Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Крепость Серого Льда (Меч Теней - 2)

ModernLib.Net / Фэнтези / Джонс Джулия / Крепость Серого Льда (Меч Теней - 2) - Чтение (стр. 33)
Автор: Джонс Джулия
Жанр: Фэнтези

 

 


Гуллит за какую-то провинность отправил их обоих к Гамберу Хенчу, чтобы тот на месяц загрузил их работой. Гамбер, хоть и старый уже, оставался лучшим в клане каменщиком и научил их многим полезным вещам. От него Вайло узнал, что стену без раствора нельзя класть быстро: камни должны осесть. И с землей, по которой они ходят, дело обстоит точно так же, говорил Гамбер: она еще не устоялась. С тех пор Вайло при самых легких подземных толчках вспоминал Гамбера Хенча и говорил себе, что бояться нечего. Но то, что произошло прошлой ночью, напоминало не оседание, а нечто обратное ему - и Вайло был неспокоен.
      Но что же он мог с этим поделать? Он не Каменный Бог, а всего лишь вождь.
      До конюшни он дошел в омраченном настроении, и ему стоило труда скрыть это от своих людей. Впрочем, все по порядку.
      - Сколько лошадей осталось в стойлах?
      Конюшенный мастер отправился на юг, но один из конюхов, молодой парень, уже переводил оставшихся лошадей поближе к входу.
      - Пенго велел вывести всех, - торопливо пояснил он, - да мастер не позволил.
      Вайло оценил эту своего рода преданность, хотя мастер и бросил его.
      - И сколько же он нам оставил?
      - Три дюжины, не считая пони.
      О боги.
      - Собачий Конь тоже остался, - добавил конюх, увидев лицо вождя.
      Еще бы - кому же охота получить копытом промеж ног? Перехватив взгляд конюха, где беспокойство смешивалось с надеждой, Вайло сделал над собой усилие.
      - Ты молодчина. Смотри же, ухаживай за ними как следует. И оседлай для Глена его коня.
      Парень пошел за конем, а Вайло сказал Глену Карво:
      - Поскачешь к Дхунской Стене, где стоит Клафф Сухая Корка со ста восьмьюдесятью людьми. И скажешь, что они нужны нам здесь.
      Через четверть часа Глен уехал - единственный человек, кто в тот день отправился из Дхуна на север. Вайло знал, что до его возвращения придется ждать долгих восемь дней.
      42
      ВЕЛИКАЯ ГЛУШЬ
      Промерзшая земля оттаяла на полфута под лучами маленького белого солнца. Оттиски копыт пони тут же наполнялись водой. Черные мухи тучами кружили над тундрой, и есть им, насколько видел Райф, было нечего, кроме него и его лошади.
      По его прикидке, он находился сейчас на пустошах к северо-востоку от Черного Града. Унылое место, все в холмах и рытвинах, с растительностью не более живой, чем высохшие кости. Вдоль лосиной тропы - пучки ползучей ивы, колючей травы и горячкина корня. Каждый камень на пути оброс лишайником или солью, а некоторые хрустят под копытами, словно мел.
      Ноги у лошади так и не зажили после оползня. Лошадка держалась стойко, но Райф видел, что ступает она не совсем уверенно, и догадывался, что ей больно. Ела она, что попадалось - колючки, траву, иногда щавель и полынь, за ночь прораставшие по краям проталин - и с водой тоже не привередничала. Райф понимал теперь, за что Увечные так ценят своих пони. Клановый конь к этому времени уже показал бы весь свой норов.
      Райф чувствовал, что они близятся к краю, к началу Великой Глуши. Ни один кланник не забирался еще так далеко на север - ведь возврата оттуда нет. Райф искал в себе этот страх, то и дело натыкаясь на омертвевшие места своей души. Он по-прежнему боялся многих вещей, но только не Глуши.
      Есть кое-что пострашнее, чем пропасть в великой белой пустоте, - и Райф Севранс может назвать это кое-что по имени.
      Он растягивал губы, но это не было улыбкой, ведь улыбка не причиняет боли. Высохшая кожа на лице покрылась зимней чешуей, костяшки, порезанные мечом Битти, саднили. Порез, тоже высыхая, заворачивался по краям и напоминал теперь дубовый лист. Он не гноился - клинок, принадлежавший Битти, был, разумеется, чистым.
