Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тамули (№2) - Сияющая цитадель

ModernLib.Net / Фэнтези / Эддингс Дэвид / Сияющая цитадель - Чтение (стр. 9)
Автор: Эддингс Дэвид
Жанр: Фэнтези
Серия: Тамули

 

 


— И изрядно портит забаву, — кисло проворчал Стрейджен. — Самое волнующее во взломе — опасность, что тебя вот-вот обнаружат.

— Я никогда не занимался кражами со взломом, — признался Кринг. — У нас, пелоев, это занятие не в чести, потому что мы живем в шатрах, а чтобы пробраться в самый прочный шатер в мире, довольно иметь острый нож. Если мы хотим разграбить чье-то стойбище, мы обычно посылаем нескольких всадников угнать коней. Хозяин гонится за конями, а мы занимаемся его добром.

— Взлом — занятие тихое и тайное, Кринг, — усмехнулся Стрейджен. — На него надо выходить ночью и много лазать по крышам. Зато веселья хоть отбавляй, да и добычи тоже.

— Будь осторожна на крыше, Миртаи, — предостерег Кринг свою нареченную. — Я немало потрудился, чтобы завоевать тебя, и теперь мне ужасно не хочется тебя потерять. Да, кстати, друг Стрейджен, и ты тоже, друг Кааладор, если с ней что-нибудь случится, вы ведь понимаете, что я убью вас обоих?

— Мы в этом и не сомневались, друг Кринг, — ухмыльнулся Стрейджен.

Миртаи ласково провела ладонью по бритой макушке своего возлюбленного. Стрейджен уже заметил, что делала она это довольно часто. Может быть, то, что ей нравилось гладить обритую голову низкорослого пелоя, отчасти повлияло на ее решение стать его женой?

— Тебе нужно побрить голову, — сказала великанша. — Напомни мне утром, я об этом позабочусь..

Затем Стрейджен, Кааладор и Миртаи — все трое в облегающей черной одежде — проскользнули в тень рощицы неподалеку от здания министерства внутренних дел.

— Ты и вправду без ума от этого малыша, а, Миртаи? — прошептал Стрейджен, ныряя под низко нависшую ветвь.

— Кринга? Да, он мне вполне подходит.

— Довольно вялое выражение нежных чувств.

— Чувства — дело личное, и их незачем выражать публично.

— Так ты все-таки его любишь?

— Не понимаю, Стрейджен, какое тебе может быть до этого дело.

Лужайки императорской резиденции заволокло туманом. Настала осень, и туман почти каждый вечер наползал с Тамульского моря. До восхода луны было еще далеко — одним словом, самая подходящая ночь для кражи со взломом.

Кааладор изрядно запыхался к тому времени, когда они добрались до стены, окружавшей министерство.

— Совсем потерял форму, — проворчал он.

— Ты не лучше Платима, — едва слышным шепотом упрекнул Стрейджен. Затем он глянул вверх, прищурясь и покачивая в руке массивный абордажный крюк. Отступив на шаг, он принялся вращать его широкими кругами, с каждым разом все больше выпуская веревку. Затем он размахнулся и швырнул крюк, за которым тянулась веревка, высоко вверх. Крюк пролетел над стеной и упал по ту сторону с негромким металлическим лязгом. Стрейджен подергал веревку, чтобы убедиться, что крюк зацепился прочно, и уселся на траву.

— Поднимаемся? — спросила Миртаи.

— Нет еще. Кто-нибудь мог нас услышать. Подождем, пока его любопытство не угаснет.

— Парни, что стоят ночью на страже, дорогуша, не больно-то горят желанием бегать на всякий бряк, — пояснил Кааладор. — Судя по моему опыту, они обычно считают, что хорошая стража — это стража без происшествий, а потому предпочитают не сворачивать со своего маршрута, чтобы разведать, откуда донесся подозрительный звук. Покуда никто не подожжет дом, они не отягощают себя любопытством. Притом, — добавил он, снова переходя на свой излюбленный говор, — каково бедолагам торчать цельную ночку на посту, не тяпнувши ни разу хмельного? А уж после кувшинчика-другого они и вовсе-то ни шиша не расслышат. — Он поглядел на Стрейджена и уже на правильном эленийском языке спросил: — Не хочешь проверить окна на первом этаже прежде, чем мы полезем на крышу?

