— Должно быть, Фэйли тут.
Один резкий удар, и замок разлетелся вдребезги. Перрин пинком отворил дверь.
Комната была пуста, но в центре ее вытянулся длинный каменный блок. На этой глыбе лежала и как будто спала Фэйли. Черные волосы широко, веером, разметались по камню, тело так обмотано цепями, что он не сразу сообразил, что на девушке нет одежды. Каждую цепь скрепляли с камнем вбитые в него толстые болты.
Он не заметил, как пересек отделявшее его от девушки пространство, понял это только в ту секунду, когда прикоснулся к ее лицу. Провел пальцем по ее скуле.
— Я вижу сон, что ты пришел, кузнец.
— Я мигом освобожу тебя, Фэйли.
Перрин поднял молот и ударил по одному из болтов. Тот сломался, будто деревянный.
— Я не сомневалась в этом, Перрин.
Едва его имя слетело с ее языка, как девушка исчезла, будто растворилась. На камень, где она лежала, упали, звякнув, опустевшие оковы.
— Нет! — закричал он. — Я же нашел ее!
На Прыгуна он не обернулся. Он знал, что скалит зубы в яростном рыке. И вновь Перрин взметнул молот и со всей силы обрушил его на цепи, что опутывали Фэйли. От невиданного удара каменная глыба раскололась надвое; сам камень Твердыни гулко зазвенел, точно надтреснутый колокол.
— Тогда я начну охоту снова, — прорычал Перрин.
Сжимая молот в руке, Перрин широким шагом вышел из комнаты. Рядом с ним бежал Прыгун. Твердыня — это для людей. А люди, как он знал, охотники куда более жестокие, чем волки, и жалости порой не ведают.
Где-то наверху тревожные гонги рассылали по коридору громкие, будоражащие звоны. Несмолкающий набат не заглушал лязга металла о металл и криков сражающихся людей, причем шум боя приближался. Как предположил Мэт, то были айильцы и Защитники. Вдоль коридора, в котором находился Мэт, тянулась шеренга высоких золотых подставок, каждая о четырех золотых лампах, шелковые гобелены с изображением батальных сцен прикрывали полированный камень стен. Даже на полу были шелковые коврики, на темно-синем — темно-красные узоры «тайренского лабиринта». Но впервые Мэт был слишком занят, чтобы оценить хотя бы одну столь редкую вещицу.
На голубоглазом мужчине был желтый, со златоткаными полосами камзол, рукава которого отличало обилие буфов, но камзол был расстегнут, рубашка впопыхах наполовину заткнута в штаны. Вдобавок он был бос. Коротко подстриженные темные волосы мужчины были взъерошены, будто его только что подняли с постели, однако сражался он совсем не как со сна. Пять минут назад он, сжимая в руке обнаженный меч, выскочил из-за одной из высоких резных дверей, целый ряд которых выходил в коридор, и Мэту оставалось только благодарить судьбу за то, что голубоглазый появился перед ними, а не у них за спинами. Мэту уже попадались одетые кое-как солдаты, и этот вооруженный мечом боец был далеко не первым, но, никаких сомнений, он был самым лучшим.
— Можешь пройти мимо меня, ловец воров? — окликнул Мэт, не сводя глаз с противника, который замер в ожидании, подняв меч для удара. Сандар настаивал, что он «ловец воров», а не «охотник на воров», хотя Мэт не видел особой разницы.
— Не могу, — отозвался из-за его спины Сандар. — Если ты двинешься вбок, чтобы меня пропустить, то не сумеешь размахнуться этим веслом, который называешь боевым посохом. А он тебя насадит на меч, как хряка на вертел.
— Так придумай что-нибудь, тайренец! Этот оборванец мне хуже горькой редьки надоел!
Мужчина в камзоле в золотую полоску презрительно усмехнулся.
— Жалкий крестьянин, ты удостоишься великой чести умереть от клинка Благородного Лорда Дарлина, если мне это будет угодно. — Впервые он снизошел до того, чтобы заговорить. — Но, пожалуй, пусть лучше вашу парочку подвесят за пятки, а я полюбуюсь, как с вас полосками сдирают кожу.
