46

НАЧАЛО ПУТИ

Райф проснулся в стылой предрассветной тьме. Зная, что больше не уснет, он встал и вышел наружу. Небо над головой было черным, но на востоке, над деревьями и грифельными утесами Ганмиддиша, сквозь туман уже проглядывала розовая заря.

Райф завязал ранку на передней ноге мерина, а после занялся собственными ссадинами. Его руки пахли сырой говядиной и горели огнем. Он погрузил их в снег, чтобы промыть и сделать не столь чувствительными, а потом туго забинтовал. Поврежденная кожа легче всего поддается обморожению. Кот Мэрдок потерял стрелковый палец из-за ничтожного укуса потому только, что не позаботился перевязать этот палец в лютую морозную ночь. А прошлой зимой Арлек Байс встречал День Богов, густо намазанный свежим жиром, из-за того, что отправился в Старый лес со свежими порезами после бритья.

Предвидя сильные морозы, Райф тревожился. Как защитить от них Аш? Она слишком худа, а если кормить ее одними зайцами да рыболовами, она не сможет бороться с холодом. На такой кормежке и ноги недолго протянуть. Два лета назад Дрей и Рори Клит вернулись после десятидневной охоты в Лысых холмах с коликами и несварением желудка. Охота не удалась, и они неделю жили на прокисшем пиве и крольчатине. Райф помнил, как стоял с Битти Шенком и Туллом Мелоном около отхожего места, распевая: «Бежит, бежит крольчатника, течет, как ручеек», пока Дрей с Рори мучились внутри.

Райф улыбнулся... и слезы навернулись ему на глаза — наверно, от ветра.

Дрей его не дождался.

Вчера, когда тропа увела его от волчьей тропы на север, он оглянулся, чтобы взглянуть напоследок на брата, но Дрея не было — он уже ушел. Только тень его еще ползла по камням на восток, навстречу Градскому Волку. Райф постоял в снегу и пошел обратно в дом, заставляя себя думать о десятках разных вещей, которые следовало сделать, прежде чем отправиться в путь.

Аш уже проснулась и подкладывала дрова в огонь, разогревая остатки вчерашней еды. Она робко улыбнулась Райфу, и у него не повернулся язык сказать ей, что мясо не надо было трогать, что он собирается соскрести с него жир и намазать им лица от мороза. Мясо, которое он вчера нарезал на полоски и повесил сушиться, провялилось не до конца — ну да ничего, сойдет. Шкурка задубела, но размачивать ее мочой не было времени, и Райф показал Аш, как ее месить и разминать кулаками.

Пока Аш занималась этим, он обшарил дом в поисках одежды, ножей и еды. Здесь все промерзло, и немногочисленные половики и одеяла, найденные им в погребе, совсем обледенели. Райф выбрал два одеяла получше и выбил их досуха. На дне сундука из кровавого дерева отыскалась пара перчаток из козьей шерсти. Они отсырели и покрылись плесенью, но Райф все равно их взял. Почти непригодные для носки и дурно пахнущие, они все-таки пришлись ему впору.

Он откопал еще ветхий, прожженный на плече плащ, детскую овчинную шапочку, жестяную мисочку с салом и воском и проржавевший нож. И бладдийцы, и черноградцы, как видно, очистили дом на совесть, и съестного не осталось ни крошки.

Аш примерила плащ и шапочку. В его отсутствие она завернула мясо в листья щавеля, натопила снега и просушила над огнем свои чулки и сапожки.

— А у тебя-то плаща нет, — заметила она.

— Обойдусь одеялом. Сейчас наточу нож и скрою из шкурки рыболова шапку.

— Надо было мне прихватить что-нибудь из лагеря, — нахмурилась Аш. — Все валялось на снегу — я могла бы взять что хотела.

— Не жалей, — ответил Райф.

Она взглянула на него своими серыми глазами и тут же отвела их.

«Если кто-нибудь тронет тебя снова, я разорву их голыми руками», — хотелось сказать Райфу. Вместо этого он сказал:

— Залей огонь водой, которую натаяла. Я пойду оседлаю коня.