— Нет, — сказал Стрейджен. — Когда дом запирают снаружи, окна первого этажа проверяют не единожды, да и ночные стражники от скуки вечно гремят дверными ручками и дергают засовы на первом этаже. Лично я всегда предпочитал верхний этаж.

— А если и там окна заперты? — спросила Миртаи.

— Тогда разобьем стекло, — пожал он плечами. — Здание высокое, и снизу разбитого окна никто не разглядит.

— Не промахнись, Стрейджен, — предостерег Кааладор. — У меня предчувствие, что нам еще недели две сюда по ночам наведываться. Здание-то большое.

— Ну так примемся за дело, — сказал Стрейджен, поднимаясь на ноги. Он оглянулся на лужайку — туман к этому времени сгустился, — дернул пару раз веревку, чтобы окончательно убедиться, что крюк застрял прочно, и начал взбираться на стену.

— Ты за ним, дорогуша, — тихо сказал Кааладор Миртаи.

— Почему ты меня так называешь? — спросила она.

— Дак, боже ж мой, по чистой дружбе, и ничего эдакого. Ты не вздумай ябедничать своему кривоногому красавчику. Парнишка он славный, только, ежели тебя затронуть, сущий бес.

— Это верно, — согласилась Миртаи. Она проворно вскарабкалась вверх по веревке и оказалась на стене рядом со Стрейдженом.

— Что теперь? — спросила она.

— Когда поднимется Кааладор, заберемся на крышу и проверим окна верхнего этажа.

— Опять с помощью крюка?

Он кивнул.

— Кажется, взломщики — наполовину обезьяны.

— Мы предпочитаем считать себя ловкими и подвижными. Послушай-ка: если внутри мы на кого-нибудь наткнемся, вначале попробуем затаиться. Если это не сработает, стукнем его по голове. У Кааладора с собой бурдюк с вином. Он от души польет бедолагу вином — тем меньше будет веры его болтовне, когда он придет в себя. Постарайся никого не убить. Придется всю ночь прибирать за собой, а когда уйдем отсюда, тащить с собой тело. Это не обычная кража со взломом, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал о нашем визите.

— Стрейджен, я это и без тебя знаю.

— Я уже видел тебя в деле, любовь моя. Если все-таки прикончишь кого-то, постарайся пролить как можно меньше крови. Я не хочу, чтобы восход солнца застиг меня здесь с тряпкой в руках.

— Отчего это вы оба нынче ночью так и сыплете нежностями?

— Что-то я тебя не понял.

— Кааладор все время зовет меня «дорогуша», а ты только что сказал: «любовь моя». Это имеет какое-то значение?

Стрейджен хохотнул.

— Шайка взломщиков, Миртаи, — довольно тесная компания. От того, как сработает один из нас, зависит жизнь других, и это порождает между нами весьма теплые чувства — до тех пор, пока не настанет время делить добычу. Тогда-то обычно все теплые чувства и испаряются.

— Сарабиан, — сказала Элана, — давай-ка расставим все по местам до того, как начнем открыто предпринимать какие-то шаги. Министерство внутренних дел знает, что мы что-то замышляем, но мы продолжаем делать вид, что все идет как обычно. Как правило, прежде чем оглашать воззвания и распускать правительство, необходимо посадить под замок всех, кто может этому помешать.

— Конечно, — согласился он, — я понимаю, что ты права. — Они вновь стояли на крепостном валу, любуясь тем, как над городом, выше густой пелены тумана, восходит солнце.

— Красиво, правда? — спросил император. — Цвет тумана почти идеально сочетается с розовато-лиловым оттенком стен и куполов.

— У тебя прекрасный город.

— В котором живет множество не столь уж прекрасных людей. Чем я заменю полицию после того, как разгоню министерство внутренних дел?