— Вряд ли мне это понравится, — заметил Мэт.
От негодования, что его прервали, Благородный Лорд побагровел, но Мэт не оставил ему времени на возмущенные речи. Закрутив боевой шест в приеме «узкая двойная петля», причем так быстро, что за его концами, превратившимися в размытые пятна, уследить стало невозможно, Мэт устремился вперед. Дарлину оставалось только рычать, уворачиваясь от оружия Мэта. Но Мэт знал, что сам он долго такого темпа не выдержит и, если ему повезет, все опять вернется к обмену ударами и к взаимному парированию. И то только если ему повезет. Но на этот раз он не собирался полагаться на удачу. Едва Благородный Лорд улучил момент и утвердился в оборонительной стойке, Мэт в полуобороте изменил рисунок своей атаки. Дарлин готов был отразить удар, направленный в голову, но вопреки его ожиданиям конец шеста со всего маху нырнул вниз и сбил лорда с ног. А когда он падал, другой конец посоха все-таки угодил ему в голову. Раздался отчетливый противный звук, и глаза Дарлина закатились.
Тяжело дыша, Мэт оперся на посох над потерявшим сознание Благородным Лордом. Чтоб мне сгореть, еще одна-две такие стычки, и я попросту свалюсь от усталости! Проклятье, в сказаниях ни слова не говорится о том, что быть героем — такая тяжкая работенка! Вот ведь Найнив — хочешь не хочешь, а всегда сумеет заставить меня поработать!
К Мэту подошел Сандар и встал рядом, хмуро взирая на сраженного Благородного Лорда.
— А когда так лежит, особенно могучим и не выглядит, — удивленно проговорил он. — И почтения внушает маловато, и ростом не выше меня.
Мэт вздрогнул и пристально всмотрелся в полумрак впереди, где на пересечении коридоров только что промелькнул человек. Чтоб мне сгореть, но не будь это полнейшим безумием, я бы поклялся, что там Ранд пробежал!
— Сандар, ты не нашел... — начал Мэт, широким движением закидывая посох на плечо, но оборвал свой вопрос, когда шест ощутимо на что-то натолкнулся.
Подскочив как ужаленный, юноша развернулся и оказался нос к носу с еще одним полуодетым Благородным Лордом. Меч валялся на полу, лорд покачивался, колени его подгибались, обеими руками он обхватил голову, разбитую посохом Мэта. Мэт поспешно ткнул лорда концом шеста в живот, тот инстинктивно опустил руки, и Мэт еще разок аккуратно, но сильно двинул Благородного Лорда посохом по голове и уложил нежданного противника поверх его собственного меча.
— Вот так повезло, Сандар, — пробормотал он. — Против удачи не попрешь. А теперь почему бы тебе не найти тот проклятый особый переход, которым Благородные Лорды спускаются в тюрьму?
Сандар настойчиво твердил своему спутнику, что есть такая лестница и, если идти по ней, не придется обегать чуть ли не всю Твердыню. Мэт подумал, что ему вряд ли понравятся люди, готовые без промедления отправиться допрашивать пленников и с этой целью, чтобы не терять лишних минут, соорудившие особый переход из своих апартаментов прямиком в темницу.
— Вот и радуйся, что тебе так повезло, — нетвердым голосом отозвался Сандар, — не то этот убил бы нас обоих раньше, чем мы его заметили. Я знаю, что дверь где-то здесь. Ну, ты идешь? Или будешь ждать, пока не появится еще один Благородный Лорд?
— Веди. — Мэт перешагнул через лежащего без сознания Благородного Лорда. — Вот еще, что я, герой какой-то?
Он легкой рысцой потрусил вслед за ловцом воров, который все косился на высокие двери, мимо которых они пробегали, и все бормотал, что помнит он: здесь где-то та дверь.
