Он усилил осаду, используя губы, язык, зубы, руки, все, чему научился за годы разврата. Ее тело напряглось, дыхание участилось, но она по-прежнему не двигалась. Себастьян в расстройстве ущипнул пальцами сосок, и она вдруг простонала. Руки притянули его голову к ее рту, ее тело качалось в такт с ним, она издавала подавленные, невнятные звуки, походившие больше на грусть и боль, чем на удовольствие. Потом она выгнулась с рыдающим криком, ее внутренние мышцы сжали его плоть, и он кончил без всякого предупреждения и самоконтроля.
Его опалил жар. Исходящий от нее, пылавший у него внутри, сделавший его слепым и глухим ко всему, кроме этого огня и невнятных звуков женщины под ним.
Постепенно ощущения шли на убыль, возвращалось здравомыслие. Когда он встал с софы, холодный воздух быстро охладил жар его страсти.
«Помни, кто она, – сказал он себе. – Помни, что она сделала».
Сара просто лежала, неподвижная, как труп, бледная, как спящая красавица. Глаза были не видны под тенью бровей, но Себастьян чувствовал, как они следят за ним, словно владеют некоей частью его. Он вдруг отвернулся и, найдя белое пятно своей рубашки, надел ее.
– Что было не так? – спросил он, желая, чтобы Сара отвергла свое удовольствие, разрушила хрупкое ощущение связи.
– Ничего, – спокойно произнесла она. Стиснув зубы, он застегнул рубашку. Что не так с ним? Он хотел ее больше прежнего и был почти встревожен, что она хочет его.
– Я в этом сомневаюсь.
– Почему вы не хотите мне верить? – Тихие слова не содержали упрека, но они подействовали на него больше, чем любой крик. – Я знаю, что вы не можете сомневаться. После этого.
– Откуда вы можете знать? – Он слишком поздно осознал, что его слова равносильны признанию, к тому же совершенно ребяческому.
Повернувшись спиной, Мавр надел брюки, пока Сара переживала бурю эмоций. Все было по-другому, так необычно, так замечательно… Она не знала, что именно чувствует и почему, явным было только облегчение, настолько сильное, что ей хотелось плакать.
Ее душа была полна странным умиротворением. Каждая из прежних встреч оставляла у нее ощущение вины, страха или ужаса, что она не настолько женщина, чтобы быть даже обыкновенной проституткой. Теперь, когда Сара не думала о своей неполноценности, у нее сложилось впечатление, что именно партнер пристыжен, испытывая те же самые чувства.
– Почему вы решили соблазнить меня?
– А вы сожалеете об этом? – ответил Мавр вопросом на вопрос, слишком быстро и напряженно.
– Разве я выгляжу сожалеющей? – Она засмеялась, поняв, как нелеп этот вопрос в темноте, и поправилась: – Разве в моем голосе звучит сожаление?
– Нет.
– Значит, у меня правдивый голос. Я не сожалею. Он стоял на фоне окна, его силуэт возвышался над ней, и все же Сара чувствовала себя могущественной, словно держала в своих руках часть его и он боялся ее вырвать, опасаясь, как бы она это не разбила.
– Вы пытаетесь сменить тему. Почему я?
– Когда я впервые увидел вас…
– Не лгите мне, – прервала Сара, чувствуя фальшь в его пылких словах. Все ее подозрения ожили вновь. – Я не красавица, чтобы вселить в мужчину страсть. Если бы вы могли увидеть меня, то я не была бы сейчас здесь.
– Уверяю вас…
– Это все, чего вы хотели от меня? – Он промолчал. – Если вы не отвечаете, тогда я сама постараюсь угадать. Наиболее вероятное предположение – это доступ к леди Анне. Вы послали ей цветы ночью, когда пригласили меня на маскарад, и на следующий день передали ей письмо. Я лишь предлог, чтобы добиться ее прекрасного общества и богатого приданого? – И даже несмотря на это, она думала, что его страсть к ней была настоящей.
