— Ох, Мурад! — растерянно выдохнула она и подошла к нему. Алекс обняла его за плечи и прижалась щекой к широкой спине. И тут же почувствовала, как он дрожит. — Я не смогу бросить тебя здесь.

Алекс отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. В серебристых глазах тлела тоска.

— Мурад, ты слышишь меня? Ты должен бежать с нами!

— Нет, Алекс.

Она опешила.

— Но почему?!

— Я беспокоюсь только о твоем благополучии, Алекс, — вымученно улыбнулся раб. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я знаю, что ты любишь Блэкуэлла, и, если уж на то пошло, я видел, какими глазами он смотрит на тебя, скорее всего он тоже любит тебя.

— И об этом ты молчал? — недоумевала она.

— Я не хотел внушать излишние надежды.

— Если бы только он поверил мне, если бы он победил свои опасения и тревоги, он обязательно полюбил бы меня, Мурад!

— Да, я в этом не сомневаюсь. — Его улыбка скорее напоминала гримасу боли. — О такой женщине, как ты, будет мечтать любой мужчина.

Не веря своим ушам, Алекс смотрела на раба. Да, он был на два года младше, но он не был неопытным мальчишкой, вернее, он вообще никогда не был мальчишкой. Высокий, широкоплечий, сероглазый. Его лицо поражало почти неземной красотой и при этом ничуть не казалось женственным. Просто ужасно, что его оскопили с самого рождения, но ведь такая участь была уготована всем мальчикам, рождавшимся у рабынь во дворце. Тем не менее многие женщины могли бы влюбиться в него с первого взгляда. А ведь, кроме внешней красоты, он был наделен недюжинным умом, обаянием, добротой и верностью.

И его слова испугали Алекс не на шутку.

— Я не смогу тебя бросить, — снова шепнула она. — Мурад, ты мой лучший друг. Я тебя люблю. И не могу себе представить, как останусь без тебя! Ты должен бежать вместе с нами!

— Ты действительно так думаешь? — Его глаза блеснули.

— Да! Конечно, а как же еще?

Он тяжело вздохнул.

— Триполи — моя родина. Я родился в этом дворце и всю свою жизнь служил Джебалю, как вот теперь служу тебе. Знаешь, я больше ничего не умею!

— Но в Америке жизнь намного лучше. В Америке ты получишь свободу!

— В Америке я буду чужим, — признался Мурад.

— Я не могу тебе лгать. — Ах, черт бы побрал его проницательность! — Действительно, в глазах некоторых людей мусульманин да еще евнух может выглядеть диковинкой…

Но ей уже было ясно, что раб прав: ему не найдется места в бостонском обществе девятнадцатого века. Он окажется не просто белой вороной, он станет притчей во языцех, предметом бесконечных насмешек и издевательств.

От горя у Алекс разрывалось сердце.

— Ты слишком стараешься смягчить правду, — заметил Мурад.

— Да, это верно. Но я делаю так потому, что не хочу тебя потерять, потому что мне невыносима мысль о вечной разлуке с тобою. Пожалуйста, не оставляй меня, Мурад!

— Ничего не получится.

— Но я освобожу тебя. И ты станешь вольным человеком.

— А на что мне воля? Я — раб от рождения. И умею только служить другим. И нисколько не сомневаюсь, что останусь рабом до самой смерти. От судьбы не уйдешь.

Алекс не верила своим ушам. Он говорил так, словно давным-давно все обдумал и решил, словно он отказывается от нее, — и останется навсегда здесь, в Триполи, и она больше никогда его не увидит.

— Давай пока не будем об этом говорить, — прошептал Мурад, поразив ее странной смесью робости, нежности и грусти. — У нас впереди еще целых две недели.

— Мурад! — Ну почему он такой упрямый?! — Но ведь тебе грозит верная смерть! Ведь станет ясно, что ты помогал нам сбежать! Джебаль с пашой обязательно отрубят тебе голову! Они постараются выместить на тебе весь свой гнев!

— Знаю, — отвечал он. И теперь в его взгляде читалась почти стариковская мудрость. И усталость.

Алекс следила, как Зу выходит из выложенного мрамором плавательного бассейна, устроенного на женской половине сада. День стоял жаркий и безветренный. А пленница не находила себе места от тревоги. Вся прелесть предстоящего побега, до которого, казалось, оставалось всего ничего, померкла в ее глазах. Не давали покоя мысли о Мураде. Ему скорее всего придется расплачиваться за их бегство. Его, наверное, будут пытать, а потом казнят.

Алекс подвернула шаровары, скинула сандалии, уселась на краю бассейна и опустила ноги в воду. Удастся ли уговорить Мурада бежать вместе? Или каким-то образом вынудить его? Ни в коем случае она не позволит сделать из него козла отпущения.

