Глава 7

Ей хотелось поехать.

Хотя у нее и были опасения, ведь, в конце концов, это ее первый выход в свет после последней неудачи. Но скука выманила се из добровольного заточения. Скука и желание увидеть Бретта.

Прошедшая неделя тянулась невероятно долго. Она по многу часов ездила верхом с Бартом и читала Шекспира, Мелвилла и Диккенса, пока не стала сыта ими по горло. Потом ее охватило беспокойство: она не привыкла сидеть в четырех стенах ничего не делая. Когда Полу понадобилось поехать в Сакраменто по делам, связанным с недвижимостью, она охотно отправилась с ним. Поездка на пароходе по реке ей очень понравилась.

Но ее не оставляли мысли о Бретте.

Ей хотелось спросить, почему он солгал ради нее, но она не видела его всю неделю. Она надеялась, стараясь не признаваться в этом самой себе, что он нанесет ей визит. Он не приехал. Зато приехал с визитом Рандольф и буквально потребовал, чтобы она рассказала все подробности. Не желая обсуждать происшедшее, Сторм вспылила, и, как и подобало истинному джентльмену, Рандольф оставил эту тему.

Нанесли визит и Леанна с матерью. Они попытались выудить у Сторм всю историю, в то же время намекая, что к Сторм грязно приставали или еще хуже. Если бы не присутствие Марси, Сторм поколотила бы маленькую стерву. Марси произнесла несколько удачно выбранных слов, тем самым вежливо поставив Леанну на место, и визитерши по — спешно удалились.

Сейчас Сторм стояла совершенно неподвижно, сердце ее трепыхалось, а Летти, ее камеристка, застегивала изысканное ярко-синее бальное платье из тафты. Бретт будет сегодня на балу, и она твердо решила узнать, почему он солгал ради нее.

В голове все время мелькало видение его губ, опускающихся к ее губам. Она отгоняла его прочь.

В дверь легонько постучали, и вошла Марси — образец элегантности в шуршащем золотом платье, оставлявшем открытыми плечи и большую часть белой груди. Фарлейны собирались сегодня отвезти Сторм и Пола к Синклерам.

— Вы выглядите великолепно, — с энтузиазмом воскликнула Марси.

Сторм улыбнулась и повернулась к зеркалу. Лицо ее вытянулось — на нее смотрела сияющая, раскрасневшаяся женщина с глазами столь же синими и яркими, как и ее платье. Совсем чужая. Сторм попыталась подтянуть лиф выше. Он не поддавался.

— Это совершенно неприлично, — сказала она,

— Последний крик моды, — заверила ее Марси.

— Стоит мне наклониться, и я выпаду из него.

— Зачем вам наклоняться?

— Ох, Марси! Не думаю, что смогу это носить.

— Сторм, вы выглядите замечательно, и мужчины нас ждут. Мы опаздываем.

Сторм покраснела еще больше. Она не может ехать в таком платье, с полностью открытыми плечами. Рукава-буф закрывали руки только до локтей. Почти вся грудь была выставлена наружу. Она чувствовала себя обнаженной.

Оказавшись в экипаже, Сторм почувствовала себя свободнее, чем когда стояла перед зеркалом. Она может притвориться, что не видела, как выглядит, или, еще лучше, притвориться такой же элегантной, уравновешенной и уверенной в себе, как Марси. Словно угадав ее мысли, Марси сжала ее руку. У Сторм мелькнула мысль, что, возможно, все уже забыли происшествие на берегу.

Когда они подъехали к дому, им, прежде чем выйти, пришлось ждать, пока высадятся пассажиры пяти экипажей, выстроившихся у ступеней. Пол крепко взял Сторм под локоть и помог ей сойти на землю. Она уже привыкла к туфлям на высоком каблуке и ходила в них вполне уверенно, не боясь шлепнуться, и поскольку она больше не носила корсета, то не опасалась упасть в обморок.

Ее сердце забилось сильнее. Они вошли в дом, и дамы вручили свои накидки дворецкому.

