— Уж это точно. Если честно, ты мне напоминаешь одно вьющееся растение из Джорджии. Красивое, сильное, ничто его не берет — дай волю, и весь мир заполонит.

Она отпила сока:

— Сорняк небось?

— Само собой! С ним никакого сладу. — Он улыбнулся. — А кроме того, ты непредсказуема. Сегодня утром, например, я был совершенно убежден, что ты кинешься в атаку — ты же не выносишь никаких недомолвок. Однако же ты этого не делаешь. И даже как будто уходишь от разговора. Мне пришлось его самому затевать. — Тревор внимательно посмотрел на девушку. — Я, наверное, тебя сильно расстроил. Ты еще не готова. Тебе нужно время.

Господи, да он ее видит насквозь!

— Ты меня не расстроил… — Она посмотрела ему в глаза. — Нет, расстроил. Причем намеренно. Ты не терпишь, когда ситуация выходит из-под контроля, и вздумал мной манипулировать.

— Зачем мне это?

— Не хотел, чтобы я задавала вопросы, и решил переключить мое внимание на другое.

— На что? На секс? — Он покачал головой. — Все гораздо сложнее. Тебе охота задавать вопросы? Задавай.

Джейн набрала воздуха:

— Джо говорит, ты замешан в какой-то гадости. Это правда?

— Да.

— Больше ничего не скажешь?

— Попозже. Еще вопросы? Она подумала:

— Вчера вечером ты куда-то уходил. Куда?

Он удивленно поднял брови.

— Ты меня видела?

— Видела. Так куда?

— На стадион.

— Что?

— Это легче показать, чем объяснить. Если хочешь, я тебя туда отведу.

— Когда?

— К примеру, сегодня вечером. После ужина. Днем у меня дела.

— Какие дела?

— Кое-какие исследования.

— Это я уже слышала. Надо полагать, ты изучаешь свитки?

Тревор кивнул:

— И не только. Я пытаюсь сложить вместе два и два.

— Что еще за «два и два»?

— Как только у меня будет цельная картина, я тебе все объясню.

Она в негодовании сжала кулаки:

— А мне чем прикажешь заняться?

— Осмотри замок, погуляй по территории, порисуй, еще раз позвони Еве и послушай, какой я негодяй.

— Еще раз? Ты знаешь, что я звонила Еве?

— Ты же сама сказала, что Джо узнал, что я погряз во грехе.

«Ах да, конечно», — вспомнила Джейн.

— Но я не говорила, что Ева назвала тебя негодяем.

— Может, и не назвала. Она мне симпатизирует. Через силу, но это факт. Однако я уверен, что она сочла своим долгом высказать свое недоверие. — Он вскинул голову, чтобы увидеть реакцию Джейн. — И уверяю тебя, твой телефон я не прослушивал. Мне нет дела до того, что ты говоришь своим родителям.

Джейн поверила:

— Я приехала сюда, чтобы получить ответ на свои вопросы. В противном случае я здесь не останусь. Я дала тебе два дня, Тревор.

— Это ультиматум?

— Еще какой! — Она скривила губы. — Такая формулировка тебя больше вдохновляет? Ты же любишь азартную игру, риск. Ты долгие годы зарабатывал рискованными операциями, так?

— Как ты меня всегда вдохновляешь! Так пойдешь со мной вечером на стадион?

— Пойду. Раз мне нужны ответы, я буду получать их всеми доступными способами. — Она поставила стакан в мойку. — А посему я не стану обследовать замок и гулять по территории. — Джейн повернулась к выходу. — Я пойду к Марио, может, он не прочь пообщаться поплотнее. — Она обернулась. — Тревор, хочешь пари?

— Не хочу. — Он встретился с ней взглядом. — Но ты должна помнить, что за каждое грехопадение ему придется держать ответ, и я буду реагировать сообразно.

Джейн изменилась в лице. Негодяй! Так ловко отбить у нее охоту к своей же затее!

— А если я скажу, что мне плевать?

— Это будет неправдой. — И резко добавил: — Беги! Ты хотела вывести меня из себя — тебе это удалось. Не сомневаюсь, что Марио будет в восторге от твоего визита.

