Джонатан кивнул:

– Наши номера там же. Алекс забронировал целый этаж для удобства охраны.

– Значит, мы соседи, – Питер радостно улыбнулся Кэтлин. – А с соседей не полагается живьем сдирать кожу.

Кэтлин, грозно нахмурив брови, сурово посмотрела на него:

– А жаль! Так и чешутся руки! Где перевод, Питер?

– Вот кто настоящий рабовладелец. Джонатану далеко до вас, – вздохнул Питер. – Отец Доменик уже закончил перевод. Дело только за мной. Через неделю дневник будет перепечатан.

Кэтлин удивленно вскинула брови:

– Отец Доменик?

– А где найти специалиста – знатока архаичного итальянского языка пятнадцатого столетия? Пришлось обратиться в один из монастырей в штате Виргиния, и отец Доменик любезно согласился помочь нам.

Кэтлин вспомнила все свои весьма мало любезные послания, которые она оставляла для Питера на автоответчике, и ей стало неловко.

– Я думала, что вы просто наняли кого-то. Почему вы ничего мне не сказали?

– Разумеется, Джонатан внес щедрый вклад в монастырскую казну. – Он посмотрел на нее ясными глазами. – Мне хотелось сделать вам сюрприз. Ну и, кроме того, мне начали доставлять огромное удовольствие ваши энергичные послания на автоответчике. Они давали мне заряд бодрости на весь день.

Кэтлин рассмеялась:

– Боже мой! Ну и коварный же вы человек! В глазах Питера мелькнули озорные искорки.

– Вы не представляете, каких трудов мне стоило удержаться от искушения и не показать ваши предложения «дать переводчику под зад» отцу Доменику. Единственное, что удерживало, – это боязнь, что он неправильно вас поймет. Как только я закончу перепечатывать его текст, перевод будет у вас. Мне осталось страниц двадцать. Ведь он отдал мне рукописный текст. А у него не самый разборчивый почерк.

– В таком случае придется мне создать вам как можно более подходящие условия для работы. Что вы скажете насчет того, чтобы отправиться на какое-то время в Вазаро? – Кэтлин улыбнулась, заметив, как просияло его лицо. – Не представляю себе более удобного и более подходящего места для чтения дневника Катрин.

– Вы серьезно?

Кэтлин кивнула:

– Должна же я как-то вознаградить вас за то терпение, с которым вы выслушивали все мои проклятия.

– Когда я могу туда поехать?

– Когда захотите.

– Завтра? – встрепенулся он, но тут же спохватился: – Нет. Завтра я буду сопровождать Танцующий Ветер в Ниццу. Послезавтра можно?

Кэтлин засмеялась, видя, с какой ребячливой радостью он принял ее предложение.

– Я позвоню маме, предупрежу ее о вашем приезде.

– И сколько я смогу пробыть там?

– Сколько захочется. Челси и я тоже выезжаем в Ниццу снимать рекламный клип в отеле «Негреско», а затем отправимся в Вазаро отдохнуть.

– Теперь у меня сразу прибавилось сил! – Питер шагнул к ней, взял в свои ладони ее руку и нежно пожал ее. – Спасибо. Вы даже не представляете, как много это значит для меня.

– Хочу предупредить, что дневник Катрин вряд ли сможет помочь в расшифровке.

– Восстановление истории семьи важнее самой надписи. – Питер мягко улыбнулся. – Мы могли бы работать вместе, Кэтлин. Мне хочется помочь вам. Я не пытаюсь состязаться с вами. Главной скрипкой останетесь вы.

Кэтлин ощутила прилив радостной теплоты и одновременно раскаяния, что целый месяц не давала ему покоя.

– Постараюсь не забывать об этом, – мягко ответила она, и взгляд ее перешел от Питера к Танцующему Ветру. И снова Кэтлин охватило то же самое странное и непонятное чувство, что и при первой встрече. Она прошептала: – Это так много значит для меня. Я обязана разгадать надпись, Питер. Вы не представляете, насколько это важно!

– Я понимаю.

Джонатан коснулся руки Кэтлин:

– Думаю, вам следует пойти к миссис Бенедикт и сказать, что пора уже приступать к официальной части. – Понизив голос, он проговорил: – Честно говоря, мне хочется, чтобы вся эта канитель закончилась как можно скорее и Питер мог отправиться отдохнуть. Он еле стоит на ногах. Ему нельзя так переутомляться.