Глава 55
ЧТО ГЛАСИТ ПРОРОЧЕСТВО
Ранд медленно ступил в зал, шагая среди огромных колонн из полированного краснокамня, среди колонн, что он помнил по снам. Тени набухали безмолвием, и все же что-то звало его. И что-то мигало впереди — краткие вспышки, отбрасывающие тени прочь, некий сигнальный костер. Ранд шагнул под своды огромного купола и увидел то, что искал. Висящий в воздухе острием вверх меч — Калландор. Ждущий одной руки, и больше ничьей, ждущий лишь десницы Возрожденного Дракона. Калландор медленно вращался, искристыми занозами преломляя и отражая тусклый свет зала и время от времени вспыхивая словно своим внутренним сиянием. Призывая Ранда. Ожидая его.
Если я Возрожденный Дракон. Если только я не какой-то полусумасшедший, пораженный проклятием — способностью направлять, не марионетка, пляшущая на веревочках по воле Морейн и Белой Башни.
— Возьми его, Льюс Тэрин! Возьми его, Убийца Родичей!
Ранд повернулся на голос. Из теней, пролегших между колонн, вышел высокий мужчина с коротко стриженными белыми волосами. Облик его был знаком Ранду, хотя юноша не знал и даже не догадывался, кто на самом деле этот человек, мужчина в красном шелковом камзоле с черными полосами на широких рукавах с буфами и в черных панталонах, заправленных в искусно отделанные серебром сапоги. Этого мужчину Ранд не знал, но видел в своих снах.
— Ты посадил их в клетку, — произнес Ранд. — Эгвейн, и Найнив, и Илэйн. В моих снах. Ты все время сажал в клетку и мучил их!
Человек пренебрежительно отмахнулся.
— Они меньше, чем ничто. Может быть, когда-нибудь, когда будут достаточно обучены, но не сейчас. Признаться, я удивлен, что тебя в такой степени беспокоит, чтобы от них был толк. Но ты всегда был глупцом, готовым следовать вначале велениям сердца, и лишь потом — стремлению к власти и могуществу. Ты слишком рано явился, Льюс Тэрин. А теперь ты должен сделать то, к чему еще не готов, в противном случае ты умрешь. Умрешь, зная, что женщин, за которых волнуешься, оставляешь в моих руках. — Казалось, он ждал — то ли ответа, то ли еще чего-то. — Я их использую, Убийца Родичей, я найду им очень хорошее применение. Они станут служить мне, служить моему могуществу и власти. И это служение причинит им намного больше мук, чем все те страдания, что они перенесли раньше.
Позади Ранда полыхнул Калландор, послав ему в спину теплую волну.
— Кто ты?
— Так ты не помнишь меня? — Беловолосый внезапно рассмеялся. — Да и я тоже не помню тебя, в таком-то обличье! Деревенский парень, за спиной — футляр с флейтой. Неужели Ишамаэль говорил правду? Он ведь всегда лгал, если ложь давала ему преимущество хоть в дюйм или в секунду. Разве ты ничего не помнишь, Льюс Тэрин?
— Имя! — требовательно крикнул Ранд. — Назови свое имя!
— Называй меня Бе'лал. — Отрекшийся помрачнел, когда Ранд никак не отреагировал на это имя. — Возьми его! — рявкнул Бе'лал, выбросив руку вперед и указывая на меч позади Ранда. — Когда-то мы бок о бок скакали на войну, и ради этого я дарую тебе шанс. Ничтожный шанс спасти себя, возможность спасти тех трех, которых я намерен превратить в своих ручных зверушек. Возьми меч, деревенщина! Может, этого хватит, чтобы помочь тебе выжить.
Ранд рассмеялся:
— Думаешь, меня так легко испугать, Отрекшийся? Сам Ба'алзамон на меня охотился. И по-твоему, теперь я перед тобой струшу? Унизиться перед Отрекшимся, когда отказался встать на колени перед Темным? Открыто, в лицо, отвергнув его?
— Значит, ты так думаешь? — тихо произнес Бе'лал. — Тогда ты и вправду ничего не знаешь. — Внезапно в его руке возник меч — меч с клинком из черного огня.