– Сара, – твердо произнес Мавр, садясь рядом на софу. – Обещаю вам, завтра ночью вы узнаете всю правду.
Наконец-то. Она принудила себя забыть приятное облегчение.
– Почему завтра? В чем дело? Почему вы опять собираетесь увидеться со мной? Если вы действительно хотели меня… вы уже получили желаемое, и нет причин встречаться снова. А если вы хотите чего-то еще, не разумнее ли сказать мне об этом сейчас, пока я наиболее склонна думать о вас доброжелательно?
Мавр поднялся с софы.
– Если это доброжелательность, то я боюсь увидеть вашу недоброжелательность. – Он смотрел на нее сверху вниз, и, даже не видя его глаз, она чувствовала тяжесть его взгляда. – Почему вы расспрашиваете меня? Это же вы хотите спрятаться за масками и темнотой. Зачем вы теперь разрушаете тайну?
– Не знаю, – тихо сказала она. – Я стараюсь притворяться, но я не могу забыть, что иллюзия – это не реальность. Все это ужасно запутанно. Ночь для меня – просто иллюзия, а она все время оказывается только сном, и я хочу ее разрушить.
– Почему бы просто не жить в данную минуту?
– Потому что минута – ложь. Я не могу верить, я не хочу верить… – Она умолкла, осознав, что начала повышать голос. – Мне хочется украсть нечто приятное для воспоминаний. Но я не желаю обманывать себя.
– А вы когда-нибудь обманывались? – уже с любопытством спросил он, поскольку они сменили опасную для него тему.
– В этом отношении? – Сара махнула рукой, подразумевая все, что между ними произошло. – Нет, конечно. Такого рода обстоятельство само по себе обманчиво, чтобы вселять какие-то надежды. Мечты вселяет отчаявшимся людям благополучие.
Он вдруг опять сел рядом, не касаясь ее, но все же близко, так что она могла чувствовать жар его тела него взгляд, мягкий, как ласка. Она подавила дрожь.
– Возможно, отчаявшийся сам внушает себе мечты, – пробормотал он.
Сара покачала головой.
– Вам не требуются мечты, чтобы наполнить свой желудок, если у вас есть деньги, чтобы исполнить более приятные желания.
– Мечтают не только о еде. Не говорите мне, что вы приехали сюда потому, что ваш работодатель вас не кормил.
Вспомнив о леди Меррил, она почувствовала угрызения совести и заставила себя вернуться к первоначальной теме разговора.
– Счастлива я или несчастна, у меня есть долг перед моим работодателем, сэр. И если вы намерены причинить зло леди Анне… Я должна знать.
– Долг! – фыркнул он, и внезапно ощущение близости и зарождающегося взаимопонимания между ними – все умерло. – Ваш работодатель вообще не знает, что такое долг.
– Как вы можете…
– У нас есть еще немного времени, – холодно прервал он. – А потом возвращайтесь исполнять свой долг.
Он притянул ее к себе и поцелуем заставил умолкнуть. Его рот был жадным, требовательным, и она с такой же яростью отвечала ему. Он вдруг отпустил ее.
– Я не могу этого сделать!
Затем Сара обнаружила, что опять лежит на софе, но теперь ничком, ее щека прижимается к заплесневелой подушке, а он стоит позади. Она поняла его намерения. Она могла встать. Ничто здесь ее не удерживало, ни деньги, ни слова, ни его руки, хотя она знала, что скоро они это сделают. Мавр просто дает ей возможность и, если она ею не воспользуется, он уже больше не предложит.
Она не хотела уходить и вздрогнула от неожиданного удовольствия, когда он положил ее ногу себе на колено, слегка оттолкнув ее в сторону. Затем она почувствовала его тяжесть на софе.
– Дайте мне ваши руки, – сказал он.
Ни «милой Сары», ничего другого, лишь полное отсутствие эмоций в голосе, но за его внешним равнодушием ощущалось нечто большее.
– Вот, пожалуйста.