— По всей видимости, тебе придется объявить военное положение.

Сарабиан моргнул.

— Боюсь, атаны не прибавят мне новых друзей. У них весьма упрощенное понятие о справедливости.

— Сарабиан, ни мне, ни тебе не грозят перевыборы, так что мы можем совершать непопулярные поступки.

— Только до определенной степени, — возразил он. — Мне следует жить в мире с влиятельной аристократией Тамула, а я до сих пор получаю протесты касательно сыновей и братьев из многих знатных родов, которые были убиты или покалечены, когда атаны подавляли мятеж.

— Но ведь они были изменниками?

— Нет, — вздохнул Сарабиан, — пожалуй, что нет. Мы, тамульцы, вечно балуем своих детей, а в знатных семьях этот процесс доведен до крайности. Материон — средоточие имперской политики, и когда молодые тамульцы поступают в университет, они обязательно вмешиваются в политику, как правило самого радикального толка. Ранг и положение их семей защищают их от последствий излишеств юношеской восторженности. Я и сам, будучи студентом, отличался бунтарскими наклонностями и даже возглавлял несколько выступлений против правительства моего отца. — Император слабо улыбнулся. — Меня регулярно арестовывали по меньшей мере раз в неделю. Правда, в темницу меня так и не бросили, как бы я ни величал своего родителя. Я изо всех сил старался угодить за решетку, но полиция не пожелала пойти мне навстречу.

— Отчего это тебе так хотелось угодить в тюрьму? — смеясь, спросила она.

— Молодые аристократки просто обожают жертв политического произвола. Я имел бы оглушительный успех, если бы провел несколько дней за решеткой.

— Но ты, кажется, женился еще ребенком? — отозвалась она. — Разве женатому человеку пристало думать о том, какой успех он может иметь у женщин?

— Когда я и моя жена были еще совсем молоды, мы почти десять лет не разговаривали друг с другом, а кроме того, наличие восьми других жен делает само понятие супружеской верности поводом для смеха. — Тут в голову Сарабиану пришла другая мысль. — Интересно, смогу ли я уговорить Кааладора принять пост в моем новом правительстве?

— Бывает и хуже. В моем правительстве есть человек по имени Платим, он — вор, да еще куда большего размаха, чем Кааладор. — Элана бросила взгляд вдоль укреплений и увидела, что к ним идет Миртаи. — Удача?

— Трудно сказать, — пожала плечами великанша. — В здание мы проникли легко, но того, что искали, так и не нашли. Стрейджен и Кааладор собираются навестить университет и поговорить кое с кем из ученых.

— Неужели ими вдруг овладела жажда знаний? — легкомысленно осведомился Сарабиан.

— Вот уж вряд ли, дорогуша, — отвечала Миртаи.

— Дорогуша? — переспросил он, не веря собственным ушам.

— Но ведь ты и вправду очень милый, Сарабиан. — Золотокожая великанша ласково погладила его по щеке. — Сегодня ночью я узнала, что воры, заговорщики и прочие негодяи испытывают друг к другу весьма теплые чувства. Ты сговариваешься с нами, чтобы разогнать полицию, а значит, и ты теперь один из нас. Стрейджен хочет побеседовать со знатоками архитектуры. Он подозревает, что в здании министерства могут быть потайные комнаты, и надеется, что в какой-нибудь библиотеке обнаружатся первоначальные чертежи здания. — Она искоса, лукаво взглянула на императора и добавила: — Вот такую штуку, стал-быть, они и замыслили, дорогуша.

— Ты уверен, Сарабиан, что хочешь ввести Кааладора в свое правительство? — осведомилась Элана. — Похоже, его говор передается, как зараза. Дай ему год-два, и вся резиденция будет называть тебя «дорогуша».

— Что ж, я предпочел бы это слово многим другим прозвищам, которыми меня награждали в последнее время.

ГЛАВА 9

Спapxoк и его друзья покинули Кирон ранним утром следующего дня и направились на восток мимо обширных золотистых полей зреющей пшеницы. Холмистая местность постепенно переходила в широкую долину, где реки Пела и Эдек сливались на границе между Эдомом и Кинезгой.

