Клара нашла Делию сидящей почти в центре огромного нижнего зала массивной стеклянной пирамиды, воздвигнутой над подземным входом в Лувр. Рядом лежали пальто, большая сумка и блокнот. Удивительно, что охранники позволили ей расположиться вот так – впрочем, обширный зал чем-то напоминал лагерь, ярко освещенный осенним солнцем: повсюду сновали люди, сходили с эскалатора или спускались в нижние помещения старинного дворца, кого-то ждали, жевали, читали путеводители, собирались вокруг экскурсоводов под остроконечным сводом пирамиды.
      – Привет, Делия. Ты готова? – спросила Клара.
      – А можно мне посидеть еще минут десять? Сегодня я задержалась, потому что сначала зашла внутрь и посмотрела Венеру Милосскую, – объяснила Делия. – Я решила увидеть хотя бы ее.
      Что она имела в виду?
      – Разве ты приехала сюда не за тем, чтобы любоваться искусством?
      – Нет, скорее ради лечения, – покачала головой Делия. – На него советуют тратить по часу в день – или сколько вытерпишь. Ведь это же Лувр. – И, заметив недоумение на лице Клары, добавила: – Ну, исцеляющая сила пирамиды. Концентрация энергии Вселенной. Я лечусь так уже целую неделю. Будь у меня в запасе еще неделя, улучшение было бы явным.
      – О Господи, Делия! – ахнула Клара. Слова девушки тронули ее. На глаза навернулись слезы умиления, ей хотелось рассмеяться, несмотря на жуткую головную боль. Исцеляющая сила пирамиды! – Я заметила, что ты хромаешь не так сильно, как прежде. – На самом деле она ничего не заметила, но если эффект плацебо существует, почему бы не поддержать Делию? А потом слезы чуть не пересилили смех. Ей пришлось достать из сумочки салфетку. Как ноет сердце!
      Когда они вернулись в Этан-ла-Рейн, Клара уже не могла сдерживаться и сразу же ушла в свою комнату.
      Но через несколько минут к ней в спальню постучал Серж.
      – Клара… плохие вести из Орегона. Выйди. – Но он не дождался, когда она выйдет, и вошел сам. Клара села на постели, ничуть не удивляясь приходу мужа. Она сразу поняла: что-то случилось с ее матерью. Это кармическое наказание за ее флирт.
      – Что с мамой? – Значит, рано или поздно ей придется поплатиться за то, что она пренебрегла долгом и преданностью и уступила велению сердца. Неужели именно это мать и пыталась объяснить ей всю жизнь? Втолковать тем или иным способом, что расплата неизбежна?
      – Кажется, ее похитили, – сказал Серж.
      – О Господи!
      – Звонила мать Делии, я поговорил с ней. В полицию еще не заявили. Пойдем, Делия все тебе расскажет.
      Клара торопливо спустилась вниз.
      – Мама позвонила и рассказала, что заехала к вашей матери, потому что заметила возле дома каких-то людей – они вносили вещи. Сначала она приняла их за грабителей, потом решила, что это новые жильцы, но вспомнила, что не слышала, чтобы ваша мать собиралась куда-то переселяться. Поэтому, высунувшись из окна машины, она спросила, где Кристал, и какой-то мужчина ответил, что Кристал уехала, а они просто наводят порядок в подвале. Мама спросила, где миссис Холли, а ей ответили, что она уехала с Кристал. Больше этот человек ничего не знал, вот мама и позвонила сюда, чтобы расспросить вас.
      – В полицию она не заявила?
      – Вряд ли. Она думала, что вы в курсе дела.
      – Случилось что-то страшное! Надо немедленно звонить в полицию. Я поеду туда! – воскликнула Клара, борясь с тошнотой и страхом и вспоминая недавние странные разговоры с Кристал.
      Недавно Кристал сказала ей: «Скоро что-то произойдет. И я хочу, чтобы вы знали: нам ничто не угрожает. Есть люди, которые пообещали защитить вашу мать и меня». Эти слова прозвучали в голове Клары.
      – Да, вам надо быть там, – согласилась Делия. – Моя мама вовсе не паникерша.