Кэтлин кивнула:

– Сейчас передам. – И она двинулась в ту сторону, где стояла Челси, окруженная толпой.

– Тебя не узнать! – услышала она голос Алекса. Кэтлин замерла и постаралась взять себя в руки, прежде чем повернулась к нему лицом. Он тоже казался другим: жестким, лощеным, элегантным… Как черная пантера.

– Здравствуй, Алекс.

– Какое замечательное платье! Никогда не видел тебя в черном. – Его взгляд задержался на глубоком вырезе. – Кожа кажется такой… – Он умолк и посмотрел ей прямо в лицо. – Ты довольна презентацией?

Боже мой! Сколько она внушала самой себе, что ей следует навсегда покончить с этим увлечением, забыть о том, что их с Алексом связывало что-то, кроме деловых отношений. Умом она решительно отвергала его. Но тело не желало подчиняться. Кэтлин почувствовала, как в ней вспыхнул огонь желания, и ее охватила та же самая страстная, неодолимая потребность слиться с ним в единое целое, как и в тот день, когда они впервые познали друг друга.

Она заставила себя непринужденно улыбнуться:

– Все идет прекрасно. – Она понизила голос: – А у тебя?

– Его нигде не видно.

Ее губы изогнулись в обидно-вежливой улыбке.

– Нисколько не сожалею об этом, хотя понимаю, насколько ты огорчен.

– Он еще появится.

В ее тоне прозвучали твердые нотки:

– В таком случае, сделай все, чтобы Танцующий Ветер не попал к нему в руки.

Его глаза сверкнули гневом.

– Можешь не напоминать мне об этом. Я сто раз все проверил и перепроверил. Танцующему Ветру ничто не грозит.

– Я не знаю, что… – Она закусила губу. Нет! Ей нельзя оставаться рядом с ним. Это выше ее сил. Тело приказывало делать одно, а ум – другое. Это настоящая пытка. – Мне лучше уйти…

– Прекрасная мысль!

В его голосе послышался едва уловимый славянский акцент, который чувствовался всякий раз, когда он бывал возбужден или рассержен. Кэтлин посмотрела ему в лицо, и из груди ее вырвался тяжкий вздох. Ногти впились в ладони, с такой силой она сжала кулаки, чтобы удержаться и не шагнуть к нему навстречу. До чего же ей хотелось прикоснуться к нему!

– Мне надо пробраться к Челси. Джонатан считает, что пора переходить к официальной части.

– Я тоже так думаю.

И через секунду Алекс снова растворился в толпе гостей.

Джонатан вошел к себе, запер дверь и принялся на ходу развязывать галстук. Бросив его на стол, он снял смокинг и повесил его на спинку стула.

Он чувствовал себя как маленький мальчик, который с трудом удерживается от искушения заглянуть в комнату, где стоит елка, и посмотреть, какой ему приготовлен подарок. Ожидание затянулось так надолго.

Сколько времени прошло зря. А жизнь так коротка.

Он услышал звук поворачивающегося ключа в замке и нетерпеливо оглянулся.

– Боже! Он еще одет! – Челси, закрыв дверь, стремительно бросилась к нему. Прозрачные шифоновые оборки на плечах взметнулись, словно два легких крыла. – Впрочем, этого и следовало ожидать! – Она обвила руками его шею. – Почему мужчины не могут…

– Заткнись, Челси. – Джонатан прервал ее монолог долгим медленным поцелуем. Потом он поднял ее на руки и понес в спальню.

Боже! Она была невесомой, как пушинка. Всякий раз его поражала хрупкость Челси после того, как он видел, какой решительной и уверенной она появлялась перед публикой. Несгибаемый характер и нежная, слабая плоть.

– Я ждал этого дня восемь месяцев. И теперь не хочу спешить.

