Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пленница

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Джойс Бренда / Пленница - Чтение (стр. 5)
Автор: Джойс Бренда
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


— Полагаю, что да. Он взломал печать. В глаза бросилась первая строчка: «Уважаемый сэр!» Ксавье перевел дыхание.

«… Вы заслуженно имеете репутацию лучшего капитана из бороздивших морскую гладь на протяжении целого поколения — а может быть, и не одного. И ваше прошение об отставке было воспринято всеми как невосполнимая утрата. Ваша целеустремленность, отвага и героизм, проявленные в недавней войне с Францией, внушили мне твердое убеждение, что никто лучше вас не справится с предлагаемой задачей. Поймите, что мною сейчас движут не только политические интересы: на карту поставлены жизнь и благополучие наших сограждан, на карту поставлены честь и гордость нашей страны. Более мы не намерены терпеливо подставлять вторую щеку, ибо нет смысла ждать от варваров честной игры. Для этих пиратов недоступно понимание принципов, на которых построено наше государство: свобода, равенство и всеобщее процветание.

Итак, я обращаюсь к вам. Настало время принять решительные меры против диких разбойников, которые держат в страхе людей всего света, которые вынуждают величайшие нации в мире подчиняться их наглым требованиям, которые по-прежнему, вплоть до сегодняшних дней, нарушают законы Божеские и человеческие, позволяя себе брать в плен мужчин, женщин и детей и держать их в жестоком, унизительном рабстве. Ни к кому на свете я не посмел бы обратиться с такой откровенностью, как к вам. Уверен, что вы исполните все, что должно, и исполните быстро — ради жизни и благополучия всех, кто оказался втянут в эту ужасную игру. И наградой нам послужат грядущие мир и свобода.

Во славу Божию — и да пребудет Он с вами!»

Ксавье невольно вздрогнул, увидев размашистую подпись: «Томас Джефферсон, президент Соединенных Штатов Америки».

— Разве ты способен отказаться от такой миссии? — раздался вкрадчивый голос Маркхэма.

Ксавье не отвечал. Он бросил письмо в огонь. Не отрываясь, он смотрел, как исчезают в пламени строчки письма. Отныне и навсегда послание президента отпечатается в его памяти — вплоть до последнего слова.

Большая часть населения Бостона была возмущена нынешним правительством — вкупе с президентом — за столь беззубую политику против пиратов. Похоже, дикарям удалось полностью захватить власть на море — а это моментально обескровило экономику и Массачусетса, и соседних штатов.

Однако Ксавье считал себя истинным патриотом. По крайней мере он не мог равнодушно пройти мимо отчаянного призыва своего президента. Как не смог бы никто из истинных американцев, потомков первых колонистов. К тому же он имел личные, идущие в глубокое прошлое причины не отказываться от подобного рода тайного поручения.

А в том, что поручение является чрезвычайно секретным, он не сомневался.

— Ты не должен этим заниматься, Ксавье. — Отец смотрел на него с отчаянием. — Туда уже отправлена вторая военная эскадра. Через пару недель они достигнут Гибралтара. По крайней мере подожди еще немного, погляди, на что способны эти моряки. Пожалуйста!

— Коммодор Моррис — пустое место! — раздраженно воскликнул Маркхэм. — Он болтун и ничтожество.

— Маркхэм прав. — Ксавье похлопал отца по плечу. — Коммодору ни за что не справиться с поставленной перед ним задачей. Отец, где твой патриотизм?

— Мой патриотизм погиб в прошлом году, — тяжко вздохнул Уильям.

— К несчастью, — мягко возразил Ксавье, чувствуя, что разбивает старику сердце, — мой еще жив.

— Но ведь ты единственный оставшийся у меня сын! — Лицо Уильяма скривилось от боли. — Боже мой, Ксавье!

Ксавье увидел, что отец плачет. По худым бледным щекам текли слезы. Он с трудом удержался, чтобы не заплакать самому, и грубо сказал:

— Я должен.

— Знаю, — прошептал Уильям. В его глазах были страх и обреченность.

