Глава 16

По палубе «Танцующей в волнах» забегали люди, подготавливающие к исполнению план Конана. Тучи совсем заволокли небо. Стало темно, словно сумерки наступили на два часа раньше положенного. Ветер завыл в снастях, но ни капли дождя не упало на палубу.

Мало-помалу галера приближалась. Она напоминала бронзовоголовую сороконожку, несущуюся по воде и жаждущую добычи. «Танцующая в волнах», с трудом переваливающаяся через увеличившиеся волны, больше напоминала водяного жука, обреченного на смерть.

– Они возятся с чем-то на носу! – неожиданно крикнул Муктар.

Конан как раз закончил крепить тюки с товаром к палубе и снастям и обвязал Ясбет веревкой за талию.

– Так ты можешь не бояться, что тебя смоет за борт, если даже разразится буря.

С кормы вновь донесся крик Муктара:

– Это катапульта!

Конан собрался уходить, но Ясбет схватила его за руку, прижав ладонь к своим губам.

– Я буду ждать тебя, – пробормотала девушка, – когда бой закончится.

Она опустила его руку ниже, и Конан почувствовал, как пальцы оказались под ее курткой, нежно обнимая высокую красивую грудь.

Проклиная всех и вся, Конан выдернул руку, однако не без сожаления.

– Сейчас не время для этого, – резко сказал он. Неужели девчонка не понимает, как тяжело ему сдерживаться и изображать из себя только ее покровителя, тогда как на самом деле кровь кипела в его жилах от желания обладать ею.

– Они готовы выстрелить! – крикнул Муктар, и Конан выкинул из головы мысль о Ясбет.

– Давай! – закричал киммериец. – Руби!

На корме Муктар подбежал к рулевому веслу, грубо оттолкнув рулевого, и сам навалился на толстый деревянный рычаг. На носу двое матросов ударили мечами по веревкам, удерживавшим за бортом тюки с запасной парусиной. Тяжелые мешки рухнули в воду, и облегченный корабль рванулся вперед, только что не перепрыгивая с гребня одной волны на другую.

И тут же за самой кормой поднял фонтан воды кусок гранита весом с человека, пущенный катапультой с галеры.

– Давай, Муктар, – закричал Конан, хватая кожаный промасленный мешок. – Давай живей! Эй, вы, смотрите за горшками!

Палуба была заставлена десятками горшков, вытащенных из всех закоулков корабля. Некоторые издавали шипение, когда до них долетали капли забортной воды.

Ругаясь во всю мощь своих легких, Муктар навалился на руль, заскрипевший от такого напряжения. «Танцующая в волнах» начала медленно разворачиваться. Команда схватила канаты, перекручивая парус, отчаянно помогая капитану сделать разворот.

Это и был тот самый момент, заставивший Муктара побледнеть, когда Конан рассказывал ему свой план. Повернувшись боком к волнам, корабль начал крениться. Крен все увеличивался, вот уже борт почти лег на воду. Вся команда схватила весла и бешено заработала ими. Акеба, Шарак и гирканийцы руками и ногами вцепились в ящики с горшками, не давая им рухнуть за борт. Среди ожесточенно борющихся за свою жизнь мужчин Конан вдруг увидел Ясбет, освободившуюся от своей веревки и помогающую другим удерживать раскаленные горшки. Ветер отнес в сторону проклятия Конана, на большее времени у него все равно не было.

Медленно, но верно нос корабля поворачивался против волн. Судно понемногу становилось вертикально. Конечно, оно двигалось не так легко, как раньше, – немало воды попало в трюм во время разворота. Но главное, что оно выправилось и двигалось. Двигалось в обратную сторону, приближаясь к галере.

Рычаг катапульты на носу галеры стоял вертикально. Если второй выстрел и был сделан, то снаряд бесполезно пропал где-то далеко в волнах. На палубе галеры забегали люди, словно муравьи по разворошенному муравейнику. Однако их было не так уж много, как ожидал Конан, если, конечно, остальные не прятались на нижней палубе. Большинство из тех, кого Конану удалось различить, были, судя по их прическам, членами команды.

– Половину горшков смыло в море! – крикнул Акеба.

– Готовь то, что осталось! И поживее! – прокричал в ответ киммериец.

