— Вот и доказательство, — произнес он. Стоявшая у камина инспектор Ардери сказала:

— Если бы вы, инспектор, заранее объяснили, что именно ищете, мои специалисты избавили бы вас от хлопот этой поездки.

Линли наклонился, рассматривая ковер вблизи от двери. Он нашел микроскопическую потертость на пути, которое проделало кресло, выдернутое из-под дверной ручки. Дополнительное подтверждение, подумал он. Хотя бы часть показаний Габриэллы Пэттен была правдой.

— Инспектор Линли, — повторила Ардери. Линли выпрямился. Всем своим видом Ардери выражала негодование. Они довольно легко пришли к соглашению: она ведет расследование в Кенте, он — в Лондоне. Они объединяют свои усилия, интеллектуальные, а если понадобится, то и физические, где-то между этими двумя точками, Но доискаться до правды в деле о гибели Флеминга было не так-то просто, и Линли это прекрасно сознавал. Сам ход расследования вынуждал одного из инспекторов подчиниться другому, и он видел, что Ардери отнюдь не по душе идея стать подчиненной.

Линли попросил Хейверс ненадолго оставить их. Кивнув, та исчезла в направлении кухни. Он услышал, как хлопнула наружная дверь — сержант вышла на улицу.

— Вы перегибаете палку, инспектор Линли, — проговорила Ардери. — Вчера. Сегодня. Мне это не нравится. У меня есть для вас информация. Отчеты. Я заставила лабораторию работать на вас сверхурочно. Что еще вам нужно?

— Извините, — сказала он. — Я не хочу оказывать на вас давление.

—Вчера извинения годились. Сегодня их уже недостаточно. Вы намерены оказывать давление. Намерены демонстрировать это вновь и вновь. Я хочу знать почему.

— Вопрос не в том, — ответил он, — кто, что и где расследует. Вопрос в том, чтобы найти убийцу. В этом мы с вами согласны, не так ли?

— Оставьте ваш покровительственный тон. О чем мы договорились, так это о ясно прочерченной границе между сферами нашей ответственности. Свою часть договоренности я выполняю. Что же касается вашей…

— Мы с вами не подписывали договора, инспектор. И предполагаемые границы не так ясны, как вам того хотелось бы. Мы вынуждены работать вместе или мы вообще не будем работать.

— Тогда, возможно, вам следует заново определить, что означает совместная работа. Потому что на данный момент, насколько я вижу, я работаю на вас, а вы делаете, что вам вздумается. И если так будет продолжаться, я была бы признательна, если бы вы прояснили ситуацию сейчас, чтобы я могла решить, какие шаги предпринять для предоставления вам свободы действий, которая вам, по-видимому, необходима.

— Что мне нужно, инспектор Ардери, так это ваш опыт.

— С трудом в это верится.

— А я его не получу, если вы попросите своего начальника снять вас с этого дела.

— Я не сказала…

— Мы оба знаем, что такая угроза подразумевалась. Мы все работаем по-разному. Приходится приспосабливаться к стилю других. Мой выражается в том, что я выискиваю всю возможную информацию. В ходе этого занятия я не намерен задевать чьи-либо чувства, но иногда это случается. Это не означает, что я считаю своих коллег неспособными выполнить свою работу. Это просто означает, что я привык доверять только своим чувствам.

— Как видно, больше, чем чувствам кого бы то ни было.

— Да. Но если я ошибаюсь, то виню в этом только себя и разбираюсь только с самим собой.

— Понятно. Очень удобно.

— Что?

— То, как вы объяснили свой метод работы. Ваши коллеги подстраиваются под вас. Вы под них не подстраиваетесь.

— Я этого не сказал, инспектор.

— И не требовалось, инспектор. Вы ясно дали это понять. Вы добываете информацию любым удобным для вас способом. Я должна обеспечить ее, когда и если это отвечает вашим потребностям.

— Это противоречит тому, что ваша роль, якобы, неважна, — заметил Линли. — Я так не думаю. Почему же так думаете вы?