Спархок скакал впереди отряда, держа на руках Флейту. Девочка этим утром держалась непривычно тихо, и, после того как миновали часа два пути, Спархок наклонился и заглянул в ее лицо. Ее пустые глаза смотрели в никуда, застывшее лицо было лишено всякого выражения.

— В чем дело? — спросил он.

— Не сейчас, Спархок, — жестко ответила она. — Я занята.

— Афраэль, мы подъезжаем к границе. Может быть, нам стоит…

— Оставь меня в покое. — Она уткнулась лбом в его грудь и недовольно хмыкнула.

— Что случилось, Спархок? — спросила Сефрения, подъехав к ним.

— Афраэль не хочет говорить со мной. Сефрения наклонилась и изучающе взглянула в лицо Флейты.

— Ах вот оно что, — проговорила она.

— Что именно?

— Оставь ее в покое, Спархок. Она сейчас где-то еще.

— Сефрения, впереди граница. Так ли уж нам необходимо истратить полдня на разговоры с пограничной стражей?

— Похоже, что другого выхода у нас нет. Дай-ка мне ее.

Он поднял полусонную малышку и устроил ее на руках сестры.

— Может быть, мне и без ее помощи удастся перенести нас через границу. Я уже знаю, как это делается.

— Нет, Спархок. Ты еще не готов к тому, чтобы делать это самостоятельно, и мы решительно не хотим, чтобы ты ставил опыты на свой страх и риск. Придется нам пересекать границу без помощи Афраэли. Кто знает, сколько еще она будет занята.

— Случилось что-нибудь важное? Я имею в виду — может быть, Элане грозит опасность?

— Не знаю, Спархок, и не хочу беспокоить Афраэль только для того, чтобы это выяснить. Даная позаботится о своей матери. Тебе остается только довериться ей.

— Знаешь, все это крайне сложно. Хотел бы я знать, долго ли надо привыкать к мысли, что ее целых три — и все они одна и та же?

Сефрения непонимающе взглянула на него.

— Афраэль, Флейта, Даная — все они одна и та же личность, однако они могут быть в двух и, насколько я знаю, в трех местах одновременно и делать разом два-три разных дела.

— Верно, — согласилась она.

— И тебя это нисколько не беспокоит?

— А тебя беспокоит, что ваш эленийский Бог знает все, что думают все люди в мире — причем одновременно?

— Ну… пожалуй, что нет.

— Так в чем же разница?

— Сефрения, он — Бог.

— Она тоже, Спархок.

— Мне кажется, это не одно и то же.

— Ты ошибаешься. Скажи остальным, что мы будем пересекать границу самостоятельно.

— Они захотят узнать почему.

— Ну так солги им. Бог простит тебя — по крайней мере, один из них.

— Знаешь, когда ты в таком настроении, с тобой совершенно невозможно разговаривать.

— Ну так не разговаривай. Именно сейчас я предпочла бы обойтись без разговоров.

— Что-то не так?

— Я слегка обеспокоилась, когда ты развеял облако и оно начало ругаться по-стирикски.

— Я и сам это заметил. — Спархок скорчил гримасу. — Как это остальные упустили такую важную деталь? Сдается мне, она весьма значительна.

— На каком языке выругаешься ты, если зашибешь палец на ноге?

— По-эленийски, конечно.

— Конечно. Это твой родной язык. Не значит ли это, что родной язык того, кто наслал это облако, — стирикский?

— Об этом я и не подумал. Пожалуй, ты права.

— Это обеспокоило меня — и, по правде говоря, совсем не слегка. Оно наводит на мысли, которых я не желаю принимать всерьез.

— Например?

— Прежде всего — что на нашего врага трудится некий стирик, весьма искушенный в магии. Это облако создано сложнейшим заклинанием. Насколько я могу судить, во всем Стирикуме найдется лишь восемь-десять человек, которым такое по плечу, и всех этих людей я знаю. Они мои друзья. Не слишком-то приятно размышлять о таком. Так почему бы тебе не понадоедать кому-нибудь другому и не оставить меня наедине с моими мыслями?