      Битти сражался честно - а Райф?
      Ему очень бы хотелось ответить "да", но память изменяла ему. Что пронзило сердце Битти - магия или ловко направленный меч? Пожалуй, ему никогда не решить этой задачи. Никогда он не сможет вернуться назад и вспомнить все досконально. Да и негоже использовать память о Битти, чтобы снять часть вины с себя - не настолько низко он еще пал.
      "Скажи это Черному Граду", - произнес резкий голос внутри, и стыд ожег Райфа, несмотря на холод. Сколько дней уже прошло после набега - три, четыре? Вестник на быстром коне, не тратящий много времени на сон, мог уже доскакать до круглого дома, и эта мысль была для Райфа невыносима.
      Как это сказал Слышащий? "Наращивай себе плечи, кланник". И Райф наращивал, но, видимо, недостаточно успешно. Стоило ему представить себе лицо Дрея при словах "твой брат стал Увечным", как в сердце вонзался нож. Никаких оправданий на этот раз быть уже не может. Райф Севранс убил своих сокланников, совершив тягчайшее из всех преступлений.
      Райф направил пони вверх, на усеянное камнями взгорье. На ходу он почесывал лошадку за ушами. Мухи до крови искусали шею и ей, и ему. Хоть бы ветер поднялся и сдул эту нечисть - Райф желал этого не столько ради себя, сколько ради лошади.
      Была середина дня, и вверху простиралось бледное, но ясное небо. С вершины холма Райф увидел перед собой целое море, из которого торчала трава. Верхний слой почвы оттаял, и вода стояла поверх не пропускающей ее мерзлоты. Райф скривился и послал пони вброд.
      Он чуть не оставил лошадку на руднике. Расставшись с Мертворожденным и выбравшись из Черной Ямы, он думал только о том, чтобы уйти подальше. Что-то он сознавал, что-то нет. Он знал, к примеру, что вынес с собой наверх меч, лук и Искательницу Кладов. Больше он ни о чем не заботился, но в итоге взял и лошадь, и еды на дорогу - благодаря Фоме.
      "Мор Дракка, - окликнул тот его из темноты у озера. - Нельзя уходить во тьму вот так, без всего".
      Было в его голосе нечто, остановившее Райфа, полного решимости не останавливаться. Райф и сейчас покрывался гусиной кожей, вспоминая этот голос, который будто вцепился в него.
      Глаза чужестранца горели странным огнем, и один глаз кровоточил. Туман уже разошелся, ночь стала ясной, ветер чертил на воде змеиные следы. "Возьми лошадь, - сказал Фома и подвел к Райфу его пони. - Путь на север труден".
      Райф ни о чем его не расспрашивал. Могло ли его испугать той полной ужасов ночью, что Фома знает, куда лежит его путь? Только теперь Райф понял, что в этом-то и заключалось самое ужасное. Фома навьючил на пони запас воды, одеяла, огниво, жир для смазки копыт, четверть политого маслом овса и то, что он сберег из собственного провианта за последние две недели. Сыр ватага доела еще во время бури, но Фома снабдил Райфа и сыром. Мед у них вышел на пятый день, но в котомке отыскался кожаный мешочек с медом. Отыскались лепешки на сале, фазаньи яйца и даже жареные каштаны - все, что Увечные слопали первым делом, оставляя на потом сухари и вяленое мясо. Был один человек, который смотрел вперед и знал, что все это понадобится Райфу.
      Чужестранец знал с самого начала, куда отправится Райф.
      Райф держал пораненную руку на шее лошади, утешаясь ее живым теплом. Может быть, убийство Райфом своих сокланников входило в расчеты Фомы? Не для того ли чужестранец навел туман на поселок? Положим, что так - что это меняет?
      Ничего. Лучше вообще не думать об этом. Фома такой же, как Геритас Кант из Иль-Глэйва: его заботят не сами люди, а то, какое отношение имеют они к его заботливо взлелеянным замыслам. Кант тоже из фагов.
