ГЛАВА 13. ЭКИПАЖ

– Египтяне очень расстроились, увидев меня в кабине, – сказал Гилкренски, вернувшись в домик Билла Маккарти.

«Минерву» он осторожно положил на походный стол, стоявший вплотную к промышленной рентгеновской установке.

– По-моему, дело в другом, – неторопливо ответил Маккарти. – В соответствии с международной конвенцией мы имеем право на осмотр места катастрофы, доступ ко всем материалам расследования и можем опрашивать очевидцев. Они были недовольны по другой причине – ты не дал им посмотреть, что у тебя в чемоданчике.

– Я не мог позволить им увидеть «Минерву»! Пока существуют только два опытных образца.

– Тебе удалось извлечь информацию?

– Еще не знаю. Сначала «Минерва» должна обработать данные. Допускаю, что чип «Дедала» слишком поврежден, чтобы сохранить что-либо. Возьми ноутбук, попытай счастья сам. И сделай это на виду у египтян, пусть знают, нам нечего скрывать.

– Но тогда зачем ты привез «Минерву»?

– Если информацией «Дедала» все-таки можно воспользоваться, я хотел бы проанализировать ее первым. Не люблю сюрпризов, Билл. Говоришь, мы имеем право опрашивать очевидцев?

– Да. Это так. Но если ты собираешься общаться с экипажем, прихвати с собой Мэлоуна или еще кого-нибудь. Нам нужен независимый свидетель, в противном случае подумают, что ты решил надавить на возможных виновников.

– Ладно. Пойдем разыщем мистера Мэлоуна. Пусть твои люди позвонят в отель и передадут капитану Дэнверсу, что через час я жду его вместе с экипажем в конференц-зале. Слишком много здесь несовпадений и странностей.

Вертолет опустился на крышу «Олимпиад-Нил» под вечер, в шестом часу. Человек сведущий мог бы заметить, что на подлете к зданию машина чуть отклонилась в сторону – это Гилкренски попросил Мэннинга вновь доверить ему штурвал и на собственном опыте убедился: «белл» действительно несколько капризен в управлении.

– Не переживайте, – успокоил его Лерои. – Когда за штурвал садится новый человек, букашка всегда чуточку рыскает. Со мной было то же самое. Педали настолько чувствительны, что реагируют на малейшее движение.

– Очень благодарен вам. Как-нибудь попробую еще раз, – ответил Тео.

Спустившись по лестнице, Гилкренски, Билл Маккарти, майор Кроуи и Мартин Мэлоун прошли по коридору в сторону конференц-зала. У дверей их встретил Томас:

– Экипаж ждет вас, сэр.

– Отлично.

За столом сидели пять человек в летной форме компании «Икзэйр». При появлении Гилкренски все поднялись.

– Добрый вечер, леди и джентльмены. Меня зовут Теодор Гилкренски. Позвольте представить вам профессора Уильяма Маккарти, конструктора вашего самолета, и Мартина Мэлоуна, представителя управления гражданской авиации.

Стоявший в центре мужчина поднял руку:

– Капитан Роберт Дэнверс. Это Маргарет Сполдинг, первый пилот корабля, Брайан Гриффите – инженер-механик, Сара и Мелани – бортпроводницы. Их старшая, Джульетта Максвелл, все еще в госпитале, как вам, должно быть, известно.

– Мне искренне жаль. Как она себя чувствует?

Дэнверс бросил на Тео взгляд и уже собирался ответить, но его опередила миниатюрная черноволосая Маргарет Сполдинг.

– Идет на поправку, – коротко бросила она; в манере произносить слова явственно слышался ливерпульский выговор.

На какое-то мгновение в воздухе повисло неловкое молчание. Гилкренски едва заметно улыбнулся:

– Что ж, рад. Садитесь, прошу вас.

Негромко скрипнули стулья.

– Прежде всего хочу поблагодарить за то, что вы смогли собраться здесь, хотя времени у вас было совсем мало. К сожалению, поводом для нашей встречи послужили весьма печальные обстоятельства. Поймите, это не официальное расследование, сейчас мне просто необходимо услышать информацию из первых уст…

– Полагаю, вы обращаетесь ко мне, мистер Гилкренски? – спросил Дэнверс, крупный рыжеусый мужчина с ясными голубыми глазами в лучиках морщинок.