Спархок сдался и отъехал немного назад, присоединившись к своим спутникам.

— В наших планах произошли некоторые изменения, — сообщил он им. — Афраэль сейчас немного занята, поэтому мы не сможем избежать встречи с пограничной стражей.

— Чем она занята? — спросил Бевьер.

— Ты не захочешь это знать, Бевьер. Поверь мне — кто-кто, а уж ты наверняка не захочешь.

— Она творит какую-то божественность? — осведомился Телэн.

— Телэн, — выговорил ему Берит, — нужно говорить «чудо», а не «божественность».

— Именно это слово я и искал, — пояснил Телэн, прищелкнув пальцами. Вэнион хмурился.

— Переход границы всегда сопряжен с волокитой, — проговорил он, — но кинезганцы, говорят, довели это искусство до пределов совершенства. Они способны целый месяц торговаться о размерах взятки.

— Для этого и существуют топоры, лорд Вэнион, — проворчал Улаф. — Ими мы убираем с пути различные помехи — кустарник, деревья, назойливых чиновников и все такое прочее.

— Нам ни к чему международный инцидент, сэр Улаф, — ответил Вэнион. — Впрочем, быть может, нам удастся немного ускорить ход дела. У меня есть имперский пропуск, подписанный лично Сарабианом. Возможно, этот документ окажется достаточно весомым, чтобы перенести нас через границу без особой задержки.

Граница между Эдомом и Кинезгой была отмечена рекой Пелой, и у дальнего конца крепко сколоченного моста стояло прочное, похожее на глыбу здание, за которым виднелся конский загон.

Вэнион и его спутники проехали по мосту к баррикаде на кинезганской стороне, у которой поджидали их вооруженные люди в диковинных развевающихся одеждах.

Имперский пропуск, который предъявил Вэнион, не только не помог им быстро пересечь границу, но и прибавил осложнений.

— Почем мне знать, что это действительно подпись его величества? — подозрительно осведомился капитан кинезганцев, говоривший по-тамульски с сильным акцентом. Это был смуглый человек в свободном черно-белом полосатом одеянии, голову его причудливо обматывал кусок ткани.

— Знаешь, что куда важнее, приятель? — грубовато осведомился Спархок по-тамульски. — Почем тебе знать, что это не подпись его величества? Атаны весьма неприязненно относятся к тем, кто не исполняет приказов императора.

— Подделка подписи императора карается смертью, — зловеще напомнил капитан.

— Я слышал об этом, — ответил Вэнион. — Однако неподчинение его приказам тоже карается смертью. Я бы сказал, что одному из нас грозят серьезные неприятности.

— Мои люди, так или иначе, должны обыскать ваши тюки на предмет контрабанды, — надменно сообщил капитан. — Я обдумаю, что с вами делать, пока они будут исполнять свои обязанности.

— Обдумай, — согласился Спархок ровным недружелюбным тоном, — но имей при этом в виду, что неверное решение весьма печально отразится на твоей карьере.

— Не понял, к чему ты клонишь.

— Человек без головы вряд ли продвинется по службе.

— Мне нечего бояться, — заявил капитан. — Я строго следую приказам своего правительства.

— А атаны, которые отсекут твою голову, будут строго следовать приказам своего правительства. Уверен, что все вы получите бездну удовольствия от такого точного соблюдения приказов. — Спархок повернулся спиной к назойливому капитану, и они с Вэнионом подошли к остальным.

— Ну что? — спросила Сефрения.

— Похоже, к голосу императора здесь, в Кинезге, не особенно прислушиваются, — ответил Вэнион. — Наш приятель в купальном халате припас целую книгу таможенных правил и намерен применить их все, чтобы задержать нас.

— Ты пробовал подкупить его? — спросил Улаф.

— Я намекнул на возможность подобного решения, — пожал плечами Вэнион. — Он сделал вид, что не понял намека.

— Вот это уже необычно, — заметил Келтэн. — Взятка — это первое, что приходит в голову любому чиновнику в любом уголке мира. Похоже на то, что он попытается придержать нас здесь, пока не прибудет подкрепление.