Да, желаемой реакции она добилась, но отчего-то торжества не испытывала. Она хотела взять реванш, разозлить его, пробить эту холодную, непроницаемую стену. И это ей удалось. Но он умудрился обратить ее триумф в патовую ситуацию.

— А чего ты хотела? — Тревор не сводил с нее глаз. — Я тебе не мальчик из Гарварда, которым можно вертеть, как тебе заблагорассудится! Ты играешь по-крупному и должна быть готова к тому, что твой блеф вскроется.

Она отвернулась и направилась в холл:

— Это не было блефом.

— Да уж лучше бы было, — донесся до нее его негромкий голос.

Девушка уже стояла на лестнице. Она не обернется. Не покажет ему, как смутила ее его скрытая угроза. Не напугала, а именно смутила. Она чувствовала беспокойство, неуверенность и опасность одновременно. Это было новое ощущение. Это и есть ходьба по краю пропасти? Именно это чувствует Тревор, когда…

Выбрось это из головы. Забудь. Она выяснит все, что можно, у Марио и при этом не подставит парня, а вечером выспросит как следует Тревора.

Стадион… Какой еще стадион?

Нет, забудь о Треворе, не думай о нем, умерь пыл. Сосредоточься на Марио и Цире.

— Держи Джока Гэвина подальше от Джейн, — сказал Тревор, едва Макдаф ответил на звонок. — Я не хочу, чтобы он тут вертелся.

— Он ей ничего не сделает.

— Не сделает, если ты не подпустишь его ближе, чем на сто метров. Вчера вечером она его видела и теперь задает вопросы.

— Я не собираюсь запирать его, как скотину в хлев. Мальчишке двадцать лет.

— Ага! Твой мальчишка едва не убил моего охранника, когда ему показалось, что тот представляет для тебя опасность.

— Он его напугал. Нечего было являться на конюшню. Я же тебе сказал: туда вам вход заказан.

— Только ты не сказал, что держишь там ручного тигра. Он Джеймсу удавку накинул — тот и глазом моргнуть не успел. Если б ты не вмешался, он бы уже был мертв.

— Все же обошлось! Ничего страшного не случилось.

— И с Джейн Макгуайр не должно случиться. У нее сильно развита интуиция. Если она о нем спрашивает, значит, учуяла неладное.

— Я проконтролирую.

— Да уж, пожалуйста. Иначе это придется сделать мне. — Тревер нажал отбой.

Пошли они все в черту!

Макдаф сунул телефон в карман и направился к импровизированной теплице, оборудованной Джоком в задней части конюшни.

— Джок, я же тебе сказал: держись от нее подальше! Тот вздрогнул и оторвался от рассады гардении, над которой как раз хлопотал.

— От Циры?

— Она не Цира. Она Джейн Макгуайр. Я же тебе говорил, я не против ее пребывания здесь. Ты вчера к ней подходил?

Парень покачал головой.

— Тогда как она тебя увидела?

— Ее поселили в твоей комнате. Я видел, она стояла у окна. — Он насупился. — Зря они это сделали. Это твоя комната!

— Я не возражаю. Мне все равно где спать.

— Но ты же хозяин!

— Джок, слушай, что я тебе говорю. Мне все равно!

— А мне нет. — Он посмотрел на свои цветы. — Это особенная гардения, из Австралии. В каталоге сказано, что она выдерживает сильные ветра. Думаешь, не врут?

У Макдафа в горле встал ком.

— Может, и не врут. Я знаю живые существа, способные выживать в неимоверно суровых условиях.

Джок бережно коснулся светло-кремового лепестка:

— Но это же цветок.

— Потерпи, все увидим, правда ведь? — Он помолчал. — Мне опять звонила твоя мама. Хочет с тобой повидаться.

— Нет.

— Джок, ты ее обижаешь. Тот помотал головой:

— Я ей больше не сын. Не хочу смотреть, как она плачет. — Его взгляд остановился на Макдафе. — Если только ты не прикажешь.