      – Конечно, я поеду, – кивнула Клара, вспоминая расписание рейсов и решая вылететь в Америку сегодня же ночью, если получится. – Но прежде мне надо кое-кому позвонить…
      – Ты что, обо всем забыла? – вмешался Крей. – Ты находишься под следствием. Тебе запрещено покидать Францию.
      Да, он прав. Она дала подписку о невыезде. Ее отпустили под залог. Нарушив подписку, она усугубит свое положение. Клара ощутила неосознанное облегчение.
      – Тогда поезжай ты, – умоляюще произнесла она. – Кто-то должен быть там.
      К ее удивлению, Крей кивнул:
      – Да, так будет лучше. Мы полетим туда вместе с Делией.
      – Лично я ничему не удивляюсь, – заявила Делия. – По-моему, арест Габриеля с самого начала означал изменение планов. Кто-то боится, что он сделает признание. Вот они и начали действовать раньше, чем планировали.
      Но больше она ничего не смогла объяснить, а Крей не стал настаивать. По-видимому, ему доставляли удовольствие самые необычные заявления Делии. Как и пророчества оракулов, их было опасно изучать слишком скрупулезно – в противном случае откроется их потаенный смысл, а сила исчезнет.

      – Ты целыми днями торчишь у Креев, – упрекнула Тима Анна-Софи вчера, когда они на улице ждали такси после ужина у ее подруги. С приближением свадьбы подруги Анны-Софи смирились с тем, что отныне Тим станет непременным членом их круга, и начали наперебой приглашать его к себе. – Через несколько дней мы переезжаем, твоя мать возвращается. Ты себе представить не можешь, как много у нас хлопот, да еще надо заказать цветы. И мне самой приходится принимать все решения! Чем тебя так заворожили Креи? Ха, можешь не отвечать!
      – Не они, а главным образом Габриель, – солгал Тим. – По-моему, это мы виноваты в том, что бедняга оказался в тюрьме, – точнее, я виноват. Я хотел бы чем-нибудь помочь ему, чтобы перестать себя винить.
      – Тебе давно пора перевезти свои книги, это можешь сделать только ты. И расставить их на полках так, как ты хочешь.
      – Да, в пресловутых книжных шкафах, – фыркнул Тим.
      Но когда Тим взялся расставлять книги, его раздражение исчезло – он увлекся своим делом, перебирал книги, о которых забыл, книги, до которых у него никак не доходили руки. Зазвонил телефон. В трубке послышался голос Крея. Он предложил Тиму сопровождать его в поездке в Орегон, всего на три дня. Сержу Крею предстояло разыскать мать Клары, Лесу Шедбурну, художнику-постановщику, – найти подходящую натуру, а Делии – познакомить их всех с «альтернативными мыслителями» и другими параноиками, приверженцами «нью-эйдж» из антикварного магазина «Милый дом», а потом они вернутся в Париж. Крей пообещал по-прежнему платить Тиму – так, как он платил во время поиска покупателя панелей. К тому же он может в этой поездке состряпать свою очередную статью. Тим счел это заманчивым и охотно согласился бы принять предложение, но, представив себе, как на это отреагирует Анна-Софи, ужаснулся.
      – Три дня! – воскликнула Анна-Софи. – Замечательно! Я успею купить на родине Делии что-нибудь истинно американское, она поможет мне. А еще, дорогой мой, мне не терпится своими глазами увидеть твою родину, пусть даже не Мичиган. А Орегон заметно отличается от Мичигана? – спросила она, потому что Тим часто рассказывал ей о различиях между штатами.
      – Не слишком, – ответил Тим. – И тот и другой – северные штаты, с соснами и медведями. – Он не видел причин возражать невесте, хотя и не знал, на сколько пассажиров рассчитан самолет студии «Манди Бразерс». Он перезвонил Крею.
      Эстелла пришла в восторг, узнав от дочери о неожиданной поездке на три дня в Орегон, в Америку, за неделю до свадьбы. Эта спонтанность, внезапность и импульсивность казались Эстелле признаком того, что и Анна-Софи не лишена авантюризма и стремления к свободе. Пожалуй, Тим все-таки благотворно влияет на нее. Но размышления о полете на маленьком частном самолете вызвали у Эстеллы материнскую тревогу.
