ПРОЛОГ. СНЕГ

Дрожащего света трех фонарей было более чем достаточно для того, чтобы осветить маленькую комнатку с совершенно белыми стенами и потолком, но Сине все равно не отводила взгляда от тяжелой деревянной двери. Нелогично, знала она, глупо для Восседающей от Белых. Плетение саидар, которое она удерживала вокруг дверного косяка, доносило до нее случайные отзвуки отдаленных шагов из наружных коридоров, отзвуки, которые пропадали, едва будучи услышанными. Простой прием, показанный подругой в дни ее давно минувшего послушничества, но она получит предупреждение задолго до того, как кто-нибудь подойдет близко. Да и в любом случае вряд ли многие станут спускаться столь глубоко, чтобы достичь второго уровня подземелий.

Ее плетение улавливало далекое шуршание снующих туда-обратно крыс. Свет! Как долго уже водятся крысы в Тар Валоне, в самой Башне? И в каждой Глаза Темного? Она нервно облизнула губы. В этом не было никакой логики. Совсем никакой. Ей хотелось рассмеяться. С трудом она удержалась от истерики. Подумай о чем-нибудь еще, кроме крыс. О чем-нибудь еще… Приглушенный вопль раздался в комнате позади нее, сменившись негромким хныканьем. Ей потребовалось усилие, чтобы не заткнуть уши. Сосредоточься!

В какой-то мере, и ее саму, и ее соучастниц в эту комнату привело желание узнать, что скрывается за тайными встречами глав Айя. Мельком она видела Феране Нехаран, шепчущуюся в укромном уголке библиотеки с Джесси Билал, которая стояла весьма высоко среди Коричневых, если не на самом верху. Скорее всего, так же высоко, как и Суана Драганд из Желтых. Она полагала, что так оно и есть. Но зачем было Феране и Суане тайно встречаться в уединенной части принадлежащих Башне владений, да еще и закутавшись в простые плащи? Восседающие от разных Айя все еще говорили друг с другом, хотя подчас и холодно. Подобное замечали и остальные. Конечно, они не стали бы называть имен из их собственных Айя, но имя Феране проскальзывало в разговоре дважды. Тревожащая головоломка. В эти дни Башня была подобна бурлящему болоту, и каждая Айя готова была вцепиться в горло другой, но главы их шептались по углам. Никто не мог бы с уверенностью утверждать, кто руководит какой Айя, если только Айя эта не ее собственная, но главы несомненно знали друг друга. Что же это значит? Что? Плохо уже то, что она не могла спросить Феране напрямую, но даже будь та терпима к чьим бы то ни было вопросам, она бы не осмелилась. Только не теперь.

Несмотря на все старания, полностью занять этим свои мысли Сине так и не смогла. Она понимала, что глядит на дверь и волнуется в загадках, которые не в силах разрешить, только чтобы не смотреть через плечо. Туда, где был источник задыхающихся криков и сиплых стонов.

И как будто мысль об этом сковала ее, она стала медленно оборачиваться к остальным заговорщицам, ее дыхание неровно учащалось, но голова поворачивалась дюйм за дюймом. Далеко наверху снег тяжело валил на крыши Тар Валона, но комната казалась необъяснимо жаркой. Она заставила себя видеть!

Саэрин в отделанной коричневой бахромой шали, державшейся на локтях, стояла, широко расставив ноги и теребя пальцами рукоять кривого алтарского кинжала, заткнутого за пояс. Черты ее оливкового лица заволокла холодная ярость, от чего под челюстью проступила бледная линия шрама. Певара, на первый взгляд, выглядела спокойней, однако одной рукой она вцепилась в вышитые красным юбки, а гладкий белый цилиндр Клятвенного Жезла в другой руке сжимала так, будто это была дубинка длинной в фут, которую она готова была пустить в ход. Может и вправду готова: Певара была много жестче, нежели могло показаться по ее округленным формам, и решительна настолько, что Саэрин, по сравнению с ней, выглядела чуть ли не колеблющейся. По другую сторону от Кресла Раскаяния маленькая Юкири крепко обхватила себя руками; cеребристо-серая бахрома на шали подрагивала в такт бившей ее дрожи. Облизнув губы, Юкири бросила встревоженный взгляд на стоящую рядом с ней женщину. Дозин, больше похожая на смазливого юношу, чем на Желтую сестру, пользующуюся значительным влиянием, казалось, одна никак не реагировала на происходящее. Но на самом деле именно она манипулировала тянувшимися к Креслу плетениями; не отрывая взгляда от тер'ангриала, она столь глубоко сосредоточилась на своей работе, что на бледном лбу выступили бисеринки пота. Все собравшиеся здесь были Восседающими, и корчащаяся в Кресле высокая женщина — тоже.