Гирканиец схватил промасленные мешки, такие же, как у Конана.

На другом корабле, завидев приближающуюся добычу, люди схватились за оружие. Мечи, копья, топоры засверкали над бортом галеры. На носу двое возились с катапультой, устанавливая ее лапу пониже.

Поздно, подумал Конан. «Танцующая в волнах» была уже слишком близко.

Развязав веревки, затягивавшие мешок, Конан вытащил из него оставшееся сухим содержимое: колчан со стрелами, обмотанными паклей сразу за наконечником, и небольшой лук. Рядом с ним один из гирканийцев, уже приготовивший свое оружие, открыл ближайший к нему горшок. Угли в закрытом сосуде подернулись серым пеплом, но несколько сильных вздохов – и они вновь засверкали яркими рубинами. В этот жар Конан ткнул стрелу. Пакля вспыхнула в ту же секунду.

Одним движением Конан развернулся, приладил стрелу, натянул тетиву и, прицелившись, выстрелил. Горящая стрела воткнулась в борт галеры. Это был сигнал. Огненные стрелы дождем посыпались на вражеское судно.

Корабли продолжали сходиться, хотя на этот раз капитан галеры решил изменить курс. Корабли поменялись ролями: «Танцующая в волнах» начала свою охоту. Люди на галере забегали с корзинами с песком в руках, но вместо каждой погашенной стрелы в палубу и борта впивались две новые. Большой квадратный парус вспыхнул и сгорел в несколько мгновений.

– Ближе! – закричал Конан Муктару. – Пройди под кормой!

Бородач выругался, но подвел свое судно на расстояние полета копья от кормы галеры.

Конан, не обращая внимания на жар, схватил один из горшков с углями и бросил его в мешок. Раскрутив мешок над головой, он запустил, его в сторону галеры. Горячие угли рассыпались по корме большого корабля, оставшись незамеченными командой, пытающейся сорвать догорающий парус.

– Масло! – крикнул Конан.

Схватив один из запечатанных горшочков, он бросил его на корму галеры.

– Живее! Пока мы близко!

Еще несколько горшков полетели в сторону чужого корабля. Половина упала в воду, но остальные угодили в цель. Расстояние стало увеличиваться; скинув за борт остатки паруса, люди на галере похватали луки и бросились на корму.

Конан ударил кулаком по борту.

– Да почему же ничего не происходит? – пробормотал он. – Где же…

На корме галеры вспыхнуло наконец яркое пламя. Это растекшееся масло встретилось с горящими углями. С галеры донеслись стоны, а с «Танцующей в волнах» – дикие вопли восторга.

В эту секунду пошел дождь. Сплошная стена воды скрыла из виду вражеский корабль. Ветер завыл, как бешеный зверь, и понес суденышко Муктара, словно скорлупку.

– Держи курс на север, – крикнул Конан. Ему пришлось почти прижать рот к уху Муктара, чтобы тот услышал его.

Налегая на руль, бородач покачал головой:

– Никто не держит никакого курса во время шторма на Вилайет! Его просто переживают! Или не переживают.

Ветер зашумел с такой силой, что даже кричать стало бесполезно.

Серые горы волн обрушились с ревом на «Танцующую в волнах», словно сами боги хотели наказать судно за дерзкое название и показать, что никто не смеет танцевать без их позволения. Те, у кого хватило безрассудства оказаться во власти взбесившегося моря Вилайет, должны были ждать решения своей судьбы, ничего не предпринимая.

Казалось, прошла вечность, прежде чем дождь и ветер чуть поутихли. Сквозь разрывы в тучах показалась луна. Ее бледный свет рассеял темноту. Галеры нигде не было видно.

– Она сгорела! – злорадно усмехнулся Шарак. – Или утонула во время шторма!

– Хорошо, если так, – с сомнением отозвался Конан.

Если огонь не успел сильно повредить судно до бури, то дождь наверняка загасил пламя. А если «Танцующая в волнах» пережила шторм, то почему бы и галере не остаться на плаву?

Конан повернулся в Муктару, передавшему руль вахтенному матросу, и сказал:

– Нужно найти берег. Посмотрим, как далеко нас унесло.