— Возьми его! Возьми Калландор! Три тысячи лет, пока я пребывал в заточении, он ждал здесь. Ждал тебя. Один из наиболее мощных са'ангриалов, какие мы когда-либо изготовили. Возьми его и защищайся, если сумеешь!
Бе'лал двинулся к Ранду, словно намереваясь погнать юношу к Калландору, но Ранд поднял руки. Его наполнила саидин — сладкий бурный поток Силы, тошнотворная мерзость пятна порчи. И через миг Ранд держал в руке меч из красного пламени, меч со знаком в виде цапли на огненном клинке. Ранд двигался так, как его учил Лан, будто танцуя, в едином ритме сменяя стойки. «Рассечение шелка». «Поток сбегает с холма». «Ветер и дождь». Рассыпая вихри искр и оглушительно взревев, будто раскаленным добела металлом, черноогненный клинок столкнулся с клинком красного пламени.
Ранд плавно отступил в защитную стойку, стараясь не выдать вдруг охватившей его неуверенности. На черном клинке тоже стояла цапля, птица-клеймо была совсем темной, почти невидимой на черном фоне. Однажды Ранд уже бился с человеком, на стальном клинке которого был знак в виде цапли, и в той схватке юноша едва остался жив. Он знал, что сам не имеет никакого права на эмблему мастера, изготовившего клинок. Просто этот знак был на мече, который дал ему отец, и, думая об оружии у себя в руке, он думал именно о том мече. Однажды Ранд уже принимал объятия смерти — как учил Страж, но сейчас он понимал: на этот раз его смерть будет окончательной. Бе'лал владел мечом куда лучше. Он был сильнее. Быстрее. Подлинный мастер клинка.
Забавляющийся Отрекшийся смеялся, издевался, стремительными взмахами рассекая воздух по бокам от Ранда. Черное пламя ревело, словно свист клинка прибавлял ему мощи.
— А когда-то ты был несравненным фехтовальщиком, Льюс Тэрин, — насмешливо заметил Бе'лал. — Помнишь, как нам попались эти занятные штуки, называемые мечами, и ради потехи мы учились ими убивать? Ведь так поступали некогда люди? И об этом писано в древних манускриптах. Ты не помнишь ни одной из тех отчаянных битв? Ни одного из наших страшных поражений? Нет, разумеется, не помнишь! Ты ничего не помнишь, верно? На этот раз ты мало выучился. На этот раз, Льюс Тэрин, я тебя убью. — Насмешка в голосе Бе'лала стала еще более ядовитой. — Может, если возьмешь Калландор, сумеешь ненадолго продлить свою жизнь! Очень ненадолго.
Бе'лал наступал медленно, словно давая Ранду время на одно: повернуться и броситься к Калландору, схватить его, Меч-Которого-Нельзя-Коснуться. Но сомнение, вцепившись мертвой хваткой, продолжало глодать Ранда. К Калландору может прикоснуться лишь Возрожденный Дракон. Ранд позволил провозгласить себя Драконом, на то имелась тысяча причин, ему не оставили тогда выбора. Но был ли он воистину Возрожденным Драконом? Если он устремится к Калландору наяву, а не во сне, не наткнется ли его рука на невидимую преграду и не поразит ли Бе'лал в тот же миг его в спину?
Ранд встретил Отрекшегося тем мечом, который он знал, — с огненным клинком, сотворенным саидин. И он отступал. «Падающий лист» упал на «Промокший шелк». «Кот, танцующий на стене» встретился с «Кабаном, несущимся с холма». На «Реке, что подмывает берег» Ранд едва не поплатился головой, ему пришлось совсем неизящно упасть на бок, и черное пламя облизало его волосы. Ранд в последний миг успел перекатиться на ноги, и на него обрушился «Камнепад с горы». Методично и неумолимо Бе'лал оттеснял Ранда по спирали, которая неуклонно свивалась к Калландору.
