– Это он! – вопит Иззи. – Мой блондин! Смотри! Он в жизни еще красивее, чем на плакате!
Тяжелый рок плавно переходит в знаменитую Элвисову «Одну ночь». Иззи-так и скачет на стуле.
– Все, что я хочу, – громко подпевает она, – все, что я хочу, – одну ночь, только одну ночь с тобой!
Викинг расстегивает замшевые штаны.
– А можно и две! – добавляет Иззи прозой. – Или даже три!
Свет меркнет. Плавки Ларса начинают светиться в темноте.
– Да что я говорю – две, три! Отпуск – не меньше!
– Не правда ли, похож на Шварценеггера? – спрашивает подругу наша соседка, дама лет шестидесяти, с макияжем, как у Клеопатры.
– Я бы не отказалась закончить этот вечер с ним! – отвечает ее седовласая подружка.
Глядя на них, я вспоминаю анекдот про эксгибициониста и двух старушек: «Милочка, зачем ему эта штучка?» – «Ах, душечка, когда-то я знала… вот склероз проклятый!»
Шоу сколочено на славу, конферансье много и смешно шутит (в самом начале он объявил: «Сегодня вы не увидите здесь только двоих… мужа и любовника!» – к большому удовольствию зала), а сами мужчины просто великолепны! Слава богу, здесь нет надоевших латиноамериканцев, загорелых до черноты, с блестящими, словно облитыми маслом телами. Все, кроме Ларса (который и вправду ОГРОМЕН), среднего роста, но отлично сложены. Однако мне не терпится посмотреть на Зейна: Я верчусь в кресле, а когда на сцену выходит четвертый Золотой Парень в костюме ковбоя и начинает скидывать джинсы, нетерпеливо спрашиваю вслух:
– Ну где же он?
– А вы кого ждете? – любезно интересуется Клеопатра.
– Зейна. Такого, с черными волосами до плеч и…
– Он выйдет через одного, – прерывает меня Клеопатра. – Самое лучшее они приберегают напоследок.
Присмотревшись, я замечаю, что ее роскошные белокурые локоны – парик. Но больше всего меня потрясает количество драгоценностей: это ж надо столько на себя нацепить!
Несколько минут спустя Клеопатра кладет мне на плечо унизанную кольцами руку и радостно провозглашает:
– А вот и он!
На сцену вихрем вылетает Арабский Воин: свист бичей, трепет ткани, из-под золотого тюрбана сверкают огненные темные глаза, рот и нос закрыты шелковым шарфом. Он двигается под экзотическую музыку: просторные одежды струятся и одна за другой падают на пол. Вот Зейн скидывает с плеч узорный кафтан; вот разрывает на груди рубашку и открывает нашим взглядам божественный мускулистый живот. Не могу поверить, что я уже видела это чудо! Не могу поверить, что сидела с ним рядом и болтала, как со старым приятелем! Не могу поверить, что вдыхала его запах! Одним движением он сбрасывает широкие атласные шаровары и остается перед нами в одних высоких сапогах, золотых плавках с блестками, тюрбане и браслетах! Прижимает руки к груди и по-восточному раскланивается.
В динамиках звучит мелодия из «Аладдина».
– А теперь, милые дамы, – объявляет конферансье, – Зейн исполнит одно из ваших заветных желаний!
Зейн спрыгивает со сцены и идет в зал. Я пытаюсь забиться под стол, а Иззи тем временем, как безумная, машет руками над головой.
– Прекрати! – шиплю я.
– Мама моя родная! Он тебя заметил! Идет сюда! – вопит Иззи.
Украдкой подняв глаза, я вижу протянутую руку. Нет, нет, ни за что! Но безжалостная Иззи вытряхивает меня из кресла и впихивает к нему в объятия. Не успеваю я оглянуться, как уже сижу на стуле посреди сцены, не в силах шевельнуться от смущения.
– Расслабься и получай удовольствие, – шепчет он мне на ухо.
