Конан - Сердце Хаоса

Фериан только икнул и выпучил глаза.

– Конечно, – продолжил Конан, – при всем этом твой долг остается за тобой. Надеюсь, ты понял, что я жду по-настоящему стоящей информации. Я тебе подкинул ценную новостишку и ждал чего-нибудь подходящего взамен. Тебе же лучше, если ты выкопаешь что-нибудь поскорее, – лицо киммерийца помрачнело, и в голосе послышался скрежет металла, – а то ведь ты знаешь, мы, варвары, не такие понимающие, как вы, цивилизованные люди. Вдруг дней через десять я решу, что ты просто вздумал провести меня? Это ужасно разозлит меня. Я могу даже… – Его руки крепко впились в стойку, словно он собирался опрокинуть ее.

Фериану пришлось чуть ли не силой расцепить застывшие губы, чтобы прохрипеть:

– Нет! Не надо. Договорились. Решено – месяц и все остальное. Договорились.

– Договорились, – подтвердил Конан.

Трактирщик с тоской смотрел на него.

– Месяц! – простонал он. – Мои официантки будут проводить время в твоей постели. Какие из них после этого работницы! Слушай, киммериец, не трогай ты их. Ладно? Ты просто попользуешься тем, что я мягкий, добрый человек.

– Я и не знал, что ты этим болен. Может, есть какое-нибудь лекарство от такой напасти, как доброта и мягкость?

– Спасибо Митре, что большинство твоих соплеменников обожает ваши богом забытые мерзкие скалы. Если еще парочка таких, как ты, спустилась бы с них и отправилась на юг, то все – вы бы прибрали к рукам весь мир.

– Да брось ты убиваться. Согласись, что ты заработал на мне раз в двадцать больше, чем потратишь.

Фериан хмыкнул:

– Только не лапать моих служанок, киммериец. Понял? А теперь вали отсюда. Если я хочу отработать убытки от тебя, я должен еще что-то делать. Иди поговори с Шараком.

Молодой киммериец взял кружку с элем и, смеясь, направился к старику.

– Он, по крайней мере, расскажет мне, что говорят звезды.

Астролог впился взглядом в подходящего к нему юношу. Вдруг его губы растянулись в улыбке:

– Я было подумал, что это ты, Конан, но не поверил своим глазам. Да, я уже не тот, что был двадцать, да даже десять лет назад. Садись. Я бы предложил тебе стаканчик вина, но мой кошелек плоский, как грудь моей покойной жены. Да хранят боги ее старые кости, – добавил он таким тоном, каким повторяют в тысячный раз ставшую уже привычной фразу.

– Не волнуйся, Шарак. Я закажу вина.

Но стоило Конану повернуться, как одна из подавальщиц поставила перед ним горшочек с чечевичным супом, положила добрую краюху хлеба и налила большую чашу вина. Выполнив ранее сделанный заказ, она повернулась, вопросительно глядя на юношу. Вдруг ее лицо вытянулось, и она с визгом отскочила от стола. Шарак ехидно захихикал. Девушка, потирая зад, ушла прочь.

Шарак далеко не сразу взял себя в руки и еще некоторое время продолжал довольно посмеиваться. Наконец он смог говорить. Первым делом он заявил:

– Главное, чтобы они поверили, что ты уже слишком стар и что тебя нечего бояться. Тут-то ты их и прихватываешь.

Конан запрокинул голову и от души захохотал.

– Нет, ты совсем не стареешь, – сказал он, отсмеявшись.

– Я – старый дурак, – сказал Шарак, запуская роговую ложку в суп. – Так говорит Фериан, и я, похоже, начинаю верить, что это так. Он два раза в день кормит меня. Если бы не это, мне бы пришлось питаться тем, что подадут на улицах, или отбросами на помойках. Так бывает почти со всеми, кто доживает до моих лет. Фериан чуть ли не единственный мой клиент. За харчи я читаю ему то, что говорят звезды. Каждый день. Такая тоска, скажу я тебе.