Среди колонн метались крики, стоны, лязг стали, но слуха Ранда они не затрагивали. Однако Ранд с Бе'лалом были уже не одни в Сердце Твердыни. Люди в кирасах и шлемах с кованым околышем мечами оборонялись против смахивающих на тени фигур со скрытыми за вуалями лицами, эти бойцы стремительно передвигались среди колонн, нанося удары короткими копьями. Группа солдат сплотилась в сомкнутый строй; вылетающие из темноты стрелы били им в открытые горла, в незащищенные лица, и они гибли, оставляя бреши в шеренге. Ранд едва ли замечал кипевшее вокруг сражение, даже когда бойцы замертво падали в двух шагах от него. Его собственная битва была отчаянной, безнадежной и требовала от него всего внимания, всех сил. Бок сделался тепло-влажным. Открылась старая рана.
Внезапно Ранд споткнулся, заметив мертвеца у ног, только когда уже растянулся на каменном полу, и упал спиной на свой футляр с флейтой.
Осклабившись, Бе'лал воздел свой черноогненный меч:
— Возьми его! Возьми Калландор и защищайся! Возьми его, не то я зарублю тебя прямо сейчас! Если откажешься его взять, я тебя убью!
— Нет!
Даже Бе'лал вздрогнул от повелительного женского голоса. Отрекшийся отступил от огненной дуги Рандова меча и повернул голову, смерив хмурым взглядом появившуюся Морейн. Она быстрым шагом миновала побоище, неотрывно глядя на Бе'лала и словно не слыша, как вопиет вокруг смерть.
— Я считал, женщина, что с тобой давно разделались. Неважно. Ты всего лишь досадная помеха. Надоедливая муха. Мошка-кусименя. Ладно, посажу тебя в клетку вместе с прочими и научу служить Тени всеми твоими хилыми силенками, — закончил он с презрительным смешком и поднял левую руку.
Пока он говорил, Морейн не остановилась и даже не замедлила шага. Айз Седай отделяло от Отрекшегося не более тридцати шагов, когда он двинул рукой, но и она подняла обе руки.
По лицу Отрекшегося промелькнуло секундное удивление, он успел еще вскрикнуть:
— Нет!
А затем с ладоней Айз Седай, пылая горячее солнца, сорвалась стрела белого огня — ослепительный хлыст, разметавший окружающие тени. Но прежде Бе'лал превратился в сгусток мерцающих пылинок, они оттанцевали в сиянии краткий, короче удара сердца, миг, и еще не стих его вопль, как тускнеющие крапинки испарились.
В зале, едва пропала световая стрела, воцарилось безмолвие, тишина, нарушаемая лишь стонами раненых. Сражение вмиг оборвалось, бойцы в вуалях и воины в кирасах застыли на месте, замерли, будто оглушенные.
— Но в одном он был совершенно прав, — произнесла Морейн холодно и невозмутимо, словно стояла на тихом лугу. — Ты должен взять Калландор. Ради него он собирался убить тебя, но это твое неотъемлемое право. Было бы много лучше, если б ты знал больше, прежде чем твоя рука ляжет на рукоять, однако случилось так, что явился ты сейчас. Времени на учение нет. Возьми его, Ранд.
Кнут из черных молний обвился вокруг нее. Морейн закричала, а темная плеть приподняла ее и отшвырнула в сторону. Женщина, точно мешок, скользнула по полу и неподвижно застыла у подножия колонны.
Ранд поднял взгляд — туда, откуда пала молния. Верхушки колонн объяла еще более глубокая тень, там сгустился мрак, от которого прочие тени зала казались летним полднем, и оттуда на Ранда тяжело и недобро взирали два огненных глаза.
Медленно опускаясь, тень обретала облик Ба'алзамона, облаченного в мертвенно-черное одеяние, напоминавшее черный плащ Мурддраала. Но эта фигура не была столь мрачной, столь ужасающе темной, как облепившая ее тень. Ба'алзамон висел в двух спанах над полом, обжигая Ранда взглядом, в котором полыхали ярость и ненависть.
