Но майор Зайончковский не изменился до такой степени, как предположил полковник. Выслушав доклад поручника Барбары Шливиньской, комендант милиции в Забегово принял решение.
      – Прекрасно, что вы не согласились на задержание Владимира Ковалевского в Нысе. Мы сами это сделаем при первой же возможности.
      – Думаю, с этим надо немного подождать, – возразила девушка. – У нас пока еще нет неопровержимых доказательств его вины.
      – Нечего ждать. Мы больше ничего не узнаем. Будем действовать неожиданно. Возьмем его прямо с машины, а тем временем милиция в Нысе официально сделает обыск на квартире Ковалевского. Он уверен, что мы ни в чем его не подозреваем, поэтому, как возьмем его в оборот, сразу размякнет. А кроме того, найдем пистолет. Это будет неопровержимое доказательство.
      Шливиньска хотела сказать, что такую небольшую вещь, как пистолет, легко спрятать, да так, что никто не найдет до конца жизни. Однако, подумав, отказалась от ненужного обмена мнениями. Она знала, что Зайончковского не переубедить. Зачем же настраивать начальника против себя?
      – Пистолет наверняка найдем в машине, – размечтался майор. – Такой бандит не ездит без оружия. Нужно только умело подойти, чтобы он не смог им воспользоваться.
      Задержание Ковалевского было проведено очень ловко. Вскоре после разговора Зайончковского со Шливиньской машина оптового склада «Сполем» выезжала из Забегово.
      На выезде из города ее остановил дорожный патруль милиции.
      – Попрошу документы, – потребовал поручник Анджей Стефаньский.
      Ковалевский подал документы на машину, водительские права, паспорт и путевой лист.
      – В порядке, – отметил представитель милиции. – Прошу выйти. Проверим фары и тормоза.
      Водитель передвинулся на соседнее сиденье. Его место занял офицер. Попробовал контакты.
      – И это в порядке, – сказал он.
      – У меня всегда все в порядке.
      Стефаньский включил зажигание, двигатель заработал, и машина немного проехала вперед. Он нажал на педаль тормоза.
      – Слабый.
      – Что вы говорите, поручник, она же сразу остановилась!
      – Не совсем сразу. Если бы дорога шла под откос и нужно было резко затормозить, вы бы оказались в кювете.
      – Тормоза в порядке, – настаивал Ковалевский.
      – Поедем в комендатуру и проверим. У нас там есть диагностический аппарат. Это займет не больше десяти минут. Я считаю, что с такими тормозами нельзя отправляться в рейс.
      – Хорошо, хорошо, поедем в комендатуру. Можете проверять что хотите. – Водитель был уверен в своей машине.
      Подъехали к зданию комендатуры милиции.
      – Пройдемте наверх, – сказал Стефаньский, – я должен выписать распоряжение.
      Когда Ковалевский вошел в комнату, где обычно сидела пани Зося, секретарь коменданта и двое милиционеров быстро и умело обыскали очень удивленного этим водителя.
      – При нем нет оружия, – сказал один из обыскивавших.
      – Да вы что! – возмутился Ковалевский.
      – Ведите дальше. – Стефаньский показал на дверь кабинета Зайончковского. Там уже ждали майор, Шливиньска и Зося с пишущей машинкой.
      – Садитесь. – Майор показал рукой на стул у стола.
      – Что такое, пан комендант? Так на меня набросились, будто я бандит какой. Что это значит?
      – Хотим с вами поговорить. Прошу протоколировать. – Эти слова майор адресовал Зосе. – Имя, отчество, фамилия, место жительства, гражданское состояние?
      Ковалевский спокойно отвечал на стереотипные вопросы.
      – Судимы были?