Золотые волосы Талене слиплись от пота, до такой степени пропитавшего надетое на ней белье, что оно прилипло к телу. Остальная ее одежда беспорядочной кучей была свалена в углу. Ее закрытые веки трепетали, с уст непрекращающимся потоком срывались придушенные стоны и хныканье, перемежающиеся мольбами. Сине почувствовала себя больной, но не смогла отвести взгляда. Ведь Талене — ее подруга. Была подругой.

Вопреки своему названию, тер'ангриал выглядел нисколько не похожим на кресло — просто большой прямоугольный блок из похожего на серый мрамор материала. Из чего он сделан на самом деле не знал никто, но по твердости материал этот не уступал стали, везде, кроме искривленного верха. Статная Зеленая, казалось, частично исчезала в нем, и, как бы ни извивалась, каким-то образом все время оставалась внутри. Потоки, направляемые Дозин, втекали в единственный разрыв в Кресле — прямоугольную дыру размером с ладонь в одной из его сторон, окруженную крошечными выбоинами, расположенными на неравном расстоянии друг от друга. Преступников, пойманных в Тар Валоне, приводили сюда для испытания Креслом Раскаяния, заставляющим осознавать последствия их собственных злодеяний. После освобождения они неизменно исчезали с острова. В Тар Валоне преступлений почти что и не бывало. Сине ощутила слабый интерес к тому, как использовали это Кресло в Эпоху Легенд.

— Что она… видит? — против ее воли вопрос прозвучал шепотом. Талене не просто видит, для нее все происходящее — реально. Благодарение Свету за то, что у нее нет Стража, хотя для Зеленой это и почти немыслимо. Она поднялась до звания Восседающей, так и не испытав необходимости связать себя узами с кем бы то ни было. В свете происходящего, на ум приходили разные причины.

— Она вся в крови, а Троллоки стегают ее, — хрипло ответила Дозин. В ее голосе послышался акцент родного Кайриэна, что редко случалось с ней в обычное время. — Когда они закончат… она видит котел Троллоков, кипящий на огне, и Мурдраала, смотрящего на нее. Значит должна понимать, что ее ожидает. Пусть я сгорю, если она сейчас не сломается… — Дозин раздраженно смахнула испарину со лба и постаралась выровнять дыхание. — Довольно меня под локти подталкивать. Много времени прошло с тех пор, как я делала это в последний раз.

— Три раза, — пробормотала Юкири. — Три, когда даже самый крепкий и выносливый сломается под тяжестью собственной вины после второго! А что, если она невиновна? Свет, да это же все равно, что украсть овцу из-под носа у пастуха! — Даже дрожа, она ухитрялась выглядеть по-королевски, но речь ее как всегда звучала так, будто она только вчера покинула свою деревню. Свирепо оглядев остальных, она раздраженно продолжала:

— Закон запрещает испытывать в Кресле тех, кто получил шаль. Да ведь всех нас низложат! А если вышвырнуть нас из Совета покажется им недостаточным наказанием, то мы, вероятно, будем изгнаны. А перед этим нас высекут, чтобы чай не показался слишком сладким! Сожги меня Свет, но если мы ошибаемся, то все можем быть усмирены!

Сине вздрогнула. Последнего они смогут избежать, если подозрения их будут доказаны. Нет, не подозрения — убежденность. Они должны быть правы! Но даже если это и так, насчет остального Юкири не ошибается. Закон Башни редко делал скидку на необходимость или некую предполагаемую благую цель. Однако если они не ошибаются, никакая цена не покажется черезмерной. Свет, пусть они будут правы!