Алекс сжала пальцами виски. Не сделала ли она глупость? Не проявила ли она непростительную самонадеянность, оставшись дожидаться появления Блэкуэлла, наивно полагая, что непременно должна пережить наяву один из сюжетов любовного романа? Да, Блэкуэлл хочет ее — может быть, даже влюбился в нее. Вот и Мурад думает так же. Но с некоторых пор Алекс не была уверена ни в чем, кроме своих собственных чувств к Ксавье. Есть ли у них какое-то будущее? Ведь он — типичный представитель девятнадцатого века. А она — эмансипированная особа из будущего.

Может, она обманывает себя? А что, если после побега он отвергнет ее? И что потом? Обратно? В будущее? А вдруг не удастся? Вдруг она останется здесь навсегда?

Она чувствовала себя в ловушке.

Поднявшись, Алекс начала снимать с себя многочисленные одеяния. Оставив лишь копию золотого с рубинами ожерелья (которую Джебаль велел носить не снимая), она залезла в бассейн. Теплая вода ласкала тело, мягко касаясь грудей и бедер. И в памяти тут же всплыл облик Блэкуэлла. Поднявшаяся следом волна желания моментально достигла почти болезненной остроты.

Стоп, не надо. Не надо думать о будущем. Фантазии всегда кончались одним и тем же: ей удастся завоевать величайшую в мире награду, завладеть душою, сердцем и любовью самого выдающегося в мире человека. Но с некоторых пор она опасалась, что только дурачит себя.

И тут Алекс показалось, что за ней следят.

Она подняла голову, осмотрелась. Никого. Алекс легла на согретую солнцем широкую ступеньку лестницы, спускавшейся в бассейн. Теплые лучи скользили по лицу, вода ласково щекотала кожу.

— Тебе что-то нужно? — раздался голос Мурада.

Алекс охнула, постаралась прикрыться. Впервые за все это время она постеснялась присутствия раба.

— Нет, все в порядке. — Щеки Алекс горели.

— В таком случае я пойду в комнату. Я уже сделал уборку и забрал у прачек чистое белье.

Алекс кивнула. Когда он ушел, ей стало спокойнее.

Что происходит? Куда подевалась былая непринужденность в их отношениях? Алекс не сомневалась, что Мурад ее любит, но по-дружески, не более того. А к тому же он был евнухом. Значит, он не должен относиться к женщинам так, как обычные мужчины.

И тут у нее в голове снова зазвучали грубые намеки Зу. Она ведь ни минуты не сомневалась, обвиняя Мурада и Алекс в любовной связи. И твердила, что из евнухов получаются отменные любовники. Алекс задумчиво посмотрела туда, куда только что ушел Мурад.

Нет, он не может любить ее как мужчина. Это невозможно! Или она ошибается?

— Почему ты целую неделю ни разу не посылал за мной? — капризно спросила Зу.

— Не будь ты моей первой женой, я давно бы уже наказал тебя за такие вопросы, — отрезал Джебаль. Он сидел, скрестив ноги, на кушетке и машинально обрывал гроздь винограда.

Зу стояла перед ним. Она пришла сама, вместо того чтобы покорно дожидаться, пока ее позовут. И постаралась одеться понаряднее.

Ее одежды были сшиты из самых дорогих и роскошных тканей, но достаточно прозрачных, чтобы не скрывать пышных соблазнительных грудей с крупными сосками. Зу подвела глаза, подкрасила губы и расчесала свои роскошные волосы. Стоя на месте, она умудрялась покачивать бедрами так, что тоненько позвякивала цепочка на широком золотом поясе, спускавшаяся в ложбинку между бедер.

— Ах, Джебаль, ну неужели ты до сих пор гневаешься на меня за то, в чем я не виновата?

— Ты по-прежнему утверждаешь, что Зохара лжет?

— Да, — злобно блеснули глазки Зу. — Я не поила ее сонным зельем. Скорее всего она сделала это сама!

— Зу, я отлично знаю о тех чувствах, которые ты испытываешь к ней и к любой другой женщине, которую мне угодно было позвать к себе в постель.

— Да, я ревную, и это не может не радовать тебя, Джебаль! — вскричала Зу, падая на колени. — Потому что я тебя люблю!

— Тем не менее такая ревность непозволительна.

— Зохара лжет, — стояла на своем Зу. — Она обманула тебя, и не один раз. О, она законченная лгунья!

Джебаль отшвырнул недоеденную гроздь, вскочил и грозно навис над своей пышнотелой супругой.

— Что ты хочешь сказать?!