      – Вам же все известно, пан майор. Когда вы наконец оставите меня в покое? Был молодой, глупый. Поддался уговорам старших. Я свое отсидел, но вы по-прежнему считаете меня бандитом. Думаете, я не знаю, как в Познани, а потом тут, в Нысе, следили за каждым моим шагом? Даже недавно, когда подрались два головореза, милиция сразу приехала на базу и вынюхивала, что Ковалевский делал в тот вечер.
      – Успокойтесь и отвечайте на мои вопросы.
      – Был судим! – со злостью выкрикнул водитель. – Пятнадцать лет по статье 225 Уголовного кодекса. Того, старого.
      – Вы хорошо ориентируетесь в правовых нормах.
      – Если постоянно имеешь с вами дело… – огрызнулся Ковалевский.
      – Что вы делали 25 июня этого года?
      – Будто я помню. Наверное, ездил куда-нибудь с товаром. Проверьте на складе.
      – Проверили. Вы привезли в Забегово муку, макароны и консервы. В Нысу вернулись только поздно вечером.
      Водитель минуту раздумывал.
      – Правильно, – ответил он. – Я четыре часа ремонтировал машину. Сломалась сразу после выезда из города. Еле дотянул до ближайшей стоянки.
      – Когда машина находилась на стоянке, вас там не было.
      – Я вынужден был вернуться в Забегово. Вышел из строя нагнетательный насос. Запасного у меня не было. В Забегово купить тоже не удалось. Пришлось все же ремонтировать на стоянке.
      – Кто это делал?
      – Метковский.
      – Владелец мастерской показал, что, когда он ремонтировал насос, вы при этом не присутствовали.
      – Нагнетательные насосы вообще-то не ремонтируются, а меняются. Метковский только потому согласился его отремонтировать, что хорошо меня знает. Я прекрасно понимал, что такая муторная работа займет у него не меньше трех часов, и пошел в кино.
      – Какой фильм смотрели?
      – «Второе лицо крестного отца».
      – Вы вернулись в мастерскую, когда уже стемнело.
      – Фильм кончился в начале девятого. Я еще сходил на вокзал и что-то съел в буфете. А что, это нельзя?
      – Вы случайно не встретили в кино кого-нибудь из знакомых? Или на вокзале?
      – Не помню. Что это вы, пан майор, так меня расспрашиваете, будто я кого-то убил?
      – Один раз это с вами уже случилось.
      – Я же сказал – был молодой, глупый. Свое я отсидел. Чего вы цепляетесь?
      – Мы не цепляемся. Но именно в то самое время, когда вы чинили насос и вдруг воспылали такой любовью к кино, был убит Винцент Адамяк.
      Ковалевский начал смеяться.
      – Вы вроде как с ума сошли. Зачем бы я стал убивать того хулигана? Я вообще его не знал.
      – Однако называете его хулиганом. Это странно.
      – Все о нем так говорили. Даже милиционеры, которые нашли его у реки.
      – Вы и об этом знаете?
      – А как же мне не знать? В газетах писали, весь город трясло от этого преступления.
      – Вы не ссорились с Адамяком?
      – Нет. Однажды какой-то балбес хотел украсть у меня из машины бутылку, а может, ящик водки. Я его схватил, когда он лез в машину. Он получил в ухо и убежал. Только потом кто-то мне сказал, что это был Адамяк.
      – Вы знали Марию Боженцку?
      – Нет.
      – А Владислава Червономейского?
      – Тоже нет.
      – Адама Делькота? Ковалевский опять начал смеяться.
      – Что за вздор? Думаете, я и есть тот «алфавитный убийца»? Выбросьте это из головы.
      – А вы, Ковалевский, перестаньте врать.
      – Я не вру.
      – Вы были в Забегово второго августа?
      – Может, и был. Вам лучше известно.
      – Известно. Утром вы привезли в кооператив товар и уехали около двенадцати. Так записано в вашем путевом листе.
      – Возможно.
      – Как ни странно, но в тот день убит Владислав Червономейский.
      – Я уже сказал, что не знал его, никогда не видел.
      – Да ну?
