Они остановились перед стоящими на коленях пленницами, женщина с пронзительным взглядом неодобрительно нахмурилась при виде захвативших их Шайдо и резко взмахнула рукой, отсылая их. Свободной рукой. По непонятной причине руки с плеча гай'шайн она не убирала. Три Девы немедленно повернулись и бросились прочь, поспешив слиться с идущей мимо толпой. Один из мужчин последовал за ними столь же быстро, но Ролан с остальными, прежде чем уйти, обменялись выразительными взглядами. Возможно, это значило что-то, возможно нет. Внезапно Фэйли поняла, что чувствует человек, тонущий в водовороте и отчаянно цепляющийся за соломинку.

— Здесь у нас еще гай'шайн для Севанны. — Невероятно высокая женщина говорила так, словно нечто забавляло ее. Она имела волевое лицо, которое некоторые могли бы счесть красивым, но, по сравнению со своей спутницей, она казалась просто кроткой. — Севанна не уймется, пока не сделает гай'шайн весь мир, Терава. И не могу сказать, что я против, — закончила она со смешком.

Другая Хранительница Мудрости не смеялась. Ее лицо было каменным. И каменным был голос:

— Довольно ей уже гай'шайн, Сомерин. Их слишком много. Из-за этого мы ползем, в то время как должны мчаться. — Ее стальной взгляд прошелся вдоль ряда коленопреклоненных женщин.

Фэйли вздрогнула, когда этот взгляд коснулся ее, и поспешила уткнуться лицом в кружку. Никогда до этого она не видела Теравы, но, едва встретившись с ней глазами, осознала, какого эта женщина сорта. Стремящаяся сокрушить всякое сопротивление без остатка и способная усмотреть вызов в случайно брошенном взгляде. Достаточно худо повстречаться с такой и при королевском дворе, и на дороге, но побег может обернуться вовсе неосуществимой затеей, прояви эта женщина к ней личный интерес. И все же она продолжала наблюдать за ней краем глаза, так следишь за гадюкой, что, блестя на солнце чешуей, свернулась кольцами в футе от твоего лица.

Покорно, думала она. Я покорно стою на коленях, и все мои мысли — лишь о чае, который пью. Незачем смотреть на меня дважды, ты, ведьма с ледяными глазами. Остальные, она надеялась, заметят, что она делает.

Не Аллиандре. Эта попыталась подняться на распухшие ноги, едва не упала и вновь опустилась на колени, поморщившись от боли. Но даже так она выпрямилась под падающим снегом и гордо вскинула голову, а в полосатое одеяло куталась так, словно это была роскошная мантия. Обнаженные ноги и растрепанные ветром волосы слегка портили картину, но все равно она казалась воплощенным высокомерием.

— Я Аллиандре Марита Кигарин, Королева Гэалдана, — надменно провозгласила она, как королева, обращающаяся к разбойному сброду. — Вы проявите благоразумие, отнесясь ко мне и моим спутницам с должным почтением, а также наказав тех, кто обошелся с нами так грубо. Вы сможете получить за нас большой выкуп, больший, чем способны представить, и прощение за свои злодеяния. Моя госпожа и я требуем должного жилища на время, покуда не будут улажены формальности, да, и для ее служанки тоже. Нет необходимости совершать столь многое для остальных — до тех пор, пока им не будет причинено вреда. Никакого выкупа, если будете худо обращаться со слугами моей госпожи.

Фэйли застонала бы — неужели эта идиотка считает, что они попали к простым бандитам? — если бы только у нее было на это время.

