5

— Понимаете, Саймон — алкоголик. Лучше, если у нас здесь не будет никакой выпивки, ему это вредно.

Кейт ждала его возле коттеджа. Бирн не хотел разговаривать с ней, совсем не рассчитывал на ее общество. Ему как раз хотелось выпить крепкого виски, отдохнуть в собственном обществе, а более всего он мечтал оставить поместье.

Кейт принесла ему тарелку с сандвичами и бутылку. Бирн поглядел на нее невидящими глазами, и она просто вложила их ему в ладони. Он рассчитывал, что Кейт уйдет, но она направилась прямо в коттедж. Боже, он нуждался вовсе не в этом.

Он поставил тарелку и бутылку на стол, положил на буфет бумажник. Глаза ее обежали комнату.

— Пока здесь пустовато. А знаете, мебель, картины и прочие вещи хранятся в доме на чердаке. Вы можете устроиться покомфортнее.

— Все это неважно. Я ухожу.

Немедленно! — вопили его инстинкты. Убирайся отсюда сейчас же, не связывайся с этими людьми.

— Вот поэтому-то я и пришла. Это не визит вежливости. Неужели вам действительно нужно так быстро уезжать? А не можете ли вы остаться? — Кейт глядела прямо на него, и Бирн в рассеянности подумал: насколько привлекательна она, как насыщена юностью, энергией и чувственностью.

По возрасту она как раз годилась ему в дочери.

Он повернулся к ней спиной, чтобы вымыть руки в раковине.

— Польщен предложением. Но оно лишь откладывает дела. Мне нужно найти работу и жилье.

— Но зачем так торопиться?

Бирн обернулся. Кейт держала в руках бумажник, который он положил на буфет.

— Здесь больше двух тысяч фунтов. Пластиковые кредитные карточки, водительские права на ваше имя… значит, оно действительно настоящее. Кого вы обманываете, мистер Бирн? Работа вам не нужна — хотя бы сейчас!

Он почувствовал досаду, оттого что оставил бумажник на виду. И чего это она сует повсюду свой нос, чего она добивается?

— Это не мои деньги, — проговорил он. — Какой-то сумасшедший сунул их мне час назад. Он вышел из леса, с ним были две одетые в черное женщины. Вы не знаете, кто бы это мог быть?

Уклонившись от взгляда Бирна, Кейт посмотрела за его спину в сторону поместья.

— Нет… как странно. Но ведь это ваш бумажник, правда? Должно быть, вы его где-то обронили.

Девушка лгала. Она знала, кто они такие. Бирн угадывал правду по равнодушному тону, видел ее в заученной прохладе взгляда. Этот фокус Рут использовала тоньше.

— Прошу вас, останьтесь с нами. — Кейт положила ладонь на его руку.

— Нет, зачем мне это? — Бирн ощутил гнев. — Назовите мне хотя бы один разумный повод, чтобы я мог остаться здесь.

— Вы нужны нам, — сказала она негромко.

— Этот дом нуждается в целой груде денег. А все, что я могу сделать, — пустяк.

— Нет. Дело не в этом. Мама… хочет, чтобы вы остались. — И прежде чем Бирн успел заметить, что не имеет к ней никакого отношения, девушка продолжила: — Понимаете, она так устает. От Саймона никакой помощи нет. Кроме того, вся эта благотворительность отнимает у нее слишком много времени.

— Но почему она занимается ею? Разве нельзя оставить это занятие?

— Бедная мамочка… она испытывает чувство вины. Разве вы не заметили этого? Она считает себя виновной в том, что владеет домом, в том, что он целиком принадлежит ей, и это так ранит Саймона. Она считает себя виновной в том, что он такой чокнутый, и еще в том, что дом находится в подобном состоянии, в том, что сад зарастает, в том, что я выросла без отца, и мир так ужасен, начиная от политики и кончая всемирным потеплением. — Она обаятельно улыбнулась, и на какое-то мгновение Бирн искренне невзлюбил ее. — Только дайте повод, и мама немедленно начнет скорбеть. А посему в качестве логического следствия проводит все свое свободное время, выслушивая телефонные звонки всех отчаявшихся чудиков в Эссексе.