— Кроме того, — продолжала она, словно не слыша его, — я должна предлагать версии и не возражать против того направления розыска, которое вам заблагорассудится выбрать. И если это направление требует, чтобы я была у вас на побегушках, я должна принять это с радостью и держать рот на замке, зная свое место, как это, без сомнения, и подобает женщине.

— Это не вопрос отношений между мужчиной и женщиной, — сказал Линли. — Это вопрос подхода. Я прервал ваш воскресный отдых, чтобы вы сделали то, что мне требуется, и за это я приношу свои извинения. Но у нас начинает собираться информация, которая может сдвинуть дело с мертвой точки, и я бы хотел идти в этом направлении, пока могу. Тот факт, что я решаю идти по этому следу один, не имеет к вашим личным качествам никакого отношения. Я ничего не хочу сказать о вашей компетентности. Если уж на то пошло, речь идет скорее о моей компетентности. Я невольно нанес вам обиду. Мне бы хотелось оставить это в прошлом и двинуться дальше, чтобы взглянуть на то, что вам удалось собрать со вчерашнего дня. Если можно.

Во время этого разговора Изабелла Ардери стояла, сложив руки на груди, и Линли видел, с какой силой ее пальцы впиваются в предплечья. Он ждал, чтобы она завершила свою внутреннюю борьбу, в чем бы эта борьба ни заключалась, и старался не выказывать нетерпения, приняв как можно более независимый вид. Оскорблять ее дальше не имело никакого смысла. Оба они знали, что преимущество на его стороне. Один его телефонный звонок, и Ярд предпримет необходимые политические шаги, чтобы нейтрализовать Ардери, либо отстранить ее от дела. Что, как он понимал, не пошло бы ему на пользу, так как она, похоже, была сообразительной, умной и не без способностей.

Она перестала стискивать руки и сказала:

— Хорошо.

Линли не понял, с чем она согласилась, и предположил, что устроило ее лишь одно — то, как он вышел вслед за ней через заднюю дверь коттеджа во дворик, где на одном из стульев под навесом отдыхала сержант Хейверс. Последняя предусмотрительно, как заметил Линли, ничего не стала трогать в коробке инспектора Ардери. Когда они присоединились к ней, ее лицо хранило выражение полнейшего равнодушия.

Ардери снова вынула из коробки гипсовые слепки следов, а также отчеты и фотографии.

— Мы идентифицировали обувь. Узор на подошве виден ясно.

Она передала полный отпечаток Линли. Отпечаток воспроизводил всю подошву целиком. По краю ее шел зубчатый узор. Переданный в гипсе углублениями, на настоящей подошве он представлял собой рельеф. Через всю подошву, по диагонали от одного зубца к другому, шел второй ряд углублений, похожих на надрезы. Узор повторялся на каблуке. Подошва была, как это понял Линли, фирменная.

— «Док Мартене», — пояснила Ардери.

— Прогулочная обувь? Ботинки?

— Ботинки,

Линли положил рядом второй слепок. Он представлял собой отпечаток носка и примерно трех дюймов подошвы. Было видно, что отпечаток сделан тем же ботинком. Один из зубцов левого края потерял первоначальную форму, словно стерся или был срезан ножом. Этот дефект повторялся на обоих отпечатках, не являясь, как пояснила Ардери, непременным свойством этих подошв.

— Полный отпечаток снят в дальнем углу сада, — сказала Ардери. — В том месте, где кто-то перелез через забор из примыкающего загона.

— А второй? — спросил Линли. Она указала на запад.

— Тропинка вдоль ручья ведет в деревню, в Малый Спрингбурн. Примерно в трех четвертях пути отсюда есть перелаз. Отпечаток снят там.

Линли задал вопрос, который никак не мог понравиться инспектору. Он намекал на то, что она со своей группой могла что-то пропустить.

— Вы нам покажете?

— Инспектор, мы прочесали деревню. Опросили там всех. Поверьте мне, отчет…

—Вероятно, он полнее любого из написанных мною, — сказал Линли. — Тем не менее, я бы хотел взглянуть сам. Если вы не возражаете.