Макдаф устало качнул головой:

— Нет, этого я тебе приказывать не стану. А вот насчет Джейн Макгуайр я серьезно говорю: не приближайся к ней. Обещай мне, Джок.

Тот не сразу ответил.

— Когда она стояла у окна, я видел только силуэт. Она стояла так прямо… Голова высоко поднята. Была похожа на ирис или нарцисс… Я представил себе, как ломается стебель, и мне стало жалко.

— Никакой стебель тебе ломать не надо, Джок. Не подходи к ней! Обещай.

— Если ты так хочешь — не подойду. — Он кивнул. — И близко не подойду. — Он снова повернулся к гардении. — Надеюсь, она выживет. Если выживет — подаришь ее потом моей маме?

Господи, ну что за жизнь!

— Отчего не подарить? — Макдаф отвел взгляд. — Ей понравится.

Изваяние она увидела с порога. Бюст на колонне у окна. На нем играл солнечный луч, и от этого голову статуи словно окружал мерцающий нимб.

— Великолепна, скажи? — Марио оторвался от перевода и поднялся навстречу девушке. — Подойди ближе. Она само совершенство. — Он взял Джейн за руку и подвел к статуе. — Но ты это, наверное, и без меня знаешь. Ты ее уже видела?

— Нет, только на фотографиях.

— Удивлен, что Тревор ее тебе не показал. Вы же с ним давно знакомы?

— В некотором роде. Но до статуи Циры руки все не доходили, — рассеянно проговорила Джейн. Она не могла оторвать глаз от головы скульптуры. Сходство было разительным, но ее больше занимала мысль о том, что ваятель видел живую Циру своими глазами. Может быть, она ему даже позировала. Позировала две тысячи лет назад! И в то же время изваяние не выглядело древним, а выражение лица было rife менее современным, чем фотография с обложки глянцевого журнала. Цира дерзко смотрела в мир, умная и ироничная, на что указывал легкий изгиб губ, делавший ее поразительно живой. — Ты прав, она великолепна. Мне говорили, существовало много статуй Циры, но эта, наверное, самая удачная.

— Тревор, во всяком случае, тоже так считает. Он к ней очень трепетно относится. Не хотел, чтоб я здесь работал, но я настоял. Сказал, мне нужно вдохновение. — Лицо Марио озарила озорная улыбка. — Я расцениваю это как свою большую победу. Тревора нечасто удается переспорить.

Как странно было стоять и смотреть на лицо, которое уже так изменило ее жизнь, причем в самых разных аспектах. Ее сны, история четырехлетней давности, когда она чуть не погибла… И вот теперь — новый виток спирали, и в центре его — Цира. Странное, завораживающее чувство. Джейн с трудом оторвала взгляд от скульптуры.

— А она тебя вдохновляет?

— Да нет, но я люблю ее рассматривать, когда заканчиваю работу. Поначалу было такое чувство, словно она здесь и со мной разговаривает. — Молодой человек наморщил лоб. — Но я читал в Интернете, что Ева Дункан сделала реконструкцию одного черепа, очень похожую на статую Циры. Я не ошибся?

— Это была фальшивка. Она действительно делала реконструкцию одного черепа, относящегося к тому периоду. Тревор позаимствовал его в одном музее в Неаполе. Но это была не Цира.

— Прости, промашку дал. Наверное, так увлекся переводом ее свитка, что пропустил что-то мимо ушей.

— Ее свитка, — эхом отозвалась Джейн. — Не знала, что такие есть. Тревор мне только по дороге сюда сказал. Раньше только рассказывал, что есть какие-то свитки про Циру.

— Они были в отдельном сундуке, сундук был спрятан в нише в задней стене библиотеки. Тревор сказал, он их сперва не нашел, а потом обвалом, видимо, стену стронуло. Он считает, Цира хотела их спрятать.

— Очень может быть. Я убеждена, что, когда она была наложницей Юлия, тот не поощрял ее умственных упражнений. Тело — вот что его интересовало.

Марио улыбнулся:

— Это явствует и из свитков, которые он ей посвятил. Хочешь почитать?

— А сколько их всего?

— Двенадцать. Но там много повторов. Он был без ума от Циры. И еще, судя по всему, он увлекался откровенными сценами.