Зу лежала у его ног. Такая поза должна была выражать покорность и возбуждать ее господина. Приподняв голову, она взглянула на него:

— Я узнала, что в Гибралтаре никогда не было дипломата по фамилии Торнтон, ни английского, ни любой другой страны!

— Не может быть. — Джебаль был поражен.

— Может. — Зу встала. — Она обманула тебя. Может, у нее и был муж по фамилии Торнтон, но, во всяком случае, он никогда не был дипломатом. И никогда не плавал по Гибралтару.

Джебаль побагровел от ярости.

— Зачем она врет? — Зу схватила его за руку. — И была ли она замужем? Да, она не девственница, значит, уже была вместе с мужчиной. А вдруг ее зовут не Торнтон, а как-то еще? И вовсе не Александра? Кто она такая? И что скрывает?

— Да, это очень серьезные вопросы, Зу. — Джебаль вырвал у нее свою руку. — Но я сам задам их Зохаре.

Зу злорадно улыбнулась. Джебаль надменно посмотрел на нее.

— Я уверен, что этому есть какое-нибудь объяснение.

— О, конечно, — пропела Зу.

— А тем временем я требую, чтобы ты помнила об одной вещи!

— Только прикажи, мой господин!

— Александры Торнтон больше не существует. А Лили Зохара — моя жена! — Его взгляд сверкнул гневом. Зу испуганно отшатнулась, недоуменно пробормотала:

— Но я люблю тебя, Джебаль. И стараюсь помочь, как умею!

— Лучше бы ты позаботилась о себе, моя милая!

— Что?! — опешила Зу.

— До меня дошли любопытные слухи — по поводу тебя и Масы.

— Слухи? — переспросила Зу с бьющимся сердцем.

— Да. Говорят, он превосходный любовник. Вот только кто мог бы быть его возлюбленной, кроме тебя?

— Джебаль, но я всегда была верна тебе! — испуганно вскричала Зу.

— А теперь не дерзнула ли ты обмануть меня, Зу? Надеюсь, что нет. — В глазах Джебаля полыхало холодное пламя. — Ведь я утоплю тебя, если узнаю об измене!

Зу побледнела.

Джебаль отвернулся.

— Этим вечером я слишком занят. Однако непременно дам знать, когда захочу снова видеть тебя. — Его голос звучал оскорбительно небрежно.

Зу вздрогнула, как от удара, но тут же изобразила на лице раболепную улыбку.

— А теперь ступай.

— Джебаль, — вкрадчиво сказала она, — позволь мне задать еще один вопрос.

— Ну?

— Ты заметил, что Зохара неравнодушна к этим новым американским пленникам?

Джебаль развернулся на каблуках. Зу слащаво улыбалась.

— Видел бы ты ее лицо и слышал бы ее крик, когда твой отец приговорил к смерти их красавчика капитана — кажется, он такой длинный, как минарет, и его зовут Блэкуэлл?

Джебаль остолбенел.

— О, конечно, это только оттого, что он ее земляк, а она такая бескорыстная, добрая душа, я уверена, что это просто жалость, и не более…

Джебаль молчал. Зу отважилась поднять глаза.

— Разве что они были знакомы до того, как попали в плен, может, они были друзьями там, в Америке…

— Америка — очень большая страна, — неуверенно возразил Джебаль. — Вряд ли такое возможно.

— Наверное, ты прав, — двусмысленно улыбнулась Зу. — Что ж, мой господин, я с нетерпением буду ждать, когда ты меня позовешь. Доброй ночи!

Джебаль ничего не ответил.

Зу стояла в своей спальне, повернувшись спиной к распахнутому настежь окну. Светила полная луна. Тяжелые груди темноокой красавицы были хорошо видны в вырезе жилета.

Вот дверь в спальню неслышно открылась, и вошел мужчина. На миг он остановился, молча глядя на Зу, стоявшую в потоке лунного света.

Она больше не в силах была ждать. И словно со стороны наблюдала, как нетерпеливо качнулись ее бедра, а в горле возник низкий стон.

И он откликнулся. С быстротой молнии он оказался рядом, жадно просунул руку между ее бедер. Властные губы припали к ее губам в грубом, до боли, поцелуе. Зу сквозь тонкий шелк шаровар обхватила мгновенно налившуюся страстью плоть.

Внезапно он отстранился, и их взгляды встретились. Темные очи отвечали на взгляд голубых глаз. И только потом, блеснув белозубой хищной улыбкой, он наклонился и взял в рот ее сосок. Зу принялась молиться Аллаху.

Он швырнул ее на кровать, нетерпеливо сорвал прозрачные шаровары с пышных ягодиц и погрузил пальцы во влажную горячую плоть. Зу выгнулась всем телом, стараясь не кричать. Для верности он грубо зажал ей рот свободной рукой.

