Глядя в окно, Аннабел заметила, как Дафф подошел к Эдди и, очевидно, отдал ему некие приказания. Эдди время от времени молча кивал и сказал что-то, только когда маркиз уже уходил. Очевидно, Дарли это не понравилось, потому что он покачал головой.
      Эдди, абсолютно невозмутимый, как полагается слугам, вытащил из седельной сумки тонкий кожаный футляр и попытался сунуть его маркизу. Дарли отступил.
      Эдди с улыбкой и коротким замечанием сделал шаг вперед и положил футляр в нагрудный карман маркиза.
      Дарли немедленно повернулся и хмурясь направился к гостинице.
      Аннабел достаточно часто видела эти красивые красные футляры от Грея. Ее обожатели посылали ей драгоценности из дорогой ювелирной лавки в надежде на благосклонность дамы. Значит, и маркиз запасся подарками. Бутоньерка – и теперь вот это.
      Аннабел слегка улыбнулась. Точнее говоря, это его денщик запасся подарками.
      К тому времени как Дарли приблизился к столу, выражение его лица слегка смягчилось. А вот настроение не улучшилось. Обозрев пустой стол, он уселся и проворчал:
      – Здешнее обслуживание оставляет желать лучшего.
      Не будь Аннабел так поглощена сценой, происходившей во дворе, наверняка заметила бы, что никто не поставил на стол и кувшина с водой. Но прежде чем она успела ответить, появились обе служанки с вином, бокалами и столовыми приборами.
      – Вот видите, – улыбнулась Аннабел, – они ожидали вас.
      – Пожалуйста, не начинайте. – Но улыбка снова стала сердечной, а голос – довольным. – Мы согласились беседовать на более интересные темы.
      – Вижу, денщик нашел вас.
      Она прекрасно умела понимать намеки и знала, как угодить джентльмену. И осознание того, что ей вдруг захотелось это сделать, послало озноб по спине. Но только на мгновение. Она ни за что не позволит этому красавчику вскружить ей голову.
      – Эдди сумел бы разыскать меня в пустыне, – ответил Дарли. – И один раз так и случилось.
      – И где же находится эта пустыня?
      – В Марокко. Мы шли караванным путем в Тимбукту в поисках чистокровных лошадей, и песчаная буря разлучила нас.
      – Самое экзотическое место, которое я когда-либо видела, – Венеция во время карнавала.
      Дафф поднял брови.
      – Определенно странное и необычайное.
      – Только не в сравнении с Марокко.
      – Может, когда-нибудь поедете туда со мной? – предложил он, словно старому другу. Как будто часто предлагал дамам путешествовать с ним за границу.
      – Как вы великодушны!
      – Это зависит от общества, в котором я нахожусь, – улыбнулся он так тепло, что старшая служанка окинула Аннабел неприязненным взглядом и так порывисто поставила кувшин с вином на стол, что красная жидкость залила платье девушки.
      – Простите, мэм, – пробормотала служанка приторно-злобным голосом. – Может, пройдете на кухню к насосу и смоете вино с платья?
      – Ничего страшного, – спокойно ответила Аннабел. – Оно все равно старое.
      – Вы уверены? – спросил Дафф, рассматривая пятна на платье. При этом он, возможно, чересчур долго задержался взглядом на лифе, пострадавшем сильнее всего. Маркиз откашлялся, не зная, как предложить свою помощь, не показавшись при этом чересчур дерзким.
      – Может, вам помочь смыть… – начал он намеренно безразличным голосом.
      – Нет-нет, это платье безнадежно вышло из моды, – поспешно перебила Аннабел, не зная, почему сама мысль о его прикосновении, пусть самом невинном, так нервирует ее. Стараясь говорить так же бесстрастно, как он, она добавила: – Я все равно собиралась его выбросить.
      – Тогда все к лучшему, – улыбнулся он. – Может, для разнообразия вы захотите увидеть вино в бокале?
      Как он вкрадчив, как учтив!
      – Да, пожалуйста, – кивнула она, отвечая столь же сердечной улыбкой.