      – Могу поклясться.
      – Лучше не надо. Станислава Тополевского тоже не знали?
      По выразительному лицу водителя пробежала тень.
      – Этого негодяя я знал. Вам ведь известно, что это он уговорил меня тогда, во Вроцлаве. А потом отдал милиции. Но это было двадцать восемь лет назад.
      – Вы долго ждали случая отомстить. И наконец дождались.
      – Не понимаю.
      – Слушайте, Ковалевский, не делайте из нас дураков. Мы все знаем. В вашем положении лучше во всем признаться. Это суд всегда принимает во внимание как смягчающее обстоятельство. Из-за этого человека вы не только вытерпели четырнадцать лет тюрьмы, но и потом страдали. А те, другие… – майор запнулся, чтобы не сказать слишком много. – Мне действительно жаль вас. Спасайте собственную голову.
      – О чем вы говорите?!
      – Не будете же вы и теперь утверждать, что ничего не знаете?
      – Что я должен знать? Пан майор, не играйте со мной в жмурки!
      – Вы не знали, что Червономейский – это Станислав Тополевский?
      Безмерное удивление отразилось на лице допрашиваемого. Однако через минуту этот человек понял, в каком положении он оказался. Загорелое лицо Ковалевского побледнело, на лбу выступили капельки пота.
      – Самым святым, жизнью своих детей клянусь, что не знал.
      – В этом кабинете уже столько людей клялись. И лгали.
      – Я говорю правду. Не убивал его. Но если бы знал, что это он, то не поручился бы за себя. Этот человек десятикратно заслужил смерть. Как случилось, что он тут так спокойно жил и милиция его не тронула?
      – Двадцатилетний срок давности. Ему уже ничего не грозило. Только по окончании этого срока он вернулся из-за границы.
      – Я его не убивал. – Голос великана снова звучал спокойно. У него были железные нервы. Если он играл, то был гениальным актером.
      Зайончковский вынул из стола пачку фотографий. На нескольких была запечатлена вся фигура застреленного садовода, на одной только его голова. Ковалевский спокойно рассмотрел фотографии.
      – Да, он самый. Хотя и сильно изменился за двадцать восемь лет. Облысел, виски поседели. Тогда был темным шатеном с вьющимися волосами. На «спекулянтской площади» его звали «Каракулем». Глаза немного ввалились. А какой удивленный! Знал, что через минуту умрет. Так ему и надо! За тех Ротвальдов и за нас двоих. Но очень изменился. Наверняка я не узнал бы его на улице. У меня плохая зрительная память.
      Он спокойно сложил фотографии и отдал их офицеру милиции.
      – Так и надо мерзавцу, – повторил Ковалевский. – Но не я его убил.
      – Вы занимали деньги у Марии Боженцкой?
      – Объясняю еще раз, – раздельно начал Ковалевский, – что не знаю никакой Марии Боженцкой. Естественно, слышал, что кого-то под этим именем убили в Забегово, но я не имею ничего общего с этим преступлением.
      – Где вы были 17 июля?
      – Не помню. Посмотрите путевые листы.
      – На путевом листе нет никакой отметки.
      – Вспомнил. Тогда у меня был свободный день. Я поехал в Отмухов порыбачить. Спасатель на пляже хорошо меня знает. Я брал у него лодку.
      – Ночью вы рыбу не ловили.
      – Разумеется, не ловил.
      – Боженцка лишилась жизни вечером. У вас было достаточно времени, чтобы на обратном пути из Отмухова заехать в наш город и убить эту женщину.
      – Зачем? Я не сумасшедший, чтобы убивать неизвестных мне людей. Я вообще никого не убивал. Даже тогда, во Вроцлаве. Вы хорошо это знаете. Суд снял с нас обвинение в убийстве. Мы были осуждены только за соучастие. Убивал Тополевский.
      – Вам знаком город Страсбург?
