– Робби, Робби, ты понял меня?

– Да, – ответил он.

– Тогда в чем же дело, дорогой? Он смахнул слезу, катившуюся вниз по его щеке.

– У меня по-прежнему нет мамы, – произнес мальчик своим дрожащим голоском, – и никогда не будет, если только… если только ты не согласишься стать моей мамой. – Он подвинулся к ней поближе, устремив на нее испытующий взгляд огромных зеленых, как у отца, глаз. – Я… я могу называть тебя мамой?

Джиллиан смотрела на него. «Робби, – подумала она про себя, не в силах совладать с волнением. – Мой дорогой, милый мальчик…»

Она вспомнила тот день, когда малыш впервые вошел к пей в комнату, спрашивая, не она ли его мама, и тут что-то оборвалось в ее груди. Да, Робби не был ее сыном, ее плотью и кровью. Она не могла чувствовать, как он шевелится у нее под сердцем, и все равно она не могла бы любить его больше. Она любила его за его звонкий смех и добрый мягкий нрав. За ту радость, которая охватывала ее всякий раз, когда она прижимала его к своей груди. За тот ни с чем не сравнимый восторг, который он привнес в ее жизнь. Она любила его потому, что он был сыном Гарета…

И ее сыном тоже.

Тут она почувствовала в душе острые уколы совести. Ее ревность к Селесте сразу показалась ей чем-то низким и мелочным – ведь той уже никогда не суждено прижать это мягкое крепкое тельце к своей груди. Селесте и так слишком многого не дано было увидеть. То, как ее сын, взяв в руки палку, упражняется вместе с Гаретом в фехтовании – зрелище, которое неизменно вызывало у Джиллиан улыбку. То, как он понемногу становится высоким и статным, даже в свои юные годы…

Сердце сжалось в ее груди, по щекам потекли слезы. Она протянула руки к Робби, крепко прижав его к себе. Ее пальцы нежно поглаживали его щеки.

– Робби, – произнесла она дрожащим голосом, – ты уверен, что хочешь именно этого? Называть меня мамой? – Она чуть отстранилась и заглянула ему в глаза.

– Да, – не раздумывая ответил Робби.

Приятное ощущение тепла разлилось по всему ее телу.

– Я буду этому очень рада, Робби. Если тебе нравится называть меня так, то мне это понравится еще больше!

Джиллиан крепко обняла мальчика и долго не отпускала от себя, уткнувшись подбородком в золотистое облачко его волос. Наконец она отстранилась от него и шутливо погрозила пальцем:

– Ну а теперь, юный сэр, вам пора спать. В глазах Робби вспыхнули искорки.

– Хорошо… мама! – С озорным смешком он отскочил на противоположную сторону кровати.

Джиллиан подхватила его и рассмеялась сквозь слезы. Он прикорнул рядом с ней, теплый и довольный.

На следующее утро они оба проснулись позднее обычного.

– Папа дома! – радостно закричал Робби, врываясь в главный зал с внутреннего двора замка.

Джиллиан только что вернулась из кладовой. Глаза ее округлились от испуга, она всплеснула руками.

– Скажи мне, Линетт, нет ли у меня грязи на лице? А на подбородке? – Она подвязала волосы лентой, чтобы не мешали во время работы. Без сомнения, вид у нее сейчас был совсем как у девчонки!

– Волосы! – засуетилась она. – Я должна расчесать волосы! – Джиллиан опустила глаза на свои юбки и так и ахнула. – Боже, до чего же я грязная! Мне нужно принять ванну…

Линетт только рассмеялась в ответ. Она смахнула паутину с ее юбок, после чего выпрямилась и с улыбкой произнесла:

– Вы выглядите чудесно, миледи, поверьте. К тому же у вас уже нет на это времени. – Она приподняла брови и кивнула, давая понять, что они находились в комнате не одни.

Джиллиан тут же повернулась, и сердце подпрыгнуло в ее груди.

Гарет стоял в дверях с Робби на руках – живой, невредимый и ошеломляюще красивый. Глаза их встретились и не могли оторваться друг от друга. Затем он медленно опустил на пол Робби и приблизился к ней, по-прежнему не сводя с нее взгляда.

