Маленькие босоногие мальчишки выбежали посмотреть на нас. Они такие юные, но вместе с тем у них на лицах тяжелая печаль. Они все ужасно худые, а их животы слегка надуты. Они играют на траве с острыми камнями и кусками потрескавшейся сухой земли.
Мы дали им несколько бутылок воды из переносного холодильника, который мы возим с собой. Когда ящик грузили на наш маленький самолет, я думала, что это глупо. Теперь я понимаю. Так много всего необходимо предусмотреть в подобных местах.
Мимо нас проходит группа женщин. Этот пустой лагерь выглядит как руины древней цивилизации.
Я спросила одну из женщин: «Ничего, что мы тут?»
Она ответила: «Почему нет? Господу следует посылать нам больше гостей». Одна из женщин беременна. У нее на лице синие племенные татуировки, и она носит яркие украшения.
Женщины рассказали нам, что они пришли из Афганистана в 1979 году. Я спросила, почему.
«Из- за войны с Россией. Мы покинули свои дома и орошаемые земли. А сейчас там Талибан, и мы опять не можем вернуться». Они пригласили нас в маленькую комнатку, где постелили старое, пыльное стеганое одеяло.
Я поинтересовалась, есть ли поблизости больница. Они посмотрели на меня с таким выражением: «Как это?!»
Я заметила маленького мальчика, который выглядел очень расстроенным. У него рваная одежда и большие водянистые глаза. Он прилагает усилия, чтобы улыбнуться.
Я спросила, знают ли они об Америке.
«Да, наши мужчины говорят, что Америка помогает нам». Я спросила, есть ли что-нибудь, что они хотят сказать Америке? «Почему мы должны страдать?» «Почему мы такие безнадежные?»
«Мы благодарны Америке за помощь, но, пожалуйста, нам надо больше еды и воды, мы не хотим больше смертей».
Мы спросили, можно ли их сфотографировать. «Нет, наши мужчины расстроятся».
Мы понимаем. Но они попросили нас сфотографировать их детей.
Маленький мальчик кажется напуганным. «Он никогда не видел фотоаппарата».
Мы говорим о недостатке еды.
«Моя семья может позволить себе только один мешок в месяц. Мы пытаемся приучить наших детей есть меньше».
Одна женщина объяснила нам, что ее одиннадцатилетний сын уезжает сразу на месяц на тяжелые работы. Там платят всего восемь долларов в месяц. Другой мальчик собирает дрова для того, чтобы готовить еду.
«Мы не знаем, живы наши сыновья или нет».
«Мы чувствуем себя, как в тюрьме».
«Мы благодарны вам за то, что вы приехали».
«Такое впечатление, что наши сестры или матери только что навестили нас».
«Мы благодарим вас за то, что вы приехали, и будем молиться за вас».
У меня было около 3000 рупий. Доллар стоит около 60 рупий. Я спросила сотрудников УВКБ ООН, можно ли дать рупии этим женщинам.
«Да, только мы скажем, что это не от УВКБ ООН, иначе они будут ждать, что в будущем им будут давать деньги. Хорошо?»
«Да».
Они были так благодарны. Эти люди благодарны за каждый прожитый день. Они дали мне несколько четок. Они хотят, чтобы я вернулась.
Но я не могу удержаться от мысли, будут ли они живы, когда я вернусь, может быть, через год.
4:30 вечера, полевой офис УВКБ ООН
У нас был ланч. Мы все были очень голодными. Я не знаю, что съела, но я была рада этому.
Лагерь беженцев Суркаб
С нами едут трое вооруженных офицеров в форме. Двое едут за нами, а один стоит на подножке сзади нашего грузовика.
Я не хочу спрашивать, зачем они нужны, но я предполагаю, что это, должно быть, опасный район и для беженцев тоже. Лагеря расположены близко к границе Афганистана и находятся в зоне крайнего риска.
В лагере я встретила группу женщин, которые живут здесь уже двадцать лет.
«Мы пришли во время первой войны». «Мы состарились здесь».
Они постелили нам коврики, на которые можно сесть и попить чаю. Их маленькие девочки вышли и сели рядом с ними.
Женщинам нравится вышивать. Все изделия великолепны. Работа над каждым из них заняла у них три месяца. В Америке каждую работу можно было бы продать, наверное, за сотни долларов. Здесь же, если удача повернется к ним, и они смогут попасть на рынок и продать это, то получат мало, примерно несколько долларов.