Вытащив из-под живота руки, она вытянула их над собой, и теперь ее предплечья опирались только на подлокотник софы. Мавр опять выругался, схватил ее запястья и, склонившись над ней, придавил их всем своим весом к подушкам. Она задохнулась, когда твердая плоть нашла горячую расщелину, открытую поднятой сорочкой. Чувствуя знакомую пустоту, требующую заполнения, Сара подняла бедра, и он скользнул вдоль нежной складки вниз, пока не замер у входа.
Несколько секунд оба не двигались, слышалось только их смешанное возбужденное дыхание.
– Вы не можете… скрыться от этого! – наконец выговорила Сара.
Она не знала, откуда пришли эти слова, но их правота, должно быть, колокольным звоном отозвалась в нем, и Мавр ринулся вперед.
Сделал толчок, еще один, еще, медленно, осторожно, и Сара проглотила звуки, рвущиеся из горла. Каждое движение было удивительным, давление будоражило нервы, которые не затронула их первая страсть. Она забыла о времени, забыла о себе, однако не могла забыть о нем. Он был везде, у нее внутри, на ней, вокруг нее. Она хотела прикоснуться к нему и попыталась освободить руки. Он ей не позволил. Ритм ускорился, ведя ее вместе с ним, разочарование мешалось с нарастающим удовольствием, пока внезапная обжигающая волна не прокатилась по ее телу.
– Хватит! – едва выговорила Сара. – Остановитесь!
Но если он и слышал, то не обратил внимания, безжалостно погружаясь в нее, уводя ее даже за пределы возможного, где не было ни звука, ни вздоха, ни мысли, только пожирающий огонь и наслаждение, туда, где подобные слова ничего не значили.
Сара медленно приходила в себя. Когда Мавр наконец отпустил ее, она перевернулась и села.
Ей даже не требовалось видеть лицо Мавра, она чувствовала его напряженность и, до того как он успел заговорить, выпалила свои вопросы:
– Почему вы приехали в Венецию? Откуда вы? Чего здесь добиваетесь? – Голос у нее был хриплым, дрожащим, и Мавр, казалось, чуть-чуть расслабился.
– Первое совершенно не ваше дело. А что касается остального, то вы легко можете угадать и мою национальность, и мою цель. Я уже говорил, что вы скоро это узнаете. – Несмотря на мягкость его тона, слова были твердыми.
– Вы собираетесь причинить мне зло. Я в этом уверена. Ненависти ко мне вы не испытываете, но хотели бы меня презирать, и я не знаю почему. Это вообще не имеет смысла.
– Вы слишком многое понимаете, – натянуто произнес он, потом замолчал, и Сара затаила дыхание.
Наконец он сделал выдох и направился к окну, сбрасывая по дороге рубашку.
– Я вас не понимаю. – Казалось, Мавр говорил это себе. – Я не могу поверить… но должен поверить… Я творю нехорошие дела. Я уже потерял вкус к безрассудству, и мне бы не следовало поступать так, как сейчас.
– Что вы имеете в виду? – прошептала она. Мавр не ответил. Пока он смотрел в окно, Сара молча изучала его тусклый силуэт, подсознательно отметив, что он явно из тех людей, кто привык, чтобы ему подчинялись. Ей следовало бояться его, но она не боялась. Сколько прошло времени? Десять минут? Час? В конце концов он медленно вернулся к софе и на этот раз сел так близко, что их бедра соприкоснулись. Мавр обнял ее, однако вместо поцелуя лишь прижал ее к груди, словно хотел утешить ее… или себя.
– Откуда вы, маленькая заблудшая голубка? – прошептал он. – Как вы попали в этот Богом забытый город?
Вопросы определенно были не к месту и не ко времени. Сара попыталась вырваться, но инстинктивно почувствовала, что сейчас ему очень нужно просто держать ее в объятиях, а раньше это никому еще не приходило в голову. Поэтому осталась на его груди, теплой, шершавой от курчавых волос, слыша под ухом стук его сердца.