А в следующий миг – о боже! – садится на меня верхом и кладет мои ладони на свою обнаженную спину! От прикосновения к шелковистой коже я вздрагиваю. Он склоняет голову и вдыхает мой запах; я чувствую божественный аромат его лосьона. Затем резко откидывается назад и упирается руками в пол. Определенные части тела выпячиваются мне навстречу. Я поспешно отворачиваюсь.
– Потрогай, потрогай! – визжат зрительницы. Уж сами-то они на моем месте…
Но я не успеваю взглянуть еще раз – оттолкнувшись от земли, Зейн делает сальто-мортале назад, приземляется у моих ног и опускается предо мной на колени. Господи, это уж слишком! Он тянется ко мне; я отшатываюсь, но он берет меня за обе руки и прижимает их к мягким чувственным губам. В теле моем, кажется, не осталось ни единой твердой косточки. Возьми меня, возьми скорее! Но вместо этого он вручает мне свободный конец тюрбана и начинает кружиться вокруг меня, разматывая тюрбан, пока я не оказываюсь привязана к креслу золотой лентой. Наконец, при последних аккордах песни, заключает меня в объятия и нежно целует в губы. В этот миг я забываю, кто я и где, забываю, что на меня смотрят, забываю обо всем на свете. Я в Мире Зейна – и не знаю места прекраснее этого!
За свой столик я возвращаюсь, словно во сне. Иззи прыгает от возбуждения.
– Ну как? Почему ты его не потрогала, когда была возможность?
– Ч-чт-то… – я пытаюсь справиться с прыгающими губами.
– Да что с тобой? Ты похожа на младенца, которого вытолкнули в этот ужасный мир против его воли.
Я падаю за столик и начинаю истерически хохотать.
– Теперь можно и умереть! Свое предназначение в этой жизни я выполнила!
Но Иззи толкает меня в бок и заставляет взглянуть на финал – все шестеро Золотых Парней в белых рубашках, белых носках и черных плавках выстраиваются на сцене и раскланиваются. Зейн мне подмигивает, и я едва не падаю в обморок.
– Да, помню, что я чувствовала, когда первый раз попала на сцену! – понимающе вздыхает Клеопатра.
Вот чем мне нравится мужской стриптиз – на нем среди зрительниц возникает дух товарищества, какого, пожалуй, нигде больше не встретишь. Перегородки, разделяющие женщин в обыденной жизни, исчезают: богатые и бедные, молодые и старые, замужние и одинокие – все превращаются в «просто девчонок, которые хотят повеселиться». Правда, к чересчур хорошеньким это не относится. Иззи уже высмотрела себе несколько потенциальных соперниц и страдает вовсю.
– Что они о себе воображают? – нервничает она. – Подумаешь, блондинки со здоровенными сиськами!
– Как и ты! – напоминаю я ей.
Зал аплодирует Золотым Парням стоя. Затем конферансье просит не расходиться: за десять долларов каждая из нас может сфотографироваться со своим кумиром. Я идти не могу – ноги подкашиваются. Вместе с Иззи мы наблюдаем, как толпа женщин рвется на сцену. Те, кому повезло, ложатся к Золотым Парням на колени, обнимают за шею, игриво щиплют за попу – словом, развлекаются как могут. Зейн улыбается поклонницам, шутит с ними, но на откровенные заигрывания, к моему восторгу, не отвечает.
– Пойдем поздороваемся! – настаивает Иззи. – Видишь, он озирается? Тебя ищет!
– Я не знаю, что сказать! – трушу я.
– Слушай, мы пробудем на сцене всего несколько секунд. Готовить речь не обязательно. Скажи просто, что восхищена его… – она делает многозначительную паузу, – талантом.
Я глубоко вздыхаю и поднимаюсь на ноги.
– Как я выгляжу, ничего?
– Классно выглядишь! Пошли!
Мы встаем в хвост очереди и мелкими шажками поднимаемся по ступенькам на сцену. Я дрожу, млею и Смотрю куда угодно – только не на него.
– Джейми! Он старается привлечь твое внимание! – шепчет Иззи, толкая меня в бок.
Конферансье хочет взять у меня десять долларов, но Зейн его останавливает.
– Я заплачу!
Иззи бросается к Ларсу, а Зейн крепко обнимает меня.
– Ну как, понравилось? – спрашивает он.