– Совершенно верно. Мне…

– Я сказал репортерам чистую правду. Ваш прибор стал причиной катастрофы, сэр, вот и все. – Он сунул руку в карман и положил на стол диктофон. – Я знаю, что это не официальное расследование, но, желая защитить себя и свой экипаж, настаиваю на том, чтобы наша беседа была записана.

– А, оставьте вы… – начал Маккарти, но закончить фразу не успел.

– Все в порядке, Билл, – бросил Гилкренски. – Не могли бы вы рассказать, что происходило непосредственно перед падением?

– Рассказывать, собственно, почти нечего. Обычный полет. Мы загрузили в ваш автопилот координаты, «Дедал» мастерски поднял машину в воздух и взял курс на Лондон. Затем по неизвестной причине сработал сигнал потери высоты и автопилот послал машину вверх, да еще под таким крутым углом, что двигатели заглохли. Если вы хотя бы немного разбираетесь в аэродинамике, то знаете: на самолетах, подобных вашему «уиспереру», с Т-образным хвостовым оперением, такая ситуация особенно опасна. Когда машина идет вверх слишком круто, турбулентные потоки от крыльев вызывают перебои в двигателях и не дают хвостовым плоскостям возможности выровнять самолет. Он буквально падает с неба.

– Это называется «срыв», – вставил Маккарти.

– Мне известно, как это называется, – огрызнулся Дэнверс. – Но я знаю и другое: когда за спиной сидят две сотни пассажиров, пилот не будет вступать в дискуссию, а начнет действовать. Так я и поступил.

– Что именно вы сделали? – спросил Гилкренски.

– Прежде всего отключил вашего идиотского робота. Я чувствовал, что хвост машины проваливается, рассчитывать можно было только на плоскости крыльев.

– И вы?..

– Я выбросил тормозной парашют. Это помогло, хвост пошел вверх, но мы оказались слишком близко к земле. Не хватило подъемной силы, и самолет рухнул.

– Вы действовали очень грамотно, – кивнул Гилкренски.

– А вам-то откуда это знать?

– Я дипломированный пилот. Самолеты и винтокрылые машины. Скажите, в какой момент пострадала мисс Максвелл?

– По-видимому, когда раскрывался парашют, – сказала одна из стюардесс. – Все пассажиры находились в креслах. Но как только надпись «Пристегните ремни» погасла, поднялся маленький мальчик, ему нужно было в туалет. Джулия пошла следом, и тут прозвучал сигнал тревоги. Она успела подхватить мальчика на руки и усадить в кресло, а когда машина начала падать, ее бросило на перегородку.

– А ребенок?

– Он не пострадал. Других раненых не было, – ответил капитан.

– Но сообщалось еще об одном члене экипажа, который…

– Несколько синяков и ссадин. Даже дома будет нечего рассказать.

Гилкренски оценивающе посмотрел на Дэнверса, бросил взгляд на диктофон.

– Значит, как вы сказали, «Дедал» направил машину круто вверх, двигатели заглохли и управление полетело к чертям?

– Именно так, – согласился Дэнверс.

– Мисс Сполдинг?

– Подтверждаю.

– А к «Дедалу» никто не прикасался?

– Кроме меня. Когда понял, что автопилот не справляется с самолетом, я отключил его, – заявил Дэнверс. – Больше медлить я не мог. На борту находились двести пассажиров.

– Это я уже слышал. Так вы настаиваете, что причина падения самолета в неисправности «Дедала»?

Дэнверс подался вперед:

– Я категорически против слова «настаивать», мистер Гилкренски. Я абсолютно ни на чем не настаиваю. Вместе с другими членами экипажа я лишь констатирую факты. Ваш автопилот отказал, и машина упала. Это все. Тео посмотрел ему в глаза:

– И все-таки в ваш рассказ очень трудно поверить. Через дублирующие системы «Дедал» должен был выровнять самолет в течение пяти секунд. Он…

– Ради всего святого! – взорвался Дэнверс. – К чему сейчас теории! Я не собирался рисковать жизнями двух сотен мужчин, женщин и детей, дожидаясь, пока ваш долбаный робот проснется! Вместе со своей корпорацией вы намереваетесь вообще исключить человеческий элемент из пилотирования. Не выйдет! Ваш адский компьютер не сработал! Все! До начала официального расследования я не произнесу больше ни слова.

