«Если вы намереваетесь сражаться в Тармон Гай’дон, тогда вам все равно придется сражаться рядом с Айз Седай», – спокойно ответил Галад. Младший Борнхальд сморщился от отвращения, и он был не одинок. Байяр даже выпрямился, но снова склонился к своей работе. Но никто не протестовал вслух. Дойреллин медленно кивнул, словно прежде он никогда не размышлял над подобным вопросом.
      «Я, как и любой другой из здесь присутствующих, терпеть не могу ведьм», – сказал, наконец, Байяр, не отрываясь от своей работы. Через швы сочилась кровь, хотя он уже сделал перевязку. – «Но в Уставе сказано: чтобы бороться с вороном, можно вступить в союз со змеей, пока не завершена битва». – Рябь согласных кивков пробежала вдоль ряда мужчин. Ворон означал Тень, но каждый знал, что это был герб Шончан.
      «Я буду сражаться рядом с ведьмами», – произнес долговязый тарабонец, – «и даже вместе с этими Аша’манами, о которых все не перестают повторять, если они сражаются с Шончан. Или в Последней Битве. И я вызову любого, кто скажет, что я неправ«. – Он поглядел по сторонам, словно готов был начать сию минуту.
      «Похоже, все вопросы впредь будут решаться по вашему слову, милорд Капитан Командор», – сказал Тром, поклонившись немного ниже, чем он кланялся Валде. – «По крайней мере, теперь должность твоя по праву. Кто знает, что принесет следующий час, не говоря уж про завтра?»
      Галад удивившись сам себе, засмеялся. Вчера он был уверен, что никогда не сможет смеяться снова. – «Это – плохая шутка, Тром».
      «Так гласит закон. И Валда это подтвердил. Кроме того, у тебя хватило смелости высказать то, о чем многие размышляли, но боялись сказать. И я в их числе. Твой план лучший из тех, что я слышал с тех пор, как умер Пейдрон Найол».
      «И все равно это плохая шутка». – Независимо оттого, что говорит закон, эта его часть не вспоминалась с окончания Войны Ста Лет.
      «Посмотрим, что скажут остальные Чада Света по этому вопросу», – широко ухмыляясь, ответил Тром – «когда ты попросишь их идти за тобой в Тармон Гай’дон, чтобы сражаться бок о бок с ведьмами».
      Воины принялись хлопать по нагрудникам сильнее, чем после его победы. Сперва их было несколько, потом присоединились еще, пока каждый из них, включая Трома, не стучал в знак одобрения. Все до одного, кроме одного Кашгара. Сделав глубокий поклон, салдэйец обеими руками протянул ножны меча с цаплей на клинке.
      «Теперь эта вещь ваша, милорд Капитан Командор».
      Галад вздохнул. Он надеялся, что все изменится, когда они доберутся до лагеря. Появиться там было бы довольно глупо, не говоря уж про подобное заявление. Вероятно, их разжалуют и закуют в цепи, или просто изобьют до полусмерти. Но он должен идти. Так будет правильно.
 

* * *

 
      Солнце еще даже не успело показаться из-за горизонта этим прохладным весенним утром, но вокруг становилось ощутимо светлее. Родел Итуралде поднял свою увитую золотой лентой подзорную трубу, чтобы осмотреть деревню у подножия расположенного в самом сердце Тарабона холма, на вершине которого он сидел на своем чалом мерине. Он с нетерпением ждал момента, когда наконец станет достаточно светло, чтобы все рассмотреть. Чтобы не выдать себя случайным бликом, он прикрыл другой конец длинной трубы ладонью, поместив ее на большой палец. В это время суток часовые обычно менее бдительны, полагаясь на то, что темнота, позволявшая врагам подкрасться слишком близко, вот-вот рассеется, но, едва перейдя Равнину Алмот, он то и дело слышал истории про набеги Айил на внутренние территории Тарабона. Если бы он стоял на часах, ожидая нападения Айил, то возможно попытался бы отрастить себе пару дополнительных глаз на затылке. Примечательно, что страна не была разорена Айил словно разрушенный муравейник. Примечательно, а возможно – зловеще. Страну наводняли вооруженные люди – и шончан и присягнувшие им тарабонцы, и орды колонистов-шончан, занятых постройкой ферм и целых деревень, однако ему слишком легко удалось забраться далеко в глубь страны. Сегодня легкая часть дела кончилась.