      Следующие несколько минут они молча пили вино, давая время расстроенным чувствам успокоиться, пока служанки подавали чисто сельскую еду: ростбиф, ржаной хлеб, сливочное масло и неизбежный вареный картофель.
      Аннабел заметила, что маркиза удостоили прекрасным видом пышных грудей обеих служанок: каждая наклонялась над столом как можно ниже. Она напомнила себе, что не собирается соревноваться с девицами. Более того, сама она не питает нежных чувств к маркизу.
      Аннабел предпочла не признаваться себе в том, что вообще допустила рассуждения о состязании со служанками.
      Дафф, очевидно, никак не реагировал на столь соблазнительное зрелище женской плоти. И только когда еду поставили на стол, он небрежно обронил:
      – У вас, случайно, нет пудинга?
      При этом он благоразумно умолчал, что таково желание леди.
      – Сейчас сезон вишен, милорд, – ответила та, что помоложе. – Наша кухарка славится своим вишневым пудингом.
      – Превосходно. Подайте его тоже. Со взбитыми сливками, – велел маркиз.
      Девицы с последними глубокими реверансами удалились.
      – Вот это да, – пробормотала Аннабел, не в силах сдержаться при виде столь откровенного поведения. Служанки без стеснения предлагали себя. – Очевидно, на вас большой спрос.
      Дафф молча налил ей еще вина.
      – Я был бы куда счастливее, если бы привлек именно ваше внимание.
      Подняв бокал, она кокетливо захлопала ресницами.
      – Не удались я в деревню специально, чтобы избежать подобных вещей, могла бы поддаться соблазну и польстить вам.
      Противопоставляя флирту искренность, он прямо спросил:
      – Что, если бы я попытался заставить вас передумать?
      – Только не сегодня, Дарли. Мы решили поехать на прогулку и ничего более. Помните?
      – Нельзя же осуждать человека за попытку, – усмехнулся он.
      – А по-моему, можно, – холодно бросила она.
      – В таком случае молю о прощении. – И, словно этот диалог напомнил о таинственном футляре, Дафф вытащил его и положил на стол. – Примите это в знак моих благородных намерений.
      – Тот подарок, на вручении которого настоял ваш денщик?
      – Почему? – пожал он плечами.
      – Бросьте, Дафф, вы не хотели этого.
      – Вернее сказать, не знал, захотите ли вы, – вздохнул Дафф и, глянув ей в глаза, честно добавил: – Понимаете, Эдди убежден, что я понравлюсь вам больше, если завоюю вашу благосклонность подарками. Он действительно хочет, чтобы я вам нравился. Бедняга нервничает из-за моего постоянно мрачного настроения. Так что возьмите это ради Эдди. Он будет ужасно доволен.
      – Вы его беспокоите?
      Дафф слегка выгнул бровь.
      – Это весьма слабо сказано.
      – Значит, насколько я поняла, мне предстоит унять его тревоги?
      – Определенно, – кивнул Дафф. – А новости о моем преображении достигнут родного дома со скоростью молнии: слуги сплетничают, тут уж ничего не поделать.
      Аннабел скромно опустила ресницы.
      – Сплетничают не только слуги.
      – Туше. Вы и сами довольно часто были предметом этих сплетен, верно?
      – Раз или два, – улыбнулась Аннабел.
      – Именно поэтому удалились в деревню?
      – Отчасти.
      – Поясните и остальные причины, – попросил он, наклоняясь вперед и ставя локти на стол.
      – Не знаю, – поморщилась она, – стоит ли.
      Дафф пожал плечами:
      – Но какая разница? Я нигде не бываю. Никого не вижу. И даже не отвечаю на письма.
      – Сначала расскажите, почему вы стали отшельником. Мне может понадобиться еще пара бокалов вина, прежде чем наберусь смелости выложить свои причины.
      – В таком случае пейте, – разрешил он со своей теплой, мальчишеской улыбкой.
      – Не могу понять, почему я должна откровенничать с вами, – рассмеялась Аннабел.