— Значит, ты согласен! — радостно вскричал Маркхэм, стиснув Ксавье в своих объятиях. — Ты выполнишь это тайное поручение! Ты будешь нашим возмездием этим дикарям!

— Да, — отвечал Ксавье, и в его глазах зажегся мрачный огонь. — Я сделаю это. Я отправляюсь в море. Я сегодня же займусь подготовкой «Жемчужины».

Уильям охнул.

На этот раз Ксавье был не в силах смотреть старику в глаза. Он хотел заверить отца, что все будет в порядке, но внезапно почувствовал, что слова не идут с языка. Ибо внезапно вместе с нетерпением и предвкушением скорого отплытия пришло необъяснимое предчувствие смерти.

Ксавье показалось, что волосы его встали дыбом. Он впервые в жизни испытывал это чувство — сродни некоему пророческому прозрению.

Он понял, что оказался на пороге самого важного события в своей жизни. Прежде он всегда считал море своим верным другом. А теперь Ксавье казалось, что море предаст его.

Ксавье замер перед дверью одной из комнат на втором этаже, глядя на бронзовую ручку и борясь с острым желанием повернуть обратно. Однако деваться было некуда.

Он постучал, подождал немного, вздохнул и открыл дверь. Ксавье замешкался на пороге. Внутри отделанной в белые и розовые цвета спальни царил полумрак, шторы были плотно задвинуты.

В нем вспыхнуло отчаяние. Неужели так будет всегда?! Бесшумно ступая по цветастому абиссинскому ковру, Ксавье подошел к окну и раздвинул шторы. Яркий солнечный свет хлынул в комнату. Он открыл окно. Повеяло теплым весенним ветерком, полным запаха свежескошенной травы и цветов. Звонко разливал свои трели зяблик, ему вторила сердитая голубая сойка. Обернувшись, Ксавье посмотрел на маленькую фигурку, съежившуюся на широкой кровати под плотным бархатным одеялом. Вот поднялась бледная рука, прикрыла, глаза:

— Беттина?..

— Нет, — мрачно и — что гораздо хуже — раздраженно ответил капитан, — это я.

Она села. Изможденный ангел с платиновыми локонами и огромными синими глазами. От внимания Ксавье не укрылось, что на ней все еще надеты ночная сорочка и халат. Она заморгала, привыкая к свету. Чудесное личико в форме сердечка своей красотой способно было лишить разума любого мужчину — включая и его самого, хотя он знал ее с самого рождения.

— Ты больна? — спросил он.

— Моя мигрень… — простонала она — и оба знали, что это неправда.

Он чувствовал себя так, словно вот-вот заплачет. Однако глаза оставались сухими. Все слезы он успел выплакать год назад, на похоронах.

— Сара, почему бы тебе не встать, не одеться и не спуститься вниз хотя бы к чаю? Повар приготовил твой любимый лимонный торт. И сегодня у нас дядя Маркхэм. Он будет рад увидеться с тобой.

Огромные глаза остановились на его лице. В который раз его поразили сквозившие в них пустота и безразличие.

— Я так устала, — прошептала она.

Ксавье заставил себя подойти и сесть на край кровати. При этом он старательно избегал прикасаться к ней.

— Но тебе необходимо встать. Я знаю, что ты уже вставала с постели, раз успела надеть халат, и это хорошо. Посмотри, какой чудесный день. — Он натянуто улыбнулся.

— Мне все равно.

— Я бы повел тебя погулять. Мы бы отправились к заливу. — Он предлагал это искренне, хотя оставалась еще масса дел — надо было готовить «Жемчужину» к отплытию. Впрочем, это повторялось не раз. Бесплодные попытки выманить ее из постели и заняться чем-нибудь еще.

— Мне сейчас не хочется гулять. Спасибо, ты очень добрый. — Она быстро взглянула на него.

Ксавье сдался. Возможно, слишком быстро. Однако он тоже устал от этого, и к тому же у него важное поручение. Поручение государственной важности, вопрос жизни и смерти.

— Нам надо поговорить, Сара.