– А почему нет клиентов? Ты ведь читаешь по звездам, как писец – свой пергамент. Твои предсказания всегда сбывались, хотя в первый момент они зачастую были мне непонятны.

– Да ну их, этих туранцев, – вздохнул старик. – В дурной час я решил перебраться сюда. Эти ребята половины звезд не знают. А эти местные астрологи… Таких ошибок, как они, я с детства уже ребенком не делал. Так они еще и приперли меня к стенке тем, что я – не член их Гильдии. Мне просто повезло, что на кол не посадили. Хотя результат, в общем-то, такой же. Только с отсрочкой приговора. Без разрешения Гильдии я не могу открыть свое дело. Меня сразу же арестуют. Кое-кому из чужеземцев я иногда читаю звездные карты, но они платят мне стаканом вина или парой лепешек вместо серебряной монеты, которую берут другие. Да окажись у меня хоть одна серебряная монета – я тотчас же вернулся бы в Замору.

С тяжелым вздохом он снова принялся орудовать ложкой.

Конан немного помолчал, а затем медленно развязал кошелек на поясе и извлек оттуда серебряную монету.

– Расскажи мне мой гороскоп, Шарак.

Старик так и застыл с ложкой на полпути ко рту. Он уставился на монету, потом заморгал и посмотрел на Конана:

– Зачем?

– Я хочу знать, чего мне ждать от этого города, – задумчиво ответил молодой человек. – Тебе я верю больше, чем любому члену Гильдии. Так пусть эта монета достанется тебе, а не им. Кроме того, она слишком тяжела для моего кошелька.

Шарак поколебался, затем кивнул. Не дотрагиваясь до монеты, он начал левой рукой разворачивать свитки, одновременно обтирая от супа правую. Когда нужный свиток был разложен на столе, астролог вытащил из складок своей заношенной туники восковую дощечку. Почти водя носом по пергаменту, он начал копировать нужные ему линии и символы на доске.

– Разве тебе не нужно знать, когда я родился и всякое такое? – спросил Конан.

– Я с закрытыми глазами нарисую карту твоего рождения, – ответил Шарак, не отрывая взгляда от пергамента. – Изумительная карта. Просто невероятная… М-м… Колесница Митры – позади…

– Изумительная? Ты мне никогда не говорил об этом.

Вздохнув, старик поднял голову, чтобы взглянуть на киммерийца.

– Невероятная. Это я так. Ты бы мне просто не поверил, расскажи я тебе все это. А значит, ты не стал бы верить и всему остальному, что я тебе говорю. Следовательно, я не мог быть тебе полезен. Вот почему я молчал. Ну а теперь ты позволишь мне сделать то, за что ты мне платишь? – И, не дожидаясь ответа, он снова погрузился в свои расчеты. – Ага. Кровавая звезда входит в дом Скорпиона сегодня ночью. Это очень важно.

Конан сосредоточил внимание на выпивке. В зале появились посетители – в основном, как обычно, моряки и проститутки. Наблюдать за женщинами было интересно. Одна – невысокая, пышная, в ожерелье из монет – напомнила ему о Ясбет. Конан был бы рад узнать, что она дома, цела и невредима. Еще больше он был бы рад увидеть ее у себя в комнате, в своей постели. Но если это невозможно – пусть сидит дома со своей Фатимой. Хотя, найди Конан эту девушку, – его жизнь в Аграпуре стала бы поприятней. Интересно, чего Эмилио так расписывал свою блондинку… как там ее? Кажется, Давиния. Неужели эта редкая для Турана блондинка – действительно так хороша? А что, если…

– У меня все готово, – прервал Шарак его размышления.

Конан вздрогнул и уставился на восковую доску, всю испещренную какими-то линиями и значками.

– Ну и что это значит?

– Все неясно, – начал старый астролог, покручивая ус. – Есть знаки блестящих возможностей и смертельной опасности. Смотри: конь и лев сочетаются в доме Драмата, и в то же время Три Девы…

– Шарак, я не отличу дом Драмата от дома соседа-гончара. Что все это означает?