      – Мне тоже нужно выпить. В пьяном виде я могу не запомнить всего, что вы наговорите.
      Она окинула его оценивающим взглядом.
      – Вы в последнее время много пьете?
      – Почти совсем не пью. Лишние кошмары мне не нужны. Хотя благодаря вам сейчас они, похоже, исчезнут.
      – Возможно, дело не во мне. Отвлечься можно чем угодно.
      – Позвольте мне не согласиться, – возразил он.
      – Прекрасно, – деловито ответила она под его многозначительным взглядом… или он только казался ей многозначительным. – Кстати, я рада, что у них сегодня вишневый пудинг. Это мой любимый.
      В этот момент она была похожа не столько на умудренную жизненным опытом даму, сколько на молоденькую девушку, только что со школьной скамьи. Правда, не ему допрашивать, владеет ли она собой, когда сам он никак не мог обрести равновесия после Ватерлоо. Поэтому, не желая разбираться в более сложных проблемах относительно того, почему он и она сейчас сидят здесь, Дафф постарался развлечь ее и развлечься сам.
      Они пили, ели и лениво обсуждали скачки и здешнюю жизнь, погоду и урожаи… совсем как простые фермеры, сидевшие в этом зале. И даже нашли общую почву: оба питали одинаковую страсть к скаковым лошадям и беговым дорожкам ипподрома.
      – Правда, сейчас мне не до этого, – заметила Аннабел. – Требуется немало сил и времени, чтобы содержать конюшню, а времени у меня совсем нет.
      – Из-за ваших семейных неурядиц?
      – Да, – тяжело вздохнула она и, глядя на него, спокойно добавила: – Полагаю, не имеет смысла скрывать правду. Тем более что рано или поздно правда все равно выходит на свет божий.
      – Клянусь, что ни одна живая душа, кроме меня, не узнает об этом.
      Какой-то момент она еще колебалась, но потом выпалила, словно стремилась выложить все разом или вообще промолчать:
      – Вы должны понять: сейчас для меня главное – любой ценой избегать Уоллингейма по причинам, вдаваться в которые не собираюсь. Вы должны дать слово, что ни с кем не будете говорить об этом.
      – Уверяю, все, что вы скажете, будет сохранено в строгой тайне. – Он никогда не любил Уоллингейма – властного, грубого деспота – и, поскольку в ее глазах светились то ли страх, то ли отвращение, поспешил предложить ей свою защиту. – Если вам потребуется отпугнуть Уоллингейма, пожалуйста, обратитесь ко мне.
      – Спасибо, но я справлюсь сама.
      Как справлялась в прошлом.
      Для человека, защищавшего интересы Англии в последних кампаниях с Наполеоном, помочь женщине было делом чести.
      – В любом случае предложение остается в силе, если вдруг передумаете.
      – Вы очень добры.
      Возможно, вино развязало ей язык, а может, было весьма утешительно исповедаться кому-то после стольких месяцев одиночества. Аннабел не могла обсуждать свои тревоги с матерью в ее нынешнем состоянии… впрочем, и раньше это тоже вряд ли представлялось возможным. Ради сохранения репутации семьи Аннабел никогда не говорила правды о своей лондонской жизни.
      Но Дарли знал, кто она и что собой представляет. Знал и не осуждал. И необходимость бороться со своими собственными демонами придавала ему уязвимость, которую Аннабел находила привлекательной. Кроме того, в нем были некая доброжелательность, а также понимание чужих бед и проблем, необычные для мужчины его класса.
      – Вы можете пожалеть о том, что выведали подробности моего визита в Шорем, – грустно усмехнулась она. – Обстоятельства вряд ли можно назвать веселыми.
      – Как и мою кошмарную жизнь в последнее время. В любом случае меня сложно шокировать.
