Дэвид Эддингс
      СОЗДАТЕЛИ ЧУДА
      КНИГА ПЕРВАЯ
      ОБРЕТЕНИЕ ЧУДА
      ПРОЛОГ
      "Это история войны Богов и деяний Белгарата, чародея"
      Строка из книги Олорна
      Когда Земля была еще совсем молодой, семеро Богов жили в мире и согласии, а все люди составляли единый народ Белар, самый младший из Богов, был почитаем и любим племенем олорнов и, в свою очередь, заботился о них, опекал. Люди жили счастливо и беззаботно под защитой Белара. Другие Боги также покровительствовали людям, избирая какое-либо из племен и осыпая его благодеяниями.
      Но старший брат Белара, Олдур, всегда держался в стороне от людей и Богов, до того самого дня, когда мальчик, скитающийся в поисках пропитания, нашел его. Олдур принял ребенка под свое покровительство, назвал Белгаратом и сделал учеником. Белгарат проник в тайны Завета и Слова и стал чародеем. Прошло много лет, другие люди также приходили к Олдуру, ища познаний в высшей мудрости, и так постепенно братство послушников, поклоняющихся ему, росло, а время не осмеливалось их коснуться.
      Случилось однажды так, что Олдур поднял камень, круглый, как яблоко, размером не больше сердца ребенка, и вертел в руках до тех пор, пока не одушевил его. Могущество этой живой драгоценности, называемой людьми Оком Олдура, было очень велико, и Олдур творил с ее помощью много чудес.
      Из всех семи Богов самым прекрасным был Торак, повелитель энгараков. Те курили перед ним благовония, сжигали жертвы, называли Властителем Властителей, а Тораку очень нравились льстивые речи и приятный запах. Однако наступил день, когда он услышал об Оке Олдура, и с тех пор не знал покоя. Наконец, изменив облик, он отправился к Олдуру.
      - Брат мой! - начал Торак. - Не подобает тебе уклоняться от родных, жить вдалеке без их совета и участия. Выброси эту ужасную драгоценность, смущающую твой ум и вбивающую клин между тобой и братьями.
      Взор Олдура проник в душу брата.
      - Почему желаешь властвовать над всеми, Торак? - упрекнул он. - Неужели тебе недостаточно энгараков? Забудь о желании овладеть Оком, иначе погибнешь
      Велик был стыд Торака, когда услышал он слова Олдура; поднял он руку и ударил брата, а потом, схватив Око, убежал.
      Остальные Боги уговаривали Торака вернуть Око, но тот не соглашался.
      Тогда племена людей возмутились и пошли войной на энгараков. Войны Богов и смертных опустошали землю, пока наконец Торак, очутившийся вблизи Коримских гор, не поднял Око и не заставил его служить своей воле.
      Бог-отступник решил уничтожить землю. Горы рухнули, бушующее море стало заливать сушу. Но Белар и Олдур объединились и преградили путь волнам. Однако людские племена, а также Боги оказались на разных материках.
      Но когда Торак обратил живое Око против Матери-Земли, Око пробудилось и засверкало священным пламенем. Голубой огонь опалил лицо Торака. Корчась от боли, тот снес с лица земли горы, в муках разверз землю, в агонии дал юлю все сметающим на своем пути волнам. Но левая рука продолжала пылать и превратилась в пепел, плоть на левой стороне лица растаяла, как воск, а глаз выгорел. Со страшным криком он бросился в море. Вода потушила огонь, но страдания Бога были беспредельны.
      Когда Торак поднялся из воды, оказалось, что правая сторона лица осталась нетронутой и по-прежнему прекрасной, но левая - безобразно изуродована пламенем Ока.
      Корчась от боли, Торак повел свой народ на Восток, где на равнинах Маллории и был построен великий город, названный Ктол Мишрак, Город Ночи, потому что Торак скрывал теперь свою ужасную внешность под покровом темноты. Энгараки воздвигли для своего Бога железную башню, а в самой верхней комнате лежало Око в железном сундуке. Торак часто приходил туда, стоял перед сундуком, но, рыдая, уходил, боясь, что от одного взгляда на Око погибнет.