— Как это слушает?

— Она самаритянка. Знаете, это такие люди, которые выслушивают самоубийц, наркоманов, банкротов и угнетенных.

— Ответственное занятие.

— Это просто опускание пара. Ей не позволяется что-либо предпринимать, она должна только утешать, но не советовать. Она сидит и слушает, а они тем временем режут себе вены, включают газ, принимают таблетки.

Он вспомнил не столь уж отдаленные времена, когда нож казался ему привлекательным.

— Должно быть, тяжелое дело, — сказал он.

Кейт вздохнула.

— Смешно и говорить. Нечего удивляться тому, что она постоянно находится в депрессии.

— И вы считаете, что моя помощь в саду поможет облегчить ее ношу? — предположил он.

— Я это знаю. Она хочет, чтобы хоть что-то в ее жизни стало лучше, исправилось… Я хочу, чтобы вы остались.

Бирн с негодованием посмотрел на нее.

— Но я не имею никакого отношения к вашему дому.

Не обращая внимания, Кейт продолжала, как если бы он молчал.

— Я так волнуюсь за нее. Ей нужно, чтобы здесь был кто-то еще.

— Только не я!

— Но вы же садовник. — Яркий солнечный свет внезапно упал налицо Кейт, сорвав с него всю миловидность. Она словно разом постарела и кости натянули кожу. Неприятное зрелище.

— В коттедже всегда живет садовник, — сказала она.

— Этот дом пустовал много лет.

— И это неправильно. Вот почему… — Она вдруг умолкла. — Вам нужно остаться, мистер Бирн. Вы нужны здесь. Почему бы вам не рассматривать эти деньги, — она указала на бумажник, — как плату? Заработок за пару месяцев? Только так их и нужно воспринимать.

— Напротив, деньги дают мне свободу перемещения.

— Значит, вы бежите, мистер Бирн? Снова?

Он подошел к двери и распахнул перед ней.

— До свидания. Не могу сказать, что мне было забавно. Скажите своей матери…

— Скажите ей сами. Уж это вы по крайней мере можете сделать ради нее. — Кейт подняла подбородок, и ему захотелось встряхнуть ее и собственными руками выставить за дверь.

Что угодно, только чтобы отделаться от нее.

— Хорошо, — ответил он. — Я скажу ей сам.

Кейт прошествовала мимо него на солнечный свет.

В четыре часа дня он уже был на обочине дорожки и махнул, чтобы Рут остановила машину. Она опустила окно и улыбнулась ему.

Бирн сразу же увидел, что она плакала.

— Что случилось?

— О, ничего… это… — Она сделала явное усилие. — Как продвинулась ваша работа! Даже не могу сказать, насколько я вам благодарна. Когда забор подрезан, все выглядит иначе, и как только с ним будет закончено, можно будет…

Как сказать ей? Рут такая ранимая, а он обещал остаться. Он проговорил только:

— Все дело в цепной пиле. На работу уйдет немного времени. Но, Рут, мне очень жаль, но, по-моему, лучше, чтобы работу закончил кто-нибудь другой. Я не могу больше задерживаться здесь!

— Не говорите так! — В ее голосе звучала острая боль и угадывалось отчаяние. А затем вдруг сосредоточившись, будто жесткий кляп опустился на ее слова и чувства, Рут спросила: — А что, собственно, заставило вас передумать?

Она открыла дверцу и вышла. Рут стояла перед ним, устало прислонясь к машине, словно не имела сил, и ему захотелось обнять ее, снять с нее часть тяжести.

— Мне вернули мой бумажник. Старик вышел из леса и отдал его мне. С ним были две женщины… две женщины в черном. Вы знаете их?

Рут не ответила на вопрос. Она внимательно разглядывала Бирна, как бы стремясь оторвать его от воспоминаний.