      – Так и быть, – начала она с глубоким вздохом. – Несколько месяцев назад я узнала, что муж сестры держит ее в заточении, и немедленно приехала в Шорем, вооруженная двумя поверенными, – вы, конечно, знаете фирму Джорджа Мартина – и несколькими сыщиками с Боу-стрит. Я нашла сестру в ближайшей деревне и смогла освободить. Но она прожила недолго и умерла через несколько дней после рождения Крикет. С тех пор я живу здесь, поскольку уверена, что Уоллингейм разыскивает меня. Нельзя сказать, что мы расстались друзьями. Вот и вся грустная история.
      – Глубоко сочувствую вам. Потеря сестры – тяжкое испытание. Ужасно, что над бедняжкой так издевались! Если я могу хоть чем-то помочь – только попросите. У нас есть несколько фамильных поверенных, которые могут пустить по миру вашего бывшего зятя.
      – Я не желаю иметь с Гаррисонами ничего общего. Вознамерься я что-то предпринять против них, боюсь, они могут отомстить, отобрав Крикет. К счастью, им нужно только приданое Хлои, а не ее ребенок.
      – По крайней мере хоть этим можно утешиться.
      – Да. И спасибо за предложение, но мы волей-неволей вынуждены справляться сами. Молли оказалась просто даром небесным, и я уверена, что матушка рано или поздно оправится. Смерть Хлои окончательно вывела ее из равновесия.
      – Я представляю, что могут сделать с разумом подобные душевные травмы. Возможно, представляю даже слишком ясно.
      – Ну вот, – сказала Аннабел, глядя ему в глаза, – я открыла вам свое сердце. Расскажите о своих бедах.
      Он коротко объяснил, что Эдди буквально вернул его с того света, найдя среди груды мертвецов на поле битвы при Ватерлоо.
      – Он принес меня в дом местного крестьянина и преданно выхаживал все то время, что я лежал без сознания. Только через неделю у него появилась надежда, что я выживу. Мои родные были, конечно, вне себя. Они приехали в Бельгию в поисках меня, а когда нашли, перевезли домой, и с тех пор я заперся в охотничьем домике. Физически я был почти здоров, а вот душевно… – Он сухо улыбнулся. – Мы с вашей матушкой, вне всякого сомнения, могли бы обменяться опытом душевных страданий.
      – Значит, все мы пытаемся найти свой путь.
      – Постоянно. Хотя за последнее время вы привнесли в мою жизнь много радости. – Дафф поднял руку при виде ее внезапно замкнувшегося лица. – Я не требую от вас ничего. Совсем ничего. А теперь достаточно мрака в этот ясный летний день. Откройте этот футляр от Грея и скажите, нравится ли вам содержимое.
      – Я не должна принимать подарки, – пробормотала Аннабел, понимая, насколько благоразумным будет отвергать все ухаживания столь обаятельного мужчины.
      – О, это просто безделушка, – небрежно отмахнулся Дафф. – Жена викария могла бы с чистой совестью принять ее.
      Аннабел ответила веселым взглядом.
      – У вас вошло в привычку дарить подарки женам викариев?
      – О нет, по крайней мере в последнее время, – хмыкнул Дафф.
      – Но дарили?
      – Надеюсь, мы не собираемся обмениваться историями о наших любовных похождениях?
      – Ваши, возможно, были более рискованными, чем мои.
      – Если хотите, обсудим тему, когда лучше узнаем друг друга.
      – Что заставляет вас думать, будто нам суждено лучше узнать друг друга? – кокетливо спросила она, ощутив странное удовольствие от такой перспективы.
      – Назовите это предчувствием, – ухмыльнулся он.
      Она должна была приструнить его за столь неприкрытый флирт. Должна была ясно дать понять, что не поддастся обольщению. Должна была… если бы не наслаждалась так его обществом. Не будь ее жизнь столь безрадостной, она скорее всего сумела бы дать ему отпор. Но всего лишь сказала:
      – Как это приятно: искренне улыбаться и хоть ненадолго забыть все беды!
      – Аминь и десять раз аллилуйя! – Он снова показал футляр. – Откройте.
      Внутри на белом атласе лежал набор перламутровых гребней, изящно украшенных небольшими сапфирами.
