Мы, суллы, знаем об этом, принимаем это и готовы к бою. Но нас становится мало, и земель у нас все меньше. Четыре тысячи лет назад каждая былинка на Северных Территориях принадлежала нам. Мы могли несколько месяцев ехать в одну сторону, а владениям нашим все не было конца. А раньше нам принадлежали и Мягкие Земли на юге, двадцать же тысячелетий назад нашим было все от мыса Последней Надежды до Конца Времен. Человек был тогда молод, и мы не снисходили замечать его. Мы уступали ему места, в которых не нуждались сами, наподобие пустынь и гор, позволяли пить воду, которую считали нечистой, и охотиться на животных, которых не употребляли в пищу. Казалось бы, нам следовало быть умнее - ведь мы суллы, самый древний из ныне живущих народов, и ничто в истории не ново для нас.
      Арк поворошил огонь. Позади него высился Маль, гордый и недвижимый, освещаемый одними лишь звездами. Когда Арк заговорил снова, гордость в его голосе смешивалась с печалью.
      - Первые Боги породили нас для борьбы с тьмой. Это наша судьба и наше проклятие. Древние потерпели поражение в этой борьбе в то самое время, когда наши корабли отчалили от Дальнего Берега. Мы набирались сил, а они слабели, и мы заняли земли, покинутые ими, и стали продолжать их войну.
      Но мы единственный народ, противостоящий тьме, а она становится все сильнее. Каждый удар, наносимый ею, страшнее предыдущего. Она захватывает все больше душ, и ее войско растет. Она взяла к себе наших королей и королев, наших величайших воинов, и мы каждое утро молим Бога Гонимых о том, чтобы не встретиться в бою со своими предками.
      Маэрат, напавший на нас в Мертвом лесу, был когда-то славным рыцарем, но не суллом, и мы благодарны за это.
      Аш заметила, что Арк держит в руке гладко обточенный горный хрусталь один из талисманов, укладываемых им вокруг костра каждую ночь.
      - Аш Марка, - сказал он, глядя ей прямо в глаза. - Когда мы нашли тебя на Буревом рубеже, мы знали, кто ты. У нас был выбор: убить тебя или спасти. Ты не принадлежала к народу суллов, и ничто тебя с нами не связывало, но мы знали, что ты ищешь Пещеру Черного Льда. Я спросил Несогласного, не лучше ли нам перерезать тебе горло, и он ответил: "Нет. Она хочет разрядить свою силу. Поможем ей в этом". И мы помогли. Мы многого боялись в то время, но не думали, что худшее уже совершилось. В Стене Провала еще до нашей с тобой встречи появилась трещина. Твоя сила уже излилась. Быть может, ты сама не ведала, что творишь, но и этой малости оказалось достаточно, чтобы ослабить стену.
      С тех самых пор тени стараются расширить трещину, и она в самом деле стала шире. Взятые протискиваются в нее один за другим... а в Провале шевелятся другие создания, которые ступали некогда по земле и способны проломить стену.
      В Провале обитают не только люди и суллы. Последние существуют столь же долго, как и боги, и что они только не сотворили за минувшие века. У них есть и драконы, и василиски, и демоны. Демон, обращенный в тень, становится Шатан Маэром. Он сохраняет при этом всю свою силу, и мы боимся, что один из них сейчас движется к трещине.
      Во рту у Аш пересохло. Ей послышалось обвинение в голосе Арка.
      - Что будет, если он прорвется наружу?
      - Этому суллу сдается, что твой вопрос неверен, Аш Марка, - с ласковой и в то же время горькой улыбкой ответил Арк. - Тебе следовало бы сказать не "если", а "когда".
      - Хорошо - так что же тогда будет? - Голос Аш дрогнул.
      - Когда это случится, число выходящих из Провала чудовищ возрастет. Каждый из них будет расширять трещину, и наконец в эту брешь сможет пройти целое войско.
      - А сами Последние?
      - Их девять, и мы, хотя и знаем их имена, не произносим их вслух. Никогда еще за всю историю наших битв все девять не выходили из Провала разом. Мы думаем, что если это событие случится, оно будет означать конец света.