— Да к тому же мне совсем не нравится дядя Маркхэм, — продолжала она так, словно и не слышала его слов. — Я его боюсь.

— Глупости, — чересчур резко возразил он. — Он наш родственник, и нечего его бояться.

— Он не любит меня. И по-моему, тебя тоже.

— Ты вечно воображаешь невесть что. — С деланной небрежностью он похлопал по колену, укрытому толстым одеялом. — Нам надо поговорить.

— Что-то случилось? — обратила она на капитана равнодушный взгляд.

— Я ухожу в море, — произнес он.

Она дернулась под одеялом. Выпрямилась, страдальчески скривила лицо. В глазах засветилась мысль.

— Ты покинешь меня? — вскричала она.

— Да.

— Нет! Это неправда! Ты не можешь так поступить!

Он никогда не был резким или несдержанным человеком. Особенно если общался с женщиной. А Сара вообще казалась ему скорее ребенком, чем взрослой женщиной, — хотя, Господь свидетель, он искренне старался увидеть в ней нечто большее, чем капризную маленькую девочку. Осторожно, едва касаясь, Ксавье погладил роскошные локоны.

— Я должен это сделать. У меня нет выбора.

Она заплакала, по нежным щечкам покатились огромные слезы.

— И ты покинешь меня. Что я буду делать? Кто станет обо мне заботиться? Я ужасно боюсь остаться одна. Пожалуйста, не езди! — Она сквозь слезы смотрела на него. Светившаяся в ее глазах тоска ошеломляла.

— С тобой ничего не случится, — грубовато заверил Ксавье. — Дома остается отец. Он позаботится о тебе, да и Беттина тоже. Сара, ты ведь отлично знаешь, что Беттина волосу не позволит упасть с твоей головки. И я обещаю, что доктор Каррадей будет навещать тебя каждый день.

Он выжал из себя еще одну улыбку.

— Так скажи ему, чтобы выдавал мне лауданум[5] по первому требованию, — заявила она с неожиданным напором. — Прикажи ему, Ксавье, прикажи ему непременно!

— Сара, по поводу лауданума он будет решать вместе с отцом, — нахмурившись, ответил Ксавье. — И если они сочтут, что тебе действительно это необходимо, — ты его получишь.

— Нет! — Она капризно хлопнула по кровати. — Ты ведь обещал, что никогда не покинешь меня, а вот теперь уезжаешь — значит, ты лжешь, Ксавье!

Он не знал, что сказать. Почему-то она вбила себе в голову, что он всегда должен быть рядом. Возможно, он даже и говорил нечто подобное — но наверняка имел в виду только то, что всегда будет заботиться о ней, и уж никак не клялся сидеть прикованным к ее юбке.

— Я уезжаю, Сара, потому что так велит мне долг. Но ты ни в чем не будешь нуждаться. Обещаю. — Он встал.

Она подняла руку, чтобы задержать его, увидела непреклонность в его взгляде и с рыданиями откинулась на подушку и кивнула в знак согласия.

— Постарайся спуститься к чаю, — промолвил Ксавье. Сара была очень маленькой, и он нависал над нею, как великан, особенно сейчас, когда она полулежала на кровати. Великан и карлик.

Она не ответила.

— Я жду тебя внизу через полчаса, — мягко добавил он. Хотя оба знали, что это не просьба, а приказ. Она снова взглянула на него, но уже не отчаянно, а жалобно.

— Это нехорошо для тебя — целый день лежать в постели, — терпеливо сказал Ксавье.

Она еще какое-то время смотрела на него несчастным взором, а потом снова кивнула в знак смирения.

Он улыбнулся, довольный ее ответом, повернулся и пошел прочь, но застыл на пороге, услышав ее голос:

— Ксавье.

О, он знал, какой вопрос сорвется сейчас с этих бледных уст, и ужасно не хотел на него отвечать.

— Куда ты уезжаешь?

Он не хотел признаваться. Он хотел солгать. Спасительная ложь вертелась на языке — он мог бы сказать, что едет в Индию. И пообещать привезти кучу подарков и всяких смешных диковинок. Но он молчал, и она обо всем догадалась.