Капитан стремительно поднялся, опрокинув стул, и вышел из конференц-зала. За ним, обмениваясь многозначительными взглядами, потянулись члены экипажа.

Последняя, Маргарет Сполдинг, захватила оставленный Дэнверсом диктофон. Пальцы первого пилота были так плотно перебинтованы, что она не могла нажать кнопку «стоп». Гилкренски помог ей.

– Вы ранены, мисс Споллинг?

– Немного обожглась, – спокойно пояснила она. – Я была бы весьма признательна вам, сэр, если бы до начала расследования нас оставили в покое.

– Можете не волноваться, – заверил се Мартин Мэлоун.

– Спасибо, – уже от двери бросила мисс Сполдинг.

– При условии, что я пока вам больше не нужен, доктор Гилкренски, мне бы хотелось вернуться на место падения самолета, – обратился Мэлоун к Тео.

– Конечно. Лерой доставит вас.

Билл Маккарти распахнул перед чиновником дверь и вернулся к столу. Сидя в кресле, Гилкренски смотрел на заходившее солнце.

– Дэнверс ненавидит меня, не так ли, Билл?

– Им изрядно досталось, Тео. А потом, расследование всегда обозляет человека. Тебе следовало быть к этому готовым.

– О чем-нибудь в такой ситуации можно говорить с уверенностью? – спросил Кроуи.

Маккарти глубоко вздохнул, прежде чем ответить:

– Единственным официальным свидетельством считаются данные бортовых самописцев «черного ящика». Но и он, возможно, поврежден или содержит лишь самую общую информацию. Без деталей мы не в состоянии определить, насколько рассказ капитана соответствует действительности. Переговоры экипажа в кабине, безусловно, записываются, однако, как правило, на одну и ту же пленку. Так что зафиксированы на ней лишь последние тридцать минут до катастрофы.

– Выходит, остается рассчитывать только на чип с памятью «Дедала», – сказал Гилкренски. – Но неизвестно, согласится ли официальная комиссия рассматривать его в качестве доказательства.

– Согласен. Кроме того, нам еще не приходилось его использовать в подобных целях.

Взгляд Тео был по-прежнему устремлен на запад, туда, где лежали в песках обломки самолета.

– Это верно. Я разрабатывал «Дедала» для того, чтобы самолеты больше не разбивались. А результат? Дэнверс прав – я пытался исключить возможность ошибки пилота. Но не то же ли самое, создавая своего монстра, говорил и доктор Франкенштейн? И ведь его жена тоже погибла, так?

– Брось, Тео! Ты слишком беспощаден к себе.

– А вы заметили, что Дэнверс взял беседу на себя? – спросил Кроуи. – Такое впечатление, будто они репетировали и поручили ему говорить от имени всего экипажа.

– Естественно, ведь он же капитан, – сказал Гилкренски.

– Но вы видели руки мисс Сполдинг, сэр!

– Видел. Она заявила, что обожгла их.

– Может быть. И все же мне хотелось бы провести в госпитале собственное небольшое расследование. Вы не против?

В это время в роскошную квартиру на противоположном берегу Нила прибыли гости: четверо мужчин и дама. Судя по всему, ожидалась дружеская вечеринка с коктейлями.

Хозяин квартиры достал из верхнего ящика старинного бюро тяжелый коричневый конверт и выложил из него более десятка профессионально выполненных черно-белых снимков размером восемь на десять дюймов. Мощный увеличитель сделал изображение немного зернистым, зато выявил все детали.