      Шли века Энгараки начали называть своего искалеченного Бога Кол-Торак, Король-Бог.
      Белар повел олорнов на Север. Это племя было самым жестоким и воинственным из всех населявших землю, и Белар посеял в их сердцах вечную ненависть к энгаракам.
      Вооруженные до зубов олорны рыскали по Северу, доходя даже до земель вечного льда в поисках исконных врагов. Так продолжалось до тех пор, пока Чирек Медвежьи Плечи, величайший повелитель олорнов, не отправился в Долину Олдура на поиски чародея Белгарата.
      - Путь на Север открыт, - объявил он, - а знамения и предсказания благоприятствуют нашему походу. Настало время отправиться в Город Ночи и отобрать Око у Одноглазого.
      Полидра, жена Белгарата, была на сносях, и чародей не решался оставить ее, но Чирек настоял на своем. Под покровом ночи они присоединились к сыновьям Чирека: Драсу Бычья Шея, Олгару Быстроногому и Райве Железная Хватка.
      Жестокая зима сковала земли Севера, и торфяники, покрытые снегом и льдом цвета серой стали, блестели под звездами.
      Чтобы легче найти дорогу, Белгарат прошептал заклинание и превратился в огромного волка. Осторожно, бесшумно бежал он через заснеженные леса, где деревья трещали и валились под тяжелым холодным грузом. Беспощадный мороз посеребрил шерсть волка, и, даже когда Белгарат вновь принял облик человека, волосы его и борода так и остались серебряными.
      Пробираясь через снег и туман, пересекли они Маллорию и подошли наконец к Ктол Мишраку. Белгарат нашел потайной ход в город и привел друзей к подножию железной башни. Беззвучно, молча поднялись они по ветхим ступенькам, двадцать веков не знавшим ноги человека, со страхом миновали комнату, где в беспокойном сне, стеная от непроходящей боли, метался Торак, скрывая даже ночью изуродованное лицо под стальной маской, и прокрались наконец на верхушку, где в железном сундуке покоилось живое Око.
      Чирек знаком приказал Белгарату взять его, но тот отказался.
      - Касаться Ока нельзя, иначе оно уничтожит меня. Давным-давно Око позволяло брать себя в руки и Богам, и людям, но ожесточилось, когда Торак поднял его против Матери-Земли. Око читает в душах, и только тот, у кого нет дурных намерений, кто чист мыслями и не помышляет о власти и могуществе, может коснуться его.
      - Кто же из людей не имеет дурных помыслов в глубинах души? - спросил Чирек.
      Однако Райве Железная Хватка открыл сундук и вынул Око. Блеском озарилась темная комната, но Райве остался невредим.
      - Да будет так, Чирек! - провозгласил Белгарат. - Твой сын чист. Значит, такова его судьба и судьба тех, кто последует за ними, - быть хранителями Ока и оберегать его.
      - Тогда его братья и я будем поддерживать его, - сказал Чирек, - до тех пор, пока длится предназначенное.
      Райве завернул Око в плащ и спрятал под одежду. Они вновь прокрались мимо спальни искалеченного Бога, вниз, по древним ступенькам, по потайному ходу к воротам города и очутились в безграничной пустыне.
      Вскоре проснулся Торак и, как всегда, отправился в обиталище Ока. Но сундук оказался открыт, а Око исчезло. Страшен был гнев Кол-Торака. Схватив огромный меч, он спустился с железной башни, обернулся, с силой ударил, - и башня рухнула
      Громовым голосом закричат; он энгаракам:
      - Вы виноваты во всем! Беззаботные, ленивые твари! Вы позволили вору прокрасться в башню и похитить то, за что я так дорого заплатил, и я разрушу ваш город и изгоню вас отсюда. Энгараки будут скитаться по земле, пока Краг Яска, горящий камень, не вернется ко мне.
      И с этими словами он обратил Город Ночи в руины и прогнал жителей прочь.
      Похитители были уже в трех лигах к северу, когда Белгарат, услыхав плач и вопли, понял, что Торак пробудился.
