Глава 4

Он будет жить.

Именно эта мысль вызвала слезы на глазах Джиллиан, отозвавшись жгучей болью в груди. Лишь на мгновение она была уязвлена тем, что он принял ее за непотребную девку. Подумать только, она с таким нетерпением ждала, когда он придет в себя, и когда это наконец случилось, ей пришлось снести подобное оскорбление!

Джиллиан душили рыдания. Наклонив голову, она сделала над собой усилие, проглотив ком в горле. Теперь она была уверена в том, что он не умрет. Он выживет. Она не знала, почему это так много для нее значило… только правда от этого не переставала быть правдой.

«Меня зовут Гарет. Это вес, что я о себе знаю… и все, что я помню».

– Как такое возможно? – размышляла она вслух. Он коротко, сухо усмехнулся:

– Откуда мне это знать, черт возьми?

– Должно же быть еще хоть что-нибудь, – произнесла Джиллиан медленно.

– Я же говорю тебе, что нет.

– Не спеши. Лучше подумай как следует. Ты помнишь имя своей матери? Или отца?

– Нет, ничего, – заявил он не допускавшим возражений тоном. – Я не знаю ничего, кроме собственного имени. Откуда я родом, как я здесь оказался… все куда-то исчезло.

Джиллиан, совершенно ошеломленная, уселась на табурет. Смысл его последних слов отдавался эхом в ее сознании, словно беспрестанный шум прибоя на морском берегу. Боже праведный, подумала она про себя словно в оцепенении. Видно, не только его тело пострадало во время кораблекрушения, но и рассудок тоже.

– Долго я здесь нахожусь?

– Уже четвертый день.

– Ты говорила, что я был на борту корабля. Значит, мы недалеко от моря?

– Да, па побережье Корнуолла, – ответила Джиллиан, но тут же пожалела о своей откровенности.

– Да, конечно, море должно быть где-то рядом. Я чувствую его запах и слышу плеск волн. – Он зажмурился и скорчил гримасу. Когда его веки снова приподнялись, зеленые, как морс, глаза остановились на ней. – Ты упоминала о шторме. Расскажи мне еще раз, что произошло.

Джиллиан подавила дрожь. Одно воспоминание о буре и о мертвых телах, обнаруженных ею на берегу, заставило ее побледнеть.

– Здесь часто штормит, однако в ту ночь поднялась страшная буря, а воды вблизи мыса очень коварны. По-видимому, капитан твоего судна не догадывался о том, что ветер несет его прямо на острые камни. Судя по обломкам на берегу, корабль разнесло на части.

Пожалуй, в ее словах есть смысл, рассудил про себя Гарет. Это могло объяснить тот страшный, раздирающий душу треск, который преследовал его во снах, а также ощущение, что он идет ко дну. Стиснув зубы и закрыв глаза, он порылся в памяти, однако не нашел там ничего, кроме множества вопросов, остававшихся без ответа. Что это был за корабль? Куда он направлялся? Может быть, он был моряком? Нет. Интуиция заставила его отбросить эту мысль.

«Меня зовут Гарет». Так же интуитивно он почувствовал, что за этим крылось нечто большее – такое, о чем он должен был помнить, но что до сих пор от него ускользало.

Джиллиан почти физически ощущала его досаду. Он напоминал сейчас корабль без руля и без ветрил, который метался из стороны в сторону по воле волн, не зная, куда плыть. Его ранения каким-то образом повлияли на память: подобно тому как рассвет нового дня прогоняет ночной мрак, так и буря стерла все его воспоминания.

– Ты сможешь поесть?

Гарет кивнул, сопровождая свое движение слабой гримасой. И тут он, похоже, сообразил, что, если не считать прикрывавшего его одеяла, он был совсем голым. Взгляд его тут же устремился на нее.

Джиллиан судорожно сглотнула и залилась краской до самых кончиков пальцев. Все ее тело горело огнем, и она ничего не могла с собой поделать. Боже правый, она не только раздела мужчину, по и прикасалась ко всем частям его тела… или, вернее, почти ко всем. Еще никогда в жизни она не испытывала подобного смущения.

– Мне… мне нужно было осмотреть твои раны. А потом у тебя началась лихорадка, и я обмыла тебя, чтобы снять жар. – Она считала своим долгом дать ему объяснения, хотя он, по-видимому, не горел желанием ее слушать.

– Без сомнения, – произнес он, приподняв брови. – А где моя одежда?

У Джиллиан возникло тревожное ощущение, что он в точности знал, что было сейчас у нее на уме. Она прикусила губу.