      Позади среди деревьев нетерпеливо толклись всадники. Сотня доманийцев, пришедшая с ним вела себя максимально тихо, стараясь случайно не выдать себя даже скрипом седла от неловкого движения, но он чувствовал, насколько они напряжены. Ему было жаль, что у него нет вдвое больше таких людей. В пять раз больше. Поначалу казалось, что решение отправиться во главе отряда, состоявшего главным образом из тарабонцев, было удачной мыслью. Сегодня он уже не был уверен, что это было хорошим решением. Но теперь уже слишком поздно для взаимных обвинений.
      Деревенька Серана была зажата в пологой долине между поросших деревьями холмов на полпути между Элморой и границей с Амадицией. По обе стороны от него, по крайней мере, на милю в даль простирался лес, а впереди между ним и деревней располагалось небольшое, поросшее бахромой тростника озеро, подпитываемое парой широких ручьев. Не слишком впечатляющее местечко при свете дня. И до прихода Шончан оно имело важное значение, так как служило стоянкой для торговых караванов, идущих на восток. Здесь было около дюжины постоялых дворов и почти столько же улиц. Сельчане уже высыпали на улицы, разбредаясь по своим делам. Одни женщины, поставив корзины себе на голову, скользили вниз по деревенским улочкам, другие разводили огонь в очагах на заднем дворе, подвесив закопченные чайники, а мужчины направлялись на работу, порой останавливаясь, чтобы обменяться парой слов. Обычное утро, с обычными бегающими детьми, которые уже занялись своими играми: в обруч, салки и, собравшись толпой, играли в бобы. Послышался нарастающий лязг из кузницы, немного глухой из-за расстояния. Из труб домов потянулся дым от очагов, на которых готовился завтрак.
      Насколько он видел, никто в Серане не обращал внимания на три пары всадников с яркими полосами на нагрудниках, патрулирующих верхами местность на расстоянии четверти мили от города. С четвертой стороны деревню надежно прикрывало озеро, которое было заметно шире деревни. Похоже, что патруль для деревни был обычным повседневным делом, как и лагерь шончан, из-за которого Серана раздалась вширь вдвое больше прежних размеров.
      Итуралде слегка покачал головой. Сам он бы не стал размещать лагерь бок о бок с деревней. Крыши в Серане были крыты красной, зеленой и синей черепицей, однако дома были сплошь деревянные. Даже небольшой пожар мог слишком быстро перекинуться на лагерь, в котором число брезентовых складских палаток размером с крупное здание намного превосходило численность обычных спальных, а стеллажей из бочек, ящиков и корзин, было вдвое больше, чем всех палаток вместе взятых. Слишком привлекательный куш для не слишком чистых на руку сельских жителей. В каждой деревне есть пара галок, подбирающих то, что плохо лежит, и при этом воображающих, что могут избежать любых неприятностей, но подобная доступность была огромным соблазном даже для более честных граждан. Подобное расположение могло быть продиктовано кратчайшим расстоянием для перемещения груза до озера и назад, а также сокращением пути для солдат за парой кружечек эля или вина после службы, однако с другой стороны это указывало на командира, у которого в отряде была низкая дисциплина.