– Шутишь? – восклицаю я, подняв глаза. – Это было потрясающе, а ты…
– Улыбочку!!
Вспышка – и я готова уйти, но Зейн меня останавливает.
– Подожди, не уходи! Мы с Ларсом хотим погулять по городу после шоу. Если хотите, пойдемте с нами!
– Конечно, хотим! – за меня отвечает Иззи; я способна только глупо улыбаться.
Мы забираем снимки и спускаемся в зал. Свою фотографию я разглядываю с неудовольствием – у Зейна такой мощный загар, а я белая, как привидение!
– Ничего, – успокаивает меня Иззи. – Противоположности сходятся!
Двадцать минут спустя, покончив с фотографиями и автографами, парни спускаются в зал. Они уже в цивильной одежде. На Зейне джинсы и простенькая голубая рубашка. Ларс одет куда более пафосно: шорты в обтяжку, бодибилдерская майка (из тех, в которых видны соски) и сумка на бедре. Но Иззи все равно – она ведь видела, что скрывает под этим вульгарным нарядом! Для нее содержание важнее формы.
Зейн ведет нас куда-то за кулисы.
– Самый короткий путь во внешний мир, – объясняет он, распахнув дверь, – Играть любите?
Мы с Иззи переглядываемся, не зная, как ответить.
– В галерее игровых автоматов, – поясняет Ларс.
Иззи устремляет на экс-викинга загадочный взгляд и замечает с придыханием:
– А я было подумала о других играх…
– О каких же? – галантно интересуется он.
– Н-ну, как тебе сказать… – тянет Иззи.
Прочтя ответ в ее заломленных бровях, Ларс без лишних слов подхватывает ее на руки и несет к автостоянке.
ГЛАВА 13
– Садись впереди, со мной рядом, – предлагает Зейн, отпирая дверцу машины.
Иззи и Ларс с хохотом и визгом заваливаются на заднее сиденье. Зейн включает плейер (он, оказывается, любит «Бон Джови»), и мы трогаемся. Я не отрываю от него глаз. Всякий раз, как мы пересекаем полосу ярких огней, Зейн оборачивается ко мне и широко улыбается и, боже мой, как у меня всякий раз подпрыгивает сердце! Он держится так, словно не замечает собственной красоты; к тому времени, как мы подъезжаем к «Экскалибуру», я успокаиваюсь и вновь обретаю (до некоторой степени) дар речи. Мы пересекаем подъемный мост: Зейн указывает мне вниз, туда, где прячется спящий дракон.
– Раз в несколько часов этот дракон просыпается, – объясняет он, – и начинает извергать пламя! Обязательно посмотри – так классно смотрится!
– Умственное развитие пациента на уровне пятилетнего ребенка! – язвительно шепчет Иззи с заднего сиденья.
Как она смеет?! Только оттого, что Зейн умеет по-детски радоваться жизни… Я оборачиваюсь, чтобы хорошенько ее одернуть; но она, забыв обо мне, уже лезет в набедренную сумку Ларса – будто бы за жвачкой – и принимается увлеченно что-то там нащупывать.
Вот мы и в казино. Стены здесь увешаны старинным оружием всех мыслимых форм и размеров; мечи свисают и с потолка, и Ларсу приходится пригибаться. С радостным удивлением мы узнаем, что в «Харчевне сэра Галахада» подают йоркширский пудинг.
– Обязательно напиши об этом месте! – толкает меня в бок Иззи, когда нам навстречу попадается странствующий менестрель.
Зейн оборачивается ко мне.
– Я и не знал, что ты пишешь!
– Да так, – скромничаю я, – ничего особенного. Просто мне заказали репортаж о лас-вегасских развлечениях.
– Не забудь про меня написать! – вставляет Ларс. Иззи хихикает.
– Непременно! Только учти, что основная тема Джейми – царство животных!
– Вот здорово! – восхищается Зейн. – А про тайный сад Зигфрида и Роя напишешь?
– Конечно. И добавлю, что там можно познакомиться с замечательными людьми, – отвечаю я, улыбаясь во весь рот. Зейн отвечает мне улыбкой.