      - Но...
      - Нет, Аш Марка, - впервые за все это время подал голос Несогласный. Есть вещи, о которых лучше не говорить. Говоря о Последних, ты привлекаешь к себе их внимание, чего я вовсе не желал бы для нас в эту ночь.
      - Разве опасность не миновала и здесь, на Облачных Землях? - Аш уже спрашивала об этом Арка, но не смогла удержаться. Впрочем, она тут же пожалела об этом, ибо Несогласный ответил ей так, как отвечал на любые вопросы:
      - Нет.
      Аш ждала продолжения, но он больше ничего не добавил.
      Ночь стала глубже и холоднее. Звездный небосвод оборачивался над ними, как огромное колесо. С тонкого серпика луны Аш перевела взгляд на Арка.
      У нее остался еще один вопрос, и она боялась задать его.
      - Прикосновения Последнего достаточно, чтобы сделать человека тенью?
      Арк кивнул.
      - А как это делает маэрат?
      - Человек, убитый теневой сталью, становится нелюдью.
      - А если человек просто ранен?
      - Он борется, - с той же нежной и горькой улыбкой ответил Арк и пошел разделывать оленя.
      37
      ВОЖДЬ-ИЗГНАННИК
      Бриму порой казалось, что он сходит с ума. То его со всеми потрохами продают Молочному Камню, то вдруг посылают в Гнаш, да еще во главе собственной дружины. Это, конечно, Робби придумал. Кого же отправить послом к Скиннеру Дхуну, как не родную кровь Рваного Короля?
      Дружина была невелика, и Брим не обманывал себя в том, что возглавляет ее только символически. С Бримом ехали Гай Морлок, Дидди До и еще двое лучших наездников, и он сомневался, послушают ли они его, если он крикнет: "Бладдийцы", не говоря уж о том, чтобы исполнить его приказ.
      Гай Морлок ехал впереди, полоща на ветру голубым дхунским плащом. Они были в дороге уже два дня и только что пересекли границу Гнаша. Между этим кланом и Молочным Камнем пролегала хорошо наезженная дорога, и маленький отряд, перебравшись через Молочную, двигался быстро. В здешних старых, но не слишком густых лесах водились олени и дикие кабаны. Вдалеке путники видели реку Глоз, на востоке впадающую в Молочную. Буря, десять дней трепавшая клановые земли, оставила за собой чистую, освеженную зелень. Земля за одну ночь покрылась свежей травой, и вокруг древних дубов расцвели фиалки.
      Холод, однако, не уступал, несмотря на яркое солнце. Щеки у Брима разгорелись от быстрой скачки и ветра. Он радовался и холоду, и быстрому бегу коня, радовался долгим дням в седле и коротким, без огня, ночевкам радовался, потому что все это утомляло его и не давало думать.
      "Вот, Брим, возьми. Это Бабушка соткала его для тебя".
      Брим отгонял от себя мысли о брате, но все время видел, как Робби протягивает ему плащ. Голубой дхунский плащ, как у Гая, только чуть покороче и поплоше. Ни меха рыболова, ни застежек-репейников. Брим, приняв плащ от брата, понюхал его. От ткани пахло старческим потом Бабушки и виной Робби.
      Зачем дарить дхунский плащ тому, кто продан чужому клану? "Не беспокойся, - сказал ему Робби, совершив свою сделку с Враэной Молочный Камень. - Я сказал ей, что до завоевания Дхуна она тебя не получит, а кто знает, что может случиться за это время?" Робби потрепал его по плечу, улыбнулся своей чарующей улыбкой и ушел, а два дня спустя подарил ему этот плащ.
      Брим хмурился, стараясь не поддаваться усталости. Гай Морлок и другие явно не ожидали, что он сможет скакать наравне с ними, и его мастерство как наездника удивило их. Брим обнаружил, что ему нравится удивлять людей, и решил нипочем не отставать.
      Гай впереди поднял руку, давая знак скакать медленнее и слегка изменить направление. До круглого дома Гнаша осталось полдня езды строго на запад, но они ехали не туда, а в Старый Круг, который стоял ближе, на берегу Глоз. Отряд, отклонившись к северу, доехал до реки и уже вдоль нее двинулся на запад.