– Она пришла в негодность, и я сожгла ее – все, кроме исподнего. – Она указала в сторону очага. – Вот, я положила его туда просушить.

– Тогда не была бы ты так добра передать его мне?

С пылающим лицом Джиллиан исполнила его просьбу, по у нее не хватило смелости предложить ему помощь. Пока он с трудом натягивал на себя штаны, она, повернувшись к нему спиной, пересекла комнату и занялась приготовлением пищи.

Скоро Джиллиан пододвинула к его постели табурет. Одеться стоило ему огромных усилий, все тело покрылось потом. В одной руке девушка держала миску с жидкой овсяной кашей, а в другой – ложку, явно намереваясь его кормить. Гарет угрюмо и нетерпеливо протянул дрожащую руку к ложке. Однако слабость сделала его неловким, и каша, не попав в рот, выплеснулась прямо на его обнаженную грудь. Он выругался и выронил ложку.

– Что ж, – произнесла Джиллиан сухо, – я вижу, что ты привык к изысканным выражениям.

Взяв чистый кусок ткани, она вытерла им пролившуюся кашу, задев при этом спутанные жесткие волосы у него на груди. Слегка покраснев, девушка убрала руки и снова потянулась за ложкой.

– Открой рот, – приказала она, держа перед ним ложку.

На мгновение губы его упрямо сжались, словно он собирался отказаться. Наконец он повиновался и позволил ей покормить себя, не скрывая, однако, недовольства. На лбу его проступила знакомая хмурая складка, придавая ему столь же угрожающий вид, какой у него был перед тем, как он пришел в себя.

Едва она закончила, голова его откинулась назад на подушку и он закрыл глаза. Какое-то время Джиллиан не шевелилась, взгляд ее скользил задумчиво по его лицу. Кто же он? – спрашивала она себя. Человек благовоспитанный или неотесанный грубиян? Она присмотрелась к нему внимательнее. Черные брови вразлет, немного суровая линия рта, нижняя губа чуть полнее верхней. Пожалуй, он не чужд высокомерия. Без сомнения, человек сильных страстей. Достаточно крепок физически, иначе ему никогда бы не удалось пережить кораблекрушение. И конечно, очень горд: не желал, чтобы его кормили. Но в конце концов ему все же пришлось уступить, и уже сама по себе эта уступка свидетельствовала о такой твердости и силе духа, какой она могла только восхищаться.

Почти весь остаток дня Гарет спал. Несколько раз Джиллиан в тревоге склонялась над ним, однако дыхание его было глубоким и ровным, лоб холодным, а цвет лица нормальным.

Вечерние тени уже ложились па крышу небольшого домика, когда Джиллиан обернулась к раненому и вздрогнула, обнаружив, что он не спал. Глаза его были широко открыты и прикованы к ней. Тогда девушка наскоро приготовила ему еще одну миску каши. На сей раз никаких протестов с его стороны не последовало, хотя он, едва кончив есть, скорчил гримасу.

– Неужели у тебя пет ничего получше, чем эта размазня?

– Ты голоден?

Губы его изогнулись в слабом подобии улыбки.

– Как волк.

Джиллиан тут же повиновалась. Без сомнения, то, что к нему вернулся аппетит, было хорошим признаком, заключила она про себя не без удовлетворения. Гарет доел похлебку с хлебом, оставшуюся после ее последней трапезы. Прежде чем угас последний луч света, она перевязала его раны. Лишь однажды он испустил судорожный вздох, когда она промыла чистой водой длинный глубокий порез у него на боку. Джиллиан с облегчением заметила, что неровные края раны начали понемногу зарубцовываться, а кожа из красной сделалась бледно-розовой. Она старалась управиться как можно скорее, чувствуя, что для него это все еще являлось тяжелым испытанием. Губы Гарета были плотно сжаты, а тело напряжено, словно натянутая тетива лука. Один раз он даже невольно дернулся, когда она стала наносить мазь на рану. Лишь когда она завершила перевязку, у него вырвался вздох облегчения. Тогда она убрала бинты в шкаф и вылила остаток воды за дверь.

Наступила ночь. Скромный домик был освещен лишь золотистым пламенем очага. Гарет слегка наклонил голову в ее сторону.

– У тебя усталый вид, – заметил он.

– Да, – призналась она. – В последнее время я слишком мало спала.

– Тогда поспи сейчас. Джиллиан прикусила губу.

– Здесь только одна кровать, – произнесла она чуть дыша.

Густые брови вопросительно приподнялись.

– И?

– И она занята тобой.

– Прости меня, если я ошибаюсь, по разве ты не проснулась сегодня утром в этой самой кровати? Рядом со мной?

