— Ты должен всегда носить маргаритку в волосах.
«Наверное, именно так выглядят сатиры», — подумала она. И впрямь, Джонни сейчас был похож на мифическое существо, созданное для чувственной любви, — сама красота и сила.
— Если ты этого хочешь, я готов, — ответил он. В этот момент он действительно был готов абсолютно на все.
От продолжительных любовных игр их тела были объяты жаром, и время от времени с его лба падали капли пота.
— Ты весь горишь, — прошептала Элизабет. Прикоснувшись к его лбу, она стерла кончиком пальца одну соленую капельку и попробовала ее на вкус. В этот момент ее переполняло чувство гордости оттого, что хотя бы сейчас этот мужчина целиком и полностью принадлежит ей.
Вместо ответа Джонни зарылся лицом в ее волосы и с наслаждением вдыхал их тонкий аромат. Находясь рядом с ней, он чувствовал постоянное желание. И, словно услышав его мысли, Элизабет поцеловала его и проговорила срывающимся шепотом:
— Ты не возражаешь?.. Я чувствую… Я…
— Не возражаю против чего? — игриво переспросил он.
— Я снова хочу тебя.
— Опять? — Горячий шепот Джонни обжигал ее губы.
— Извини, но это так… — выдохнула Элизабет и провела языком по его верхней губе. — Может быть, ты что-нибудь придумаешь?
— Вполне возможно…
— А я тебя отблагодарю…
— На самом деле? — в притворном удивлении поднял он одну бровь.
— Да. Пожалуйста.
Удовлетворить просьбу Элизабет для Джонни не представляло никакого труда, поскольку он горел не меньшим желанием, нежели она.
— Давай же! — требовательно поторопила она, запуская пальцы в его густые волосы и склоняясь к его губам.
Потом Джонни лежал поверх нее и, чувствуя, как вздымается его грудь, думал, что Элизабет Грэм когда-нибудь доведет его до смерти. Настанет ли такой момент, когда он перестанет испытывать это постоянное всепоглощающее желание по отношению к этой женщине?
— Поехали… со мной… в «Три короля», — с трудом выдохнула она в его влажные от пота волосы.
Скатившись с Элизабет, словно она предложила ему выпить смертельного яда, Джонни распростерся на траве рядом с ней, закинул руки за голову и закрыл глаза. Прошла секунда, вторая, и тогда он, не открывая глаз, тихо шепнул:
— Да.
Позднее, когда его рассудок чуть прояснился, когда Джонни снова обрел способность говорить, когда сообразил, где находится, он спокойно добавил:
— В «Трех королях» мы сможем заниматься любовью в постели. — Элизабет улыбнулась в ответ на эти слова, а Джонни озабоченным голосом добавил: — Кажется, я вконец натер себе колени.
— Ты, видно, не привык заниматься этим на природе, — шутливо заметила Элизабет.
— Точно так же, как я не привык быть одержимым. Наверное, на меня так действует воздух Тинедейла.
— Или мое неотразимое обаяние.
— Да, — согласился Джонни, который после нескольких оргазмов пребывал в философском настроении. — Скорее всего. По крайней мере, колени себе я не натирал уже лет десять.
Мысль о том, чтобы заняться любовью в мягкой, удобной постели, казалась Джонни чрезвычайно соблазнительной, поэтому он немедленно вскочил на ноги и отправился на поиски воды. Вскоре он нашел чистый лесной родник, возле которого они с Элизабет умылись, а затем натянул на себя одежду с быстротой, присущей только военному человеку. Джонни помог одеться и Элизабет — затянул на ней корсет, застегнул многочисленные пуговицы ее платья, приколол булавкой платок на груди и даже извинился за то, что у него нет с собой гребешка.
— Когда я пригласил тебя на эту маленькую прогулку, я меньше всего думал о гребешке, — объяснил он.
— И я тоже, — призналась Элизабет, поправляя свои длинные светлые волосы. — Впрочем, я полагаю, никто из тех, кто нас ждет, не думает, что все это время мы и впрямь гуляли по лесу.