На бал съехалось около ста пар — все сливки общества Сан-Франциско, но, как только они вошли в огромный зал, Сторм сразу увидела Бретта. Он стоял неподалеку от входа, разговаривая с двумя джентльменами и дамой, и выглядел невероятно мужественно в черном фраке и серебристых жилете и галстуке. Взгляды их встретились.

Она вспыхнула. Даже с расстояния в сорок футов она почувствовала жар его взгляда, увидела, как заблестели его глаза, а когда его взгляд лениво опустился, остановившись на ее обнаженной груди, у нее прервалось дыхание. Внезапно она обрадовалась, что надела это платье. Оно ему понравилось. Потом она осознала, что па нее смотрит не, только Бретт, — все стоявшие у входа в зал глазели на неё. Подъем духа тут же сменило отчаяние: они перешептывались, обсуждая ее.

В одно мгновение се окружил квартет поклонников, восторгавшихся ее красотой и во всеуслышание объявлявших, как они рады ее видеть. Пока Роберт и Ли спорили из-за первого танца, Рандольф взял ее под руку, Джеймс побежал за шампанским, и Сторм совсем забыла, что является объектом столь пристального изучения.

Теперь ей было уже некогда думать о Бретте, но она вес время чувствовала его присутствие. Даже кружась в объятиях сначала Роберта, потом Ли, Рандольфа, даже когда остановилась на минутку, чтобы выпить принесенное Джеймсом шампанское, она ощущала, как постоянно, напряженно смотрит на нее Бретт, стоявший теперь в одиночестве. Она поняла, что он приехал без партнерши, и это взволновало ее. Ее пригласил незнакомый мужчина, и она приняла приглашение. Потом снова пригласил Джеймс. Она танцевала, танцевала и танцевала, но, кружась в вальсе по всему залу, краем глаза всегда замечала Бретта.

У нее начинали болеть ноги, но она этого почти не замечала. Ей было весело. Мужчины открыто восхищались ею, снова и снова повторяя, как она очаровательна, и она начала чувствовать себя таковой. Едва кончался танец, как тут же возникал следующий партнер; она была не в состоянии даже запомнить их имена. На мгновение остановившись, чтобы перевести дух, она выпила еще шампанского, поддерживая беседу по крайней мере с шестью поклонниками. На этот раз ее закружил в танце Рандольф.

Было уже довольно поздно; и вальс только начался, когда их прериали.

— Простите, но я разбиваю, — решительно заявил Бретт.

Сердце Сторм бешено забилось.

Мгновение он просто смотрел на нее. Она едва могла дышать. Он обнял ее, и тело ее радостно откликнулось па это прикосновение.

— Я впервые вижу такую красивую женщину, — хрипло выдохнул он.

Она готова была умереть от восторга.

Танцевал он изящно, плавно, замечательно вел, и Сторм легко следовала за ним. Она остро ощущала руку на своей талии, не легкую, как у других мужчин, а лежащую устойчиво, и от его пальцев кожу под тафтой и нижними юбками покалывало. Рука, державшая ее ладонь, была большая, теплая и восхитительно пульсировала на ее руке. Она не сводила взгляда с лица Бретта, как будто впервые видя его по-настоящему, пользуясь предоставившейся возможностью лучше запомнить его четкие линии и резкие плоскости. Она поймала себя на том, что разглядывает его рот, такой же четко очерченный, с чувственно полными губами.

— Вам все это нравится? — Его голос был низким и нежным, чуть более сиплым, чем обычно. Он действовал на нее возбуждающе.

— Да, — просто и правдиво ответила она. Их глаза встретились; в его взгляде что-то сверкнуло.

— Сторм, — сказал он, словно лаская ее.

— Бретт?

Он слегка улыбнулся:

— По-моему, я начинаю очаровываться.

Очарован. Он начинает очаровываться. Снова и снова она мечтательно повторяла про себя эти слова, ощущая, что теряет собственную волю, погружаясь в нежность его близости.