Женщин в этом лагере не обучают никаким профессиональным навыкам, но они просят и надеются на будущее своих детей. Одна женщина сказала: «Я третья жена своего мужа». По своему неведению я не понимала, что в этой части мира мужчина может иметь много жен.
Они показали нам небольшой ручеек, протекающий в лагере. Они счастливы, что могут пить из него, когда кончаются их запасы. Мне сказали, что вода в этом ручье грязная, но засуха заставила их пить из него.
Занятия в школе закончились. Мальчишки выбегают нам навстречу. Они видят, что мы фотографируем, и хотят, чтобы их тоже сфотографировали.
Мальчики были горды тем, что немного знают английский. Они продолжали повторять «спасибо» и «пожалуйста» и все время улыбались.
Они рассмеялись, когда кто-то из нас случайно наступил в ручей.
Мы уезжаем с закатом солнца. Небо было чистым, а солнце ярко-оранжевым. Солнце здесь казалось намного, больше, чем во время любого заката, который я когда-либо видела. На маленькой глиняной хижине, которая является школой, я заметила знак. На очень большой разукрашенной доске написано (мне перевели):
ЕДИНСТВО
ПОРЯДОК
ВЕРА
Пятница, 24 августа
Здесь все молятся пять раз в день.
Я видела тут много кладбищ. К веткам привязаны кусочки ткани, которые слегка развеваются на ветру. Там есть несколько высоких белых камней. Я вижу женщин, собравшихся у могилы. Я думаю о потерях. Я думаю о своей семье.
Я вижу несколько пастухов коз. У них в руках палки. Одному мальчику около десяти лет. У него около двенадцати коз, с косматой черной шерстью. Я заметила нескольких людей, спавших под одеялами. С двенадцати до двух часов дня многие спят, чтобы избежать самого жаркого времени дня.
Поселение беженцев Лоралай
Этим утром мы посетили Лоралай. В лагере мы остановились около школы под управлением организации «Спасите детей». Краской на стенах написано:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ
ЗНАНИЕ — СИЛА
МЫ ХОТИМ МИРА
ВО ВСЕМ МИРЕ
Еще на стене нарисована яркая карта Афганистана. Сначала мы пошли в класс девушек. Они сидят на полу, скрестив ноги. Комната очень пыльная, но им все равно. Они рады быть в школе.
Учитель спрашивает у них: «Кто из вас родился в этом лагере?»
Они все подняли руки.
«Мы хотим жить на своей родине. Это не наш дом». Они учат пушту, их родной язык.
В шестом классе девочки составляют только одну четвертую часть учеников. Деревня оказывает на них давление, чтобы они работали. Работают только сыновья. Одна девушка улыбнулась мне и согрела мне сердце. Другая девушка читает. Третья поет песню. Мне перевели слова: они о восстановлении Афганистана, об объединении различных родов. Вот перевод части песни: «В эти тяжелые дни как наш друг может стать нашим врагом? Ты пришел навестить нас. Ты наш друг. Мы хотим процветания и счастья нашей стране».
Этим молодым людям надо много сил на восстановление. Они должны быть сильными. Люди, которые управляют школой, сказали: «Мы рады, что вы приехали к нам. Мы усердно работаем, и дети тоже очень стараются. Мы хотим продолжать нашу программу».
Они беспокоятся о закрытии программ из-за недостатка финансирования. Милая босая девчушка, у которой на голове был пыльный шарф, белый с маленькими коричневыми цветочками, вытащила маленький старый блокнот и начала читать стихотворение:
«Мы обещаем работать, чтобы учиться.
Учение так увлекательно.
Мы не хотим сражаться.
Мы хотим мира».
Одна из сотрудниц УВКБ ООН начала плакать. Пожилой мужчина тоже плачет. Он отвернулся к стене. Затем и я начинаю плакать. Стоим и ревем. Женщина сказала: «Мы не хотим, чтобы Афганистан делили на части. Пожалуйста, пожалуйста — мы хотим мира».
На улице мальчики выстроились в ряд. Они обуты в пыльные пластиковые сандалии. Маленький мальчик вошел внутрь и подошел к доске, чтобы по казать нам, что он знает грамоту. Он пишет слова справа налево.
Я спросила его, кем он хочет быть, когда вырастет.
«Муллой». («Это священник», — сказал кто-то).