И Джиллиан тоже не в силах была оторвать от него глаз. Весь мир мог обрушиться вокруг нее, и тем не менее в нем остались бы они двое. Она бы ни за что не двинулась с места, даже если бы из-под ее туфель вырвались языки адского пламени. Он стоял перед ней – так близко, что ей стоило только протянуть руку, чтобы дотронуться до него. О Боже, как же ей этого хотелось! Провести пальцами по щетине на его подбородке, так приятно щекотавшей ей ладонь, по его гладким губам…

– А ты, я вижу, поправился, – проговорила она, разглядывая его высокую мощную фигуру. Широкая грудь и плечи натягивали ткань его туники так, что на ней не осталось ни единой морщинки.

Уголки его губ слегка приподнялись, и он осмотрел ее с головы до ног.

– Как и ты, моя прелесть. Джиллиан так и вспыхнула румянцем.

– Да, наверное… в некоторых местах.

Рука ее взметнулась к талии. С тех пор как они в последний раз видели друг друга, прошло почти три месяца. Джиллиан знала, что выглядит теперь совсем иначе, чем в тот день, когда он ее покинул.

– Робби говорит, что я располнела.

– Нет, вряд ли, – усмехнулся в ответ Гарет. – Ты еще прекраснее, чем когда бы то ни было.

Его взгляд бродил по ее лицу с нетерпением, почти с алчностью, заставив ее сразу воспрянуть духом. Затем глаза его остановились на ее губах, отчего розовый румянец на ее щеках стал пунцовым, а сердце бешено заколотилось.

Его тонкие сильные пальцы подхватили ее под локоть, и они вместе направились в главный зал, куда уже начали понемногу собираться рыцари Гарета, узнавшие о возвращении хозяина. Пока слуги подавали на стол мясо и эль, они беседовали обо всем, что произошло в его отсутствие. Его люди горели нетерпением узнать последние новости из внешнего мира. Но когда один из рыцарей поинтересовался, чем занят сейчас король, внутри у Гарета словно погас свет и он внезапно стал печальным и задумчивым. Люди за столом притихли, вопросительно глядя на хозяина.

– Ветры недовольства дуют над страной, и притом сильнее, чем когда бы то ни было. Я боюсь за Англию. Я боюсь за Соммерфилд, – задушевно произнес Гарет. – До сих пор я старался не принимать ничью сторону – не идти на поводу у короля и не поддерживать мятежников. Однако теперь я задаюсь вопросом… не ошибся ли я?

– Вы сделали то, что должны были сделать, – ответил сэр Годфри. – Боже правый, ведь он же держал в руках жизнь вашего сына! Вы не могли помешать ему взять маленького Робби в заложники. Иначе королевские войска сровняли бы Соммерфилд с землей!

Гарет поднял руку.

– Мне приятно слышать от вас эти слова, ибо, должен вам признаться, король подверг меня суровому испытанию. За несколько недель я изъездил едва ли не каждый холм и долину в Англии по меньшей мере по три раза. Король, видите ли, пожелал, чтобы я втерся в доверие к баронам, дабы снова привлечь их на его сторону. – Он помрачнел. – Нелегкая задача, смею вас заверить. По правде говоря, нередко мне едва удавалось унести вовремя ноги, ибо среди баронов есть немало таких, кто до сих пор смотрит на меня с подозрением, поскольку я не присутствовал на встрече в Раннимиде – и, возможно, зря. После того как Великая хартия вольностей потерпела поражение, ряды повстанцев заметно поредели, но теперь оставшиеся совершают набеги на владения короля, и я боюсь, как бы они не разорвали наше бедное королевство на части. Они не могут договориться между собой, что давно уже следовало бы сделать, и вместо этого погрязли в междоусобных распрях. К тому же сейчас для Англии появилась еще одна угроза…

– Из Франции, – тихо закончил за пего сэр Маркус.