– Ночь принадлежит мечтам, не кошмарам. Хватаясь за мечты, мы сами внушаем их себе, помните?
– Разве? Я лгал, когда говорил о погоне за мечтами. Для моих время давно прошло.
Он снова погрузился в молчание, и Сара, не представляя, какие демоны его обуревают, решила не задавать вопросов.
– Скажите, я был груб с вами? – наконец спросил он.
– Нет, – честно ответила Сара.
– Но я был. И должен быть снова. Когда придет время заканчивать, что от меня останется? Что останется от каждого из нас?
Она не знала, что он имеет в виду, но по спине у нее пробежал холодок. Казалось, Мавр и не ждал ответа, поэтому они долго сидели молча, пока он не поцеловал ее и с большой нежностью опять толкнул на софу.
– Пош, – сказал он, выводя Сару из полудремы. Должно быть, его беспокоило то, что темнота стала менее плотной, приближался рассвет. Сара этого не заметила, но, когда она стряхнула приятное оцепенение и повернула голову, чтобы посмотреть на него, то поняла, что уже может различить его лицо. Еще не полностью очнувшись, она молча оделась, связала порванную ленту маски. Едва она ее надела, как в дверном проеме тут же показался слуга. Она бросила последний взгляд на Мавра, который стоял к ней спиной, глядя в уже посеревшее окно.
– До свидания, – хрипло произнесла Сара.
– Прощайте, Сара.
Голос был таким холодным и равнодушным, что сердце у нее сжалось, и она склонила голову, принимая завершение игры.
Слуга проводил ее через анфиладу пустых гулких комнат, тусклый свет его лампы бросал на стены прыгающие тени, а ее каблуки громко стучали в тишине.
Он широко распахнул перед ней громадные черные двери, и она шагнула на улицу. Пока они шли из комнаты Мавра к выходу, снаружи заметно посветлело, вдоль канала на фоне неба уже вырисовывались силуэты крыш. Сара молча села в лодку, слуга так же молча вез ее к апартаментам леди Меррил. Она смотрела, не видя, на скользящие мимо палаццо и лавки, на газовый свет фонарей, тонущий в холодной серости рассвета.
Это была ночь, какую она не могла себе представить. В основном удивительная, отчасти ужасная, а вся настолько приводящая в замешательство, что Сара чувствовала себя так, будто в голове у нее клубятся тяжелые облака.
Когда Сара вышла на кампо Манин и сняла маску, здания уже приобрели оттенки сплава олова с алебастром, а к тому времени, как она добралась до палаццо Боволо, краски вернулись к жизни потоком желтой пастели. С трудом преодолев лестничный пролет, Сара открыла дверь бельэтажа, заперла ее за собой и, как в тумане, двинулась по безмолвному коридору к своей комнате. Там она разделась до сорочки, упала в постель и, засыпая, снова подумала: «Чего еще он может хотеть от меня?»
Глава 7
«Это – невозможно».
Себастьян повторял эти слова как молитву, пока они не утратили весь смысл. Он лежал, растянувшись голым на кровати, следя за восходом солнца и покачивая в руке пустой бокал. Что он пытается сделать? Он хотел справедливости для Аделы, это непреложный факт. Но почему-то все, что могло быть таким простым и казалось таким справедливым, таким правильным, в его исполнении становилось извращенным.
Он хотел ее, Сару. Он знал это с первой секунды, как остановил на ней взгляд, только думал, глупец, что его вожделение сделает предстоящую задачу лишь более приятной. А вместо этого совершенно забыл про Аделу в жаркой темноте ночи, в обладании Сарой и, похоже, здесь и кроется объяснение того, что все происходит не так, как он рассчитывал.
– Сэр? Вы хотели помыться до назначенной встречи.
– Себастьян поднялся. – Благодарю, Джан.
Слуга помог ему накинуть халат, затем открыл дверь в комнату с огромной медной лоханью и чаном горячей воды. Себастьян машинально вымылся, побрился и оделся, устраняя из головы все мысли, все желания, пока не осталось ничего, кроме пустой скорлупы.