– Как вам известно, – начал Заки эль-Шаруд, – двое суток назад в окрестностях Каира упал самолет. Корпорация, которой принадлежала машина, не только понесла значительные финансовые убытки, но и сильно проиграла в глазах общественного мнения. Вчера специальным рейсом прибыла целая армия экспертов. Сегодня в отеле корпорации они беседовали с членами экипажа. Наибольший интерес для нас представляет вот этот. – Он указал на снимок, где была запечатлена группа мужчин, спускавшихся по трапу небольшого реактивного самолета. – Утром в аэропорту отмечалась повышенная активность служб безопасности. Не то чтобы ожидался прилет главы государства, но было весьма похоже на это. Процедура встречи заняла около пяти минут, однако их хватило, чтобы сделать лежащие перед вами фотографии. Посмотрите внимательно. Высокий мужчина с бородой – сам Теодор Гилкренски, председатель и крупнейший держатель акций радиокорпорации «Гилкрест», один из восьми богатейших людей мира.

Эль-Шаруд посмотрел на своих гостей. Мужчины кивнули, а дама решила задать вопрос:

– Почему именно он так важен для нас? В Каире немало состоятельных бизнесменов, и до них легче добраться.

Эль-Шаруд подошел к украшенному резьбой книжному шкафу, снял с полки справочник «Кто есть кто в мире бизнеса», открыл его на заложенной странице и протянул женщине.

– Дело не в том, кто он такой, а в том, что он контролирует. Корпорация «Гилкрест» – холдинговая компания, которая занимается разработкой компьютеров, проявляет огромный интерес к авиации и космосу, владеет отелями, курортами, предприятиями пищевой индустрии и, самое главное, разветвленной сетью средств массовой информации. «Гилкрест» вкладывает огромные деньги в развитие технологий виртуальной реальности, осуществляет запуск спутников-ретрансляторов, создает системы альтернативной телефонной и видеосвязи. Именно здесь лежит ключ к грядущей победе дела ислама.

– Это требует пояснения, – заметила женщина. Эль-Шаруд улыбнулся:

– На сегодняшний день самым мощным оружием можно считать средства массовой информации. Во время войны в Персидском заливе, когда небольшая мусульманская страна противостояла объединенным силам Запада, в чьих руках находилось спутниковое вещание?

– В руках неверных, естественно.

– Вот почему мир так и не узнал правды о происходившем. Зато во время исламской революции в Иране голос аятоллы Хомейни услышали десятки и сотни тысяч его последователей, которые даже не умели читать, – с помощью обычных аудиокассет.

Женщина согласно склонила голову.

– Сейчас спутниковое телевидение развивается немыслимыми темпами, – продолжал Заки. – Оно проникло во все уголки Земли, где можно установить «тарелку шайтана». По всему исламскому миру оно распространяет идеологию общества потребления, пропагандирует ложные ценности и откровенную порнографию. Оно входит в каждый дом и разрушает души даже истинно верующих. Подумайте, чего бы мы достигли, если бы имели в своем распоряжении хотя бы один спутниковый канал! Слово Аллаха услышал бы весь мир! Наши руководители решили, что именно от этого мужчины зависит, воссияет ли над планетой светоч ислама. А мы были выбраны для того, чтобы осуществить эти великие планы.

Женщина подняла голову, всмотрелась в разбросанные по столу фотографии, на которых была запечатлена и стоявшая вокруг самолета охрана.

– С ним будет непросто, – сказала она. Эль-Шаруд опустился в обтянутое белой кожей кресло.

– Это так. Нашим людям стало известно, что после неудачного покушения на его жизнь Гилкренски окружил себя армией телохранителей. Руководит ими отставной майор британских коммандос. Президентский номер отеля, где он остановился, превращен в настоящую крепость, а нижние этажи находятся под охраной службы национальной безопасности Египта. Сегодня Гилкренски осмелился выбраться из отеля на своем личном вертолете. С машины в аэропорту глаз не спускают. Да, с ним будет непросто. Однако ради наших целей стоит пойти на риск.

Гамал, невысокий, крепкого телосложения мужчина, служивший вместе с Заки в армии, негромко поинтересовался:

– Наши лидеры предложили какой-нибудь план?