Теперь уже совсем рассвело. От ветра пахло ледником. Снег после недавней оттепели сделался рыхлым. Райф покрыл спину мерина одеялом и наложил седло. Пальцы у него не гнулись. Зажав в кулаке нож, чтобы наточить его о ступеньку, он прикусил щеку от боли.

Ржавчина глубоко въелась в незакаленное железо, и хрупкое лезвие не желало заостряться. Райф сделал с ним что мог.

Когда Аш вышла, он уже смастерил себе шапку и теперь выкраивал завязки. Ее прожженный плащ, выкрашенный в густой красно-коричневый цвет, волочился по снегу. От ветра она сразу зарумянилась, и на глазах у нее выступили слезы. Из-под шапки выбились пряди серебристых волос. За время, проведенное в Ганмиддише, она немного округлилась, и в ее лице появилась мягкость, которой Райф прежде не видел.

— Собачий Вождь хорошо с тобой обращался? — спросил он, подсаживая ее на коня.

Ее серые глаза немного потемнели.

— Он не мог дождаться, когда избавится от меня.

Со двора они выехали молча. Райф вел мерина через проходы, мимо изгородей и служб, пробуя на вкус воздух. Тучи обещали снег, но запах ледника беспокоил его куда больше. Если здесь, так далеко на юге, пахнет Великой Глушью, это может означать только одно.

Райф старался шагать побыстрее. Чем дальше он отойдет на запад, когда разразится буря, тем лучше. Горькие холмы останавливают бури, запирая их между Полу-Бладдом на востоке и Банненом на западе. Надежнее всего будет укрыться в западной тайге, за частоколом каменных сосен и черных елей.

На ходу Райф замечал среди карликовой березы и кизила следы разной дичи. Привычка делать это глубоко укоренилась в нем. Прошлая ночь доказала, что он может убить животное ударом в сердце без стрелы. Рыболова он уложил куском грифеля, тяжелого, как железо, и синего, как дхунский чертополох. Зверек копошился у овечьего загона, привлеченный застоявшимся там запахом убоины. Он учуял Райфа своим тонким нюхом и услышал хруст сапог по снегу чуткими ушами, способными засечь мышь-полевку в сугробе двухфутовой глубины. Райф, глядя, как он убегает вдоль изгороди, подобрал первый попавшийся камень и согрел его в кулаке. Аш нуждалась в пище.

Это было не то же самое, что стрелять из лука. Подозвать зверя к себе оказалось гораздо труднее. Миг полного покоя не соединял Райфа с добычей, и он ничего не узнал о ней. Сердце явилось перед ним внезапно, как пылающий уголь, и пришлось действовать очень быстро. Без взаимодействия прицельного глаза и руки, отпускающей тетиву, Райфу нечем было привязать к себе дичь, и он просто метнул камень. Как только он это сделал, видение сердца поблекло.

Удара он не услышал. Им овладела тошнота, и рука, бросившая камень, бессильно повисла. Желудочный сок обжег глотку, и Райф, упав на колени, долго блевал и отплевывался. Лишь через несколько минут он смог встать и пойти за добычей. Когда он вернулся в дом, тошнота прошла, но чувство стыда осталось. Не годилось убивать дичь таким образом.

— Разве мы не переправимся через холмы на городские земли? Ангус, насколько я помню, собирался держаться подальше от кланов.

Райф посмотрел на Аш. Жир у нее на лице от ветра стал восковым и матовым.

— Мы затратим меньше времени, если пойдем прямо на запад. В холмах мы потеряли бы полдня.

— Но Ангус говорил...

— Ангуса с нами нет, а я глэвских земель не знаю, зато знаю клановые владения до самого Орля и дорогу до Буревого Рубежа. — Райф говорил резко, сам не зная почему. Ему не хотелось объяснять Аш, что Ангус выбрал дорогу через земли Глэйва единственно из опасения, что его племянник может встретиться с черноградцами. Десять дней назад дядино решение обрадовало Райфа, но теперь ему стало все равно. Черный Град вырезал из священного камня память о нем. Если Райф теперь и встретится с черноградцем, то должен будет убить его или погибнуть сам. Как ни странно, он находил в этом некоторое утешение. Отношения между ним и его кланом определились, и все мечты о возвращении умерли.