— Ну вот и прекрасно! — жизнерадостно откликнулся Джонни. — А теперь, леди Грэм, позвольте мне завязать ленты вашей шляпки, и постараемся предстать перед вашими телохранителями в лучшем виде.
14
Рука об руку они подошли к карете и расположившимся возле нее мужчинам. Некоторые из них играли в кости, другие просто отдыхали, разлегшись на поросшей травой обочине дороги. Монро, которого вообще было сложно увидеть без книги в руках, и на этот раз был занят чтением. Однако, как только Элизабет и Джонни появились в поле зрения, все до единого оторвались от своих занятий, и последнюю сотню ярдов любовники шли под изучающими взглядами нескольких пар глаз.
— Мы едем в «Три короля» все вместе, — сообщила Элизабет Редмонду, подойдя к карете. — Благодарю вас за то, что… подождали, — добавила она, непроизвольно покраснев.
Редмонд дипломатично потупился, однако, когда в следующую секунду он перевел глаза на Джонни, в их проницательном взгляде читалось предупреждение. Повисло короткое молчание. Два огромных, сильных мужчины, привыкшие сами устанавливать правила, изучали друг друга, словно прикидывая, чего стоит потенциальный противник.
— Леди Грэм пригласила меня, — спокойно произнес Джонни.
— Не сомневаюсь в этом, — ответил Редмонд — вежливо, но по-прежнему настороженно.
— Это мое решение, Редмонд, — пояснила Элизабет, мягко дотронувшись до рукава начальника своей охраны.
Несколько секунд Редмонд, похоже, колебался, словно давая понять, что воины из Ридсдейла не только подчиняются чужим приказам, но способны и сами принимать решения. Затем он кивнул и сказал:
— Очень хорошо, миледи. Надолго вы собираетесь у нас задержаться? — равнодушным голосом охранника, обращающегося к хозяину за инструкциями, спросил он, повернувшись к Джонни.
— Нет, не надолго, Редмонд, — ответила Элизабет за последнего. — Сейчас идет сессия парламента. И я не хочу никаких осложнений, — добавила она, сделав ударение на последнем слове и многозначительно посмотрев на капитана своих гвардейцев, брови которого все еще были сердито нахмурены. — Лэйрд Равенсби — мой гость и едет в «Три короля» по моему личному приглашению. На этом вопрос закрыт. — Элизабет говорила быстро и категорично, в ее низко звучащем голосе слышалась непререкаемая властность.
— Ну вот, видите… — с ленивой усмешкой проронил Джонни. Он прекрасно понимал причины подозрительности, владевшей Редмондом, однако был намерен ехать в «Три короля» вне зависимости от желания главного охранника. — Я тут ни при чем. Леди Грэм решает все сама.
— Что ж, если это действительно ее пожелание… — пробормотал Редмонд.
— Именно так, не правда ли, леди Грэм? — поддакнул Джонни. Взгляд, который он бросил при этом на Элизабет, был весьма красноречивым.
— Совершенно верно, — подтвердила та, ответив Джонни многозначительным взглядом смеющихся глаз.
— Значит, все улажено, — вежливо обратился Джонни к Редмонду.
Когда Монро узнал об изменении их планов, он с радостью согласился отправиться в поместье Элизабет. Молодой архитектор был приятно удивлен перемене, произошедшей в его кузене, который всегда старался сократить время своего общения с противоположным полом до необходимого минимума. Кроме того, он радовался за Элизабет, которая так и лучилась счастьем. Она, бесспорно, заслуживала его, поскольку за свою короткую жизнь видела слишком мало радостей. Монро, впрочем, не строил иллюзий по поводу продолжительности чувств Джонни, но он мысленно махнул рукой на свои сомнения. По крайней мере, сейчас ей было хорошо. Вдобавок ко всему Монро не терпелось взглянуть на дом, строительство которого затеяла Элизабет. Ее архитектурные планы, бесспорно, были интересны.