— Это правда, Галина? Она действительно королева мокроземцев? — Из-за линии пленниц выехала еще одна женщина, ее высокий черный мерин легко ступал по снегу. Она должна была быть Айил, но Фэйли не чувствовала уверенности. Нелегко сказать точно, когда та сидит верхом, но она, по крайней мере, не ниже ее самой, а такое не редкость лишь среди Айил. И уж конечно, только Айил могли принадлежать эти зеленые глаза на потемневшем от солнца лице. И все же… Широкая темная юбка, на первый взгляд, выглядела так же, как и те, что носили женщины этого народа, но имела разрез для верховой езды и казалась шелковой, так же как и кремового цвета блуза. В стременах красные сапожки. Широкий платок, удерживающий сзади длинные светлые волосы, был отделан красным шелком, сверху — кольцо из золота и самоцветов. В отличие от Хранительниц Мудрости, носивших украшения лишь из золота и кости, на ней были нити крупного жемчуга и ожерелья из изумрудов, сапфиров и рубинов, которые наполовину закрывали такую же большую, как у Сомерин, грудь. Тем же отличались и браслеты, унизывающие ее руки чуть ли не до локтей, к тому же Айил не носят колец, а драгоценные камни сверкали на каждом пальце всадницы. И на ней не было темной шали — яркий малиновый плащ с золотой каймой, подбитый белым мехом, вспыхивал вокруг нее, колыхаясь под порывами жестокого ветра. Тем не менее, в седле она сидела с присущей Айил неловкостью. — И королевская, — она запнулась, произнося непривычное слово, — госпожа? Это значит, Королева принесла ей клятву верности? Поистине сильная женщина, если так. Ответь мне, Галина!

И гай'шайн в шелках втянула голову в плечи, на губах ее появилась заискивающая улыбка. — И правда сильная женщина, коли ей королевы в верности клянутся, Севанна, — поспешно сказала она. — Я о таком никогда не слышала. Но думаю, она — та, за кого себя выдает. Видела я однажды Аллиандре, давно правда, но девчонка эта вполне могла в такую женщину превратиться. А коронована она была, Королевой Гэалдана. Как ее в Амадицию занесло, даже и не знаю. Белоплащники или Роедран там схватили бы ее в миг, если бы только…

— Довольно, Лина, — жестко проговорила Терава, рука ее с силой сжала плечо Галины. — Ты же знаешь, я терпеть не могу твое нытье.

Гай'шайн вздрогнула, как от удара и захлопнула рот. Чуть ли не скорчившись, она улыбнулась Тераве с еще большим раболепием, чем прежде. Защищающе вскинула руки, и на пальце сверкнуло золото. А в глазах — страх. Темных глазах. Она не Айил, нет сомнений. Терава обратила на пресмыкающуюся перед ней женщину не больше внимания, чем на собаку, примчавшуюся на зов к ноге. На Севанну смотрела она. Искоса на гай'шайн бросила взгляд Сомерин, губы ее скривились в презрении. Запахнув шаль на груди, она тоже посмотрела на Севанну. Немногому Айил позволяли отражаться на своих лицах, но ясно было, что Севанна ей не нравится и в то же время внушает опасение.

Фэйли тоже взглянула на всадницу, поверх своей кружки. В некотором смысле это было подобно созерцанию Логайна или Мазрима Таима. Равно как и они, Севанна вписала свое имя в историю огнем и кровью. Кайриэну понадобятся годы, чтобы оправиться от того, что натворила там эта женщина, а ведь затронутыми тем бедствием оказались также и Андор, и Тир, и многие другие земли. Перрин возлагал вину на человека по имени Куладин, но Фэйли слышала достаточно, чтобы увидеть за случившимся иную руку. И ни у кого не вызывало сомнений, кто устроил бойню у Колодцев Дюмай. Перрин едва не погиб тогда. А за это к Севанне у нее, Фэйли, личный счет. Заставить ее заплатить — и можно будет даже оставить Ролану его уши.

Женщина в яркой одежде медленно направила своего коня вдоль линии пленниц, взгляд ее зеленых глаз был непоколебимо тверд и так же холоден, как у Теравы. Внезапно звук скрипящего под черными копытами снега показался ужасающе громким. — Которая из вас служанка? — Странный вопрос. Майгдин помедлила, губы ее были плотно сжаты, затем вытянула из-под одеяла руку. Севанна задумчиво кивнула:

— А… госпожа?

Фэйли размышляла, стоит ли ей вообще двигаться, но, так или иначе, то, что хочет, Севанна узнает. Неохотно она подняла руку. И задрожала сильнее, чем от холода. В глазах Теравы была лишь жестокость, и смотрела она пристально на Севанну, на нее и на выбранных ею.

