1

Раздался пронзительный хохот русалки, и Кейт закричала.

От звука собственного голоса она проснулась и резко села на кровати, зажав рот ладонью.

Сердце отчаянно колотилось, в горле пересохло. Кейт с ужасом смотрела на дверь.

Если это не было продолжением сна и она в самом деле кричала, то сейчас послышатся шаги.

Тишина...

«А может, – с надеждой подумала она, – Господь смилостивился, и в этот раз они не проснулись...»

Шаги...

Кейт на секунду закрыла глаза от охватившего ее чувства бессилия и страха, но потом решительно сжала кулаки. Нет, нельзя! Она не доставит им такого удовольствия и постарается скрыть свою слабость. Именно в эти минуты неожиданного пробуждения Кейт не всегда удавалось сразу взять себя в руки.

– Ну, дитя мое? Опять все тот же сон?

Кейт невольно вздрогнула. В дверном проеме, держа в руках подсвечник с единственной зажженной в нем свечой, стоял Себастьян Лендфилд.

Поверх ночной сорочки он надел серый халат. В этом одеянии его фигура казалась еще более тщедушной. Седые волосы были всклокочены, а блеклые серые глаза сверкали от неестественного возбуждения.

– Перед сном я молился, просил Господа помочь тебе. До чего же мне тяжко видеть твои страдания.

– Я вовсе не страдаю!

Помимо ее желания, в голосе Кейт прозвучали вызывающие нотки. За это ей тоже придется поплатиться.

Себастьян подошел к кровати и неспешно, предвкушая удовольствие, поставил подсвечник на ночной столик.

– А чьи же это стенания тогда разбудили нас?

Он наклонился к ней и мягким движением отвел прядь волос с ее лба.

– Ты так металась во сне, что уронила чепец.

Как же это она забыла надеть этот ненавистный чепец, когда послышались его шаги?!

– Мне очень жаль...

– Ничего. На все воля Бога, – прервал он ее. – Хотя Марта, конечно, недовольна, что ты опять потревожила ее среди ночи.

Рука Себастьяна снова потянулась к ее лицу – вытереть мокрую от слез дорожку на щеке.

Кейт не выносила прикосновения его длинных холодных пальцев. А в последнее время Себастьян, казалось, старался дотронуться до нее при каждом удобном случае. Брезгливо отпрянув от него, Кейт повернула голову к двери.

– Где она? Я попрошу у нее прощения.

– Сейчас придет, – вздохнул он с притворным сочувствием. – Думаю, ты догадываешься, куда я был вынужден отправить ее?

Лопатки Кейт свела судорога, когда она представила, как Марта поворачивает ключ, выдвигает верхний ящик комода и с довольной улыбкой на лице достает хлыст.

– Марта считает, что ты притворяешься и нарочно будишь нас посреди ночи...

Кейт с удивлением взглянула на него.

– Зачем?

– Я так не думаю. – Он провел пальцем по ее шее. – Марта не очень хорошо разбирается в людях. Тебе уже шестнадцать лет, ты не ребенок, чтобы досаждать нам просто так. Но, к счастью, это еще тот возраст, когда можно исправить человека, наставить его на путь истинный... Так что же за сон тебе приснился?

Кейт молчала.

– Тот же самый?

Ему и без того было известно, что ее преследовал один и тот же кошмар. Сколько раз Кейт проклинала себя за то, что рассказала ему о русалке. Ho когда ей впервые приснился этот сон, она была еще ребенком. Могла ли она тогда знать, какое оружие сама вкладывает в руки Себастьяна. Впрочем, не одно, так другое. Он умеет обратить каждое ее слово в ловушку.

– Признайся, – тихо повторил он. – Покайся в своем грехе! Ты же знаешь, что так будет лучше для тебя.

Можно обмануть его: сказать, что ей снилось совсем другое. Вдруг он поверит?