– Мне потребуется помощь – твоя, Абдула и Сарвата. Гилкренски одержим вопросами собственной безопасности. На этом можно сыграть. Обратите внимание: система охраны в отеле построена так, чтобы отразить угрозу нападения снизу. А теперь скажите, не будет ли разумным попробовать…

Предложенная эль-Шарудом схема похищения Гилкренски поражала дерзостью. Как и всякий грамотный замысел, она предусматривала полную реализацию специальных навыков каждого члена группы. К тому моменту, когда Заки закончил изложение своего плана, у мужчин не осталось никаких сомнений в том, что он осуществим.

Когда они ушли, женщина сказала:

– Тебе удалось убедить их. Они пойдут за тобой.

– А ты?

– Ты же знаешь.

– Хотя на твои плечи ложится самое трудное.

Фарида приходилась Абдулу и Сарвату сестрой. Из всех топ-моделей, приходивших к Заки в фотостудию, она была наиболее привлекательной: высокая, стройная, с длинными, ниже пояса, блестящими черными волосами. В ее непроницаемых темных глазах, казалось, можно было утонуть. Ни к одной из своих знакомых женщин, а их у него имелось немало, Заки не испытывал такого уважения, как к Фариде. Временами ему хотелось бросить все, забыть прошлое и начать жизнь сначала – вместе с ней. Но священная война – джихад – полностью подчинила себе их обоих.

– Я сделаю все, что потребуется. – С этими словами Фарида вышла.

Заки эль-Шаруд собрал фотографии, сунул в конверт к негативам, положил конверт на металлический поднос и щелкнул зажигалкой. Через минуту там осталась лишь горстка пепла.

За спиной Заки медленно приоткрылась дверь спальни.

– Ты неплохо объяснил, чего от них ждут, – сказала Юкико, – но забыл упомянуть про чемоданчик.

Эль-Шаруд обернулся:

– Не люблю лгать своим людям. Если требуется, чтобы они думали, будто им предстоит лишь похитить человека, то я должен изложить задачу так, как считаю необходимым. Ваши хозяева в Токио, безусловно, понимают это. Когда мы добьемся успеха и спутник станет нашим, кому какая разница, откуда он появился – из Японии или из лаборатории мистера Гилкренски? Результат оправдает все.

– Спутник будет в вашем распоряжении, как только моя компания получит черный чемоданчик. А еще вы доставите ко мне Гилкренски. Это – мое личное условие.

– Считайте, он уже у вас.

ГЛАВА 14. КАБАРЕ

На крышу отеля «Олимпиад-Нил» вертолет опустился в половине одиннадцатого вечера. Ожидая, пока пассажиры покинут салон, Лерой Мэннинг снял наушники и стал массировать пальцами виски. Сидевший в кресле второго пилота Гилкренски расстегнул пряжку ремня безопасности.

– Устал? – прокричал он под шум двигателя.

– Немного, – ответил Мэннинг. – Последние несколько дней пришлось поднапрячься.

– Тогда почему бы тебе не оставить машину на ночь здесь? Свободный номер, я уверен, найдется. Вы не против, майор?

– Не вижу причин возражать, – отозвался Кроуи. – Том Харгривс выдаст вам персональный значок, чтобы охрана знала, с кем имеет дело.

Выключив двигатель, Лерой дождался благословенной тишины и открыл дверцу кабины.

– А если у тебя еще остались силы, – бросил Том, – можем сходить в ночной клуб. Как-то в Турции я видел танец живота, так брюки потом колом торчали целую неделю.

– Иди ты! – восхитился Мэннинг и, спрыгнув на бетонную площадку, начал доставать из-за спинки сиденья чехлы, которые должны были предохранить двигатель от ночной росы.

Что ж, раз уж он оказался здесь…

Находившийся на последнем этаже противоположного крыла отеля ночной клуб был уютным, по-современному элегантным и… пустым. С трех сторон сквозь стеклянные стены открывался вид на залитый огнями Каир, среди моря столиков безжизненным островком возвышался деревянный танцпол.

«Здесь хватит места сотен для трех», – подумал Мэннинг, окинув взглядом зал, где сидело не более десятка человек.

– Не слишком ли мы рано? – спросил Харгривс.