      О Глоз, которую называли красивейшей рекой в клановых землях, было сложено много песен. Вода в ней зеленая и чистая, пологие берега покрыты мхом. Над рекой склонились старые ивы, в бесчисленных заводях цветут водяные лилии и охотятся зимородки. Брим знал на память много печальных баллад, где воины расставались с девами и "на зеленых берегах Глоз" разыгрывались сражения.
      Вспомнив о песнях, Брим пожалел, что с ним нет его лютни. Она пропала в ту ночь, когда в Дхун вторглись бладдийцы... ничтожная потеря по сравнению с другими, поэтому Брим никому не говорил о ней. Играть и брать аккорды его научил Альгис Гилло. Старый Альгис постоянно твердил, что в его время каждому дхуниту полагалось играть хотя бы на одном инструменте: на лютне, на барабане или на волынке. Брим полгода не видел его и не удивился бы, узнав, что старик уже умер.
      - Где твой новый плащ, Брим? - спросил, поравнявшись с ним, Дидди До, свирепый маленький мечник со смуглой кожей и золотистыми глазами; говорили, что мать его спала с лесным жителем. Не услышав ответа, Дидди добавил: - Ты надел бы его. Надо подъехать к Кругу во всем блеске.
      Дидди проехал вперед, и перед Бримом оказалось четверо всадников - все в красивых голубых плащах.
      "Вот, Брим, возьми. Это Бабушка соткала его для тебя".
      Он тихонько вздохнул. У Робби все со смыслом, даже подарки. Этот плащ рожден на свет не только чувством вины, но и выгодой. Это первое посольство, которое Робби отправляет к Скиннеру Дхуну, и оно должно быть достойно короля. Робби Дан Дхун не может допустить, чтобы брат его был одет хуже, чем его воины, - гордость не позволяет.
      Брим обернулся назад и достал плащ из седельной сумки. Тот помялся, и от трехдневного путешествия в сырой коже на крупе лошади запах у него не улучшился. Брим скривился, встряхнув его. Новый плащ он застегнул отцовской пряжкой, а старый аккуратно сложил. Исполнив свой долг, он снова наденет его.
      Послы перешли на рысь, и полуденное солнце ярко светило им в лица. Лес поредел, и начались луга, где паслись овцы и коровы. Гнаш - крупный и богатый клан, владеющий тысячами акров плодородной земли. Три реки орошают его: Быстрая, Глоз и Таррел. Брим много раз бывал здесь при жизни старого вождя Маггиса Дхуна, но Старый Круг не видел ни разу.
      Он знал только, что это старый круглый дом Гнаша, сожженный Черным Градом тысячу лет назад и после этого покинутый. Пожар этот явился итогом ожесточенного спора за северо-западные области Гнаша, и его, по преданию, было видно до самого Дхунского дома. Брим в это не верил, но любопытствовал по этому поводу. Каменное здание сжечь не так-то легко: оно может обгореть, но будет стоять, как стояло. А сам поджог? Орлийцы долго обстреливали дом Скарпа пузырями с маслом, прежде чем поджечь его, но пожар, по рассказам, получился так себе. Дом рухнул только через два дня, когда сдали несущие балки. Вызванный обвалом сквозняк раздул огонь заново, и дом на этот раз загорелся еще и изнутри.
      Брима интересовало также, почему Гнаш не стал отстраивать свой круглый дом и предпочел поставить новый на семь лиг к западу, на южном берегу Таррела. Может быть, гнашийцы поступили так в оборонительных целях - ведь теперь между ними и Черным Градом оказались целых три реки.
      Брим часто раздумывал о подобных вещах, поворачивая их в голове так и этак. Ему нравилось докапываться до причин разных событий, и он порой сожалел, что не родился в Визи или Колодезе, где хранятся летописи и все накопленные кланами знания. "Жаль, что Робби не продал тебя туда", - шепнул тихий голосок внутри, но Брим устыдился его и заставил умолкнуть.