Как мог кто-то не почувствовать, сколь злобен этот взгляд, Фэйли не могла понять, но Севанна выглядела именно так, когда отъезжала прочь от пленниц. — Они не сумеют работать с такими ногами, — сказала она мгновение спустя. — Не вижу, почему они должны ехать с детьми. Исцели их, Галина.

Фэйли вздрогнула и едва не выпустила кружку из рук. С таким видом, будто намеревалась сделать это с самого начала, она протянула ее гай'шайн. Все равно, она уже пустая. Не сказав ни слова, покрытый шрамами парень принялся вновь наполнять ее из бурдюка с чаем. Исцелить? Не могла же она иметь в виду…

— Очень хорошо, — произнесла Терава, встряхнув гай'шайн так, что та содрогнулась. — Не медли с этим, маленькая Лина. Я знаю, ты не хочешь разочаровать меня.

С трудом устояв на ногах, Галина тотчас же ринулась вперед. Она падала на колени, и снег облеплял ее одежды, но существовала для нее одна лишь цель. В широко распахнутых глазах плескался ужас, смешанный с отвращением и… могло это быть лихорадочным желанием? Смесь этих чувств на ее лице была страшной.

Совершив полный круг, Севанна вновь оказалась там, где Фэйли могла видеть ее отчетливо, и, натянув поводья, остановилась перед Хранительницами Мудрости. Ее полные губы были плотно сжаты. Плащ трепетал под порывами ледяного ветра, но, казалось, она не сознавала этого, как не чувствовала и сыплющегося на голову снега.

— Только что я получила слово, Терава, — тон ее голоса был ровен, но в глазах будто полыхал огонь. — Этой ночью мы разобьем лагерь вместе с Джонин.

— Пятый септ, — голос Теравы прозвучал невыразительно. Словно не существовало для нее ветра и снега — так же, как и для Севанны. — Пятый, а семьдесят восемь по-прежнему рассеяны по ветру. Хорошо, что ты не забываешь о своем обещании объединить Шайдо, Севанна. Мы не будем ждать вечно.

Нет, не огонь. Перед взглядом Севанны теперь померкла бы и ярость извержения вулкана. — Я всегда выполняю свои обещания, Терава. Хорошо бы ты это запомнила. И не забывала о том, что ты советуешь мне. Ведь я говорю за вождя клана. — Развернув гнедого, она ударила его пятками по ребрам, пытаясь заставить скакать галопом к текущей мимо реке людей и повозок, хотя по столь глубокому снегу этого не смог бы сделать ни один скакун. Ее конь как-то сумел двигаться чуть быстрее, чем шагом, — но и только. С лицами, такими же невыразительными, как маски, Терава и Сомерин продолжали смотреть вслед всаднице, покуда валящий снег не укрыл ее за своей белой вуалью.

Эти несколько фраз сказали Фэйли о многом. Она умела узнавать опасное натяжение струн и знала, как звучит обоюдная ненависть. То была слабость, которую можно усугубить, если найти способ. И, похоже, здесь все же не целый клан. Хотя, судя по текущему мимо бесконечному потоку людей, их здесь больше чем достаточно. Тут Галина достигла ее, и мысли о чем-либо еще ускользнули прочь.

С лицом, отражающим грубое подобие спокойствия, Галина, не произнеся ни слова, сжала обеими руками ей голову. Фэйли не поняла, успела ли почувствовать удивление. Мир накренился, и она начала падать. Часы проносились мимо с огромной скоростью, или же то было время между ударами ее сердца. Отступила прочь женщина в белом, и Фэйли рухнула на коричневое одеяло. Тяжело дыша, она лежала лицом вниз на грубой шерсти. Боль в ступнях пропала, но особый голод, который приносит с собой Исцеление, терзал ее со страшной силой. Со вчерашнего утра у нее во рту не было маковой росинки, и теперь она, казалось, готова была тарелками пожирать все, что выглядело похожим на еду. Усталости она не ощущала, но, если раньше ее мускулы были, как слякоть, то теперь они превратились в воду. Поднявшись на руках, которые подгибались под ее тяжестью, она нетвердыми движениями вновь подтянула к себе одеяло. И она чувствовала себя оглушенной тем, что увидела на руке Галины за миг до того, как та схватила ее. С благодарностью она позволила мужчине со шрамами поднести дымящуюся кружку к своему рту. Она не была уверенна, что сейчас смогла бы удержать ее.