— Почему? — Собственный голос показался ей незнакомым, и она откашлялась, прочищая горло. — Почему вы солгали Полу?

Он мечтательно улыбнулся:

— Спасая вашу репутацию. Вы бы не выдержали разразившегося скандала, узнай все, что к вам приставали, когда вы катались одна.

Она непонимающе глядела на него.

— Здешние стервы сказали бы, что вы сами напрашивались на изнасилование. Более того, что так оно и вышло. Что я появился слишком поздно.

Сторм вспыхнула. До сих пор она полностью не осознавала значения того, что он сделал.

— Спасибо.

Внезапно она заметила, что, вальсируя, он увлекает ее через широкие двери на балкон.

— Бретт! — слабо запротестовала она, вместе с тем горя желанием остаться с ним наедине.

Они остановились, и он обнял ее за талию.

— Вы, должно быть, устали, — пробормотал он, привлекай се к себе. — Вы протанцевали весь вечер. Сторм благодарно улыбнулась:

— Я не устала, только ноги немного болят.

Он рассмеялся, откинув голову. Внимательно изучавшие ее глаза искрились. Он коснулся рукой ее щеки; его пальцы слегка дрожали, или это ей почудилось?

— Простодушная Сторм.

Она очень остро ощущала пальцы на своем лице, спокойствие окружавшей их ночи, прижатое к ней его бедро. Она проглотила застрявший в горле комок.

— Я принесу вам чего-нибудь выпить, — поспешно проговорил он. — Шампанское или пунш?

— Шампанское.

Как только он отошел, Сторм перевела дух, чувствуя, как дико бьется сердце, как восхитительно подрагивает все тело. Она оперлась о балконную решетку, закрыв глаза и подняв лицо к лунному свету. Было прохладно, но ее это не беспокоило. Она представила себе, как Бретт вернется, заключит ее в объятия и поцелует. Она жаждала его поцелуя.

Он вернулся с двумя бокалами, нежно улыбаясь. Ее сердце екнуло.

— О чем вы думали? Или вы гадали на луну? Она взяла протянутый ей бокал и отпила из него, глядя на белый диск.

— Я представляла себе, как вы целуете меня, — прошептала она, набравшись смелости взглянуть на него.

У него перехватило дыхание. Она повернулась, глядя ему в лицо. Он взял у нее бокал и отставил его в сторону.

— Ваше желание — приказ для меня.

У него было теплое, как она и помнила, твердое тело. Ничто и никогда не казалось ей таким естественным, как приникнуть к нему. Он обнимал ее так крепко, что не было сил вздохнуть, но она прижалась еще сильнее, желая раствориться в нем. Его руки скользнули вверх по ее спине к обнаженным плечам и обхватили голову, сминая тщательно зачесанные наверх волос. При ярком лунном свете она различала его черты явственно, словно днем. Он смотрел так напряженно, что по всему ее телу прошла дрожь, а потом его рот приник к ее губам.

Она обвила руками его шею, прижимаясь к нему всем телом. Поцелуй был нежным и кратким. Он оторвался от нее, она вскрикнула в знак протеста, и он снова стал целовать ее, на этот раз с неудержимой яростью. Поддаваясь бурному натиску, она приоткрыла губы, и его язык стремительно скользнул между ними. Сторм повисла на нем, издавая глубокие горловые стоны.

Она ощутила его ответные содрогания, и не только это. Она почувствовала между ними его восставшую плоть, горячую, твердую, настойчивую, и, не размышляя, потерлась о нее животом. Его мозолистые ладони опаляюще блуждали по ее обнаженной спине, нежно поглаживая. Внезапно он отпрянул, оторвал от себя ее руки и шагнул в сторону.

— Брeтт, — умоляюще простонала она.

Она видела страдание на его лице, плотно сжатые губы, подрагивающие ноздри. Потом он перепел взгляд, и она, глянув вниз, обнаружила, что лиф платья сдвинулся, обнажив один упругий, цвета коралла сосок. Бретт судорожно вдохнул. Сторм лишь смотрела, ничего не соображая.