— Нет!!!

— Мне очень жаль.

— Нет! — закричала она. — Только не к дикарям!

— Да.

Она завизжала.

— Сара! — Лучше бы он ей солгал.

— Ты никогда не вернешься оттуда!!!

Когда доктор Каррадей уехал, Сара пребывала в тяжелом забытье после двойной порции лауданума. Время пить чай давно прошло. Ксавье еще раз заглянул в спальню, чтобы убедиться, что его жена крепко спит, а верная Беттина сидит рядом, держа хозяйку за руку. Отец находился внизу, в гостиной. Он стоял возле пианино, на котором так чудесно когда-то играла Сара — если только удавалось ее уломать.

Взглянув в лицо сыну, Уильям направился к бару, чтобы налить обоим по доброй порции бренди.

— День выдался слишком долгим.

А ведь еще не наступило время ужина. Ксавье кивнул и отпил большой глоток из своего бокала, чувствуя, как приятное тепло разливается по всему телу.

— Да, долгим и утомительным.

— Как она? — спросил Уильям.

— Вроде бы заснула. — Лицо Ксавье напряглось. — Я не должен был говорить ей правду.

— Не вини себя. Ты вечно винишь себя во всем. Но мир держится не только на твоих плечах, сынок.

— Конечно, не только на моих, — откликнулся Ксавье как можно беспечнее, однако при этом старательно избегая смотреть отцу в глаза. Потому что в последние дни у него было именно такое ощущение, что мир всей своей тяжестью навалился ему на плечи. И хотя он молод и полон сил, но не настолько же. Господь свидетель: никто не может быть сильным настолько, чтобы удержать целый мир.

— Ты не сможешь обращаться с ней как с ребенком всю жизнь.

— Но ведь она и есть ребенок.

— Она женщина. Ей двадцать пять лет. Возможно, не совсем здоровая, но женщина — а не дитя. Я уверен, что со временем ее состояние улучшится.

Ксавье от всего сердца хотелось бы тоже в это поверить! Однако он не мог — даже на миг. Он знал Сару с рождения, однако по большей части она запомнилась ему как очаровательная малышка и маленькая девочка. В ту пору она вся лучилась весельем, однако поражала своей уязвимостью и хрупкостью — словно драгоценный сосуд. Ее звонкий смех мог замолкнуть в любую минуту — стоило появиться на небосклоне какому-нибудь облачку, которое остальные и не заметили бы.

— Сейчас меня больше волнует твоя судьба, а не ее, — сказал Уильям.

— Я буду осторожен. Очень осторожен. Никто не знает море лучше, чем я. У пиратов нет образования, нет дисциплины и почти нет хороших матросов. Я могу превзойти их, обвести вокруг пальца — и я это сделаю. — Мрачно блеснув глазами, он добавил: — Это будет вторым обещанием, данным мною тебе, отец.

— Мне или Роберту?

Ксавье отвернулся, скривившись от боли. Он осторожно поставил на полку бокал. И прислушался к поднимавшейся в душе волне ярости. Да, решение принято, и пути назад нет. — Вам обоим, — сказал он.

Уильям потупил взор. Ксавье знал, что он молится. Однако ему не нужны были молитвы. Он жаждал крови, крови мусульман, крови дикарей-пиратов.

И Господь свидетель, он прольет ее. Или погибнет.

Глава 7

Триполи, 22 мая 1803 года

Куда же пропал Мурад?

Алекс стоит у одной из амбразур дворцовой стены и любуется морем. Вчера с берега были замечены три американских корабля, курсировавшие неподалеку от Триполи. Мурад отправился по ее приказу в город — разузнать, что бы означало это появление.

В течение прошлого года произошло множество стычек между кораблями двух стран — но ни одну нельзя было считать сколько-нибудь значительной. Паша с завидным упрямством стоял на своем: он не подпишет со Штатами мирный договор — по крайней мере до тех пор, пока не получит огромной денежной суммы. Он чувствовал себя обойденным и оскорбленным — практически все соседние страны либо уже получили подобные взятки, либо это им было обещано. И поэтому паша будет грабить американские суда, пока не получит причитающейся ему «честной» доли.