И тут в ее сердце вспыхнул гнев. Лгать? Нет, она не станет лгать. Онa ни в чем не провинилась. И наказание это незаслуженное...

– Вы не правы! Это всего лишь сон! – Голос ее дрогнул от возмущения. – Разве может сон считаться грехом?

– Ну вот опять! – пробормотал он. – Снова глаза твои сверкают. Столько лет я стараюсь изо всех сил, а ты так плохо усваиваешь преподанные мною уроки. Притворяешься послушной и покорной, а потом наступает миг, когда свойственные тебе дерзость и гордость снова поднимают голову, как змеи, готовые ужалить.

– Я не грешила! – упрямо повторила Кейт.

Неужели Себастьян думает, что она не понимает разницы? Грех – это когда ей хочется изо всех сил пнуть его по тощим, цыплячьим ногам или выдрать клок из его седых волос. Или то чувство, которое она испытывает, когда Марта отпускает какое-нибудь злобное замечание в ее адрес. Кейт всегда осознает, что в такие минуты ее и в самом деле одолевают грешные мысли. Но при чем тут сны?

– Я уже объяснял тебе, – терпеливо проговорил Себастьян. – Когда ты засыпаешь, душа твоя обретает свободу и летит, куда ее влечет порок… – Он наклонился к ней еще ближе. В глазах его вспыхнул фанатичный огонь.

– Ты зачата во грехе! И потому душа твоя грешна изначально. Тебя носила в своем чреве величайшая из блудниц. И только с моей помощью ты можешь спастись от мук ада. Кайся! Тебе снилась русалка?

Дух сопротивления вдруг оставил Кейт. «Может быть, и в самом деле дурно отрицать это», – подумала она устало.

– Да.

Он вздохнул с некоторым облегчением:

– Хорошо. Теперь нам надо понять, что послужило поводом, толчком... к греховным мыслям...

Его взгляд застыл на ее лице:

– Что ты делала сегодня?

– Занималась, как обычно, с учителем Гивсом. Помогала мадам делать свечи...

– И все?

Кейт закусила нижнюю губу.

– Когда я закончила все свои дела, поехала покататься на Вороном.

– А! В деревню!

– Нет, в лес.

Воспоминания сами собой нахлынули на нее, неся покой и радость, которые она переживала сегодня, ощущая запах влажной после недавнего дождя земли, гладкие упругие мышцы коня, бархатистость его кожи под ладонью, когда она гладила Bopoнoгo, ведя на водопой к ручью.

– С кем ты разговаривала по дороге?

– Ни с кем.

Она встретила устремленный на нее взгляд Себастьяна и вспыхнула от негодования.

– Вы знаете, что я не обманываю. Да и кто бы осмелился заговорить со мной после того, что вы им наговорили...

– Значит, сама по себе езда верхом на лошади... – нахмурился он. – Мне никогда не нравилась эта затея. У таких – слабых духом – людей, как ты, подобная свобода развивает порочные наклонности. И пробуждает всякого рода...

Кейт испугалась. Неужели он отберет у нее Вороного? Все что угодно, но только не это.

– Нет! Вы не можете так поступить. Леди будет недовольна. Она хотела, чтобы я стала хорошей наездницей.

– Опять она упрямится? – спросила появившаяся в дверях Марта. – Я ведь говорила тебе: характер у девочки портится с каждым днем.

Марта подошла к Себастьяну и, не выпуская из рук хлыст, попросила:

– Позволь мне поучить ее. Она сразу поймет, чего от нее добиваются.

Себастьян покачал головой.

– Сколько раз тебе повторять. Это моя обязанность, мой тяжкий долг. Можешь идти спать.

Жена удивленно посмотрела на него:

– Ты не хочешь, чтобы я осталась здесь?

– Иди спать...

Кейт удивилась не меньше Марты. Наказание уже превратилось в ритуал, и Марта с жадным наслаждением следила за малейшим проявлением слабости или боли, которое появлялось на лице Кейт.