— Дважды в этой жизни я предлагал тебе возможность служить мне живым. — Во рту у него дергались и прыгали языки пламени, и каждое слово он изрыгал с ревом плавильной печи. — Дважды ты отказывался и один раз ранил меня. Но отныне ты будешь служить Повелителю Могил после смерти. Умри, Льюс Тэрин Убийца Родичей. Умри, Ранд ал'Тор. Пора тебе умереть! Я забираю твою душу!
Ба'алзамон вытянул вперед руку, и Ранд вскочил на ноги и отчаянным рывком бросил себя к Калландору, все так же сверкающему и полыхающему в центре зала. Он не знал, сумеет ли дотянуться до меча, а если достанет, то сможет ли коснуться его, но был уверен: этот меч — его единственный и последний шанс.
Удар Ба'алзамона настиг Ранда в прыжке, обрушившись на юношу изнутри, — раскалывающий, проминающий, рвущий, старающийся выдрать частицу его самого. Ранд закричал. Ему казалось, что он бессильно обвисает, как пустой мешок, его словно наизнанку выворачивало. Дикая боль в боку, пронзившая рану, которую он получил у Фалме, стала желанной, стала чуть ли не избавлением, чем-то, на что можно опереться, вцепиться, удержать сознание. Боль была единственным напоминанием о жизни. Пальцы его конвульсивно сомкнулись. Сомкнулись на рукояти Калландора.
Потоком столь могучим, что Ранд не поверил, Единая Сила хлынула сквозь него, устремилась из саидин в меч. Кристальный клинок воссиял много ярче огненной стрелы Морейн. На него теперь невозможно было смотреть, немыслимо было представить, что чистейший свет, ослепительно пылающий в руке, секунду назад был мечом. Ранд боролся с бурным потоком, противостоял неукротимому приливу, угрожавшему смести его, унести за собой, увлечь его сущность, его человеческую суть, вместе с бешеным валом. Мгновение, что вобрало в себя столетия, Ранд словно висел, уцепившись за травинку, балансируя на грани, за которой его смыло бы, подобно песчинке в весеннее половодье. Он удержался и выстоял. И все равно чувствовал себя так, будто стоит над бездонной пропастью босиком на лезвии бритвы, но что-то подсказало ему: лучшего он и ожидать не смел. И чтобы направить столь невероятный поток Силы, он должен будет на этом лезвии танцевать — так, как он выполнял связки и перемещения с мечом.
Ранд повернулся лицом к Ба'алзамону. Едва юноша притронулся к Калландору бешеные когти, рвущие его изнутри, тотчас исчезли. Минуло лишь мгновение, но казалось, оно длилось вечность.
— Ты не заберешь мою душу! — выкрикнул он. — На этот раз я покончу с тобой навсегда! И покончу сейчас же!
И Ба'алзамон сгинул — и человек, и тень исчезли. На миг Ранд замер, нахмурясь. После того как Ба'алзамон пропал, осталось какое-то ощущение... то ли сложилось что-то, то ли свернулось. Ощущение некоего скручивания, будто Ба'алзамон каким-то образом искривил, перекосил ткань существования. Не обращая внимания на воззрившихся на него людей, позабыв про Морейн, смятым комочком застывшую у подножия колонны, Ранд потянулся — потянулся через Калландор — и вывернул реальность, создав дверь куда-то в иное пространство. Он понятия не имел, куда она ведет, знал только одно: туда бежал Ба'алзамон.
— Теперь охотник я! — произнес он и шагнул в открывшийся портал.
* * *
Каменная твердь под ногами Эгвейн содрогнулась. Сама Твердыня содрогнулась, зазвенев, точно гонг. Девушка удержала равновесие и остановилась, прислушавшись. Больше никаких звуков не раздалось, сотрясение не повторилось. Что бы ни случилось, это кончилось.
Девушка заспешила дальше. Путь преградила дверь из железных прутьев, замкнутая висячим замком больше ее головы. Еще не доходя до решетки, Эгвейн направила Землю, и, когда она толкнула дверь, замок слетел, распавшись надвое.