Итак, прерванное путешествие возобновилось. Монро и Джонни составили Элизабет компанию, перебравшись в ее карету. Они говорили о только что состоявшейся свадьбе Грэмов, о той помощи, которую Монро мог оказать в строительстве нового дома, о парламентской сессии и отце Элизабет. Впрочем, две последние темы давались им с большим трудом. Когда разговор зашел о некоторых сортах вин, которые Элизабет получала из подвалов лэйрда Равенсби, она обратила внимание на то, что в этом вопросе последний, несомненно, является крупным знатоком.
— Но ведь я же, помимо всего прочего, еще и виноторговец, дорогая, — заметил Джонни. — Большую часть шотландских вин продаю именно я.
— Не считая предметов роскоши, а также английских вин, — добавил Монро. — Несмотря на то что тайный совет делает вид, будто их лучшие вина прибывают в Англию вовсе не из Шотландии.
— Война делает прибыли еще более значительными. И это несмотря на все попытки Бинга блокировать нас. Он просто пугливый болван.
— А у тебя самые быстроходные корабли на всех морях.
— Именно поэтому я все еще веду свои дела.
— И богатеешь.
Джонни улыбнулся. Действительно, иногда прибыль, которую приносил ему каждый его корабль, превышала тридцать тысяч фунтов.
— А иначе зачем заниматься делами!
— Часто ли приходится плавать тебе самому? — поинтересовалась Элизабет. Ей хотелось узнать как можно больше об этом восхищавшем ее мужчине. Она была удивлена, что этот воинственный бродяга Приграничья еще и управлял целой торговой империей, да к тому же в самый разгар войны.
— За один только прошлый месяц я дважды совершал путешествия в Роттердам. Впрочем, при попутном ветре плыть туда не очень долго. — Джонни не стал говорить, что тогда же ему дважды пришлось удирать от английских военных кораблей. — А за месяц до этого я побывал в Дюнкерке и Остенде. Кстати, вам нравятся сиамские шелка?
— Конечно, — улыбнулась Элизабет сидевшему рядом с ней Джонни. Он удобно развалился на подушках и непринужденно обнял ее рукой за плечи. Ей хотелось спросить, как ему удается входить во вражеские порты в военное время, однако она полагала, что этот вопрос может насторожить его. Она все же была англичанкой, а он — шотландцем. Так что вместо этого Элизабет сказала: — Только не подумай, что я жажду получить их от тебя в подарок. Но я охотно заплатила бы тебе за них.
— Чушь! Мои склады ломятся от этих шелков. «Форбс» только что вернулся из Сиама. Как ты полагаешь, Монро, какой цвет подойдет ей больше? — обратился Джонни к кузену.
— Ну конечно, зеленый — под цвет ее глаз, — отозвался тот.
— И еще, наверное, красный и персиковый, — предположил Джонни. — Как только я вернусь в Эдинбург, тут же вели прислать их в «Три короля». — Ему было приятно делать Элизабет подарки. Помимо шелков, он пришлет ей ткань для обтяжки стен и штор в ее новом доме, а значит, ему следует слушать более внимательно, когда она и Монро ведут разговоры о строительстве. А вот идея получше: надо заставить Монро нарисовать предполагаемый дом, схему расположения комнат и указать цвета, в которых они будут выдержаны.
Таким образом путешествие проходило вполне мирно и было наполнено неторопливыми беседами. Монро не уставал удивляться, наблюдая за своим кузеном, и еще более изумился, когда тот согласился принять участие в ужине с приглашенными заблаговременно соседями Элизабет.
— Я могла бы отменить этот ужин, — сказала Элизабет, — но в четверг сестра Джорджа Болдуина должна возвращаться в Лондон, вот мы и договорились собраться в среду. Мне бы чрезвычайно не хотелось расстраивать ее отказом. Она очень приятная девушка… и изумительно играет на арфе. Тебе нравится арфа?
Джонни Кэрр на дух не выносил музыкантов-любителей и тем не менее, к вящему изумлению Монро, поспешно ответил:
— Да, очень.