— А оно, по всей видимости, уже в пути, — добавил Улаф. — Почему бы нам не принять меры?

— Это лишь догадки, господа, — укоризненно сказала Сефрения. — Вам всем просто неймется отыскать повод, чтобы применить к этим пограничным стражам свои эленийские штучки.

— Ты хочешь применить к этим людям эленийские штучки, Улаф? — мягко осведомился Келтэн.

— Я предлагал обратиться к эленизму еще до того, как мы сюда приехали.

— Мы замышляем это отнюдь не из кровожадности, матушка, — сказал Вэнион своей возлюбленной.

— В самом деле?

— Пока еще мы можем справиться с ситуацией, но, если вдруг из ближайшего гарнизона прискачет тысяча кинезганцев, нам придется туго.

— Но…

Он поднял руку.

— Мне решать, Сефрения, — вернее, Спархоку, поскольку магистр ордена сейчас он.

— Временный магистр, — поправил Спархок. Вэнион не любил, когда его поправляли.

— Ты хотел сделать это сам? — осведомился он.

— Нет, Вэнион. Ты прекрасно справляешься.

— Может быть, тогда помолчишь? Сефрения, это военное решение, а потому мы должны просить тебя — со всем надлежащим почтением, конечно, — не совать в него свой хорошенький носик.

Она что-то резко бросила по-стирикски.

— Я тебя тоже люблю, — хладнокровно ответил он. — Ладно, господа, расходимся к нашим коням. Мы применим кое-какие эленийские штучки, о которых говорил сэр Улаф, к людям, обшаривающим наши седельные сумки. Потом мы выгоним коней из загона и продолжим свой путь.

Под командой капитана было десятка два пограничных стражей. Основное их вооружение составляли копья, хотя они носили некие примитивные доспехи и кривые мечи-скимитары на поясе.

— Прошу прощения, приятель, — дружелюбно ска-зал Улаф кинезганцу, который рылся в его седельных сумках. — Мне на минутку нужен мой инструмент. — Он протянул руку к топору, висевшему в ременной петле у седла.

— Зачем это? — подозрительно осведомился кинезганец на ломаном тамульском.

— Мне кое-что мешает, — усмехнулся Улаф. — Хочу его убрать. — Он вынул топор их петли, большим пальцем попробовал лезвие — и одним ударом вышиб пограничному стражу мозги.

Бой возле коней был кратким, и его исход оказался вполне предсказуем. Пограничные стражи не относятся к числу умелых бойцов.

— Что это ты делаешь?! — рявкнул Спархок на Телэна, который выдернул шпагу из тела кинезганца.

— Стрейджен давал мне уроки, — ответил Телэн. — Я только хотел проверить, знал ли он, о чем говорит. Сзади!

Спархок резко развернулся, отбил копье нападавшего стражника и ударом меча свалил его наземь. Обернувшись, он увидел, как Телэн искусно отбил удар другого кинезганца, ловко отведя вбок изогнутый клинок скимитара. Затем мальчик сделал изящный выпад и проткнул пораженного таким оборотом дел кинезганца насквозь.

— Чистая работа, а? — горделиво хмыкнул он.

— Прекрати красоваться — и не делай паузы после выпада. Этими позами напоказ ты подставляешь себя под удар.

— Слушаюсь, почтенный учитель.

Всякое сомнение в исходе боя исчезло, едва рыцари оказались в седлах. Конец наступил, когда капитан, пронзительно вопивший: «Вы все арестованы!», вдруг осекся — это сэр Бевьер, хладнокровно взмахнув локабером, начисто снес ему голову.

— Бросай оружие! — гаркнул Улаф немногим уцелевшим. — Сдавайтесь, или умрете!

Двое стражников, однако, сумели добежать до своих коней. Вскарабкавшись в седла, они галопом погнали коней на восток. Через полсотни ярдов один из беглецов обмяк и выскользнул из седла — между его лопаток торчало древко стрелы Берита. Другой мчался дальше, неистово нахлестывая плетью коня. Затем и он скорчился и рухнул на круп коня, когда пропела тетива арбалета Халэда.