– Хорошо, – согласилась она, сразу становясь мягче и уступчивее. – Но раз уж ты выписал меня сюда, чтобы потрахаться…

– Заняться любовью, – поправил ее Джонатан и, уложив Челси поверх покрывала, принялся расстегивать пуговицы на рубашке. Когда они оказывались вместе, она всякий раз начинала выражаться как можно забористее, прибегая к уличному жаргону, чтобы подчеркнуть разницу в их социальном происхождении. – Ты же знаешь прекрасно, какого рода отношения нас связывают. Перестань делать вид, что мы встречаемся лишь для того, чтобы переспать друг с другом. Сознайся в этом самой себе, Челси! И произнеси это слово, не стыдись его…

– И какое же это слово? – Челси стряхнула туфли с ног и встала на колени, повернувшись к нему спиной, чтобы Джонатану удобнее было расстегивать «молнию» у нее на спине.

– Ты сама знаешь. Тебе надо только выговорить его. – Джонатан медленно опустил замочек «молнии» до упора и, зарывшись в ее волосы на затылке, глубоко вдохнул знакомый душистый запах. – Ну говори же!

Она засмеялась и повернулась к нему лицом.

– Ну хорошо. Заниматься любовью. Неужели это звучит намного лучше?

– Да, лучше и гораздо ближе к правде.

Джонатан спустил платье с ее плеч, помогая высвободить руки. Его взору открылась высоко приподнятая, удивительной формы грудь с упругими сосками. Именно такой он и хранил Челси в памяти. Как давно они не виделись.

– Челси, любимая… – Он опустил голову и прильнул к ее соску, забыв всякие споры о словах.

– Я начинаю чувствовать благодарность к Алексу Каразову, – сказал Джонатан, отводя прядь упавших волос с лица Челси. – А это очень опасно.

– Как ему удалось разузнать про нас… Мы вели себя так осторожно.

– Кто его знает. У него свои источники информации.

– Мне от этого становится не по себе. Если узнал он, то могли разнюхать и остальные репортеры.

– Не думаю. Каразов необычный человек. Не равняй его с остальными.

– Ты считаешь, на него можно положиться? Он не проговорится?

– Думаю, можно.

– Звучит не слишком уверенно.

– Правду говоря, Челси, мне на это наплевать.

– А вот мне не наплевать.

– Знаю. Оттого-то и все эти идиотские предосторожности. А теперь признавайся, как тебе удалось добыть ключ от моей комнаты?

– Я нашла его в своей сумочке. Ко мне в номер перед началом приема заходил Каразов.

– Кажется, он отдает долги.

– Он не похож на купидончика.

– Челси, любовь моя! У меня нет ни малейшего желания обсуждать Каразова этой ночью. – Он приподнялся на локте, внимательно глядя на нее. – Ты похудела за то время, что мы не виделись. – Он положил ладонь ей на грудь и мягко сжал ее. – Я сразу заметил это.

– Совсем ненамного! Ты напрасно беспокоишься! – Она теснее прижалась к нему и обвила ногами. – Я умею постоять за себя!

– Даже слишком! – помрачнев, заметил Джонатан. – Я видел эти снимки в «Тайм» с гарпуном, торчащим в мачте всего в нескольких дюймах у тебя над головой. Еще немного, и он мог бы попасть в тебя!

– Я сама виновата. Мне не надо было злить этого парня, – смущенно признала Челси.

Джонатан, видя, что ей неприятно вспоминать об этом, перешел на шутливый тон:

– Отныне и впредь, если у тебя появится желание получить гарпун, – предоставь это делать мне.

– Снаряжение у тебя вполне подходящее… – Она провела рукой по его животу и скользнула ниже. – Кита можно уложить.

– Комплимент вполне в твоем стиле… – Он посмотрел на гибкую фигурку, обвившуюся вокруг него, и ласково спросил: – Итак, еще один гарпун?

Она рассмеялась, продолжая поглаживать его:

– До чего ты легок на подъем.

– Потому что я одержим страстью. – Он снова надолго прильнул к ее губам. – Влюбленный мужчина никогда не может утолить жажды, разве ты этого не знаешь, Челси?

Она нежно отодвинула его и села на постели:

– Мне хочется пить. – Она опустила ноги на пол. – Пойду поищу минеральной. Ты хочешь чего-нибудь?

– Нет.

Он смотрел, как обнаженная Челси идет из спальни к гостиной. Ему всегда нравилось наблюдать за тем, как она двигается. Ему нравилась ее упругая походка, в которой таилось столько жизненной энергии. Ему нравилось, как она выпрямляет плечи и выставляет вперед грудь, будто идет навстречу врагу. Именно ее походка сразу свела его с ума, когда он впервые увидел Челси, идущую ему навстречу через зал Белого дома. Он даже не помнил, каким образом ему удалось оказаться рядом с ней за длинным, покрытым скатертью столом. И к концу этого вечера он уже совершенно точно знал, что в его жизни появилось нечто неповторимое и прекрасное. И что эта встреча – самый ценный подарок, который могла сделать ему судьба.