– Помнишь, я тебе рассказывал об аквариуме во «Дворце Цезаря»? Если хочешь, могу познакомить тебя со своим другом, который там работает. Его зовут Финн. Тебе, наверно, будет интересно взять у него интервью.
– Финн? А фамилия его случайно не Гекльберри? – потешается Иззи.
– Отличный парень, он тебе понравится… – продолжает Зейн как ни в чем не бывало.
– Если любишь рыбу, – добавляет Ларс.
– Почему рыбу? – Воображение рисует мне чешуйчатую кожу, стеклянный взгляд и уныло опущенные уголки рта.
– Да он ни о чем, кроме своих водоплавающих, говорить не умеет, – вздыхает Ларс. – А по-моему, всему свое время и место. Что же до рыбы, то она хороша в одном-единственном месте – на сковородке!
Он раскатисто хохочет над собственной шуткой, и Иззи вслед за ним заливается тоненьким девчачьим смехом. Определенно, она от него без ума.
– Он говорит о своих рыбах только с незнакомыми людьми или когда нервничает, – защищает друга Зейн. – На самом деле он классный парень – ты это поймешь, как только к нему приглядишься.
– Не доверяю людям, по которым этого не видно с первого взгляда, – не отстает Иззи. – А как он выглядит?
И не успевает Зейн ответить, как она добавляет:
– А подружка у него есть? Или он всю свою страсть отдает холоднокровным?
Но Зейн не обращает внимания на ее шуточки и продолжает, обращаясь только ко мне.
– Классный парень и свое дело знает. Хочешь с ним познакомиться?
Хочет познакомить меня со своим другом – хороший знак!
– Конечно, с удовольствием!
– Когда тебе удобно? – спрашивает он. «Не стоит выказывать нетерпение. Делай вид, что тебе не очень-то и надо». – Что, если… завтра утром?
– Отлично, завтра. Только давай в час дня, когда у него перерыв.
– Замечательно, – широко улыбаюсь я. – И пусть говорит о рыбах, сколько захочет, – мне не будет скучно!
– А ты знаешь, – говорит Ларс, на мгновение отрываясь от Иззи, – что этот парень никогда не ругается? Самое крепкое, что я от него слышал: «О господи!»
Мы подходим к лестнице, ведущей на галерею. Зейн берет меня за руку.
– Не обращай внимания на Ларса, – шепчет он, – они с Финном не слишком ладят.
Я старательно вслушиваюсь в его голос, однако думать могу только о том, что лестница уже кончилась, а он все еще держит меня за руку. Что за чувство! Как будто все нервы, сколько их ни есть в моем теле, переместились в ладонь, а все чувственные ощущения сосредоточились в кончиках пальцев! Господи, только бы ладонь не вспотела! Оглядываясь кругом, Зейн легонько поглаживает мою ладонь большим пальцем. Какой эротикой наполнен этот невинный жест в исполнении того, кто тебе по-настоящему нравится! Но еще большим восторгом наполняет меня мысль: «Все, кто сейчас на нас смотрит, думают, что я его девушка!»
Вокруг мигают, клацают и гремят игральные автоматы. Зейн ведет меня к виртуальному трамплину и гордо показывает «доску почета»: оказывается, на прошлой неделе он занял второе место по очкам. Надо признать, при словах «галерея игровых автоматов» я сперва невольно поежилась: слишком свежи воспоминания о вчерашнем столкновении с юным ангелом. Но то было вчера – а сегодня все по-другому!
Вдруг Зейн останавливается и поворачивается ко мне. Карие глаза его смотрят серьезно и пристально. Сперва в глаза, потом – на губы… Как отчаянно колотится сердце! Подняв руку, Зейн откидывает прядь волос, упавшую мне на лицо. Прикосновение его нежно, почти невесомо, но меня с ног до головы словно током пронзает. «Пожалуйста, – молю я мысленно, – скажи что-нибудь! Покажи, что я тебе тоже нравлюсь!»
– Интересно, – говорит он задумчиво, – на кого будут похожи наши дети?
Я, не выдержав, начинаю глупо хихикать. Вот и твердите после этого о завышенных ожиданиях! Я еще только о поцелуе мечтаю – а он уже задумывается о детях!