— Ты что, ослепла и оглохла? — вопросила Певара, наставив на Юкири Клятвенный Жезл. — Она отказалась повторно дать клятву не произносить ни слова лжи, после того как все мы это сделали, а это явно больше, чем просто глупая гордость Зеленых Айя. И когда я отсекла ее, она набросилась на меня с ножом! Это что, по-твоему, крик невиновности? Так? Что бы она ни знала, мы ведь хотели только поговорить с ней, и пусть бы у нас хоть языки отсохли! С какой стати ей было ожидать большего?

— Что ж, спасибо вам обеим, — сухо произнесла Саэрин, — за констатацию очевидного. Юкири, для нас уже слишком поздно поворачивать назад, так что остается лишь идти до конца. А на твоем месте, Певара, я бы не стала кричать на одну из четырех женщин во всей Башне, про которых я знаю, что только им и могу доверять.

Юкири покраснела и принялась поправлять свою шаль, а Певара выглядела слегка смущенной. Но только слегка. Все они могли быть Восседающими, но Саэрин более чем определенно взяла на себя главенствующую роль. Сине пока так и не поняла, как к этому относится. Всего лишь несколько часов назад по пути опасного поиска они с Певарой шли в одиночестве, и все решения, которые им приходилось принимать, они, будучи старыми подругами, принимали вместе, но теперь они приобрели попутчиц. Следовало бы быть благодарными за это. Однако они находились не в Зале Совета, и переносить в эту комнату его традиции не могли. Слишком сложна была иерархия подчинения в Башне, и столько тонкостей следовало бы учесть, чтобы определить, кто кому должен повиноваться. Если смотреть фактам в лицо, то Саэрин и в послушницах, и в Принятых провела в два раза больше времени, чем большинство из них, однако сорок лет в кресле Восседающей, больше, чем у любой другой в Совете, придавали ей огромный вес. Для Сине было бы большой удачей, спроси Саэрин ее мнения, не говоря уже о совете, прежде чем принять решение за всех. Глупо конечно, однако это не давало покоя, подобно вонзившейся в ногу колючке.

— Троллоки тащат ее к котлу, — внезапно проговорила Дозин, и голос ее скрежетал. Сквозь стиснутые зубы Талене прорвался тонкий вопль, тело ее содрогалась с такой силой, что, казалось, начало вибрировать. — Я… проклятье, я не знаю, смогу ли… заставить себя…

— Приведи ее в чувство, — приказала Саэрин, даже не потрудившись взглянуть на остальных, чтобы узнать их мнение. — А ты, Юкири, прекрати дуться и будь наготове.

Серая сестра ответила ей негодующим взглядом, но, когда Дозин позволила сплетенным потокам исчезнуть, и Талене широко раскрыла голубые глаза, Юкири окружило свечение саидар, и она, не проронив ни слова, отгородила щитом лежащую в Кресле женщину. Саэрин была главной, и это было известно всем. Весьма острая колючка.

По правде говоря, щит едва ли казался необходимым. Лицо Талене было маской ужаса, она трепетала и задыхалась, словно только что пробежала десять миль с наибольшей скоростью, на которую была способна. Она все еще утопала в мягкой поверхности Кресла, но после того, как Дозин прекратила направлять, поверхность эта уже не окружала ее, постоянно изменяя свою форму. Талене уставилась в потолок вытаращенными глазами, затем с силой закрыла их, но тут же распахнула вновь. Какие бы воспоминания ни таились за ее веками, смотреть на них она не хотела.

Преодолев два шага, отделявшие ее от Кресла, Певара протянула Клятвенный Жезл ополоумевшей женщине. — Откажись от всех клятв, что связывают тебя, и вновь принеси Три Обета, Талене, — жестко произнесла она. Талене отпрянула от Жезла как от ядовитой змеи, но тут же отшатнулась обратно, когда Саэрин склонилась к ней:

— В следующий раз, Талене, ты действительно окажешься в котле. Или испытаешь нежную заботу Мурдраала. — Лицо Саэрин было безжалостно, но по сравнению с ее тоном, выражение его могло бы показаться нежным. — Больше не будет преждевременных пробуждений. А если не подействует и это, что ж, значит получится в следующий раз или в следующий за ним, и так без конца, пусть даже нам придется ждать здесь до лета. — Дозин открыла рот, словно собираясь запротестовать, но смолчала, подавив гримасу. В этой комнате лишь она знала, как управлять Креслом, однако среди них она стояла так же низко, как и Сине.