      – Они великолепны! – выдохнула Аннабел, поднимая один и поворачивая его к свету. – Жена любого викария была бы в восторге, – добавила она, хорошо зная, что жена викария никогда не будет иметь столь дорогие вещи… если, конечно, не станет любовницей Дарли.
      – Они подходят к вашему платью, – заметил он. – Это, должно быть, судьба.
      Ей пришлось согласиться, что цвет сапфиров почти совпадает с оттенком ее синего люстринового платья.
      – Значит… вы верите в судьбу? – осведомилась она.
      – Больше, чем в доброту людскую, – не задумываясь, ответил он.
      Аннабел чуть заметно поморщилась.
      – Тут я с вами спорить не стану.
      – Я три года сражался с Наполеоном под знаменами герцога Веллингтона и видел столько жестокости, что хватит на несколько жизней. Этого вполне достаточно, чтобы навеки заточить себя в четырех стенах, – пробормотал он, хмуро сводя темные брови.
      Но уже через несколько секунд, встряхнувшись, взял себя в руки и выдавил улыбку.
      – Утешьте раненую душу и возьмите гребни. Ради меня воткните их в волосы, если считаете, что они будут держаться, – добавил он, оглядывая ее локоны. Светлые волосы были коротко острижены по последнему крику моды. Только самые смелые светские львицы осмеливались носить столь радикальную прическу.
      Аннабел слегка поколебалась, по-прежнему держа гребень, но потом все же кивнула, откинула волосы на виске и закрепила гребнем.
      – Идеально, – пробормотал он, имея в виду вовсе не гребень.
      – Благодарю, – вымолвила она и, чуть наклонив голову, взяла из футляра второй гребень и закрепила на другом виске.
      – Я благодарен вам куда больше, – признался Дафф со странными нотками сожаления в голосе. – До сих пор я не сознавал, как мне не хватало общества красивых женщин.
      – Возможно, мы оба слишком долго пробыли в затворничестве, – вырвалось у Аннабел неожиданно для нее самой. Зато это, несомненно, было правдой.
      – Кстати о затворничестве: пожалуй, мне не терпится увидеть здешние пейзажи с вершины монастырского холма, – беспечно заметил Дафф. – Хотелось бы посмотреть на мир свежим глазом.
      – Согласна. Уже и не помню, когда я любовалась прекрасными видами.
      – Простите меня заранее, ибо я уже пользуюсь преимуществами нашей дружбы, но не спросите ли у вашей матушки разрешения посетить скачки?
      Ему не хотелось отпугнуть ее, поэтому Дафф не сказал, что с нетерпением ждет ее согласия и завтрашнего дня.
      – С удовольствием.
      Она предпочитала не думать о том, почему согласилась. Могла бы, конечно, все свалить на легкое опьянение, но понимала всю бессмысленность подобной отговорки. Ее хорошее настроение скорее связано с обаянием Даффа, чем с алкоголем.
      Но тут неожиданно появился вишневый пудинг, и, оставив грустные темы и мысли, они стали наслаждаться вкусным обедом, вином и оживленной беседой.
      Обе стороны согласились, что столь приятное времяпрепровождение можно определить как полное довольство. Дафф не помнил, когда так много смеялся, Аннабел же наслаждалась каждой минутой, как запретным плодом.
      Долго так продолжаться не могло.
      Но пока продолжается, она будет смаковать каждый момент.

      Вид с монастырского холма был еще более живописным, чем помнили они оба. Долина, расстилавшаяся внизу, зеленая и плодородная, насколько мог видеть глаз, представляла собой лоскутное одеяло полей, буколически усеянных пасущимся скотом. Долину почти надвое разделяла голубая, как небо, река.
      Они сидели на попоне, которую расстелил на земле Дафф, и говорили о прошлых временах, когда они вот так же сидели здесь в детстве и любовались пейзажами.
      – Тогда жизнь была проще, – пробормотал Дафф.
      – Безусловно, проще, – со вздохом согласилась Аннабел.
      – Ничего, скоро все устроится.