– Я хочу остаться, – возразила женщина. – Почему ты отсылаешь меня?

– Потому что заметил: ее страдания доставляют тебе слишком большое удовольствие. Мы истязаем тело несчастной грешницы не ради собственной прихоти, а чтобы очистить ее душу.

На щеках Марты вспыхнули два красных пятна.

– Ты сам себя обманываешь! Думаешь, я не вижу, как ты в последнее время смотришь на нее. Мне не хотелось в это верить, но ты... – Она вдруг замолчала, увидев устремленный на нее горящий взор мужа.

Кейт по себе знала, какой ужас может вызывать в душе этот полубезумный взгляд. Но прежде Себастьян никогда не смотрел так на свою жену.

– Что ты хочешь сказать? – произнес он ласково. Марта попятилась и быстро вышла из комнаты. Себастьян повернулся к Кейт и сказал неестественно тихим, страшным голосом, от которого у нее всегда мурашки шли по коже:

– Пора, Кейт!

Она знала, что последует за этими словами. Пальцы ее сжали простыню. Но обычно вызывавшее ужас наказание сейчас не пугало ее так, как угроза Себастьяна убить Вороного.

Кейт поднялась и подошла к тому стулу, где всегда проходила экзекуция. Ничего! Сейчас это все закончится. Себастьян старается бить ее так, чтобы не оставалось шрамов. А если она сделает вид, что раскаялась... Боже! При одной мысли о необходимости унижаться и молить о пощаде у нее комок встал в горле.

– Оголи спину!

Кейт высвободила руки из рукавов ночной сорочки, и она скользнула по телу вниз, до талин. После этого девушка встала на колени перед стулом. Сквозь бумазею сорочки она ощущала ледяной холод досок. Вытянув руки вдоль тела, как Себастьян учил ее с самого детства, Кейт застыла в ожидании первого удара.

Но удара не последовало.

Кейт выждала еще немного и обернулась. Себастьян стоял с плетью в руке и смотрел на нее. Его лицо горело, пальцы странным ритмичным движением сжимали и разжимали плетеную рукоять хлыста.

– С какой легкостью ты раздеваешься! Совсем забыла про стыд?! – спросил он охрипшим голосом. – Так, наверное, ты и во сне...

Кейт в недоумении смотрела на него: раньше он не ставил ей этого в вину.

– Я же говорила... сон совсем о другом...

Почему он не начинает? Скорее бы уж все мучения были позади. Скрывая нетерпение, она резко добавила:

– Вы сами приказали мне раздеться. Я выполнила то, что вы велели.

– Не испытывая стыда, не пытаясь прикрыться...

Себастьян не мог отвести глаз от ложбинки, где тонкая талия Кейт плавно переходила в мягкие округлости ягодиц.

– Думаешь, я не вижу, что ты в последнее время стараешься привлечь к себе внимание? Как я боялся, что это проснется в тебе, когда минует детство. В твоих жилах течет порочная кровь, и ты не в состоянии противиться ее зову. Всякого, кто оказывается рядом, ты пытаешься соблазнить.

– Нет!

– Да! – Его лицо исказила гримаса презрения. – Я вижу, какие взгляды ты бросаешь на мужчин из-под опущенных ресниц. Как твои порочные губы улыбаются им. Я хорошо знаю эту улыбку. Двадцать лет назад о н а проезжала по этой деревне с такой же улыбкой на устах. Я знаю, откуда этот греховный взгляд!

– Я не такая, как моя мать... – Голос Кейт задрожал от негодования. – Я сама по себе. Клянусь, мне совсем не хочется соблазнять мужчин. И мне больше всего нравится быть одной.

– Лжешь! Все шлюхи – лгуньи. – Он уже не говорил, а шипел. – Даже во сне тебя одолевают сладострастные мысли. Признавайся!

Кейт чувствовала, как спина ее онемела от напряжения. Себастьян придумал для нее новую муку, муку ожидания, которая хуже самого наказания.