      – Хотела бы я знать, все ли американцы похожи на Тима? Интересно, носят ли они пиджаки и брюки разного цвета и теннисные туфли в городе? – радостно щебетала Анна-Софи.
 
      – Я очень рада вернуться домой, только судьба Габриеля меня беспокоит, – сказала Делия. – Все-таки здесь отвратительно… Нет, красиво, но многое внушает отвращение. К примеру, два человека живут в гигантском особняке, где хватило бы места двадцати, все вокруг богаты, едят вредные продукты вроде масла и сливок, нанимают слуг, заставляют чернокожих или алжирцев подметать улицы – а Америки как будто не существует! Никто ничего не знает об Америке, а меньше всех – американцы, живущие здесь. Они забыли, каково живется на родине, где люди голодны и злы, где вся страна содрогается, как вулкан, и вскоре треснет, как кожура печеной картофелины. Хорошо, что Крей хочет открыть людям глаза. Он все понимает, как никто из американцев, с которыми я здесь познакомилась. А про французов и говорить нечего! – Эти выводы она перечисляла с жизнерадостным, нетерпеливым, почти сияющим лицом.
      – Недовольство креационистов в Канзасе, многоженцев – в Юте, вылазки полицейских-убийц и солдат удачи в Монтане, сумасшедшие в Техасе, – скороговоркой подсказал Крей, словно ободряя способную ученицу.
      – Вопреки собственным заверениям полицейские использовали горючий газ. Они намеревались сжечь этих людей живьем! – вскричала Делия.
      – Да и у французов хватает проблем – «Национальный фронт», «бритоголовые»… – добавил Серж.
      – Да, но я имею в виду совсем другое. Речь не о расистах или шовинистах, – возразила Делия. – Среди моих знакомых таких нет. Конечно, они существуют, но к нам не имеют никакого отношения. А правительству все равно. Оно ненавидит всех. Ему нет разницы, кого убивать – расистов или приверженцев религии…
      И они оба продолжили яростно обличать виновных. Слушающей их Кларе стало стыдно за то, что она думала только об истреблении оленей. Ограниченность ее негодования вызвала у нее чувство неловкости. И все-таки необходимо бороться с любым злом, какое видишь. А Клара никогда не была свидетельницей насилия над человеком. Если не считать случая возле почтамта.
      – Я сказала бы, что вы отвратительны, если бы это не звучало слишком грубо, – отвратительны потому, что купаетесь в роскоши и ничего не отдаете взамен, – заключила Делия, обернувшись к Кларе.
      Несомненно, так оно и было. Кларе вспомнился один случай в метро. На стене, переходящей в сводчатый потолок, висел гигантский плакат фонда помощи странам Африки. Два снимка улыбающейся негритянки лет семнадцати. На первом снимке она была истощенной, ее зубы в бескровных деснах казались громадными, взгляд водянистых глаз – болезненным. А после «100 франков, пожертвованных вами», та же девушка становилась заметно упитаннее, уже не показывала десны и излучала здоровье. Клару поразило то, что на обоих снимках девушка улыбалась. Даже голодая, она оставалась человеческим существом и надеялась, что ее жизнь изменится к лучшему. Может, она думала, что после этой фотографии в ее жизни и вправду многое изменится, и оказалась права – ее кормили и лечили, чтобы сделать второй снимок.
      Клара недолюбливала фотографов, особенно тех, кто останавливается, чтобы снять умирающего ребенка или дрожащую в агонии антилопу, но даже не пытается спасти ее или отвезти ребенка в больницу, твердя, что всех все равно не спасешь. Клара знала, что фотограф вряд ли дал бы той девушке сотню франков.
      Она прекрасно понимала, что, отсидев в тюрьме ради того, чтобы не дать охотникам убивать оленят на ее лужайке, она вовсе не положит конец убийствам, что это лишь капля противостояния в мире жестокости – такой настойчивой, укоренившейся и ничтожной по сравнению со страданиями многих людей. Все это Клара знала.