      Эдди был слишком далеко, чтобы услышать это оптимистическое заявление, но если бы услышал, наверное, станцевал бы джигу.
      – Надеюсь, вы правы.
      Временами она была не так уж в этом уверена.
      – Позвольте помочь вам и вашей семье, – попросил он и, не дав ей ответить, поспешно добавил: – Вы сделаете мне огромное одолжение.
      – Бросьте, Дафф, не стоит меня искушать. Вы из тех, кто и без подобных затей имеет все, что может предложить ему жизнь.
      – Одного богатства недостаточно.
      – Только не говорите это несчастным, которые каждый день тяжким трудом добывают свой кусок хлеба, – фыркнула она.
      – Понимаю. Но я с радостью сделаю для вашей семьи все, что смогу.
      – Я вполне способна сама позаботиться о родных.
      – Я вам верю. Но у нас десятки слуг, а вам наверняка не помешает пара лишних рук, чтобы снять бремя забот с вас и Молли.
      – Не делайте этого, Дафф, – проворчала Аннабел, поджав губы.
      – Но мне так хочется.
      Она пронзила его яростным взглядом.
      – А вот я совершенно не желаю быть в чем-то вам обязанной.
      – Никаких обязательств.
      – Так не бывает. Принимаете меня за зеленую девчонку? Мужчины непременно хотят получить что-то за свои благодеяния.
      – Только не я.
      – Вас так истощили раны? – с намеренной грубостью осведомилась она.
      Но он не поддался на уловку, а с улыбкой спросил:
      – Хотите узнать точно?
      – Вот видите? Вы действуете, совсем как любой мужчина, делающий вид, что отказывается от того, чего в действительности добивается.
      – Вы очень недоверчивы.
      – Считаете это моим недостатком? – вызывающе бросила Аннабел.
      – Я ничем не заслужил вашего недоверия.
      – Значит, я могу принять ваше предложение, не опасаясь, что вы потребуете чего-то большего?
      – Почему бы вам не сказать прямо? Потребую, чтобы вы стали моей любовницей.
      – Прекрасно. Так вы этого не хотите?
      – Я не сказал ничего подобного. Просто дал слово, что не попрошу этого.
      – Попросите!
      – Ни за что.
      Она издевательски усмехнулась:
      – Полагаю, вы не захотите заключить пари?
      – Проиграете.
      – Сомневаюсь.
      – Ваше дело, – улыбнулся он, – но я не стал бы ставить больше, чем вы можете позволить себе проиграть.
      Она так и не поняла, раздражает или оскорбляет ее абсолютное спокойствие Даффа. Но вызов был брошен, и она не смогла устоять:
      – Что бы вы сказали насчет пятисот фунтов?
      Похоже, она слишком осмелела, зная, что большинство знакомых аристократов могли справиться со своими амурными порывами не больше, чем с приливами и отливами морских волн.
      – Я не советовал бы рисковать столь большой суммой. Вашей семье она пригодится больше, чем мне.
      – Я не намерена проигрывать.
      – Уверены?
      – Совершенно.
      – Значит, пятьсот фунтов. И никаких временных рамок?
      – Вечность? – легкомысленно предложила Аннабел.
      – Я предпочел бы нечто более определенное.
      – Потому что имеете скрытые мотивы?
      – Нет, – рассмеялся он, – потому что привык получать свои выигрыши.
      – Какая спесь!
      – Вовсе нет. Я просто знаю, на что способен. И пока мы определяем правила, я был бы рад, разреши вы пока что помочь вашей семье. Почему бы не… скажем, два месяца? Разве этого недостаточно, чтобы убедить вас в полном благородстве моих мотивов?
      Она очень долго молчала, вовсе не уверенная, хочет ли настолько сближаться с маркизом Дарли, пусть и искалеченным войной. С другой стороны, его помощь действительно пригодится. И нельзя отрицать, что неплохо бы иметь его рядом на случай, если Уоллингейм обнаружит ее местопребывание. И кроме того, пятьсот фунтов есть пятьсот фунтов.