– Что означает? Все вы так: что значит, что значит? Всем наплевать на самое важное и интересное. На то, как… Да ладно. Первое: чтобы пойти вперед, тебе нужно отступить назад. Чтобы стать тем, кем тебе суждено стать, тебе придется стать тем, кем ты уже был.

– Что толку, – пробурчал Конан, – мало ли кем я был.

– Но это очень важно. Если тебе не удастся совершить это, ты не выберешься из Аграпура живым. Ты уже встал на этот путь и сам заставил события идти таким чередом.

Конана вдруг зазнобило.

– То есть как это – я сам заставил что-то или кого-то? Я здесь всего-то один день.

– И что? Ты ничего не делал? Ни с кем не разговаривал?

Конан только тяжело вздохнул:

– А про золото там есть что-нибудь?

– Золото будет у тебя в руках. Но это не важно. И оно влечет за собой большую опасность.

– Золото всегда важно. И всегда опасно. А про женщин что?

– Эх, молодость, – проворчал Шарак, – тут на твоем пути две женщины. А за ними – опять опасность.

– Женщины, пожалуй, всегда так же опасны, как и золото, – со смехом ответил Конан.

– Одна из них – черноволосая, а другая – наоборот, со светлыми волосами.

Смех киммерийца неожиданно оборвался. Блондинка? Давиния? Нет! Это означало бы пойти на кражу вместе с Эмилио, а он решил раз и навсегда развязаться с воровством. Но ведь Шарак только что сказал, что ему предстоит стать тем, кем он когда-то был. Нет. Конан попытался прогнать эту мысль. С воровством покончено. Слова астролога, наверное, относятся к чему-нибудь другому.

– Что еще? – хрипло спросил он.

– Я не виноват, если тебе не все понравится, Конан. Я только читаю то, что говорят звезды.

– Что еще, я тебя спрашиваю!

Шарак тяжело вздохнул:

– Не вини меня, если… Здесь снова большая опасность, связанная с дальней дорогой. Вот эти звезды, – он показал на группу связанных множеством линий точек, – указывают на путешествие по воде. А эти – показывают сушу. Непонятно мне это.

– Если хочешь знать мое мнение, то мне вообще ни черта не понятно, – пробурчал Конан.

– А здесь все становится и вовсе неясным. Желтый цвет приобретает огромную важность.

– Золото…

– Наплевать на него. Тут про него ничего нет. А с этим желтым цветом связана еще большая опасность.

Киммериец явственно заскрипел зубами:

– Тебя послушать, так даже дышать – и то опасно.

– Похоже, что так и есть, если верить карте. А что до остального, то число тридцать и красный цвет связаны между собой и тоже кое-что значат. Кроме того, это сочетание Обезьяны и Змеи говорит, что действовать придется быстро и решительно. Малейшее сомнение – и момент упущен. А тогда – только смерть.

– Ладно, чему быть – того не миновать, – задумчиво сказал Конан. – Меня не запугают ни звезды, ни боги, ни демоны.

Шарак нахмурился и вдруг пододвинул монету к Конану:

– Если тебе так не нравятся мои предсказания, то я не возьму плату.

Кровь словно вскипела в жилах юноши:

– Не твое дело, нравятся мне твои слова или нет. Забирай деньги, а я учту то, что ты мне наговорил.

Старик-астролог неожиданно заговорил совсем другим тоном:

– Мне восемьдесят два года. И за всю жизнь у меня не было никаких приключений, – он сжал ладонью свой посох, лежащий на столе, – в этой штуке есть магическая сила, киммериец. Так что я могу быть очень полезен.

Конан подавил улыбку:

– Я не сомневаюсь в этом, Шарак. Если мне понадобится такая помощь, я позову тебя, не беспокойся. А пока что помоги мне в другом деле. Ты не знаешь, где можно найти Эмилио в такой час?

– Этого пустомелю? – недовольно переспросил Шарак. – Он шляется по таким местам, что диву даешься, как он еще жив. Одно хуже другого. Я могу назвать десяток самых загаженных кабаков и борделей, где он имеет обыкновение проводить время. Я могу помочь тебе разыскать его, если это действительно нужно, хотя ума не приложу, на что он тебе сдался?