      Если не заострять внимание на дисциплине, то в лагере тоже уже не спали. По сравнению с жизнью в солдатском лагере крестьянское утро казалось размеренным отдыхом. Солдаты осматривали лошадей в длинных коновязях, сотники проводили поверку построенных солдат, сотни рабочих разгружали и загружали фургоны, конюхи запрягали лошадей. Каждый день по дороге с востока и запада в лагерь входили и выходили длинные караваны фургонов. Он восхищался, насколько эффективно действовали Шончан, контролируя наличие у солдат всего, что им нужно, когда нужно и где нужно. Тарабонцы – Принявшие Дракона – самые угрюмые парни на свете, если верят, что Шончан разбили их мечты, но при этом продолжающие только болтать о непостижимых для них вещах, вместо того чтобы присоединиться к нему и делать общее дело. На этой базе хранилось все, что только можно представить: от сапог и мечей, до стрел, подков и фляг; в достаточном количестве, чтобы снарядить с нуля небольшую армию из нескольких тысяч человек. Это будет означать для них существенный урон.
      Он опустил трубу, чтобы отогнать назойливую зеленую муху от лица. Вместо одной тут же появилось две. В Тарабоне оказалось полно мух. Они всегда здесь появляются так рано? Когда он вернется в Арад Доман, дома они только начнут появляться. Если вернется. Нет! Прочь мрачные мысли. Вернется! Иначе Тамсин очень рассердится, а так далеко заходить было не очень мудро.
      Большинство мужчин внизу было рабочими, а не солдатами, и только сотня из них были Шончан. Однако, в полдень днем раньше в лагерь прибыл отряд в составе трехсот тарабонцев в покрытых полосами нагрудниках, что увеличило численность гарнизона более чем в двое, что потребовало внести изменение в его план. На закате в лагерь прибыл второй отряд тарабонцев столь же крупный, успевший поужинать и расположиться на ночлег там, где успели найти место. Свечи и лампадное масло не по карману для обычных солдат. В лагере обнаружилась и одна из этих женщин в ошейниках – дамани. Хотелось бы дождаться, пока она не уберется восвояси. Должно быть, они притащили ее откуда-то еще. Какой прок от дамани на складе? Но сегодня был день, назначенный для общего начала действий, и он не мог себе позволить дольше сдерживать тарабонцев. Кое-кто воспользовался бы любым предлогом, чтобы сбежать. Он знал, что они не пойдут за ним дальше, но ему нужно было удержать их столько, сколько можно – хотя бы еще пару-тройку дней.
      Повернувшись на запад, он уже не стал поднимать подзорную трубу.
      «Сейчас», – прошептал он, и словно по команде, из леса галопом выкатились две сотни воинов в кольчужных вуалях на лицах. И немедленно остановились, сбившись в кучу, правдами и неправдами стараясь занять место получше, размахивая при этом окованными сталью копьями. В это время их предводитель, отчаянно жестикулируя, метался вперед-назад перед толпой, очевидно пытаясь придать им видимость строя.
      С этого расстояния Итуралде не смог бы разобрать его лица даже с помощью подзорной трубы, но он мог представить, насколько взбешен Торней Ланасиет, разыгрывающий это представление. Принявший Дракона коротышка весь дымился от желания схватиться с Шончан. Все равно с кем из Шончан. Было трудно удержать его от нападения в первый же день после пересечения границы. Вчера он был безмерно рад сорвать ненавистные полосы с нагрудника, указывающие на его лояльность Шончан. Это не важно. Пока он повинуется его распоряжениям.
      Ближайший к Ланасиету патруль развернул своих лошадей по направлению к деревне и лагерю Шончан, и Итуралде перенес свое внимание туда, и снова поднял трубу. Предупреждение от патруля вышло бы запоздавшим. Движение в лагере прекратилось. Кое-кто показывал на группу всадников на другом краю деревни, остальные просто наблюдали. И солдаты и рабочие. Видимо, подобный рейд ожидался в последнюю очередь. Невзирая на набеги Айил, Шончан считали Тарабон своей собственностью, и абсолютно безопасной. Быстро переместив взгляд на деревню, он увидел стоящих на улицах людей, наблюдающих за странными всадниками. Они тоже не ожидали атаки. Он решил, что полностью солидарен с Шончан, но поделится этим своим выводом с тарабонцами в ближайшее время.