– Да, – подтвердил Гарет, и было видно, что каждое слово давалось ему с трудом. – Королю удалось заручиться благоволением папы. Иоанн пообещал ему, что когда с мятежными баронами будет покончено, он немедленно поведет свою армию в Святую землю. Теперь повстанцы оказались в немилости у церковных властей. Сражаясь против Иоанна, они превратили папу в своего врага. Просто глупцы, – заявил Гарет без обиняков, – все до единого, и только эта глупость заставила их обратиться к принцу Людовику Французскому, чтобы тот помог им нанести поражение королю Иоанну. Однако единственное желание Людовика – самому завладеть Англией! Более того, он уже захватил несколько замков в юго-восточной оконечности королевства, однако даже не подумал вернуть их баронам, умолявшим его о содействии. Вместо этого Людовик передал их своим собственным приспешникам!

Среди собравшихся пронесся протестующий ропот. Люди переглядывались между собой, не скрывая своего изумления и негодования.

– Я должен быть с вами откровенным. Король капризен и непредсказуем. Он доверил большую часть своего состояния монастырям, разбросанным по всей стране. Однако теперь он возит повсюду за собой в своем кортеже золото и драгоценности. – Гарет сделал паузу, окинув взглядом собравшихся за столом. – Если король Иоанн сумеет взять верх над баронами и принцем Людовиком, мы все проиграем. Но если победа окажется на стороне принца Людовика, мы все равно проиграем. Я не хочу делать вид, будто всегда принимал только верные решения. Однако нам всем сейчас предстоит сделать выбор, и я свой уже сделал. – Голос его выдавал глубокую убежденность в своей правоте. – Я больше не покину Соммерфилд. Я и так уже слишком долго отсутствовал. Король уже конфисковал замки и имущество многих из повстанцев, и я не намерен помогать ему в этом. Сейчас каждый сам за себя. Я не намерен уступать Соммерфилд ни королю Иоанну, ни Людовику Французскому, ни кому бы то ни было. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить мой дом, мои земли, мою семью и моих людей. Я не осужу вас и не стану вас останавливать, если вы решите принять сторону короля или повстанцев. Каким бы ни был ваш выбор, вы всегда вольны меня покинуть.

В зале воцарилась тишина. Джиллиан затаила дыхание.

Маркус первым поднялся с места, за ним Годфри и Бентли, и вскоре уже все рыцари вскочили на ноги, высоко подняв свои мечи. Раздались дружные возгласы:

– Мы с вами, милорд!

– С вами до конца, милорд!

То было трогательное, волнующее зрелище. Слезы обожгли глаза Джиллиан, слезы гордости за мужа. Сколько же мужества требовалось от Гарета, чтобы проявить подобное смирение в присутствии своих людей!

Немного времени спустя они поднялись по ступенькам лестницы в спальню. Едва оказавшись там, Гарет сразу направился к камину. Он стоял там довольно долго, повернувшись к Джиллиан спиной и не говоря ни слова. Почувствовав напряжение в его позе, она нахмурилась.

– Гарет, – произнесла она наконец, – что случилось?

Плечи его казались сгорбленными, затем как-то неестественно поникли. Он обернулся, оказавшись к ней лицом к лицу, и в глубине его глаз отражались боль и неуверенность. В уголках губ залегли скорбные складки.

– Я был в Корнуолле, – произнес он тихо, – на морском побережье. Я остановился возле сельской церкви, чтобы отдать дань памяти могиле брата Болдрика.

– И что, ты это сделал? – Ей стало страшно.

– Нет. Никакой могилы там не оказалось.

– Что?! – воскликнула она. Гарет покачал головой.

– Я говорил с отцом Эйданом. По его словам, после нашего отъезда состояние брата Болдрика еще более ухудшилось, и он лежал при смерти. Однажды ночью отцу Эйдану пришлось его соборовать, и по завершении обряда брат Болдрик попросил оставить его одного. Отец Эйдан уважил его желание и удалился. – Он сделал паузу. – На следующее утро брат Болдрик ушел…

– Тогда почему же ты не нашел его могилы?

– Он ушел, Джиллиан. Ночью он покинул церковь. На следующее утро один из жителей деревни обнаружил следы недалеко от той самой хижины на берегу.

