Ладонь Алекса мягко накрыла судорожно стиснутые пальцы Кэтлин. На мгновение ему показалось, что она отдернет руку, но она ответила на его пожатие. Впервые с тех пор, как он признался, что обманывал ее, она по собственной воле прикоснулась к нему.

Под заголовком был снимок улыбающегося Кракова среди многолюдной толпы во дворе Лувра. Многие словно одержимые стремились коснуться его, как будто он был святой. Алекс сардонически улыбнулся. Почему бы и нет? Краков выполнил свое обещание. Если и не вся «Черная Медина», то какое-то ее звено было разрушено. Возможно, как раз то, что участвовало во взрыве Сен-Антуана.

Теперь он спаситель. Он выполнил то, что от него ждали, и теперь получит от них то, что нужно ему.

Власть лежит внизу, в пыли, и нужно лишь наклониться и поднять ее.

Кто это сказал? Кажется, Наполеон во время…

– Мой бог! – Алекс вздрогнул, его пальцы смяли газету. Кэтлин посмотрела ему в лицо.

– Что-нибудь не так?

– Ледфорд говорил, что его партнер хочет быть Наполеоном.

– Ну и что?

– Это не Далпре, а Краков хочет быть Наполеоном. Я сделал неправильное допущение, и Ледфорд охотно пустил меня по ложному следу. Согласно статье террористы убили охранника, готовя Лувру ту же участь, что и Сен-Лнтуану. Группа Кракова была начеку и патрулировала двор Лувра, чтобы предотвратить возможное покушение. Они схватили трех террористов прежде, чем те успели подложить взрывчатку. Двое были убиты на месте, третьему удалось сбежать, будучи раненным, и его надеются поймать в ближайшие несколько дней. – Алекс внимательно изучал написанное.

Кэтлин придвинулась ближе, всматриваясь в текст из-за его плеча.

– Но это бессмыслица. Краков… Невозможно! Разве не его люди убили двух террористов?

– Что сразу же ставит его выше подозрений, создает ему огромную славу и позволяет сделать следующий заранее продуманный шаг.

– Что это за шаг?

– Полагаю, стычка в Лувре будет использована как еще один аргумент в пользу идеи Объединенной Европы и сильного правительства, способного остановить терроризм и насилие. – Алекс помолчал. – Кто мог бы стать во главе такого правительства? Конечно же, наш прославленный герой.

– Но это лишь твои догадки. Ты не можешь быть уверен.

– У меня нет доказательств, но я чувствую, что все кусочки кроссворда легли на свои места. Остается лишь ждать и смотреть.

Катрин сидела за столом в кухне, ее руки сжимали чашечку со свежеприготовленным кофе. Она ожидала Питера и Маризу, обычно приходивших к ней поболтать вечерами, но их все не было…

Какое странное свечение в небе.

Катрин отставила чашечку и посмотрела в окно. Очень странный закат. Она увидела две сильные вспышки на горизонте, как будто зажглись огромные прожекторы, такие она однажды видела во время кинофестиваля в Каннах. Дени взял ее тогда с собой, и это было так весело. Все эти шикарные машины, сверкание драгоценностей и калейдоскоп знаменитых лиц. Дени был так хорош в смокинге, и: она чувствовала себя блестящей и обольстительной.

Она вдруг нахмурилась, поняв, что огни не могли быть; видны из Канн, скрытых от Вазаро холмами и утесами.

– Мадам Вазаро.

Она испуганно обернулась и увидела маленького, приземистого человека в джинсах и мятой голубой рубашке, стоявшего в дверном проеме. «Один из новых рабочих, – подумала она, – Фернео, или Феррацо, или что-то в этом роде».

– Вы напугали меня. Я не слышала вашего стука.

Он улыбнулся, и она увидела блеск металлического ствола в его руке, слегка отведенной назад. «Ракетница? Фонарь?»

– Я смотрела на это странное свечение. Вас послал ко мне…

Ей так и не удалось закончить начатой фразы.

Питер и Мариза уже достигли гребня холма на пути к Вазаро, когда Питер вдруг заметил вертолет, приземлившийся перед усадьбой. Из него один за другим стали выпрыгивать люди в черной одежде и противогазах. Это напоминало десант, высадившийся на вражеский объект.

– Что происходит? – Мариза сжала его руку. – Чего они хотят?

– Не знаю.