      Райф спешился в мелком стоячем море и повел лошадь за собой. Вода захлестывала ему в сапоги. Впереди лежала плоская, ничем не нарушаемая водная гладь - чтобы пересечь ее, требовалось несколько часов. Райф достал лепешку и поделил ее между собой и лошадкой. Она подобрала у него с ладони все до крошки. От воды поднимались, жужжа, новые полчища мух. Лошадь отмахивалась от них хвостом, Райф - рукой. Пальцы ног покалывало от ледяного холода воды.
      Что он здесь делает? Только одна часть его души, самая глубокая, знала ответ. Он не мог не убежать с рудника, и дорога на север представлялась единственным выбором. Райф покачал головой, укоряя себя за пустоту этой отговорки. Ложь, даже себе самому, в этих местах требовала слишком больших усилий. Он отправился на север, потому что хотел этого. Он оказался здесь, потому что вся его жизнь с тех пор, как Аш Марка бросила его, вела его к этому мгновению и этому месту.
      Он вынул стрелу Слышащего из мешочка, привязанного к зачехленному луку. "Возьми эту стрелу по имени Искательница Кладов, оперенную волосами Древних, возьми и используй так, как надлежит". Она всегда удивляла Райфа своей легкостью и ощущением того, что даже легчайшее движение воздуха способно унести ее на многие лиги. То, что он отобрал ее назад у Мертворожденного, казалось ему неизбежным. Возможно, и то, что Мертворожденный забрал стрелу у него, тоже было неизбежным. Это дало Райфу передышку и возможность приготовиться к тому, что ему надлежало исполнить. Так же обстояло дело и с мечом Клятвопреступника: Райф не был готов взять его в руки до последнего времени.
      Меч в тюленьих ножнах висел у него на бедре, и Райф чувствовал, что сейчас тот на своем месте. Прежде он такого чувства не испытывал. Глядя на ярко сверкающий горный хрусталь в эфесе, Райф думал, что же сталось с другим таким же клинком, мечом главы рыцарей. Райф помнил, как почернел и погнулся тот меч, словно его обожгло что-то посильнее кислоты. Он надеялся, что ни у кого не хватит отваги войти в рыцарский форт и присвоить клинок себе. Подобный поступок мог стоить человеку его души.
      "Мы ищем, - сказал ему рыцарь. - Ищем город Древних, Крепость Серого Льда".
      Райф вернул стрелу в футляр. Слишком много накопилось вещей, не до конца ему понятных. Ответы балансировали на самом краю его разума - стоило мысли сделать движение к ним, и они стремглав падали в пропасть. К ним следовало подкрасться - подкрасться мысленно.
      Для того-то боги, должно быть, и придумали сны.
      Райф оглянулся через плечо. Он продвинулся в мелком море дальше, чем полагал, потому что уже не видел каменистого взгорья, от которого отошел. След его, разумеется, не был виден под стоячей водой. Вода и небо простирались бесконечно во все стороны сразу.
      Райфа пробрало холодом, и он поплотнее закутался в орлийский плащ. Тем Севранс, лучший следопыт и охотник в клане, учил своих детей находить дорогу в степи, в лесу и в горах, учил идти по следу и помечать след, учил наблюдать ветер, мох на деревьях, солнце и звезды. Здесь Райф впервые за пятнадцать лет потерял представление о том, в какой стороне север. Должно быть, впереди, поскольку солнце находится сзади, но понятие "впереди" было здесь слишком широким. Само солнце, казалось, больше не двигалось, а стояло неподвижно, холодное и безжизненное, серебряный диск на серебряном небе. Райф смотрел на него, заслонившись рукой, а оно выжигало на его глазных яблоках радужные круги, которые не проходили даже от усиленного моргания.
      На месте стоит, хоть ты тресни, с полубезумной улыбкой сказал себе Райф. То есть оно движется, конечно, но ему об этом знать не дает. Единственной приметой служила теперь лошадиная голова. Все это время, пока он раздумывал, лошадка простояла не шевелясь, и теперь лишь она показывала, в какую сторону они движутся.
      - Умница, - сказал Райф, тронув ее вперед. - Вечером получишь за это каштаны.