Другой ребенок улыбается и говорит, что он хочет быть:
«Учителем».
«Доктором».
«Защитником правосудия». (Это сказал восьмилетний мальчик.) «В правительстве».
Они также сидят, скрестив ноги на ковриках на пыльной земле. Когда они отвечали, то все разом встали. Все улыбаются. Они так рады, что их спросили, кем они хотят быть, когда вырастут.
Я спросила: «А где вы хотите делать все это?»
«В Афганистане».
Учительница подошла ко мне и вручила кусочек вышивки. Она сказала: «Одна из девушек пятого класса хочет подарить Вам это, чтобы поблагодарить Вас за Ваш приезд». Я пошла сказать «спасибо». Они занимались чтением и были очень горды тем, как умеют читать.
Девушки хотят узнать, как меня зовут. Они ничего не знают о моей жизни, для них я кто-то, кто приехал посмотреть, как они живут, и помочь. Они очень милы со мной.
Управляющий школой сказал: «Пожалуйста, не забывайте нас. Я чувствую, что мы очень близки, между нами нет расстояния». Мы все близки. Я никогда не смогу забыть их.
Мы остановились, чтобы посетить «уязвимых людей».
Это только что прибывшие люди, но УВКБ ООН должно называть их «уязвимые». Сюда были переселены три тысячи семей из Кветты. Теперь они будут жить в еще более бедном районе. Условия не позволят им отправить детей в школу. В этом лагере уже ничего не осталось, что можно им дать. Все запасы исчерпаны. Сотрудникам УВКБ очень тяжело, когда они не могут дать необходимое каждому беженцу. Мировая программа продовольствия и так дает столько, сколько может.
УВКБ ООН поставляет воду в цистернах и отдает все продовольствие, которое у него есть.
К нам подошла пожилая женщина. Она нежно пожимает мне руку, очень мягко. Люди здесь не привыкли пожимать руки, для них это новый обычай, но они стараются.
Несколько мужчин заняты постройкой маленьких глиняных домов. Женщины должны помогать им, собирая хворост для топлива, но здесь нет ни деревца на многие мили.
«Как можем мы готовить нашим семьям? У нас так мало муки, но мы не можем приготовить даже то малое, что имеем, так как здесь нет хвороста для костра. Сначала мы надеемся на Бога, а потом на ваших людей. Мы просим о помощи».
Эти беженцы родом из Меймане, одного из самых северных городов Афганистана. Они проделали очень длинный путь, чтобы добраться сюда.
Я спросила: «Как вы добирались?»
«Через пустыни и горы. Большую часть пути мы шли пешком. И лишь немного мы ехали на ослах». Дорога заняла более шести недель.
Я спросила ребенка: «Когда вы жили в городе (Кветта), чем занимались дети целый день?»
«Каждый день мы старались работать на рынке, но часто мы не могли найти работу».
Женщина объяснила: «Мы сталкивались с множеством притеснений в Кветте. В этом лагере полиция не беспокоит нас, поэтому мы более мирные. Мы просим только немного еды и помощи».
Покидая лагерь, мы видим, как въезжает грузовик с водой.
Все люди так счастливы его видеть, особенно дети, что у них такой вид, как на Рождество.
Это дает надежду на будущее. Мы остановили нашу машину и вышли, чтобы посмотреть, как раздают воду.
Большинство людей не могут платить 100 рупий за семью в месяц за воду, поэтому они пьют из ручья и заболевают дизентерией.
Плохо питающиеся дети, больные диареей часто умирают.
Они опасаются, что без дальнейшей финансовой поддержки не смогут содержать водяные помпы.
Нам показали, как работает насос. Молодые ребята стоят в стороне и смотрят с серьезными лицами. Они слушают, как мы разговариваем.
Внезапно полилась вода. Мальчики побежали под насос. Мы все улыбаемся и смеемся.
Как только я села в машину, я поняла, как сильно мне будет не хватать этих людей.
Я знала, что буду сочувствовать им, беспокоиться за них с того момента, когда увидела их лица. Как можно не сопереживать? Но я не могла предположить, что буду чувствовать себя так, как будто мы уже знаем друг друга давно и стали очень хорошими друзьями.
Когда мы смотрели друг на друга, между нами возникало взаимное понимание.
Мы делились мнениями, шутками, разговаривали о произведениях искусства, о любви к нашим мужьям, о будущем наших детей. Мы хотим чувствовать, что в нашей жизни есть цель.