      Но, имея дело с хорошо подготовленными солдатами, рассчитывать на длительный шок не приходится. Солдаты в лагере бросились к лошадям, многие из которых стояли неоседланными, хотя конюхи заработали с удвоенной скоростью. Около восьми десятков шончанских пехотинцев-лучников, выстроившись в колонну, побежали через деревню. Увидев данное свидетельство того, что угроза реальна, крестьяне принялись хватать малышей и подзывать старших, чтобы укрыться в желанной безопасности своих домов. Через мгновение улицы уже были пусты, не считая спешащих лучников в доспехах из покрытой лаком кожи и в странных шлемах.
      Итуралде повернул трубу к Ланасиету и обнаружил, что тот повел строй своих людей галопом вперед. «Потерпи», – прорычал он. – «Потерпи!»
      И снова, казалось, что тарабонец услышал его приказ и поднял руку, чтобы остановить своих людей. Они находились почти в полумиле или чуть дальше от окраины деревни. Горячему дураку полагалось ждать на краю леса, в миле от деревни, стараясь поддерживать беспорядок, распустив половину бойцов отряда, которые вроде бы струсили. Он подавил желание дернуть за рубин в левом ухе. Битва началась. А во время боя важно, чтобы твои сторонники видели, что ты совершенно спокоен и невозмутим. А не желаешь наброситься с кулаками на предполагаемого союзника. Командующий может заразить своими эмоциями подчиненных, а рассерженные солдаты ведут себя глупо, что приводит к неоправданным потерям и проигрышу в битве.
      Дотронувшись до мушки в виде полумесяца на своей щеке – в подобные дни мужчина должен выглядеть хорошо как никогда – он медленно выровнял дыхание, удостоверившись, что внутренне спокоен так же, как и внешне, а потом снова вернулся к изучению лагеря. Большая часть тарабонцев уже сидела верхом, но ожидала, пока не проедет пара десятков шончан во главе с высоким парнем с тонким единственным пером на шлеме любопытной формы, прежде чем пристроится за ним. Вчерашние опоздавшие оказались в самом хвосте.
      Итуралде внимательно изучал человека, возглавившего колонну, рассматривая его сквозь промежутки между домами. Единственное перо означало ранг лейтенанта или, возможно, под-лейтенанта. Что в свою очередь могло означать безусого пацана, возглавившего свой первый отряд, либо седого ветерана, который смахнет вашу голову, заметив первый же промах. Что было странно, дамани, за которой отчетливо был виден серебристый поводок, соединяющий ее с женщиной на другой лошади, подстегивала свою лошадь так же яростно, как и остальные. Он слышал, что дамани являются пленницами, но эта женщина проявляла не меньше рвения, чем другая – сул'дам. Возможно...
      Внезапно он затаил дыхание и выбросил из головы все мысли о дамани. На улице еще оставались люди – семь или восемь человек, мужчин и женщин, шедших группой прямо перед догоняющей их колонной, и казалось, не слышавших топота позади. У Шончан не оставалось времени на задержку, особенно когда на горизонте виднелся враг, но похоже рука высокого парня даже не пошевелилась на поводьях, когда он и остальные втоптали крестьян в грязь. Значит, ветеран. Пробормотав про себя молитву о спасении павших, Итуралде опустил трубу. Дальнейшее было прекрасно видно и без нее.
      В двух сотнях шагов за окраиной деревни на месте, где уже построились лучники с наложенными на тетиву стрелами, офицер начал строить свой отряд. Указав направления тарабонцам, он повернулся в сторону Ланасиета, и стал рассматривать его в подзорную трубу. Солнечный блик вспыхнул на обрамлении его трубы. Солнце наконец-то показалось из-за горизонта. Тарабонцы споро разделились, проявив отменную дисциплину, и заняли позиции по обе стороны от лучников, сверкнув наконечниками копий, которые замерли, наклоненные под одинаковым углом.