Ему было страшно признаться даже самому себе, но, кажется, он понял.

Потоки огня обрушились на розовые поля, и кусты гибли в их пламени.

– Огнеметы! Мой бог! Они поджигают поля.

Питер видел людей, разбегавшихся от вертолета в разных направлениях с огнеметами в руках, повсюду поднимались языки пламени.

– Мариза, ты что, не видишь?! – Рене бежала к ним по дороге от деревни.

Голос Маризы упал до шепота.

– Матерь божья, поля! Мы должны спасти поля!

– Не двигайся с места. – Питер схватил ее за руки. – Рене, скажи всем в деревне, чтобы они спрятались по домам и не выходили на улицу.

Взрыв потряс землю, и Питер инстинктивно толкнул обеих женщин на землю. Его сердце стучало резко, тяжело. «Не вздумай умирать, сукин сын, – говорил он себе. – Ты не смеешь этого, когда Мариза так нуждается в тебе». Еще один взрыв и еще. Все служебные постройки возле усадьбы взмыли в воздух обломками дерева, камня и щебенки.

– Катрин, – прошептала Мариза, – там Катрин.

– Я потом пойду… – Питер поднял голову от земли, в ужасе оглядывая дымящийся ландшафт.

Усадьба Вазаро, простоявшая на этой земле четыре столетия, взмыла к небу, охваченная потоками огня.

Мариза вскочила и побежала вниз по холму к Вазаро.

– Катрин! – кричала она.

Питер видел стремительно удаляющуюся фигурку Маризы. Ее силуэт казался таким тоненьким, похожим на куколок, которых дети любят вырезать из бумаги. Его сердце выскакивало из груди, когда он кинулся за ней.

Она бежала навстречу гибели.

Он не слышал выстрела, но увидел красное пятно, расцветшее на ее рубашке. Она дернулась и упала.

О боже. Нет, Мариза!

Только что она, живая, стояла с ним на этой дороге.

Приземистый мускулистый мужчина, чье лицо казалось смутно знакомым, бежал навстречу Маризе, направляя на нее автомат.

– Нет!

Питеру казалось, что он движется замедленно, как бывает иногда во сне. Он не успеет опередить этого человека, Мариза умрет.

Питер подбежал и упал на ее тело. Он почувствовал боль, пронизавшую его. Один. Два. Три раза.

– Не двигайся, – прошептал он, чувствуя, как что-то теплое и соленое заполняет его рот, – пусть думает, что мы…

И замолчал, оставшись лежать неподвижно.

Больше не было выстрелов. Возможно, тот человек ушел. Возможно, Мариза спасена.

Он умирал. Смешно подумать, как тщательно он следил за собой: упражнения, отдых, размеренная работа, никаких стрессов, чтобы его сердце не сыграло с ним злой шутки.

– Питер, – прошептала Мариза, слабо шевельнувшись, – кажется, он ушел.

Она была вся в крови, но он не мог понять, насколько тяжело она ранена, так как не мог отличить ее кровь от своей. Надо было попытаться помочь ей, но его тело словно онемело, он не мог двинуться.

– Мариза, попробуй встать. В деревне люди… они помогут… Рене… беги в деревню, к Рене.

Но она лишь сильней прижималась к нему.

– Так глупо умереть, – бормотал он.

– Мы оба будем жить. – Мариза сжала его руки, в ее глазах отражались вспышки огня. – Надо бороться.

Слишком поздно, думал он. Мариза не понимала. Наступает такой момент, когда бороться бесполезно. Он не смог уберечь свою жизнь, как не смог уберечь Танцующий Ветер.

Танцующий Ветер? Почему он думал о нем?

Питер чувствовал нарастающую рвущую боль в груди.

– Мариза!

– Я здесь.

Он не хотел расставаться с Маризой. И он боялся. Боялся смерти.

Мариза попыталась сесть, цепляясь за пуговицы его рубашки.

Боль становилась невыносимой, и страх усиливался.

Он смотрел в глаза Маризы, в которых было сострадание и понимание. Прекрасные, печальные, изумрудные глаза. Опять этот Танцующий Ветер. Вдруг ему показалось, что ее глаза слились в одну мерцающую, зовущую, далекую звезду… Какой-то вихрь подхватил его и понес навстречу ей.

Царство без конца, безграничный полет, облака с золотистым сиянием.

Парадигн. Старый человек, сидящий с закрытыми глазами на троне с высокой резной спинкой.