– Подожди, – Джонатан поднял свою рубашку, брошенную на пол. – Здесь довольно прохладно. Не ходи раздетая. – И он бросил ей рубашку. – Накинь на плечи.

Подхватив рубашку, она просунула руки в рукава и закатала манжеты:

– Отлично! Мне остается только заявить, что забота великодушного джентльмена с Юга покорила меня. Он растрогал меня…. – Она повернулась и вышла из спальни, продолжая на ходу говорить: – Это заставляет мое сердечко биться сильнее. Моя головка кружится от счастья, и…

– Любовь моя, ты прекрасная актриса! Но роль южанки-домохозяйки явно не для тебя. – Он подошел к шкафу, вынул черный бархатный халат и, накинув его на себя, двинулся следом за Челси в гостиную.

Она, открыв дверцу бара, смотрела на батарею бутылок.

– Я рада, что ты наконец сам понял это и сказал вслух. – Она достала маленькую бутылку «Эвиан» и открыла ее. – Мое место в Голливуде и Беверли-Хиллз.

– Ты можешь быть кем угодно, если захочешь. – Джонатан, стоя посреди комнаты, смотрел, как она наполняет стакан минеральной водой. – Твои возможности безграничны, любовь моя.

Ее пальцы судорожно сжали стакан.

– Перестань звать меня так. Я вовсе не «твоя любовь».

Он стоял, молча глядя на нее.

– Повторяю еще раз: я не «твоя любовь», – решительно проговорила она, поднося стакан к губам. – Я хочу, чтобы ты перестал говорить, что любишь меня. Это всего лишь секс. Полезное для здоровья барахтанье на сеновале.

Он по-прежнему хранил молчание.

– Не понимаю, почему мужчины тают после близости. Почему становятся такими сентиментальными? Если ты переживаешь оргазм – это еще не означает любовь. Я способна пережить оргазм с кем угодно и от чего угодно. – Она щелкнула пальцами. – Вот также просто. Когда я, например, смотрю, как танцует Барышников или когда слушаю Луи Армстронга.

Джонатан усмехнулся:

– Какая ты счастливица! Только позавидовать можно.

Напряжение оставило Челси, и она, не выдержав, рассмеялась:

– Черт тебя побери!

– Извини, Челси. Мне вовсе не хотелось сбивать твой боевой настрой! – Он подошел к ней и прижал к себе. – А теперь скажи, когда собираешься выйти за меня замуж?

– Никогда. – Челси сделала еще один глоток. – Я сказала это тебе еще восемь месяцев назад. И ты согласился с моими доводами.

– Нет. Я не соглашался с твоими доводами. Просто обещал немного подождать, отложив разговор до следующего раза.

– Тогда согласись сейчас. Пока мы могли встречаться тайно и никому не было известно, что мы трахаемся… – Она остановилась, заметив его взгляд, и поправила саму себя: – Я хотела сказать, занимаемся любовью, я ничего не имела против. Но нынешняя встреча – последняя. У меня – своя жизнь, у тебя – своя, и одно с другим никак не соединяется.

– Только что мы так хорошо соединялись, – улыбнулся он.

– Послушай, что я тебе скажу. – Она резко поставила стакан. – Этот вопрос не подлежит обсуждению. Не будем возвращаться к нему.

– Все можно обсуждать и все можно пересматривать. – Джонатан заботливо застегнул пуговицы на ее рубашке. – Так будет теплее…

– Я могу сама о себе позаботиться, – она отодвинулась от него. – Я не член твоей партии и не член твоей семьи. И ты не обязан волноваться за меня.

– Разумеется, не обязан, – мягко ответил он. – Я считал, что это мое почетное право.

– О боже! – она крепко зажмурилась. – Ну что мне с тобой делать?

– Согласиться выйти за меня замуж. Будем жить вместе, заведем еще одного ребенка, такого же замечательного, как Мариза, и будем любить друг друга.

– Нет. Не могу. – Она открыла глаза, и теперь было видно, что они полны слез. – И хочу только одного: чтобы ты наконец заткнулся.