— Как тебе удалось бежать из башни?

Райф, недоумевая, почему Аш спросила об этом именно теперь, ничего не ответил.

— Я вынудила Собачьего Вождя дать мне слово ничего не делать с тобой до моего отъезда. — На лице Аш прорезалась улыбка. — Он свиреп, но, кажется, испугался меня больше, чем я его.

— Дхун он взял не в одиночку.

— О чем ты?

— Дхунский дом укреплен лучше всех других круглых домов: его строил первый клановый король, Торни Дхун. Стены у него шестнадцать футов толщиной, а крыша из железного камня. В ночь, когда Вайло Бладд его взял, его стены обороняли пятьсот дхунских воинов, и еще больше кланников стояли на границе. Однако Собачий Вождь как-то умудрился прорвать оборону, поднять Репейные ворота и перебить триста человек.

— Это еще не значит, что ему кто-то помогал.

— Еще как значит. Каждый дхунит, убитый бладдийским мечом, потерял так мало крови, что даже панцирь на нем не мог заржаветь.

— Не понимаю.

— Дхунитов одолели с помощью колдовства. Оно заставило их сердца биться медленнее, и они больше не могли защищаться. Собачий Вождь шел на Дхун, зная заранее, что дхуниты не окажут ему сопротивления. Он одержал победу, но чести не снискал. — Райф намеренно говорил жестко. Он видел, как Аш подалась вперед в седле, готовая защищать Собачьего Вождя, и ему это не нравилось. Она смотрела на него так, будто он лгал.

— Если он на самом деле использовал колдовство, как ты говоришь, почему ты думаешь, что оно пришло извне? Он мог получить такую помощь в собственном клане.

— В кланах не занимаются колдовством.

— К чему ты, собственно, клонишь?

— Тот же человек, который помог Собачьему Вождю взять Дхун, убил моего отца, моего вождя и еще десятки кланников на Пустых Землях.

С губ Аш слетело только «ах».

Райф продолжал говорить, и чувство правды укреплялось в нем.

— Всего нас там было пятнадцать. Мы поставили свой лагерь в месте, где проходят старые лосиные тропы. Каждый год в первый месяц зимы мы отправляемся туда, чтобы добыть положенную Черному Граду долю. Лоси в это время года кочуют на юго-восток. Этой зимой нас с братом взяли в охотничью дружину, и это была большая честь. Охотников возглавлял сам Дагро Черный Град, впервые за последние пять лет выехавший на лосиный промысел. Охота шла не слишком удачно. Тем сказал, что лоси, зная, что зима будет суровой, ушли на юг месяцем раньше обычного.

— Кто это — Тем?

— Мой отец. — Сказав это, Райф почти не испытал боли. — Они с Дагро были приятели. Мейс Черный Град несколько недель таскался за приемным отцом, уговаривая его поехать с ним на север, но это Тем в конце концов убедил вождя. «Съездим на север последний разок, Дагро Черный Град. Будем ехать, пока задница не отнимется, дуть водку, пока голова не откажет, и бить лосей, пока не потонем в крови». — Отцовские слова Райф проговорил быстро, чтобы не разволноваться. — Накануне дня, назначенного для отъезда домой, мы с Дреем ушли из лагеря пострелять зайцев. Мы соревновались, кто выстрелит дальше и набьет больше, и тут я... почувствовал что-то.

— Колдовство?

Райф кивнул, и ему вдруг стало трудно говорить.

— Мы повернули назад, но в лагере все уже были мертвы, а на их оружии — ни капли крови. Двенадцать мертвых мужчин, и ни один не обнажил меч, чтобы защитить себя.

Аш не пыталась выразить свое сочувствие, и Райф был благодарен ей за это. Больше к прошлому они не возвращались, и за это тоже следовало быть благодарным. Некоторыми своими воспоминаниями о лагере на Пустых Землях Райф не хотел делиться ни с кем. Молча следуя на запад вдоль речной долины, они вступили на земли другого клана.