Правда, с некоторых пор пиратский промысел перестал быть легким. Примерно в то же время, когда Алекс попала в Триполи — то есть почти год назад, — американские корабли установили блокаду мусульманского города. Это причиняло паше немало беспокойства. Связанные с блокадой неприятности досаждали в основном корсарам: приходилось сначала проскочить мимо державших блокаду кораблей, чтобы затем пуститься на поиски легкой добычи.

Но вот коммодора Дейла отозвали в Вашингтон, а на его место назначили Валентина Морриса. И весь этот год он стоял во главе военного флота, разбросанного по всему Средиземному морю. Алекс уже в который раз думала о том, что пост коммодора означал для Морриса с супругой всего лишь возможность за государственный счет совершить роскошное путешествие. Ибо за все это время ни одно военное судно не показалось в водах Триполи, что вызывало у паши, Джебаля и всех их высших офицеров бесконечный поток грубой ругани и издевательств по поводу храбрости американских моряков. По их словам, если американец — значит, трус, и ничего больше.

День сменял другой, а о «Жемчужине» и капитане Ксавье Блэкуэлле слышно ничего не было. По подсчетам Алекс, в ближайшие два месяца «Жемчужина» должна будет появиться в здешних водах, и Блэкуэлл попадет в Триполи.

И если бы этот год в ее жизни не превратился в настоящее испытание отваги, целеустремленности, сообразительности и искусства выживать — Алекс давно бы свихнулась от томительного ожидания.

А ведь он обязательно должен появиться здесь — так говорили все исторические хроники. В противном случае получалось, что она напрасно целый год водила за нос Джебаля и старалась приучиться к обычаям, диктовавшим правила поведения женщинам в исламском мире.

Алекс изнывала от тоски и нетерпения. Последнее время взвинченные нервы не давали ей толком выспаться. Так отчаянно она желала быть рядом с ним. Только и удавалось представлять себя в его объятиях — чтобы со слезами возвращаться в грубую реальность. Иногда она была готова сделать что-нибудь ужасное, лишь бы только не сидеть вот так, сложа руки.

Однако она ни на минуту не позволяла себе забыть о том, что Блэкуэлла казнят через год после появления в Триполи. Если только до той поры они не найдут способа сбежать отсюда.

С невероятным трудом Алекс заставила себя вернуться к делам насущным. Где, скажите на милость, застрял Мурад?!

Она нетерпеливо ходила взад-вперед вдоль стены. С той минуты, как в городе заметили три американских корабля, она не находила себе места. Что-то вот-вот произойдет. Она совершенно уверена. Что-то чрезвычайно важное. А вдруг один из этих трех кораблей — «Жемчужина»?!

Ведь то, что ее захватили в плен, вовсе не означает, что она не появлялась у триполитанских берегов раньше.

Услышав торопливые шаги на лестнице, Алекс быстро повернулась. За этот год она немного свыклась с необходимостью таскать все эти многослойные одеяния и не чувствовала себя так неловко, как раньше. Однако сейчас она нетерпеливо рванула подол цветастого платья, особенно ощутив тяжесть всех этих сорочек, жилеток и накидок, украшенных к тому же драгоценными камнями и вышивкой. При каждом движении на запястьях звякало с полдюжины браслетов. Огромные золотые серьги с бирюзой тоже ужасно мешали. Да еще этот тяжеленный плащ из золотой парчи. Осталось еще камень на шею — и в море. Все-таки в двадцатом веке одежда была (то есть будет) намного удобнее.

Лицо Алекс оставалось открытым. Ибо из всех этих гадких одеяний она больше всего ненавидела паранджу. А без нее нельзя было выходить за стены гарема.

Она прижалась к стене. Джебаль разъярится не на шутку, если узнает, что она шлялась по дворцу, выставив лицо на обозрение всему свету. Ну и наплевать. Всякому терпению есть конец. И к тому же Мурад знал этот дворец как свои пять пальцев. Здесь было полно тайных коридоров. Никто не видел, как она проскользнула во внешний двор. И Джебаль никогда не узнает, что Алекс появлялась вне гарема без паранджи.