      Он заметил, что становится холоднее. Дыхание впервые за день начало превращаться в пар. Около часа спустя вода стала мутнеть и отражала свет все хуже и хуже. Райф почти бессознательно попробовал ее рукой и чуть не отморозил пальцы. Лизнув их, он ощутил сильный вкус соли.
      Он шел дальше, и солнце висело у него за спиной. Решив, что до вечера должно быть недалеко, Райф стал следить за его отражением в море. Диск скользил по замерзающей воде, но она внезапно помутилась, и отражение пропало. Свет угасал. Райф замедлил шаг, но не стал останавливаться. Снова оглядываться через плечо ему почему-то не хотелось, но любопытство возобладало, и он все-таки глянул. Треть неба затянули серые тучи, скрывая солнце, которое то ли склонялось к горизонту, то ли нет.
      Райф вернул голову в прежнее положение и увидел, что картина впереди несколько изменилась. Пока он пытался понять, что именно стало другим, под копытами пони хрустнул ледок, которым затягивалась вода. Жесткие стебли травы торчали, скованные им.
      - Тихонько теперь, - сказал Райф, не уверенный, что обращается только к лошади.
      Внезапно до него дошло, что мухи исчезли - он уже и не помнил, когда их видел в последний раз. Вместо них над водой, вернее надо льдом, поднимался туман. Его струйки окутывали копыта пони и побелевшие от соли сапоги Райфа. Глядя на него, Райф решил идти вперед и не ломать себе голову.
      Свет еще держался, и они с лошадкой продвигались быстро - без воды им стало легче идти.
      Время шло, и в той четверти неба, где ей быть вовсе не полагалось, появилась молодая луна. Дневной свет все не угасал. Кое-где загорелись звезды, и Райф с облегчением их узнавал. Он скормил пони горсть каштанов, и тут вдруг стемнело окончательно. Чтобы обрести уверенность, Райф поискал на небе созвездие Молота, но на его месте светилось нечто совершенно иное.
      Райфа это, можно сказать, не слишком удивило. Он уже некоторое время назад понял, что вошел в Великую Глушь.
      Это значило, что обратного пути уже нет. Тем говорил, что из Глуши никто не выходит тем же путем, которым вошел туда. Ты либо находишь другой путь, либо погибаешь, отыскивая его.
      У Райфа вырвался сдавленный смех. "Теперь я в руках Древних", - подумал он.
      Ночь по-своему оказалась спокойнее дня. В темноте потерять дорогу куда проще и легче положиться на волю случая. Райф уже не заботился о том, в какую сторону смотрит его лошадь, и предоставлял ей брести, куда вздумается. Порой она останавливалась и обнюхивала мерзлую траву. Она даже попробовала ее пожевать, но трава не пришлась ей по вкусу, и лошадка выронила ее изо рта. Потом она, хотя Райф ее не понукал, ускорила шаг, и Райф понял, что она учуяла нечто любопытное.
      Это оказался островок в ледяном море, клочок земли шагов сорока в ширину, заросший ползучей ивой. Лошадка, приблизившись к нему, испустила долгий вздох, который Райф истолковал как "здесь, пожалуй, и заночуем".
      Островок не защищал ни от холода, ни от ветра, но, к счастью, возвышался над туманом. Ива, растущая там, местами высохла и отлично годилась для костра. От соли хворост вспыхивал разноцветными искрами. Райф вычистил лошадку и насыпал ей на землю овса, прежде чем садиться есть самому. Устроившись на свернутом одеяле, он стал смотреть в огонь.
      Битти Шенк был с ним и Дреем в тот день на дороге Бладдов. Они все боялись, но ни один не показывал виду. Теперь кажется, что это было в какой-то другой жизни. Они сами не сознавали тогда своей юности и невинности.
      Райф уронил голову на одеяло и забылся чутким сном.
      Проснувшись, он увидел жемчужно-серый, сотканный из сплошного тумана мир. Они с лошадкой очутились словно на вершине горы или на скале посреди океана. Порез на руке болел, и Райф не чувствовал себя отдохнувшим. Во сне с ним происходили всяческие ужасы.
      Костер погас, и Райф решил не разжигать его заново. Он напился воды из своего меха и напоил пони из котелка. Сняв с лошадки попону, он растер ей ноги. Одну из ссадин, имевшую нехороший вид, он помазал и забинтовал. Заботы о лошади отвлекали его от виденного во сне - от живого Битти Шенка, расхаживающего с его мечом в сердце.