– Пожалуйста! Делайте то, что вы собрались делать.

– Чтобы ты снова могла погрузиться в сон, отдаться во власть похоти? – Он занес руку для удара. – Во имя спасения твоей души я должен сделать все, чтобы этой ночью ты уже не смогла предаваться греху...

Хлыст коснулся ее спины, словно раскаленное железо.

Она закусила губу, чтобы не закричать.

– Думаю, коня придется у тебя отобрать.

– Нет! – Она не позволяла себе кричать, когда Себастьян бил ее хлыстом, но угроза отнять Вороного лишила ее остатков самообладания.

Еще удар.

От боли потемнело в глазах, словно опустилась какая-то пелена. Но все-таки она еще в силах думать. И надо попытаться найти выход.

Леди! Единственный человек, которого Себастьян боялся. И только мысль о том, что это может разгневать ее, иной раз удерживала его руку.

– Леди это... не понравится. Она...

– Я не стану говорить ей всю правду. Жеребец уже старый. Он может заболеть и умереть.

Еще один страшный ожог, от которого снова потемнело в глазах.

– А другого мы покупать просто не станем.

– Вы собираетесь отправить его на живодерню?

– Когда речь идет о спасении души, скотину нечего жалеть. Мне надо было отделаться от него еще три месяца назад, когда ты убежала из дома.

В воздухе снова просвистел хлыст.

Еще удар.

И еще.

Никогда раньше Себастьян не впадал в такую ярость, как сегодня. Кейт не помнила, сколько раз хлыст поднимался и опускался на ее спину. Наконец экзекуция окончилась.

Она едва осознавала, что происходит, когда Себастьян поднял ее на руки, понес к кровати и осторожно положил на простыни:

– Теперь ты будешь спать без сновидений, – пробормотал он. – Тебе не стоило выводить меня из себя и заставлять столь сурово наказывать.

– Пожалуйста... не трогайте Вороного...

– Поговорим об этом завтра. – Себастьян накрыл ее одеялом. – Ты получишь хороший урок – все это произойдет на твоих глазах. Но я надеюсь: ты поймешь, что я действую так лишь ради твоего спасения.

Как же! Будет она ждать! Ногти вонзились в ладони – с такой силой Кейт сжала руки под одеялом. Вороной – единственное существо, которое она любила в этом мире. И она не даст Себастьяну прирезать его. Надо только преодолеть страшную слабость, охватившую тело.

Себастьян поднял подсвечник и направился к выходу.

– Спокойной ночи, Кэтрин.

Как только дверь за ним захлопнулась, Кейт отбросила одеяло и с трудом поднялась.

Она не позволит ему убить Вороного.

ДВОРЕЦ В ГРИНВИЧЕ

– Черный Роберт?! Перси, ты уверен, что вам удалось схватить его? – В голосе королевы звучало сомнение.

– Более чем, ваше величество, – ответил Перси Монтгрейв. – Этот дьявол достался нам дорогой ценой. Два мертвеца и один тяжелораненый – что может быть убедительнее этих доказательств? Черный Роберт – граф Крейгдью в Тауэре. Он ждет вашей милости.

– Прекрасно! – Украшенная перстнями рука королевы похлопала по подлокотнику кресла. – Но сколько же на это ушло времени! Мне он был нужен еще шесть месяцев назад. – Она перевела взгляд в другой конец комнаты, где на письменном столе лежал указ, ожидающий ее подписи. – Ты не слишком торопился.

Перси удивленно вскинул брови. Все придворные знали о том, что Елизавета в последние дни не могла думать ни о чем, кроме этого указа. Только он занимал ее мысли и чувства. И вдруг такой интерес к какому-то правителю Крейгдью? Совершенно непонятно.

– Черный Роберт не сидит на одном месте. Одно время я даже начал думать: не взяли ли его в плен испанцы.