— Алекс, они курсируют вдоль побережья с самого рассвета, — сообщил запыхавшийся Мурад. — Паша в ярости. И твой муж тоже.

Она отвернулась от амбразуры, из которой все еще были видны все три корабля. Судя по всему, самый ближний — это фрегат с тридцатипушечным вооружением. Ах, если бы она поподробнее ознакомилась с ходом военных действий до назначения на пост коммодора Пребла — а ведь это должно случиться лишь на будущий год!

— Что они собираются делать, Мурад?

— Что ты собираешься делать, Алекс?

Она облизала пересохшие губы. Мурад давно стал для нее не просто рабом. За этот год он стал ее другом, доверенным и верным союзником. Она прошептала:

— Если они собираются что-то предпринять, мы должны поспешить к Нильсену и постараться дать весточку американцам.

— Но ведь это измена, Алекс! — ужаснулся Мурад.

— Для меня — нет, — промолвила она.

— Но я не знаю, что они решили. Паша до сих пор совещается с Джебалем, Фаруком и раисом Джоваром.

Значит, он собрал военный совет. А как же иначе? Фарук был визирем, первым министром паши, а Джовар — адмиралом флота. И хотя Алекс не была лично знакома ни с тем, ни с другим, она частенько шпионила за мужчинами, скрываясь в специально приспособленных для подобного рода занятий каморках. Что лишний раз напоминало о том, каким адом является жизнь для женщины-мусульманки. Ей позволялось лишь наблюдать, но ни в коем случае не участвовать практически во всех земных делах.

— Пошли, — бросила Алекс и рванула вниз по лестнице.

— Ну что еще ты задумала? — взмолился Мурад.

— Мы идем проследить за пашой, Джебалем, Фаруком и этим мерзким Джоваром.

— Алекс, ты рехнулась! — Глаза Мурада испуганно расширились. — Если тебя заметят, то приговорят к бастонадо!

Тем временем оба торопливо спускались с крутой лестницы. Алекс уже отлично знала, что означает это слово. Правда, слава Богу, не из личного опыта. Приговоренного к бастонадо заключали в деревянные ножные колодки и подвешивали вниз головой. А потом безжалостно били по пяткам. Самые крепкие мужчины, как правило, умирали, не пережив сотого удара.

Мурад распахнул дверь в темный узкий коридор. Пока он возился со светильником, Алекс заявила:

— Джебаль не станет меня наказывать. Он меня любит.

— Твоя сказка про ужасную печаль и необходимость оплакать смерть первого мужа оказалась очень искусной уловкой, Алекс, — заговорщически подмигнул Мурад.

— О чем это ты?

— Я знаю. Я знаю всю правду. Ты никогда не была замужем. И не было никакого усопшего мужа. А была лишь ложь, с помощью которой ты не допустила Джебаля к себе в постель.

Алекс остолбенела. Каким бы преданным другом ни был Мурад, она никогда не рассказывала ему свою историю — что она путешественница во времени и попала сюда из двадцатого века. Она удивленно уставилась на него.

— Но это не важно. Я скорее умру, чем выдам твою тайну, — сказал Мурад.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, и все, — пожал плечами тот. — Тем не менее уловка оказалась полезной во многих отношениях. Ведь Джебаль еще больше распалился от страсти. Ты и сама это отлично понимаешь, верно?

— Да, мне приходила в голову такая мысль, — призналась она. — Но для меня это не так важно. Главное — я не смогла бы спать с тем, кого не люблю, Мурад.

— Понимаю. — В прекрасных серебристых глазах светились любовь и сочувствие. — Ты не такая, как остальные женщины, Алекс. Я никогда не встречал никого, похожего на тебя.

Алекс порывисто обняла Мурада. Это случилось впервые. Но выглядело естественным и правильным.

Мурад на мгновение застыл и тут же отстранился. В пламени светильника, который Мурад держал в руке, было видно, что его лицо залила краска.