      Снявшись с лагеря, они двинулись в туман. За ночь все приметы спутались, и Райф не знал, в какую сторону идет - не знал даже, рассвело ли уже или нет.
      Туман перемещался, как лед на озере, послушный не ветру, а каким-то иным течениям. Он держался еще несколько часов, пока не рассвело по-настоящему, а потом рассеялся за четверть часа. Райф все это время шел пешком, но внезапное прояснение вызвало у него желание сесть на пони. Лошадка отнеслась к этому благосклонно и по доброй воле пустилась рысцой.
      Вокруг расстилалась голая, словно лунный лик, местность. Лед сменился каменистой тундрой, где приходилось опасаться трещин и ям. На белесом от туч небе солнца не было и следа. Поздним утром, по прикидке Райфа, они пересекли одну широкую рытвину, немного позже - другую. Когда они выбирались наверх из второй, Райфу вспомнились слова Слышащего: "В Великой Глуши когда-то росли деревья и текли реки, столь широкие и глубокие, что могли бы затопить бесследно целые деревни".
      Райф оглянулся. Может быть, здесь когда-то текла река? Развернув пони, он снова спустился вниз, и ему открылись вещи, которых он не замечал прежде: гладко обкатанные камни и волнистая земля на стенах траншеи. Это было русло высохшей реки, и он пересек его дважды, в двух местах. Райф спрыгнул с пони, непонятно отчего взволнованный. Набрав пригоршню гальки, он задумчиво просеял ее сквозь пальцы. Река, которая дважды встретилась ему на пути... Одно ясно: крюк сделало само русло, а не он. Райф не знал больше, в какую сторону едет, но держать направление еще не разучился.
      Выгнутая, как лук, река... память, балансирующая на краю разума... серебряная линия на стене пещеры. Образ рухнул в бездну, и перед Райфом мелькнуло лицо Траггиса Крота.
      Рисунки на стенах атамановой пещеры. Река, протекающая по сперва зеленой, а потом мертвой земле. Одинокая гора на ее берегу.
      Мы ищем...
      Все, так долго ускользавшее от Райфа, теперь стало на место. Рыцари-Клятвопреступники искали то же самое, что теперь ищет он: слабое место в земной коре, грозящее уступить первым. Потому-то они и поставили свой форт на самой границе Глуши. Они знали гораздо больше, чем Райф, ведь у них была книга. Райф вновь увидел перед собой ее желтые страницы, раскрытые на изображении остроконечной горы.
      В пещере и в книге изображалась одна и та же гора.
      Райф, щелкнув языком, подозвал пони и поехал вверх по сухому руслу. Река укажет ему путь.
      43
      ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА
      Яго Сэйка хоронили по древним обрядам клана Дхун. Робби получил особое разрешение вождя Молочного Камня на то, чтобы временно преобразить двадцатифутовый кусок речного берега в землю Дхуна. Яму очертили тремя заветными кругами: первый священным порошком самого Яго, второй - порошком из рога дхунского короля, третий - дхунской землей. Обнаженное и обмытое тело воина лежало на траве.
      Брим старался поменьше смотреть на него. Яго, бледный при жизни, после смерти вдруг сделался пестрым: внутренняя часть бедер и ягодицы налились краснотой, руки и ступни пожелтели, лицо и грудь приобрели голубовато-меловой цвет. Убившая его рана была очень мала, а теперь, когда Яго лежал на спине, ее и вовсе не стало видно. Один умелый удар ножом под ребра, и Яго не стало.
      Робби заплакал, когда маленький отряд вернулся из набега с его телом. Привезли Яго в фургоне, запряженном двумя мелкими парными лошадьми. Воины в заляпанных речным илом плащах пошатывались от недосыпания. Один чуть не свалился с коня, и его подхватил Дидди До. Брим как раз приехал со своей встречи со Скиннером Дхуном, и Робби расспрашивал его о том, как она прошла. Брим сказал, что Скиннер обещал дать ответ в течение десяти дней, Робби улыбнулся, довольный, и тут за стенами башни поднялся шум.