— Не знаю, что и делать, — пробормотала она. — Другая на моем месте попыталась удержать вас здесь подкупом или лестью… Быть может, мне помогут женские чары? — Она чуть-чуть улыбнулась, чтобы показать, что это шутка. — Что вы посоветуете? Конечно, вы совершенно свободны и можете оставить мой дом когда угодно. Вы поработали великолепно. Просто я надеялась. По-моему, вы говорили вчера, что можете задержаться… — Голос ее умолк.

— Что вас расстроило, Рут?

— О, ничего. Вас это не должно тревожить, как не тревожат вас и проблемы дома. — Она повернулась к нему спиной, вновь открыв дверцу машины.

— Хорошо, я закончу изгородь. — Он даже и не понял, что заставило его сказать эти слова. Не потому ли они сорвались, что она отвернулась от него, чтобы не испытать еще одного разочарования? Или она поняла, что он убегал слишком часто? Нельзя переигрывать эту карту, сказал себе Бирн. Она ничего не решает.

Тут Рут внезапно поцеловала его, коротко клюнув в щеку, и он увидел неподдельную радость в ее глазах, а на лбу сразу разгладились морщины. Эта его власть над ней ужаснула Бирна.

В задумчивости он вернулся к забору, совершенно не заметив бинокля, блеснувшего из дома.

6

«Плоские поля, написал он, безлесные и пустые под широким и скучным небом…» Том Крэбтри с неудовлетворением уставился в немытое окно. Поезд ехал вдоль дороги, все шесть полос чудовищного тракта были забиты автомобилями и грузовиками.

В поезде оказалось более людно, чем предполагал Том. Часть пути от Кембриджа он простоял, удерживая ногами саквояж на полу, с записной книжкой в руке. Было жарко, но на нем были джинсы и белая тенниска. Опрятно и прохладно — он умел одеваться.

Неторопливое движение поезда досаждало ему. Он хотел скорее оказаться на месте, окончить свое короткое путешествие, вновь встретиться с Кейт и погрузиться в книгу.

Первое место было, конечно же, отведено Кейт, великолепной, удивительной Кейт с ее заразительной улыбкой и личиком-сердечком. На миг он отвлекся на воспоминание о ее внешности, длинных гладких загорелых ногах, высокой округлой груди. Он напомнил себе, что принадлежащий ее матери величественный дом на деле является только глазурью на пирожке. Там, в жарком и набитом вагоне, приближаясь к Харлоу, он вспомнил лишь одно: как ни странно, Голубое поместье наследовалось только по женской линии.

— Значит, однажды дом станет твоим? — когда-то спросил он небрежным тоном.

— А тебе что в том? — Она склонила голову набок, подозрительно посмотрев на него.

— Ничего. Совсем ничего. — Том пожал плечами.

— И это вовсе не величественный дом. Он мал, ему меньше сотни лет, и чтобы поддерживать его, нужно большое состояние. Если ты рассчитываешь на деньги в браке со мной, готовься к разочарованию.

— На деньги? Я? Кейт, ну ты даешь! — Задетая гордость восстала неимоверно. Расхохотавшись, Кейт прикрыла его подушкой. Тем не менее повод уже оправдал себя.

— Приезжай и посмотри сам, — сказала она потом. — Можешь поработать в библиотеке. Там спокойно, найдется много такого, что может понадобиться тебе. У нас книги повсюду.

На подобное приглашение он не намеревался отвечать отказом. Слишком уж хорошо, чтобы можно было поверить. Ничего не потратив, провести лето за городом в обществе Кейт, в покое, за работой, получить возможность обдумать свои отношения с ней, его книгу, и то, как он намеревается жить, когда сведет все воедино…

Том следил за редеющими за окном домами, наконец появились клочки зелени, жидкие ивы, позади остался неторопливый ручей. Невзирая на запрещение, две девушки напротив закурили сигареты. Тонкогубый мужчина возле него неодобрительно прошелестел, но все остальные молчали. Правит апатия, подумал Том. Серый дымок плыл к нему.

Он припал головой к окну, надеясь, что поезд прибудет вовремя. Хорошо бы, чтобы Кейт встретила его, тогда ему не придется ждать слишком долго.

— Кейт, сколько лет!

— Всего две недели. — Она тоже смеялась.