Галина между тем не теряла времени даром. Аллиандре с оглушенным видом пыталась приподняться с земли, забытое одеяло валялось рядом. Ее рубцы, конечно, пропали. Майгдин, подобно смятому мешку, лежала среди одеял, слабо поводя разметанными в разные стороны руками и ногами. А Галина уже сжимала голову Чиад, которая безвольно клонилась вперед, раскинув в стороны руки. Дыхание с присвистом вырывалось у нее изо рта; налившийся желтизной синяк на лице исчезал прямо на глазах. Дева рухнула как подрубленная, когда Галина двинулась к Байн, хотя почти сразу же начала шевелиться.

Не забывая о чае, Фэйли старалась думать изо всех сил. Золото, блестевшее на пальце Галины, было кольцом Великого Змея. Оно могло бы оказаться просто странным подарком того, кто дал ей остальные украшения, — если бы не Исцеление. Галина была Айз Седай. Должна была быть. Но что Айз Седай делает здесь, в одежде гай'шайн? Не говоря уже о том, что она, по всей видимости, готова лизать Севанне руки и целовать ноги Тераве! Айз Седай!

Стоя над безвольно лежащей на земле Аррелой, последней в ряду, Галина слегка задыхалась от тех усилий, которых потребовало Исцеление столь многих так быстро. Она кинула взгляд на Тераву, будто в надежде услышать от той слово похвалы. Не потрудившись даже посмотреть на нее, Хранительницы Мудрости направились к идущим мимо Шайдо, о чем-то переговариваясь между собой. Спустя мгновение Айз Седай нахмурилась и, подобрав одежды, бросилась вдогонку так быстро, как могла. Впрочем, назад она оглянулась, и не один раз. Фэйли казалось, что она чувствовала на себе этот взгляд даже после того, как падающий снег опустился между ними белым занавесом.

С другой стороны появились новые гай'шайн, дюжина мужчин и женщин, и лишь один из них был Айил, долговязый и рыжеволосый, с тонким белым шрамом, тянувшимся из под волос к подбородку. Среди подошедших Фэйли узнала невысокого бледного кайриэнца, остальные, как она решила, могли быть из Алтары или Амадиции, высокие и темноволосые, а гай'шайн с бронзовой кожей должна была быть доманийкой. Она и еще одна женщина носили широкие пояса из золотых цепей, туго стягивающих талию, и ожерелья на шее. Так же, как и один из мужчин! Но, в любом случае, если не считать их странности, драгоценности не казались чем-то, заслуживающим внимания, особенно по сравнению с одеждой и едой, которую несли гай'шайн.

Некоторые тащили корзины с краюхами хлеба, желтым сыром и вяленой говядиной, а чай, чтобы запить все это, тут уже был. Фэйли не оказалась единственной, кто с невиданной спешкой принялся набивать себе рот едой. Даже когда они одевались, быстро и неловко, без особой скромности, они не прекращали есть. Белая роба с капюшоном и две толстых сорочки показались восхитительно теплыми, не пропускающими ледяного воздуха, и носки из тяжелой шерсти были не хуже, и мягкие айильские сапожки со шнуровкой, доходящие ей до колен, — даже они оказались белыми — но все это не могло заполнить пустоту у нее внутри. Мясо было жестким, как кожа, сыр по твердости не уступал камню, а хлеб был не многим мягче, но по вкусу они казались непревзойденными! Каждый кусок был подобен пиру.

Дожевывая сыр, она затянула шнуровку на сапожках и выпрямилась, поправляя одежду. Когда она снова потянулась за хлебом, одна из носящих драгоценности женщин, полная и некрасивая, с печатью усталости на лице, вытянула еще одну золотую цепь из висящего на плече мешка с одеждой. Торопливо сглотнув, Фэйли отступила назад. — Я, пожалуй, обойдусь без этого, спасибо. — У нее возникло неприятное чувство, что, не придав значения украшениям, она совершила серьезную ошибку.