      - Теперь он пустится в погоню, - предостерег чародей, - и только сила Ока может спасти нас. Когда преследователи подойдут близко, Железная Хватка, возьми Око и подними, чтобы они увидели его.
      Когда показались воины-энгараки под предводительством самого Торака, Райве вытянул руки, держа перед собой Око так, чтобы они увидели волшебный камень. Око распознало врага, и его ненависть разгорелась с новой силой. Небеса воспламенились от его ярости. Торак завопил от ужаса и повернул назад. Передовые отряды энгараков пожрал огонь, а остальные в панике разбежались.
      Так Белгарату и его друзьям удалось скрыться. Они вновь пересекли Маллорию, прошли через северные болота и вновь принесли Око Олдура в западные королевства
      Тогда Боги, узнав обо всем, что произошло, собрались на Совет.
      - Если мы снова выступим против брата Торака, наши распри уничтожат землю, - предостерег Олдур, - поэтому мы должны удалиться от мира, чтобы Торак не сумел нас найти. Больше мы не сможем оставаться во плоти среди людей, только дух наш будет направлять и защищать их. Необходимо сделать это ради них самих. В тот день, когда начнется битва, погибнет все живое.
      Боги заплакали, видя, что расставание неизбежно. Только Чолдан, Бог-Бык народа арендов, спросил:
      - Но не захватит ли Торак власть в наше отсутствие?
      - Нет, - ответил Олдур. - Пока Око остается с Райве Железная Хватка и его потомками, Торак не восторжествует.
      Боги решили послушаться совета Олдура и удалились; один Торак остался на земле. Душу его разрывало сознание того, что пока Око в руках Райве - власти ему не видать.
      Тогда Белгарат решил поговорить с Чиреком и его сыновьями.
      - Здесь мы должны расстаться, - объявил он, - чтобы охранять Око и готовиться к нападению Торака Разойдемся в разные стороны и будем настороже. Следуйте моим советам.
      - Сделаем как скажешь, Белгарат, - поклялся Чирек Медвежьи Плечи. - С этого дня Олорнии больше нет, но олорны будут бороться против владычества Торака до тех пор, пока хоть один олорн останется в живых.
      Белгарат поднял голову.
      - Слушай меня, Одноглазый Торак! - закричал он. - Живое Око не дастся тебе, и ты никогда не будешь им владеть! В тот день, когда ты пойдешь против нас, я подниму людей на битву. День за днем, ночь за ночью я буду следить за тобой и бороться до конца жизни!
      Далеко, в пустынных равнинах Маллории, услыхал его клятву Кол-Торак и в ярости уничтожил все кругом, потому что знал: никогда больше не получить ему живое Око!
      Чирек же обнял сыновей и ушел, чтобы больше никогда не свидеться с ними. Драс отправился на север и очутился в землях, омываемых рекой Мрин. Там у Боктора он выстроил город и назвал свою землю Драснией. Он и его потомки охраняли границу у северных болот, не пропуская врага. Олгар вместе со своими людьми добрался до южных земель и нашел лошадей на широких равнинах, по которым протекала река Олдур. Лошади были ими укрощены и могли ходить под седлом, так впервые в истории появились воины-всадники. Страну свою они именовали Олгарией и вели кочевой образ жизни, перегоняя табуны. Чирек с грустью и печалью возвратился в Вэл Элфи и переименовал свое королевство в Чирек, потому что стал одиноким человеком, а сыновья ушли далеко. Сжав зубы от тоски, строил он военные корабли, чтобы охранять морские границы от неприятеля. На долю же хранителя Ока выпало самое длительное путешествие. Взяв с собой людей, Райве ушел к западному побережью Сендарии. Там построил корабли и вместе с воинами отплыл к Острову Ветров. Потом корабли сожгли, построили крепость и город, окруженный высокими стенами, - город назвали Райве, а крепость - Твердыней райвенского короля. Белар, Бог олорнов, послал на землю две железные звезды. Райве выковал из одной лезвие меча, а из другой - рукоятку, вделав в нее Око.