Талене не могла отвести взгляда от Саэрин. В ее расширившихся глазах показались слезы, и она начала рыдать, крупно содрогаясь и безнадежно всхлипывая. Слепо она принялась шарить вокруг, пока Певара не сунула Клятвенный Жезл прямо ей в руку. Обняв Источник, Певара направила в Жезл поток Духа. В обхвате Жезл был не толще запястья, и Талене сжала его с такой силой, что костяшки пальцев побелели, однако продолжала лежать, горько рыдая. Саэрин выпрямилась:

— Боюсь, пришло время отправить ее обратно спать, Дозин.

Рыдания Талене словно усилились, но невнятно она пробормотала сквозь них:

— Я… отрекаюсь… от всех клятв… которые связывают меня. — И с последним словом завыла.

Сине подскочила и тяжело сглотнула. Она на собственном опыте знала, какую боль доставляет освобождение хотя бы от одной клятвы, и догадывалась о той агонии, которую вызовет одновременное освобождение от большего их числа, но сейчас это происходило у нее на глазах. Талене вопила, пока у нее оставалось дыхание, затем набирала воздуха и вопила снова, до тех пор, пока Сине не начала ожидать, что сейчас к ним сбежится половина Башни. Высокая Зеленая билась в конвульсиях, дергая руками и ногами, затем внезапно изогнулась дугой, так, что только ее пятки и голова продолжали касаться поверхности, каждый мускул трепетал, все тело выгибалось.

Также внезапно, как начался припадок, Талене осела в Кресле, словно вмиг лишившись костей, и лежала в нем, плача как потерявшийся ребенок. Клятвенный Жезл выкатился из-под безвольно упавшей руки и покатился вниз по наклонной серой поверхности. Юкири бормотала что-то, звучащее как горячая молитва. Дозин шептала «Свет!», снова и снова охрипшим голосом. «Свет! Свет!»

Певара подхватила Жезл и вновь сомкнула на нем пальцы Талене. Не было сострадания в подруге Сине, только не сейчас. — Теперь принеси Три Клятвы, — приказала она.

Мгновение казалось, что Талене не подчинится, но медленно она повторила клятвы, которые делали их всех Айз Седай и объединяли их вместе. Не говорить ни слова не правды. Не создавать оружия, которым один человек мог бы убить другого. Не использовать Единую Силу как оружие, иначе как против исчадий Тени, или в качестве последнего средства для защиты своей жизни, жизни своего Стража или другой сестры. Под конец, она только всхлипывала, беззвучно содрогаясь. Возможно, это было следствием связывающих ее в этот момент клятв. Сразу после принесения они заставляли чувствовать себя неуютно. Возможно.

А затем Певара сообщила, какую новую клятву она должна дать. Талене передернуло, но тоном, лишенным последней надежды, пробормотала она требуемые слова:

— Я клянусь беспрекословно повиноваться вам, всем пятерым. — Она бездумно смотрела прямо перед собой, и по щекам ее катились слезы.

— Отвечай мне правдиво, — молвила Саэрин. — Из черных ли ты Айя?

— Из черных. — Слова со скрипом вырывались из ее горла, как будто оно было покрыто ржавчиной.

Простые слова эти против всякого ожидания заледенили Сине. Она вознамерилась охотиться за Черными Айя и, в отличие от многих сестер, верила в существование добычи. Она подняла руку на другую сестру, на Восседающую, помогала тащить Талене, завернутую в потоки Воздуха, по заброшенным коридорам подземелья, нарушила дюжину законов Башни, совершила серьезные преступления — и все это только для того, чтобы услышать ответ, в котором она была почти уверена еще до того, как был произнесен вопрос. Что ж, теперь она его услышала. Черные Айя поистине существуют. Она пристально вглядывалась в Черную сестру, Приспешницу Темного, носящую шаль, и понимала, что вера не могла подготовить к этому открытию. Зубы ее не стучали только потому, что она чуть ли не до судороги сжала челюсти. Она приказала себе успокоиться, думать рационально. Но ночные кошмары оказались явью и теперь разгуливали по Башне.