      Выехав из рощи водяных дубов, послы увидели девять дхунитов в доспехах и шлемах. Могучие, как на подбор, с выпущенными из-под шлемов белокурыми косами и обнаженными голубыми мечами, они пересекали выгон, распугивая овец.
      - Тихо, - скомандовал Гай Морлок, переходя на шаг. - Въезжай вперед, Брим, и дай им знать, что мы пришли с миром.
      Брим, кивнув, достал меч из ножен и опередил своих спутников. Вожак в таких случаях всегда защищает своих людей, поднимая меч над головой двумя руками, за рукоять и за острие. Брим понимал, однако, как бесит его воинов необходимость сдаваться - причем трое из них сдаются своим же сокланникам. Знал Брим и то, что не вышел ростом для своих пятнадцати лет. На это Гай Морлок и рассчитывает - знает, что на Брима дхуниты погодят нападать.
      Брим всего пять дней назад отточил свой меч на жернове Молочного Камня, и лезвие кололо ему руку через перчатку вареной кожи. Ему казалось, что сердце у него вот-вот выскочит из груди, и он благодарил Каменных Богов за то, что конь ведет себя смирно и не пытается воспользоваться тем, что хозяин отпустил повод. Головной дхунит поднял кулак, давая своим знак сбавить ход. Брим не видел его глаз из-за шлема.
      Придержав коня в ста шагах от него, дхунит прокричал:
      - Именем дхунского вождя, кто идет?
      Брим, надеясь, что на таком расстоянии не видно, как колеблется его меч, и стараясь держать его ровно, ответил:
      - Брим Кормак, брат Робби Дхуна, прибыл для разговора с вождем в изгнании Скиннером Дхуном.
      Дхунит снял шлем и тряхнул косами. Его густо татуированное лицо раскраснелось от нагретого железа. Он окинул взглядом Гая, Дидди и двух других воинов. Его губы брезгливо поджались, и Брим представил себя на месте Джорди Сарсона, которому выражал свое презрение дхунит. Джорди всего шесть недель назад считался человеком Скиннера, но на Молочной перешел к Робби и теперь вернулся сюда в составе его посольства. Он сохранил невозмутимость, но белая кожа выдала его, и Брим заметил, как побагровела у него шея.
      - Проводите меня к Скиннеру Дхуну, - сам себе удивившись, сказал Брим. - То, что я должен ему передать, не терпит отлагательства. - С этими словами он спрятал меч в ножны и устремил на главного воина такой твердый взгляд, что заставил его сморгнуть.
      Дхунит переглянулся со своими людьми. Многие из них по его примеру сняли шлемы, и некоторых Брим узнал.
      - Отберите у них оружие и сопроводите на рысях к Старому Кругу, приказал главный, а сам, пришпорив коня, поскакал назад через пастбище.
      Гай Морлок прошипел что-то сквозь зубы, но Дидди заметил ему, что сопротивляться бессмысленно, отцепил меч в ножнах от пояса и бросил на землю. Брим, Джорди и Мангус Угорь проделали то же самое. Гай расстался с мечом последний. Ни один воин не любит отдавать свое оружие, но только глупец, отправляясь в воюющий клан, может полагать, что ему не придется этого делать. Дхуниты не стали усугублять оскорбления, обыскивая их на предмет ножей и прочего мелкого оружия. Один из них просто спешился и собрал мечи.
      Покончив с формальностями, дхуниты расположились клином вокруг приезжих и повели их к Старому Кругу.
      Брим, сам того не сознавая, сохранил свое место во главе отряда. Пастбища сменились черными вспаханными полями. В маленькой долине стояли каменные домики издольщиков, окруженные живыми изгородями.
      Низкое солнце било Бриму прямо в глаза, и он не сразу разглядел Старый Круг. Он ожидал увидеть обгоревшую развалину, но не принял в расчет благодетельных сил природы. От старого круглого дома осталась ровно половина, имеющая форму полумесяца. От рухнувшей части не осталось ничего, но очертания ее фундамента еще виднелись под усыпанным гравием двором. Купол над уцелевшей половиной сохранился, а на крыше разрослись дерн и ползучая ива. Брим достаточно разбирался в растениях и понимал, что теперь ее нипочем не выдерешь, не рискуя выворотить камень вместе с корнями.