      – Два месяца?
      – Да. – Он не сказал: «Если только вы сами не попросите меня об этом раньше», – мысль, которая застала его врасплох и ужасно удивила. Поэтому маркиз тут же добавил: – Решать вам, конечно.
      – Очень хорошо. Пятьсот фунтов никогда не бывают лишними.
      – По рукам! – улыбнулся он, протягивая руку. Она пожала широкую ладонь.
      Итак, сделка была заключена.
      Он немедленно заговорил на другую тему, словно их пари было случайным пустяком. Словно он думал об этом пари не больше, чем о легком ветерке, колыхавшем листья над головой. Просто стал рассказывать, как мальчишкой часто приходил в развалины монастыря и вел с друзьями рыцарские войны. Показал ей то место, где свалился с полуразрушенной стены нефа, потерял сознание, чем до смерти перепугал друзей.
      – После этого родители запретили мне взбираться на стены, – с улыбкой пояснил он, коснувшись поросшей мхом стены, словно припоминая те давние времена.
      – И вы послушались? – спросила Аннабел, равным образом способная вести легкую светскую беседу. – Полагаю, что нет.
      – Я пытался, – улыбнулся Дафф, – и, конечно, ничего не вышло. В любом случае трудно было бы ожидать такого от мальчишки. Но по крайней мере я стал осторожнее. А вы? Вряд ли вы играли здесь в войну.
      Внезапно ей показалось, что он стоит слишком близко: мужской запах, аромат одеколона, широкоплечий мускулистый торс – все это вызывало предательские чувства, которых она предпочла бы не испытывать. Она отступила.
      – Собственно говоря, я приходила сюда рисовать.
      Потребовалось необычайное усилие воли, чтобы говорить обычным, спокойным голосом… впрочем, она слишком долго была актрисой, чтобы выказать непозволительные эмоции.
      – Руины были идеальным местом для впечатлительной молодой девушки и рождали мириады романтических фантазий. Мало того, я написала роман из средневековой жизни, где действие происходило в Бедлоу.
      – Сколько вам было, когда вы впервые пришли сюда? – спросил он, думая, что ее волосы в солнечных лучах сверкают, как золотая проволока. У него руки чесались их коснуться. И тут, возможно, по ассоциации с этим ослепительным зрелищем перед глазами возникла другая светловолосая голова, тонувшая в грязи на поле Ватерлоо: смерть Мерримена, ужасное, кровавое зрелище.
      Дафф напрягся. Каждая мышца окаменела и стала неподатливой, пока он боролся с мучительным воспоминанием.
      – Восемь или десять. С вами все в порядке?
      Дафф казался высеченным из камня. Его взгляд вызывал одновременно страх и жалость.
      – Я что-то могу сделать? – пробормотала Белл, пытаясь взять его за руку.
      Но он рывком отодвинулся. Она вскрикнула.
      То ли ее потрясение, то ли выражение ужаса вернули ему разум, но он мгновенно пришел в себя.
      – Простите, – бросил он со всей возможной небрежностью. – Я не хотел вас пугать. К несчастью, военные воспоминания имеют способность возрождаться в самое неподходящее время. Извините, если встревожил вас.
      – Вам ни к чему извиняться. Я бесконечно сочувствую вашим страданиям.
      Сознавая, какие терзания им пришлось пережить после смерти Хлои, она вполне представляла, как перестрадал Дафф. Война – это всегда кошмар, а при Ватерлоо творилось нечто неописуемое.
      – Желаете уйти?
      Ему хотелось сказать: «Я не причиню вам зла, и Эдди рядом, так что не бойтесь».
      Но вряд ли слова успокоят ее.
      – Возможно, мы слишком задержались, – вежливо заметил он – Я совершенно потерял представление о времени.
      – Вовсе нет. Я просто хотела помочь, на случай если вам вдруг стало нехорошо.
      Как она учтива. Впрочем, чего ожидать от известной актрисы. Даже в минуту опасности она может изобразить невозмутимость.