      Офицер пригнулся, чтобы переговорить с сул'дам. Если сейчас он отпустит дамани вместе с ней, то все может обернуться катастрофой. С другой стороны, если и оставит, то все может быть. Опоздавшие тарабонцы, прибывшие вчера вечером, занимали место в пятидесяти шагах позади основных сил, воткнув копья в землю, и вынув конные луки из футляров, закрепленных позади седел. Ланасиет, проклятие на его глупую голову, отправил своих людей галопом вперед.
      На мгновение отвлекшись, Итуралде повернулся и громко скомандовал для солдат позади него: «Приготовиться». – Заскрипела кожа седел, воины подобрали поводья. Затем он пробормотал еще одну молитву о спасении павших и шепнул: «Пора».
      Единым махом триста тарабонцев из длинной шеренги, его тарабонцев, подняли свои луки и выстрелили. Ему не потребовалась подзорная труба, чтобы увидеть как в тела сул'дам, дамани и офицера внезапно вонзились стрелы. Потом они выпали из седел, пробитые сразу дюжиной стрел каждый. Подобный приказ причинил ему острую боль, но женщины в отряде были самыми опасными противниками на этом поле. Остальная часть первого залпа сократила число лучников и оставила пустыми седла всадников, покрыв телами землю, второй залп выбил последних лучников и опустошил еще больше седел.
      Застигнутые врасплох, лояльные шончан тарабонцы попытались сражаться. Из оставшихся в седле часть развернулась, и опустила копья, чтобы встретить атакующих. Остальные, возможно под влиянием нелогичности, которая порой берет верх над разумом в битве, бросили свои копья и схватились за луки. Но третий залп жалящих стрел накрыл их, на таком расстоянии пробивая доспехи, и внезапно оставшиеся в живых, поняли, что им повезло, и они остались в живых. Большинство их товарищей неподвижно лежало на земле или изо всех сил пыталось держаться ровно, пораженные двумя-тремя выстрелами. Всадники теперь уступали численности своим противникам. Несколько солдат рванули поводья, развернув своих лошадей, и через мгновение отделившаяся группа рванула на юг. Вслед им полетел последний залп на пределе дальности полета стрел, большей частью пролетевших мимо.
      «Достаточно», – приказал Итуралде. – «Оставайтесь на месте».
      Кое-кто все-таки не удержался и выстрелил, но остальные благоразумно воздержались. Они еще смогли бы поразить несколько врагов, пока те не вышли из досягаемости, но этот отряд уже был разбит, а скоро у них каждая стрела будет на счету. Но лучше всего то, что никто из них не рванул догонять бегущих.
      К сожалению, нельзя было то же самое сказать про Ланасиета. С развивающимися плащами на ветру, он со своими двумя сотнями погнался за уцелевшими. Итуралде даже показалось, что он слышит их улюлюканье, словно они были охотниками, преследующими удирающую добычу.
      «Думаю, мы видели Ланасиета в последний раз, милорд», – сказал Джаалам, подъехав на своем серой масти коне к Итуралде, который пожал плечами в ответ.
      «Возможно, мой молодой друг. А возможно, что он еще придет в чувство. Но, в любом случае, я и не рассчитывал, что тарабонцы вернуться в Арад Доман с нами. А ты?»
      «Нет, милорд», – ответил мужчина, – «но я рассчитывал на то, что его честь позволит ему сдержаться в первом бою».
      Итуралде поднял трубу, чтобы посмотреть в след мчавшемуся Ланасиету. Парень удрал и вряд ли прислушается к голосу разума, которым он не обладал. С ним потеряна треть всех сил Итуралде, которые все равно могли быть убиты дамани. Он рассчитывал протянуть еще несколько дней. Снова придется менять планы, а возможно и изменить следующую цель.
      Отбросив размышления о Ланасиете, он переместил трубу на то место, где находились затоптанные люди, и крякнул от удивления. Растоптанных тел нигде не было. Знакомые или соседи должно быть их унесли, хотя во время битвы на самой окраине деревни, это было столь же невероятно, как и то, что они сами встали и ушли, после того как всадники уехали.