Наша последняя остановка в основных пунктах здравоохранения, в лагере их два. Каждый из них помогает 10 000 беженцев. В каждом пункте работает один доктор. Всего два доктора на 20 000 беженцев: один мужчина, другая женщина.
Медицинские пункты очень хорошо организованы.
Они сдают ежемесячные отчеты в УВКБ ООН. Доктора здесь очень гордятся тем, что всем детям была сделана вакцинация.
Самая большая проблема здоровья здесь — это дизентерия среди детей и респираторные инфекции во время холодов.
Женщина-врач разговаривает с женщиной. Когда та заметила нас, она быстро закрыла все лицо шарфом, который был у нее на голове. Открытыми остались только глаза. Мы встретились с ней взглядом, пока другие здоровались с доктором. Женщина накинула на себя паранджу и совершенно неожиданно она оказалась вся покрыта большой голубой тканью, как под плащом. Это выглядело, как голубая простыня с маленькими отверстиями — очень много крошечных дырочек перед глазами.
Я хочу взглянуть на нее через эти маленькие дырочки, но не делаю этого. Я хочу улыбнуться ей, но я не знаю, будет ли это правильно. Но я все равно улыбаюсь. Я вообще не вижу ее лица, чтобы знать, как она реагирует.
Мне сказали, что сегодня день борьбы с туберкулезом. Женщина и ее брат сидят снаружи в ожидании результатов.
В маленьком белом холодильнике хранятся вакцины.
«Электричества нет, поэтому он работает от бензинового генератора».
Маленькая девочка с церебральным параличом лежит на белой простыне, а ее мать и помощник пытаются сделать ей массаж. Она лежит тихо и спокойно, когда они двигают ее ноги и руки.
Мы едем назад в Кветту. Это заняло у нас три часа. Сьюзи остановилась, чтобы сделать несколько фотографий.
Я тоже вышла. В этом Богом забытом месте нет ни тени, ни укрытия.
Я думаю о тех женщинах и детях, которые шли по этой палящей жаре два месяца. Я не могу понять, как они выжили, неся все имущество, едва имея какую-то еду. И как они находили воду?
Я не могу себе представить, как чувствуют себя беженцы, когда, придя куда-то, они слышат: «Мы не хотим принимать вас на своей земле».
В Пакистане уже насчитывается около двух миллионов беженцев. Многие предполагают, что даже больше.
Как, наверное, хорошо найти таких людей, как сотрудники УВКБ ООН, которые принимают тебя и хотят помочь, которые уделяют время тому, чтобы выслушать твою историю, зарегистрировать тебя и твою семью, чтобы вы могли получить помощь.
Представьте себе: получить еду после того, как чуть не умер с голоду.
Неудивительно, что эти беженцы так благодарны даже малому.
В течение трех часов по дороге назад мы едем в молчании по сухой земле. Здесь нет радио. У меня было много времени, чтобы подумать.
Городские беженцы в городе Кветта
В Пакистане есть три типа афганских беженцев. Первый — это те, кто пришел сюда двадцать лет назад во время войны с Россией.
Вторые пришли в 1995—1996 годах, когда началось движение Талибан.
Третьи пришли из-за нынешней войны, а также из-за засухи в течение последних трех лет.
Здесь, в городе Кветта, работают даже дети беженцев. Жизнь здесь почти не отличается от жизни беженцев в лагере в сельской местности. Единственное различие в том, что у них есть доступ к торговле, но они должны платить аренду и взносы за образование (в отличие от беженцев в лагерях).
Часто детям не позволяют ходить в школу, заставляя их целыми днями тяжело трудиться. В оперативном центре «дроп-ин»
дети с улицы могут учиться по часу в день. Единственное время, когда они не работают, это тот один час. Центр пытается дать им какие-то стимулы, например, хлеб и чай, чтобы они приходили.
Этот центр финансируется организациями Оксфам (Oxfam) и «Спасите детей» (Save the Children). Детей учат арифметике и основным навыкам чтения и письма. Их также учат правилам гигиены, как следить за своим телом и своим здоровьем.
Доктора говорят: «Детям необходимо учиться, так как многие из них ходят и собирают мусор — это их работа». «Когда они заканчивают основное обучение, мы даем им хлеб с чаем и одноразовую аптечку».