– Держи курс на запад, – скомандовал капитан рулевому. В голосе Муктара звучали победные нотки. В конце концов, если победа в бою была общим делом, к тому же и план был разработан не им, – то никто не мог отнять у него лавры победителя в схватке со стихией.

Ясбет, подойдя к киммерийцу, положила ладонь на его руку и тихо сказала:

– Я должна поговорить с тобой.

– А я – с тобой, – раздраженно ответил он. – Что все это значит? Ради Великого Митры, отвечай…

Но девушка уже шла прочь, лишь кивком головы попросив его следовать за нею. Им пришлось перешагивать через людей, упавших и уснувших там, где они стояли во время шторма.

Бурча про себя, Конан пробирался по следам Ясбет. Она скрылась под изрядно просевшим холстом своей палатки. Киммериец недовольно откинул полог и забрался внутрь, где ему пришлось сесть, чтобы не упираться головой в тент.

– Почему ты ушла с того места, где я оставил тебя? И как? Я же завязал узел, который не под силу твоим пальцам. Тебя ведь могли убить, понимаешь ты, глупая девчонка? Ты же сказала, что останешься там! Ты обещала!

Она с завидным спокойствием переждала эту вспышку гнева.

– Ты и вправду завязал крепкий узел. Но острый клинок, наточенный тобою же, прекрасно разрезал его. Почему я не осталась там? Ты сам учил меня защищаться. Как же я смогла бы защитить себя, лежа среди тюков, да еще и привязанная. И последнее: я не обещала оставаться там. Я сказала, что буду ждать тебя после боя. Разве я не сдержала свое слово? Я сама пришла к тебе.

– Я помню, ты обещала, – пробубнил он, – и не сдержала слова.

Не обращая внимания, она улыбнулась и сказала:

– Твой плащ промок насквозь.

Легкие пальцы расстегнули бронзовую застежку и аккуратно сняли плащ с плеч киммерийца. При этом губы Ясбет словно случайно коснулась его щеки.

– Прекрати это! – буркнул Конан, отталкивая ее. – Тебе не удастся отвлечь меня. Эх, будь у меня сейчас розги, тебе Фатима доброй тетей показалась бы.

С демонстративным вздохом сожаления Ясбет сказала:

– Но ведь у тебя нет розог.

Конан изумленно смотрел, как девушка развязывает узлы на своей куртке и стягивает ее через голову, оставляя обнаженной красивую полную грудь. Горло Конана пересохло.

– И все же, – продолжила Ясбет, – у тебя ведь сильная, тяжелая рука. Я думаю, ее хватит для того, чтобы наказать меня. Ты ведь это собирался сделать?

Сапоги и шаровары последовали за курткой. Развернувшись, Ясбет встала на колени, подставив Конану свой великолепный зад, словно для порки.

Киммериец судорожно сглотнул. Этот вид мог заставить вспотеть даже статую, а он всем телом ощущал себя живым мужчиною.

– Оденься, девочка, – прохрипел он, – ты рискуешь. Я ведь тебе не игрушка.

– А я и не играю, – сказала она, поворачиваясь и упираясь коленями в его колени. Она даже не посмотрела на свою одежду. – Я знаю, что все, кто есть на этом судне, считают, что я твоя… твоя любовница…

Ее щеки порозовели. Это еще больше, чем нагота, заставило Конана сжать зубы и кулаки.

– Разве я не жаловалась тебе, – яростно прошептала она, – что меня не нужно защищать, когда я не хочу, чтобы меня защищали?

С трудом разжав побелевшие пальцы, Конан прижал Ясбет к себе. Она сдавленно вскрикнула. Ей показалось, что ее грудная клетка вот-вот сломается, как соломенная корзина.

– Хватит игрушек, девочка, – рявкнул Конан. – Если ты сейчас скажешь «уйди», я уйду. Но если нет… – Он повалил ее на палубу, рухнув сверху и подмяв ее под себя. Его агатовые глаза не мигая смотрели ей в лицо.

– Я не девочка, – выдохнула Ясбет, – я женщина. Останься.

На ее лице расплылась улыбка победительницы…

Конану показалось странной эта улыбка. Но в конце концов, перед ним женщина. Пусть она улыбается, как хочет – киммерийцу было не до раздумий.