Монро буквально остолбенел и даже закашлялся от неожиданности.
— Надеюсь, ты не простудился, братец? — заботливо осведомился Джонни, глядя, как кузен пытается справиться с шоком.
Да, это путешествие и впрямь было наполнено чудесами, одним из которых, в частности, было безупречное поведение Джонни Кэрра. Монро думал, что в течение этих трех часов — а именно столько они добирались до «Трех королей» — он стал свидетелем самого блестящего спектакля, главный актер которого был движим одним лишь зовом плоти. Однако когда они наконец добрались до конечного пункта, он понял, что то же самое имело место и с другой стороны. Элизабет точно так же, как и Джонни, горела одним лишь желанием — как можно скорее скрыться в своей спальне. Поэтому Монро и Редмонду пришлось коротать время вдвоем, причем, разговаривая, оба мужчины тщательно избегали любых упоминаний об отсутствовавших за столом хозяйке и ее госте.
— Какое счастье, что ты здесь, со мной! — говорила тем временем Элизабет.
На столике возле балконной двери стоял уже остывший и почти нетронутый ужин, по всей комнате в беспорядке были разбросаны вещи. Джонни и Элизабет настолько спешили, что они раздевались так, словно затеяли меж собой соревнование относительно того, кто скорее обнажится. Теперь их разгоряченные тела касались друг друга, их руки были тесно переплетены, а сердца и души наполнены счастьем.
— Ваше приглашение наполняет меня чувством безмерной благодарности, леди Грэм, — пророкотал Джонни. Он снова говорил в присущем ему насмешливом тоне. — Когда я отдышусь, то постараюсь выразить ее вам каким-нибудь самым бесстыдным образом.
— М-м-м… — сладострастно протянула Элизабет. Талант и изобретательность, которые Джонни проявлял в искусстве любовных утех, заставляли ее испытывать непреходящее желание — вне зависимости от того, сколько времени они проводили в постели. — Вряд ли парламент сможет обойтись без тебя целую неделю. А мне нужно не меньше, чтобы хоть чуть-чуть утолить свою жажду.
Несколько секунд Джонни обдумывал ее слова. Остаться здесь на целых семь дней — это было бы потрясающе! Неукротимая и в то же время по-детски наивная и любопытная в постели, Элизабет тоже будила в нем неутолимую страсть. Но подозрительные маневры Гамильтона, двойная игра Куинсберри, щедрость Годольфина в отношении английского золота — все это ставило под угрозу само существование его страны. И так же сильно, как страсть звала его остаться в «Трех королях», долг призывал Джонни Кэрра вернуться в Эдинбург. Он должен быть там не позже чем в воскресенье утром. А это значило, что выезжать надо было в пятницу.
Джонни не мог рассказать Элизабет о том, что он и Флетчер из Салтуна задумали в первый же день, когда возобновится работа парламента, предпринять кое-какие шаги, чтобы положить конец дискуссии относительно субсидирования английской армии. Как знать, кому она могла бы проговориться, а англичане никогда не жалели денег на платных шпионов. Поэтому единственное, что он сказал, было:
— Я мечтал бы о том, чтобы парламент смог обойтись без меня целый месяц, в течение которого мы с тобой не вылезали бы из постели. Однако, к моему великому сожалению, это невозможно. Поэтому сегодня и завтра я постараюсь приложить максимум усилий, чтобы ты надолго запомнила мой приезд сюда.
Элизабет лежала с закрытыми глазами, поэтому она не видела его улыбки, но безошибочно угадала ее по голосу.
— Ах ты, бесстыжий насильник! — пробормотала она.
— Ага, а ты у нас — робкая и застенчивая девочка.
— Не забудь добавить: и целомудренная.
— К тому же давшая обет безбрачия. — В комнате, окутанной полумраком, раздался его мягкий горловой смех. — Наверное, это мне нравится в тебе больше всего, — добавил Джонни. Подергав Элизабет за руку, будто желая привлечь ее внимание, он спросил: — Завтра нам обязательно надо встречаться с этими людьми? — Он имел в виду соседей Элизабет. Ему хотелось запереться с ней в этой комнате и не выходить отсюда до Михайлова дня[14] или, по крайней мере, до пятницы.