— Твои желания значения не имеют, — устало ответила полная женщина. Судя по акценту, она была родом из Амадиции. Говорила она, как образованная. — Теперь ты служишь леди Севанне. Будешь носить то, что дадут, и делать, что скажут. А иначе тебя будут наказывать — до тех пор, пока не исправишься.

В нескольких шагах от нее Майгдин отмахивалась от доманийки, сопротивляясь попыткам той надеть на нее ожерелье. Аллиандре с оборонительно вскинутыми руками пятилась прочь от мужчины, носящего золото, на лице ее застыла болезненная гримаса. Тот протягивал ей один из поясов. К счастью, и Майгдин, и Аллиандре нерешительно посматривали на нее. Возможно, та порка в лесу и не пропала даром.

Тяжело вздохнув, Фэйли кивнула им и позволила гай'шайн опоясать себя золотой цепью. Видя это, Майгдин с Аллиандре опустили руки. Казалось, вместе с этим движением Аллиандре разом покинула всякая воля к сопротивлению, и, пока на нее надевали пояс и ожерелье, она стояла, уставясь в никуда невидящим взором. Взгляд Майгдин, напротив, казалось, был способен прожечь доманийку насквозь. Фэйли постаралась ободряюще улыбнуться, но это далось не легко. Щелчок защелкнувшегося на шее ожерелья показался ей звуком, с которым в двери тюремной камеры поворачивается ключ. И пояс, и ожерелье можно снять так же легко, как и надеть, но за гай'шайн, прислуживающими «леди Севанне», несомненно, будут следить гораздо строже, чем за остальными. Катастрофа за катастрофой. Не может быть, чтобы и дальше все оставалось так же плохо. Не может быть.

Вскоре Фэйли обнаружила себя бредущей по снегу на подгибающихся ногах вместе со спотыкающейся, тупо смотрящей в пространство Аллиандре, хмурящейся Майгдин и другими гай'шайн, ведущими под уздцы вьючных животных, тащившими на спине большие закрытые корзины или тянувшими телеги, колеса которых были прикреплены к деревянным салазкам. Повозки и фургоны также имели полозья, колеса их были привязаны сверху к засыпанному снегом грузу. Может, Шайдо и не привыкли к снегу, но кое-что о передвижении зимой они усвоили. Фэйли и две ее спутницы шагали с пустыми руками, хотя женщина из Амадиции дала понять, что назавтра им уже придется работать наравне с остальными. Сколько бы ни было Шайдо в колонне, казалось, что вперед движется население какого-то огромного города, если не целый народ. Дети до двенадцати-тринадцати лет ехали на повозках и в фургонах, но все остальные шли пешком. Все до одного мужчины носили кадин'сор, но большинство женщин было одето, как Хранительницы Мудрости — в юбки, блузы и шали, а большинство мужчин несли с собой лишь одно копье или же не имели оружия вовсе. При этом они выглядели мягче остальных. То есть казались сделанными из камня, не настолько прочного как гранит.

К тому времени, как женщина из Амадиции оставила их в покое, так и не назвавшись и не сказав многим больше, чем «повинуйтесь или будете наказаны», Фэйли осознала, что за валящим снегом не видит ни Байн, ни остальных своих спутниц. Никто как будто не пытался заставить ее идти в определенном месте, поэтому она устало бродила взад-вперед по колонне, сопровождаемая Майгдин с Аллиандре. То, что она держала руки сцепленными внутри рукавов, затрудняло ходьбу, в особенности, когда приходилось пробираться сквозь снежные заносы, но так они хотя бы оставались теплыми. Ну, теплее, чем если бы она их разняла. Ветер заставил всех глубже надвинуть капюшоны. Несмотря на отличающие их золотые пояса, ни один гай'шайн или Шайдо не взглянул на них дважды. Однако они пересекли колонну поперек не менее дюжины раз и так и не заметили никого из друзей. Люди в белом встречались повсюду, их было больше, чем остальных, и каждый из этих глубоких капюшонов мог прятать за собой знакомые черты.