      Странное зрелище представлял собой этот мохнатый купол-полумесяц на берегу реки Глоз. К плоской стене примыкали недавно поставленные навесы, между временными конюшнями и домом сновали люди и кони.
      Дхуниты, преодолев небольшой пригорок, остановились на полукруглом дворе. Конюхи вышли принять лошадей, и Брим догадался, что здесь уже знают об их приезде. Люди Скиннера, снедаемые любопытством, обращались с ним недоверчиво, однако уважительно.
      Он поймал себя на том, что уделяет слишком много внимания женщинам. Он уже забыл, что в Дхуне они есть, и теперь, глядя, как они таскают лошадям овес и воду, испытал легкое потрясение. Старшие отвечали ему враждебными взглядами, молодые посматривали с откровенным интересом, и до его слуха донеслось:
      - Это Брим, брат Робби.
      Быстро оглядев себя и четырех других, Брим неохотно признал, что Робби не ошибся насчет плащей. Они выделяли их пятерку из всех остальных и придавали им качество, давно утраченное Дхуном: величие былых времен. Брим, как ни странно, почувствовал, что это придает ему уверенности. Если из встречи с вождем Молочного и вышло что-то хорошее, то это новый взгляд, который Робби пришлось принять относительно своего брата. Враэна Молочный Камень отнюдь не глупа и потребовала себе Брима Кормака не без веской причины.
      Так по крайней мере думает Робби. Брим, со своей стороны, подозревал, что Враэна просто ведет какую-то игру, цель которой - сбить Робби с толку, но держал эту мысль при себе.
      - Следуйте за мной, - сказал дхунский воин и провел их через пролом в плоской стене. Из красного закатного зарева они нырнули в сырой полумрак Старого Круга. Полукупол подпирали столбы кровавого дерева ста футов вышиной и каменные контрфорсы. Поначалу вошедшие ступали по грифельным плитам, брошенным прямо в грязь, но в глубине здание приобрело более жилой вид. Грязь засыпали гравием и зажгли курильницы для освежения затхлого воздуха. Женщины побелили коридоры, сохранившиеся со старых времен, и застлали полы тростником. Воин провел гостей по уцелевшей лестнице в покой, расположенный на десять шагов выше уровня земли.
      После темных переходов Брим невольно заслонил рукой глаза, чтобы не ослепнуть. Он очутился в семистенной комнате, где через каждый фут горели факелы. Их тут не меньше двухсот, прикинул Брим, но факелы даже вместе с очагами, зажженными у трех из семи стен, давали недостаточно тепла и света и не разгоняли запах разложения.
      Скиннер Дхун сидел на жуткого вида троне с подлокотниками в виде репейников. А он постарел, подумал Брим. В косах седина, а румянец на одутловатом лице изобличает сильно пьющего человека с больной печенью. В его безупречно голубых глазах обитало высокомерие всех вождей и королей Дхуна. Смерив Брима взглядом с ног до головы, он сказал:
      - Я тебя знаю. Ты отпрыск Мабба Кормака, и чертополохового сока в твоих жилах еще меньше, чем у твоего братца Рэба.
      Брим молча кивнул - в его полномочия не входило спорить со Скиннером. Дхуниты так и ели его глазами. Они заполняли всю комнату, вооруженные, многие в доспехах. Брим узнал братьев Лой, Могера и Берольда, и Могер приветствовал его мрачным кивком.
      Скиннер полагал, что выведет Брима из себя, и был озадачен, когда тот промолчал. Охватив пальцами деревянные колючки, он спросил:
      - Стало быть, ты не отрицаешь, что твой брат не имеет никаких оснований объявлять себя королем или вождем?
      Гай Морлок за спиной у Брима что-то прошипел.
      - Что-что? - воскликнул Скиннер, прицепившись к этому. - Выйди вперед, молочанин, и выскажись вслух.
      Гай положил руку на плечо Брима, собираясь отстранить его, но Брим повернул к нему голову и сказал:
      - Сейчас не твой черед, Гай. Вести переговоры с вождем в изгнании поручено мне и никому другому.