— А она о чем писала?

— Ее свитки интереснее, но не такие пикантные.

— Вот жалость! Дашь прочесть? Марио кивнул:

— Вчера вечером Тревор мне позвонил и разрешил тебе все показать. Сказал, тебя наверняка больше всего заинтересуют именно ее свитки. — Он кивком головы показал на мягкое кресло в углу комнаты. — Я принесу тебе перевод первого. Там тебе будет удобно, и света больше.

— Я могу пойти к себе. Юноша покачал головой:

— Когда я только нанялся к Тревору, я дал обещание ни на миг не выпускать переводы и оригиналы из виду.

— А он не объяснил, почему?

— Он сказал, эти тексты крайне важны и моя работа очень опасна, так как за ними охотится некто Грозак.

— И все?

— Остальное мне было неинтересно. Зачем знать лишнее? Мне нет дела, что там Тревор с Грозаком не поделили. Для меня имеют значение только свитки.

Это было видно. Его темные глаза светились, а рука мягко поглаживала рукопись.

— Наверное, у Тревора есть право устанавливать свои правила насчет этих свитков, но я все же буду понастойчивее тебя.

— Ну, ты же не я. И жизнь у нас, похоже, была очень разная. Я вырос на севере Италии, в деревне рядом с монастырем. В раннем детстве работал в монастырском саду, а потом меня допустили к работе в библиотеке. Я скреб пол, пока колени не сдирались до крови. А в конце недели святые отцы на целый час подпускали меня к книгам. — Марио задумчиво причмокнул губами. — Такие старые были книги, в роскошных кожаных переплетах. Никогда не забуду запаха этих страниц. А шрифт… — Он покрутил головой. — Это было нечто прекрасное. Произведение искусства! Мне казалось чудом, что люди могут быть настолько образованными и мудрыми, чтобы создавать такие книги. И все это лишний раз доказывает, что время — ничто, правда? Вчера или тысячелетие назад — мы все равно живем. Что-то меняется, а что-то остается неизменным.

— И долго ты проработал в монастыре?

— До пятнадцати лет. Одно время даже священником хотел стать. А потом открыл для себя радость любви… Или влечения. — Он сокрушенно покачал головой. — Словом, я совершил грехопадение. Святые отцы были во мне крайне разочарованы.

— Уверена, что твой грех был совсем нестрашным. — Джейн вспомнила свое детство на улице и в подворотнях, где грех был образом жизни. — Но ты прав, у нас с тобой совершенно разное прошлое.

— Что не мешает нам с удовольствием общаться. Побудь здесь, прошу тебя! — Он улыбнулся. — Мне будет интересно наблюдать тебя за чтением этих рукописей. Необычное будет зрелище! Как если бы она… — Он запнулся. — Правда, сейчас, когда ты рядом со скульптурой, я замечаю много отличий. Да и вообще, ты совсем не…

— Трепач! — не удержалась от улыбки девушка. — Не парься, Марио!

— Ладно. — Он издал вздох облегчения. — Иди сюда, садись. — Он внимательно перелистал бумаги у себя на столе. — Я сначала перевел их с латыни на современный итальянский, а потом — на английский. Потом проделал все это заново, просто чтобы убедиться, что не допустил неточностей.

— Бог ты мой!

— Так захотел Тревор, да я бы и сам так сделал. — Он вынул из тоненькой папки несколько пробитых степлером листков и принес Джейн. — Я хотел услышать ее голос.

— И услышал? — Джейн бережно взяла листки в руки.

— О да, — тихо проговорил Марио и вернулся на рабочее место. — Мне оставалось только слушать.

На титульном листе стояло: «Цира I».

Цира!

Ох ты, как Джейн разволновалась. Уже несколько лет ей знаком и образ этой римлянки, и история ее жизни, но прочесть излитые на бумагу мысли — это что-то совсем иное. Это все равно что увидеть ее живой.

— Что-то не так? — встревожился Марио.

— Нет, нет, все в порядке. — Джейн выпрямилась и перевернула страницу.

Что ж, Цира, можешь говорить, я слушаю.