Элизабет полуобернулась к нему, в тусклом пламени свечей ее тело словно светилось матовым светом.
— Я боюсь, сейчас уже слишком поздно что-то менять, но, если тебе не хочется, ты можешь не спускаться вниз.
— Сколько они здесь пробудут? — осведомился Джонни. Ему не хотелось расставаться с Элизабет даже на час. Впервые в жизни Джонни Кэрр взял на себя труд проанализировать, что происходит в его душе.
— Несколько часов.
— Это ужасно, но терпимо.
— Извини, но ты же сам сказал мне, что не возражаешь.
— Я был движим похотью.
— А разве ты не весь состоишь из нее? — поддела его Элизабет.
— Ты меня не знаешь. — В голосе Джонни уже не звучало его обычной иронии.
— Кое в каком отношении знаю, и очень неплохо, — с улыбкой поправила она его.
— Ты вообще-то путешествуешь? — неожиданно спросил он, пропустив мимо ушей намек Элизабет на их исступленные любовные забавы, и она уловила в его голосе какую-то странную нотку.
— Очень мало. А мы что, сменили тему разговора?
Устремив взгляд на обшитый деревянными панелями потолок, Джонни ответил:
— Нет. — Элизабет почудилось, что эхо от этого короткого, резко брошенного слова еще несколько секунд вибрировало в воздухе, а затем она почувствовала, как он еще крепче сжал ее руку. — Почему бы тебе не поехать со мной в Эдинбург?
Как только эти слова сорвались с его языка, ему тут же захотелось взять их обратно. Для мужчины, который на протяжении всей своей жизни больше всего на свете ценил свою личную свободу, они означали смертный приговор. «Боже великий!» — воскликнул про себя Джонни Кэрр, раздумывая, как бы подипломатичнее выкрутиться из сложившейся ситуации. Он не хотел иметь постоянную любовницу и поэтому никогда не связывал себя надолго с какой-нибудь одной женщиной. А уж англичанка, да еще дочь Гарольда Годфри — это вообще немыслимо, учитывая ту роль, которую он играл в политической жизни Шотландии! Привезти в Эдинбург дочь Годфри было бы равнозначно тому, чтобы лечь в постель с дочерью Марльборо и после этого убеждать всех в том, что твои политические помыслы по-прежнему чисты, а принципы — непоколебимы. Никто и никогда не поверил бы в это, и Джонни — в том числе.
— Я бы с удовольствием, но сейчас я не могу. Ты ведь знаешь, я затеяла это строительство… — Элизабет подвинулась поближе и положила голову ему на грудь. — Может быть, позже…
Джонни снова обрел способность дышать и подумал, что, к счастью, она спасла его от его собственной глупости.
— Но все равно, спасибо тебе за это приглашение, — закончила Элизабет. Она была явно польщена предложением Джонни.
— Может, это и правильно. Ты все равно бы там до смерти соскучилась, — ответил Джонни безразличным, как он надеялся, голосом. Сердце в его груди все еще колотилось так, будто он только что пробежал не менее дюжины миль. — Тем более что, разрываясь между заседаниями парламента и спорами в таверне Патрика Стейла, мне редко удается заскочить домой даже для того, чтобы переодеться.
Элизабет сразу же почувствовала, что Джонни отыгрывает назад, но это удивило ее гораздо меньше, чем предложение, сделанное им за секунду до того. Впрочем, она не хуже Джонни знала, что ее присутствие в Эдинбурге сделает его предметом самых немыслимых слухов. «Доброжелатели» могут договориться даже до того, что Джонни Кэрр шпионит в пользу Англии. Ее отец был одним из самых печально известных людей Куинсберри, и его имя бросало тень и на нее. Именно поэтому Элизабет Грэм явилась бы далеко не самым ценным приобретением для политической карьеры Джонни Кэрра.