      – Знаком. На Рейне. Я часто туда ездил, когда работал на международных линиях. Иногда брал груз в этом городе.
      – А в Лион тоже ездили?
      – Тоже. Это по дороге в Марсель. В Лионе мы не раз брали груз шелка.
      – Где вы в первый раз встретили Червономейского? В Страсбурге или в Лионе? В каком году?
      – Я вообще его не встречал. Даже здесь, в Забегово. На каждый вопрос Владимир Ковалевский отвечал быстро, не задумываясь, кратко и точно. Он не дал затянуть себя ни в одну западню. Свое участие в забеговских убийствах категорически отрицал.
      Милиционеры тщательно обыскали его машину, но не обнаружили ничего подозрительного. Из Нысы также сообщили, что многочасовой обыск в доме водителя не дал никаких результатов. Пистолет, на который так рассчитывал майор, не нашли.
      – Откуда вы узнали Адама Делькота?
      – Я вообще не знал его.
      – Может, скажете, что не слышали о нем?
      – Слышал. Кто-то застрелил его на путях.
      – Что вы делали в тот день и в ту ночь?
      – В какой день и в какую ночь?
      – Не делайте вид, что не знаете. В ночь на 15 августа.
      – С 14 по 28 августа я отдыхал в Закопане. У меня был отпуск. Жил в пансионате «Скальница», на улице 15 декабря. Наверное, у меня еще сохранилась путевка. – Ковалевский сунул руку в карман, вынул портмоне, отыскал в нем документ и положил на стол перед майором Зайончковским. Усмехнулся: – Это можно легко проверить. У меня наберется пятьдесят свидетелей. Я приехал в Закопане 14 августа, как раз к обеду. Комнату занял одновременно с двумя парнями. У меня дома записаны их фамилии и адреса, мы фотографировались вместе.
      – Проверим, – пообещал Зайончковский и на этом закончил допрос.
      Ковалевского отвели вниз.
      – Что скажете об этом типе? – спросил комендант Шливиньску.
      – Промах, – ответила она коротко.
      – Вы были правы. Мы несколько поспешили с его задержанием. Нужно было лучше подготовиться. А так выскользнул он от нас. Но он образумится, когда просидит два дня. Мудро он устроил с отдыхом в Закопане. Но это ему мало поможет. Делькот убит около часа ночи. Достаточно было в девятом часу выйти из пансионата и под любым предлогом поехать в Забегово. Для хорошего водителя на пустом шоссе это дело на более двух часов.
      – На старом «трабанте» Ковалевского?
      – «Трабант» очень хорошая машина. Сто километров в час делает будь здоров. К трем ночи он уже мог вернуться в пансионат и лечь в свою кровать. У него нет особых оснований быть таким самоуверенным.
      – Он уверен в себе, потому что невиновен. С этим ничего не поделаешь. Мы промахнулись, надо искать дальше.
      – Вы так считаете?
      – Да. С первой минуты, как увидела этого человека.
      – Но почему?
      – Вы забыли о баллистической экспертизе. Она доказала, что Червономейского застрелил человек значительно меньше его ростом. Это показывало направление пули в теле убитого. В протоколе эксперты написали, что рост преступника от 165 до 170 сантиметров. А у Ковалевского рост 190 сантиметров. И в отношении убийцы Адама Делькота предположили, правда уже не так категорично, что он не очень высокого роста.
      – Он мог стрелять с бедра.
      – Мог, – согласилась Барбара, – но скорее всего, не стрелял. Как в Червономейского, так и в Делькота преступник стрелял один раз, причем с расстояния не больше двух с половиной метров. Он не хотел рисковать. Выстрел с бедра никогда не бывает таким прицельным. Это только ковбои в вестернах позволяют себе такие штучки.
      – Может, вы и правы. – Майор был явно удручен развитием событий.