Хорошо. Так и должно быть.
– Мистер де Лент ждет, – сказал Джан, протягивая золотистую полумаску.
Себастьян вышел в сверкающее безоблачное утро. Небо было таким голубым, что казалось раскрашенным. Усталость притупила его чувства, поэтому он быстро нырнул под навес гондолы, предоставив Джану вести лодку к казино «Джалло».
У двери Себастьяна встретил один из английских слуг и провел его в комнату, где он вчера оставил Доминику с де Лентом. Тот сразу отозвался на стук, дав разрешение войти.
– А, сеньор Гуэрра, – искренне сказал он и поднял в знак приветствия бокал.
Де Лент был в том же костюме, теперь находившемся в изрядном беспорядке, а его всегда безупречно причесанные волосы стояли на голове дыбом.
– Очень рад, что вы зашли поинтересоваться другом. – Он выудил из кармана и бросил ему пятисовереновую монету.
Себастьян машинально поймал ее и, направляясь к свободному креслу, пытался обуздать гнев, желание ударить этого самодовольного человека, поквитаться с ним. И опять возник тот же вопрос: за Аделу или не только?
Обходя софу, он заметил неподвижно лежащую фигуру. Взъерошенные черные волосы, расслабленное тело, юное, очень юное лицо. На миг в его памяти мелькнул образ другой черноволосой девочки, он снова увидел слезы и кровь, услышал вопли ужаса. Себастьян вдруг испугался, что опять стал причиной трагедии, что на этот раз девушка мертва… Потом, заметив, что грудь у нее поднимается и опускается, сумел наконец вздохнуть и сел напротив де Лента.
– Значит, она была в вашем вкусе, синьор? – небрежно спросил он. – Похоже, вы совершенно утомили ребенка.
– О да, – с удовольствием признался де Лент. – Она так соблазнительна, что полностью изнурила меня. Все, как вы обещали… за исключением того, что она уже не девственница.
– Вы не просили у меня девственницу, и я не утверждал, что она невинна, – с видом оскорбленного достоинства ответил Себастьян.
– Да, но я позволил себе надеяться. Тем не менее она была хороша, чрезвычайно соблазнительна и несомненно больше подходит мне, чем несведущий беспризорный ребенок, который надоел бы после одной ночи. Дело в том, что девочка умеет делать… – Он приятно улыбнулся. – Вы сами когда-нибудь наслаждались ее умением?
Себастьян посмотрел на девушку. Хотя глаза у нее были закрыты, легкое напряжение в лице выдавало, что она не спит.
– Нет, – твердо сказал он. – Я предпочитаю женщин постарше.
– Жаль. – Де Лент нежно взглянул на Доминику. – Возможно, я должен подарить ей какую-нибудь безделушку, может, пару красивых туфель. Несправедливо, если мать все у нее заберет.
– Тогда сделайте это любым способом, – резко произнес Себастьян, но, увидев, что де Лент нахмурился, заставил себя смягчить тон. – Простите, синьор. Я немного смущен, что не понял, чего вы хотели. Знаете, девственниц очень трудно найти, у меня, как говорится, в запасе нет сейчас ни одной. Хотя есть кое-какие возможности поискать, если вы желаете.
– Всегда, – улыбнулся де Лент. – Но это не к спеху. Думаю, ваша маленькая девочка займет меня еще на несколько дней.
– Тогда я прослежу за этим. – Себастьян вскочил, как будто очень торопился. – Если хотите, можете пользоваться этим любовным гнездышком. За небольшое вознаграждение, – прибавил он.
Де Лент цинично усмехнулся:
– Что вам позволит сократить ваши расходы, не так ли? – Себастьян лишь униженно пожал плечами. – Хорошо, не стану отрицать, что в данном случае вы это заслужили. Если вы приведете другой столь же приятный сюрприз, я заплатил бы вдвое дороже. Я им воспользуюсь. Себастьян кивнул:
– Мэнсфилд сказал, что вы были честным человеком. – С этими словами он покинул комнату.