– Если повезет, – выпаливаю я, – у них будут твои глаза, твои волосы… и вообще все твое!
Интимность момента грубо нарушает Иззи.
– Как это все? – встревает она, протиснувшись между нами. – А если родится девочка? Как же тогда назовете дочурку – Гермафродитой?
Ларс хохочет во всю глотку, хотя есть у меня подозрение, что он не знает, что значит «гермафродит».
– А что? Давай проверим! – предлагает Зейн.
Ой-ой-ой, как ему невтерпеж! Я, конечно, не против, но… не слишком ли он торопит события?
К счастью, Иззи – добрая душа! – заметив мое изумление и угадав его причину, берет меня за плечи и без церемоний разворачивает на девяносто градусов. Передо мной – там, куда смотрит Зейн – кабинка с задернутой шторой и красочной вывеской: «ФОТОМОРФ: узнайте, на кого будут похожи ваши дети!»
Вот оно что! Поделом мне – буду знать, как верить первому впечатлению!
Покраснеть я не успеваю – Зейн уже вталкивает меня в кабинку и со словами: «Прошу извинить, размножаться я предпочитаю без свидетелей!» – задергивает шторку перед носом у Иззи и Ларса.
Он сажает меня на колени. Без этого я предпочла бы обойтись – живот-то втянуть можно, а вот задницу не втянешь. Чтобы не давить на Зейна своим весом, опираюсь о стену кабинки. Мы скармливаем автомату две долларовые бумажки и ждем. Первым должен сфотографироваться мужчина: оба мы изгибаемся самым невероятным образом, чтобы я не попала в кадр. Вжик! Из щели выползает фотография. Ах, как хорош!
Я следующая. Стоило мне моргнуть, и в тот же миг – вжик!
– О господи! У ребенка глаза получатся, как щелочки! Можно еще раз? – восклицаю я.
Следующий снимок тоже не идеален, но я решаю больше не испытывать судьбу – пусть Зейн не думает, что я чересчур озабочена собственной внешностью, – и мирюсь с тем, что есть.
Мы выходим, и Иззи с Ларсом занимают наше место. Они устраиваются на вертящемся кресле друг к дружке лицом: камера их, как видно, мало интересует. Из-за шторы доносится смех и визг.
– А ты хочешь маленького? – спрашиваю я Зейна. Он улыбается:
– Это предложение?
«Да», – мысленно отвечаю я.
– Даже не знаю. Наверно, надо сначала сменить работу. «Мой папа стриптизер» – как-то странно звучит, не находишь?
– Малыш может участвовать в представлении, – предлагаю он – Знаешь, как женщины балдеют от мужчин с младенцами!
– Боже мой! – кривится Зейн, – Только этого не хватало – менять подгузники на сцене!
– А чем занимается твой отец? – спрашиваю я.
– Строительным бизнесом. Я раньше работал у него в фирме.
Я пытаюсь представить себе Зейна в костюме за письменным столом. Не получается.
– Неплохая работа; но однажды меня заметили в тренажерном зале, и я получил предложение стать Золотым Парнем. А мне всегда хотелось поездить по свету, и потом… – Он выпячивает грудь и корчит уморительно надменную физиономию. – …обожаю выставлять себя напоказ!
Я улыбаюсь.
– Страшно было выступать в первый раз?
– Ужасно! – признается он. – Ты ведь сама играла на сцене и знаешь, как это бывает. Коленки дрожат, ноги разъезжаются, в голове туман, топчешься на одном месте, не знаешь, куда девать руки…
Я-то знаю, но мне трудно поверить, что и он испытывал то же самое.
– Все мои силы уходили на то, чтобы считать шаги и следить за ритмом, – рассказывает он, – а о публике я и думать забыл. Делал все, что положено, а сам чувствовал, что получается вяло, натянуто, словом – не то. А потом вступили «Кисе», и я вспомнил, что пора спускаться в публику. И тут… Знаешь, это было настоящее чудо. Иду медленно-медленно, как в замедленной съемке – а вокруг женщины, целая толпа, женские лица, женские руки, все смотрят на тебя, тянутся ко мне, хотят потрогать… И тут я понял, что значит «чувствовать зал». На несколько секунд я слился с ними. Я прочел их мысли. И понял, что им нужно.