      – Против Ковалевского у нас на данный момент нет ни одного доказательства. Гипотеза о ночной езде на «трабанте» из Закопане в Забегово хотя и правдоподобна, но не проверена. Пистолет не найден. Мы имеем право продержать водителя сорок восемь часов, но я не вижу аргументов, с помощью которых удалось бы убедить прокурора согласиться на дальнейшее задержание. А если Ковалевский подаст жалобу о неправомерном содержании в милицейской КПЗ, нам нужно будет объясняться. То, что этот человек двадцать восемь лет назад участвовал в бандитском нападении вместе с Владиславом Червономейским, он же Станислав Тополевский, и не имел оснований питать нежные чувства к давнему главарю преступления, к сожалению, не является аргументом для прокуратуры.
      – Значит, вы считаете…
      – Считаю, что нужно проверить алиби Ковалевского, но сейчас нам не остается ничего другого, как освободить его, и поскорее.
      – Делайте что хотите. Это вы ведете следствие.
      Поручник Шливиньска еле удержалась, чтобы не расхохотаться. Когда майор разрабатывал изобретательные планы, как бы похитрее «прихватить» Ковалевского, ему даже в голову не пришло, что следствие ведет она. Теперь же, когда провал стал очевидным для всех, Зайончковский умыл руки, поскольку Шливиньска ведет следствие. Но что девушка могла сделать?
      – Вонсиковский! – крикнула она громко. Милиционер появился в дверях кабинета.
      – Освободите водителя, – отдала она приказ.
      – Слушаюсь!
      – И скажите ему, – добавил майор, спасая свою репутацию, – что, если кому-нибудь пикнет хоть слово о том, по какому делу его допрашивали, пусть лучше не показывается в Забегово. Он должен говорить, что у него проверяли тормоза в машине.

      Для поручника Барбары Шливиньской наступили тяжелые дни. Из Закопане пришло сообщение от местной милиции, что ночь с 14 на 15 августа Владимир Ковалевский провел на вечере знакомств отдыхающих в «Скальнице» (такого гиганта многие запомнили) и что он не выходил из ресторана до полуночи, пока не ушли все. Девушка вынуждена была признать, что вся ее до сих пор проделанная работа ни к чему не привела.
      Неужели и вправду убийца – какой-то сумасшедший, который выбрал в Забегово четырех человек с темным прошлым, но лично не имел никаких субъективных причин для убийства хотя бы одного из них? Эту версию, которая так нравилась милиции в Забегово, поручник Шливиньска с самого начала категорически отвергла. Ей даже удалось переубедить майора Зайончковского. Однако теперь девушка не знала, была ли она в действительности права.
      Тщательно, один за другим она вновь просматривала тома дела, надеясь найти какой-нибудь до сих пор не замеченный ею документ, который бы представил в новом свете все дело. Но такого документа не было.
      Разочарованная девушка подошла к окну и, охлаждая разгоряченный лоб, прижала его к стеклу. Она бездумно смотрела на улицу. Там не происходило ничего особенного. Как это часто бывает в октябре, моросил мелкий холодный дождь. Прохожие с раскрытыми зонтиками быстро шли по тротуарам. В магазине тканей продавщица пани Ледзя драпировала манекен с раскосыми глазами и грустной улыбкой на гуттаперчевом лице. В соседнем помещении старый сапожник Юзеф Кунерт деловито стучал молотком по туфле, а клиентка ждала, когда он закончит работу. У мясника в это время – было почти два часа дня – крюки пустовали. На нескольких висела связка колбас «для завтрака», не пользующихся большим спросом, а из мяса только кусок грудинки и свиное рыло. Другие части туши уже были проданы. Клиенты не мешали, и продавцы болтали без помех. Зато в галантерее, как всегда, было полно народу. Женщины выбирали пуговицы, рассматривали цветные нитки, некоторые просто покупали катушку ниток или несколько иголок. Большой овощной магазин в соседнем доме также не мог пожаловаться на отсутствие покупателей. Только что привезли партию болгарского винограда и бананов. Цветная и белокочанная капуста, соленые огурцы пользовались таким же успехом.