Только услышав чей-то тяжелый выдох, Сине поняла, что она не единственная, кто обнаружил, что ее мир перевернут вверх дном. Юкири била дрожь, она уставилась на Талене, словно желая удостовериться в том, что при необходимости сможет удержать отгораживающий ее щит. Дозин облизывала губы и неуверенно приглаживала темно-золотые юбки. Только Саэрин и Певара выглядели невозмутимо.

— Итак, — голос Саэрин звучал спокойно. Хотя слово «слабо», возможно, подошло бы лучше. — Итак. Черные Айя. — Она глубоко вздохнула, и тон ее оживился.

— Этого вполне достаточно, Юкири. Талене, ты не будешь пытаться бежать или сопротивляться каким-либо иным образом. И не сможешь коснуться Источника без разрешения одной из нас. Хотя полагаю, что, когда мы передадим тебя кое-кому из рук в руки, она захочет взять это на себя. Юкири? — Щит, отсекающий Талене, исчез, щит, но не сияние вокруг Юкири, как если бы она не доверяла целиком тому эффекту, который Клятвенный Жезл мог оказать на Черную сестру.

Певара нахмурилась:

— Прежде чем отдать ее Элайде, Саэрин, я хочу вытянуть из нее так много, как только возможно. Имена, названия — все, что угодно. Все, что ей известно! — Друзья Темного убили всю семью Певары, и Сине была уверена — та готова отправиться в изгнание, только чтобы собственноручно затравить всех Черных сестер до последней.

Все еще лежа, съежившись в Кресле, Талене издала странный звук, что-то среднее между горьким смешком и рыданием:

— Сделайте это, и все мы будем мертвы. Мертвы! Элайда — Черная Айя!

— Но, это невозможно! — воскликнула Сине. — Элайда сама отдала мне приказ.

— Однако это должно быть так, — прошептала Дозин. — Ведь Талене снова дала клятвы; она только что назвала ее! — Юкири страстно закивала.

— Пошевелите мозгами, — прорычала Певара, с отвращением покачав головой.

— Вы ведь знаете не хуже меня — если верить в ложь, то можно сказать ее, как если бы она была правдой.

— Это так, — твердо произнесла Саэрин. — Какие у тебя доказательства, Талене? Ты видела ее на ваших… собраниях? — Она с такой силой сжала рукоять кинжала, что побелели пальцы. Саэрин пришлось сражаться за шаль тяжелее, чем большинству из них, за право вообще остаться в Башне. Для нее Башня — больше, чем дом, важнее собственной жизни. Дай Талене сейчас неверный ответ — и Элайда может и не дожить до испытания.

— Они не устраивают собраний, — угрюмо пробормотала Талене. — За исключением Высшего Совета, я полагаю. Но Элайда должна быть Черной. Они знают о каждом донесении, которое она получает, даже о самых секретных, знают каждое слово, которое она слышит. Им известно, какие решения она примет, еще до того, как о них объявляют. За несколько дней, а иногда и недель. Как может это быть, если только она не говорит им об этом? — С усилием приподнявшись, она попыталась, оборачиваясь, настойчиво взглянуть каждой их них в глаза. Но это лишь привело к тому, что взгляд ее казался беспокойно мечущимся. — Мы должны бежать, должны найти место, где спрятаться. Я помогу вам — расскажу все, что знаю! — Но они убьют нас, если мы не сбежим.