Дрожащей рукой она поправила лиф. Потом он вновь оказался рядом — схватив ее за руки, отвел их в стороны и притянул ее к себе; она радостно вскрикнула. Она самозабвенно отвечала на его поцелуи, решительно продвигая язык дальше, в самые потаенные уголки его рта. У Бретта вырвался стон.

Его ладони переместились со спины на талию, скользнули выше, обхватывая груди. По всему ее телу разлилось обжигающее тепло, сладко-горькое, требующее большего. Его ладони давили и сжимались, потом жестко скользнули по соскам, еще и еще, заставляя ее стонать от желания и наслаждения. Потом его руки оказались у нее на спине, ловко расстегивая платье.

Он сдавил ладонями ее обнаженные груди. Не в состоящий ни о чем думать, Сторм еще плотнее прижалась к нему. Его пальцы коснулись сосков и стали ласкать их, пока ее не охватила дрожь неистового желания. Он поднял ее на руки. Сторм знала, что он несет ее в сад. Он бережно опустил ее — обнаженной спиной на уже влажную землю.

— Мое платье. — Это была ее единственная отчетливая мысль.

— Сторм, прикажи мне остановиться, — умоляюще произнес он, обхватив ладонями ее лицо.

Глаза их встретились. Она дотронулась до его щеки, поразившись, как он вздрогнул от прикосновения. Почти не в состоянии дышать, она провела рукой вниз по его жилистой шее, потом по груди, скользнула под одежду, пока не добралась до лихорадочно горячей кожи и покрывающих ее жестких волос. Он издал сдавленный стон.

Обхватив ее руками за талию и приподняв, он принялся поглаживать губами и целовать ее набухшие груди. Когда его язык коснулся отвердевшего бугорка, она ахнула и вцепилась руками в его волосы. Он немилосердно дразнил ее, потом прихватил сосок губами и потянул. Она застонала.

— Бретт, я сейчас умру, — с рыданиями выдохнула она.

— Нет, любовь моя, — хрипло ответил он, — ты не умрешь. — Он снова потянул, посасывая.

Сторм заметалась. В ней нарастало жаркое томление, угрожающе переполняя ее. Она ощутила, как его ладонь ласкает ее живот, и с готовностью выгнулась навстречу,

— Пожалуйста, — задыхалась она. — Пожалуйста.

— Да, — сказал он, сдвигая ладонь ниже и поглаживая ее живот пальцем.

Сторм содрогнулась.

И тут она почувствовала на своих ногах, покрытых шелком, прохладный воздух, поняла, что он поднял ее юбки, Ощутила его руку, путешествующую по бедру. Даже через панталоны его прикосновение было непереносимым. Она дико, отчаянно заметалась, а потом его ладонь накрыла ее жаждущий ласки треугольник. Прижавшись губами к ее губам, он скользнул пальцем под белье, в складки ее влажной, вспухшей плоти.

Она вскрикнула. Поцелуй приглушил звук, но не ощущения — ей казалось, что она умирает. В ней все взорвалось блестящим фейерверком пылающих огней, и вместе с сотрясшими ее с головы до ног, затмившими все мысли судорогами она почувствовала благословенное облегчение. Она словно парила в воздухе.

— Сторм, — настойчиво произнес он.

Она открыла глаза.

Он держал ее за талию обеими руками, стоя на коленях между ее бедер. Его грудь тяжело вздымалась и опадала, словно он пробежал несколько миль.

— Ты нужна мне, — сказал он. — Пожалуйста.

Его ладони переместились на брюки и замерли. Она обнаружила, что смотрит на плотное возвышение, распирающее ткань. Он глядел на нее, ожидая слова или знака, что ему следует остановиться.

— Да, — прошептала она, потому что в ней снова запульсировало восхитительное томление.