— Может быть, будет лучше, если ты сам еще раз приедешь в «Три короля» во время очередного перерыва в парламентских слушаниях.
— Да-да, — подхватил Джонни, испытывая несказанное облегчение оттого, что опасность миновала, — когда будет сделан перерыв для уборки урожая. — Его сердцебиение почти вернулось к норме.
— Вот именно, — вежливо согласилась Элизабет, думая, что это — самый вежливый из всех известных ей мужчин. Его спонтанное приглашение явилось для них обоих тяжелым уроком того, к чему могут привести эмоции, если выпустить их из-под контроля, однако даже после этого Джонни Кэрр ничуть не утратил в ее глазах ни своего обаяния, ни привлекательности.
В одиннадцать утра их разбудила служанка, пришедшая доложить о приезде гостей.
Свернувшись в объятиях возлюбленного, Элизабет некоторое время лежала — сонная и не желавшая пробуждаться. Ей было так хорошо, будто целый мир во всей своей красоте раскинулся перед ней и стоило лишь протянуть руку, чтобы прикоснуться к этому неповторимому чуду.
Почти то же самое испытывал и Джонни. Чудесное летнее утро и Элизабет, калачиком свернувшаяся в его объятиях, заставили отойти на задний план тревожные мысли о будущем Шотландии. Более того, эта женщина почти заставила его забыть о своей ненависти по отношению к правлению англичан.
Почти.
15
Приехавшие собрались в гостиной. Поскольку Элизабет и Джонни еще не спустились, поскольку не успели привести себя в порядок, Монро чувствовал себя довольно неловко, играя роль хозяина по отношению к людям, которых он видел впервые в жизни. Разговор шел довольно бессвязный. Впрочем, до обеих сестер Жерард уже дошли слухи относительно того, кем являлся отсутствовавший пока гость Элизабет, поэтому их вопросы были более определенными.
Монро старался отвечать вежливо, но уклончиво. Он еще не знал, какую историю предпочтет рассказать Джонни, чтобы запудрить мозги любителям сплетен, и поэтому издал глубокий вздох облегчения, когда наконец Элизабет и Джонни вошли в комнату.
Гости были представлены Джонни. Джордж Болдуин и его сестра Анна — оба светловолосые и стройные — приветствовали хозяйку дома и ее гостя похожими приветливыми улыбками — вежливыми и дипломатично равнодушными. Они гордились собственной христианской добродетелью и ради Элизабет старались оставить без внимания скандальную репутацию эрла из Грейдена. Джордж Болдуин, помимо того, еще прилагал все усилия к тому, чтобы вежливо не замечать раздражавшую его мужественность этого Равенсби.
Лорд Эйтон и его толстушка жена, жившие рядом с Элизабет, немедленно принялись обсуждать ее строительные планы.
— Похоже, работы идут именно так, как вы и рассчитывали, леди Грэм, — заметил тучный и коренастый сельский сквайр. — Если вашим строителям понадобится помощь, я смогу прислать своих людей, чтобы те им подсобили.
— Спасибо, может быть, со временем такая нужда и возникнет, — ответила Элизабет вежливым отказом. В месяцы между охотничьими сезонами Эвери было совершенно нечем заняться, и Элизабет не хотела, чтобы он от безделья совал нос в ее дела.
— Вы уже выбрали ткани для драпировки и цвета, в которых будут выдержаны комнаты, милочка? — пискляво осведомилась леди Эйтон. Впрочем, тонкий голос этой матроны с лихвой компенсировался шириной ее талии. — Я нашла в Ньюкасле одного чудесного торговца тканями, который с наслаждением проконсультировал бы вас по этому вопросу.
— Пока еще рано говорить о внутреннем убранстве и интерьерах, леди Эйтон, но я все равно запишу его имя. Возможно, в будущем он мне пригодится. — Элизабет знала, что Шарлотта предлагает это от чистого сердца и ею движет природная доброта. — Вероятно, именно он консультировал вас по поводу вашей розовой гостиной? — вежливо спросила она.