Том опустил свой саквояж в багажник и уселся на переднем сиденье «эскорта». Он поцеловал Кейт, взлохматив ей волосы, и превратив ее в некое подобие пацана-панка.

И немедленно пожалел об этом: Кейт должна быть роскошной, идеальной, безупречной. Том достал из кармана расческу и провел по ее волосам, исправляя произведенный им беспорядок.

Ответив улыбкой, она прикоснулась к веснушкам на его носу.

— А масло от загара прихватил? — спросила она. — Лето обещает быть жарким.

— Отлично, месяц за городом вместе с тобой, и никаких ссор с домохозяйкой…

— А еще крохотный роман, короткий отчет о довольно скучном периоде в истории человечества. Вид на двадцатое столетие с высот Тома Крэбтри. Пары дней хватит для начала. Вот истинное лекарство.

— «Когда я с тобой вместе, любовь моя, летний отпуск кажется мне слишком коротким для свидания». — Он поддразнивал ее невольно и восторженно, и ей было приятно. Кейт ждала его на платформе, и ему хотелось осыпать ее подарками, станцевать с ней, закружить. Порывшись в бардачке, он отыскал среди кассет необходимые. Знакомые песни Стили Дэна наполнили автомобиль.

— Так лучше. — Она нахмурилась с деланной серьезностью. — Давай заключим пакт: за пределами библиотеки никакой поэзии, никакой английской литературы, никаких интеллектуальных побед и цитат. У нас здесь более высокая цель.

Боже мой, священная миссия! А я-то надеялся облениться, обзавестись загаром и присоединиться к числу бездельников.

— Бездельничать? Это в Голубом поместье? Подожди, — сказала она, когда они отъезжали с привокзальной стоянки. — Кстати, готов ли ты к знакомству с семьей?

— То есть с твоей матерью Рут и кузеном Саймоном, — разом выпалил он. — Все увязано.

— Увязано, это как раз то слово, которое уместно в отношении Саймона… Агорафоб[6] и параноик, но безопасный. Вы поладите, когда познакомитесь.

— Звучит сурово, вот что я тебе скажу. Ты настолько же объективна и в отношении меня? — Он искоса глянул на Кейт.

— Только в отношении друзей. — В этой треугольной улыбке крылось нечто, отодвинувшее его. — А еще у нас появился таинственный человек.

— Кто?

— Зовет себя Физекерли Бирном. Не смейся. Явился в дом неизвестно откуда в поисках работы. Мама вцепилась в него, прежде чем он успел помолиться ангелу-хранителю, и приставила к работе в саду. Он живет в коттедже, и поэтому нечасто бывает в доме… приходит только поесть.

— Значит ли это, что меня избавят от садовых работ?

— Быть может, тебе повезет, если Бирн останется в доме. Он все твердит о том, что ему пора в путь.

— Значит, ты его редко видишь?

— Ему должно быть лет сорок, если он в расцвете сил. И, безусловно, не озабоченный.

— Ты говоришь, он веселый?

— Нет, я бы так не сказала. Он говорит, что был женат, но его жена умерла.

Они ехали по окраинам Харлоу.

— Ну а есть ли у тебя здесь друзья, родственные души? — Том отрешенно смотрел на конторы и склады.

— Не здесь. В Эппинге и Тейдон-Бойс, ближе к поместью.

— Голубое поместье… волшебный дворец Кейт, ее родной замок.

Она покачала головой.

— О нет, на самом деле это дом моей прапрабабушки Розамунды. И всегда останется им. Она выбрала его имя, она следила за постройкой…

— И почему вы живете там только втроем?

— Этого достаточно.

Достаточно для чего? — подумал он и проговорил:

— А теперь еще появился я. Этим летом в доме будут четыре человека.

— Верх блаженства, — посулила она. — Никак не меньше.