      – Да, понимаю. Вы совершенно правы, – произнесла она.

      – До свидания, до свидания, – повторяла Клара, обнимая всех в аэропорту Ле-Бурже. – Звоните мне почаще, я буду ждать. – Слезы наворачивались ей на глаза при мысли о матери и о том, что она, дочь, не сумела оказаться рядом с ней в трудную минуту.
      Проводив всех, она написала Ларсу, рассеянно полистала вчерашнюю «Монд», выпила кофе. Ее сердце радостно и удивленно дрогнуло, когда в гостиную вошел Антуан де Персан – он был мрачен, хотя и вежливо поцеловал ее в обе щеки.
      – Не хотите ли присесть?
      Он отказался.
      – Я хотел бы поговорить с вашим мужем, мадам… то есть Клара, если позволите. Мне стало известно, что моя мать побывала здесь и сделала ему чудовищное предложение.
      – Чудовищное?
      – Во всяком случае, неприемлемое. Дурацкое.
      – Но ведь это самый простой выход, – возразила Клара, не видя ничего унизительного в предложении мадам де Персан.
      Он покачал головой, еще более помрачнев.
      – Я двадцать лет пробыл членом охотничьего клуба, даже входил в его комитет. Разве я могу сказать давним знакомым – в сущности, всей деревне, – что отныне запрещаю им охотиться в моих владениях? Это немыслимо, невозможно. Нет, надо продать землю без лишнего шума и покончить с этим. Но прежде – уговорить мать. Конечно, она не сможет препятствовать заключению сделки, но… не могу объяснить, как все это неприятно и досадно…
      – Мой муж уехал, – сообщила Клара.
      Последовала тишина. Пауза затянулась. Произнеся эти слова вслух, Клара только сейчас осознала их значение, услышала грохот литавр, будоражущую барабанную дробь, кульминационные аккорды – и, похоже, Антуан тоже уловил эту какофонию, и она эхом отозвалась в нем.
      Момент был настолько удачным, что возражения даже не возникли, доводы разума потеряли свой смысл.
      – Безнравственные слова – «мой муж уехал», – заметил Персан. – Как в новеллах Боккаччо. С них начинается множество пьес. – Смутившись, он замолк.
      – И не только пьес, – согласилась Клара.
      – Надолго?
      – На три дня, а может, и больше.
      Они уставились друг на друга. Медлить было бессмысленно, они собирались перейти к действиям сейчас же, а о последствиях подумать потом, если понадобится.
      – Значит…
      – Да, – кивнула Клара, которая выглядела бесстрастной, но еле сдерживала неистовое ликование.
      – Я…
      – О…
      Антуан бросил взгляд в сторону кухни.
      – Сеньора Альварес! – крикнула Клара. – Вы не могли бы сходить на почту и к мяснику?
      Сеньора Альварес просунула голову в дверь. От ее взгляда ничто не ускользнуло, но лицо осталось невозмутимым.
      – Прямо сейчас?
      – Да. И захватите хлеба.
      Услышав, как хлопнула входная дверь, Клара подала Антуану руку. Они начали подниматься по лестнице.
      – Только один раз, чтобы покончить с этим наваждением, – предупредила Клара.
      – Да, один.
      Сделав еще несколько шагов, он легко подхватил ее под локоть. На верхней площадке они пылко поцеловались и начали срывать друг с друга одежду, бросая ее прямо на пол, с трудом добрались до спальни Клары, со вздохом рухнули в постель. Как они изголодались! Он восхищенно ахнул, увидев роскошную грудь Клары, она – при виде его внушительной вздыбившейся плоти.
      Они не слышали, как через пару часов вернулась сеньора Альварес, задержавшаяся в деревне. Она долго прислушивалась к стонам, глухим ударам и крикам экстаза из комнаты мадам, потом подняла с пола блузку мадам и галстук месье и повесила их на ручку двери.