      Меч был так огромен, что никто, кроме самого Райве, не мог поднять его. Далеко, в пустынных равнинах Маллории, Кол-Торак почувствовал тот миг, когда было сделано оружие, и содрогнулся от.ужаса.
      Меч приковали к черной скале, у которой стоял трон Райве, так чтобы Око находилось высоко-высоко и никто, кроме короля, не мог снять оттуда оружие. Око горело холодным огнем, когда Райве сидел на троне, а когда меч снимали, он превращался в огромный вытянутый язык ледяного пламени.
      Но величайшим чудом стал знак на руке наследников Райве. В каждом поколении рождался ребенок с меткой Ока на правой ладони. Такого младенца приносили в тронную палату и клали его ручку на Око, чтобы волшебная драгоценность признала нового наследника. И с каждым прикосновением сияние Ока становилось все ярче, а узы приязни между ним и родом Райве все теснее.
      После того как Белгарат расстался с товарищами, он поспешил в Долину Олдура, Вэл Олдур, и там узнал, что Полидра, жена его, разрешилась от бремени девочками-двойняшками, а сама умерла. В горести и печали назвал Белгарат старшую девочку Полгара. Волосы ее были темны как вороново крыло. По обычаю чародеев отец протянул руку, чтобы положить ее на лоб дочери, и локон, коснувшийся его пальцев, побелел как снег. Сильно обеспокоился Белгарат - ведь седая прядь признак того, что ребенок станет волшебником, и до сих пор такую метку носили только младенцы мужского пола.
      Вторая дочь, светлокожая и золотоволосая, не была отмечена роковым знаком. Отец назвал ее Белдаран. Он и старшая сестра любили ее превыше всего на земле и готовы были сделать для нее все на свете.
      Когда Полгаре и Белдаран исполнилось шестнадцать лет, дух Олдура явился к Белгарату во сне и возвестил:
      - Возлюбленный мой ученик, я соединю дом твой с домом Хранителя Ока. Выбери, какую из двух дочерей отдашь ты в жены райвенскому королю, с тем чтобы стала она матерью его сыновей и продолжила род, от которого зависит существование мира.
      Искушение выбрать Полгару было велико, но, зная бремя, лежащее на райвенском короле, Белгарат отослал Белдаран и долго плакал, провожая девушку. Полгара тоже рыдала, горько и безутешно, зная, что сестра ее должна увянуть и умереть. Но прошло время, отец с дочерью утешили друг друга и наконец обрели спокойствие.
      Они объединили свои силы, чтобы зорко следить за Тораком, и некоторые люди верят, что отец с дочерью по-прежнему неусыпно стоят на страже, хоть бесчисленные века пролетели над землей...
      Часть 1. СЕНДАРИЯ
      Глава 1
      Первое, что запомнил малыш Гарион, - кухня на ферме Фолдора. Через всю жизнь пронес он теплое чувство к кухням, особым звукам и запахам, ассоциировавшимся почему-то с любовью, уютом, вкусной едой, а главное - с домом. Как бы высоко ни вознесла Гариона судьба, никогда не забывал он, что все началось именно с той кухни на ферме Фолдора, большой комнаты с низкими потолками и множеством котлов, печей и громадными вертелами, медленно вращающимися в закопченных чревах очагов. Там стояли длинные тяжелые столы, на которых месили тесто для хлеба, разделывали цыплят, рубили морковь и сельдерей, быстро и ловко взмахивая длинными кривыми ножами. Еще совсем маленьким Гарион часто играл под этими столами и скоро научился убирать подальше пальцы от ног поварят. Иногда к вечеру уставший малыш ложился в угол и долго смотрел в мерцающий огонь, отражавшийся от начищенных кастрюль и ножей и ложек с длинными ручками, свисающих со вбитых в стены гвоздей, и, очарованный танцем пламени, засыпал, чувствуя себя в полной гармонии с окружающим миром.