– Когда поешь, поищешь в своих свитках ответ.

– Я лучше поищу этого парня по борделям.

Конан рассмеялся и встал из-за стола, а Шарак вернулся к своему супу.

Повернувшись к двери, киммериец встретился взглядом с только что вошедшим человеком – смуглым, черноволосым, в тюрбаноподобном шлеме туранской армии. Судя по полосе на его тунике, он был офицером. Фериан вскочил ему навстречу, чтобы обслужить поскорее. При этом он недовольно нахмурился. Военные не были частыми гостями «Синего быка», и остальные гости их не жаловали.

– Я ищу человека по имени Эмилио-коринфиец, – обратился посетитель к Фериану.

Конан вышел на улицу, не дожидаясь ответа трактирщика. Это дело его не касалось. По крайней мере, он на это надеялся.

Глава 4

В седьмой трактир Конан зашел, пошатываясь от выпитого эля и вина. Шлюх в нем было больше, чем в других, и Конан сообразил, что верхние этажи здания заняты борделем. За столами и у стойки толпились плечом к плечу моряки и представители различных ремесленных цехов и купеческих гильдий. По соседству были видны и шелковые, вышитые золотом и серебром туники аристократов. Их тонкие, изящные пальцы щипали и прихватывали девушек не менее ловко, чем грубые лапы матросов.

Киммериец пробился к стойке и с грохотом опустил на нее два медяка.

– Вина, – потребовал он.

Подавальщик сунул ему грубую глиняную чашу, до краев наполненную пахнущей кислятиной жидкостью, и сгреб монеты. Лицо трактирщика напоминало морду змеи – худое, с маленькими подозрительными глазками и тонким ртом. Он был не из тех, кто запросто отвечает на вопросы. Другой посетитель позвал его, и трактирщик, вытирая руки о передник, пошел выполнять заказ.

Конан сделал глоток и сморщился. Вино было разбавлено, а его запах соответствовал вкусу.

Разглядывая помещение, он встретился взглядом со странно одетой проституткой. Она залезла на стол, чтобы танцевать перед полудюжиной матросов, хватавших ее за голые ноги. Ее вспотевшая грудь была обнажена, а весь наряд состоял из длинной полосы ткани шириной с ладонь, которую она обмотала вокруг бедер и пропустила между ног.

Странным же было то, что темная вуаль закрывала ее лицо книзу от горячих темных глаз до шеи. Уличные девки никогда не прячут лица. Наоборот, они размалевывают его, чтобы издалека привлекать внимание мужчин. А в этом зале Конан заметил еще троих женщин, чьи лица были скрыты вуалями.

Конан поймал трактирщика за полу туники, когда тот проходил мимо него:

– Я никогда не видел, чтобы шлюхи прятали лицо. Они что, скрывают сифилитические язвы?

– А ты, видать, недавно в Аграпуре, – с легкой улыбкой сказал тонкогубый трактирщик.

– Только что приехал. Так что с этими бабами?

– Говорят, что некоторые благородные дамы, которым наскучили их добропорядочные мужья, приходят в такие заведения, чтобы отвести душу, почувствовав себя настоящей проституткой. Ну, так они развлекаются. А лица они закрывают, чтобы их мужья, которые точно так же, как и менее благородные мужчины, ходят время от времени в бордель, не узнали их. Так говорят. А какой мужик откажется всего-то за серебряную монету трахнуть жену какого-нибудь лорда?

– Наверное, дело доходит до убийства, если какой-нибудь аристократ узнает, что только что купил свою собственную жену?

– А вот не угадал. Эти на вуальки не клюют. Подумай сам, кто захочет рисковать, – такой позор: узнать в шлюхе жену?

И вправду, вокруг каждой женщины с закрытым лицом толпились матросы и грузчики, иногда торговцы, но аристократы демонстративно не замечали их существования.