Странно, подумала Сине, как скоро бывшие союзницы стали для Талене «ими», и как теперь пытается она связывать себя с остальными. Нет. Она просто избегает настоящей проблемы, а это нелогично. Действительно ли Элайда отправила ее выслеживать Черных Айя? Ни разу не называла она этого слова в открытую. Могла ли она иметь в виду что-то другое? Элайда всегда затыкала рот каждой, кто хотя бы упоминал Черных. Конечно, так поступила бы почти каждая сестра, однако…

— Что ж, Элайда доказала свою глупость, — проговорила Саэрин, — и не раз уже я раскаивалась в том, что поддержала ее, но в то, что она Черная, не поверю до тех пор, пока не получу более убедительных доказательств. — Сжав губы, Певара резко кивнула в знак согласия. Как Красная она желала гораздо большего, чем просто доказательств.

— Все может быть, Саэрин, — сказала Юкири, — но мы не можем долго прятать Талене без того, чтобы Зеленые не начали искать ее. Не упоминая… Черных. Нам бы лучше решить, что делать, да побыстрее, а то так и будем рыть дно колодца, пока не хлынет дождь. — Талене одарила Саэрин робкой улыбкой, видимо предназначенной для того, чтобы снискать ее расположения, но улыбка эта погасла под хмурым взглядом Коричневой Восседающей.

— Мы не осмелимся ничего рассказать Элайде до тех пор, пока не сможем сломить Черных одним ударом, — наконец заявила Саэрин. — Не спорь, Певара, это логично. — Певара скрестила руки на груди и продолжала сохранять упрямый вид, но закрыла рот. — Если Талене права, — продолжала Саэрин, — то Черные знают о Сине или вскоре узнают, поэтому мы должны будем обеспечивать ее безопасность, настолько, насколько сможем. Это будет не просто: ведь нас всего пятеро. И мы не можем доверять никому до тех пор, пока не уверены в нем! На худой конец, у нас есть Талене — кто может сказать, что мы узнаем к тому времени, как выжмем ее до дна? — Талене попыталась изобразить страстное желание быть выжатой до дна, но никто не обратил на нее внимания. Горло у Сине пересохло.

— Мы могли бы быть и не совсем одни, — неохотно проговорила Певара, — Сине, открой им твой маленький план насчет Зеры и ее друзей.

— Что за план? — спросила Саэрин. — Кто эта Зера? Сине? Сине! — Сине пришла в себя. — Что? О… Мы с Певарой обнаружили в Башне бунтовщиц, — вздохнув, начала она. — Десять сестер, посланных для того, чтобы сеять смуту. — Саэрин собиралась убедиться в ее безопасности, так что ли? Даже не спросив ее мнения. Она же и сама Восседающая, она — Айз Седай вот уже почти полторы сотни лет. Какое право имела Саэрин или кто-нибудь еще на то, чтобы?.. — Мы с Певарой решили положить этому конец. Одну из них, Зеру Дакан, мы заставили дать такую же клятву, как и Талене, и приказали ей сегодня в полдень привести в мою комнату Бернайлу Гелбарн, так, чтобы не возбудить у той подозрений. — Свет, любая сестра вне этой комнаты может оказаться Черной. Любая. — Затем мы используем их для того, чтобы привести остальных, и так до тех пор, пока все они не окажутся у наших ног. Конечно, мы зададим им тот же вопрос, какой задавали, и Зере, и Талене. — Черные Айя могли уже давно знать ее имя, знать, что она ищет их. Как Саэрин может надеяться обеспечить ее безопасность? — Те, кто не смогут дать верный ответ, будут допрошены, а остальные смогут немного искупить свое предательство тем, что присоединятся к охоте на Черных под нашим руководством. — О Свет, как?

Когда она закончила, остальные принялись за обсуждение и вели его настолько долго, что это могло означать лишь одно — Саэрин была неуверенна в том, какое решение она примет. Юкири настаивала на том, чтобы немедленно передать Зеру и ее друзей в руки закона — если, конечно, это можно сделать без того, чтобы не раскрыть их собственное положение. Певара выступала за использование мятежниц, хотя и без особого напора: смута, которую те распространяли, создавалась вокруг отвратительных россказней, касающихся Красных Айя и Лжедраконов. Что же касается Дозин, то она явно клонила к мысли о похищении всех сестер в Башне для того, чтобы заставить каждую из них принести новую клятву, однако остальные обращали на нее мало внимания.