— Боже милостивый! — взвизгнул женский голос. Бретт схватил Сторм и рывком сдвинул ее за свою спину прежде, чем она успела осознать, что кто-то помешал им.

— Бретт д'Арченд! — ахнул голос.

Начиная соображать, Сторм схватилась за юбки, но они уже опустились. Полусидя, она потянула лиф кверху и только теперь полное значение происходящего стало доходить до нее.

— Элси, — хрипло произнес Бретт.

Элен Сен-Клер целеустремленно двинулась вперед, и Сторм, подняв голову, встретилась с ее потрясенным взглядом.

— Мне бы следовало знать, — торжествующе воскликнула Элен. — Я так и знала! — Она поспешила прочь.

Потрясенная, Сторм поняла, что видела эта леди и что они наделали. Боже праведный! Что они наделали? Ее охватил ужас,

Бретт стоял на коленях лицом к ней.

— Повернись, дай мне застегнуть платье, — торопливо сказал он.

Сторм тупо подчинилась, подставляя ему спину.

— О Боже!

— Теперь он нам не поможет, — мрачно произнес Бретт. — Проклятие! — У него дрожали руки. — Ну вот. — Он поднял ее на ноги.

— Я… я не могу вернуться в дом, — со страхом проговорила она. Волосы ее рассыпались, она была уверена, что все платье — в пятнах от травы.

— Нет, не можешь, — сказал он, глядя ей в глаза. — Прости меня.

Они мгновение смотрели друг другу в глаза. Услышав, что к ним подходят люди, они обернулись. Бретт инстинктивно шагнул вперед, прикрывая ее.

— Где она? — проревел Пол Лангдон.

— Успокойтесь, Пол, — сдержанно сказал Бретт. — Ничего не случилось.

— Элен Сен-Клер в точности описала мне происшедшее, — выкрикнул Пол, и никто и шевельнуться не успел, как он ударил Бретта в челюсть и отбросил его на Сторм.

— Сторм, с вами все в порядке? — ринувшись вперед, воскликнула Марси. Но муж схватил ее за руку и оттащил назад.

— Не лезь, — предупредил он.

— Мне очень жаль, — сказал Бретт Полу Лангдону обычным тоном, словно они были наедине. — Но ничего страшного не случилось.

— Иди сюда, Сторм, — словно не слыша его, приказал Пол. Его тон был так суров и непреклонен, что Сторм сразу же ступила вперед, не осмеливаясь ни на кого взглянуть. Она была готова умереть. Пол схватил ее за руку. — Мы выйдем с другой стороны, — заявил он. — Грант, я пришлю вам экипаж.

— Ладно, — сказал Грант.

— Может быть, мне следует поехать с ними? — озабоченно произнесла Марси.

— Нет, — возразил Грант.

— Идем, — не глядя на Бретта, сказал Пол. Не отпуская руки Сторм, он увлек ее за собой. Грант, Марси и Бретт стояли неподвижно, освещенные лунным светом.

Сторм испытывала оцепенение и отрешенность. Она слышала, как Грант хрипло спросил: «Что, черт возьми, на тебя нашло?» — и поняла, что слова относились не к Марси, а к Бретту, Она не слышала, ответил ли он.

Пол почти зашвырнул ее в экипаж и всю дорогу домой молчал. Но, очутившись в вестибюле, он заговорил сразу же, как только она собралась подняться по лестнице:

— Нет, юная леди, в мой кабинет.

С предчувствием чего-то ужасного Сторм послушно повернулась и через вестибюль последовала за ним в кабинет. Он закрыл дверь и стоял не сводя с нее глаз:

— Это правда?

— Что?

— Элен сказала, что ты лежала на земле, на спине. Это верно?

Вспыхнув, она колебалась, не зная, что сказать. Ей не хотелось говорить правду.

— Твое платье было расстегнуто. Она поняла, что придется солгать.

— Он только поцеловал меня. Он отвернулся:

— Задрав юбки и расстегнув лиф?

Сторм вспыхнула. Эта стерва. Что еще она рассказала?