— Отличный выстрел, — заметил Берит.

— Неплохой, — скромно согласился Халэд.

Уцелевшие кинегзганцы торопливо бросали оружие.

— Ты неплохо командовал боем, Спархок, — похвалил Вэнион своего друга.

— У меня был хороший учитель. Келтэн, свяжи пленников и разгони их коней.

— Почему я?

— Потому что ты ближе всех, и не только поэтому.

— Я не нарушил клятвы! — возмутился Келтэн.

— Нет, но подумывал об этом.

— В чем дело? — спросил Вэнион.

— Тут замешана дама, мой лорд, — высокопарно ответил Спархок, — а дел, касающихся дамы, рыцари не обсуждают.

— Что ты вытворяешь? — резко спросила Афраэль. Подняв голову от плеча Сефрении, она с нескрываемым подозрением смотрела на Спархока.

— Ты снова с нами? — спросил он.

— Разумеется. Так что ты вытворяешь?

— У нас были кое-какие неприятности на границе, и теперь за нами едут — вернее сказать, гонятся.

— Тебя ни на минуту нельзя оставить, да, отец?

— Это было более или менее неизбежно. Ты закончила то, чем занималась?

— Пока — да.

— Впереди город Эдек, а позади, вероятно, большой отряд кинезганцев. Не могла бы ты перенести нас немного вперед?

— Почему ты сам этого не сделал? Ты же знаешь, как нужно действовать.

— Сефрения мне не позволила.

— Он отвлекается в самый важный момент, — пояснила Сефрения. — Я не хотела, чтобы он отправил всех нас на луну.

— Да, я тебя понимаю, — кивнула девочка. — Спархок, почему бы нам не отправиться прямиком в Кинестру? Ты же знаешь, между нею и этим местом только голая пустыня.

— На границе нас ждали, — ответил он. — Похоже, наш приятель поднял по тревоге вдоль нашего пути все наличные силы. В Кинестре наверняка есть большой гарнизон, и мне хотелось бы разузнать, что там творится, прежде чем попасть в переделку.

— Да, пожалуй в этом есть смысл.

— Как поживает твоя мама?

— Развлекается вовсю. Политическая ситуация в Материоне сейчас очень запутанна, а ты же знаешь, как мама обожает политику.

— Я рад, что она счастлива. Ты обязательно расскажешь нам об этом, но давай вначале минуем Эдек и оставим далеко позади этот кинезганский отряд. Я не люблю, когда за мной гонятся по пятам.

— Тогда вели всем остановиться и возьми у Вэниона карту. Нам надо точно знать, куда мы отправимся на этот раз.

— Я к этому никогда не привыкну, — содрогаясь, пожаловался Келтэн, когда в один подернутый сумерками миг они покрыли полсотни лиг пустыни.

— Твоя карта не слишком точна, Вэнион, — критически заметила Афраэль. — Мы должны были оказаться по другую сторону этого утеса. — Она указала на иззубренный скалистый пик, торчащий посреди пустыни.

— Не я рисовал эту карту, — слегка оправдываясь, ответил Вэнион. — Да и потом, какая разница? Мы ведь и так угодили почти в цель — в нескольких милях от места, куда хотели попасть.

— Ты узнал бы, в чем состоит разница, если б мы перемещались над морем, — ядовито отозвалась она. — Это было бы уж чересчур неточно.

Вэнион взглянул через плечо на запад.

— Солнце почти зашло. Почему бы нам не сойти с дороги и не устроиться на ночь? Если уж у нас возникла проблема, найдем спокойное местечко, где ее можно будет без помех обсудить.

Спархок усмехнулся. Несмотря на все уверения, что, дескать, больше он не магистр пандионцев, Вэнион машинально принимал на себя командование всякий раз, когда забывал о своем изменившемся статусе. Спархок отнюдь не возражал. Он привык принимать приказы от Вэниона, и, когда его друг брал на себя обязанности командира, Спархок избавлялся от докучных мелочей командования отрядом.