Глава 17

Стоя на прибрежном холме, поросшем ветвистым колючим кустарником, Конан смотрел вдаль, выискивая глазами возвращающегося Тамура. Кочевник клялся, что найдет лошадей для всех не позже, чем через три-четыре часа. Он отправился в путь на рассвете, а сейчас солнце уже склонялось к западному горизонту. Тамур все не возвращался.

Неподалеку, на полосе прибрежного мокрого песка, лежала, чуть завалившись набок, «Танцующая в волнах». Волны шевелили ее корму, а носовой якорь был вынесен далеко вперед и врыт в песок дюн, покрытых редкой сухой травой. Команда судна и пассажиры разожгли костры и готовили себе ужин. Палатка Ясбет была установлена в стороне от гирканийцев и матросов, расстеливших свои одеяла между бревнами, выброшенными морем на берег.

На горизонте с южной стороны показалось облачко пыли. Это мог быть Тамур с лошадьми или те… кто? Конан пожалел, что мало знает об этой стране. Может быть, часовой, выставленный им на самой высокой дюне, тоже заметил пыль? Киммериец посмотрел в ту сторону и тихо выругался. Часовой пропал! Облако пыли приближалось, уже можно было различить темную массу несущихся лошадей. Тамур? Или кто-нибудь другой?

Всячески изображая непринужденность, Конан начал спускаться по каменистому склону, на котором, помимо кустов, возвышались тут и там корявые, истрепанные ветрами деревья, цепко державшиеся толстыми корнями за каменистый грунт.

Все так же старательно, неторопливо киммериец подошел к сидевшему у костра и натачивающему свою саблю Акебе.

– К нам приближаются всадники, – тихо, глядя в сторону, произнес Конан. – Я не знаю, Тамур это или кто другой. А часовой, между прочим, исчез.

Тяжело задышав, туранец опустил точило в мешочек на поясе и вложил саблю в ножны. Высадившись на берег, он счел разумным снять свою приметную тунику и армейский шлем: на этой стороне моря Вилайет не очень-то жаловали туранскую армию.

– Я пойду прогуляюсь в дюны, а ты пока побудь здесь.

Конан кивнул, и Акеба, поддерживая штаны, словно ему срочно приспичило, потрусил к дюнам.

– Ясбет, – позвал киммериец.

Девушка вылезла из своей палатки. Он махнул рукой, подзывая ее.

Ясбет старательно затянула ремень, на котором висел ее длинный кинжал, и лишь потом не торопясь пошла к Конану. Как только она оказалась достаточно близко, киммериец обнял ее за плечи и, не дав опомниться, резким движением усадил на песок, под прикрытие здоровенной коряги.

– Посиди здесь, – сурово сказал он, когда она попыталась встать.

Обернувшись к остальным, развалившимся около костров, Конан негромко, только чтобы быть услышанным всеми, сказал:

– Никому не двигаться.

Многие удивленно повернули к нему головы, а Муктар даже решил встать.

– Я сказал – не двигаться! – ледяным голосом повторил Конан.

Что-то в его голосе заставило бородатого морского волка повиноваться. Конан заговорил быстро и четко:

– К нам приближаются всадники. Они могут быть здесь с минуты на минуту. Я не знаю, кто они… Всем оставаться на местах! – При этом негромком окрике и гирканиец, потянувшийся к луку, и один из матросов, явно готовый броситься наутек, замерли неподвижно.

– Ко всему прочему пропал часовой. За нами могут наблюдать неприятели. Выберите себе укрытие и по команде – не сейчас, а по команде! – Хватайте оружие и по местам… Давай!

Через мгновение берег опустел. Все попрятались за стволами плавника и песчаными грядами. Конан, схватив лук и колчан, одним прыжком оказался рядом с Ясбет за той же большой корягой. Она едва взглянула на него, продолжая внимательно разглядывать дюны. Затем она негромко спросила:

– Скажи, почему ты сначала позаботился о моей безопасности, а потом заговорил с остальными? Меня всю жизнь стерегут и оберегают. Я так больше не могу!