      Центром всего, что происходило, и владетельницей кухни была тетя Пол. Мальчику казалось, что она обладает способностью находиться одновременно в сотне мест: запихивала последний кусочек фарша в гуся, сажала в печь каравай или снимала с вертела поджаристый окорок. Хотя кроме нее в кухне трудились еще несколько человек, ни одно блюдо не попадало на стол, пока тетя Пол не давала своего одобрения. Неизвестно каким шестым чувством угадывала она, чего не хватает тому или иному кушанью, и умела придавать необыкновенный вкус, небрежно кинув горсточку пряностей, щепотку соли, две-три горошины перца, - будто обладала знаниями и могуществом, не присущими простым смертным. И в любой суматохе знала, где в эту минуту находится Гарион. Даже украшая торт, зашивая брюшко нафаршированного цыпленка, смазывая верхушку пирога, тетя Пол, не глядя, вытягивала под столом ногу, отталкивая малыша от каблуков остальных поварих.
      Когда Гарион подрос, это даже стало чем-то вроде игры. Гарион дожидался, пока тетка казалась слишком занятой, чтобы замечать его, и, смеясь, улепетывал к двери на коротких ножках. Но ей всегда удавалось поймать мальчика, и тот, весело улыбаясь, обхватывал ее ручонками и целовал, а потом все начиналось сначала.
      В те далекие годы Гарион твердо верил - нет в мире никого прекраснее и главнее, чем тетя Пол. Во-первых, она была выше всех остальных женщин на ферме Фолдора, почти такого же роста, как мужчины, никогда никому не улыбалась кроме Гариона, конечно; волосы - длинные и очень темные, почти черные, только свисающий на лоб локон был снежно-белым. По ночам, когда она укладывала Гариона в постельку, тот протягивал руку и касался серебряной пряди; тетя Пол, улыбаясь малышу, нежно гладила по щеке, и он засыпал, успокоенный тем, что она здесь, рядом, и всегда защитит его.
      Ферма Фолдора находилась почти в центре Сендарии, туманного королевства, граничащего на западе с Морем Ветров, а на востоке - с заливом Чирека. Как все крестьянские хозяйства в те времена, ферма состояла не из одного-двух строений, а из целого скопления овинов, стойл, сараев, курятников, голубятен, обрамлявших большой двор. На галерее второго этажа располагались комнаты, просторные и совсем маленькие, в которых жили работники, обрабатывавшие расстилавшиеся за высоким забором поля. Сам Фолдор жил в квадратной башне, возвышающейся над центральной залой, где обычно обедали работники три, иногда четыре раза в день, если наступало время пахоты.
      Каким счастливым и мирным уголком была эта ферма! Фермер Фолдор, этот высокий серьезный человек с длинным носом, считался хорошим хозяином и, хотя редко смеялся и даже улыбался, был добр с теми, кто работал на него, явно стремясь, чтобы окружающие оставались здоровыми и веселыми, не стараясь выжать из батраков все силы, а они в свою очередь смотрели на него скорее как на отца, чем господина, распоряжавшегося судьбами более чем шестидесяти человек, трудившихся в его хозяйстве. Ел он вместе с работниками, что тоже было необычно, потому что большинство фермеров старалось держаться подальше от батраков, и его присутствие во главе большого стола несколько сдерживало бойкую молодежь. Фермер Фолдор был набожным человеком и неизменно читал перед обедом короткую благодарственную молитву. Работники, привыкшие к этому обычаю, старались выслушивать хозяина с благочестивыми минами на лице, перед тем как наброситься на огромные блюда со вкусной едой, которые ставили перед ними тетя Пол со своими помощницами.