      И Гай Морлок, о чудо, отступил - а может быть, его оттащили Дидди До и Мангус Угорь. Брим с бурно бьющимся сердцем снова повернулся лицом к Скиннеру Дхуну, зная, что не должен допустить ни единого промаха.
      - Ты не ответил на мой вопрос, сын крольчатницы.
      Брим сдержался. Дались им эти кролики. Матушка разных зверей промышляла - и хорьков, и ласок, и лис, но кроликов, правда, предпочитала всем остальным. "Кролик и шкурку дает, и мясо, - говаривала она. Хорька-то, небось, в горшок не положишь".
      - Звание вождя Робби Дхун уступает тебе, - спокойно ответил он.
      По комнате пробежал изумленный шепот. Могер Лой подошел к трону и сказал что-то Скиннеру на ухо. "Будь начеку", - прочел по его губам зоркий Брим.
      Скиннер приподнялся и встал. К его оленьим, тонкой выделки сапогам прилипла грязь Старого Круга.
      - И что же произвело такую перемену в Рэбе Кормаке, Дхуне по женской линии? - подойдя к Бриму, осведомился он.
      Брим, не в силах вынести дхунской голубизны его глаз, смотрел на его нос с красными прожилками.
      - Робби никакой перемены в этом не видит. Его желание сделать Дхун единым осталось неизменным.
      Дидди До, Мангус Угорь и другие поддержали его одобрительным ворчанием. Даже некоторые из людей Скиннера кивали, соглашаясь - все они слышали то, что Робби передал через Могера Лоя.
      Скиннер качнулся с каблука на носок.
      - Такой постоянный, да? - И он внезапно впился взглядом в Джорди Сарсона. - А ты что на это скажешь, Джорди Предатель?
      Джорди сглотнул (он ведь совсем ненамного старше меня, вспомнил Брим), выпятил подбородок и ответил:
      - Скажу, что Робби порядочный человек, и Дхун ему дороже жизни.
      Лицо у Брима застыло, как маска. Джорди верит в то, что говорит, это всем видно. И до чего же хорош! Юный, белокожий и белокурый, с чистыми голубыми глазами - отрада дхунскому сердцу. Любой мужчина в этой комнате гордился бы таким сыном.
      Робби все хорошо рассчитал. Он рисковал, включая Джорди в посольство, а другой риск состоял в том, что Джорди не представится случая выйти на подмостки, но все прошло так, как было задумано, и Джорди произнес-таки свои слова, которым просто цены нет.
      Скиннер сбился на миг, и Брим разглядел, что глаза его, на первый взгляд такие ясные, в самом-то деле водянисты.
      - Я полагаю, мне предстоит теперь выслушать план Рэба Кормака? - с вызовом произнес вождь.
      Брим ступил вперед, чтобы отвлечь общее внимание с Джорди на себя.
      - Робби предлагает заключить договор.
      - Вот как? - невозмутимо молвил Скиннер. - Ну-ну.
      - Робби не станет принуждать тех, кто ему присягнул, вернуться снова к тебе.
      - Недурное самомнение у этого ублюдка! Сперва переманивает у меня людей, а потом отказывается возвращать их! - Вождь сокрушенно качал головой, но Брим не думал, что он делает это искренне - скорее представляется перед своими людьми. - Так что же Рэб предлагает?
      Брим перевел дух, прежде чем продолжать.
      - Робби уступает Дхун тебе. Если ты не помешаешь ему взять Визи, он не станет мешать тебе, когда ты соберешься снова занять Дхун.
      Его заявление не сразу дошло до вождя. Скиннер заморгал, но быстро сообразил, чем это чревато, и взгляд его обрел прежнюю остроту.
      - Визи? - с неподдельным на этот раз изумлением повторил он. - Ты хочешь сказать, что Рэб Кормак собирается брать дом Визи?
      Брим кивнул. Осталось сказать последнее, и облегчение придавало ему уверенности.
