечные ниндзя», которое занимается мониторингом записей в социальных сетях по всему миру. Об этом сообщило агентство Associated Press, чьи корреспонденты побывали в секретном технопарке ЦРУ По данным агентства, аналитики подразделения просматривают в день до 5 млн одних только записей в Twitter. Кроме того они отслеживают посты в Facebook и других соцсетеях, а также анализируют информацию из местных телеканалов, радиостанций, газет и локальных интернет-форумов. Вся информация в виде отчетов затем в ежедневном режиме докладывается президенту США Бараку Обаме на внутренних брифингах в Белом доме. При этом «библиотечные ниндзя» фокусируются на информации из зарубежных источников, они подчеркивают, что не мониторят американские соцсети. Впервые, по данным Associated Press, подобные группы специалистов появились в ЦРУ после теракта 11 сентября. Тогда власти говорили, что они необходимы для борьбы с терроризмом. Однако с тех пор они заметно расширили свою деятельность. Всего в Центре открытых источников (это официальное название подразделения) работает несколько сотен сотрудников. Самые ценные из них, по словам директора подразделения, это «эксцентричные дерзкие хакеры, которые знают, как найти информацию, о существовании которой другие даже не догадываются». Глава центра сравнивает их с главной героиней криминального романа «Девушка с татуировкой дракона». Среди «библиотечных ниндзя» много лингвистов, чьи знания необходимы для отслеживания активности в соцсетях Китая, Пакистана, Ирана, Ирака, Турции и других стран[57].

Входя в роль контролера, Госдепартамент США инициировал специальную информационную программу – «Команду по цифровым внешним контактам». Перед разработчиками этой программы была поставлена задача эффективно противодействовать антиамериканской информации в Интернете, снижать угрозы для Америки и продвигать свободу. Сотрудники отдела публичной дипломатии Госдепартамента США ежедневно выходят «в Интернет, в чаты, на популярные интернет-сайты и в ряде случаев на блоги и разговаривают об американской политике, исправляют ошибки, которые имеют место, а также отсылают людей к правильным документам». Разговор ведется на языках регионов, наиболее важных или опасных для интересов США (в частности, на арабском, фарси и урду). В перспективе предполагается привлечь к этой работе и русскоязычных специалистов, которые будут вести «войну идей» (в частности, борьбу с экстремизмом) в русском Интернете[58]. Начиная с 2011 г. Госдепартамент США открывает микроблоги в сети «Twitter» на языках русском, китайском и хинди, чтобы общаться с гражданами этих стран, с представителями оппозиционных течений.

Похоже, что контроль над Интернетом из единого центра, находящегося в США, явно столкнулся с «самобытным сопротивлением» в масштабах всего мира.

Глава 4

КУЛЬТУРА КОММУНИКАЦИЙ ДЛЯ ГЛОБАЛЬНОГО КОНТРОЛЯ МАСС

ГЛОБАЛЬНЫЙ КОНТРОЛЬ МАСС

Глобальный контроль масс нужен для того, чтобы массы восприняли некий набор ценностей, определяющих их позицию в отношении образа жизни, власти и ведущих игроков на мировой сцене. Он подразумевает формирование у населения различных стран потребностей в определенных стандартах жизни, деятельности, политики и культуры, задаваемых транснациональными корпорациями и центрами культурной и политической экспансии, распространяемых посредством глобального рынка, инструментов демократии, влияния на массы с помощью глобальных (не признающих границ) массовых коммуникаций – образования, пропаганды, массовой культуры и рекламы.

Глобальный контроль масс – это приобщение масс к внесуверенной демократии, т. е. к демократии вообще, без учета истории, традиций, менталитета, архетипов народов. Это процесс, ведущий к утрате национальной идентичности и национальных интересов. При глобальном контроле масс общецивилизационные ценности, «очищенные» от всего национального, ставятся во главу, а национальные – подавляются, разлагаются архетипы, коды нации и народа, деформируется их прошлое. За ценностными конфликтами стоит диктат глобального рынка, единой мировой системы потребления товаров, услуг и культурных ценностей, в том числе и языковых, – всего того, что объединено понятием «Запад».