– Может, ты думаешь, что ты – герой древней саги? – пробурчал киммериец, занятый совсем другими мыслями. Неужели это уже топот копыт? В каком девятом небе Зандру пропал Акеба? – Ты, наверное, решила, что стрела и сталь клинка тебе нипочем?

– Героиня, – ответила, подумав, Ясбет. – Я буду героиней, а не героем.

Конан фыркнул:

– Саги хороши, чтобы пересказывать их холодной ночью у костра, да еще чтобы развлекать детей. А мы все сделаны из плоти и крови. Сталь может пустить кровь, а стрелы пронзают плоть. Если я когда-нибудь увижу, что ты играешь в героя или героиню, то твоя задница покажется тебе барабаном. А теперь – тихо!

Не отводя глаз от дюн, он перебирал стрелы, проверяя правильность их оперения.

– Мы что, собираемся погибнуть на этом унылом берегу? – спросила Ясбет.

– Конечно, нет, – поспешил ответить Конан, – я привезу тебя обратно в Аграпур и подарю жемчужное ожерелье, если ты будешь себя хорошо вести. А если нет – придется отдать непослушную девочку на расправу Фатиме.

Стук копыт, несомненно, приближался. Неожиданно девушка во весь голос крикнула:

– Конан из Киммерии – мой любовник! А я – его женщина! Я счастлива и горда тем, что делю с ним ложе!

Конан уставился на нее:

– Кром! Я же сказал – молчать! А ты несешь всякую чушь, да еще и на все побережье.

– Если мне суждено погибнуть, то я хочу, чтобы весь мир узнал о моем счастье.

В этот миг барабанная дробь копыт превратилась в раскат грома, и десятки лошадей выросли на гребнях ближайших дюн, разбрасывая мокрый песок и выстраиваясь полукругом. Конан приладил стрелу, но решил подождать, увидев, что большинство лошадей без всадников. Вперед выехал один из небольшой группы седоков.

Тамур.

– Вылезайте, – крикнул Конан и поспешил навстречу спешившемуся гирканийцу.

– Эрлик тебя побери, Тамур! Ты изрядно рисковал получить в качестве украшения к прическе несколько перьев… на концах стрел.

– А что, Андар не предупредил вас о моем приближении? – нахмурился гирканиец. – Ты же назначал его часовым, я помню.

– Он отошел облегчиться, понимаешь ли, – раздался презрительный голос Акебы, подходившего к ним со стороны дюн. – И не удосужился поставить вместо себя кого-нибудь другого.

За спиной Акебы маячила фигура одного из кочевников.

Тамур зло посмотрел на своего соплеменника. Тот, делая вид, что ничего особенного не произошло, пожал плечами:

– Да кого здесь высматривать, Тамур? Этих вонючих собирателей падали? – Андар кивнул головой в сторону группы всадников, не дававших лошадям разбрестись по дюнам и поэтому не расслышавших этого оскорбления.

– Ты ушел с поста, где тебе приказали быть, – процедил сквозь зубы Тамур. Затем он обернулся и обратился к остальным гирканийцам: – Кто-нибудь скажет слово в его защиту?

Никто не нарушил молчания.

По лицу Андара пробежала тень, он нервно схватился за свой ятаган. Но клинок Тамура уже взвился в воздух и с размаху полоснул по шее незадачливого часового, чуть не отделив голову от плеч. Андар рухнул на песок, истекая кровью, так и не успев вытащить свое оружие из ножен.

Тамур пнул ногой еще дергающееся тело:

– Уберите его. Он опозорил весь свой род и честь своей матери. Выкиньте его в дюны, в его же дерьмо, которое было для него важнее, чем жизнь товарищей.

Двое гирканийцев схватили покойника за ноги и потащили прочь. Никто из его соплеменников и бровью не повел. За спиной Конана послышались сдавленные стоны Ясбет, пытающейся справиться с тошнотой.

– По крайней мере, ты нашел лошадей, – возобновил разговор Конан.

– По-моему, они больше напоминают овец, – пробурчал Акеба.

Тамур обиженно посмотрел на туранца:

– Да, может быть. Но это, наверное, лучшие лошади на всем побережье! Теперь слушай меня, Конан. Эти торговцы лошадьми говорят, что видели других чужестранцев. Дай им за лошадей столько, сколько они запросят. Тогда они расскажут, что знают о чужаках.