      - Робби полагает, что это вполне возможно. Сыновья Собачьего Вождя недостаточно бдительно его охраняют. Робби непременно его займет. - И Брим, глядя прямо в глаза Скиннеру Дхуну, завершил: - Взятие же Дхуна Робби полагает невозможным.
      Скиннер, явно взбудораженный, тряс головой и шевелил губами, что-то бормоча. Бриму удалось разобрать лишь часть девиза Визи: "Мы клан, который создает королей".
      Когда вождь снова поднял глаза на Брима, его лицо изменилось, и даже глаза не казались больше такими уж водянистыми.
      - Когда Рэб хочет взять Визи в том случае, если я соглашусь на его условия?
      - В течение месяца - точнее сказать не могу.
      Скиннер кивнул, точно ожидал именно такого ответа, выпрямился во весь свой рост и сказал:
      - Ступайте теперь. Я должен подумать. Я пришлю свой ответ Рэбу Кормаку до исхода десяти дней.
      При выходе из чертога Брима поразила одна мысль: до чего же все Дхуны похожи друг на друга лицом, когда замышляют какое-нибудь коварство.
      38
      РУДНИЧНЫЙ ПОСЕЛОК
      Увидев вдалеке дым, они остановились. От рудника их отделяло два лысых холма и около пяти лиг. Весь этот последний день ватагу вел Райф - он-то и отдал приказ остановиться. Они вступили на землю Черного Града, и он знал, как заметно любое движение в лысых холмах. Надо переждать до заката, не зажигая огня, и двигаться дальше под покровом темноты.
      Райфу не верилось в происходящее. Семнадцать дней пути на запад, и вот он здесь, хотя думал, что никогда уже сюда не вернется. А в пяти днях быстрой езды на юго-запад стоит круглый дом, где живут Эффи и Дрей, Корби и Анвин, и Битти, и все прочие Шенки.
      "Я дома", - проговорил он одними губами, ничего при этом не чувствуя.
      Он знал эти холмы, знал, как прибивает ветер к земле все, что растет выше вереска, знал, где находятся родники и старые выработки и где лучше всего стрелять кроликов. Где-то здесь он убил свою первую крупную дичь одинокого лося, который забрел далеко на юг. Райф отогнал от себя эти мысли и занялся устройством лагеря. Чутье подсказывало ему, что если он хочет остаться в здравом уме, надо не думать, а действовать.
      Отсюда недалеко и до Дхуна - как раз здесь Медные холмы начинают сглаживаться, постепенно переходя в лысые взгорья. Пять дней назад отряд перебрался с пустошей на клановые земли. Погода им благоприятствовала, и клановые войны тоже, на свой лад. По дороге они не встретили никаких охотников. Горные пони, столь любимые Увечными, для быстрой езды не годились, и после того, как они выбрались из каньонов, их путешествие стало почти что приятным. Дни становились длиннее, погода стояла ясная, и они без труда наверстали время, потерянное из-за бури. Луна каждую ночь убывала и наконец пропала совсем.
      Эта ночь обещала им полную тьму.
      Райф перебинтовал ноги своей лошади: во время того оползня ее, бедную, сильно изранило камнями. Она лягнула его, но он увернулся. Хорошо еще, что у него вообще осталась лошадь. Смирная черная кобылка Мертворожденного погибла, и три вьючных лошади тоже, со всем своим грузом. Теперь у них осталось только десять пони на одиннадцать человек. Это неудобно для всех, а для Адди и Фомы Арголы в особенности. Их, как самых легких, посадили вдвоем на крепкого коня Юстафы. Толстяк, в свою очередь, перенес свой грузный зад на лошадь Фомы, а Мертворожденный сел на лошадь Адди. Больше они лошадей не теряли, но ссорились то и дело. Райф каждый день какое-то время шел пешком, уступая своего пони Адди. Но Адди большей частью сам шел рядом с ним, радуясь вновь обретенной способности ходить по горам.
      Овчар немного знал эту часть клановых земель и, несомненно, мог бы и без Райфа показать дорогу другим. Он и теперь обнаружил поблизости родник и клочок чахлой камнеломки для лошадей.