– Что же им нужно? – спрашиваю я, задыхаясь от волнения.
– Энергия! Страсть! Женщине мало просто любоваться на красавчика. Ей нужно ощутить обжигающий огонь. Почувствовать, что от одного твоего прикосновения она готова расплавиться и стечь к твоим ногам.
Я судорожно втягиваю воздух.
– Мужчины в наше время обленились. Разучились ухаживать. А женщине необходимо чувствовать себя желанной. Чувствовать, что мужчина сгорает от страсти.
Грудь моя вздымается так часто, словно меня накачивают насосом. А он все говорит, говорит…
– И еще ей нужен юмор. Нужно, чтобы ее поддразнивали. Просто выйти на сцену и поиграть мускулами – этого мало. Надо подойти к ней вплотную, чтобы она прочла в твоих глазах: «Поиграй со мной! Поиграй с моим огнем! Не боишься обжечься?»
Я чувствую на щеке его теплое дыхание и бессильно приваливаюсь к стенке кабины. В этот миг на свет божий выползает наш ребенок.
– Смотри-ка, мальчик! Ой, какой хорошенький! – умиляюсь я.
Зейн внимательно рассматривает фотопортрет нашего отпрыска.
– Ты уверена, что он от меня?
Я пихаю его локтем. Он в ответ обнимает меня за плечи. Что за жар исходит от его крепкого тела! Да и сама я – не айсберг. Смех и визг за шторкой стихают, сменившись возней и подозрительными стонами, но нас даже это не останавливает.
– Как мы его назовем? – спрашиваю я, склонившись над фотографией пухлогубого мальчугана с взъерошенными вихрами.
– Лучше всего комбинацией наших имен. Что получится, если скрестить «Зейна» и «Джейми»?
Я раздумываю, мысленно тасуя буквы так и этак. Джейн – женское имя, Зейм – слишком вычурно… Ага, вот!
– Что, если назвать Джазом?
– Джаз? Классное имечко. А теперь пойдем выиграем малышу Джазу пару-тройку игрушек.
– Подожди минутку! – Я оборачиваюсь к кабинке и громко окликаю Иззи.
– Ну что там у вас? – откликается она, явно недовольная, что ее прервали. – Мы идем играть. Когда закончите, присоединяйтесь. И вот что, Иззи: не забывай, что эта шторка до пола не доходит!
Местный волшебник предлагает угадать наш вес и обещает выплатить приз, если ошибется более чем на три фунта. Я здорово навострилась скрывать свой вес, однако сейчас не самый подходящий момент для демонстрации этого таланта. Так что мы проходим мимо.
Зейн предлагает сыграть в настольный хоккей: я колеблюсь, поскольку знаю, что именно эта игра будит во мне страшный азарт, но в конце концов соглашаюсь. Первым же ударом я забиваю гол.
– Е-е-ес-с-ть!!!
– Ну ладно, сама напросилась! – ворчит Зейн и идет в ответную атаку.
Я защищаюсь, как лев. Много шума и визга, игра идет с переменным успехом, и на счете 2:2 мы останавливаемся.
– Здорово у тебя получается! – замечает он и треплет меня по голове. – А стрелять по мишеням умеешь?
– Никогда не пробовала, – признаюсь я. – Лучше посмотрю, каков ты в тире.
Тремя выстрелами он сбивает консервную банку, а затем говорит: «Закрой глаза!» Я открываю глаза: на ладони у меня лежит пластмассовая русалочка.
– Ой, спасибо! – восклицаю я и, забыв, что передо мной секс-бог, кидаюсь ему на шею.
В ответ он крепко обнимает меня.
– Рад, что тебе понравилось.
А как же иначе? Он такой милый! Такой внимательный! Такой… Додумать я не успеваю – появляется Иззи. Одна. Всклокоченная, раскрасневшаяся и ни капельки не смущенная. Щеки и подбородок у нее в ярко-красных полосах.