– То, что запросят… – передразнил его Конан. – Разве они тебе не родня, Тамур?

Гирканиец застыл в изумлении:

– Ты здесь чужак, киммериец, и к тому же невежа. Поэтому я не стану убивать тебя. Ты слышал, как назвал их Андар? Я тоже считаю их падальщиками. Они живут тем, что выкапывают съедобные корни и разоряют гнезда морских птиц. Иногда им выпадает счастье растащить на куски выброшенный на берег корабль. – Тамур несколько раз воткнул свой ятаган в песок, чтобы обтереть с него кровь Андара. – В общем, настоящие дикари. Пошли, я сведу тебя с их главным.

Люди, сидевшие на низкорослых лошадях, имели весьма потрепанный вид. Их шерстяные куртки были разорваны во многих местах, а выношенные туники и брюки явно много пережили с тех пор, как их сняли с какого-нибудь несчастного матроса, выброшенного штормом на берег. Возглавлял эту компанию угрюмый тип с одним глазом. На месте второго зияла страшная впадина пустой глазницы. На шее он носил дешевое аметистовое ожерелье с облезлой позолотой. Видимо, на одном из потерпевших крушение кораблей плыла и какая-то шлюха.

– Это Баотан, – сказал Тамур, показывая на одноглазого. – Баотан, это – Конан, известный в далеких краях купец и славный воин, наводящий ужас на врагов.

Баотан что-то хмыкнул и уставился единственным глазом на киммерийца:

– Тебе нужны мои лошади, торгаш? За каждую – пять одеял. Меч и топор. И еще нож, плащ и пять серебряных монет.

– Ну, ты загнул, – ответил Конан.

Тамур зашептал ему на ухо:

– Не торгуйся, киммериец. Нам нужно выведать у него, все, что он знает. Не забудь, что главное для нас – уничтожить Баальшама.

Конан только отмахнулся. Неумелый торговец не вызывал уважения. А это неминуемо означало бы получение не всей информации, а то и выслушивание откровенного вранья.

– За каждых двух лошадей – одеяло и меч.

Баотан обнажил в ухмылке ряд желтых зубов и слез с лошади.

– Что ж, потолкуем, – сказал он.

Беседа у костра шла не так быстро, как хотелось бы киммерийцу, но ему приходилось держать марку неторопливого купца. Тамур принес кувшин кислого гирканийского пива и несколько больших кусков овечьего сыра. Пиво развязало язык Баотану, но не так, как хотелось бы Конану. Одноглазый все время уходил от разговора о сделке, то обсуждая погоду, то положение дел в лагере.

Наконец оба пришли к соглашению. К этому времени небо уже потемнело. Все новые ветки подкладывались в костры… За каждую вьючную лошадь – меч и одеяло. За верховых – по топору и одеялу. Плюс по ножу каждому человеку Баотана и две золотые монеты лично одноглазому.

– Договорились, – сказал Конан.

Баотан кивнул и начал доставать из-под своей куртки странные предметы. Какой-то мешочек, маленькие щипцы. Затем на свет было вытащено нечто напоминающее бычий рог, только намного меньше и сделанное из глины. На глазах изумленного Конана Баотан вытащил из мешочка щепоть высушенной травы, затолкал ее в глиняный рог, а затем, вытащив щипцами уголек из костра, засунул туда же и его. Затем он начал усиленно дышать через тонкий конец рога, чтобы не дать угольку погаснуть. У Конана просто отвисла челюсть, когда он увидел, как одноглазый втянул в себя выходящий из глиняной штуковины дым. Баотан выпустил в небо струю дыма и протянул рог Конану.

Тамур наклонился к уху киммерийца:

– Так они отмечают совершенную сделку. Теперь твоя очередь сделать то же самое. Я же тебе говорил, что они дикари.

Конан осторожно взял рог в руки. Тлеющая трава пахла отвратительно. Сунув конец рога в рот, он глубоко вдохнул и с трудом скрыл гримасу недовольства. На вкус этот дым был просто омерзителен. Кроме того, он был таким горячим, что, казалось, сжигает нёбо и язык. Чуть не подавившись, Конан выпустил в небо струю дыма.