Он покачал головой:

– Нам надо наконец-то объясниться до конца. Скажи все как есть, Челси.

– Я не желаю говорить на эту тему. – Она шагнула вперед и оказалась в его объятиях. Уткнувшись лицом в его грудь, она пробормотала: – Как я истосковалась по тебе, Джонатан. Как мне хотелось увидеть тебя.

– Вот это уже хорошее начало. – Его ладонь нежно скользнула по ее волосам. – Теперь выкладывай остальное.

– Ты знаешь, какими были первые слова, которые я услышала о тебе? – Ее голос стал почти невнятным. – Я разговаривала с послом Венесуэлы, когда он кивнул на тебя и сказал: «Знаете, кто это? Его зовут Джонатан Андреас. Он собирается стать следующим президентом Соединенных Штатов».

Джонатан усмехнулся:

– Собираться – это еще не значит стать им на самом деле.

– Но ты хочешь этого, – голос ее неожиданно снова окреп. – Ты должен стремиться занять президентское кресло. И добиваться этого места. Ты будешь классным президентом.

– А ты – классной первой леди. Она покачала головой:

– Я киноактриса.

– Как и Рональд Рейган.

– Это разные вещи. Кроме того, я четырнадцать месяцев провела в тюрьме. Об этом трубили все газетенки отсюда до Тимбукту.

– И ты сумела выбраться из этой грязи и стала потрясающей актрисой. И еще более потрясающей женщиной. – Он нежно поцеловал ее. – Не смей больше повторять эту глупую басню.

– Я никогда не считала, что мне следует стыдиться того, что случилось. – Ее голос дрожал. Она покачала головой. – Нет, это не так. Я стыжусь того, что не сумела сразу разобраться в этом ублюдке, который принес столько страданий Маризе.

– Ты сама тогда была ребенком.

– Став матерью, я не имела права ошибаться. – Она покачала головой. – Мне доводилось совершать много ошибок в своей жизни, но эту я не прощу себе никогда…

Джонатан молча гладил ее по голове, ожидая продолжения.

– И я не имею права совершать новой, зная, что это может отразиться на чьей-то жизни. Я никогда не поверю, что избиратели примут меня в качестве первой леди.

– Откуда ты знаешь? Мир меняется. И люди сейчас мыслят совсем не так, как думали когда-то.

– Попробуй докажи это нашим репортерам, – возразила она. – Эти дешевки доказали, что я изменяла мужу и была совершенно неразборчива в своих связях после развода.

– Так было?

– Нет, конечно. – Она вздрогнула. – После брака с этим сукиным сыном я года четыре не могла вынести ничьего прикосновения. Я думала, что я вообще… – Она замолчала. – Ладно, теперь это не имеет значения.

– Но не для меня. Все, что имеет к тебе отношение, – чрезвычайно важно для меня. – Он взял ее голову в ладони и слегка отодвинул от себя. – Хочешь правду? Да, президентское кресло мне по нраву. И я считал, что еще несколько месяцев, и я займу его.

Она вся сжалась, но постаралась через силу улыбнуться.

– Видишь, я правильно все говорила. И самое верное… Он не дал ей закончить фразу:

– Но я привык сам управлять своей жизнью. И смысл моей жизни все-таки не в том, чтобы достичь президентского поста. Это всего лишь работа, которая мне по нутру.

Но четыре года в Белом доме не заменят того, что мы сможем давать друг другу до самого конца жизни.

– Восемь, – поправила она его быстро. – Тебя непременно переизберут на второй срок.

– Что восемь, что четыре – это не меняет дела.

– За это время многое можно сделать. – Она повернулась и двинулась в спальню. – Ну ладно. В конце концов, если уж ты так ценишь меня, то можешь приводить меня в Белый дом, чтобы позабавиться. Я стану для тебя тем же, чем была Мэрилин Монро для Кеннеди.

– У тебя слишком сильный характер, чтобы стать содержанкой президента.

– Я попробую. Мне удается добиться невозможного, если как следует поработать над собой.

– Это не конец разговора. Мы еще вернемся к нему.

– Знаю, – она потерлась о него носом. – А вот ты, к сожалению, совершенно не знаешь и не понимаешь, что тебе идет на пользу, а что нет.