– Я-то думала, он чисто выбрит, – хмурюсь я.
– Щетина скандинавского типа, – пожимает плечами Иззи. – Такая светлая, что ее почти не видно.
– А где Ларс? – интересуется Зейн, заинтригованный этим обменом впечатлениями.
– Ему… э-э… пришлось уйти.
– Даже не попрощавшись?
– Он плохо себя почувствовал.
– Может быть, нам стоит зайти к нему и выяснить… – с беспокойством начинает Зейн.
– Не думаю, что ты сможешь ему помочь, – загадочно улыбается Иззи. – А вообще-то уже поздно, пора и нам по домам.
С каких это пор ее волнует время суток?
– Ладно, поехали домой, – соглашается Зейн.
У меня падает сердце. Неужели вечер так скоро закончится?
– Я подвезу вас до отеля. Где вы остановились?
Мы переглядываемся. «Цирк» – премилое местечко, но не вполне соответствует желанному имиджу.
– В «Сахаре»! – отвечает Иззи. А я в тот же миг произношу:
– В «Дезерт Инн»!
ГЛАВА 14
Официантка ставит перед нами два стакана с сомбреро величиной, до краев полные «Маргаритой». Одиннадцать утра – но в казино уже полно народу, и все едят и пьют. С какой стати нам отставать? Мы набиваем желудки пирожными и заливаем сиропом (который подается весьма оригинально – со стебельками петрушки и тоненькими ломтиками бекона).
Я как раз собираюсь попросить Иззи, чтобы она напомнила мне позвонить дяде Си Джея (все время забываю!), как вдруг она ахает:
– Смотри, это та дамочка, что была с нами на шоу!
Я поднимаю глаза и вижу Клеопатру нашего времени.
– Все в том же платье! Должно быть, и не раздевалась!
Клео проходит мимо: мы так и пожираем ее глазами. Кудрявый паричок на ней сбился набок, косметика расплылась, левый глаз лишился накладных ресниц, зато правый в полной мере сохранил скорпионистое египетское обаяние.
– Как ты думаешь, она с кем-нибудь из них переспала? – шепчу я.
– Ну, во всяком случае, не с Ларсом! – ухмыляется Иззи. – Я его так обработала – у него теперь три дня не встанет!
– Повезло тебе! А вот я с Зейном даже не поцеловалась!
– Зато он проводил тебя домой. А сегодня встречается с тобой в аквариуме. Может быть, он просто не хочет торопить события.
– Надеюсь, что ты права. Просто от стриптизера как-то не ждешь джентльменского поведения. Ох, как не терпится снова его увидеть! – изнемогаю я. – Такой красавчик, такой милашка, такой… такой сюмпумпунчик! Обожаю!
– Так выпьем за ваш первый поцелуй! – провозглашает Иззи и двумя руками поднимает пиршественную чашу.
Я не пила текилы с того дня, как в мою жизнь вернулся Си Джей. Осмелюсь ли выпить сейчас? Я делаю глоток – и вздрагиваю от наплыва воспоминаний. Тот долгий день вновь встает перед глазами…
С бутылкой «Вдовы Клико», прибереженной для особого случая, давно покончено. Бар опустел. Я смотрю на часы – пять. Самый длинный день в жизни подходит к концу. «Знакомство» с Си Джеем, ныне известным как Кристиан, превратилось в далекое воспоминание. Тела наши обмякли в креслах, а души витают где-то далеко-далеко…
Папа приканчивает виски.
– Я-то уж подумал, что вы с Иззи решили объявить лесбийскую помолвку!
– Папа! – тихо говорю я. У меня не осталось сил кричать.
– В том, что касается мужчин, у тебя всегда был ужасный вкус!
– Не всегда, – загадочно отвечаю я и смотрю, как вытягивается лицо Кристиана, отразившись в пустом бокале.
– Нет смысла оглядываться на прошлое, Джейми, – сурово говорит Иззи. – Наша сила – в будущем!
– Вас обеих ждет чудесное приключение, – вздыхает мама, и в глазах ее бледной тенью мелькает тоска. – Другая страна, другая культура, другие люди – все не такое, как здесь…
Иззи салютует маме бокалом и допивает свое вино до дна.