Но вот глаза Парадигна открываются, и он смотрит на него, Питера. Это было предостережение. Почему он раньше не понял его?

Вихрь уносил его все дальше и дальше. И он уже не испытывал страха.

Вазаро пылало.

Машина резко свернула за поворот дороги, и глазам Кэтлин представилась страшная картина.

Поля, рощи, виноградники – все было объято пламенем. Огромные клубы черного дыма поднимались к небу.

– Нет! – Она даже не слышала, как этот хриплый крик вырвался из ее горла. – Нет! Этого не может быть.

Алекс увеличил скорость и рванул вниз по дороге.

– Алекс…

Они миновали еще один поворот и увидели усадьбу, пылавшую в огне. Северная сторона дома уже обрушилась до основания и лежала в груде обломков. Жадные языки пламени лизали верхние окна готовой вот-вот обрушиться другой части здания.

– Моя мать.

– Я знаю, сейчас.

Они ехали посреди аллеи горящих лимонных деревьев.

– Мама… – Кэтлин нажала на ручку двери, как только машина остановилась. – Она в доме.

– Оставайся здесь, подальше от дыма. Я пойду за ней. Алекс выпрыгнул из машины и побежал к входной двери.

Смерть. Смерть повсюду. Вазаро умирало. И умирал дом. И смерть поджидала Алекса в доме. А она должна оставаться здесь? Нет!

Кэтлин открыла дверцу машины, запах гари и дыма наполнил ее легкие. Не обращая на него внимания, она побежала к дому. Дым разъедал ее глаза, затруднял дыхание.

– Алекс!

– Уходи отсюда, – раздался голос Алекса где-то вдали. – Я иду.

Она стояла в холле, в ужасе глядя, как языки пламени пожирают лестницу, ведущую на второй этаж.

Алекс вбежал в холл из кухни. Дым был очень густым, и Кэтлин не сразу разглядела странное выражение его лица. Потом она опустила глаза и заметила слабое тело Катрин у него в руках. Страх слегка отпустил. Мать могла потерять сознание от дыма, но было видно, что пламя не повредило ей.

– Садись в машину и поезжай в деревню, – хрипло сказал Алекс, – я положу ее пока на лужайке у дороги.

Кэтлин покачала головой и, приподнявшись на цыпочки, старалась заглянуть через его плечо в лицо матери.

– Мы посадим ее в машину и поедем к доктору. Дым… Алекс держал Катрин в руках, наполовину закрывая локтем. Кэтлин вдруг увидела то, что он пытался скрыть от нее, – крохотную аккуратную дырочку с запекшейся по краям кровью на маленьком изящном виске Катрин. Кэтлин подняла глаза на Алекса.

– Она мертва, – сказал он.

Как она могла быть мертва? Со свежей помадой на губах и маникюром цвета кофе мокко на безвольно повисшей руке. Ее голова так аккуратно причесана, все как всегда.

– Мама?

– Кэтлин, – голос Алекса был полон тревоги. – Мы должны выбраться отсюда, огонь…

Огонь. Смерть. Катрин. Вазаро.

Огонь!

Языки пламени подбирались все ближе и ближе, опаляли ее, не давая дышать.

Кэтлин дернулась и вскочила, надо было бежать, уносить Катрин, пока…

– Спокойно. – Алекс сидел возле нее на постели. Его руки крепко обхватили ее, когда она попыталась вырваться. Он весь пропах дымом, темные круги лежали у него под глазами. Она еще никогда не видела его таким измученным. – Ты в безопасности здесь, мы в доме Рене в деревне.

Она удивленно огладывалась, вспоминая, что уже видела эту комнату. Двуспальная кровать, бледно-розовые обои, распятие на стене. Она сама преподнесла Рене это распятие – слоновая кость с золотом, подарок к свадьбе.

Память медленно возвращалась к ней. Спасена. Надолго ли? Разве в этом мире можно быть в чем-то уверенной?

– Моя мать…

– Разве ты не помнишь? Ее увезли в Грасс. Ты забыла, как мы добрались сюда?

У нее сохранилось очень смутное воспоминание о том, как они оказались в доме Рене, как кто-то осторожно умывал ее и укладывал в постель, больше ничего.

Она встрепенулась.

– Это постель Рене и Пьера. Я не должна занимать ее.