— Нужно отыскать их ночью, — в конце концов, сказала Майгдин. Она гордо ступала по снегу, пусть и в несколько нескладной манере. Глаза ее свирепо сверкнули из-под капюшона, а золотое ожерелье на шее она стиснула с такой силой, будто намерилась разорвать его на части. — Так мы делаем десять шагов вместо одного. А то и все двадцать. Мало хорошего будет, если, добравшись до лагеря, не сумеем ходить от усталости.

Бредущая по другую руку Аллиандре стряхнула оцепенение в достаточной мере, чтобы с холодным удивлением приподнять в ответ бровь: в голосе Майгдин звучали категоричные нотки. Фэйли едва взглянула на служанку, но этого оказалось довольно, чтобы та покраснела и запнулась на полуслове. Что на нее нашло? По-прежнему, она вела себя недопустимым для прислуги образом, однако для побега трудно было пожелать лучшей спутницы. Какая жалость, что та не способна направить хоть чуточку больше. Как-то Фэйли возлагала на это немалые надежды — до тех пор, пока не поняла, что дар Майгдин проявлен настолько слабо, что бесполезен вовсе.

— Должно быть, ночью, Майгдин, — вслух согласилась она. Сколько бы ночей это не заняло. Впрочем, этого она говорить не стала, а поспешно огляделась по сторонам — убедиться, что никто из идущих рядом не был слишком близко и не мог услышать их разговора. Шайдо, как в кадин'сор, так и без него, целеустремленно шагали вперед под падающим снегом — пусть цель, к которой они стремились, и была покуда невидима. Гай'шайн — других гай'шайн — гнала вперед иная сила — страх. Повинуйтесь или будете наказаны. — Они не обращают на нас внимания, — продолжила Фэйли, — возможно, нам удастся затеряться на обочине, если не пытаться провернуть это прямо у них под носом. Увидите шанс

— воспользуйтесь им. От снега вас скроет белая одежда, а когда доберетесь до какой-нибудь деревни, золото, которое они так любезно нам вручили, проложит вам путь к моему мужу. Он будет двигаться следом. — Она надеялась, что он не станет слишком спешить. По крайней мере, не станет подходить чересчур близко. У Шайдо здесь целая армия. Может, не такая уж огромная, в сравнении с некоторыми другими, но уж всяко больше, чем у Перрина.

Лицо Аллиандре словно окаменело. — Без тебя я никуда не пойду, — произнесла она мягко. Мягко, но решительно. — Я не беру своих слов обратно и не нарушу клятву верности, которую принесла тебе, моя леди. Мы скроемся вместе — или же не уйдем вовсе.

— Она сказала за нас обеих, — промолвила Майгдин. — Может, я и простая служанка, — она выплюнула это слово с презрением, — но не оставлю никого на волю этих… бандитов! — Голос ее был не просто тверд — он не допускал никаких возражений. Да уж, придется Лини хорошенько с ней потолковать, чтобы знала та свое место и не забывалась.

Фэйли открыла рот, собираясь заспорить, — нет, отдать приказание: Аллиандре присягала ей на верность, а Майгдин, как бы ни потрясло ту пленение, оставалась ее служанкой! Они будут подчиняться! — но слова застыли у нее на языке.

Черные тени, что тянулись к ним из-за потока Шайдо и были доселе сокрыты снегом, обернулись группой женщин Айил, а лица их обрамляли шали. Терава вела их. Одно негромкое слово — и остальные замедлили шаг, чуть поотстав, Терава же присоединилась к Фэйли и ее спутницам. То есть зашагала рядом с ними. Пламя, полыхающее в ее глазах, заледенило, казалось, даже горячность Майгдин, хотя Терава едва удостоила их взглядом. Не были они тем, на что стоило смотреть, — так она считала.

— Думаете о том, чтобы сбежать, — это было первое, что она сказала. И добавила с презрением, прежде чем кто-либо успел раскрыть рот:

— Не вздумайте это отрицать!

— Мы постараемся служить, как должны, Хранительница Мудрости, — осторожно проговорила Фэйли. Голову в капюшоне она склонила как можно ниже — только бы не встречаться с той взглядом.

— Вам известно кое-что о наших путях. — В голосе Теравы на миг послышалось удивление. Только на миг. — Хорошо. Но вы меня за дуру держите, если считаете, что я поверю в вашу покорность. В каждой из вас я вижу силу духа, для мокроземцев. Бежать не все пробуют, но преуспевшие в этом — мертвы. Живых мы всегда возвращаем назад.