Она прекрасно понимала, что им не требуется ее разрешения или ее присутствия, пожелай они прогуляться по тропинке. Линли прочитал это на ее лице. Хотя его просьба не отрицала их равенства, в то же время она ставила под сомнение тщательность ее работы. Трактовка предоставлялась самой Изабелле Ардери.

— Очень хорошо, — проговорила она. — Мы можем пойти в деревню и осмотреться там. Дорога отсюда занимает всего десять минут.

Тропинка начиналась у источника, бурлящего ключа ярдах в пятидесяти от коттеджа «Чистотел». Тропинка была хорошо утоптана и мягко поднималась над ручьем, бравшим здесь начало. С одной стороны ее ограничивали выгоны для лошадей и запущенный яблоневый сад. С другой стороны заросли крапивы переплетались с кустами ежевики, и белые стебли борщевика вздымались над плющом, карабкавшимся по дубам, ольхе и ивам. Большинство деревьев вдоль тропы и ручья оделись листвой, а мелодичный щебет и громкий, чистый посвист указывали на присутствие дроздов и других певчих птиц.

Несмотря на свою обувь — босоножки на каблуках, делавшие ее одного роста с Линли, — инспектор Ардери энергично шагала по тропинке, задевая ветки живых изгородей и ежевику, пригибаясь под ветвями деревьев и на ходу говоря через плечо.

— Мы определили волокна, найденные на изгороди в дальнем углу сада. Ткань хлопчатобумажная. Стандартные синие джинсы. «Ливайсы». Еще на волокнах было масло. Мы послали их на экспертизу, чтобы знать наверняка, но один из наших старых сотрудников как следует изучил их под микроскопом и сказал, что это моторное масло. Я склонна ему верить. Он работает в лаборатории с тех времен, когда еще не было хроматографов, которые дают нам ответы на все вопросы, так что он, как правило, разбирается в том, что видит.

— А окурки сигарет? — спросил Линли. — Те, что остались в коттедже, и другие, из сада.

— Их мы еще не идентифицировали. — И поспешила прибавить: — Наш человек возвращается сегодня из Шеффилда. Он участвовал в конференции. Завтра утром он получит сигареты, а уж как только он возьмет их в руки, ответ себя ждать не заставит.

— Никаких предварительных результатов? — спросил Линли.

—Он наш эксперт, — ответила она. — Мы можем высказать свои предположения, но и только. Сигареты идентифицируются по окуркам по восьми разным признакам, и я безоговорочно предпочитаю, чтобы их определил для нас специалист, чем самой назвать марку по одному или двум признакам и — ошибиться.

Она подошла к изгороди, пересекавшей тропу, и остановилась у покрытой лишайниками выдвинутой доски, являвшейся простейшим перелазом.

— Здесь, — сказала она.

Земля вокруг перелаза была мягче, чем на тропинке, и на ней отпечаталась целая мозаика следов, в большинстве своем смазанных другими наложившимися на них отпечатками. Группе Ардери просто повезло, что они нашли отпечаток, совпавший со следом у коттеджа. Отыскать даже частичный след казалось чудом.

— Он был с краю, — сказала Ардери, словно в ответ на мысли Линли. — Здесь, где остатки гипса.

Линли кивнул и посмотрел поверх изгороди. Примерно в ста пятидесяти ярдах к северо-западу он увидел крыши домов, обозначавших границу Малого Спрингбурна. Тропинка была ясно видна — хорошо утоптанная, она уходила в сторону от ручья, пересекала железнодорожное полотно, огибала сад и упиралась в маленький населенный пункт.

Они перелезли на другую сторону. Возле домов тропинка наконец-то расширялась, позволяя всем троим идти рядом. По обе стороны от нее тянулись задние дворы аккуратных домиков. Полицейские вошли непосредственно в деревеньку — полукруг одинаковых отдельных домов с кирпичными фасадами, приземистыми трубами, эркерами и остроконечными крышами. Три детектива вызвали здесь некоторый интерес, так как на улице ребятишки прыгали через скакалку, двое мужчин-хозяев мыли из шлангов автомобили, а группа мальчишек играла в упрощенный вариант крикета.