– Отчего же? – Джонатан понимал, что сейчас не стоит переубеждать ее. Лучше оказывать несильное, но постоянное давление, чтобы Челси наконец отказалась от того, что вбила себе в голову. Благодаря Каразову у них появилась возможность подольше пробыть вместе. И у него теперь есть время спокойно поговорить с Челси, объяснить ей, как она ошибается. – Я совершенно точно знаю что мне необходимо: молоко, овощи, отруби. – Он подошел к ней, обнял за талию и шагнул вместе с ней к кровати. – Еще немного физических упражнений: прогулка пешком, плавание, теннис. – Он погладил ее ягодицы сквозь ткань рубашки. – И побольше упражняться с гарпуном.

Было три часа ночи, когда Алекс, отпирая дверь на площади Вогез, услышал звонок телефона.

Захлопнув за собой дверь, он поспешил в гостиную снял трубку.

– Алекс, мой мальчик, ты превзошел себя! – засмеялся Ледфорд. – Я знаю, ты бросил мне вызов. Гнев и злость заставляют людей горы сворачивать. Представляю, каких трудов стоило тебе привезти сюда Танцующий Ветер, а для того, чтобы заманить меня в ловушку. Умопомрачительная операция, Алекс. Но это не твой стиль: здесь ты больше работал ногами, а не головой.

– Ну так попытайся добраться до него!

– Непременно. – Он помолчал. – Ты считал, что появлюсь вечером в Версале, не так ли? Я почти вижу, как ты медленно прохаживаешься по коврам этого великолепного зала и ждешь моего появления.

– Почему ты не пришел?

– Мой партнер решительно воспротивился тому, чтобы нарушать ход презентации. Видишь ли, ему вообще не по душе затея с кражей Танцующего Ветра. Пришлось заключить с ним сделку, которая устроит нас обоих.

– Еще одна кража?

– Нет! Это другая операция. – Его тон стал шутовским. – Которая доставит мне личное удовлетворение. Ты ведь знаешь мою любовь к древностям. Надеюсь, ты оценишь мои старания – я иду на все, чтобы доставить тебе удовольствие.

– Я хочу увидеться с тобой.

– Все в свое время. Могу ли я с тобой расстаться? – Его тон вдруг стал серьезным. – Вполне возможно, что на самом деле меня гораздо больше интересуешь ты, а не Танцующий Ветер. И вполне возможно, что все усилия, направленные на то, чтобы отомстить мне, на самом деле способствуют тому, чтобы мы еще более сблизились. Ты не задумывался о таком повороте?

– Нет.

– Конечно, нет. Ты никогда не признаешься в этом даже самому себе. – Ледфорд на секунду замолчал. – Я всегда немного ревновал тебя к Павлу, поэтому и позволил своим ребятишкам слегка позабавиться с ним.

Алекс почувствовал, как белое пламя ненависти вспыхнуло в нем.

– Подонок!

– Какой ты злюка, а вот я всегда очень добр и внимателен к тебе. Вот, например, я объявляю тебе, что собираюсь закончить дело сегодня ночью. Не каждый человек способен и на такой широкий жест.

– Мне не нужны твои широкие жесты, – холодно ответил Алекс. – Мне нужна твоя жизнь.

– Тогда извини. – Ледфорд помолчал. – Зато ты услышишь грохот из своего дома на площади Вогез. Звук докатится и туда. Кстати, ты выбрал очень уютный домик. С трудом удерживаю себя от искушения зайти, посмотреть, как ты обставил его. У тебя такой изысканный вкус.

– Дверь всегда открыта.

Ледфорд усмехнулся:

– Приму к сведению. – Он помолчал. – А ты прими к сведению, что мне чрезвычайно не нравится, когда ты проводишь время с женщинами.

Алекс почувствовал, что его трясет от гнева и ярости. Стало трудно дышать.

– Я забыл тебя предупредить насчет той дамочки, когда мы говорили в прошлый раз. – Голос Ледфорда стал шелковистым. – Приходится делать выговор сейчас, Я хочу, чтобы все твое внимание было сосредоточено исключительно на мне и на нашем увлекательнейшем состязании. Мне казалось, что тебе хватит урока с Анжелой.

– Анжела?

– Ты не знал? Конечно, ребята не могли так быстро справиться с заданием. Но я обещал тебе, что рано или; поздно это произойдет.