Я встретила маленького мальчика с большими глазами и со множеством порезов на грязных руках. Он сказал мне, что его работа заключается в собирании мусора, он получает две рупии за один килограмм мусора. Две рупии равняются двум американским центам ($1 = 63,95 рупий, а 1 рупия = $ 0,0156372).
Он улыбается и выглядит таким невинным. Он и понятия не имеет, как несправедливо происходящее с ним.
Я спросила нескольких детей, собирают ли они мусор.
Большинство подняли руки. Остальные работают с родителями на рынке.
Я спросила одного ребенка: «Ты хочешь вернуться в Афганистан?»
«Да, но там никогда не будет свободы».
«Кто хочет рассказать алфавит?»
Они все подняли руки, каждый хочет быть первым. Выбрали одного маленького мальчика. Он стоит, воспитанно сложив руки за спиной. Очень милым высоким детским голосом он начинает:
«А, Б, В, Г…»
У меня текут слезы. Но мне надо держать себя в руках. Нам надо посетить еще одну комнату.
Я стою около входа. Мне пока не разрешили войти внутрь. Я вижу кучу маленькой обуви. Я вхожу. Все улыбаются. Они все так добры к незнакомке. «Ассаляаму алейкум».
у них такая же история. Я думаю, насколько это тяжело слушать и видеть их с их ушибами, грязными рваными одеждами, порезанными пальчиками, когда они улыбаются тебе. Они дети. Они до сих пор мечтают. Все они кажутся полными надежды, это разрывает тебе сердце.
Пока мы выезжаем из лагеря, все дети выбегают, строятся у стены и машут нам на прощание. Пока мы едем в машине, я и Захида пытаемся обсудить программы и Конвенцию по правам ребенка, — но мы плачем.
За окном дети, собирающие мусор, у меня нет слов.
Суббота, 25 августа
Мы прилетели обратно в Исламабад. Такое впечатление, что с тех пор, как мы улетели, прошел месяц. Я очень устала.
Я встретилась с Бернадетт в офисе УВКБ ООН. Она отвезет нас в первое по расписанию место. Раньше Бернадетт работала в Пномпене, Камбодже, и у нее для меня была записка от Мари-Ноэль (с кем мы встретились в Камбодже). Мы разговаривали о наших друзьях в Камбодже.
(Несколько недель спустя, после того как мы попрощались в Бангкоке, Мари-Ноэль внезапно получила извещение о перемещении. Через несколько недель она работала в офисе УВКБ ООН на Шри-Ланке. Я удивляюсь, как она приспосабливается. Но внезапные переезды — обычное дело для УВКБ ООН. Это одна из сложностей их работы.)
Это удивительное чувство — быть связанным с людьми во всем мире.
Уважать и ценить другие места и культуры — это очень в духе УВКБ ООН и их сотрудников. Это сущность Организации Объединенных Наций.
Служба здравоохранения Ага Хан
Доктор Джавид Актар Хан — координатор программы медицинской помощи.
Половина сотрудников — профессионалы, половина — добровольцы. Последние работают за «религиозное благословение».
У всех здесь общая цель. Они оказывают помощь и пытаются вылечить афганских беженцев, живущих в городских зонах.
У УВКБ ООН едва хватает средств на оказание помощи около миллиону беженцев в лагерях. Также они не могут помочь беженцам в городских зонах — их где-то от 700000 до 2 миллионов, точно невозможно сосчитать.
Есть и маленькие группы неафганских беженцев. Число таких беженцев в Пакистане около 1700, они из Сомали, Ирака и Ирана. Они находятся в основных городах и получают ограниченную помощь от УВКБ ООН, которое обеспечивает их минимальным прожиточным минимумом, чтобы они могли оплатить еду, жилье, медицинскую помощь и образование, так же как и юридическую помощь и консультации относительно их положения. Мы вошли в комнату, где находилось около двадцати пяти женщин.
«Наши дети не могут ходить в школу».
«Многие из наших мужей и братьев не могут получить работу». «Очень сложно платить арендную плату и за обучение в школе». Как они вообще выживают?
Их отцы продают фрукты, а матери работают в семьях пакистанцев.
«Мы не знаем о своем будущем».
«Здесь нет будущего для наших детей».
«Десять человек живут в одной комнате».
Я спросила: «Есть ли притеснения со стороны полиции?»
«Конечно. Обычно они просто пытаются забрать у нас деньги».