— Я запомню ваши слова, Хранительница Мудрости, — смиренно произнесла Фэйли. Всегда? Что ж, когда-то же должен быть первый раз. — Мы все их запомним.

— О, великолепно, — пробормотала Терава. — Ты можешь даже убедить кого-нибудь настолько же слепого, как Севанна. Однако тебе следует знать одно, гай'шайн. Мокроземцы — не такие, как остальные, носящие белое. Вместо того, чтобы быть освобожденными через год и день, вы станете служить, покуда вас не покинут силы. Я — ваша единственная надежда избегнуть этой судьбы.

Фэйли споткнулась и упала бы, не подхвати Майгдин с Аллиандре ее под руки. Терава нетерпеливо махнула рукой, приказывая двигаться дальше. Фэйли почувствовала себя больной. Терава поможет им сбежать? И Байн, и Чиад утверждали, что Игра Домов Айил не знакома и, по их мнению, заслуживает лишь презрения, но она узнала ходы, что кружились вокруг нее в снежном вихре. Ходы, что погребут под собой их всех, допусти она малейшую оплошность.

— Я не понимаю, Хранительница Мудрости. — Она желала, чтобы ее голос не звучал бы так хрипло.

Однако именно эта хриплость, возможно, и убедила Тераву. Такие как она верят в силу страха превыше всего прочего. Как бы то ни было, она улыбнулась. В улыбке этой не было тепла, изгиб тонких губ выражал лишь удовлетворение. — Вы трое, будете держать глаза и уши нараспашку, когда станете прислуживать Севанне. Каждый день Хранительница Мудрости будет спрашивать вас, а вы — повторять слово в слово, что говорила Севанна и кому. Если она во сне разговаривает, расскажете, что она бормочет. Угодите мне, и я позабочусь, чтобы однажды вас оставили позади.

Фэйли страсть как не хотелось становиться частью этой игры, но она понимала, что отказ невозможен. Откажись она, никто из них не переживет эту ночь. В этом она не сомневалась. Терава не оставила им выбора. Они и до ночи-то могли не дожить: снег быстро скроет закутанные в белое тела, и крайне сомнительно, чтобы кто-нибудь из идущих рядом выказал хоть малейший протест, реши Терава перерезать пару глоток здесь и сейчас. К тому же каждый был целиком сосредоточен на том, чтобы двигаться вперед сквозь снег. Они могли просто не заметить.

— Но если она узнает… — Фэйли сглотнула. Эта женщина просит их пройтись по осыпающемуся краю отвесного утеса. Нет, она приказывает, не просит. Убивают ли Айил шпионов? Ей никогда не приходило в голову спросить у Байн с Чиад об этом. — Вы защитите нас, Хранительница Мудрости?

Стальными пальцами Терава сжала Фэйли подбородок, заставив остановиться, и подтянула ее к себе, вынудив подняться на носках. Так же крепко она удерживала ее взглядом. Рот Фэйли пересох. Лицо Теравы было каменным, а взгляд сулил боль. — Если она узнает, гай'шайн, я самостоятельно приготовлю из тебя обед. Поэтому ты уж постарайся, чтобы она не узнала. Этой ночью вы станете прислуживать Севанне в ее шатрах, вы и еще сотня других. Так что тяжкий труд не будет отвлекать вас от главного.

Мгновение Терава пристально изучала их троих, затем довольно кивнула. Перед ней были всего лишь три мокроземки, слишком слабые для чего-то иного, кроме послушания. Не прибавив ни слова, она отпустила Фэйли и отступила прочь. Через мгновение ни ее, ни остальных Хранительниц Мудрости уже нельзя было разглядеть за кружащимся снегом.

Какое-то время три женщины пробирались вперед в молчании. Фэйли так и не заговорила о побеге в одиночку, а о том, чтобы отдавать приказы, она и думать забыла. Не сомневаясь, что, если попробует, остальные снова упрутся. Кроме того, уступить теперь означало бы показать, что изменить мнение их заставила Терава. А Фэйли достаточно хорошо знала своих спутниц, чтобы понимать — те скорее умрут, чем согласятся признать, что эта женщина испугала их. Ее саму Терава точно пугала. И я скорее язык проглочу, чем скажу об этом вслух. Эта мысль заставила ее поморщиться.