— А ведь правда, миленькая комната получилась? — воскликнула леди Эйтон, метнув быстрый взгляд на своего мужа, который, казалось, был не особо увлечен беседой об интерьерах. — Такая уютная… Хотя Эвери и говорит, что не выносит, когда на стенах столько сатина, — мягко добавила она. — Правда, — с улыбкой продолжала леди Эйтон, — у него есть собственный кабинет, где он может просиживать целыми днями со своими пыльными книжками. Уверяю вас, Элизабет, вы будете просто в восторге от Хьюго. Впрочем, сейчас, когда идет эта ужасная война, мы, наверное, не должны говорить о французах, не так ли?
— Из-за этой чертовой войны Марльборо цена на бренди, который я покупаю, подскочила просто до небес! — воскликнул Каклорд Эйтон. Такой оборот беседы его сразу заинтересовал. и большинство мелкопоместных английских дворян, он являлся ревностным тори. — И кроме того, я никак не могу приобрести перчатки для верховой езды. Да, чертовски много неудобств!
— Сейчас Марльборо глубоко завяз в Австрии, — будничным тоном заметил Джонни. Обладая самыми быстроходными кораблями и своими людьми во всех торговых центрах Европы, он получал важную информацию даже раньше, чем правительственные чиновники.
— Ходят слухи, что готовится решающая битва, — заметил Джордж Болдуин. — Вы ничего об этом не слышали? — Он услышал эту новость от своего кузена, работавшего в Уайтхолле помощником министра финансов.
— Верно, — кивнул Джонни. — Как только Теллард и Марльборо решат, где это произойдет.
— Скажите, — затаив дыхание и восторженно глядя на Джонни, обратилась к нему Люси Жерард, — вам когда-нибудь приходилось убивать человека?
В комнате мгновенно наступила звенящая тишина. Разговор оборвался, и глаза всех присутствующих с нескрываемым любопытством устремились на Джонни.
— Прошу прощения, — торопливо заговорила Элизабет, первой нарушив неловкую паузу, — вы еще не представлены. Люси и Джейн Жерард. Эрл Грейден.
Сестры Жерард сделали книксен лэйрду Равенсби, весьма сомнительная слава о котором распространилась далеко по обе стороны границы. Джейн была явно не прочь пофлиртовать со знаменитым рейнджером. Люси, ее младшая сестра, тряхнув белокурыми кудрями, стала торопливо объяснять:
— Я просто спросила об этом потому, что вы так много знаете о войне и обо всех этих вещах…
— Я никогда не служил в английской армии, — ответил Джонни. Он предпочел не говорить о том, что служил зато в армии французов под командованием своего дяди.
— Как это, наверное, восхитительно — быть в заложницах! — воскликнула Джейн. Ее ум работал уже только в одном направлении, а ее целенаправленность была очевидна, хотя и не слишком удивила Монро, которому пришлось отражать вопросы этой дамочки относительно его кузена на протяжении примерно получаса. И хотя последняя фраза была явно адресована Элизабет, Джейн не отрывала взгляда от Джонни.
— Подобное часто случается в Приграничье, мисс Жерард, — ответил Джонни, выручая Элизабет. Вообще-то лэйрд Равенсби считался довольно толстокожим субъектом, но на сей раз даже он был шокирован прямотой Джейн. — Обычная практика.
— Сколько же вы там пробыли? — задыхающимся от возбуждения голосом продолжала допрашивать Элизабет неуемная девица, тем не менее по-прежнему не спуская глаз с Джонни.
— В самом деле, Джейн, — вступилась Анна Болдуин, приходя на выручку Элизабет, — наша хозяйка уже устала пересказывать историю о том, как ее обменяли на брата лорда Грейден. Сколько же можно!
И действительно, история эта была хорошо известна в округе «Трех королей», и теперь только присутствие печально известного лорда Приграничья возродило к ней интерес у любопытных и чересчур впечатлительных сестер Жерард.