– Попробуй какую-нибудь из них, – предложил человек со змеиным лицом. – Узнаешь, по-другому ли будет держаться под тобой какая-нибудь аристократка.

Конан приложился к чаше, словно прикидывая. Если бы его сейчас интересовало приятное времяпрепровождение, он предпочел бы честную проститутку, а не прикидывающуюся оной аристократку. Но сейчас ему было важно разговорить трактирщика. Этот парень явно имел свое с каждой из тех, с кем развлекались его посетители на верхних этажах. А следовательно, он будет более разговорчив, если увидит в Конане возможного клиента. Прикинув, Конан опустил чашу.

– Дело такое… стоит подумать, – протянул он, разглядывая ближайшую женщину. Настоящая кабацкая девка с размалеванным лицом, голым, как ее танцующая задница. Как бы невзначай Конан сообщил:

– Да я тут приятеля ищу. Мы не встретились, как договорились. А я так думаю, что сюда он наведывается частенько…

Трактирщик отпрянул, и его голос мгновенно стал ледяным:

– Посмотри вокруг. Если он здесь, ты его увидишь. Если нет – извини уж…

Пожав плечами, хозяин заведения решил было уйти, но Конан, перегнувшись через стойку, схватил его за руку, всячески стараясь изобразить на лице дружелюбную улыбку:

– Я тут его не вижу. Но он очень нужен мне. Его зовут Эмилио из Коринфии. Я готов заплатить столько, сколько стоит ночь с этой шлюхой, тому, кто поможет мне разыскать его.

Если Шарак прав (а он всегда оказывался прав), Конану и вправду позарез нужно было найти Эмилио.

Лицо трактирщика стало еще больше похоже на змеиную морду, но его глаза сверкнули при имени Эмилио.

– Мало кто согласится заплатить за то, чтобы найти приятеля. Может быть, этот, как ты его назвал, – Эмилио? – вовсе тебе и не друг. Может, он вовсе не рвется увидеть тебя. Ашра! Вышвырни отсюда этого придурка с бледными глазками.

– Слушай, – продолжал Конан, – я могу доказать, что знаю его. Он…

Тяжелая рука опустилась на плечо киммерийца, и гортанный голос произнес:

– Проваливай отсюда.

Конан повернул голову ровно настолько, чтобы оценить здоровенную ладонь, ломаные суставы и шрамы на пальцах. Затем его взгляд скользнул по руке, которая была толще, чем нога нормального человека. Затем – еще выше. Этот Ашра и вправду был на голову выше даже самого Конана и к тому же вполовину шире в плечах. При всем этом на нем не было ни капли жира. При всех шрамах на руках лицо и широкий нос этого великана не были обезображены ни единой царапиной. Мало кому удавалось даже достать до его головы, промелькнуло в мозгу киммерийца.

Конан пытался придать своему голосу самые примирительные интонации. Драка редко дает информацию.

– Я ищу человека, а не неприятностей. Убери руку, и я…

Вместо ответа верзила ткнул Конана в плечо. Киммериец позволил себе развернуться, как бы от удара. Но улыбка на лице Ашры оставалась недолго – лишь до того момента, когда кулак киммерийца влетел тому в бок, с явным хрустом ломаемых ребер. Вокруг раздались крики посетителей, отскакивающих от дерущихся. Второй кулак Конана тоже вошел в грудную клетку великана, и опять раздался хруст ломаемых костей.

С ревом Ашра схватил голову Конана обеими руками и сжал, словно желая раздавить череп противника. Но волчий огонь уже загорелся в глазах киммерийца. Он просунул руки между локтями Ашры и тоже схватил голову противника – одной рукой сверху, а другой снизу, за подбородок. Конан надавил изо всех сил, и бычья шея медленно-медленно стала поддаваться. Сделав шаг, Ашра вдруг ослабил хватку, но тотчас же перехватил Конана, сжав его обеими руками на уровне груди, решив сломать ему позвоночник.