      Было уже почти три часа, когда они спустились вниз, не сводя друг с друга глаз, обмениваясь усталыми, довольными улыбками, держась за руки. Обед еще не был готов. Клара и Антуан были ошеломлены своими сексуальными аппетитами. Недавние события показали, чего им недоставало и какие чувства они питают друг к другу. Их то и дело охватывало беспричинное веселье, они пересмеивались, вспоминая о том, что незачем было обсуждать.
      После обеда они опять поднялись наверх. Антуан ушел в пять. На пороге он устремил на Клару пристальный, взволнованный взгляд и произнес:
      – А я всегда считал, что мужчина обязан лишать себя радостей.

      Анна-Софи чувствовала себя уютно на борту самолета «Хокер-Сиддли-800», рассчитанного на шесть пассажиров, и ни о чем не беспокоилась. Обитые кожей сиденья были широкими и удобными. Второй пилот принес в салон столики. По салону витал запах новой машины или роскошного бутика. Помимо крохотной кухни, в самолете оказался бар. Внизу расстилался великолепный Старый Свет – замки, поля, атомные реакторы Пикардии, напоминающие настольную игру. Самолет летел на запад, к берегам Нового Света.
      Анну-Софи охватил восторженный трепет. Она знала, что самолет принадлежит не Тиму, что они попали сюда по чистой случайности, но все-таки попали – отчасти благодаря связям Тима. Дружба с Сержем Креем приближала их к миру частных самолетов, чужому, но удивительно заманчивому.
      Она заглянула в кокпит. Пилота забавлял ее французский акцент.
      – Мы над Англией?
      – Точно.
      Крею не сиделось на месте – он то расхаживал по проходу, то раскладывал пасьянс. Тим пытался работать над статьей для «Участия», о злоключениях африканских иммигрантов во Франции. На обед подали вино, лосося и маленькие сандвичи, заказанные у Фошона. Насытившись, Тим задремал. Шедбурн и Крей вели вялую беседу о визуальных достоинствах окрестностей Портленда. Делия не сводила глаз с цифрового прибора, показывающего скорость. Самолет летел в ясном небе, стремительно приближаясь к ее родине.
      Они вылетели из Парижа в семь утра, их маршрут пересекал несколько часовых поясов, уводя их прочь от ночи. Когда они приземлились в Америке дождливым, унылым орегонским днем, все пассажиры были бодры и полны сил, а время близилось к десяти часам утра.
 
      Анна-Софи возликовала, наконец-то увидев настоящую Америку. Несмотря на все сообщения в прессе и слухи, страна, откуда был родом ее милый Тим, не могла не быть населенной умными и добропорядочными людьми, в ней наверняка немало тихих городов и живописных мест – ведь ее Тим так умен, мил и красив. Первые впечатления Анны-Софи об Америке были благоприятными: маленький аэропорт, приветливый чиновник, который лишь мельком взглянул на их паспорта, сравнительно чистая дамская комната, где она привела себя в порядок. Их встречали мать и отец Делии – настоящие американцы из фильма: папа в рубашке в крупную клетку, мама в ситцевом платье, оба в теплых куртках. Их большая, похожая на джип машина называлась «эксплорер».
      Они с облегчением и радостью обняли Делию, словно ее только что выпустили из иностранной тюрьмы.
      – Делия, милая, как хорошо ты стала ходить! – воскликнул отец.
      – Очень рада познакомиться с вами, – сказала миссис Сэдлер Крею. – Я обожаю фильм «Королева Каролина». – И она смущенно сказала «bonjour» Анне-Софи и Тиму, очевидно, приняв и его за француза.
      Сэдлерам больше было нечего сообщить о миссис Холли и Кристал Уилсон. Они уже обращались за помощью и в полицию, и к друзьям Делии, антикварам. В полиции их выслушали невнимательно. В ходе расспросов выяснилось, что людьми, переносящими какие-то вещи в дом миссис Холли, были Сью-Энн Уилсон и двое ее знакомых. Сью-Энн заявила, что Кристал и миссис Холли уехали на реку Худ.
      – Но я ей не поверила. Наверное, Клара очень беспокоится, – сочувственно сказала миссис Сэдлер. – По-моему, ни Сью-Энн, ни Кристал не заслуживают доверия.