– Они в полях вместе с другими рабочими и Жаком срезают уцелевшие черенки, чтобы пересадить их.

Неужели они надеялись что-то спасти? Она вздрогнула, вспомнив черный пылающий ад, в который превратились эти поля.

– Почему это должно было произойти? Моя мама никогда никому не вредила. Вазаро…

– Не знаю, – прервал ее Алекс. – Они прилетели на вертолете. Жак говорит, что это было похоже на вражеский десант. Они точно знали, как действовать, все произошло молниеносно. Жак видел, как один из новых рабочих впрыгнул в вертолет, когда тот поднимался. Полиция считает, что это он перерезал телефонные провода, повредив связь.

– Кто это был?

– Один итальянец, Феррацо. – Алекс помолчал. – Еще он убил Питера Масквела. Мариза ранена, но думаю, что она выкарабкается.

– Боже! – Один ужас накладывался на другой. Она помолчала, пытаясь связать обрывки мыслей. – Это все из-за меня, они хотели показать мне, на что способны…

Алекс прижал ее голову к своей груди.

– Попробуй заснуть.

Она покачала головой.

– Сны…

– Я знаю.

Он понимал ее, она видела это по выражению его лица. Ему было знакомо состояние, когда, засыпая, начинаешь заново переживать весь ужас, случившийся с тобой наяву.

– Хорошо, не спи, просто отдыхай.

Он взял ее на руки и пошел с ней к креслу, баюкая в своих объятиях.

Его белая рубашка была разорвана и обожжена на плечах, и теперь она еще сильнее чувствовала запах дыма.

Он как будто почувствовал ее мысли.

– Я еще не успел сменить одежду, боялся оставить тебя. Я забыл, что это может напомнить тебе…

– Какая разница! Я не собираюсь ни забывать, ни прятаться от этого. – Напротив, запах дыма напоминал о том, что Алекс рисковал своей жизнью, помогая ей. Она прижалась щекой к его плечу. – Я слишком тяжелая, да?

Она ощущала страшную тяжесть внутри, слезы подступали к горлу, и было трудно дышать.

– Я любила ее. Я всегда любила ее.

Алекс молчал, гладя ее по голове.

– Но на самом деле я не знала ее, нет. Я всегда была слишком занята, чтобы поговорить с ней… – Руки Кэтлин нервно сжались. – Как бы я хотела теперь вернуть то время. Мне уже никогда не удастся поговорить с ней.

– Каждый из нас всегда чувствует, что задолжал своим близким, когда внезапно теряет их. Мы все совершаем ошибки. Теперь ты должна принять все как есть.

– Да. – Она еле могла говорить. – Почему они убили ее, Алекс? Я виновата в этом,?

– Нет.

В ее голосе звучали тревога и боль.

– Это же не имело никакого смысла. Такая жестокость…

– Да. – Его голос дрогнул, а руки сильней сжали ее. – Мы поговорим об этом позже. Не думай сейчас ни о чем.

– Спасибо тебе, что ты так добр со мной.

Он судорожно и безнадежно рассмеялся.

– Я добр? Мой бог!

Она закрыла глаза.

– Да, ты добрее, чем сам себе кажешься. Доброта – это так важно. Ты сам мне сказал об этом однажды, помнишь?

– Да.

Странно, но сейчас она не чувствовала к Алексу никакой неприязни, ушли боль и обида, которые так долго мучили ее. Осталось только теплое чувство благодарности за его помощь и поддержку. И он всегда был так приветлив с Катрин! Ее горло сжала судорога. А она, Кэтлин, так часто бывала несправедлива к нему.

– Прости меня.

Он спрятал свое лицо в ее волосах.

– Не говори больше ничего. Просто отдыхай.

Она молчала, чувствуя тепло его рук и потихоньку погружаясь в приятное оцепенение.

– Алекс?

– Да?

– Ты знаешь, иногда мне кажется, что я люблю тебя.

По его участившемуся дыханию она почувствовала, как он взволнован.

– Не говори этого. – Его голос звучал глухо и напряженно. – Ты будешь жалеть потом.

Но Кэтлин поняла, что она и так слишком долго закрывала глаза на очевидное, боясь сознаться в этом даже самой себе. Она теснее прижалась к Алексу, пытаясь отгородиться от жестокости этого мира, но лишь сильнее ощутила запах дыма, казалось, заполнивший все пространство вокруг нее.

Неужели Вазаро все еще горело?