      Благодаря доброму сердцу Фолдора и волшебству, творимому ловкими руками тети Пол, ферма была известна на двадцать лиг в округе как райский уголок, куда стремились попасть многие. Целые вечера просиживали соседи в кабачке ближайшей деревни Верхний Гральт, слушая заманчивые, похожие на сказку описания чудесных обедов, подаваемых каждый день на ферме. Менее удачливые батраки с других ферм, как было замечено, часто рыдали, особенно после нескольких кружек эля, услышав восхваления жареному гусю тети Пол, и слава фермы Фолдора все ширилась и ширилась
      Самым главным человеком на ферме после хозяина был кузнец Дерник. По мере того как Гарион подрастал и смог ускользать от пристального взора тети Пол, он открыл для себя кузницу, чудесное место, где отблеск раскаленного железа на наковальне обладал для мальчика почти гипнотическим притяжением. Дерник был самым обыкновенным человеком с редкими каштановыми волосами и невыразительным, красным от жара лицом, среднего роста, но, подобно многим кузнецам, обладал необыкновенной силой. Носил он неизменный кожаный камзол и такой же кожаный передник, весь в подпалинах от искр, плотно облегающие штаны и мягкие кожаные башмаки, как все жители этой части Сендарии. Сначала Дерник почти не разговаривал с Гарионом, только отрывисто предупреждал, чтобы тот держался подальше от горна и раскаленного металла, но со временем подружился с мальчиком и стал более разговорчивым.
      - Всегда заканчивай то, что начал, - советовал он. - Железо не терпит, если его отложить, а потом нагревать снова без излишней нужды.
      - Почему? - любопытствовал Гарион.
      - Потому что, - пожимал Дерник плечами.
      - Всегда старайся делать все как можно лучше, - сказал он как-то, выковав наконечник к дышлу и полируя его.
      - Но его все равно не видно, - заспорил Гарион, - кому это нужно?
      - Мне, - ответил Дерник, полируя металл. - Я буду знать, что он сделан плохо, и мне будет неприятно каждый раз, когда телега проедет мимо кузницы - а ведь она проезжает здесь каждый день!
      Так оно и шло. Дерник наставлял малыша в главных добродетелях сендарийского народа, составляющего костяк общества: честной работе, трезвости, хорошем поведении, бережливости и практичности.
      Сначала тетю Пол беспокоила любовь Гариона к кузнице из-за опасностей, крывшихся в ее закопченных стенах, но, понаблюдав немного, женщина поняла, что Дерник так же зорко следит за мальчиком, как и она сама, и немного успокоилась.
      - Если малыш будет надоедать, почтенный Дерник, - сказала она кузнецу однажды, когда принесла починить большой медный чайник, - выгоните его или предупредите меня, я буду держать его на кухне.
      - Он нисколько не мешает, мистрис Пол, - заверил, улыбаясь, Дерник. Разумный парень и хорошо понимает, когда меня лучше не тревожить
      - Вы слишком снисходительны, друг Дерник, - засомневалась тетя Пол. Мальчик способен выпалить сотню вопросов в минуту. Ответьте хоть на один, и в запасе тут же найдется дюжина новых.
      - Все малыши таковы, - ответил Дерник, осторожно наливая пузырящийся металл в маленькое глиняное колечко, сделанное им вокруг крохотной дырочки на дне чайника. - Я сам был в детстве таким. Отец и старый Барл, кузнец, обучавший меня, имели достаточно терпения, чтобы отвечать на все, о чем имели понятие. Плохо бы я отплатил им, обращайся иначе с Гарионом.
      Гарион, сидевший неподалеку, затаив дыхание слушал разговор, зная, что одно резкое слово кузнеца - и ему больше никогда не видать кузницы. Когда тетя Пол с только что починенным чайником вновь направилась на кухню, шагая по твердой, утоптанной земле двора, мальчик заметил, с каким выражением смотрит кузнец ей вслед, и внезапная мысль пришла ему в голову, простая и прекрасная, великолепное решение всех проблем.
      - Тетя Пол! - прошептал он вечером, морщась от прикосновений грубой ткани, которой она мыла ему уши.
      - Что? - пробормотала она, переходя к шее.
      - Почему бы тебе не выйти замуж за Дерника? Тетя прекратила истязание.
      - Ты о чем?
      - Думаю, это совсем неплохая идея!
      - Ах вот как?
      Голос тетки слегка похолодел, и Гарион понял, что затронул опасную тему.
      - Но ты ему нравишься! - начал защищаться мальчик.
      - И, я полагаю, ты уже обсуждал с ним этот вопрос?
      - Нет, я хотел раньше поговорить с тобой.