Он покусывал сосок до тех пор, пока она не содрогнулась от первой волны наслаждения, и сильным рывком перевернул любовницу на живот. Зу захныкала, жадными глотками хватая воздух. Мигом распустив завязку на шароварах, он процедил:

— Весь день думал о том, как я буду с тобой!

— Да, пожалуйста, да, — стонала Зу, стоя на четвереньках.

О, он был огромным — больше даже, чем у Масы, и снова и снова вонзался в нее на всю глубину. Зу вскрикнула — от боли и наслаждения.

Он приподнялся и сел, усадив ее спиною к себе на колени, и продолжал бешеную скачку, умело лаская ее руками. Зу завывала от нараставшего возбуждения. Он снова опрокинул ее ничком и безжалостно овладел ею, думая только о собственном удовольствии. Наконец он застыл — и расслабленно рухнул на нее, нисколько не опасаясь, что может переломать любовнице кости.

Он сделал с ней то, что хотел, и чувствовал себя отлично.

— Мне было больно, — шепнула Зу.

— И тебе это нравится.

— Да, — призналась она.

Он откатился в сторону и растянулся на кровати.

Зу подползла поближе и стала жадно лизать его плоть. Он зажмурился со вздохом наслаждения. В тишине было слышно только чмоканье Зу.

Потом наверху была Зу. Он ласкал ее, а она неистово опускалась на него, заставляя погружаться в себя все глубже и глубже, глядя куда-то невидящими глазами. Он хищно осклабился, дотронулся пальцами до самых интимных мест — и внимательно наблюдал, как она бьется в судорогах от наслаждения.

Тогда он уложил ее на спину, а сам встал на колени возле ее головы. Зу еще шире распахнула глаза, когда любовник принялся водить по опухшим, исцелованным до крови губам шелковистым концом своей плоти. Довольно улыбнулся, когда она послушно раздвинула губы, и тут же погрузился ей в рот.

— О Господи, — вырвалось у него. — Господи Иисусе!

И уже через несколько мгновений он, схватив ее за голову, зарычал. Горячая струя семени оросила ей горло. Задыхаясь, он рухнул на кровать. Зу уселась рядом, нагая, жадно облизываясь. Он лениво приоткрыл глаза и спросил:

— Интересно, получала бы ты хотя бы половину такого удовольствия, если бы не боялась до смерти зачать ребенка не от Джебаля?

— А как по-твоему? — двусмысленно улыбнулась она.

Он ухмыльнулся и грубо ущипнул ее.

— Джебаль злится на меня, — помрачнела Зу. — До него дошли слухи про нас с Масой.

Он уселся на кровати — настоящий гигант — и скрестил руки на груди. Даже под просторной рубахой были видны мощные мышцы.

— Разве это только слухи?

— А как ты думаешь?

— Я думаю, что ты обожаешь все это и занимаешься этим постоянно.

— Верно. — Она пожала плечами, а потом улыбнулась. — Но среди всех тебя мне хочется больше всего.

— Знаю. Ведь я лучше всех.

— И больше всех тоже, — добавила она.

Он самодовольно рассмеялся. Он отлично знал, что Зу частенько позволяет себе играть с ним. И не обижался. Пускай забавляется, если нужно, он всегда сможет поставить сучку на место.

— Я рассказала Джебалю, что Зохара наврала про дипломата по фамилии Торнтон, — вдруг ошарашила его Зу.

— Зачем?

— Надо было что-то сделать. Слишком она самоуверенная. Но мне удалось ее припугнуть. Она что-то скрывает — вот только я пока не знаю, что именно.

— Ну, я не сомневаюсь в тебе, Зу.

— По — моему, она знает этого Блэкуэлла. Может быть, они были знакомы в Америке, если вообще не были любовниками!

— Она была у него в тюрьме, — сообщил он, одеваясь.

— Она ходила в тюрьму?! — ахнула Зу. — Сколько же это ей стоило? И как ей удалось… Мурад! Конечно! Он мог ей это устроить!

Любовник ничего не ответил. Зу прижалась к нему, щекоча широкую спину грудями.

— Теперь я могу уничтожить ее в мгновение ока! — Физиономия Зу расплылась в счастливой улыбке.

— Не спеши, — сердито буркнул он. — Пока не время.

— Почему? — Зу скрестила руки так, что груди вызывающе поднялись и встали торчком. Он, не обращая внимания на эти игры, потянулся за верхним платьем.

— Потому что Блэкуэлл хочет бежать. Со своими людьми.

— Питер, ты не ошибся? — поразилась Зу.

— Нет, не ошибся, — подтвердил Джовар. Его голубые глаза блеснули холодной ненавистью. — И это наконец-то приведет его к неминуемой и жестокой казни!