      «Пришло время сжечь все эти великолепные шончанские склады», – сказал он. Убрав подзорную трубу в кожаный футляр, прикрепленный к седлу, он надел свой шлем и пришпорил Стойкого вниз по холму. Следом отправился Джаалам и остальные колонной по двое. Брод в восточном ручье было найти легко по следам от фургонов. – «Да, Джаалам, передай нескольким парням, чтобы они предупредили жителей начинать спасать имущество. Скажи, чтоб начинали с домов возле лагеря ». – Где один пожар, там и другой, а он вероятно будет.
      По правде говоря, он уже разжег нужное ему пламя. По крайней мере, раздул первые тлеющие угли. Если Свет на его стороне, если никто не переусердствовал и не отчаялся при виде укрепившихся в Тарабоне Шончан, если не опустил руки, столкнувшись с неудачами, которые могут разрушить любой самый лучший в мире план, то сейчас на всей территории Тарабона двадцать тысяч воинов нанесли подобные удары или еще ударят до конца текущего дня. А назавтра они сделают это снова. Теперь все, что требуется от него, это пройти рейдом обратно, через весь Тарабон – путем в почти четыреста миль длиной, избавляясь по дороге от Принявших Дракона тарабонцев и собирая собственных людей, а затем пересечь Равнину Алмот. Если Свет на его стороне, то пожары распалят Шончан достаточно, чтобы броситься в погоню за ним, зеленея от ярости. От жгучей ярости, как он рассчитывал. Таким образом, они, ни о чем не подозревая, прибегут за ним в ловушку, которую он уже расставил. А если они не бросятся в погоню, то, по крайней мере, он избавил свою родину от тарабонцев, и взял слово с Принявших Дракона доманийцев сражаться на стороне Короля, а не против него. А если они увидят ловушку...
      Съезжая по склону, Итуралде улыбнулся. Если они увидят ловушку, то у него есть другой план, уже подготовленный, и еще один следующий. Он всегда планировал на несколько шагов вперед, и всегда рассматривал все варианты, которые мог вообразить, за исключением Возрожденного Дракона, внезапно появившегося прямо перед ним. Он решил, что в настоящее время уже имеющихся планов пока достаточно.
 

* * *

 
      Верховная Леди Сюрот Сабелле Мелдарат с открытыми глазами лежала на кровати, уставившись в потолок. Луна почти зашла, тройные арки выходящих на дворцовый сад окон были темны, но ее глаза привыкли к темноте, и она могла различить, по крайней мере, обводы раскрашенного гипсового орнамента. До рассвета оставался еще час или два, но она не спала. С тех пор, как пропала Туон, большую часть ночей она провела лежа с открытыми глазами, засыпая только когда от усталости глаза закрывались сами собой, но все равно изо всех сил пыталась не смыкать глаз. Вместе со сном приходили кошмары, которые она не могла забыть. В Эбу Дар никогда не было по настоящему холодно, но по ночам было достаточно прохладно, чтобы не дать заснуть под одной тонкой шелковой простыней. Вопрос, испортивший ей сон, был прост и ясен. Жива Туон или мертва?
      Освобождение дамани Морского Народа и убийство королевы Тайлин говорили в пользу ее смерти. Три события подобного размаха, случающейся в одну ночь, отбрасывали всякие сомнения в их случайности, а первые два сами по себе ужасали так, что заставляли сделать вывод о самом худшем исходе для Туон. Кто-то пытался посеять среди Райагел – Тех, Кто Возвращается Домой – страх, а может и полностью уничтожить Возвращение. Что может быть лучше, как не убийство Туон, чтобы этого достичь? И что хуже всего, убийцей должен был быть кто-то из своих. Так как она прибыла под вуалью, то никто из местных не знал, кем является Туон. Тайлин безусловно убита с помощью Единой Силы, либо одной из сбежавших сул'дам, либо дамани. Сюрот с радостью бы ухватилась за предположение о виновности Айз Седай, но, в конечном счете, кто-нибудь из проводящих расследование задаст резонный вопрос, как одна из подобных женщин смогла бы войти во дворец переполненный дамани, в городе наводненном дамани, и сбежать, оставшись необнаруженной. По крайней мере, требовалась хотя бы одна сул'дам, чтобы снять ошейники с дамани Морского Народа. А тут почти одновременно с этим пропала пара ее собственных сул'дам.