— Мы все здесь обошли, — сказала Ардери. — Вечером в среду никто ничего необычного не видел. Но они все сидели по домам, когда он проходил.

— Вы решили, что это он, — заметил Линли.

— Марка ботинок. Их размер. Глубина отпечатка у коттеджа. Да, — подтвердила она, — я бы сказала, что мы ищем «его».

Пройдя по деревне, они достигли главной ее улицы. Извиваясь между рядов старинных, крытых тростником строений и чередой магазинчиков, она полого уходила вверх. Прямо перед ними начиналась вторая улица, застроенная обрамленными деревом коттеджами и ведущая к церкви. Слева мощенная булыжником подъездная дорожка сменялась автостоянкой при пабе «Лиса и гончая». Со своего места Линли видел, что за пабом лежит общинный луг, и дубы и ясени отбрасывали на него длинные дневные тени. По краю луга высился густой, неухоженный кустарник.

Взглянув на главную улицу и на ту, что вела к церкви, Линли выбрал последнюю.

Кустарник рос не сплошняком, в его зарослях, соединивших автостоянку паба с краем общинного луга, тут и там зияли бреши, и детективы воспользовались одной из них, нырнув под естественную арку из дубовых ветвей.

На южном краю луга шел еще один крикетный матч. Линли и его спутницы не привлекли внимания, поскольку кустарник рос вдоль северо-восточной границы луга. Почва здесь была грубая, жесткая и бугристая, тут и там поросшая плющом, усики которого тянулись не только по земле, но и вверх по осевшему деревянному забору. Вдоль него росли рододендроны, ветви которых сильно прогнулись под тяжестью огромных светло-лиловых цветов. Редкие кусты остролиста просовывали между рододендронами ветки с колючими листьями, и сержант Хейверс направилась к ним, пока Линли под неусыпным оком Ардери исследовал землю.

— Один из наших сотрудников разговаривал с Коннором О'Нилом, — сказала Ардери. — Это владелец паба. В среду вечером он вместе со своим сыном разливал пиво.

— В результате беседы что-нибудь выяснилось?

— Владелец паба показал, что они закончили около половины первого. После закрытия никто из них чужой машины на стоянке не видел. Собственно, остались только их автомобили.

— Что неудивительно, не так ли? — вставил Линли.

— Мы проверили и стоянку, — твердо продолжала Ардери. — Как видите, инспектор, земля там плотно утрамбована. Следов на ней не остается.

Линли видел, что она права. Он выпрямился, посмотрел в ту сторону, откуда они пришли. По его мнению, наиболее логичным было спрятать средство передвижения в этих кустах, если на каком-то из этапов средство передвижения преступником все же использовалось. Кусты тянулись к автостоянке, которая в свою очередь выходила на улицу, ведущую к тропинке. Тропинка же кончалась на месте, отстоявшем от коттеджа «Чистотел» не более чем на пятидесяти ярдов. Все, что требовалось убийце, которого они искали, — практическое знание местности.

— Сэр, — позвала сержант Хейверс. — Посмотрите-ка на это.

Линли увидел, что Хейверс прошла вдоль ряда рододендронов и остролиста и склонилась в том месте, где кончался кустарник и начиналась стоянка паба. Она сдвигала в сторону прошлогодние листья, высвобождая ус плюща, наверное, из дюжины других, протянувшихся к продолговатому пятну голой земли.

Линли и Ардери подошли к ней. Поверх плеча сержанта Линли увидел ее находку — неправильный круг плотной земли дюйма три в диаметре. Он был темнее земли вокруг — не орехового, но цвета кофе.

Хейверс отщипнула ус, который держала, кряхтя выпрямилась и откинула волосы со лба, потом протянула ус Линли.

— Мне кажется, что он в масле, — сказала Хейверс. — Оно натекло и на три этих листка. Видите? Вот. И в этом месте. И здесь.

— Моторное масло, — пробормотал Линли.

— Я и говорю. То же, что и на джинсах. — Хейвере махнула рукой в сторону главной улицы. — Он проехал по ней, выключил мотор и погасил фары, по краю луга закатил машину сюда. Поставил здесь и через кусты и стоянку прошмыгнул на тропинку. Дошел до коттеджа, перепрыгнул через ограду соседнего загона и ждал в глубине сада, когда все успокоится.