Елизавета усмехнулась:

– Он слишком умен, чтобы попасть к ним в лапы. А где тебе удалось схватить его? На Крейгдью?

Перси покачал головой.

– В Эдинбурге. На Крейгдью это было бы невозможно сделать. А ваш родственник Джеймс с большой радостью закрыл глаза на случившееся и сделал вид, что не заметил, как я вытаскиваю эту занозу из его тела.

– Насколько «невозможно»?

– Извините, ваше величество, я не понял?

– Ты сказал, что на Крейгдью его было бы невозможно схватить. Я хочу узнать, насколько неприступен остров, – нетерпеливо ответила королева.

– Вообще-то возможно, – Перси скривил губы, – если, скажем, собрать такую же флотилию, которая понадобилась бы Филиппу, чтобы выступить против флота вашего величества.

– В самом деле?

Перси показалось, что это сообщение почему-то не огорчило королеву.

– По-твоему, в их обороне нет уязвимых мест?

– Крейгдью – это остров, который расположен на западном побережье Шотландии, что говорит само за себя. Это бесплодный и безрадостный клочок земли, покрытый скалами и туманами. Замок графа достаточно укреплен. Но главное – то, что к острову можно подойти только со стороны единственной гавани, которая хорошо охраняется. – Он помолчал. – Mory я осведомиться, ваше величество, существует ли какая-то причина...

Елизавета его не слушала.

– А что он за человек?

– Опасный.

Она нетерпеливо повела рукой:

– Никому не внушающий опасений мужчина вообще не может считаться мужчиной. Меня интересуют другие его качества. Что ты еще можешь добавить к сказанному?

Перси никак не мог понять, чего же хочет от него Елизавета. Почти год тому назад она потребовала и получила об этом разбойнике самый подробный отчет из всех, какие ему доводилось делать о ком-либо. За последние три года он доставил ей сведения чуть ли не о дюжине самых разных мужчин. Чем-то граф – владелец Крейгдью – привлек ее внимание. И Перси ломал голову, пытаясь угадать, чем именно мог заинтересовать королеву этот варвар. Роберт Макдаррен не пользовался влиянием при дворе короля Джеймса в Шотландии, равно как и при дворе Елизаветы в Англии. Конечно, его пиратские налеты на испанские каравеллы могли вызвать ее симпатию, Елизавета одобряла и даже поощряла тех, кто грабил корабли ее соперника Филиппа. Но Роберт Макдаррен плавал не под ее флагом.

– Ну же! – поторопила его Елизавета.

Перси постарался забыть о своей неприязни к этому графу-пирату и высказать все, что, по его мнению, заслуживало хоть малейшего упоминания:

– Он не глуп.

– Я бы сказала – умен, – поправила королева.

Он наклонил голову.

– Возможно.

– Не пытайся принизить его достоинства. За шесть месяцев он захватил четыре испанских галеона.

– Конечно, это может говорить о его способностях военачальника, но вовсе не означает, что он....

– Это блестящего ума человек, – повторила королева.

– Могу я напомнить вашему величеству, что он также захватил один из ваших кораблей?

– Что заставило его пойти на это?

– Золото.

Елизавета задумчиво посмотрела на своего советника.

– Ты весь ощетиниваешься, когда заговариваешь о нем. В чем дело? Чем-то он сильно задел тебя.

Перси поколебался немного.

– Он меня раздражает...

Королева молча ждала продолжения.

– Терпеть не могу этих необузданных горцев.

– И его в особенности?

Тут Перси прорвало.

– Сущий варвар. Он не считается ни с кем и ни с чем. Не признает никого. Не уважает ничьих обычаев, кроме своих собственных. И... слишком много смеется.

Королева удивленно приподняла брови.

– Смеется?

– Ему кажутся смешными самые неподходящие вещи... – Перси не собирался признаваться Елизавете в том, как Макдаррен издевался над загнутыми вверх носками его бордовых туфель. – Все, что не соответствует его диким привычкам и вкусам.