Они ехали из городка мимо промышленного района, складов, фабрик и лыжного склона. Ощутив запах плавящегося асфальта и выхлопных газов, Том поднял стекло. Людей было немного. Все засели в своих квартирах перед телевизорами и видеомагнитофонами или отправились в центр. Он знал, как обстоят дела в подобных местечках, поскольку сам вырос в таком же новом городке. Он бы и до сих пор оставался там, если бы его мать не познакомилась двенадцать лет назад с Алисией Лайтоулер. С тетей Кейт. Она звала Алисию тетушкой, хотя они состояли только лишь в двоюродном родстве, и то по браку. Кейт когда-то все объяснила ему, но Том уже забыл подробности.

Алисия же стала ему приемной матерью.

Она присылала ему книги — на день рождения и Рождество. Каждый год она встречалась с ним в его маленьком городке и водила их обедать в «Плющ». Когда Том поступил в Кембридж, где преподавала Алисия, она старательно знакомила его с остальными студентами. И на одной из этих вечеринок Том познакомился со студенткой второго курса Кейт Банньер.

Том никогда не интересовался причинами, заставившими Алисию обращать столь пристальное внимание на его образование. Ему казалось естественным, что пожилая женщина стремится помочь способному и старательному молодому человеку. Так и должно быть. А когда он признался Алисии, что хочет стать писателем, она во всем поддержала его. В самом деле, именно Алисия предложила ему написать роман. «Ты умеешь видеть взаимосвязи, — сказала она. — Это необходимо, чтобы писать прозу. Почему бы тебе не попробовать?»

И вот он оказался здесь, на дороге посреди Эссекса, в машине, которую вела кузина Алисии, с несколькими блокнотами формата А4 и шестью заточенными карандашами 2В в сумке, готовый приступить к делу.

Постепенно Харлоу уступил место открытым полям. Они свернули на широкую окружную дорогу на пересечении ее с М11, «эскорт» вез их уже по другому краю, в тень пыльных деревьев. Остатки Эппингского леса, предположил Том, чуть потрудившийся над картой в Кембридже. Десять минут ушло на то, чтобы пересечь сам Эппинг, со всеми пешеходными перекрестками и автомобилями, пытающимися припарковаться или свернуть. Том обнаружил, что дорога все более раздражает его.

А потом появилось еще одно шоссе, снова окруженное лесом, «утомленным» выхлопами автомобилей, замусоренным жестянками из-под напитков, рваной бумагой и пластмассовыми стаканчиками. Они свернули с главной дороги, за деревьями высились несколько больших домов, на каждой из подъездных дорожек поблескивало по несколько машин. Розы аккуратно затягивали старый серый камень и выбеленные стены. Гольф-клуб сегодня преуспевал.

— А это действительно шишки? — Он знал, что обнаруживает предрассудки. Человек Эссекса, Ист-Энда стал деревенщиной. Широкоплечие ребята, поблекшие поп-звездочки, дельцы, торгующие металлоломом, и машины, машины, машины.

— Все зависит от того, кого звать шишкой, — ответила она. — Отсюда до цивилизации добраться легко. — Кейт указала, и в пляшущем над дорогой мареве Том увидел знак, отмечающий пятнадцать миль до центра Лондона.

— А часто вы ездите в город? — спросил Том, с нетерпением барабаня пальцами по дверце машины.

— Не очень. — «Эскорт» свернул от Тейдон-Бойс и катил по широкой аллее на краю леса. — В доме множество дел. Увидишь.

— И как управляется с ним твоя мать?

— Она поклонница пуританской трудовой этики, — коротко ответила Кейт. И поглядела на него. — Весьма сложно поддерживать порядок в Голубом поместье. Спроси сегодня у мамы. Это ее повесть.

Том откинулся назад на сиденье, щурясь против света. Кейт выглядит отлично, подумал он, чуточку загорела, темные волосы слегка увлажнились, завились на висках, именно этого он и хотел. Блузка с открытым воротом и хлопковые шорты, казалось, приглашали. Он протянул руку и прикоснулся к ее бедру, гладя нежную кожу.

Ямка на щеке углубилась.

— Мы почти приехали, — сказала она. — Изобрази улыбку на лице!

— Я нуждаюсь в поощрении, моральной поддержке… — Перегнувшись, он поцеловал ее в ямочку на шее, рука его скользнула под ткань ее шорт. — Может, остановимся?