      Разумеется, Сэдлерам не терпелось услышать рассказ о Франции и о приключениях Делии в чужой стране. Они не могли поверить, что она провела целый месяц в роскошном замке, – но знаменитый Серж Крей был рядом, и Делия прилетела на частном самолете! Удивительно, невообразимо! Сама Делия рассказывала о своем возвращении как о бегстве, а пребывание во французском замке не казалось ей чем-то из ряда вон выходящим. Во Франции опасность подстерегает людей повсюду. Ее другу Габриелю пришлось прятаться от враждебно настроенной французской полиции, в ее комнату в отеле кто-то пытался вломиться, власти медлили с выдачей паспорта…
      Несмотря на холод и дождь, повсюду пестрели цветы. Анна-Софи восхищалась красотой растений вдоль обочин дороги и на разделительной полосе, ее изумило обилие зелени – густой, свежей. Даже трава выглядела молодой и сочной, будто в Орегоне царила вечная весна. Все вокруг казалось Анне-Софи прекрасным.
      – Да, в этом году рододендроны зацветут рано, – подтвердила миссис Сэдлер.
      По пути из аэропорта Крей обращал внимание на каждую деталь, провожал взглядом каждую машину, то и дело толкал Шедбурна в бок и указывал на что-нибудь.
      – Я не был в США почти двадцать лет! – восклицал он. – Прошло двадцать лет с тех пор, как я в последний раз побывал здесь!
      – Тим, милый, я так хочу побывать в супермаркете! – прошептала Анна-Софи. – Там, куда ходят простые американцы! Какие огромные машины! – добавила она уже громче.
      – И я это тоже заметил. Только теперь я понял, как важны личные впечатления. Людям свойственно многое забывать, – откликнулся Крей. – Смотрите, Шедбурн, смотрите!
      – Quelle belle rivi?re, – заметила Анна-Софи, когда они проезжали по мосту. – Как она называется? Вилламет? Un nom fran?ais! Американцы – хорошие водители! – продолжала она. – Вы только посмотрите, как они заботятся о пешеходах! А как пропускают тех, кто делает левый поворот! Какая дисциплинированность! Французам следовало бы поучиться у них.
      По предложению миссис Сэдлер все, кроме Делии, остановились в новом маленьком отеле в пяти минутах езды от дома миссис Холли – здании с видом на озеро. Во Франции Крей производил впечатление почти заурядного человека, но в Орегоне его скрытность и эксцентричность стали особенно заметны. Он зарегистрировался в «Туалат-Инн» под именем Стэна Карсона, выбрал номер окнами во двор, а не на живописное озеро, никуда не звонил сам, а просил сделать это кого-нибудь.
      Миссис Сэдлер оставила их устраиваться и собиралась вернуться после того, как они немного отдохнут.
      – В Портленде есть отличные отели, но там вам было бы не так удобно. Зато отсюда можно дойти до дома миссис Холли пешком, – сказала она.
      «Туалат-Инн» представлял собой отреставрированный викторианский особняк с медными кроватями, дубовыми умывальниками с фарфоровыми раковинами, тканями от Лоры Эшли, бесчисленным множеством кружевных салфеточек и тряпичных ковриков, собственноручно связанных хозяйкой, миссис Барратер.
      – Восхитительно! – восклицала Анна-Софи. – Как мне нравятся деревянные дома! Какое очарование!
      Вскоре все поняли, в чем заключается талант великого режиссера. В маленькой гостиной отеля Крей составил программу действий на три дня, с тем чтобы одновременно решить несколько задач: найти миссис Холли, выбрать натуру для съемок и сблизиться с участниками движения за выживание, сектой «черных вертолетов» и религиозными фундаменталистами – словом, со всеми, кого удастся разыскать Делии. Анне-Софи и Делии было предложено приступить к поискам сегодня же днем. Сам же Крей вместе с сержантом полиции Лейк-Осуиго и слесарем пошли открывать дверь дома миссис Холли. Несмотря на сонливость и разницу во времени, было решено взяться за дело немедленно, не распаковывая вещи.