Улыбка на лице киммерийца могла заморозить кровь в жилах нормального человека. Он понял, что через несколько мгновений сломает шею вышибалы. Но убийство заткнет рот трактирщику лучше любого кляпа. Неожиданно Конан ослабил хватку. Ашра засмеялся, решив, что уже победил. Вдруг руки киммерийца взлетели в воздух и со всего размаху ударили открытыми ладонями по ушам противника.

Ашра застонал и отпустил Конана, закрыв руками кровоточащие уши. Освободившись, киммериец нанес два удара кулаками по уже сломанным ребрам, а затем еще один – в сердце противнику. Глаза Ашры вылезли на лоб, ноги подкосились, но он не упал. Конан ударил еще раз. Ни разу не ломанный нос верзилы брызнул фонтаном крови. Ашра медленно повалился навзничь, сломав стоявший позади него стол. Из последних сил он попытался встать, но затих, потеряв сознание.

Вокруг упавшего собралась шушукающая толпа. Двое взяли его за ноги и, кряхтя, потащили к выходу. Многие женщины тепло смотрели на Конана, облизывали губы, покачивали бедрами. Среди прочих и те, что носили вуали. Не обращая на них внимания, Конан вернулся к делу.

На лице трактирщика было почти такое же выражение, как у поверженного Ашры. В его руке так и осталась сжатой большая деревянная колотушка.

Конан вынул тяжелую деревяшку из рук трактирщика и взялся обеими руками за середину толстой ручки. Напряглись сильные мышцы – и два обломка с треском упали на стойку.

Трактирщик облизнул пересохшие губы, глядя на Конана как на привидение.

– Я еще не встречал человека, которого Ашра не мог бы разорвать пополам голыми руками, – пробормотал хозяин кабака.

Затем его взгляд упал на обломки колотушки, и змееподобное лицо вытянулось еще больше. Вдруг в почти остекленевших глазах сверкнула мысль.

– Слушай, – обратился трактирщик к киммерийцу, – а тебе работа не нужна? Место, занятое этим мешком мяса, ты освободил себе сам. Серебряная монета в день. Плюс комната, еда, выпивка и любая девочка на выбор, если она в этот момент не с клиентом. Мое имя – Манилик. А как зовут тебя?

– Я не намерен становиться вышибалой, – сухо ответил Конан. – А теперь выкладывай, что тебе известно об Эмилио.

Манилик мгновение колебался, а затем натянуто засмеялся:

– Похоже, ты и вправду знаешь его. Просто я умею держать язык за зубами. Ты ведь меня понимаешь? Сболтнешь что-нибудь лишнее, а потом и без языка остаться недолго. А я свой язык не на помойке нашел.

– Можешь высунуть его. Где Эмилио?

– Знаешь, чужестранец, это ведь проблема… нет, я все понял, я знаю кое-что об Эмилио, – заверещал трактирщик, увидев, как поднимается над стойкой тяжеленный кулак, – знаю, но очень мало. И потом, я его уже три дня не видел.

– Три дня, – пробормотал Конан. Никто из встреченных им не видел Эмилио позже, чем три дня назад. – Этот идиот наверняка развлекается со своей чертовой Давинией.

– Давиния? – в голосе трактирщика послышалось удивление. – Если ты знаешь о ней, то, может быть, знаешь и… – Он затрясся от нервного смеха под холодным взглядом Конана.

– А что тебе известно о Давинии, Манилик?

Трактирщик вздрогнул от того, как спокойно был задан вопрос. Это спокойствие напоминало покой могилы. Может быть, его собственной. Поэтому он не торопился с ответом. Слова срывались с его губ редко, как капли воды в пересохшем источнике.

– Она – любовница генерала Мундара Хана, вар… э-э, чужестранец. Опасная женщина для Эмилио. Он ей нужен даже не как мужик. Эта стерва хочет использовать его для каких-то своих целей. Она появилась в Аграпуре года два назад, с караваном какого-то заезжего торговца слоновой костью. Торговец уехал, а она осталась. Осталась в доме мелкого перекупщика драгоценностей. Потом она несколько раз меняла мужиков с большой пользой для себя. Сначала – средней руки торговец коврами, затем третий в городе судовладелец, а теперь – Мундар Хан, двоюродный брат короля Йилдиза. Мог бы быть принцем, не будь его мать наложницей в гареме.