Мне сказали, что их постоянно просят показать их идентификационные карточки или паспорта.
Даже тем, у кого есть документы, иногда приходится платить. Один мужчина рассказал нам историю своего друга, который показал паспорт полиции, а те взяли и разорвали его прямо на глазах у этого человека. Это было его единственное удостоверение личности.
«Это наша вина — мы живем здесь незаконно. Это их страна. Поэтому что мы можем сделать? Мы не можем жить в нашей стране. Мы умрем. И что нам делать?» Я спросила: «Как вы можете описать ситуацию в Афганистане?» «Ужасающе».
«Что бы вы хотели сказать миру, мировому сообществу, ООН?» Внезапно они все начали говорить. Женщина пере водит:
«Мы хотим мира. Мы хотим продолжать наше образование. Если однажды мы сможем вернуться в Афганистан, мы сможем помогать нашим людям».
Служба должна брать плату с женщин и детей за образование. Это очень тяжело просить деньги в такой ситуации, но это единственный способ, чтобы поддерживать школу.
«Но даже если они могут заплатить мало, все равно это хорошо. Мы будем учить их». Женщина улыбается мне и говорит со мной очень добрым и участливым голосом, пытаясь помочь мне понять.
«Соседствующие районы не хотят, чтобы мы были здесь. Мы всегда в опасности».
Другая женщина говорит: «Мы здесь уже восемь лет. Мои дети не получают образования уже восемь лет. У них нет будущего».
«ООН должна помочь нам. Пожалуйста, нам нужна помощь. Иначе здесь невозможно жить».
Как вы объясните этим женщинам, что попросту не хватает средств? Внешний мир хочет помочь только на выделенные суммы.
«Но, по крайней мере, тут, в Пакистане, мы живы. Хотя у нас и есть множество трудностей, мы благодарны за то, что живы».
Мы встретились с детьми. Я встретила восьмилетнего мальчика. Когда он улыбается, видно, что у него нет двух передних зубов.
Я спросила его: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?»
«Доктором!»
«Ты работаешь?»
«Да, я делаю ковры».
Он показывает мне большой порез на пальце.
Все дети одновременно встают. Своими детскими голосами они говорят: «Добрый день, мисс», а когда я уходила: «До свидания, мисс».
Беженцы вынуждены учиться в разные смены между семью утра и десятью вечера. Взрослые учатся по вечерам.
Меня пригласили в местный театр, где дети и подростки играли пьесу о мальчике, который не хотел ходить в школу.
Он ходил вокруг сцены с плеером в ушах и плохо себя вел. Спустя какое-то время все другие дети убедили его в том, как здорово может быть в школе. Пьеса одновременно была смешной и серьезной, а также очень хорошо сыгранной.
Потом был музыкальный концерт, где они играли традиционную и современную афганскую музыку.
Эти художественные программы были специально организованы для беженцев.
Всем детям, которые играли, танцевали и пели, было от трех до семнадцати лет.
Я поняла не только, как важно для них это представление, но и то, что в Афганистане у них такого не будет. Все пьесы, кино, телевизор, танцы и музыка запрещены — на все наложен запрет Талибан.
Я хочу понять, чем отличается Коран от его толкования Талибаном? Я думаю, что для всех нас важно знать и понимать разницу.
Воскресенье, 26 августа
Я на борту самолета, летящего в Женеву. Все закончилось.
Были моменты, когда я чувствовала, что сбежала из ада.
Сейчас меня вытащили из этого кошмара, и я немного пришла в себя.
Я встретила так много хороших людей, которые выживают в этих ужасных условиях.
Кажется, я не могу мыслить ясно.
Мне потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя после этой поездки, и, конечно, я надеюсь, что никогда этого не забуду, что это не пройдет для меня бесследно.
Разум хочет забыть, потому что это причиняет боль и лежит огромным грузом на душе и сердце.
Я устала плакать и ощущать такую беспомощность. Я снова хочу начать дышать свободно. Затем я сделаю все, что смогу, чтобы помочь этим людям. И как я могу не помочь, когда я встретилась с ними, когда я сама их видела.
Постскриптум
Спустя две недели после того, как был написан этот журнал, было 11 сентября 2001 года. Шокирующий трагический день, вне всяких слов. Мир пришел на помощь жертвам и членам семей, пострадавшим в Нью-Йорке.