      – В нашем распоряжении всего три дня, потому что не пройдет и трех дней, как газетчики пронюхают, что я здесь, а следом за ними явятся служащие налоговой полиции и все остальные, – заключил Крей.
 
      Дом миссис Холли стоял на невысоком холме чуть в стороне от дороги, обсаженной кустами ежевики. От соседних домов его отделял участок земли шириной в два акра. Дом выглядел пустующим – ставни были закрыты, гараж заперт, на крыльце лежали газеты и несколько рекламных объявлений. Миссис Сэдлер вместе с Сержем и Тимом подъехала к дому вслед за полицейской машиной. Калитка, ведущая во двор, тоже была заперта, но полицейский перегнулся через невысокий забор, повозился с замком, и калитка распахнулась.
      Тим сразу понял, что в этом доме Крей прежде не бывал. Он никогда не гостил у матери Клары и теперь не слишком волновался по поводу ее исчезновения. Тима охватило любопытство: он надеялся увидеть комнату Клары, какие-нибудь следы ее учебы в школе, может быть, детские рисунки. К прошлому Клары он относился так же романтически, как Анна-Софи – к его прошлому. Очутившись в Орегоне, она пыталась представить себе Мичиган, где рос Тим, хотя, в сущности, он провел там совсем немного времени.
      Полицейские без возражений согласились помочь Крею войти в дом его тещи, миссис Холли, хотя накануне, когда об этом их попросила миссис Сэдлер, отказались. В сумерках они осмотрели с фонариками кусты вокруг дома, но не обнаружили никаких подозрительных следов.
      Миссис Сэдлер тоже вошла в дом. Как только слесарь отпер замок и все прошли в кухню, их охватило странное ощущение тревоги. Атмосфера в доме изменилась, и это подтвердила миссис Сэдлер, которая иногда бывала здесь. В столовой они увидели нагромождения всякого хлама: сломанные велотренажеры, сырые доски, телевизоры, мягкие игрушки – предметы, которых раньше здесь явно не было. Кто-то вывез отсюда мебель. Что это вообще означает? Что-то трагическое и таинственное. Оленьими рогами, старыми люстрами, подсвечниками, настольными лампами и дешевой мебелью мог дорожить только тот, кому больше нечем было дорожить. Чувствовалось что-то отчаянное в попытке сохранить всю эту рухлядь, а тем более перенести ее в столовую пожилой дамы, вторгнуться в чужой дом.
      Но все немного успокоились, увидев, что в спальне миссис Холли царит порядок, а ее туалетных принадлежностей нет на месте, словно она не спеша собралась и отправилась путешествовать.
      В кухне, между стеной и холодильником, были обнаружены три боевые винтовки и два дробовика, завернутые в покрывало.
      – Да, вы поступили правильно, заявив в полицию, – удовлетворенно заключил полицейский. – Мы займемся расследованием этого дела. Прежде всего надо разыскать миссис Холли.
      Крей вышел в гостиную, чтобы позвонить Кларе по сотовому телефону.
      – Чертова штуковина не работает! – пожаловался он после первой же неудачной попытки.
      – Американские сотовые телефоны действуют только в Америке, а европейские – только в Европе, – напомнил ему Тим. – Как и телевидение. Видимо, кто-то считает, что американцы вряд ли станут звонить домой из-за границы.
      – Мне надо позвонить, пока во Франции еще не слишком поздно, – обратился Крей к полицейскому, тут же вспомнил: – Я же оплачиваю счета миссис Холли! – и взял трубку ее телефона.
      Видимо, Клара ждала звонка, потому что ответила сразу же. Тим слышал, как Крей говорил ей, что они уже в Орегоне, что ее мать пока не нашлась, но отчаиваться не надо. Местные жители уверяют, что Кристал Уилсон не могла причинить вред ее матери.
      Поскольку свидетельства преступных намерений были налицо, всем стало ясно, что вскоре полицейские попросят компанию Крея покинуть место преступления. Миссис Сэдлер отвезла Крея и Тима обратно в отель дожидаться Шедбурна и Анну-Софи, которых Делия повезла в «Милый дом». Тим собирался взять в городе машину напрокат.