Слова слышались все реже и реже. Наконец Манилик совсем замолчал. Его рот перекосила гримаса боли, оттого что ему пришлось задаром выдавать то, что в другой ситуации он бы выгодно продал.

Конан нагло соврал, рассмеявшись и поинтересовавшись:

– Ты и дальше будешь мне рассказывать то, о чем болтают на каждом углу? Я уже слышал, как кабацкие девки обсуждали, сможет ли Давиния перебраться в постель к самому Йилдизу.

– Я и не знал, что это так хорошо известно, – оправдываясь, забормотал трактирщик, – тогда Эмилио следует побыстрее исчезнуть отсюда. Слухи скоро дойдут до генерала, и тогда твоему приятелю не поздоровится. Только пусть сначала с долгами рассчитается. Он тут что-то молол про золотишко, которое собирался подзаработать на каком-то деле. Если увидишь его и если ты действительно друг коринфийцу – предупреди его, что Нарксес-замориец очень злится на него и собирается либо получить обратно долг, либо всадить Эмилио нож в ребра. Только не проговорись, что это я предупредил тебя и твоего дружка. Мне вовсе не улыбается, чтобы замориец явился по мою душу прежде, чем Эмилио отправит его на тот свет.

Манилик нервно облизнул губы. Сама жадность во плоти. Конану было ясно, что при первой же возможности трактирщик отправит гонца, чтобы предупредить и Нарксеса. Кто из двоих – Эмилио или Нарксес – останется в живых, Манилику наплевать. Он просто потребует у победителя вознаграждение за вовремя переданное предупреждение. Но в планы Конана вовсе не входило добавлять неприятностей коринфийцу.

– Значит, он говорил, что собирается перехватить кое-какое золотишко?

Трактирщик только пожал плечами:

– Ты, быть может, знаешь об этом больше меня, незнакомец.

Конан, мрачно улыбаясь, вышел из трактира не попрощавшись. За первым же углом он остановился и стал ждать. Закатное солнце огненным шаром опускалось где-то за крышами, окрашивая город в кровавый цвет.

Через несколько минут из дверей кабака выскользнула, на ходу натягивая капюшон плаща, одна из подавальщиц – худенькая черноволосая девушка. Конан схватил ее за руку и утянул в узкий проход между домами. Глаза и рот девушки так и остались широко раскрытыми от удивления. Она даже не вскрикнула.

– Значит, Манилик послал тебя к Нарксесу, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Конан.

Очнувшись, она зло посмотрела на киммерийца:

– Я тебе ничего не скажу. Отпусти меня.

Разжав пальцы, Конан даже слегка подтолкнул ее к середине улицы:

– Ну что ж. Иди. Никогда я еще не видел, чтобы человек так торопился подставить под нож свое горло.

Девушка в нерешительности остановилась, потирая руку и разглядывая подпрыгивающие на булыжниках телеги. Матросы и торговцы сновали между большими колесами. Один рывок – и она затеряется в толпе. Но что-то удерживало ее на месте и заставляло спросить:

– А что Нарксес может иметь против меня? Я его ни на грош не обсчитала. Всегда молчала о том, что слышала, когда он спьяну болтал лишнее.

– Так ты что, не знаешь? – с преувеличенным недоверием спросил Конан. – Про алтарные делишки?

– Чего я не знаю? Какие еще делишки?

– Я слышал, как Манилик говорил, что посылает девчонку к Нарксесу, чтобы… – тут он прервался и покачал головой, – нет, лучше тебе и не знать этого. Все равно от судьбы не уйдешь.

Девушка натужно засмеялась:

– Не пытайся запугать меня. Я всего-то должна сказать Нарксесу, что Манилик хочет поговорить с ним. А что ты слышал?

Конан только хмурился, словно раздумывая. Наконец девушка не выдержала и шагнула к нему, положив дрожащую руку на плечо:

– Ну, скажи мне. Пожалуйста.