Джиллиан с ужасом уставилась на Гарета. Ей казалось просто немыслимым, чтобы брат Болдрик бросился в волны моря или остался лежать на берегу до тех пор, пока смерть и прилив не унесли его тело.

– Скорее всего мы так и не узнаем, почему он это сделал, – продолжал Гарет мягко. – Отец Эйдан ничего не смог мне объяснить.

– Ушел, чтобы умереть в одиночестве, – прошептала Джиллиан. – Не хотел ни для кого быть обузой…

Однако почти тут же в голову ей пришла другая страшная догадка. Может быть, причина была иной? Ей невольно вспомнилась судьба отца. Не потому ли, что Эллис из Уэстербрука покончил с собой, брат Болдрик решил последовать его примеру? Впрочем, Гарет прав, подумала она про себя с горечью. Скорее всего они так никогда и не узнают правды. Во всяком случае, не сейчас.

Слеза скатилась по ее щеке, потом еще и еще… Гарет сделал было шаг в ее сторону, однако Джиллиан замотала головой.

– Нет. – Голос ее дрогнул. – Да, мне сейчас тяжело, но в глубине души я все это время знала, что брат Болдрик мертв. Со мной все в порядке, честное слово. – И смахнула слезы со щек.

– Это еще не все, – тихо сказал Гарет. Джиллиан уставилась на него. По-видимому, что-то в выражении его лица выдало его. Сердце ее бешено заколотилось, внутри все сжалось от страха.

– Это касается короля, не так ли?

– Да. Он… просто безумен, как мне кажется. Всю свою жизнь насмехался над Богом и церковью, однако теперь он стал бояться Его. Он сам понимает, что много грешил в своей жизни, и теперь носит на шее реликвии святых, умоляя Бога пощадить его. Он все время опасается, что его отравят, и не садится за стол до тех пор, пока кто-нибудь из его приближенных не попробует его еду и питье. То он подозревает каждого встречного в заговоре с целью захвата короны. То вдруг заявляет, что убийца, которому удалось тогда скрыться, по-прежнему разыскивает его, чтобы уничтожить. Джиллиан, он снова поклялся во что бы то ни стало найти и покарать сообщника твоего отца… и Клифтона тоже.

Джиллиан побледнела, дыхание ее стало прерывистым. – А я?

– Он ничего не говорил о тебе, Джиллиан. И клянусь гробом Господним, ни король, ни кто-либо из его людей не посмеет причинить тебе ни малейшего вреда.

Джиллиан ничего не ответила.

– Послушай меня, – произнес он, первым нарушив воцарившееся молчание.

Она не хотела этого. Все ее существо, казалось, разрывалось на части. Однако в его тоне присутствовало нечто, требовавшее беспрекословного подчинения. Нетвердой походкой она пересекла комнату.

– Джиллиан… – Он перехватил ее руку, сжав ее между своими ладонями. У него были настоящие крепкие мужские руки, и ей вдруг снова захотелось расплакаться. – Ты слышишь меня, любимая?

– Да, – отозвалась она безжизненным тоном.

– Но ты мне не веришь. Джиллиан сглотнула.

– Нет, дело не в этом, – отозвалась она чуть слышно и попыталась отстраниться от него. Его хватка сделалась еще крепче.

– Что же тогда?

Храбрость изменила ей, сменившись набиравшим силу страхом. Она едва в состоянии была говорить из-за комка, вставшего в горле.

– Поклянись мне, – произнесла она срывающимся голосом. – Дай мне слово, что, если со мной что-нибудь случится, ты позаботишься о нашем ребенке.

Гарет выругался себе под нос.

– Только не надо смотреть на меня так! Ничего с тобой не случится, обещаю.

Их глаза на миг встретились, она не выдержала его взгляда. Гарет снова выругался и притянул ее к себе поближе.

– Взгляни на меня, дорогая.

Блестящие сапфировые глаза были обращены на его лицо, и его выражение тут же смягчилось.

– Знай, что я твой муж. Знай, что я твой отныне и навеки. – Голос его понизился почти до шепота: – Знай, что я никогда не предам тебя.