— Почему бы тебе не показать нам, как продвигаются дела со строительством, Элизабет? — предложил Джордж Болдуин, чтобы нарушить неловкую паузу. — Насколько я понимаю, ты уже приступила к сооружению фундамента?
— Вы не станете возражать, Монро? — обратилась Элизабет к молодому архитектору, чувствуя благодарность по отношению к Болдуину за то, что тот вызволил ее из неловкой ситуации. — Он разбирается в этом гораздо лучше меня, — с улыбкой пояснила она, обращаясь к гостям.
Вслед за этим вся компания вышла через застекленные двери, ведущие в сад. Поместье, купленное Элизабет на деньги, которые она унаследовала после смерти мужа, включало в себя постройку красного кирпича, сооруженную в эпоху Тюдоров, и великолепный ухоженный сад, который террасами поднимался к самой вершине холма. Когда-то там находилась какая-то старинная романская постройка, однако теперь от нее остались лишь руины. Именно это возвышение, откуда открывался изумительный вид на близлежащие окрестности, Элизабет и выбрала для строительства своего нового дома.
— Да, нас ожидает долгий день, — пробормотал Джонни. Они с Элизабет замыкали небольшую процессию, шедшую между аккуратно подстриженными деревьями. Джонни внимательно смотрел на идущих впереди, готовый в любую секунду убрать руку, которая лежала на талии Элизабет. — Клянусь Богом, следующее, что захотят узнать сестрички Жерард, — это чем я занимался в течение последней ночи. Причем — в деталях.
— Я уверена, что они жаждут узнать о тебе абсолютно все, дорогой, — насмешливо ответила Элизабет, резко повернувшись к возлюбленному, отчего юбки зеленого платья завернулись вокруг ее ног.
— Ну уж, уволь, — поморщился Джонни. Женская назойливость всегда раздражала его.
— Разве ты не находишь, что Люси очень миленькая? — сладким, как мед, голосом осведомилась Элизабет, легко коснувшись его руки.
— Нет, не нахожу.
— Ну, тогда, может быть, твоему вкусу больше отвечает Джейн? — Элизабет прямо-таки сияла улыбкой.
— По-моему, тебе это доставляет удовольствие? — На лице Джонни также появилась улыбка. — Нет, Джейн тоже не в моем вкусе. Мне не нравятся жеманные блондинки.
— Она пока еще не жеманилась.
— Будет, можешь мне поверить.
— Как вы в себе уверены, Равенсби! Может, это проистекает из обширного опыта? — продолжала подтрунивать над возлюбленным Элизабет.
— Да, черт побери, ты совершенно права, моя маленькая милая Битси. И если ты не перестанешь донимать меня этими разговорами, за которыми стоят одни только сплетни, я обниму тебя и поцелую прямо на глазах у всех твоих соседей!
— Ты мне угрожаешь? — Элизабет ничуть не выглядела встревоженной.
— Абсолютно верно!
Элизабет смерила его оценивающим взглядом и ответила:
— Ну что ж, возможно, в таком случае я отвечу тебе таким же пылким поцелуем.
— Невозможно, дорогая, ты этого не сделаешь. — Джонни поглядел на нее из-под своих длинных темных ресниц. — Ты уже не в том возрасте.
— Заносчивый нахал!
— Нет, просто откровенный человек. Поверь мне, я крутился в свете гораздо больше твоего и видел таких вот сестриц Жерард больше, чем ты можешь себе представить.
Джонни был прав. Не ошибался он и относительно неукротимого любопытства сестер Жерард.
— Что же мне сказать Люси и Джейн? — с легким вздохом проговорила Элизабет. Лукавая улыбка исчезла с ее лица, и вместо нее на нем появилось выражение неподдельной озабоченности. Они уже миновали сад и почти вплотную подошли к своим спутникам, собравшимся на вершине холма.
— А ничего! — выразительно объявил Джонни. — Ты не должна отчитываться перед ними в делах, которые касаются только тебя. И они не имеют никакого права задавать тебе вопросы по поводу твоей личной жизни.