Джиллиан покраснела, от смущения не зная, что ответить.

– Да, по я не предполагала, что ты придешь в себя.

– И где же в таком случае ты собираешься спать, если не на кровати?

– Я лягу… на полу. Да, на полу.

– На полу? Ты не можешь там спать! – В голосе Гарета проступили властные потки. – Он сырой. Если ты заболеешь, кто будет за мной ухаживать?

Джиллиан то открывала рот, то снова его закрывала. Она уже не раз задавалась вопросом, с кем свела ее судьба, и лишь теперь ей стало ясно: он был человеком, привыкшим думать лишь о себе и никогда о других!

– Похоже, ты привык отдавать приказы, зная, что все кругом тебе повинуются. – Джиллиан даже не пыталась скрыть возмущения.

– Может, ты и права. Но по-моему, скорее мне следует остерегаться тебя, чем наоборот.

– Остерегаться меня? У тебя нет на то никаких причин!

– А мне кажется, что причин более чем достаточно. Ты сняла с меня одежду. Ты забралась в эту постель и лежала на мне. Насколько я помню, ты прикасалась ко мне, как тебе было угодно – даже обмыла мое тело, – а я тем временем лежал обнаженный, неподвижный и беспомощный под твоими руками.

Джиллиан ахнула и отвела глаза.

– А я думала, ты совсем ничего не помнишь.

Гарет едва не застонал. Как он мог об этом забыть? Пусть даже он и потерял память, по не лишился способности чувствовать. Нет, такие вещи мужчине трудно забыть, особенно если речь шла о такой прелестной женщине, как эта. Судя по скудной обстановке, его добровольная сиделка была бедна. Жесткая постель сплетена из ивняка, подушка набита соломой. Вместе с тем ему сразу бросилось в глаза несоответствие между ее окружением и ее одеждой. Ее платье, хотя и простое, явно не принадлежало нищей. Изящно скроено и сшито из материи хотя и не роскошной, но все же достаточно дорогой. Да и черты лица ее отличались топкостью и благородством.

Видно, он и впрямь был нс в своем уме, раз мог принять ее за продажную девку. Может, она была побочной дочерью какого-нибудь знатного лорда?

– Мне знакомо ощущение женского тела, – заявил он беззастенчиво. – Я знал о том, что какая-то женщина прикасалась ко мне, но я даже понятия не имел о том, что этой женщиной была ты, пока не пришел в сознание.

Подбородок Джиллиан слегка приподнялся. Судя по выражению лица, девушка испытывала смешанное чувство обиды и облегчения.

– Если бы я захотела, то могла бы спать на крыше и ты не смог бы мне помешать.

– Вот именно. А это значит, что я нс способен причинить тебе никакого вреда.

– Да, – ответила она медленно, – пожалуй, ты прав. По крайней мере тут его слабость сыграла ему на руку.

Вздохнув, он произнес:

– Тебе нечего бояться меня, Джиллиан. Можешь совершенно спокойно спать рядом.

Однако та по-прежнему не двигалась с места, не сводя с него настороженного взора. Темная щетина на подбородке придавала ему немного грозный вид, однако по краям рта от напряжения залегли глубокие складки. Он был беспомощен, как малое дитя. Неуверенность Джиллиан начала понемногу ослабевать.

– Ты прав, – наконец произнесла она и уперлась коленом в тюфяк, а он между тем осторожно отодвинулся подальше от нес.

– Превосходно, – самодовольно заметил он. – По-видимому, я умею не только изысканно выражаться, по и тонко убеждать.

Джиллиан немедленно остановилась. Она бы наверняка поднялась в тот же миг с постели, если бы не заметила лукавую усмешку у пего на губах. Он еще смел над нею шутить, негодник! Улыбки его как не бывало.

– Ну же, – произнес он мягко. – Думаю, ты нуждаешься в отдыхе нс меньше моего.

Только тогда Джиллиан уступила. Постель была такой узкой, что на ней едва хватало места для двоих, однако она ухитрилась скользнуть под одеяло, нс задев его.

Домик уже погрузился во мрак, однако пи один из них не спал. Джиллиан почувствовала рядом с собой какой-то шорох, и затем безмолвие ночи нарушил его тихий голос:

– Я должен попросить у тебя прощения, Джиллиан.

Девушка слегка повернула голову в его сторону. В темноте нельзя было разглядеть его лица, только неровные очертания фигуры.

– Прощения? За что?

– За то, что случилось этим утром. Я нс должен был принимать тебя за публичную девку.

К счастью для Джиллиан, ночная мгла скрыла густой румянец, выступивший у нес па щеках. Она не ожидала таких слов.