– Не думаю, что это поможет тебе, – с деланной неохотой ответил Конан, – Нарксес найдет тебя, куда бы ты ни сбежала.

– Мои родители живут в деревне, далеко от города. Он никогда не найдет меня там! Ну, скажи же!

– Нарксес продает молодых девушек Культу Рока для жертвоприношений, – наугад соврал Конан и тотчас же стал добавлять устрашающие детали: – Тебя привяжут к алтарю, перережут горло и соберут твою кровь в священную чашу, а потом…

– Нет! – воскликнула она, отшатнувшись и схватившись рукой за горло. Ее лицо позеленело, казалось, что девушка вот-вот упадет в обморок. – Я никогда не слышала, чтобы Культ Рока устраивал человеческие жертвоприношения. И вообще, закон запрещает приносить в жертву свободных граждан.

– Разве кто-нибудь узнает об этом, когда ты тихо умрешь, а твое тело будет выброшено в море, – Конан пожал плечами. – Нет, если ты мне не веришь, отправляйся к своему Нарксесу. Может быть, он тебе все толковее разъяснит по дороге к лагерю Культа.

– Что же мне делать? – простонала девушка, делая несколько нервных шагов то в одну, то в другую сторону. – У меня нет ни денег, ни чего-нибудь ценного. Только та одежда, что на мне. Как же я доберусь до своих родителей?

Вздохнув, Конан выудил горсть медяков из мешочка, висевшего на его поясе. Эмилио рассчитается с ним, узнав, на что пошли деньги.

– Держи. На дорогу тебе хватит.

– Спасибо, спасибо, – пробормотала она и, сжав в кулаке монеты, побежала по улице.

Хоть бы поцеловала на прощание, подумал Конан, провожая ее взглядом. Что ж, если повезет, то Манилик только к концу завтрашнего дня разберется в том, что случилось. Значит, есть день. День, чтобы найти Эмилио, не боясь наткнуться на его труп. История, которую Конан сочинил для девочки, оказалась даже более убедительной, чем он сам ожидал. С довольной улыбкой киммериец зашагал по улице.

В сгустившихся сумерках он не заметил бритоголового человека в оранжевой одежде, который, стоя в переулке рядом с трактиром, с интересом наблюдал за ним.

Глава 5

Ночь спустилась на резиденцию Культа Рока. Ни единый луч света не нарушал темноты, ибо все служители Культа просыпались, работали, ели и ложились спать только по команде. Ни единой монеты не тратилось на освещение. Однако в зале, где Джандар принимал сорок своих самых верных последователей, бронзовые лампы в виде львиных лап ярко освещали алебастровые стены с барельефами и многоцветную мозаику пола.

Все сорок Избранных встали на колени при появлении Джандара. Каждый приложил ко лбу кинжал.

– Благословен будь Священный Хаос! – затянули они свое ритуальное приветствие. – Благословен будь беспорядок, смятение и анархия!

– Благословен будь Священный Хаос! – в тон им ответил Джандар, одетый в такую же оранжевую тунику, что и все остальные.

Он окинул взглядом золотую, с изумрудными инкрустациями, шкатулку, стоявшую на треножнике перед ожидающими его людьми. Пальцы Джандара, словно змеиные языки, быстро пробежали по запечатанным крышкам четырех десятков каменных флаконов, стоявших в шкатулке. Даже сквозь камень он чувствовал свежесть крови, наполнявшей каменные сосуды.

Один из присутствующих нарушил молчание:

– Все было выполнено точно в назначенное время, Повелитель.

Джандар лишь бросил на него раздраженный взгляд. Естественно, что те, чья кровь сейчас покоилась в этих флаконах, были убиты в том месте и в то время, когда он приказал это сделать. Те, кто убивал, не знали, зачем они это делают, не знали, зачем нужно собрать кровь жертвы, пока ее сердце еще бьется. Они верили, что служат великой цели, и умели подчиняться. Джандару этого было вполне достаточно.