Люцерн, Швейцария

— Вы позволите? А то все столики заняты. Эдуардо оторвался от газеты и посмотрел на незнакомца с чашкой эспрессо в руке. Он кивнул.

— Чтобы захватить столик, сюда надо пораньше приходить. Отсюда лучший вид на озеро. — Старик посмотрел на залитую солнцем водную гладь. — Впрочем, оно прекрасно, откуда ни смотри. — Он подвинул к себе газету, освобождая место на столе. — Природа… Она греет нам душу.

— Я здесь впервые, но не могу не согласиться с вами.

— Вы турист?

— Да. — Мужчина улыбнулся. — А вы, наверное, местный. Живете здесь, в Люцерне?

— С тех пор, как вышел на пенсию. Живу в центре города вдвоем с сестрой.

— И каждое утро приходите сюда, чтобы насладиться этой красотой? Счастливый человек!

Эдуардо пожал плечами:

— Красотой не наешься. А на пенсию больше чашки кофе с круассаном не купишь. Вот и весь мой завтрак. — Он опять посмотрел в сторону озера. — Но я, конечно, человек счастливый. Вы правы, эта красота питает душу.

— Хорошо Люцерн знаете?

— У нас городок маленький. Тут и знать особо нечего. Незнакомец подался вперед.

— Тогда, может, согласитесь показать мне другие достопримечательности? Я не так богат, но ваш труд будет вознагражден. — Он помялся. — Если вас это не обидит.

Эдуардо потягивал кофе и размышлял над неожиданным предложением. Человек вроде учтивый, изъясняется культурно, не шатается бесцельно, как многие из прибывающих в Люцерн туристов, а таких здесь целые толпы бродят. Наверное, преподаватель или госслужащий — одет обычно и, судя по всему, недорого. И, похоже, ему знакомо понятие «гордость нищих». Уважителен, а застывший в его глазах робкий вопрос звучит привлекательно…

Почему бы и нет? Лишние деньги не помешают, да и приятно чувствовать себя полезным. Дни сейчас длинные, не знаешь, как время убить, а жизнь пенсионера оказалась совсем не такой, как он ее себе представлял. Теперь он понимал, почему старики часто увядают и опускаются, когда отпадает необходимость каждое утро отправляться на работу или по делам. Эдуардо медленно кивнул:

— Думаю, мы договоримся. А что конкретно вы хотели бы увидеть, мистер…

— Прошу прощения. Какая невоспитанность! Я не представился. — Он улыбнулся. — Меня зовут Ральф Викман.

Актос, писец, давший мне этот свиток, предостерегает, чтобы я не писала ничего, что может не понравиться Юлию, велит мне быть осторожной.

А мне надоело осторожничать. И кажется, меня больше не волнует, что это может прочесть Юлий и, не дай бог, рассердиться. Жизнь стала совсем безрадостной, и мне невыносима мысль о том, что он будет распоряжаться моей душой так же, как распоряжается телом. Мне нельзя ни с кем говорить — вдруг Юлий дознается и причинит им вред, но я знаю способ отправить тебе этот свиток, Пия. О тебе он не знает, так что риска тут нет. С тех пор как Юлий прознал, что я сошлась с Антонием, он держит меня под неусыпным надзором. Иногда мне кажется, уж не помешался ли он. Он говорит, что обезумел от любви, но ведь он никого, кроме себя, не любит. Он подкупил Антония, чтобы тот меня бросил, и думал, что я покорно прибегу назад и стану жить под его ярмом.

Я не буду ничьей рабыней. Эти люди понимают только две вещи: тело женщины и золото. И я сказала Юлию, что он может опять пользоваться моим телом, но при условии, что плата будет достойная. Почему бы нет? Я узнала, что такое любовь, а Антоний меня предал. Но сундук золота будет означать для нас свободу и безопасность до конца наших дней.

Юлий впал в ярость, но в конце концов дал мне то, что я просила. Сказал, чтобы я держала его в подземном ходе под охраной и чтобы он был уверен, что я не нарушу наш уговор и не скроюсь с этим золотом. Я поняла: он рассчитывает, что пресытится мною и тогда заберет свои деньги назад. Но этого не случится, я об этом позабочусь.