— Я бы ни за что не пережила этот год без тебя, Мурад, — прошептала она. — Спасибо тебе.

— Неправда, ты бы справилась, Алекс. — Он смущенно потупил взор. — Даже без меня.

Они пошли дальше по коридору, свернули влево. Дойдя до конца, Мурад откинул люк над головой, вскарабкался по выдолбленным в стене ступеням, осторожно выглянул и только потом кивнул Алекс. В следующий миг она с его помощью тоже вскарабкалась наверх. Оба оказались во внутреннем саду гарема, скрытые от любопытных глаз пышной растительностью.

Раздвинув ветки, Мурад осмотрелся и торопливо пригнулся к самой земле, одними губами промолвив:

— Зу!

У Алекс упало сердце. Зу была первой женой Джебаля. Она была знойной смуглой толстушкой и люто ненавидела Алекс.

Мурад зашептал в самое ухо хозяйки. Но и теперь она еле слышала слова:

— Вчера я заметил, что за мной следил Маса.

У Алекс захватило дух. Маса был огромным африканским рабом — такой же евнух, как и Мурад, он служил Зу.

— Зу?..

— Наверняка. Алекс, она постоянно пытается поймать тебя на непослушании — или чем-нибудь похуже.

Для Алекс это не было новостью. Дождавшись, пока опасность минует, парочка выбралась из-за кустов. Сад в гареме был прекрасно ухожен, со множеством пышных деревьев, кустарников и цветов, с выложенными мрамором купальнями и посыпанными мелкими ракушками дорожками. Две жены самого паши и единственная оставшаяся пока незамужней дочь занимали покои у восточного края сада. Комнаты Алекс и Зу, смежные с покоями Джебаля, находились на западной стороне. Две замужние дочери паши со своими семьями занимали помещения как раз следом за апартаментами Джебаля.

— И чем я ей так насолила? — недоумевала Алекс, торопясь вслед за Мурадом к себе в комнату. — До Джебаля мне нет никакого дела. По-моему, это очевидно. И он не пытается овладеть мною. Напротив, сейчас у него на уме одна Паулина, наложница-итальянка. Вот и ненавидела бы вместо меня эту Паулину.

— Пока тебя не было, Зу была единственной женой Джебаля. И наверное, до сих пор бы ею оставалась, — многозначительно сказал Мурад. — Мы оба знаем, что он никогда не женится на Паулине. Это лишь увлечение.

Они миновали гарем и проскользнули во дворец. Алекс со вздохом накинула паранджу. В полном молчании они пробрались к комнате, в которой заседал военный совет. Боковой коридор привел их в смежную с ней каморку, снабженную смотровыми глазками. Их появления никто не заметил.

— Не нравится мне все это, — ворчал Мурад.

Эта каморка не была тайной. О ней знал весь дворец: отсюда женщины могли наблюдать за празднествами и пирами, происходившими в парадном зале. Кстати, парадный зал в апартаментах Джебаля был с комнатой для подглядывания. Однако никто и никогда не смел пользоваться этими каморками, чтобы шпионить за секретными совещаниями паши и его сына.

Алекс нетерпеливо приникла к глазку. Точно, паша мрачнее тучи восседал на своем золоченом троне. Джебаль с Джоваром о чем-то горячо спорили, а Фарук — жирный боров — не спеша набивал рот финиками и орехами.

Лицо Джовара, белобрысого перебежчика-шотландца, принявшего ислам, пылало от ярости:

— Надо послать десять кораблей и уничтожить американских псов!

— Отец, — возразил Джебаль, — пошли три корабля. Ни к чему распылять наши силы. Американцы могут напасть на крепость.

— Да они же трусы, они тут же подожмут хвост и удерут! — брызгал слюной Джовар. — Разве они пытались отомстить за «Франклина» или «Сару»?

— Похоже, он ненавидит американцев еще сильнее, чем сам паша, — еле слышно шепнула Алекс на ухо Мураду. — С чего бы?

— Никто не знает, — так же тихо отвечал тот. — Тсс. Слушай.