— Интересно, что она имела в виду под… готовкой, — сказала, наконец, Аллиандре. — Я слышала, Вопрошающие Белоплащников иногда подвешивают пленников над огнем на вертеле. — Майгдин вздрогнула и обхватила себя руками. Тогда Аллиандре освободила из рукава одну руку и успокаивающе похлопала ту по плечу:

— Не волнуйся ты так. Если у Севанны сотня слуг, мы можем так никогда и не услышать ничего важного. И к тому же мы всегда можем выбирать, о чем рассказывать, — чтобы это никак не могло указать на нас.

Майгдин горько рассмеялась:

— Ты полагаешь, у нас все еще есть шансы. Нет у нас никаких шансов. Тебе следует узнать, каково это — оказаться в безвыходном положении. Эта женщина нас не потому выбрала, что мы сильны духом. — Она почти выплюнула эти слова.

— Держу пари, каждый из остальных слуг Севанны выслушал от Теравы то же, что и мы. Если умолчим хотя бы об одном слове, которое должны были слышать, можешь быть уверена, она об этом узнает.

— Возможно, ты и права, — после секундного размышления признала Аллиандре. — Но ты больше не заговоришь со мной в таком тоне, Майгдин. Мы в нелегком положении, если не сказать большего, но ты будешь помнить, кто я такая.

— Покуда мы не сбежим, — ответила Майгдин, — ты служишь Севанне. Если ты каждый миг не думаешь о себе как о прислуге, то с таким же успехом можешь сразу влезать на этот свой вертел. Да, и договорись о местах для нас, потому что мы угодим туда следом.

Капюшон скрывал лицо Аллиандре, но спина ее гневно распрямлялась с каждым словом Майгдин. Она была умна, и знала, что такое долг, но нрав у нее был воистину королевский, и она не всегда могла держать его в узде.

Фэйли поспешила вмешаться, пока та не взорвалась от гнева. — До тех пор, пока нам не удастся сбежать, мы все слуги, — твердо проговорила она. Свет, меньше всего она нуждалась в перебранке, которую готовы были устроить эти двое. — Но ты попросишь о прощении, Майгдин. Немедленно! — Не глядя на Аллиандре, та пробурчала что-то, могущее быть принятым за извинение. Во всяком случае, Фэйли решила считать это таковым. — А что касается тебя, Аллиандре, надеюсь, ты станешь хорошо служить. — Та что-то протестующе пробормотала, но Фэйли проигнорировала это. — Если мы хотим иметь хоть какой-то шанс на побег, то должны поступать, как нам говорят, трудиться в поте лица и привлекать к себе как можно меньше внимания. — Как будто они уже не обратили на себя всеобщее внимание! — И мы станем докладывать Тераве каждый раз, когда Севанна чихнет. Не уверена, что сделает с нами Севанна, если узнает, но, полагаю, вы способны догадаться, что будет делать Терава, не сумей мы ей угодить.

Этого оказалось достаточно, чтобы те замолчали. Да уж, идей о том, что может сделать Терава, у них было в достатке. И вряд ли убийство представлялось самым худшим.

К полудню снег почти прекратился — лишь несколько снежинок кружилось в воздухе. Хмурые облака по-прежнему скрывали солнце, но Фэйли решила, что дело близится к полудню оттого, что они были накормлены. Никто не стал останавливаться, но сотни гай'шайн с корзинами и мешками с хлебом и вяленым мясом засновали взад-вперед по движущейся колонне. С собой они несли и бурдюки, в которых, на сей раз, оказалась вода, такая холодная, что у Фэйли заныли зубы. Странно, но она чувствовала не больший голод, чем просто от долгой ходьбы по снегу. Перрин, она знала, был Исцелен однажды и сохранял поистине волчий аппетит целых два дня. Правда, и ранен он был тяжело, куда там ей с отмороженными ступнями. Аллиандре и Майгдин, как она заметила, съели не больше ее.