В полдень они миновали врытый глубоко в снег каменный столб со скрещенными мечами Баннена. Баннен был хоть и мал, но богат: он владел многочисленными озерами, где в изобилии водилась форель, тучными лугами под пастбища и железными рудниками, уходящими на сотни футов в глубину Горьких холмов. Баннен присягнул Дхуну, но это произошло не столь давно. В прошлом вожди клана переходили к Черному Граду, когда считали это выгодным, и Хаудер Баннен сражался с Орнфелем Черным Градом против дхунского короля у Кобыльей Скалы. Баннен славился своими бойцами на мечах. Тем говорил Райфу, что банненцы упражняются в фехтовании, стоя по шею в проточной воде.

Райф посмотрел на север. Банненский дом стоял в низине, задом к песчаниковому утесу, и с реки его не было видно.

Судя по дыму над верхушками деревьев, до него было лиг десять. За дымом шли на юг из Глуши черные тучи.

Райфу захотелось поскорее убраться отсюда, и он тронул Аш за сапог.

— Как насчет того, чтобы заставить вислоухого пробежаться?

— А ты как же?

— Я тоже пробегусь. Хочу за час добраться вон до тех деревьев. — Он указал на северо-запад, где виднелся старый сосновый бор. — Нам понадобится укрытие, когда грянет буря. — Райф хлопнул мерина по крупу. — Пошел!

Аш осталось только отпустить поводья. Конь взял с места в карьер, осыпав Райфа снегом. Райф постоял немного, убедившись, что Аш на скаку держится в седле уверенно, и побежал следом. Его тело, не готовое к такому испытанию, откликнулось сильной дрожью в ногах. Не до конца сросшиеся ребра похрустывали на бегу. Злясь на собственную слабость, Райф вспахивал снег, поднимая вихрь ледяных кристаллов и мерзлой земли.

Аш ускакала далеко вперед. Ветер уже задул, неся на юг поземку, и с высот заструились снежные шлейфы. Шум в воздухе нарастал, и вскоре в уши Райфа ударил рев бури. Волчья река текла здесь прямо на север — и там мелела, питая дюжину лососевых заводей, меняла камень на зеленый песок и образовывала защитный рубеж вдоль южной границы Баннена. По-своему Райф даже радовался буре. Не будь ее, между банненским домом и холмами сновало бы множество кланников, рудокопов и звероловов.

Лицо и руки Райфа горели от бега, пальцы в козьих рукавицах распарились. Догнав Аш, он стащил перчатки зубами и заткнул их за пояс. На каждом вдохе ему казалось, что ребра вот-вот переломятся пополам.

Аш уже спешилась и прислонилась к стволу тридцатилетней ели. Она добралась до леса на четверть часа раньше Райфа и успела отряхнуть коня, сбить снег с плаща, а шапку повесила проветриваться на нижнюю ветку. Увидев Райфа, она усмехнулась.

— Вот в такой же день меня нашли. Вьюга — моя стихия.

В это охотно верилось. Глаза Аш сверкали, как замерзшее море. Райф отдувался, переминаясь в снегу. Аш наполнила снегом жестяную миску, взятую из крестьянского дома, и снег уже наполовину растаял. Где же она его держала эти четверть часа, чтобы растопить так быстро?

— А теперь что? — спросила она.

Райф посмотрел на небо между конусов черных елей.

— Будем по-прежнему двигаться на запад. Мы не можем позволить себе потерять полдня из-за бури.

Аш кивнула.

— Теперь тебе надо сесть на коня — хотя бы ненадолго.

Ему очень бы хотелось возразить ей, сказать, что кланник ни за что не сядет на коня, оставив женщину пешей, но ребра у него трещали, руки горели огнем, а ноги ныли при одной мысли о том, чтобы выпрямиться. Чтобы поддержать свою гордость, Райф отдал приказ:

— Достань из мешка немного мяса. Надо подкрепиться, прежде чем идти дальше.

— Мне не хочется есть.