Сара вышла к завтраку с опозданием, голова у нее болела, в глаза будто насыпали песок. Ощущения прошлой ночи цепко удерживали ее невидимыми пальцами. Когда она пила чай, жидкость была отголоском иного жара, касавшегося ее губ, когда она сжимала чашку, она ощущала упругость его мускулов, а не фарфор. Она чувствовала себя чужой, одинокой и беспомощной, хотя вокруг нее все оставалось прежним.
Когда убрали со стола, леди Анна, отказавшись от уроков, бесцельно ходила по лоджии, пока бабушка диктовала свои письма, а затем нависла над плечом Сары, подписывающей конверты, и отошла только после того, как был запечатан последний.
– Бабушка, я непременно должна вернуться на площадь Сан-Марко. Вчера мы забыли покормить голубей. И еще мисс Коннолли сказала мне, что в ее путеводителе говорится, что каждый путешественник должен есть под портиком или на площади. Я чувствую себя глупой, что мы упустили свой шанс и ели в кафе «Флориан».
Леди Меррил искоса взглянула на Сару, услышав наглую ложь насчет путеводителя, но сказала:
– Почему бы и нет?
Естественно, сестры Мортон решили присоединиться к ним. Поскольку мисс Харкер опять воспользовалась случаем, чтобы остаться дома, а мистер де Линтдо сих пор еще не вернулся, пять дам сели в две гондолы и отправились на короткую прогулку.
Второй уже раз за это утро плывя по каналам, Сара бросила тревожный взгляд на хозяйку. Ее долг заверить леди Меррил, что внучка лгала ей, однако незначительный проступок девушки не шел ни в какое сравнение с ее собственным приключением, и Сара долго не решалась заговорить.
– Ваша светлость, – наконец выдавила она, – я не говорила леди Анне о своем путеводителе.
Леди Меррил засмеялась.
– Может, я и старая, но отнюдь не дура.
– Я знаю, мадам. Просто… я сама должна была сказать вам.
Хозяйка похлопала ее по руке.
– Не стоит принимать любую мелочь так близко к сердцу. Я вижу, когда у меня под носом ведется и фа в любовь. Это дело молодых людей. Я бы не хотела, чтобы ты покрывала девушек, но ты не должна и шпионить за ними. Тебе самой это не нравится, а кроме того, пусть молодая девушка учится находить выход из такого положения или вообще не флиртует.
– Благодарю вас, мадам, – искренне ответила Сара.
Вскоре они причалили к Моло и отправились на Пьяццетту. Леди Анна буквально подпрыгивала от нетерпения, пока они делали заказы, и жаловалась, что колонны портика закрывают ей вид. Леди Меррил хранила молчание и спокойно пила чай, даже когда внучка, двумя глотками опорожнив свою чашку, вскочила и заявила о намерении покормить голубей. Она лишь сказала, чтобы та взяла Сару и подруг.
– И пусть ведет себя не слишком безрассудно, – шепнула старая леди Саре.
– Вы уверены, что желаете остаться в одиночестве?
Саре действительно не хотелось оставлять старую леди одну, но к ее искреннему беспокойству за хозяйку примешивалось эгоистичное желание уклониться от заботы о леди Анне, когда она вспомнила их последнюю совместную прогулку.
– Со мной все будет в порядке, – весело сказала леди Меррил.
И Сара без возражений последовала за девушками через Пьяццу, держась на расстоянии в надежде, что не привлечет их внимания.
Сестры Мортон разбрасывали кусочки своих ячменных лепешек голубям, которые немедленно слетались на кормежку, но леди Анна бросила целую, позволив толстым птицам ссориться из-за нее и устремив пристальный взгляд в сторону колокольни.
– Он сказал, что будет сегодня здесь? – простодушно спросила мисс Эффи.
Сестра недобро посмотрела на нее, затем убийственным взглядом одарила Сару. Почувствовав, что краснеет, Сара заставила себя не опускать глаза. Леди Анна взглянула на нее без всякого значения, но твердо.