      - Ну что ж, хоть это по крайней мере неплохая идея.
      - Я могу все сказать ему завтра утром, если не возражаешь.
      В этот момент Гарион почувствовал, как его довольно бесцеремонно схватили за ухо. Видно, тетя Пол нашла прекрасный способ довести до него свое мнение.
      - Попробуй хоть слово сказать Дернику или кому еще, - прошипела она, впиваясь в мальчика темными, горящими гневом глазами.
      - Я ничего такого не имел в виду, - поспешно заверил он, - это всего лишь мысль...
      - И очень глупая. С этого дня оставь мысли взрослым, - строго приказала тетка, все еще не отпуская его ухо.
      - Будет так, как ты хочешь, - быстро кивнул Гарион.
      Однако позже, в тишине ночи, когда они уже лежали в кроватях, Гарион снова вернулся к давешнему разговору, на этот раз более дипломатично.
      - Тетя Пол!
      - Ну что тебе?
      - Если ты не хочешь выйти замуж за Дерника, тогда за кого же?
      - Гарион! - вздохнула она.
      - Что, тетя?
      - Закрой рот и спи!
      - Я думал, что имею право знать! - оскорбленно проныл он.
      - Гарион!!
      - Ладно-ладно, я сплю, но только считаю, что ты не очень-то честна во всем этом деле. Тетя Пол глубоко вздохнула.
      - Ну хорошо. Пойми, я не думаю о замужестве и серьезно сомневаюсь в том, что когда-нибудь выйду замуж и без того слишком много важных дел. И неотложных.
      - Не беспокойся, тетя Пол, - прошептал Гарион, решив утешить ее. - Вот вырасту и женюсь на тебе.
      Тетя рассмеялась, искренне, весело, и мальчик протянул руку, чтобы коснуться ее лица в темноте.
      - О нет, мой Гарион. Тебя ждет другая жена.
      - Кто? - удивился он.
      - Узнаешь, - таинственно ответила тетя. - А теперь спать.
      - Тетя Пол!
      - Ну?
      - Где моя мать?
      Этот вопрос Гарион уже давно собирался задать тете. Последовало долгое молчание. Наконец тетя Пол вздохнула:
      - Она умерла.
      Гарион почувствовал такую душераздирающую скорбь, клещами сжавшую сердце, что не удержался и зарыдал.
      Тетя тут же оказалась у его постели, обняла и прижала к себе. Долгое время спустя, уже после того как она уложила его в свою постель и слезы наконец высохли, Гарион, все еще всхлипывая, пробормотал:
      - Какая она была, моя мама?
      - Светловолосая. Очень молодая и очень красивая, с голосом как колокольчик. Она была так счастлива!
      - И любила меня?
      - Больше, чем ты можешь представить себе.
      Тогда Гарион снова заплакал, но в слезах его была уже не черная скорбь, а светлая грусть о той, которую он никогда не видел. Тетя Пол по-прежнему прижимала мальчика к себе, пока он не заснул.
      * * *
      На ферме Фолдора жили и другие дети, что было вполне естественным для большой общины в шестьдесят человек. Подростки работали, но еще трое, кроме Гариона, малышей сновали повсюду, где заблагорассудится. Они и стали его друзьями и товарищами по играм.
      Самого старшего звали Рандориг. Он появился на свет за два года до рождения Гариона. Но Рандориг не верховодил друзьями, потому что был арендом, не отличался остротой ума и охотно уступал младшим.
      Королевство Сендария, в отличие от других государств, населяли выходцы из многих племен: Чиреки, олгары, драснийцы, аренды и даже значительное количество толнедрийцев. Все эти чужеземцы успели многократно пережениться между собой и ничем не выделялись из коренных сендаров. Аренды, конечно, отличались неудержимой храбростью, чего, к сожалению, нельзя было сказать об их уме.
      Вторым приятелем Гариона стал Дорун, маленький, проворный мальчишка, в жилах которого текла кровь столь многих племен, что только его и можно было считать истинным сендаром. Главной особенностью Доруна было то, что он никогда не стоял на месте и не мог ходить, только бегал. Язык его, как и ноги, тоже не знал покоя: Дорун говорил без остановки, очень быстро, и постоянно был чем-нибудь возбужден и взволнован.