— Ничего. Отныне мы больше не будем полагаться на твой желудок. На каждом привале ты должна хоть что-нибудь съесть. Здесь можно умереть с голоду в два раза быстрее, чем в огороженном стенами Венисе.

Аш бросила на него быстрый взгляд, однако послушалась: взяла полоску мяса и со злостью стала его жевать.

Райф чуть не рассмеялся, но увидел свежую кровь, проступившую сквозь повязку мерина, и занялся конем.

Вислоухий подчинился его заботам с терпением старого коня, который всякое повидал в жизни. Очищая рану и проверяя, нет ли где обморожения, Райф вспомнил Лося. Хотелось надеяться, что серый едет теперь домой в Черный Град, к Орвину Шенку, а не на север в Дхун с Собачьим Вождем. Этому последнему Райф не желал отдавать ничего своего.

Аш подошла посмотреть, как он перебинтовывает коню ногу. Ветер раздувал ее красновато-коричневый плащ, и тот струился за ней, как знамя. Знамя клана фриз, ни с того ни с сего подумалось Райфу.

— Ты давеча сказал, что Мейс Черный Гард поехал на Пустые Земли вместе с отцом. Почему же его тогда не убили вместе с остальными?

Она быстро проникла в суть дела. Затянув с удвоенной силой последний узел на ноге мерина, Райф сказал:

— Мейс говорит, что преследовал черного медведя, когда нагрянули враги. Говорит, что разминулся с ними на несколько мгновений, а когда увидел тело приемного отца на снегу, то уже не мог уже думать ни о чем, кроме того, что надо предупредить клан. — Райф сам удивлялся, как легко ему это рассказывать. — Когда мы с Дреем добрались до круглого дома, все уже поверили, что набег совершил клан Бладд. Но это ложь. Мейс не знал, где лежали убитые и какие раны они получили. Он уехал еще до набега, взяв отцовского коня.

— Но ведь вы с Дреем должны были рассказать, как все было на самом деле.

— Ты не знаешь Градского Волка, — с горечью улыбнулся Райф. — По рождению он скарпиец и языком работает проворнее, чем мечом.

— Если Бладд не совершал набега, почему Собачий Вождь ничего не отрицал?

— А как по-твоему? Ты ведь с ним говорила.

Аш задумчиво провела рукой по волосам.

— Из гордости. Его устраивало, что такое дело приписывают ему.

У Райфа во рту стало горько.

— Я точно его самого слышу.

— Он тебе сказал об этом?

— Да. — Райф выпрямился. — Что он говорил тебе обо мне?

Она не сморгнула, но серебро в ее глазах стало ярче.

— Говорил, что ты убивал женщин и детей на Дороге Бладдов. И называл тебя душегубом.

Райф промолчал, не желая чернить своего брата и свой клан.

Убедившись, что он не намерен опровергать обвинение, Аш подобрала полы плаща и зашагала по лесу на запад.

Райф посмотрел ей вслед. Пошел снег, и ветер кружил тяжелые хлопья между стволами. Через несколько мгновений Аш затерялась в метели, а Райф сел на коня и поехал вдогонку.

Буря следовала за ним в гущу тайги — она стряхивала снег с ветвей, гнула молодые деревья и ревела, как бегущая по камням река. Езда верхом требовала большего внимания, чем ходьба, — ямы и рытвины, скрытые под снегом, представляли постоянную опасность для коня. Аш все время шла впереди и ощупывала снег веточкой. В конце концов и Райф спешился. Они брели, низко пригнув головы от ветра.

Вечер настал быстро, наполнив тайгу синим сумраком. Тавлинка Дрея билась Райфу о бедро на каждом шагу. Ему казалось, что она весит больше, чем полагается, и он уже не мог больше думать ни о чем, кроме этого рога с порошком камня внутри. О боги, пусть у Дрея будет все хорошо, молился он про себя. Пусть его рана заживет быстро и без боли.

Его мысли никак не желали обращаться к пристанищу, которое следовало найти на ночь. Какой-то частью души ему все хотелось идти и идти, не останавливаясь. Лишь картина желтого пламени, греющего руки и дышащего теплом в лицо, искушала его.