Кому еще? О Боже! Она уставилась в пол, желая провалиться сквозь него.

— Иди в свою комнату, — сказал он, не глядя на нее. — Мне нужно подумать.

Огромным усилием воли Сторм удержалась, чтобы не выбежать из кабинета. Только оказавшись на лестнице, она бросилась в свою комнату, словно в поисках убежища. Но убежать от своих мыслей было невозможно. В голове все перемешалось, она была слишком возбуждена, чтобы спать, слишком поражена собственным поведением. Ей не верилось, что она могла превратиться в дрожащую, стонущую потаскушку.

Она знала, что ее с позором отправят домой, и при этой мысли чуть не разразилась слезами. Родители будут так разочарованы в ней. Она не представляла себе, как сможет взглянуть им в глаза, особенно отцу. Она представила себе его лицо, выражающее неприятие полученных сведений, — видела, как неверие затем сменяется огромным, полным упрека разочарованием.

Она была уверена, что Пол объяснит в письме, почему он отсылает ее домой. Единственная надежда — отправить собственное письмо, в котором попытаться объяснить нес со своей точки зрения. Сложность состояла в том, что она не находила оправдания происшедшему, сознавая себя чересчур охотливым участником его.

Но хотя бы она поедет домой. Она вообще не хотела приезжать сюда, это было чудовищной ошибкой, катастрофой, с самого первого дня. Чем скорее она уедет, тем лучше. Она знала, что репутация ее погублена, что ее никогда больше никуда не пригласят, будут избегать. Одна мысль о том, чтобы проехать в экипаже на виду у всех, приводила ее в ужас. Люди будут показывать на нее пальцами, глазеть и перешептываться. Всем будет известно, чем она занималась и до чего она бесстыдная.

Потом она со страхом сообразила, что пройдет месяца Два, пока Дерек сможет приехать за ней. Месяц потребуется, чтобы письмо дошло до него, и даже если он отправится немедленно, еще почти месяц уйдет у него на дорогу. Два месяца! Что, скажите на милость, будет она делать два месяца в городе, где все знают о ее падении?

Она не сможет никому взглянуть в лицо — ни знакомым, ни кузену, ни Марси, ни Бретту… Бретт. Одна мысль о нем приглушила ее страх, вызвав прилив теплоты, заставив ее кровь бежать быстрее, — теперь она понимала почему. Она вспомнила его губы, нежные, требовательные, вспомнила свою собственную необузданную реакцию и вспыхнула от смущения. Она думала о том, как он солгал о происшествии на берегу, чтобы защитить ее; как она еще не успела сообразить, что происходит, а он уже заслонил ее собой, словно щитом, когда Элен Сен-Клер наткнулась на них. И несколькими мгновениями позже заслонил ее своим сильным телом от Пола и всех остальных…

Но он не мог защитить ее от последствий ее собственных действий. Никто не мог.

«Мне очень жаль», — сказал он, и теперь она вспомнила огонь в его глазах, притягивавших ее словно магнитом.

Она думала, что ненавидит его. Неужели это было правдой? Сторм положила руку на грудь, словно желая сдержать переполнявшие сердце чувства, в которых была не в силах разобраться.

Отец будет так разочарован.

Бретт, отец; отец, Бретт, отец… Мысли об этих двух мужчинах вызывали в ней мучительную боль. А потом совершенно неожиданно, когда уже рассветало, ей пришла в голову ужасающая мысль. Папа убьет Бретта!

Она села, нисколько не сомневаясь в том, что, хотя она сама тоже виновата, Дерек захочет отомстить Бретту и застрелит его за осквернение дочери. Непременно. При этой мысли Сторм стало плохо.

Она встала с постели и принялась расхаживать по комнате, теперь уже действительно перепуганная. Она должна остановить его. Но как? Что бы она ни говорила, чтобы ни делала — ничто не сможет удержать Дерека от мщения. Она должна предупредить Бретта! За эти два месяца она должна убедить его уехать из города и держаться подальше, когда Дерек приедет за ней. Она заставит его послушаться. Обязательно.