– Например? – Королева окинула Перси быстрым взглядом: от его бархатной шапочки, украшенной алыми перьями, белого камзола с буфами, подчеркивавшими его почти женскую полноту в бедрах, и до пурпурных штанов с украшенными серебром подвязками. И вдруг усмехнулась. – Он что, потешался над тем, как ты выглядишь?

Перси покраснел. У Елизаветы была какая-то сверхъестественная интуиция.

– Вы хотите сказать, что находите мой наряд...

– Совершенно подходящим, для данной минуты, – успокаивающе заметила королева. – Ты знаешь, что я люблю, когда мои придворные одеты нарядно. Мой двор должен быть пышным. Но такой варвар, как Макдаррен, вряд ли способен оценить костюм придворного. – Она переменила тему разговора: – Он был один, когда его схватили?

– Глава шотландского клана нигде не появляется один. По традиции его всегда сопровождает телохранитель. Нам пришлось взять в плен и его двоюродного брата Гэвина Гордона. – Перси пожал мечами. – К нашему удивлению, этот молодой человек довольно плохо справлялся со своими обязанностями. Капитан отряда сказал, что Макдаррену пришлось защищать и самого себя, и своего телохранителя. Гордона в схватке ранили.

– Но он жив?

– Потерял много крови. Но рана не смертельная. Он поправится.

– Хорошо. Он нам пригодится.

– Для чего?

– У варваров есть свои понятия о чести, о верности. Из твоего отчета нетрудно понять, что насколько глубоко Макдаррен умеет ненавидеть, настолько же сильно в нем развито чувство преданности своим людям. – Королева поднялась и поправила гофрированный воротник, украшавший ее платье. – Впрочем, скоро мы получим возможность убедиться в этом. Ты будешь сопровождать меня в Тауэр.

– Сейчас? В такое время? – Он посмотрел на нее широко раскрытыми от удивления глазами. – Ваше величество, скоро полночь.

– Тем лучше. Я не хочу, чтобы, о моей встрече с ним судили на каждом лондонском перекрестке. Прикажи подать лодку.

– Может быть, все-таки лучше отложить на завтра?

– Нет, – отрезала она. – Делай, что я сказала. Мы и без того потеряли слишком много времени из-за вашей нерасторопности.

Перси опустил глаза, чтобы скрыть негодование. Королева рассуждала как женщина и не понимала всей трудности своего поручения. Что он мог сделать? Отправиться в море на поиски этого пирата, который охотился за испанскими кораблями?

Монтгрейв глубоко вздохнул и проговорил сквозь зубы:

– Слушаюсь, ваше величество, – поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.

Елизавета некоторое время смотрела на захлопнувшуюся дверь, потом подошла к окну и остановилась перед ним, глядя в темноту. При всей своей заносчивости и напыщенности Перси очень даже не глуп. Ведь в конце концов ему удалось совершить почти невозможное – схватить этого неуловимого Макдаррена. В какой-то момент ей даже начало казаться, что задуманный план так и останется невыполненным.

Елизавета перевела взгляд на лежащий на письменном столе указ и нахмурилась. Бумага лежала, дожидаясь ее подписи, и необходимость принять наконец решение тяжелым грузом лежала на сердце. Боже праведный, неужто нет другого выхода?

Она знала ответ.

Другого выхода не существовало. Они не оставят ее в покое.

Но прежде чем она уступит этим кровожадным пиявкам из парламента, ей надо привести в действие свой план...

Королева отвернулась от лежащего на столе указа, чувствуя, как надежда и уверенность вновь возвращаются к ней. Ей только надо выиграть предстоящее сражение с Макдарреном. Мысль об этом возбуждала ее. Судя по всему, он достойный противник. А ничто не доставляло Елизавете такого удовольствия, как возможность доказать незаурядному мужчине, насколько умнее может быть женщина.

Она отвернулась от окна и решительно направилась в гардеробную.

– Маргарет! Мой плащ!