Сине не принимала никакого участия в споре. Ее реакция на происходящее, как она подумала, была единственно возможной. Едва она успела доковылять до ближайшего угла, как ее шумно вырвало.

Илэйн старалась не скрежетать зубами. Снаружи, над Кэймлином, вновь бушевала вьюга, и полуденное небо было темным настолько, что все светильники, расположенные вдоль украшенных филенками стен Зала Собраний, были зажжены. Неистовые порывы ветра гремели рамами высоких сводчатых окон. Вспышки молний отражались в прозрачных стеклах, в вышине раздавались глухие раскаты грома. Снежная гроза — худшая из зимних бурь, самая жестокая. Нет, не холодно было в зале, но… Протягивая пальцы к потрескивающим в широком мраморном камине поленьям, Илэйн ощущала, как холод просачивается сквозь устилающие половицы ковры, а затем и через ее толстые бархатные туфли. Широкий воротник и манжеты из меха черной лисицы на ее красно-белом платье были прелестны, но она сомневалась в том, что тепла от них больше, чем от жемчуга на рукавах. То, что она не позволяла холоду себя коснуться, вовсе не означало, что она не замечала его.

Где же Найнив? И Вандене? Ее мысли пребывали в таком же беспорядке, как и погода. Они уже должны быть здесь! Свет! Мне бы хотелось научиться обходиться без сна, а они так тратят драгоценное время! Нет, это было несправедливо. С тех пор, как она официально заявила о своих правах на Львиный Трон, прошло всего несколько дней, и до поры до времени для нее все остальное должно отойти на второй план. У Найнив же с Вандене другие задачи, выполнение которых они считали своим долгом. Найнив вместе с Реанне и другими женщинами Объединяющего Круга была с головой погружена в составление планов вызволения Родни с подвластных Шончан земель — до того, как женщин обнаружат и наденут на них ошейники. Родня в совершенстве владела искусством оставаться незаметной, но Шончан не пройдут мимо, как Айз Седай, не обратив на дикарок внимания. Вандене, на первый взгляд, все еще была потрясена убийством своей сестры, почти не притрагивалась к еде и вряд ли могла дать какой бы то ни было совет. В действительности, она потеряла интерес лишь к еде — стремление найти убийцу захватило ее целиком. Казалось, она бесцельно бродит по коридорам, погруженная в печаль; на самом же деле вперед ее вели поиски Приспешника Тьмы, что затаился среди них. Всего три дня назад от одной мысли об этом Илэйн бросило бы в дрожь, теперь же это была лишь еще одна опасность среди многих. Одна из самых серьезных, да, но ее подстерегали опасности и пострашнее.

Найнив и Вандене выполняли важные задачи, известие о которых встретило одобрение и поддержку со стороны Эгвейн. Но все равно, как бы это ни было эгоистично с ее стороны, Илэйн желала, чтобы они поторопились. Благодаря своему богатейшему опыту и огромным знаниям, Вандене всегда могла дать добрый совет. Найнив же обладала исключительно острым глазом в любых житейских вопросах, как бы она этого не отрицала. Наследие прожитых в Эмондовом Лугу лет — лет общения с Кругом Женщин и Советом Деревни. Испепели меня свет, у меня добрая сотня проблем, некоторые из них — прямо здесь, во дворце, и мне нужны эти двое! Если бы Илэйн могла сделать по-своему, Найнив ал'Мира стала бы советницей Айз Седай при будущей Королеве Андора. Она нуждалась в любой помощи, которую могла получить, — от тех, кому доверяла.

Смягчив выражение лица, Илэйн отвернулась от пылающего огня. Тринадцать кресел с высокой спинкой, сработанные с изящной простотой, образовывали напротив камина дугу наподобие подковы. Парадоксально, но дальше всего от огня находилось почетное место, где сидела Королева, принимая здесь посетителей. Так, как их сейчас принимала Илэйн. Сзади она начала согреваться, тогда как спереди — замерзать. Снаружи падал снег, грохотал гром, и сверкали молнии. У нее в голове — тоже. Спокойствие. Правитель нуждается в спокойствии не меньше, чем любая Айз Седай.