– Смотри, Надин, как бы мы тебя не опередили на пути к алтарю! – улыбается она.
Надин пытается презрительно фыркнуть, но тут из носа у нее вылетает кое-что лишнее. Иззи хихикает; Кристиан торопливо протягивает невесте салфетку. Вытерев нос и восстановив самообладание, Надин шипит.
– Не думаю, что твой Дейв захочет венчаться в Лас-Вегасе. Он из тех мужчин, что предпочитают церемонию проводить в мэрии, а для банкета снять зал в местной забегаловке. Что же до Джейми – ты всерьез полагаешь, что в нее кто-нибудь влюбится? Америка – страна, где сбываются мечты, но не чудеса же!
– А мне кажется, – вполголоса замечает Кристиан, что в Джейми влюбиться нетрудно.
Сперва я думаю, что это мне померещилось, но по выражению лиц родных – особенно Надин – понимаю, что эти слова прозвучали на самом деле Осознав свою ошибку, Кристиан поспешно добавляет:
– Ведь она так похожа на мою Надин!
Он, бедняга, еще не понял, что любое сравнение со мной Надин воспринимает как личное оскорбление.
Я же от его слов впадаю в некое скорбное блаженство, сродни блаженству ракового больного, накачанного морфием.
В девять часов становится ясно, что праздник себя исчерпал. Мы сидим в гостиной и делаем вид, что смотрим детектив по, телевизору. Мама листает свою тайную коллекцию туристических рекламных брошюр – должно быть, ищет упоминания о Лас-Вегасе. Папа прихлебывает черный кофе и подсчитывает, сколько будет ему стоить пополнение домашних запасов спиртного. Надин дожидается рекламной паузы и, пробормотав что-то о долгом дне и утомительном путешествии, уволакивает Кристиана наверх. Иззи звонит Дейву, чтобы заехал за ней и отвез домой.
А я? Я просто свернулась калачиком на диване, не в силах шевельнуться, без мысли и без цели обводя пальцем цветы на обивке. Все во мне словно одеревенело, и за это я благодарна судьбе. В какой-то миг я закрываю глаза, затем снова их открываю…
Если верить будильнику, пролетело четыре часа. Светящиеся стрелки показывают половину второго. Телевизор выключен: я сижу в полной темноте. В горле сухо и горько: я нащупываю на мамином столике бокал с остатками шерри и опрокидываю остатки в себя. Потягиваюсь… и вдруг замечаю в дверном проеме темную фигуру. Фигура, похоже, принадлежит Кристиану. Я застываю на месте, словно воришка, пойманный с поличным.
– Проснулась? – шепчет он.
Сердце мое бьется о ребра теннисным мячом.
– Вроде того. Только-только глаза открыла.
Он входит в комнату. Я успеваю заметить, какой небрежно-сексуальный вид придают ему белая футболка и пижамные штаны. Волосы, прежде аккуратно причесанные, растрепались и лезут в глаза. Падающий из прихожей свет вырывает из мрака ключицу и золотые волоски на сильных руках. Мальчик, которого я любила, стал мужчиной.
– Я… э… просто решил выпить стакан воды. Хочешь чего-нибудь?
– Вода – это замечательно. Давай я сама налью.
Я чувствую себя обязанной сыграть роль хозяйки дома. Однако, когда пытаюсь встать, суставы у меня хрустят и ноги подгибаются – отсидела.
– Не вставай, я тебе принесу.
Все тело мое напрягается; его сотрясает дрожь предвкушения. Я несколько раз глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться. Безжалостный день заставлял нас притворяться незнакомцами; но теперь, в Сумеречной Зоне, мы снова можем стать самими собой. Такими, как были когда-то. Слова любви заполнят пропасть шириной в десятилетие: а потом мы утешим друг друга и исцелим боль.
Я слышу, как открывается и закрывается кухонная дверь. Он идет…
«Если положил в воду кубики льда в форме дельфинов, значит, он будет моим, – загадываю я. – Если обычные кубики – значит, может быть и так, и так. Если принесет воду безо льда – останется с Надин».