– Это все из-за меня. – Гэвин печальным взглядом обвел тесную камеру и снова посмотрел на Роберта, который сидел на другом, таком же грубо сколоченном топчане. – Если бы не моя нерасторопность, нам удалось бы уйти...

Роберт зевнул.

– Верно. Ты никудышный телохранитель. И орудуешь мечом, как метлой.

– Мне не стоило набиваться в сопровождающие. Джок не допустил бы, чтобы тебя схватили.

– Их было намного больше, чем нас.

– Тебе не впервой отбиваться от превосходящего числа противников. Если бы меня не ранили, ты бы сумел пробиться к выходу.

– Гэвин!

–Да?

– Ты мне надоел. Как телохранитель ты никуда не годишься – с этим я согласен. Но раньше с тобой, по крайней мере, не было скучно...

– Выходит, ты меня держал за шута?

Несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, братья росли вместе и, за исключением тех лет, что Роберт провел в Испании, никогда не разлучались. Их родным домом был Крейгдью, и эта общая любовь сближала их, как ничто другое.

– Хочешь пить?

– Немного, – отозвался Гэвин. На самом деле его давно мучила жажда, но он не знал, хватит ли у него сил подняться и набрать воды из кувшина, который стоял на столе в противоположном конце комнаты. Роберт и без того нянчился с ним все время их долгого пути из Эдинбурга: перевязывал, рану, смачивал и менял повязки на лбу, когда его трясла лихорадка, вытирал пот. Пора самому вставать на ноги.

– Лежи! Я сейчас принесу!

– Да нет, я сам уже могу ходить...

Роберт поднялся и, не слушая его, налил воды в кубок.

– Зачем ты согласился взять меня с собой в море вместо Джока?

– Тебе же так хотелось увидеть все своими глазами.

– Да, наслушался россказней о золоте, о славе...

– Золота хватило. – Роберт поднес кубок Гэвину. – А вот славного ничего не произошло. Так ведь?

Гэвин с жадностью припал губами к воде и долго, с наслаждением пил.

– Не думал, что придется проливать столько крови.

– А как можно захватить корабль, не пролив крови? Иначе и золота не видать. А ты сам понимаешь, как оно нужно для Крейгдью.

Гэвин прекрасно знал, сколько сделал Роберт для их скудного, сурового и неплодородного края.

Гэвин допил остаток воды.

– Как ты думаешь, они нас повесят?

– Вряд ли.

– Тогда зачем они схватили нас?

– Ты разве не слышал? Монтгрейв сказал, что королева хочет меня видеть.

– Говорил я тебе: не нападай на ее корабль.

– Думается, мы здесь по другой причине. Монтгрейв выполняет только особые поручения королевы.

– Особые? Ты догадываешься, что это может быть?

– У меня есть несколько предположений... Хочешь еще пить?

Юноша покачал головой.

– Тогда ложись. – Роберт с грубоватой нежностью заставил брата лечь и укрыл его одеялом.

Гэвин подумал, что еще несколько дней назад и представить себе не мог, насколько внимательным, нежным и заботливым можёт быть Роберт. Впрочем, нет. Неправда. Он помнил, что таким же добрым и внимательным брат был и в детстве. До отъезда в Испанию. Вернулся он оттуда совершенно другим. Жесткий, насмешливый человек по прозвищу Черный Роберт. Правитель Крейгдью, глава клана, вынужденный принимать подчас суровые и жестокие решения и делающий это без малейших колебаний. «Не то, что я», – уныло подумал Гэвин, вспомнив, как после первой своей битвы он стоял у борта, и его выворачивало наизнанку.

Роберт сидел на топчане, прислонившись спиной к стене, с отсутствующим видом. Казалось, что его совершенно не занимает происходящее и он просто отдыхает. Но Гэвин знал, что это впечатление обманчиво. Никто не может так быстро собраться, как Роберт, при малейшем намеке на опасность.