      – Со мной все хорошо, но спасибо за предложение. Однако если хотите по-настоящему помочь, – с улыбкой продолжал он, привыкнув настаивать на своем по праву рождения и в силу характера, – поедем завтра со мной на скачки, и я буду искренне благодарен. Скажите «да», и мы немедленно уедем отсюда.
      Она на мгновение растерялась, вообразив, что попала в некий своеобразный плен.
      – Вы не так меня поняли, – рассмеялся он. – И свободны ехать домой независимо от любого ответа. Просто я очень хотел бы проводить вас завтра на скачки… с согласия вашей матери, разумеется.
      – Ваши настроения очень переменчивы, милорд, – чуть настороженно заметила она.
      – Признаю, временами именно так и есть. Но в вашем обществе даже худшие из моих демонов готовы присмиреть. Нет, вы вовсе не обязаны выражать свое сочувствие по этому поводу. Я просто констатирую факт. – Он пожал плечами, и глаза снова весело заблестели. – Итак, что скажете? Если вас беспокоит состояние моего разума, поверьте, среди толпы, собравшейся на скачках, вы будете в полной безопасности. И учтите, вы можете выиграть значительную сумму, если будете ставить на тех же лошадей, что и я.
      Она улыбнулась, успокоенная его честностью. Хорошо, что он может открыто признать существование этих демонов. Не каждый человек на это способен.
      – Хотите сказать, что знаете лошадей лучше меня?
      – Возможно, – хмыкнул он. – Почему бы не проверить?
      – Еще пари, Дафф? – засмеялась она. – Нет, одного достаточно.
      – В любом случае скачки – волнующее зрелище. А если еще и погода продержится, как мы можем проиграть?
      – Действительно, как!
      Она ощущала пикантное возбуждение, за последнее время совсем ею забытое. Да и мысль о завтрашних скачках почему-то радовала.
      – Знаете, я посмотрю, как будет чувствовать себя мама завтра утром, и дам вам знать.
      – Я пришлю Эдди.
      – О, не стоит гонять человека зря. Если вы ничего не услышите от меня до полудня, может, в час заглянете к нам по пути к ипподрому?
      Легкая улыбка заиграла на его четко очерченных губах.
      – Я буду молиться за здравие вашей матушки.
      Она низко наклонила голову:
      – И я тоже.
      – Вот и хорошо, – пробормотал он, взяв ее руку. Она не отстранилась, хотя и следовало бы. Повисла короткая пауза.
      Чуть подавшись вперед, Дафф легко прикоснулся губами к ее лбу.
      – Спасибо за приятное общество.
      Ее вот уже много лет не целовали так платонически. Какой чудесный бесхитростный жест! Аннабел невольно улыбнулась.
      – Благодарю, – прошептала она.
      – Значит, до завтра.
      – Если сочетание звезд будет благоприятным, – поправила она.
      – Посмотрю, что смогу сделать, – шутливо заметил он.
      – Даже вы не настолько высокомерны, Дафф, чтобы командовать звездами.
      – Плохо вы меня знаете.
      Нужно бы сказать, что она и не собирается узнавать его лучше, но вместо этого она едва слышно прошептала:
      – И вы меня тоже.
      – Только не говорите, что флиртуете со мной! – фыркнул он.
      – Разумеется, нет, – запротестовала она, солгав себе и ему и чувствуя при этом ничем не замутненную радость.
      – Как скажете, мисс Фостер.
      – Белл.
      – Белл, – повторил он вкрадчиво, словно смакуя каждую букву.
      Господи, что она делает? Почему так легко поддается его отточенному обаянию? Кто лучше ее знает, как это опасно?
      Потихоньку отняв руку, она быстро пошла к лошадям.
      – Как считаете, ваш конь может обогнать мою маленькую кобылку на обратном пути? – спросила она, словно между ними ничего не было. Словно она не чувствовала необходимости изображать равнодушие к его несомненному притяжению.
      – Это зависит оттого, насколько вы искусная наездница, – живо ответил он, стремясь воспользоваться ее изменившимся настроением.