Если я что и умею, так это доставить мужчине удовольствие.

И держать это золото в залоге он тоже не сможет. Оно мое, моим и останется. Я уже начала переговоры со стражниками, которые его охраняют. Еще немного, и они будут на моей стороне.

А дальше вся надежда на тебя, Пия. Мой слуга Доминик доставит его тебе вместе с моими инструкциями. После этого он уедет из Геркуланума и укроется в деревне, на случай, если Юлий прознает, что он мне помогал. Я велела ему взять с собой Лео, ведь после моего ухода Юлий убьет всех моих близких. Он не посмотрит, что Лео еще ребенок, он же безумец!

Тебе тоже надо будет укрыться. Я попрошу Доминика запомнить с твоих слов, где ты будешь, и передать мне.

Надеюсь, мне удастся переправить тебе это письмо. Даже не знаю, что лучше — послать его вперед, чтобы ты успела подготовиться, или же сразу передать с Домиником, когда он приедет к тебе с золотом. Надо будет это поскорее решить.

Мне хочется дотянуться до тебя хотя бы через это письмо. Вдруг мы больше никогда не увидимся? Боюсь, такая опасность существует.

Нет! Я верю — все будет хорошо. Я не позволю Юлию одержать надо мной верх. Только прошу тебя, сделай, как я сказала.

С любовью, твоя Цира.

Господи! Джейн поймала себя на том, что у нее дрожат руки. Она сделала глубокий вдох и попыталась совладать с собой.

— Мощно, да? — Марио смотрел на нее со своего места. — Какая женщина!

— Да, правда. — Джейн посмотрела на бумаги. — Судя по всему, она решила, что сумеет переправить это письмо без риска. Ты сейчас переводишь ее второй свиток? Юноша кивнул:

— Только начал.

— Значит, мы не знаем, удалось ли ей вывезти золото из подземного хода до извержения?

— Пока не знаем.

— А известно, кто эта Пия? Марио покачал головой:

— Похоже, ее близкая подруга. Может, тоже актриса?

— Тревор сказал, что, судя по свиткам Юлия, ни родни, ни близких друзей у Циры не было. Был только слуга Доминик — бывший гладиатор. И мальчик, которого она подобрала на улице.

Марио кивнул:

— Да, Лео.

— Имени Тревор не называл. Но, наверное, он. Так кто же такая Пия?

— Не удивлюсь, если Юлий знал о Цире не так много, как ему казалось.

Это правда. Цира явно не хотела допускать Юлия в свою частную жизнь. Только в постель.

Марио заметил разочарование на лице Джейн и развел руками:

— Прости. Я же говорю — я только начал. Но Джейн не терпелось узнать больше.

— Я тебя понимаю, — снисходительно произнес Марио. — Но перевод требует времени. Важны не только слова, но и оттенки смысла. Тут требуется особая тщательность, чтобы не ошибиться. Тревор взял с меня слово, что я буду предельно точен в переводе.

— А Тревора лучше не разочаровывать. — Джейн сдалась. — Ладно, буду ждать. — Она сморщила нос. — С нетерпением!

Марио засмеялся, взял другую папку и встал.

— Не хочешь почитать что-нибудь из свитков Юлия?

— Конечно. Интересно узнать его мнение о Цире.

Но из твоих слов я заключаю, что сюрпризов не будет. — Она взяла из его рук папку и с ногами забралась на кресло. — А вечером, может, покажешь мне что-нибудь новое из ее второго свитка? Он отрицательно мотнул головой:

— С этим свитком у меня проблемы. Он сохранился хуже первого. Футляр был частично поврежден.

Ну что ж, она потерпит. Письмо Циры к Пие не только подтвердило силу ее характера, но и открыло целый новый пласт информации. Свитки Юлия тоже могут оказаться любопытными, а заняться ей все равно нечем — до самого вечера, когда Тревор поведет ее смотреть этот стадион. Джейн вздохнула:

— Тогда я посижу здесь. Возможно, буду, как муза, стимулировать тебя работать побыстрее.