– В каирском кабаре ты всегда оказываешься слишком рано, – заметил Лерой. – Сюда слетаются самые поздние пташки. Давай-ка выберем столик поближе к сцене.

Возникший словно из ниоткуда метрдотель убрал с выбранного ими столика табличку «Заказано», положил меню и пожелал гостям приятного вечера.

– Я выберу, – сказал Мэннинг, пробежал глазами бесконечный список напитков и блюд, остановился на наиболее, по его мнению, подходящих и сделал заказ официанту. – Да, и две бутылки пива «Стелла экспорт». Чуть дороже местного, – негромко пояснил он Тому, – но по качеству никакого сравнения.

Через несколько минут к столику подкатили тележку с пивом и множеством тарелочек: креветки, мясо в остром соусе, цыплячьи крылышки, фарш, завернутый в виноградные листья.

– Здесь это называется «мецце». В соус можно макать хлеб. Как тебе мясо?

– Великолепно! – одобрил Харгривс.

– Жаренные в масле бараньи мозги, – пояснил Лерой и, увидев, как сосед поперхнулся, с готовностью протянул Тому пепельницу: – Можешь сплюнуть сюда.

На горячее принесли говядину и телятину с овощами. Знакомое блюдо понравилось Тому больше: по крайней мере он знал, что кладет в рот. Зал понемногу заполнялся. Мэннинг заказал еще пива. Какого черта, платит все равно корпорация! Закурив, он осмотрелся. Вошедшие в кабаре туристы, немцы по виду, устроились за самым дальним от танцевальной площадки столиком и также потребовали пива.

Где-то около часу ночи началась развлекательная программа. К микрофону на сцене вышел певец, молодой египтянин, сильно смахивавший на героя дешевого гангстерского боевика. Репертуар его состоял из песен Дина Мартина, причем каждая следующая вещь звучала хуже предыдущей.

– Дальше будет интереснее, – пообещал Мэннинг. – Поверь мне!

В половине второго в зале появилась шумная свадебная компания. Посетители приветствовали смущенную молодую пару громкими аплодисментами, а певец у микрофона пришел в неистовство. Народ продолжал прибывать. Три ближайших к Лерою и Тому столика заняла группа восторженных японцев. Через двадцать минут в кабаре не осталось свободных мест.

– Я же предупреждал, – сказал Мэннинг. – Поздние пташки.

Певец отвесил публике поклон и исчез. На сцену вышли музыканты.

– Вот и танец живота, Том. Готовься получить наслаждение.

– Кто, интересно, у них сегодня? – спросил Харгривс, допивая пиво.

– Понятия не имею. Посмотрим.

Послышались звуки настраиваемых инструментов. Свет в зале погас, в луче прожектора на сцене вновь появился певец – но теперь уже в роли конферансье. Он скороговоркой сказал что-то по-арабски, публика разразилась аплодисментами, жених и невеста поднялись со своих мест, отвесили присутствующим поклон и сели. Новая тирада на арабском – Мэннинг не успел разобрать ни слова – вызвала в зале одобрительный смех. Под конец египтянин раздельно произнес:

– Дамы и господа, уважаемые заокеанские гости! Я рад приветствовать вас на верхушке отеля «Олимпиад-Нил» и без дальнейших церемоний хочу представить нашу звезду, единственную и неповторимую… Мириам!

– О дьявол! – буркнул Лерой, уже знакомый с творчеством звезды.

Мириам оказалась полной энергии женщиной весьма внушительных габаритов. Проскользнув между столиками, она остановилась перец женихом, набросила ему на шею свой шелковый шарфик и под сладкую, тягучую музыку начала обольстительно изгибаться. Туристы из Германии сидели как завороженные, а японцы непрерывно щелкали затворами фотокамер.

– Обратил внимание? – спросил Мэннинг. – Она в трико телесного цвета, так что ни черта не увидишь. Все-таки нам есть за что благодарить фундаменталистов.

– Да, пожалуй. Трико на таких телесах – это проявление гуманизма.

– Воистину. К тому же танец живота – искусство, а не стриптиз.