      В любом случае, их отсутствие было замечено два дня спустя, хотя никто их не видел с ночи исчезновения Туон. Она не верила в их причастность, но они имели доступ к питомнику дамани. С одной стороны, она не могла себе представить, как Ринна или Сита освобождают дамани. У них, безусловно, были причины сбежать подальше и поискать местечко у кого-то, кто не знает их отвратительный секрет, кто-то вроде этой Эгинин Тамарат, укравшей пару дамани. Что странно для одной из недавно возвышенных до Благородных. Странно, но не имеет особого значения. Она все равно не смогла бы увязать этот факт со всеми остальными. Вероятно, для простого моряка тяготы и сложности дворянства стали слишком невыносимыми. Что ж – отлично! Рано или поздно, ее все равно найдут и арестуют.
      Важный, и потенциально убийственный факт состоял в том, что никто не мог сказать точно, когда сбежали Ринна и Сита. Если кто-то, кому не следует, отметит время их исчезновения, почти совпадающее с критическим, и сделает неверные выводы... Она нажала ладонями на веки и мягко выдохнула, почти застонав.
      Даже если ей удастся отвертеться от подозрения в убийстве Туон, если девушка действительно мертва, то сама она просто обязана принести извинения Императрице, пусть живет она вечно. Смерть признанной наследницы Хрустального Трона может сделать ее извинение длительным, болезненным и столь же унизительным. Все может закончиться казнью, или намного хуже – ее могут отправить на плаху в качестве собственности. На самом деле до этого вряд ли дойдет, но в ее кошмарах подобный исход был частым. Ее рука скользнула под подушку, и коснулась обнаженного кинжала. Лезвие было чуть длиннее ее ладони, и достаточно острым, чтобы безболезненно вскрыть себе вены, предпочтительнее в теплой воде. Если дело дойдет до извинения, она не доживет до Синдара. Позора на ее имени будет даже меньше, если достаточное число людей поверит, что подобный акт служит самостоятельным извинением. Она оставила бы записку с подобным объяснением. Да, это могло помочь.
      Все еще есть шанс, что Туон жива, и Сюрот изо всех сил уцепилась за эту соломинку. Ее убийство и исчезновение тела могло быть глубокой интригой, пришедшей из-за океана от одной из выживших и жаждавших трона сестер, но и сама Туон не раз подстраивала собственное исчезновение. В пользу последнего говорило то, что девять дней назад дер'сул'дам Туон взяла на прогулку за город для упражнений всех ее сул'дам и дамани и с тех пор их никто не видел. Для обучения дамани не требовалось девять дней. И прямо сегодня... Нет, теперь, несколько часов спустя, уже вчера... Сюрот узнала, что ровно девять дней назад Капитан телохранителей Туон тоже покинул город со значительным отрядом своих людей и не вернулся. Опять слишком много для простого совпадения, и уже похоже на доказательство. По крайней мере, дает надежду.
      Однако, каждое из ранних исчезновений, было частью плана Туон завоевать расположение Императрицы, пусть живет она вечно, и стать ее наследницей. И каждый раз наследницей называли или продвигали вперед кого-нибудь из ее конкуренток из числа сестер, что отодвигало очередь Туон, когда она вновь появлялась. Какая нужда заставила ее пойти на подобную хитрость здесь и сейчас? Даже сломав мозги, Сюрот не могла найти достойную цель вне Шончан. Она рассмотрела вариант, в котором она сама была такой целью, но очень поверхностно и только потому, что не смогла придумать кто бы это мог быть еще. Туон и так могла лишить ее достигнутого положения в Возвращении все парой слов. Все, что ей требовалось сделать, это снять вуаль: «Опля! Я – Дочь Девяти Лун здесь среди Возвращения, и говорю от лица Империи». Простого подозрения, что она – Сюрот – является Ата'ан Шадар, что на этой стороне Океана Арит называлось Приспешником Тьмы, было бы для Туон достаточно, чтобы передать ее Взыскующим Истину. Нет, цель Туон кто-то, или же что-то иное. Если она на самом деле еще жива. А она должна жить. Сюрот не хотела умирать. Она потрогала лезвие.