Сара пыталась игнорировать девушек, надеясь, что они скоро забудут о ней. Увы, их упорное молчание и неотступные изучающие взгляды в конце концов стали действовать ей на нервы.
– Я не скажу. В мои обязанности не входит докладывать о ваших беседах леди Меррил.
– Благодарю вас, – радостно сказала леди Анна. Мисс Мортон неуверенно посмотрела на нее, а мисс Эффи лучезарно улыбнулась Саре и протянула ей кусок лепешки для голубей. Сара приняла его неохотно, сознавая, что втянута в заговор, когда ей всего лишь хотелось подтвердить свой нейтралитет.
– Я не получала от него известий со вчерашнего дня, – наконец ответила подруге леди Анна. – Я только надеюсь… – Она умолкла и начала беспокойно ходить по Пьяцце, все ближе подходя к колокольне. – Прошлый вечер был таким удивительным. Я не могу выбросить его из головы.
Сара похолодела, вспомнив собственную ночь и страшась неминуемого сравнения. Но когда леди Анна продолжила, она быстро успокоилась. Судя по рассказу, дело ограничилось только страстным шепотом и свешиванием полуодетой из окна.
– Что бы стоило бабушке снять апартаменты двумя этажами ниже. – Леди Анна вздохнула. – Тогда бы я могла прыгнуть в его объятия, не думая о своей безопасности…
Мисс Мортон засмеялась.
– При такой высоте это и в самом деле было бы необдуманным поступком. Ты бы потопила его лодку и утонула в канале.
Мисс Эффи старалась подавить хихиканье.
– Я умею плавать, – надменно заявила леди Анна. – И кроме того, вот еще почему я бы не прыгнула. У меня, знаешь ли, есть голова на плечах.
– Ну и что? – вмешалась мисс Эффи. – Разве это не было самым восхитительным приключением в твоей жизни?
– Это было неописуемо. И теперь я чувствую… Я чувствую головокружение. Такую легкость, словно я могу полететь. Но каждую минуту, когда его нет рядом, я страдаю, так ужасно и так приятно.
Но каким бы приятным, невинным и очаровательным ни казался рассказ Анны, Сара могла думать лишь о своем головокружительном сумбуре эмоций, в сравнении с которым описания леди Анны выглядели бесцветными и неинтересными, как бумажный носовой платок рядом с дорогим шелком. Конечно, чувства Сары – не любовь, но все же намного сильнее того, что она когда-либо надеялась испытать.
Закончив свое повествование, леди Анна с превосходством взглянула на подруг.
– Если вы сами этого не пережили, вам просто не с чем сравнить.
Мисс Мортон закатила глаза.
– Право, Анна, не стоит вести себя так, словно ты единственная на свете, кто влюблялся.
– Мелинда Мортон, у тебя еще не может быть возлюбленного!
– Почему нет? – ощетинилась та.
– Тебя не было дома почти год. К тому же ты не проронила об этом ни звука.
– А ты не приедешь до следующего лета. И я не рассказываю всем свои тайны, как некоторые. – Она многозначительно посмотрела на сестру. – Особенно когда здесь те, кто не умеет хранить их.
Мисс Эффи покраснела.
– Это была случайность! И кроме того, это было только один раз.
Леди Анна зачарованно смотрела на подруг, но мисс Мортон строго покачала головой, не дав ей открыть рот.
– Не беспокойся обо мне. Я только имела в виду, что любовь, возможно, самое обычное дело. – Она перевела взгляд на Сару. – Даже мисс Коннолли, вероятно, в кого-нибудь влюблена.
– Правда? – удивленно спросила леди Анна.
– Боюсь, я исключение из общего правила, – ответила Сара, зная, что краснеет, и ненавидя себя за это. Очаровательная пустота девушек, полное отсутствие у них знания жизни вдруг стали ее раздражать. – Я любила многих людей, но я никогда не влюблялась в том смысле, в каком вы себе представляете, и считаю это маловероятным.