Под гром аплодисментов Мириам закончила выступление, помахала публике рукой и скрылась, чтобы бумажными салфетками вытереть мокрое от пота лицо. Конферансье вновь подошел к микрофону:

– Дамы и господа! Не часто выпадает возможность познакомить наших гостей с новым молодым дарованием, однако сегодняшний вечер именно таков. У нас дебютирует великолепная Камилла!

Негромкий, но внушительный грохот барабана оборвал аплодисменты и начавшиеся было разговоры. В левом углу сцены яркий круг света упал на невинное девичье лицо под тонкой вуалью. Таких огромных и печальных глаз Лерой еще не видел. Веки девушки слегка подрагивали.

Новая барабанная дробь.

Камилла ступила на сцену, но освещено было по-прежнему лишь ее лицо. Темные глаза загадочно блеснули.

Опять барабан. Луч второго прожектора выхватил из тьмы высокую стройную фигуру в ярком шелковом костюме, под которым фосфорически отсвечивало небесно-голубое трико. Блестящие черные волосы девушки, перехваченные рубиновой диадемой, свободно ниспадали до самой талии.

В кабаре воцарилась полная тишина.

Барабанная дробь.

Начался танец – плавные, полные невыразимого изящества движения. В обеих руках танцовщицы были крошечные бронзовые цимбалы, мелодично позвякивавшие в такт музыке.

Дин-дон, дин-дон, дин-дон!

Подобно диковинной бабочке, девушка порхала над сценой в луче света, то вознося руки высоко в воздух, то трагически заламывая их. Как бы сорванная потоком ветра, на пол упала тонкая полоска шелка. Загороженный Мэннинг не сводил с танцовщицы глаз.

Музыка стала еще более медленной. Камилла находилась футах в шести от столика. Звякнули цимбалы, и ладони девушки легли на ее живот. За первым лоскутком ткани последовал второй. Лерой представил себя рядом с ней: вот они танцуют, одни… он касается ее тела…

Голубое трико скрывало все – и ничего. Высокие, совершенной формы груди, плоский живот, едва заметный, чуть выпуклый треугольник. Такого Лерою Мэннингу, десятки раз видевшему в Каире танец живота, испытывать еще не приходилось.

Камилла кружилась прямо перед ним, глаза ее блестели, длинные пальцы почти незаметно ослабляли один узел за другим.

Слетела на пол новая полоска шелка.

И еще одна, и еще… Девушка на сцене двигалась в резких сполохах черного, голубого и огненно-красного цвета – волосы, трико, шелк.

Взвился в воздух и плавно опустился к ее ногам очередной лоскут невесомой ткани.

Господи! Как же она хороша!

Внезапно Лерой понял, что с него просто льется пот. Он как бы вновь вернулся в юность. Вот на заднем сиденье отцовского «бьюика» он сжимает в объятиях Пэтси Миллер, впервые в жизни кладет ладонь на упругое теплое полушарие женской груди. Почувствовав натиск восстающей плоти, Мэннинг придвинулся ближе к столу. А вдруг кто-то увидит, что с ним происходит! Но окружающим не было до Лероя никакого дела. Харгривс завороженно следил за Камиллой, с открытыми ртами сидели немцы, забыли о своих фотоаппаратах гости из Японии.

В трех шагах от столика Мэннинга и Харгривса Камилла опустилась на широко расставленные колени: забросив руки за голову, лаская черные волосы так, как это мог бы делать любовник. Как это мог бы делать он, Лерой. Живот ее заходил волнами, поначалу медленными, но каждую секунду становившимися все более ритмичными. Через мгновение тело девушки превратилось в сгусток непреодолимо зовущей страсти. Ритм все нарастал…

На пол сцены упал последний лоскуток шелка.

С расстояния едва ли не протянутой руки Лерой смотрел на самое прекрасное из женских лиц, какие он когда-либо видел. В глазах Камиллы светилась невинность Пэтси Миллер, ее влажные губы были полны чувственности Су Лпн, а улыбка таила притягательную магию Сары Джейн. Египтянка воплощала в себе сокровенную сущность всех, кого он когда-то любил. Идеальная женщина!