Комнату за этой дверью девушка постаралась миновать побыстрее, избегая смотреть на предметы, развешанные на стенах. Самыми невинными выглядели плетки и железные щипцы. С легкой дрожью Эгвейн толкнула небольшую железную створку и вышла в коридор, вдоль которого тянулись грубые деревянные двери. Меж ними чадили факелы, вставленные в железные скобы-держатели. У девушки точно камень с души свалился — и от того, что те жуткие вещи остались позади, и от того, что она нашла искомое. Но какая камера?
Деревянные двери открывались легко. Некоторые были не заперты, а на других запоры сопротивлялись не дольше того внушительного замка, что встретился ей раньше. Но все камеры были пусты. Ну разумеется. Кому же хочется увидеть себя во сне в этаком-то месте! Любой узник, которому довелось оказаться в Тел'аран'риоде, захочет, чтобы ему снилось что-нибудь поприятнее.
На минуту Эгвейн почувствовала, что близка к отчаянию. Ну найдет она нужную камеру, а какая разница? Что дальше? Если вообще возможно ее отыскать. Коридор тянулся все дальше и дальше, к нему примыкали другие.
Вдруг Эгвейн заметила, как впереди что-то мерцает. Обрисовалась фигура, еще менее вещественная, чем Джойя Байир. Однако это была женщина. Эгвейн была совершенно уверена. Возле одной из камер, рядом с дверью, сидела на скамейке женщина. Очертания ее заколебались, фигура мигнула, исчезла, вновь появилась, пропала. Никакой ошибки! Эта тонкая, стройная шея, бледное, невинное с виду личико. А веки подрагивают. Амико Нагойин хотелось спать, у нее слипались глаза. Охраняющую пленниц женщину тянет в сон! И очевидно, она при этом дремотно, не отдавая себе отчета, поигрывает одним из украденных тер'ангриалов. Эту тягу Эгвейн вполне могла понять — ей самой стоило больших усилий хотя бы два-три дня не использовать свой, тот, который ей дала Верин.
Эгвейн знала: отрезать женщину от Истинного Источника, даже если та в объятиях саидар, возможно, но рассечь уже установленное плетение намного труднее и сложнее, чем преградить еще не сформировавшийся поток. Девушка определила рисунок для своего плетения, подготовила основу, укрепила нити Духа, на этот раз сделав их толще и тяжелее. В итоге получилось более плотное переплетение с режущей кромкой, как у наточенного ножа.
Подрагивающая фигура Приспешницы Тьмы появилась вновь, и Эгвейн ударила потоками Духа и Воздуха. Мгновение что-то, казалось, сопротивляется переплетению Духа, и девушка влила в него всю доступную ей мощь.
Амико Нагойин закричала. Вопль прозвучал тонко, едва слышно, такой же слабый, как и колеблющиеся очертания ее самой, — фигура казалась бесплотной тенью по сравнению с тем, чем была Джойя Байир. И тем не менее сплетенные из Воздуха путы надежно удержали ее, Амико не исчезла снова. Ужас исказил красивое личико Приспешницы Тьмы; она что-то лепетала, но как ни напрягалась, крики ее были шепотом, тихим и невнятным, и Эгвейн не понимала, что та мямлит.
Стягивая свое плетение вокруг Черной сестры, укрепляя и усиливая нити, Эгвейн уделила внимание и двери камеры. Нетерпеливым порывом она впустила поток Земли в железный замок. Тот рассыпался черной пылью, заклубившись туманом, который бесследно растаял, не успев достигнуть пола. Девушка распахнула дверь и нисколько не удивилась, обнаружив за порогом пустую камеру, там лишь горел единственный факел из тростника.
Но Амико в путах, и дверь открыта.
На минуту девушка задумалась, что делать дальше. А потом шагнула из сна...