Ардери быстро сказала:

— Не думаете же вы, сержант, что мы проглядели бы отпечатки шин. Потому что если машина на самом деле проехала по лугу…

— Не машина, — перебила Хейверс. — Мотоциклет. Две шины, а не четыре. Легче автомобиля. Меньше вероятности оставить след. Легче маневрировать, легче спрятать.

Линли не торопился принять предложенный сценарий.

— Мотоциклист, который затем выкурил шесть или восемь сигарет, чтобы отметить свое место у коттеджа? Как это возможно, сержант? Что это за убийца, который оставляет визитную карточку?

— Убийца, который не рассчитывает быть пойманным.

— Но любой человек, хоть немного знакомый с криминалистикой, знает о том, как важно не оставить после себя улик, — сказал Линли. — Любых улик. Любого рода.

— Верно. И значит, мы ищем убийцу, который по глупости решил, что это убийство вовсе не будет похоже на убийство. Мы ищем убийцу, который прежде всего думал о конечном результате: смерти Флеминга. Ищем убийцу, который полагал, что этот коттедж, набитый старинной деревянной рухлядью, будь она неладна, инспектор, вспыхнет, как факел, если дать сигарете в кресле немного погореть. По его понятию, следов не осталось бы. Ни окурка, ни спичек, ничего, кроме фундамента.

Болельщики крикетного матча разразились криками. Детективы повернулись на шум. Бэтсмен ударил по мячу и бежал к следующей группе калиток. Боулер кричал. Игрок, охраняющий калитку, в досаде швырял на землю перчатку. Видимо, кто-то забыл главное правило крикета: пытайся поймать несмотря ни на что.

—Нам надо поговорить с этим парнем, инспектор, — сказала Хейверс. — Вы хотели улик. Инспектор нас ими обеспечила. Окурки…

— Которые еще нужно идентифицировать.

— Волокна ткани, запачканные маслом.

— Которые надо проверить на хроматографе.

— Отпечатки обуви, которые уже идентифицировали. Подошва ботинка с характерным узором. И теперь это. — Она указала на плющ, который он держал. — Чего еще вам нужно?

Линли не ответил. Он знал, как отнесется к его ответу Хейверс. Указанного было не то что меньше, чем он желал бы, его было больше, гораздо больше.

Инспектор Ардери все еще смотрела на то место возле сержанта Хейверс, где округлой кляксой растеклось масляное пятно. На лице ее застыла досада. Она тихо сказала, обращаясь, похоже, к себе самой:

— Я же велела им искать отпечатки. Мы еще не знали про масло на волокнах.

— Не важно, — сказал Линли.

— Нет, важно. Если бы вы не настояли…

Хейверс взглядом спросила у Линли, не «испариться» ли ей опять. Линли поднял руку, призывая ее остаться на месте, и сказал:

— Вы не могли предвидеть улики.

— Это моя работа.

— Масло может ничего не значить. Оно может оказаться не таким, как на волокнах.

— Проклятье, — сказала Ардери, снова обращаясь скорее к себе, чем к ним.

Почти минуту она наблюдала за ходом крикетного матча, прежде чем ее лицо вновь приняло выражение профессионального бесстрастия.

— Когда все это закончится, — с улыбкой произнес Линли, вновь встретившись с ней взглядом, — я попрошу сержанта Хейверс поделиться с вами наиболее интересными из моих ошибочных суждений в ходе этой работы.

Ардери чуть вскинула голову, ответ ее прозвучал холодно:

— Мы все совершаем ошибки, инспектор. Я предпочитаю учиться на своих. Подобное больше не повторится.

Она пошла прочь, к автостоянке, бросив на ходу:

— Вы желаете еще что-то осмотреть в деревине?, — но не остановившись, чтобы услышать ответ.

Хейверс взяла из рук начальника ус плюща, упаковала отдельные листья.

— К вопросу об ошибочных суждениях, — многозначительно проговорила она и пошла вслед за Ардери к стоянке.