      Но кто или что не имело значения, кроме главного вопроса – где Туон, и это было самое важное. Неизмеримо важнее. Уже сейчас, несмотря на объявленное продолжение инспекционной поездки, среди Благородных шепчутся о том, что она мертва. Чем дольше она отсутствует, тем громче будет этот шепот, и вместе с ним возрастет давление на Сюрот, с необходимостью вернуться в Синдар и принести извинения. И остается только терпеть, пока ее повсеместно не объявят сей'мосив так, что только ее собственные слуги и собственность станут еще ей повиноваться. Ей придется всегда ходить не отрывая глаз от земли. Высокородные, Низкородные, а возможно даже простолюдины откажутся с ней разговаривать. После этого она, помимо воли, окажется на корабле на родину.
      Без сомнения Туон рассердится, когда ее найдут, но все же маловероятно, чтобы ее недовольство простиралась настолько, чтобы опозорить Сюрот и заставить ее вскрыть себе вены. Поэтому Туон обязана найтись. Каждый Взыскующий в Алтаре был занят ее поисками – по крайней мере те, о которых знала Сюрот. Собственные Взыскующие Туон ей не были известны, и все же они должны были искать с удвоенной силой, по сравнению с остальными. Если только она захватила их с собой в путешествие. Однако спустя семнадцать дней поисков все, что удалось разнюхать – это глупая история про то, как Туон вымогала у ювелиров драгоценности, и которая к настоящему дню была известна чуть ли не каждому прохожему. Возможно...
      Стрельчатая дверь прихожей начала медленно открываться, и Сюрот быстро закрыла глаза, чтобы спасти свое ночное зрение от света из внешней комнаты. Как только щель стала достаточно широкой, в спальню скользнула светловолосая женщина в воздушно-прозрачном облачении да'ковале и мягко прикрыла дверь за собой, снова погружая комнату во мрак. Пока Сюрот снова не открыла глаза, и не разобрала темный силуэт, крадущийся к ее кровати. И еще один, огромный, который внезапно появился в углу, когда Алмандарагал бесшумно поднялся на ноги. Лопар мог пересечь комнату и сломать шею глупышки одним прыжком, но Сюрот все равно нащупала рукоять кинжала. Всегда мудро иметь вторую линию обороны, даже если первая кажется неприступной. В шаге от кровати да'ковале остановилась. Ее прерывистое дыхание в тишине комнаты казалось громким.
      «Тренируешь свою смелость, Лиандрин?» – резко спросила Сюрот. Тонкие косички медового оттенка достаточно точно указывали именно на нее.
      С писком да'ковале грохнулась на колени и согнулась, прижав лицо к ковру. Кое-чему она научилась, по крайней мере. – «Я не причинила бы Вам вреда, Верховная Леди», – солгала она. – «Вы же знаете, что я бы не посмела». – Ее голос забился в удушающей панике. Понимание, когда стоит говорить, а когда нет, похоже, от нее все-таки ускользнуло, как и способность выражать надлежащее уважение. – «Мы обе должны служить Великому Повелителю, Верховная Леди. Разве я не доказала, что могу быть вам полезна? Я убрала для вас Алвин, не так ли? Вы сказали, что желаете видеть ее мертвой, Верховная Леди, и я убрала ее».
      Сюрот поморщилась и села, простыня соскользнула на колени. О присутствии да'ковале очень легко забыть, даже такой да'ковале, а потом вы нечаянно позволяете себе сказать нечто, чего не должны были произносить вслух. Алвин не была опасна, просто небольшая неприятность, и немного неуклюжа в качестве Голоса Сюрот.