* * *
...и проснулась — мучимая жаждой, с ноющими синяками и ссадинами, а в спину давит стена камеры, и глаза устремлены на плотно затворенную дверь. Конечно. То, что случается там с живыми существами, при их пробуждении оказывается реальным. Но, что бы я ни делала во сне с камнем, железом, деревом, ни на что в мире яви не влияет.
Найнив и Илэйн по-прежнему стояли на коленях рядом с Эгвейн. Найнив сказала:
— Там за дверью только что кто-то кричал, но больше ничего не случилось. Ты узнала, как нам выбраться?
— Выйти мы должны суметь, — сказала Эгвейн. — Помогите мне встать, и я разделаюсь с замком. Амико нам не помешает. Это она кричала.
Илэйн покачала головой:
— Как только ты ушла, я постоянно пыталась достать до саидар. Теперь что-то изменилось, но я по-прежнему отрезана.
Эгвейн сформировала внутри пустоту, превратилась в розовый бутон, раскрывающийся саидар. Невидимая стена по-прежнему не пускала ее. Сейчас стена мерцала, по ней пробегали волны. В какие-то моменты девушке казалось, что она почти ощущает, как Истинный Источник начинает наполнять ее Силой. Почти. Экран судорожными рывками то возникал в реальности, то исчезал. Слишком быстро, и ей не под силу было заметить частоту его биений. С тем же успехом он мог оставаться непоколебимо тверд. Эгвейн посмотрела на двух других женщин:
— Я опутала ее. Отсекла. Она же живое существо, не мертвое железо. Она и сейчас должна быть отгорожена.
— С барьером, которым нас отсекли, что-то случилось, — заметила Илэйн, — но Амико все еще как-то ухитряется его удерживать.
Эгвейн устало оперлась затылком о стену:
— Мне нужно попытаться еще раз.
— А у тебя хватит сил? — поморщилась Илэйн. — Сказать откровенно, голос у тебя слабее, чем раньше. Эгвейн, тебе и первая-то попытка тяжело далась.
— Там у меня сил хватит. — Она чувствовала себя совсем измотанной, обессиленной, но у них был один-единственный шанс. Другого выхода нет. Больше слов не понадобилось, лица подруг сказали Эгвейн, что девушки с ней согласны, хоть это решение им и не нравилось.
— Ты сумеешь опять заснуть? — наконец спросила Найнив. — Спой мне. — Эгвейн с трудом улыбнулась. — Как ты мне пела, когда я была маленькой девочкой. Споешь?
Сжимая в руке ладонь Найнив, зажав в другой каменное кольцо, Эгвейн закрыла глаза и постаралась обрести дорогу в сон, ведомая бессловесным напевом.
* * *
Широкая дверь из железных прутьев была распахнута, комната за ней казалась совсем безжизненной, но Мэт переступил ее порог с опаской. Сандар оставался в коридоре, пытаясь наблюдать одновременно за обоими концами перехода. Его не отпускала тревожная уверенность, что в любой момент, откуда ни возьмись, появится Благородный Лорд, а то и сотня Защитников.
Людей в комнате не было. Судя по брошенным на длинном столе ложкам, по недоеденному ужину, они поспешно убежали, без сомнения, из-за гремящей и топочущей наверху битвы. А при виде предметов, развешанных на стенах, Мэт только порадовался, что ему посчастливилось с ними не встретиться. Всевозможные хлысты, плетки разной длины, с каким угодно числом хвостов любой толщины. Клещи и щипцы, зажимы и тиски, кандалы, колодки, цепи. Предметы, похожие на металлические сапоги, рукавицы, шлемы с торчащими во все стороны огромными винтами, которыми, видимо, их затягивали. О назначении многих приспособлений Мэту не хотелось даже строить догадки. Повстречай он тех, кто использует эти страшные вещи, то, скорей всего, дальше пошел бы, только окончательно удостоверившись, что они мертвы, все до единого.
— Сандар! — шипящим шепотом позвал Мэт. — Ты там что, вознамерился всю эту проклятую ночь проторчать?
А сам поспешил к внутренней двери — тоже с решеткой, как и первая, но поменьше — и, не дожидаясь ответа, вошел.