— Пусть это будут наемники, — сказала она, не сумев скрыть сожаления в голосе. Люди из ее владений должны начать прибывать уже в этом месяце — как только до них дойдет известие о том, что она жива; но на то, чтобы обучить новобранцев, которых вербовала Бергитте, держаться в седле и обращаться с мечом, потребуется не меньше полугода. — И Охотники за Рогом, те, которые поступят на службу и принесут присягу. — И первых, и вторых, пойманных в ловушку непогодой, в Кэймлине хватало с избытком — кутивших, затевавших ссоры и пристававших к женщинам, не желавшим ни капли их внимания. Что ж, она хотя бы найдет им достойное применение — пресекать беспорядки взамен того, чтобы учинять их. Илэйн хотелось думать, что она убедила себя в правильности этого решения. — Дорого конечно, но казна покроет эти расходы.

— На некоторое время, по крайней мере. Хорошо, если вскоре она начнет получать доходы из своих владений.

Чудо из чудес: две стоящие напротив нее женщины отреагировали почти одинаково.

Дайлин неодобрительно фыркнула. Массивная серебряная брошь, сработанная в виде Совы и Дуба, герба Таравин, — единственное украшение, которое она носила, — сверкала на высоком вороте ее темно-зеленого платья. Демонстрация гордости своим родом и, возможно, гордости черезмерной. Несмотря на седину, пробивавшуюся сквозь золотые пряди, и сеть тонких морщинок в уголках глаз, лицо ее было решительным, взор — проницательным и бесстрастным, а разум — острым, как бритва. Или как меч. Женщина, которая говорит прямо, не скрывая своих взглядов, — или так только кажется.

— Хотя наемники и знают свое дело, — возразила она, — но ими трудно управлять, Илэйн. Когда тебе нужна мягкость перышка, они могут обернуться молотом, когда же тебе понадобится молот, они окажутся где угодно, только не там, где требуется. В придачу еще и занимаясь грабежом. Они лояльны лишь к золоту, и лишь пока им его платят. Если не продадут тебя сразу — тому, кто даст больше. Я уверена, что на этот раз Леди Бергитте со мной согласится.

Стоя, широко расставив ноги и непреклонно сложив руки на груди, Бергитте скорчила гримасу, как всегда, когда кто-нибудь произносил ее новый титул вслух. Этот титул Илэйн даровала ей сразу по прибытию в Кэймлин, где о нем можно было объявить. Наедине с ней Бергитте постоянно сетовала по этому поводу, так же как и по поводу другой перемены в своей жизни. Ее небесно-голубые шаровары, присборенные у лодыжек, были скроены так же, как и те, что она носила раньше, но у короткой красной куртки теперь был высокий белый воротник и широкие шитые золотом белые манжеты. Леди Бергитте Трахелион, Капитан-Генерал Гвардии Королевы, могла жаловаться и хныкать сколько угодно, но лишь будучи в одиночестве или же с глазу на глаз с Илэйн.

— Не стану возражать, — неохотно проворчала она, бросив на Дайлин косой взгляд. Узы Стража донесли до Илэйн клубок эмоций, которые она ощущала все утро: разочарование, раздражение, возбуждение. Возможно, отголосок ее собственного состояния. С момента наложения уз они удивительным образом отражали друг друга. Даже ее месячные сместились более чем на неделю, чтобы соответствовать другой женщине!

Недовольство Бергитте тем, что Дайлин опередила ее с ответом, было столь же очевидным, как и нежелание соглашаться с ней.

— Проклятье, Илэйн, Охотники не намного лучше, — пробормотала она. Они приносят свою Клятву в надежде на приключения и на то, что попадут в легенды. Никак ни на то, чтобы сидеть на одном месте и следить за соблюдением закона. Половина из них — самовлюбленные петухи, которые задирают свои растреклятые носы и смотрят свысока на каждого; остальные же не просто идут на необходимый риск, а лезут на рожон. Стоит хоть одному шепотку о Роге Валир долететь до их ушей — и тебе повезет, если среди ночи внезапно исчезнут лишь двое из троих.