Охваченная дрожью, она откинулась на подушку. Она не видела выхода из положения. Если она уедет из Сан-Франциско, то никогда больше не увидит Бретта. Казалось, эта мысль не должна бы ее волновать, но тем не менее волновала.

«Но ведь он даже не нравится мне, — думала она, окончательно запутавшись в своих чувствах. — Даже если я не пыталась остановить его, ему-то следовало бы знать. Ему следовало остановиться. Это он во всем виноват. А теперь меня отправят домой, и я никогда больше не увижу этого похотливого ублюдка».

Она заплакала.

Что еще ей оставалось? Она была опозорена, погублена, против своей воли увлечена высокомерным игроком, она застряла здесь еще на два месяца, — два месяца до того момента, как придется предстать перед отцом, который попытается убить Бретта… Хуже просто быть не могло.

Бретт налил себе двойную порцию бренди и в два глотка осушил половину. Отставив в сторону бокал и закрыв лицо руками, он рухнул в кресло. Что, черт побери, с ним творится?

Он никогда не забывался до такой степени. Никогда. Он почти лишил юную женщину девственности, почти погубил се, не задумываясь о последствиях. Он все еще понятия не имел, как это могло случиться. Он отчетливо вспомнил, как хотел остановиться и не смог. Как его захлестнула безумная страсть, отчаянное желание. И как она тоже хотела его, подгоняла, не пытаясь остановить. Боже милостивый!

Он закрыл глаза; голова его раскалывалась. Он все еще видел ее, полуодетую, выгнувшуюся к нему, ее полные роскошные груди, высвобожденные из платья, ее приглашающе раскинутые ноги. Она была такой влажной, такой готовой. Он слегка застонал, вспомнив, как довел ее до быстрого, потрясающего оргазма.

Проклятие! В саду Синклеров!

Он встал и, расхаживая по комнате, прикончил бренди. Ему пришло в голову, что Сторм, возможно, не была невинной; быть может, она — одна из тех юных леди из почтенных семейств, что притворяются невинными, а сами тайком встречаются с мужчинами. От этой мысли он окаменел, слепо глядя в ночь, пытаясь решить, не могло ли это быть правдой. Это казалось невозможным.

Но он ведь помнил, как безумно она поощряла его. Ни одна настоящая леди не стала бы этого делать.

Он вспомнил, как она выглядела, когда он впервые увидел ее, одетую, словно дикарка, в оленью кожу, совсем не осознающую, что она женщина. Но может быть, пользуясь полной свободой, она с юных лет отдавалась разным техасским Ленни Уиллисам. Проклятие! Он не знал, что и думать!

Если это не так, почему она поощряла его? В сущности, это не имело никакого значения. Ее репутация была погублена. И это он погубил ее.

Бретт не удивился, когда часом позже ему принесли записку. Пол Лангдон требовал, чтобы он был у него в восемь утра. Бретт мрачно скомкал записку и бросил в камин. Он не хотел жениться на ней, но ничего другого ему не оставалось.

Он провел беспокойную ночь, мечась и ворочаясь, и ровно в восемь прибыл в дом Лангдона. Барт провел его в кабинет и объявил о его приходе. Пол Лангдон неподвижно стоял среди плюшевой мебели. Он мрачно кивнул:

— Входите, Бретт.

— Спасибо. — Бретт подошел ближе и внимательно вгляделся в суровое лицо друга: — Доброе утро.

Не отвечая, Пол только окинул его мрачным взглядом.

— Пол, мне очень жаль, — искренне сказал Бретт. Он испытывал пронзительное чувство вины за то, что предал друга почти соблазнив его кузину. Однако, уже смирившись с карой, которую должен был принять, он чувствовал себя немного лучше.

— Мне тоже, — сказал Пол. — Вы один из моих ближайших друзей. Я доверил се вам. Скажите, ваши поездки верхом были невинными?

Лицо Бретта исказилось.