– О господи!

– Вообще-то я решил забыть о ней. В конце концов, у меня не было особых причин нехорошо обходиться с ней. Но когда я подумал о том, что вы снова можете оказаться вместе, я решил сделать себе маленький подарок. Мне приятнее сознавать, что ее уже нет на белом свете. – Ледфорд заговорил чуть более взволнованно и беспокойно: – Ну вот и все. Мне пора. Разговоры с тобой очень взбадривают меня. Но дело превыше всего. И оно должно быть закончено нынешней ночью. Не сомневайся, я буду точен.

В трубке раздались гудки.

Алекс невидящими глазами смотрел в зеркало, висевшее на стене гостиной. Ледфорд – настоящий маньяк. Нет Если бы он просто страдал манией! Это хладнокровный жестокий убийца, лишенный понятия совести. В груди у Алекса все сжалось от страха, когда он вспомнил своей надежде на то, что Ледфорд зачислит Кэтлин в одну с Анжелой категорию.

Кэтлин!

Он схватился за телефон и принялся судорожно набирать ее номер в отеле. Раздалось пять долгих гудков, прежде чем она подняла трубку.

– Алло! – Голос ее был сонным. Чувство облегчения охватило его.

– Кэтлин, у тебя все в порядке?

– До тех пор, пока ты не разбудил меня. Что случилось…

– Никуда не выходи. Проверь, заперта ли дверь. Я позвоню Джонатану, чтобы он пришел к тебе и побыл в номере до моего прихода. Я буду через несколько минут. Не открывай дверь никому, кроме него.

– Алекс! Что… – Она замолчала. – Ледфорд?

– Он не назвал тебя по имени. Возможно, он даже не знает, кто ты. Но я не могу доверять его словам…

– Боже! – прошептала она. – Танцующий Ветер.

– Меня не волнует эта проклятая статуэтка. Проверь запор. – Он отсоединился и набрал номер Джонатана. Когда тот ответил, Алекс проговорил скороговоркой: – Идите к Кэтлин. Побудьте с ней до моего приезда.

После этого позвонил Питеру и попросил проверить, все ли в порядке с охраной у сейфа с Танцующим Ветром.

– Какого черта? Что случилось, Каразов?

– Просто проверьте.

Он снова отсоединился и стал звонить оператору, чтобы его связали с полицией. Когда на другом конце провода подняли трубку, он быстро проговорил:

– «Черная Медина» сегодня готовит какую-то операцию. Видимо, это будет взрыв какого-то памятника. – И тут же отключился.

Конечно, звонок в полицию был совершенно бессмысленным жестом. Париж – большой город. В нем много памятников. И взрыв мог произойти у любого из них.

Он вскочил и бросился к двери.

Эхо взрыва прокатилось по пустым комнатам.

Собор Сен-Антуан находился всего в двух кварталах от «Континенталя», и Алекс вынужден был оставить такси, потому что эпицентр взрыва находился как раз на его пути. Пробираясь в толпе, запрудившей улицу, Алекс был поражен трагической картиной, развернувшейся перед его глазами. Знаменитая башня обрушилась, фасад обвалился. Осколки витражей, выполненных лучшими мастерами Возрождения, разнесенные взрывной волной, усеяли всю улицу. Он вспомнил восхищенное лицо Кэтлин, которая всего несколько недель назад смотрела на игру света в этих стеклах.

– Назад! – Молодой полицейский с бледным лицом и странно блестящими глазами теснил толпу, напиравшую на канаты, которыми оцепили место происшествия, подальше от горящего здания. – Вы ничем не можете помочь. Дайте дорогу пожарным.

Три пожарные машины уже прибыли к месту взрыва. Алекс слышал вой четвертой, которая ехала через мост к собору.

Большинство собравшихся у места взрыва подавленно молчали, напряженно глядя со слезами на глазах на пожар, что пожирал стены собора. Если Ледфорд хотел потрясти мир и вызвать у людей гнев, то он добился своего. Алекс не был французом, но и он очень остро ощутил чувство потери и боль при виде этих обломков былого величия.

– Выродки! – пробормотала старушка, вытирая глаза. – Безбожники! Мерзавцы!

Алекс молча продирался сквозь безмолвную толпу, которая как загипнотизированная смотрела на пылающие стены собора.