      Райф решил, что не станет думать и об этом - о причине, по которой Линден Мади поставил его во главе. Он быстро закончил бинтовать лошадке ноги и встал. Солнце зашло за гряду легких облаков, и до заката оставалось еще около часа. Увечные, чтобы скоротать время, глодали куропаточьи кости, разговаривали вполголоса или ухаживали за лошадьми. Мертворожденный смазывал оружие.
      Из-за оползня он потерял значительную часть своих мечей, ножей, кинжалов и еще более причудливых клинков всякого рода. Уцелели только меч, длинный нож и молоток, висевшие у него на поясе, да еще то, что он носил за спиной в чехле из лосиной кожи.
      Райф испытывал по этому поводу странное чувство. Две из трех котомок Мертворожденного ухнули в пропасть вместе с лошадью, но Искательница Кладов не пропала. Она, завернутая в холст, отыскалась в чехле за спиной у Мертворожденного. Тот признался, что положил ее туда по причине ее легкости - хотя из всех предметов, которые таскал на себе, только ею одной и не пользовался.
      Порой Райф задумывался над тем, сколько Увечных, сознательно или бессознательно, направляли его к определенной цели. Мертворожденный, Юстафа, Адди, Фома и сам Траггис Крот - все они толкали его на дорогу, не до конца ясную ему самому.
      Ну, хватит. Глядя на дым над холмами, Райф выбросил из головы все незавершенные дела и неожиданно для себя спросил Мертворожденного:
      - Как это все будет?
      Тот, натиравший льняным маслом рыцарский меч, стал водить тряпицей немного медленнее.
      - Без сучка без задоринки, если все пойдет, как задумано. Охлажденные слитки держат в запертой кладовой сразу у входа в рудник. Стережет его какой-нибудь один сонный рудокоп или сам мастер, по очереди. Только что отлитое золото остывает около печи, чуть ниже по стволу. Мы подойдем к руднику, как стемнеет, дождемся, когда там потушат огни, и заберем золотишко. А если кто-то полезет в драку, мы их утихомирим.
      - Откуда ты так хорошо знаешь, где там что расположено?
      - А ты как думал? Крот следит за рудником, вот откуда.
      - Почему же он не отправил своего соглядатая вместе с нами?
      Мертворожденный отложил тряпицу. Бычьи рога у себя на предплечьях он тоже натер льняным маслом, и они приобрели зловещий черный блеск.
      - Хватит тебе задавать вопросы, не требующие ответа. К чему попусту тратить время? Соглядатай убит стрелой, пущенной с рудника.
      Траггис об этом не упоминал, но сказанное не противоречило тому, что Райф знал о клановых старателях. Это народ суровый, и они мало в чем полагаются на свой клан, даже и по части защиты. Если они уже подверглись нападению Увечных и обнаружили поблизости лазутчика, вряд ли набег пройдет так уж гладко, вопреки утверждению Мертворожденного. Тот и другой смотрели друг на друга, но предупреждение не задавать ненужных вопросов оставалось в силе.
      Райф волей-неволей отошел и стал готовиться к набегу.
      Их лагерь помещался у подветренной стороны холма. По овечьему желобу, проложенному здесь когда-то и усыпанному камнями, струилась вода. Райф зачерпнул оттуда пригоршню грязи и намазал себе лицо и руки. Грязь, подсыхая, натягивала кожу.
      Линден Мади наблюдал за ним, и в его глубоко посаженных глазах читалось: знаю я тебя, Райф Дюжина Зверей, хорошо знаю. Райф даже приостановился под этим взглядом. То, что случилось в каньоне, Линден успел приписать счастливому совпадению. "Ночью я не спущу с тебя глаз", - внятно выговорил он одними губами - так, чтобы видел один только Райф.
      Лицо Райфа затвердело заодно с грязью, и он созвал к себе всех Увечных. Все они по его указанию тоже намазались грязью и замазали все остальное, могущее отразить свет факела, даже белые звездочки и чулки лошадей. Один Юстафа отказался, сославшись на Скорпионьего Бога, который спервоначалу придал его коже нужный цвет.
      - На вас у него как раз краска кончилась, - пояснил толстяк, - и он решил, что вы не стоите того, чтобы замешивать новую.