      На дворе уже стемнело. Робби выскочил наружу, Брим следом. В тот вечер Брим понял, что значит видеть смерть на чьем-то лице. Усталый Ранальд Вей, сидя на коне, искал взглядом только одного человека: Робби Дан Дхуна, своего короля и вождя.
      Робби, быстро пересчитав вернувшихся, промолвил одно только слово: "Гвоздь?"
      Ранальд Вей повесил голову. Самый старший по годам в лагере Робби, он одним из первых, отрекся от Скиннера и объявил себя сторонником Дан Дхуна. В клане он славился как лучший наездник.
      "Его убил черноградец".
      "А остальных?" - с окаменевшим лицом спросил Робби.
      "Орлийский лучник".
      В то время никто не понимал, в чем дело, да и теперь, по мнению Брима, полной ясности у них не было. Двое защитников фургона, без отличительных знаков какого-либо клана, умудрились убить трех дхунских воинов. Их приняли за глэйвских купцов и напали на них без должной осторожности. В стычке отряд потерял двух бойцов, а потом и Яго Сэйка, захваченного врасплох. Брим, несколько раз слышавший рассказ Рэнальда Вея, пришел к выводу, что Яго во всем и виноват. Его долгом было выяснить, сколько человек охраняет повозку и каковы они в бою, а уж потом нападать. Вслух этого, однако, никто не говорил. Такой славный воин, как Яго, после смерти достоин почестей, а не порицания.
      Его гибель обогатила клан. В фургоне вместе с кучей всякого хлама обнаружились двадцать четыре золотых слитка. Все обитатели башни дивились, глядя на них. Металл Дхуна - медь, добываемая на северных холмах, но медь утратила свою ценность давным-давно, когда ее вытеснила сталь. Золото же ценится - Брим так и не подобрал подходящего определения - на вес золота. Робби велел выгрузить его из фургона и спрятал в тайник, известный ему одному, - Брим не знал, где это.
      - Опустите тело, - приказал молочанский ведун. Дхунский оставался в Старом Кругу у Скиннера, и Робби попросил молочанского заменить его.
      Робби, Мангус Угорь, Дидди До и Ранальд Вей подняли Яго и перенесли в мелкую, трехфутовой глубины, яму. Здесь полагались бы веревки, но старый обряд не исполнялся уже много десятилетий, и подробности его успели забыться. Ранальд Вей в конце концов просто спрыгнул вниз и поддержал покойника. Он ушел до пояса в грязь, сползающую со стенок, и в эту же грязь опустил Яго.
      Яму вырыли на самом берегу, в двадцати шагах от реки, укрепив перемычку между ними россыпью камней. Молочная плескала о камни и просачивалась сквозь них.
      К мантии из свиной кожи, выбеленной по обычаю Молочного Камня пемзой и свинцом, ведун из почтения к Дхуну добавил голубой шерстяной воротник и надел на запястья медные браслеты. Когда он взял из сложенного в кучу воинского снаряжения Яго топор-полумесяц, все затихли. Не было в Молочном Камне человека, который не знал бы этого топора.
      Ведун, преклонив колени, положил топор на грудь Яго. Брим тем временем разглядывал собравшихся. Сотни молочан и дхунитов стояли на берегу. Весть о том, что Робби на погребении собирается "пустить масло", распространилась быстро. Были вещи, которые в кланах помнили даже без летописей Визи и Колодезя, а погребальный обряд дхунских воинов, бывший в ходу до Речных Войн, почитался на всем Севере. Робби, как полагал Брим, не случайно решил устроить людям такое зрелище.
      Над Молочной занималось мглистое утро. Солнце еще не поднялось из-за высоких сосен. Ведун призвал сокланников Яго подойти и взять по камню из перемычки. Брим стал в очередь с другими дхунитами. Он снова переоделся в свой старый бурый плащ и выделялся в нем среди большинства, одетого в голубой цвет Дхуна. Когда он нагнулся за камнем, острие его меча ушло в грязь. Все они пришли на погребение при оружии и в доспехах. Брим за неимением панциря или кольчуги надел нагрудник из вареной кожи и толстые рукавицы.