Алекс снова обратилась в слух. Спор становился все жарче: Джебаль наступал, Джовар был неумолим. Наконец паша рявкнул:

— Хватит! Я согласен с Джебалем. Пошлем три корабля. — Ледяным взглядом он пресек готовые сорваться с языка возражения Джовара.

Раис не в силах был сдержать гнев. Он вскочил и опрометью бросился прочь.

— Ты принял правильное решение, мой господин, — высказался наконец Фарук. — Мы проверим, как будут вести себя американцы теперь, когда у них новый начальник. Но возможно, мне стоит последовать за раисом Джоваром и успокоить нашего петушка?

— Ступай, — кивнул паша.

— Отец, не означает ли это, что командовать кораблями буду я? — спросил Джебаль.

— Ты — мой единственный наследник, — возразил паша. — И не должен рисковать, уходя в море всего с тремя кораблями.

— Отец… — помрачнел Джебаль.

— Мое слово — закон, — отрезал паша.

Джебаль церемонно поклонился. Подняв голову, он увидел, что отец выходит из тронного зала, размахивая полами шелкового халата.

Алекс наблюдала в глазок за Джебалем. В отличие от его отца он не заслуживал титула вора и убийцы. Он был добр с Алекс, был добр со своими слугами и домочадцами. Добр — насколько это возможно в понимании принца, наследника престола в мусульманской стране. Она выпрямилась и сказала:

— Пойдем отсюда.

Мурад вздохнул и распахнул перед нею дверь, чтобы оказаться лицом к лицу с Джоваром. Она побледнела как мел.

Джовар злорадно ухмыльнулся. Рослый, широкоплечий, он был одет в рубаху и шаровары, а на широком ремне красовались огромный меч и два украшенных серебром и каменьями пистолета. Кривая ухмылка как будто приклеилась к обожженному солнцем лицу.

— Боюсь, не имел чести быть представленным вам, мадам!

Мысли Алекс метались, как испуганные цыплята. Она сразу же накинула паранджу, однако негодяй наверняка успел рассмотреть ее лицо.

— Мне запрещено разговаривать с вами, и вы это отлично знаете, сэр.

— Вы, наверное, американская жена Джебаля. — Голубые глаза алчно сверкнули. — Та самая, которая так убита горем, что не допускает беднягу к себе в койку. Молва бежит впереди вас, мадам!

Алекс хотела было податься назад, в каморку, но сзади стоял Мурад и загораживал дорогу. Откуда этому негодяю известно?..

А он продолжал глазеть. Без тени уважения во взоре — Джебаль убил бы его за такое.

— Рыжие волосы, зеленые глаза. Какая экзотическая красота. Теперь я своими глазами увидел, что превратило Джебаля в такого дурня.

Алекс пыталась придумать достойный ответ. Мурад поправил ее паранджу.

— Он убьет вас, если застанет здесь.

Джовар вдруг заржал, как жеребец:

— Нет, мадам, он убьет только вас! — Внезапно смех оборвался так же неожиданно. — А что, ваш «ужас-до-чего-грозный-муж» поставлен в известность о пристрастии его жены совать нос в политику?

— Я захотела развлечься. — Алекс нервно облизала губы. — Я ничего не поняла из вашего разговора. Никак не думала, что вместо пира увижу глупый мужской спор о каких-то кораблях.

— Неплохо выкрутилась, маленькая лгунья, — осклабился Джовар. В его глазах полыхнула ненависть. Алекс вздрогнула. Мурад поспешно выступил вперед и взял ее за руку:

— Нам пора идти, Лили Зохара. Сейчас же.

Алекс позволила ему протащить себя мимо Джовара, который и не подумал уступить дорогу. В тесном коридоре она коснулась раиса локтями и коленями. От этого ей едва не стало дурно. Ей показалось, что он опять смеется. Обернувшись, Алекс увидела, что раис пылающим взором смотрит вслед. Но тут Мурад чуть ли не бегом потащил ее прочь.

— Ну что я говорил! — вскричал он, как только захлопнул дверь и запер ее на задвижку.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27