Проехав пару миль по пустыне, они устроились на ночлег в пересохшем речном русле, над которым громоздилась беспорядочная груда изъеденных временем булыжников. В отличие от пустыни в Рендоре, по большей части песчаной, кинезганская пустыня состояла из спекшегося под солнцем гравия, ржаво-бурого и совершенно бесплодного. Движущиеся дюны Рендора придавали тамошней пустыне хотя бы видимость жизни. Кинезга была безнадежно мертва. Голые, совершенно безлесные пики угрюмо вгрызались в небо, и безжизненное однообразие скал и гравия прерывалось лишь плоскими белесыми пятнами солончаков.

— Отвратительное место, — проворчал Улаф озираясь. Улаф привык к лесам и снежным шапкам на вершинах гор.

— Какая жалость, что ты так думаешь, — ухмыльнулся Келтэн. — Я уж подумывал продать его тебе.

— Да я бы его и даром не взял.

— Подумай о положительной стороне. Здесь почти не бывает дождей.

— По-моему, в этом-то и беда.

— Зато здесь пропасть дичи.

— В самом деле?

— Змеи, ящерицы, скорпионы — и все такое прочее.

— Ты что, пристрастился к печеным скорпионам?

— А… э-э, пожалуй, что нет.

— Значит, я не стану тратить на них стрелы.

— Кстати, о еде…

— А разве мы о ней говорили?

— Эта тема сама возникает время от времени. Ты умеешь разводить костер из камней?

— Пока нет.

— Тогда я вызываюсь готовить ужин. Я не видел поблизости не то что сучка или сухой ветки — даже опавшего листка. Ну что ж, холодная пища еще никогда никому не вредила.

— Без огня мы сможем обойтись, — сказал Вэнион, — но коням понадобится вода.

— Афраэль и я позаботимся об этом, дорогой, — заверила его Сефрения.

— Отлично. Думаю, мы сможем задержаться здесь на день-два. Спархоку и Афраэли нужно поработать с Беллиомом над проблемой точности. — Он вопросительно взглянул на Богиню-Дитя. — Много времени это у вас займет?

— Не знаю, Вэнион. Когда я делаю это, мне нужно обращаться к приметам местности, так что я знаю, где нахожусь, как бы быстро я ни двигалась. Беллиом же перемещается из одного места в другое мгновенно и безо всяких примет. Это совершенно другое дело. Либо Спархоку и мне нужно узнать, как именно действует Беллиом, либо нам придется заставить его понимать, что именно нам от него нужно.

— И какой способ легче? — спросил Халэд.

— Не знаю. Вполне вероятно, что и тот и другой — очень и очень нелегки. Мы выясним это завтра утром. — Она поглядела на Вэниона. — В этом месте мы более или менее в безопасности?

Вэнион поскреб короткую серебристо-седую бородку.

— Никто не предполагает, что мы можем оказаться именно здесь. На нас могут наткнуться случайно, но настоящих поисков вряд ли нужно ожидать. Они не знают, где мы, а кольца надежно укрыты, и наш таинственный приятель не сумеет их учуять и выследить по ним нас. Да, я бы сказал, что здесь мы в безопасности.

— Отлично. Значит, у нас есть еще время. Используем его для того, чтобы Спархок и Беллиом привыкли друг к другу. Пока что не происходит ничего особенно важного, так что два-три промаха ничему не навредят. Вот потом они могут оказаться гибельными.

Сефрения так и не сказала им, откуда на следующее утро взялась вода, но она была ледяная, с привкусом талого снега. Озерцо маняще искрилось в тени ржаво-бурого валуна, и само его присутствие позволило путникам вздохнуть с облегчением. Вода — главная забота для тех, кто путешествует в пустыне.

Флейта увела Спархока, Халэда и Телэна подальше от лагеря, на широкую, усыпанную гравием равнину.

— Здесь скоро будет очень жарко, — посетовал Телэн.

— Да, наверное, — кивнула девочка.

— Зачем вам понадобились я и Халэд?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33