Аллея тонула в тени берез и буков. Впереди лес становился темней и гуще. Том заметил грунтовую колею, мелькающую среди деревьев. Кейт повернула руль, и сухая земля превратилась в пыль под колесами, когда машина оставила дорогу и остановилась. Он припал к ее губам с поцелуем… долгим, медленным; он знал, что она размякла и готова принять его. Две недели. А на взгляд значительно больше. Он открыл дверцу и обошел машину с ее стороны.

И тут заметил возле колеи троих незаметных из автомобиля людей.

Том замер на месте, положив ладонь на рукоятку двери. Они сидели на земле, скрестив ноги. Мужчина и две женщины в обычных черных тряпках. Кожаные куртки, пыльные отороченные юбки, скромные кардиганы и жилеты. Казалось, им было очень жарко, но только густо накрашенные веки одни лишь чернели на смертельно бледных лицах. Очи опущены долу, словно в медитации.

Мужчина посмотрел на Тома. Женщины сидели чуть позади него, как крылья за каждым плечом. Темные волосы были острижены слишком коротко, его кожа и глаза совершенно потеряли окраску. Широкий шрам бежал по лицу — от уголка глаза ко рту. Черная одежда порвана и грязна, что-то в нем намекало на тлен, болезнь и гниль. Том отступил назад.

Он обернулся к Кейт, глядевшей на него из окна машины.

— Поехали, — проговорил он, удивленный тем, что его голос прозвучал так ровно. — Здесь люди.

— Что случилось?.. — Однако она что-то поняла по его выражению, хотя он старался не испугать ее. Кейт включила двигатель, прежде чем он сел, и спросила: — А что ты видел?

Он ответил:

— Ничего. Грязь. Ничего.

7

Еще через милю Кейт повернула на подъездную дорожку. Ни названия дома, ни указателей. Но за воротами стоял обветшавший коттедж с перегороженными окнами и под соломенной крышей.

— Здесь обитает Физекерли Бирн, — сказала Кейт. — Там грязно, но ему, похоже, все равно.

— И все это принадлежит твоей матери? — спросил Том.

— Да. — Она казалась смущенной. — Но денег у нас нет, как я уже говорила. Считай все это руинами.

— А не может она продать какую-то часть земли? Здесь она дорого стоит, даже теперь. — Подумав мгновение, Том ответил на собственный вопрос: — Ну а если она не хочет продавать, как насчет того, чтобы сдать в аренду? Садовникам, фермерам… безусловно, твоя мать могла бы хорошо заработать на этом.

— Условия завещания Розамунды не позволяют этого. Существует трастовый фонд, который обеспечивает ее средствами для сохранения дома до первого января двухтысячного года.

— А что потом?

Она пожала плечами.

— Наверное, она поступит, как захочет.

В это мгновение машина свернула, и Том увидел Голубое поместье.

Он уже познакомился с фотографиями, и Кейт рассказала ему кое-что об истории дома, но Том был удивлен. Ему представлялся эдвардианский дом, выстроенный из холодного голубого камня, отчасти спрятанного плющом и вьющимися розами. Он немедленно ощутил притяжение дома, изящно взмывающих башенок, утопающей в ветвях крутой крыши. Необычные пропорции, но фантазия органически дополняет деревья. Был какой-то испанский архитектор, как его звали? Гауди, кажется, так. Этот дом строже, чем у Гауди, менее причудлив, но сохраняет достоинство его стиля. Том сразу понял, почему мать Кейт не продавала Голубое поместье. Не сделал бы этого и он. Если бы этот дом принадлежал ему, он и сам поступил бы подобным образом.

Том еще не видел более прекрасного сооружения. До этого мгновения он полагал, что архитектура никогда не способна тронуть его. Том знал ее: он усердно изучал все изящные искусства. Он посещал собор Святого Марка в Венеции, кафедральный собор в Реймсе, видел величественные дворцы, замки и городские дома по всей Европе. Но, живя в Кембридже, в окружении архитектурных жемчужин, он всегда полагал, что чего-то не понимает, что некая область остается полностью за пределами его восприятия.