– Почему нет? – выпалила мисс Эффи.
– Тсс! – сердито прошипела мисс Мортон.
– Извините, мисс Коннолли, это не мое дело, – пробормотала девушка. – Но мне хотелось бы знать.
– Хорошо, мисс Эффи.
Ничего хорошего в этом не было, но Сара испытывала сильное желание дать ей хоть какое-то представление о жизни людей, которые ежедневно стелют ей постель, готовят еду, причесывают, о сотнях простых людей, которые делают ее собственную жизнь такой беспечной и удобной.
– Я давно уже примирилась со своим положением. Оно просто дело случая и экономических обстоятельств. Я не обладаю ничем, что может пробудить у мужчин намерение поддержать меня, а занятия, доступные замужним женщинам, только самые лакейские или в лучшем случае неприятные.
– Что же вы тогда собираетесь делать? – с удивлением спросила мисс Эффи. – Быть компаньонкой до конца жизни?
– Да, пока не постарею для таких обязанностей. – «Вот почему я ухвачусь за предложение Мавра, когда оно будет мне сделано», – мысленно прибавила Сара. – К тому времени, если мне повезет, я буду иметь кругленькую сумму, накопленную для продолжения жизни.
А если нет… Эту вероятность она предпочла не выражать словами.
Какое-то время девушки молчали, не представляя себе жизнь вне их собственного беззаботного круга. Но колокола прозвонили час, молчание было нарушено, и они как ни в чем не бывало вернулись к своим разговорам.
Хотя лишь своенравие вынудило Сару на признание, она не жалела об этом, зная, что через минуту все забудется. Девушек вообще не интересуют люди вроде нее. Сара бросила голубям раскрошенную лепешку и смотрела, как они, совсем не голодные, продолжают из-за нее ссориться.
К ленчу они вернулись в палаццо Боволо, где их встретил мистер де Лент, чисто выбритый и спокойный. Леди Меррил заявила о своем намерений посетить нескольких еще оставшихся в живых венецианских аристократов, с которыми было приятно пообщаться временно проживающим тут иностранцам. Девушки отказались, жалуясь на усталость, и мистер де Лент решил остаться с ними. Сопровождать хозяйку в различные дворцы пришлось Саре.
Беседовали по-французски, поэтому, когда говорили слишком быстро, она понимала одно слово из десяти, иногда по-немецки, который она вообще не понимала. Так что Саре оставалось только молча сидеть, разглядывая модные не по возрасту наряды престарелых хозяек да непривычные интерьеры комнат, где их принимали: гладкие мозаичные полы, источающие холод, старинные золоченые стулья, весьма неудобные, выцветший дамаск стен, украшенный живописью прошлых веков.
Все комнаты напоминали мавзолеи, каждая очень походила на большой салон Мавра. Он виделся ей в темных углах, представал среди мужской прислуги хозяек, его голос слышался ей в прогнивших глубинах домов или на тротуаре внизу. Эти ощущения пробудили у Сары дремлющее чувство вины и еще большее желание оказаться в тишине своей спальни.
На обратном пути она, как обычно, молчала, но ее размышления прервал тихий вопрос леди Меррил. Осознав, что хозяйка желает поговорить, Сара повернулась к ней. Леди печально смотрела на палаццо, стоявшие вдоль Большого канала.
– Гарольду бы здесь понравилось. И коли на то пошло, Руперту бы тоже. – Сара поймала ее осуждающий взгляд. – Знаешь, ты никогда не спрашивала о моих мужьях.
– Если бы вы хотели, чтобы я знала, полагаю, вы бы сами мне сказали, мадам, – удивленно ответила Сара. – Я не считала себя вправе делать это.
Леди Меррил улыбнулась:
– Ты еще молода и не знаешь старых леди. Мы любим поговорить о себе. К тому же ты моя компаньонка, а не моя горничная. Ты имеешь право задавать вопросы. – Она многозначительно умолкла, и Сара восприняла ее слова как упрек.