Гэвин снова не выдержал:

– Если она не собирается нас вешать, то...

– То мы найдем способ выбраться отсюда.

– Попытайся выбраться один. Я слишком слаб и буду тебе только помехой.

– Ты сильнее, чем сам думаешь.

Тон Роберта звучал настолько уверенно, что Гэвин почувствовал облегчение. Конечно, это очень благородно пожертвовать собой, но гораздо приятнее, когда жертву отвергают. Другого ответа он, собственно, и не ожидал. Роберт не мог оставить его в беде, как не оставил бы любого другого человека родом из Крейгдью. Роберт обязательно придумает, как им выбраться из ловушки. Он и не из таких передряг выходил.

Перси распахнул дверь перед королевой, и она шагнула в мрачное, темное и сырое помещение. При свете свечи, которую держал Перси, она с трудом могла разглядеть две фигуры, застывшие одна против другой на грубых деревянных топчанах.

– Отведите Гордона в другое место, пусть он побудет там, пока мы не закончим разговор с графом, – приказал Монтгрейв сопровождавшему их тюремщику. – Ее величество желает говорить с его светлостью наедине.

Тюремщик грубо схватил Гэвина за плечо и толкнул его к двери.

– Полегче, болван! – резко сказал Роберт, спуская ноги с топчана. – Пусть он идет сам. Ты что, хочешь, чтобы рана снова начала кровоточить?!

Тюремщик ничего не ответил, но повел юношу, уже не толкая его. Королева искоса бросила взгляд на Гордона, но успела заметить только копну взъерошенных рыжих волос, покрасневшие голубые глаза и густо покрытое веснушками мертвенно бледное лицо. «Боже, какой он юный, – подумала она. – Ему едва ли исполнилось двадцать лет. Странный выбор телохранителя для человека, прозванного Черным Робертом».

– Встань! – сказал Перси, ставя свечу на стол. – Ты что, не видишь, кто почтил тебя своим присутствием?

Темная фигура на топчане даже не шелохнулась. «Высокомерен», – подумала Елизавета. Что ж, эта его черта характера ее вполне устраивала.

– Оставь нас, Перси. – Елизавета шагнула вперед. – Вернешься, когда я позову.

– Но, ваше величество, – запротестовал было Перси. – Это небезопасно. Он может...

– Задушить меня? Чепуха! – усмехнулась она. – Может, он и варвар, но не дурак же. Ступай.

Перси еще немного поколебался, но все-таки вышел и закрыл за собой дверь.

– Теперь, когда он ушел, ты можешь без ущерба для своей гордости выказать мне подобающие знаки уважения, – заметила королева. – Сейчас уже незачем доказывать, что такому храбрецу, как ты, все на свете нипочем.

Наступило молчание. Потом Макдаррен усмехнулся.

– Добрый вечер, ваше величество. – Он встал и поклонился. – Простите, что я ошибся в своих суждениях. Мне казалось, что вам по душе такие позеры, как Монтгрейв.

Лицо Макдаррена оставалось в тени, и как королева ни всматривалась, она не могла различить его черты. Видно было только, насколько он высок и силен.

– Подойди ближе.

– Боюсь, что я не слишком хорошо выгляжу, не причесан и от меня дурно пахнет. Мне не хочется оскорблять ваши утонченные чувства.

Издевается. Елизавета подавила в себе вспышку гнева. Одна из причин, по которой она остановила свой выбор именно на Макдаррене, – полное его нежелание подчиняться кому-либо. И с этим надо мириться. Но все-таки следует его поставить на место.

– Мои чувства не настолько утонченные, чтобы я отказала себе в удовольствии понаблюдать за тем, как тебя будут наказывать за такую наглость. Эти стены видели, как ломали и более сильных людей. Подойди и дай мне разглядеть тебя.

Он выждал мгновение, а затем шагнул ближе, так что пламя стоявшей на столе свечи осветило его лицо.

Бог мой, да он даже красив!