      Взяв свой камень, он заметил, что через перемычку уже бежит ручеек. Его предшественники расчистили путь речным водам, и тело в яме понемногу всплывало. Брим попятился. Зажатый в кулаке камень показался ему холодным, как лед. Он не хотел видеть, как всплывает из ямы труп Яго Сэйка, но и глаз отвести не мог.
      Дхуниты переступали с ноги на ногу, тихо бряцая доспехами. Ведун, стоя в головах ямы, твердым и страшным голосом перечислял Каменных Богов: Ганнолис, Хаммада, Ион, Лосе, Утред, Обан, Ларранид, Мальвег, Бегатмус.
      Небо между тем потемнело, и вдоль реки задул ветер. Ведун снова стал на колени, и помощник подкатил к нему большую черную бадью с маслом. Ведун разлил его по воде, поднимающейся из ямы. Яго покачивался на воде, и масло плескало на его грудь и топор. Обе жидкости пузырились и перемешивались, но ведун твердой рукой продолжал лить масло.
      Он хорошо рассчитал: как только из бадьи вылились последние капли, вода в яме сравнялась с уровнем реки. Помощник унес пустой сосуд. На берегу стояла тишина. Тело Яго плавало на поверхности подернутой маслом воды.
      Ведун встал, отступил на несколько шагов и вскричал, широко раскинув руки:
      - Бегатмус! Темный Брат, Дарующий Смерть! Этот воин умер, служа тебе. Он заслужил место в Каменных Чертогах, и мы велим тебе взять его туда.
      Сверкнула непонятно откуда возникшая искра. Масло с тихим гулом воспламенилось, и Бриму стало нечем дышать: ребра его словно подвело к позвоночнику. Яма полыхала белым пламенем, и воздух над ней мерцал, обдавая жаром глаза. Горячий ветер гнал реку от берега, трепал плащи дхунитов и молочан.
      Шли минуты, и вода в яме начала закипать. Одна из стенок с мягким шорохом осела. Вода хлынула через перемычку, унося с собой в реку охваченное огнем тело Яго Сэйка.
      Лишь тогда Брим отвел глаза. Раздалось жуткое шипение, и облако пара опахнуло его волосы. Брим на миг перестал дышать, захлестнутый запахом горящей плоти. Так, в венце из пламени, дхуниты веками уплывали по Быстрой навстречу своим богам. Иногда яма рушилась, хороня тело под землей - в такие дни говорили, что Бегатмус спит и не слышит.
      Все взоры медленно обращались от густой выгоревшей ямы к Робби Дан Дхуну, стоявшему у самой реки. Он был одет по-королевски, в стальной панцирь и меч рыболова. Бронзовый обруч с голубым топазом защищал его горло. Золотые, до плеч, волосы он заплел медной проволокой, свежую, еще не зажившую татуировку на левой скуле окружала легкая краснота.
      - Люди, - сказал он тихо, зная, что повышать голос нет нужды. Готовьтесь. Через час мы выступаем на войну.
      Он ушел один к разрушенной башне, и какое-то время никто не осмелился последовать за ним.
      Брим стоял не шевелясь, неспособный разобраться в своих чувствах. Сейчас ему, как бывало уже не раз, казалось, что настоящего дхунита из него никогда не выйдет.
      - Ты и есть тот парень? - Молочанский ведун смотрел на него с той стороны ямы. На его плаще у колен остались два грязных пятна. - Ты и есть Брим Кормак, я спрашиваю? Тот, что переходит к нам?
      Брима точно кипятком ошпарило. Как же он мог забыть, что Робби продал его Молочному Камню? Дурак. Дурак. С чего он взял, что поездка в Старый Круг к Скиннеру Дхуну что-то изменит в его судьбе? Должно быть, все это из-за того, что сегодня он почувствовал себя дхунитом.
      - Враэна говорила, ты тихий, - продолжал, разглядывая его, ведун маленький, но крепкий, с плотной шапкой черных волос. - Мне думается, я смогу кое-чему тебя научить. Думается, я найду тебе место у моего очага.
      - У тебя уже есть ученик.
      - Стало быть, язык у тебя все-таки есть? - Ведун поднял густую черную бровь. - Это хорошо.
      Брим покраснел.