Не забывая о тех афганских семьях, с которыми я общалась всего несколько недель назад, я настаивала на том, что им нужна помощь, и я лично делала пожертвования. В последующие дни я получила три угрозы, включая телефонный звонок (как он узнал мой номер, до сих пор остается для меня загадкой). Мужчина сказал, что все афганцы должны страдать за то, что сделали в Нью-Йорке, и что он желает смерти всей моей семье. Я понимаю, что эмоции переполняют. Это было трудное время для всех.
Два года спустя в Нью-Йорке перестраивают то место, где раньше стояли Башни-близнецы. УВКБ ООН помогли 1,9 миллиона людей вернуться в Афганистан. И все же потребуется много времени и сильной постоянной помощи от международных организаций, чтобы восстановить эту страну.
Миссия в Эквадор
6 июня 2002 года я совершила поездку в Эквадор с целью ознакомиться с положением беженцев, находящихся в ведении Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН), и оказать им помощь.
В Колумбии, без преувеличения, сейчас самый серьезный гуманитарный кризис во всем Западном полушарии, и проблемы, связанные с условиями перемещения внутри страны, одни из худших в мире. Официальная правительственная статистика приводит число внутренне перемещенных лиц (ВПЛ): 720000 человек с 1995 года, в то время как неправительственные организации (НПО) оценивают приблизительное число ближе к 2 миллионам. Согласно Ассоциации финансовых институтов, 158 000 колумбийцев покинули страну в прошлом году. Тысячи из них обратились в страны Латинской Америки, Северной Америки, Европы и в другие с просьбой о присвоении им статуса беженца. Хотя главной обязанностью УВКБ ООН во всем мире является защита беженцев, по приглашению правительства Колумбии УВКБ ООН сотрудничает с НПО в Колумбии с 1999 года.
После краха мирного процесса в феврале 2002 года усилились столкновения между левыми партизанами и правым крылом военизированных формирований, что привело к большому перемещению людей и принесло несказанные страдания мирному населению. Второго мая произошел инцидент, который потряс мир. 119 человек, включая 48 детей, погибли в северо-западном районе Бойайа, когда кто-то выстрелил из самодельного миномета в церковь, полную мирных жителей, бежавших от военных действий. Двадцать шестого мая 53% колумбийских избирателей проголосовали за Альваро Урибе Велеза, нового президента. Мистер Урибе, который приступит к исполнению своих обязанностей в августе, пообещал принять строгие меры против FARC (Revolutionary armed forces of Columbia) — Революционных вооруженных сил Колумбии — и других нерегулярных вооруженных формирований и тем самым поставить точку в сорокалетнем конфликте.
Четверг, 6 июня, 7 часов утра
Ожидая самолет в аэропорту Лос-Анджелеса, я поняла, что прошло уже более девяти месяцев с тех пор, как я последний раз совершала полевой визит. Я много ездила, когда могла, но духовно я чувствовала, что мне чего-то не хватает. Не хватает побега от этого материального мира. Не хватает напряженной, сосредоточенной жизни, где каждый думает о своем выживании или о выживании ближнего, элементарном выживании, и о борьбе за свою семью, страну, свободу.
Это будет моя первая ночь, проведенная вдали от моего сына Мэддокса, впервые с того момента, как мы приехали домой три месяца назад. Было немного забавно, как я волновалась, когда целовала его на прощание. Он остался с моей мамой и братом. Я поняла, как важна семья.
И те друзья, которые для тебя как семья.
И те редкие случаи, когда незнакомые люди становятся семьей, как, например, те гуманитарные работники, с которыми я собираюсь встретиться. Все, с кем я собираюсь встретиться. Они не родственники — но семья. Они борются за жизни людей, с которыми даже не знакомы. Можно понять, почему они быстро заводят новых друзей.
Эквадор — одна из самых маленьких стран в Южной Америке. Она немного меньше Невады, общей площадью 276 840 квадратных километров (106 476 квадратных мили). Она граничит всего с двумя странами: с Перу на юге и юго-востоке, и с Колумбией на севере. Самая высокая точка — Чимборазо — находится на высоте 6 267 метров (20560 футов). Эквадорская гора Котопакси в Андах самый высокий действующий вулкан в мире. Население Эквадора 13184 000 человек, из которых 65% метисов (индейцы и испанцы), четверть индейцев, 7% испанцев и 3% афроамериканцев. В Эквадоре 22 провинции, страна получила независимость от Испании в 1822 году.