      Несомненным главарем этой дружной компании была девочка, Забретт, золотоволосая фея, изобретавшая все игры, сочинявшая прекрасные сказки, вечно подбивавшая сорванцов красть для нее яблоки и сливы из сада Фолдора. Она правила мальчишками, как маленькая королева, сталкивая их друг с другом, провоцируя на драки. Забретт была совершенно бессердечным созданием, и все трое порой ненавидели ее, хотя не могли устоять перед малейшим ее капризом.
      Зимой они катались на досках со склона холма за домом и возвращались домой, мокрые, облепленные снегом, с красными руками и пылающими щеками, уже к вечеру, когда зимнее солнце отбрасывало багровые тени на белое покрывало; а если кузнец Дерник объявлял, что лед достаточно толстый, часами скользили по замерзшему пруду неподалеку от дороги на Верхний Гральт. Когда же стояли сильные морозы или дожди и теплый ветер превращали снег в грязное месиво, а лед на пруду подтаивал, они собирались на сеновале и прыгали с настила в мягкое сено; соломинки набивались в волосы, а травяная пыль - в ноздри.
      Весной дети ловили головастиков, утопая в грязи, покрывавшей берега пруда, взбирались на деревья, глядя в немом удивлении на крохотные голубые яички в круглых гнездышках, снесенные прилетевшими птицами.
      И конечно, именно Дорун как-то прекрасным весенним утром свалился с ветки и сломал руку, потому что Забретт подговорила его взобраться как можно выше на дерево, росшее у самого пруда, и поскольку Рандориг только и мог, что стоять в оцепенении, тупо глядя на искалеченного друга, а Забретт убежала еще до того, как Дорун коснулся земли, Гариону пришлось срочно принимать решение. Несколько минут он мрачно думал, что делать: юное личико под гривой волос песочного цвета стало серьезно-сосредоточенным. Рука была явно сломана, и Дорун, бледный, испуганный, изо всех сил закусил губу, чтобы не разрыдаться.
      Краем глаза Гарион уловил какое-то движение и быстро поднял голову. Мужчина в темном плаще сидел на большом черном жеребце, внимательно наблюдая за происходящим. Глаза их встретились - мгновенный озноб охватил Гариона. Он понял, что уже видел этого человека раньше, что тот присутствовал в его мыслях, всегда молчаливый, мрачный, неотступно следящий за мальчиком. И было в этом безмолвном испытующем взгляде что-то вроде злобного любопытства, смешанного еще с каким-то чувством, отдаленно напоминавшим страх. Но тут Дорун застонал, и Гарион повернулся к нему. Осторожно закрепив руку товарища своим веревочным поясом, он вместе с Рандоригом помог бедному мальчишке встать.
      - Мог бы по крайней мере хоть помочь нам, - неприязненно заметил Гарион.
      - Кто? - удивился Рандориг, оглядываясь по сторонам. Гарион обернулся, чтобы показать на человека в темном плаще, но всадник исчез.
      - Никого не вижу, - сказал Рандориг.
      - Больно! - простонал Дорун.
      - Не волнуйся, - утешил Гарион. - Тетя Пол тебя вылечит.
      Так и случилось. Когда троица появилась в дверях кухни, тетя Пол сразу же поняла, в чем дело.
      - Ведите его сюда, - приказала она спокойно, ничуть не взволновавшись.
      Поставив бледного дрожащего мальчика на табуретку около одной из печей, тетя Пол заварила травы, хранящиеся в глиняных горшках на полке чулана.
      - Пей, - приказала она Доруну, протягивая дымящуюся кружку.
      - От этого моя рука станет целой? - спросил Дорун, подозрительно глядя на омерзительно пахнущее варево.
      - Молчи и пей, - скомандовала тетя Пол, выкладывая на стол несколько тонких досточек и холщовых полосок.
      - Фу, какая мерзость, - пробормотал, скривившись, Дорун.