Тут его голос раздался снова, еще тише, чем прежде:

– Я вовсе не хотел заставлять тебя плакать.

Еще большая неожиданность. В горле у Джиллиан встал ком.

– Нет, дело не в этом, – отозвалась она чуть слышно.

– А в чем же тогда?

– Это… это трудно объяснить.

– А ты попробуй.

Джиллиан чувствовала на себе его испытующий взгляд из темноты, и на глаза ее снова навернулись слезы. Его настойчивость невольно напомнила ей о потере отца, которая до сих пор отзывалась болью в ее сердце. А Клифтон… суждено ли ей когда-нибудь снова увидеть брата?

– Когда мы нашли тебя там, на берегу, брат Болдрик думал, что ты погиб, как и все остальные на корабле. Потом ты долго не приходил в себя, и в довершение всех бед у тебя началась лихорадка. И я… – тут она не могла сдержать дрожь, – я думала, что ты…

Жесткая теплая рука легла в темноте на ее ладонь. Худые пальцы сплелись с ее собственными.

– Я не умру, Джиллиан.

Переполненная нахлынувшими на нес чувствами, на сей раз она и впрямь лишилась дара речи. Как бы нелепо это ни казалось со стороны, этот незнакомец, который больше не был для нее незнакомцем, принес ей покой и утешение…

Скоро они оба погрузились в сон. Их тела не касались друг друга… и только руки так и не разомкнулись.

– Значит, он все еще жив.

Джиллиан утвердительно кивнула, а брат Болдрик бросил беглый взгляд на приоткрытую дверь хижины. Утром со свинцово-серого неба на землю опустился тонкий белесый туман, однако день принес с собой робко пробивающийся из-за облаков солнечный свет. Яростный ветер разбивал волны о выступ мыса. Черноголовые чайки над их головами издавали пронзительные крики.

– Кто он такой?

– Его зовут Гарет.

– Гарет?

Джиллиан сделала глубокий вдох.

– Это все, что я о нем знаю… и все, что он сам знает о себе.

Понизив голос, она поведала Болдрику о том, как ее пациент провел много дней в постели, то проваливаясь в забытье, то снова приходя в себя. За последнюю неделю шрамы на его теле приобрели зеленовато-желтый оттенок, и к нему постепенно возвращались силы. Болдрик явно встревожился.

– Мне все это очень не по душе, леди Джиллиан. В чем дело? – поспешно спросил Болдрик, увидев смущение на лице девушки.

–Он знает меня под именем Джиллиан.

– О нет! Миледи, как вы могли допустить такую неосторожность?

– Я… я просто не догадалась вовремя это скрыть. Он спросил, как меня зовут, и я ему ответила, хотя и не обмолвилась ни словом о том, что моим отцом был Эллис из Уэстербрука. Кроме того, – продолжала Джиллиан с жаром, понизив голос, – мне неприятно сознавать, что жители деревни знают меня как вдову Мэриан.

– Только не говорите ему о том, что вы леди Джиллиан из Уэстербрука! Возможно, это и к лучшему, что вы не появляетесь в деревне. Местные жители уже знают о том, что вы ухаживаете за человеком, который сильно пострадал во время кораблекрушения. Я не мог держать это в тайне, поскольку Эдгар и Хью перенесли его в ваш дом. Но мы нс можем рисковать тем, что кто-нибудь из них – или этот самый Гарет – начнет задавать нам лишние вопросы.

У Джиллиан защемило сердце.

– Вы полагаете, люди короля по-прежнему ищут меня?

– Да. И Клифтона тоже.

Джиллиан не сомневалась в правоте его слов, поскольку монахи часто являлись глазами и ушами народа.

– Этот Гарет – человек нс из простых, – произнесла Джиллиан медленно. – Я могу судить об этом по утонченности его речи.

И не только по одному этому, вынуждена была признать она про себя. О том же свидетельствовали благородные очертания его лба, а также то внимание и сочувствие, которые он проявил к ней в ту ночь, когда, по его мнению, заставил ее плакать. И нс далее как этим утром, несмотря на слабость, он попытался подняться с постели, едва увидев ее несущей дрова для растопки. Отбросив в сторону одеяло, он одним быстрым движением опустил ноги на пол, но в тот же миг побелел как полотно.

Охапка дров упала на пол. Джиллиан немедленно бросилась к нему и чуть ли не силой уложила обратно в постель.

– Я не могу тут лежать, пока ты работаешь, – возразил он.

Джиллиан принялась громко протестовать. Однако теперь, после слов брата Болдрика, у нее по спине пробежал холодок. Она вспомнила его неистовство, когда он метался в лихорадке.