      Тоскливый пейзаж, тоскливые капли осеннего дождя, бьющие при каждом порыве ветра в оконные стекла. Точно как в стихотворении Леопольда Стаффа.
      Барбара отодвинулась от холодной поверхности стекла, даже отошла на два шага, еще раз посмотрела на противоположную сторону улицы. И вдруг девушка поняла все. Ей показалось, что у нее в голове, в серых клетках мозга произошел мгновенный взрыв. Она сжала виски, как бы сомневаясь, что череп может выдержать такой напор мыслей.
      Барбара усмехнулась. Ах, какая же она была глупая! Столько дней разгадка прямо-таки бросалась в глаза. Все доказательства были в деле. И перед глазами. А она до сих пор ничего не видела. Естественно, нужно будет еще кое-что проверить, тщательно взвесить все «за» и «против». Чтобы не сделать такой ошибки, как с задержанием Владимира Ковалевского. Второй раз нельзя ошибиться.
      Поручник Шливиньска пружинистым шагом подошла к столу. Недавнее уныние прошло без следа. Она ощутила прилив энергии и желание закончить работу как можно быстрее. Одновременно девушка почувствовала себя просто счастливой от того, что именно ее логика оказалась правильной.
      Все тома дела она знала на память, так что долго искать не пришлось. Она открыла толстую серую папку и, перевернув несколько страниц, быстро нашла нужный ей документ. Она была уверена, что на этот раз ошибки нет, и черные буквы на белых листах бумаги только утвердили ее в этом мнении.
      В тот же день после обеда, не спрашивая, занят ли комендант, Шливиньска вошла в кабинет майора Станислава Зайончковского. Офицер милиции поднял голову. Он что-то писал, и его не привел в восторг этот неожиданный визит.
      – Что случилось?
      – Я знаю, кто «алфавитный убийца».
      – Кто?!
      – Я могла бы задержать его хоть сейчас. Однако прежде нужно проверить несколько мелочей. Сейчас я пошлю соответствующие телеграммы. Самое большее через три дня все будет решено окончательно.
      – Так же, как в случае с Ковалевским? – Майор скептически усмехнулся.
      – Не я отдала приказ задержать этого человека.
      – Не будем ссориться. – Комендант хорошо знал, кто виноват в той оплошности. – Может быть, вы скажете мне немного больше о своем сенсационном открытии?
      – Действительно сенсационное. – Девушка делала вид, что не замечает иронии начальника. – Какая я была глупая, что не поняла этого раньше. Истина лежала на моем столе как на ладони. А мы строили самые невероятные предположения и искали преступника даже в Нысе.
      – Но скажите все-таки, кто он?
      – Нет, – противилась Шливиньска. – Если бы я сейчас сказала вам, кто он, вы бы посмеялись надо мной и просто не поверили.
      – Мне казалось, что комендант имеет право знать, что делают его подчиненные, – заметил майор ледяным тоном.
      – Очень прошу потерпеть еще три, – голос девушки стал вдруг нежным, – может, два дня. Если я ошибусь, то никогда себе этого не прощу. Еще два дня. Хорошо, майор?
      Шливиньска по-детски сложила руки как для молитвы. В этот момент Зайончковский отметил про себя, что она чертовски хороша. Она разоружила его этим жестом. Майор рассмеялся.
      – Конец света. Ну что мне с вами делать? Ладно уж, подожду два дня. Вы меня растрогали. Зося, кофе! – крикнул он в дверь, которую Барбара, забыв привычку коменданта, плотно закрыла за собой.
      – Я сама приготовлю вам, особый. Мне приятельница привезла из Будапешта пачку знаменитого венгерского кофе. Через минуту будет готов.
      Девушка выскочила из кабинета. Зайончковский не знал, злиться ему или смеяться.