      - И кровь по жилам течет должным образом. Когда твой брат отвоюет Дхун, приходи ко мне. Может быть, твое будущее окажется светлее, чем ты думаешь, сказал ведун и зашагал к круглому дому.
      Брим смотрел ему вслед, и слова ведуна не шли у него из ума.
      Люди расходились с берега - надо было собираться в поход. Земля вокруг ямы еще дымилась, и пахло горелым торфом. Брим взглянул на солнце и понял, что ему тоже пора.
      У башни уже кипела суета, в середине которой сидел в доспехах и на коне Робби. На спине у него перекрещивались топор и длинный меч. Увидев Брима, он велел ему скорее седлать коня. Бабушка восседала на своем злющем белом муле по левую руку от Робби. Кто-то принес ей шлем с оленьими рогами, который она с довольным видом водрузила себе на голову. Когда Брим тоже сел в седло, она подъехала к нему и сказала:
      - Ежевике и той нужны шипы - иначе птицы расклюют ягоды, не дав им созреть.
      Брим смотрел на нее во все глаза, думая, что у одного из них с головой точно не все в порядке.
      - Всадники! С запада! - крикнул кто-то, сразу насторожив остальных. Брим, радуясь предлогу избавиться от Бабушки, повернул коня в ту сторону вместе с восемью сотнями других дхунитов. Со стороны Молочного дома и Молочной дороги, пролегавшей за ним, скакали двое. Брим узнал громадного рыжего коня Дугласа Огера. Тот отсутствовал уже двадцать дней, и Брим полагал, что его послали в набег, как большого мастера подобных дел.
      - Дорогу! - крикнул второй всадник, один из топорщиков Дугласа. Срочные вести для короля!
      Брим взглянул на брата. Робби, не меняя выражения лица, проехал несколько шагов навстречу скачущим.
      - Я привез тебе подарочек, Рэб! - объявил Дуглас, резко осадив коня. Вопреки беззаботному тону, он дышал тяжело, и камзол около шеи потемнел от пота. Холка его скакуна закурчавилась от мыла.
      - Здравствуй, Дуглас, здравствуй, Гилл, - откликнулся Робби.
      Дуглас обвел взглядом войско, собравшееся у подножия разрушенной башни.
      - Сдается мне, я поспел в самый раз.
      - Что ты привез мне, Дуглас? - помолчав, спросил Робби.
      Дуглас, чуть дрогнув лицом, запустил руку в бурый мешок, висящий у него на седле.
      - То, что согреет тебе постель, - голову бладдийца.
      Он вынул ее, восковую, с запавшими глазами, белыми губами и на удивление блестящими волосами, и швырнул Робби. Тот поймал ее в обе руки и повернул к себе лицом.
      - Кто это?
      - Гонец, - ответил Дуглас, переглянувшись со своим спутником. - Мы захватили его в дневном переходе от Дхуна на север. Он ехал отозвать Клаффа Сухую Корку от Дхунской Стены.
      - Откуда ты знаешь?
      Дуглас повел плечами, и топор шевельнулся у него за спиной.
      - Разве не я свежевал всю твою добычу, Рэб?
      Брим содрогнулся. Они пытали этого бладдийца.
      Робби прислонил голову к шее своего коня.
      - Стало быть, Собачий Вождь неспокоен.
      - Есть отчего. Все воины его бросили и подались на юг.
      Дхуниты недоверчиво зашептались, а Робби сказал:
      - С чего бы это? Скиннер не успел бы собраться так скоро.
      - Они не из-за Скиннера ушли, а из-за венисского войска.
      - Гилл? - сказал Робби, глядя на спутника Дугласа. Тот кивнул.
      - Так и есть. Армия Вениса идет к нашим границам, и бладдийцы выступили, чтобы встретить их - сперва на Визи, потом на Волчью.
      Робби откинул голову и расхохотался.
      - Бладдийцы ушли в Визи. В Визи! Теперь можно не сомневаться, что Каменные Боги на нашей стороне.
      Мангус Угорь, Гай Морлок и остальные подхватили его смех.
      - Жаль мне Скиннера, который явится туда в надежде на легкую добычу, сказал Дидди До. - Он проклянет нас из могилы!

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37