      Вскоре Барбара вернулась с чашкой ароматного напитка и поставила ее перед комендантом. Она уже собиралась выйти из кабинета, когда, как бы случайно, взглянула под стол.
      – Майор! – вскрикнула девушка, – что с вашими туфлями?!
      – Как что? – Офицер посмотрел на свои полуботинки, но не заметил ничего особенного.
      – Снимите их на минутку.
      Зайончковский тут же выполнил просьбу. Девушка буквально вырвала обувь у него из рук.
      – Где это видано, чтобы такой элегантный мужчина носил обувь с каблуками, стертыми до подошвы.
      – Я всегда сбиваю каблуки. Всю жизнь. По-другому уже не научусь ходить.
      – Как можно допустить такое! Еще немного – и эти туфли придется выбросить в мусорный ящик.
      – Конечно, – майор протянул руку, желая вернуть свою собственность, – нужно будет отнести в ремонт.
      – Сейчас это сделаем. – Барбара предусмотрительно отступила на два шага и сказала: – Зося, дорогая, сбегай к сапожнику. Пусть все бросит и молниеносно отремонтирует каблуки. Скажи ему, что это туфли нашего коменданта.
      Зося уже явно была посвящена в планы Шливиньской, потому что во время ее разговора с майором вошла в кабинет. Она мгновенно схватила полуботинки, как черт грешную душу, и прежде чем Зайончковский успел открыть рот, выбежала из кабинета.
      Прошло по крайней мере пятнадцать секунд, прежде чем майор, онемевший от удивления и злости, обрел дар речи:
      – Что это значит? – рявкнул он.
      – Как что? – невинным голосом ответила Барбара. – Я забочусь о своем начальнике, а он на меня еще кричит. В таких туфлях вы могли упасть и сломать ногу. Даже удивительно, что до сих пор не упали.
      – А что мне сейчас делать? – Зайончковский в носках продефилировал по кабинету.
      – Ой, майор, нет никакой трагедии. Через каких-нибудь полчаса отремонтированные туфли будут здесь.
      – Через полчаса! – злился Зайончковский. – И все это время комендант милиции будет выполнять свои обязанности босиком. Не хватает только, чтобы ко мне пришел первый секретарь или начальник и увидел, какие порядки в комендатуре милиции. А если кто-нибудь из них пригласит меня к себе по делам. Я уже вижу себя в носках, марширующим по коридору в Народном совете.
      Барбара прыснула. Воображаемая картина была действительно необычной.
      – Хорошо вам смеяться, – продолжал сердиться офицер. – Удружили вы мне. Чтоб вас обеих черт побрал!
      – Майорчик, дорогой! – Барбара снова испытывала неотразимое оружие женской кокетливости. – Вместо того чтобы злиться на бедную девушку, которая от всего сердца хотела вам помочь, займитесь лучше прерванной работой. Все это время, пока туфли находятся в починке, мы с Зосей будем как львицы стеречь ваш кабинет, чтобы никто сюда не вошел.
      – У меня сейчас мозги не работают.
      – Вы даже не попробовали мой кофе. А я так старалась!
      Зайончковский наконец занял место за столом. Одним глотком выпил кофе.
      – Отличный, – признался он неохотно.
      – Еще чашечку?
      – Спасибо. Опять что-нибудь придумаете.
      – Вижу, что мне ничем не удается смягчить вас. Сбегаю вниз и сама попрошу сапожника как можно скорее отремонтировать эти несчастные туфли.
      Шливиньска вышла из кабинета, закрыла за собой дверь и громко рассмеялась. Самая трудная часть плана позади. Буря не разыгралась. Она была очень довольна собой и бесстрашно снова вошла в «пещеру льва».
      – Сейчас же бегу к сапожнику, – сказала Барбара. – А пока вот, чтобы вам не было скучно. – Она положила перед офицером толстую серую папку и быстро выскочила из кабинета.