Глава 1

Шотландия, начало XIII века

— Не бойся.

Голос, произнесший эти слова, был холоден, как горное озеро в зимние морозы. Услышав их, Мередит Монро оцепенела… Она вспомнила, что однажды уже испытала подобное оцепенение.

Ее четки соскользнули на пол. Не бойся, повторил голос. Увы, она боялась! Не просто боялась, но была в ужасе, потому что в двух шагах от нее возвышались массивные фигуры двух мужчин. Рука третьего крепко зажимала ей рот.

Эти люди не должны были здесь находиться. Единственным мужчиной, имевшим доступ в монастырь, был отец Маркус, приходивший, чтобы отслужить мессу да исповедать монахинь и послушниц, живших за толстыми каменными стенами Коннириджа.

Мысли у нее путались. Боже милосердный, ее схватили, когда она молилась, стоя на коленях возле постели, и грубо поставили на ноги. Тот, который теперь держал ее… у него такая огромная ручища! Она закрывала ей нос и рот, так что Мередит едва могла дышать. Ее оглушали удары собственного сердца, громко отдававшиеся в ушах.

И с каждым ударом сердца нарастал страх — она не сомневалась: эти люди хотят причинить ей зло. Где сейчас матушка Гвен? Где сестра Амалия? Как эти люди проникли за высокие монастырские стены? Неужели никто не услышал ни звука? У нее зародилось страшное подозрение: а вдруг никто ничего не услышал потому, что их уже нет в живых?

Нет. Только не это! Она не должна так думать, иначе не выдержит!

Человек, зажимавший ей рот, угрожающе прошептал:

— Хочу предупредить: не вздумай кричать, это тебе не поможет. Ты меня поняла?

Кричать, подумала она. Он, как видно, шутить изволит! Она не могла пошевелиться от ужаса. А горло ее от страха так пересохло, что, даже если бы она попыталась кричать, не смогла бы этого сделать!

— Кивни, если поняла меня.

Она с трудом приподняла и опустила подбородок.

— Отлично, — пробормотал он. — А теперь, Мередит Монро, дай-ка на тебя посмотреть.

У нее подкосились ноги. Он знает ее имя! Откуда?

Незнакомец медленно развернул ее к себе лицом.

Словно желая ему помочь, из-за облаков выплыла полная луна, и ее свет проник сквозь узкое оконце, расположенное высоко над полом. Мередит, почувствовав на себе его напряженный взгляд, покраснела. Волосы ее были распущены и не прикрыты ни платом, ни даже вуалью. Ни один мужчина не видел их с того дня, как много месяцев назад она распрощалась со своим отцом.

Мужчина молча не отрываясь смотрел на нее, и интуиция подсказывала ей, что этот человек у них главный.

Набравшись храбрости, Мередит медленно подняла глаза и взглянула ему в лицо. Он казался ей воплощением зла. В полутьме трудно было разглядеть его черты, но такого напряженного мерцающего взора она еще не видывала. Их взгляды встретились, и она задрожала от страха. Может быть, это и есть лицо смерти?

Она перевела взгляд на меч, висевший у него на поясе, потом увидела шотландский кинжал, рукоятка которого была украшена затейливой резьбой, и вдруг отчетливо поняла, что если сегодня суждено пролиться крови, то это будет ее кровь.

Один из мужчин зажег огарок свечи.

— Это она? — спросил он.

— Да, — ответил человек, стоящий рядом с ней. — Она типичная Монро, не ошибешься.

Ей было страшно, однако она заставила себя говорить:

— Что вам здесь надо? Я вас не знаю, хотя вы, кажется, знаете меня.

Он не подтвердил, но и не опроверг ее слова.

— Вы собираетесь убить меня? Вместо ответа он спросил:

— Ты заслуживаешь смерти?

«Нет!» — хотелось закричать ей. Но вместо этого ее пальцы потянулись к небольшому серебряному распятию, висевшему у нее на шее. Его подарил ей отец в тот день, когда привез ее сюда. Прикасаясь пальцами к травленой поверхности, она как бы черпала спокойствие и силу. Она вспомнила слова отца, сказанные им на прощание: «Помни, дочь, Господь всегда будет с тобой… как и я».

Она едва заметно покачала головой.

— Не мне судить об этом.

Он усмехнулся, хотя глаза его остались холодными.

— Может быть, я могу об этом судить?

Мередит судорожно глотнула воздух. Неужели у этого человека нет никакого уважения к Всевышнему? «Глупый вопрос, — отозвался внутренний голос. — Разве само его присутствие не является ответом?»

— Ни одному человеку не дано судить об этом, только Богу, — сказала она, изо всех сил стараясь сдержать дрожь в голосе.

— Однако не всегда так бывает. Разве мало Божьих созданий умирает от болезней? Умирают и дети, и старики. А мужчины… мужчины убивают других мужчин… а иногда и женщин.

У нее мороз пробежал по коже от этих слов, и она побелела как мел.

— А что стало с остальными? — дрожащим голосом спросила она. — С матушкой Гвен? С сестрой Амалией? Неужели они…

— Они живы и здоровы и спокойно спят в своих постелях.

Мередит глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Чего он хочет от нее? Не похоже, чтобы он собирался отвезти ее к отцу! Надо попытаться удрать от этого сумасшедшего, потому что только такой безумец, как он, мог осмелиться проникнуть в это святое место.

И, круто развернувшись, она выбежала из кельи.

Не следовало ей быть такой самонадеянной. Она была проворна, но они еще проворнее. Не успела она пробежать и трех шагов, как сильные руки сжали ее как клещи и заставили остановиться. Потом ее поволокли назад и поставили перед ним. Она ударилась о его тело, как о каменную стену.

Она принялась отчаянно вырываться из чужих рук.

— Стой спокойно! — прошипел он.

Как бы не так! Она не желала ему подчиняться! Он схватил ее за плечи.

— Прекрати, черт тебя возьми! — прорычал он.

Его рука сжала ее талию, угрожая сломать ребра. Ей стало трудно дышать. Она чувствовала, как он силен, ощущала мощь его мускулов. Она ловила ртом воздух, стараясь перевести дыхание, понимая, что он может без труда сломать ее, как тонкую веточку.

Она отказалась от сопротивления. Голова ее поникла. Она издала какой-то сдавленный жалобный писк, ненавидя себя за то, что не может унять дрожь в теле, и сознавая, что он видит ее страх. Если ей суждено умереть, то пусть уж смерть будет мгновенной: кинжал в сердце — и конец.

Но похоже, на это нечего рассчитывать.

Она почувствовала, как ее оторвали от холодного каменного пола, и с удивлением обнаружила, что сидит на скамье возле стола.

— А теперь делай то, что я прикажу.

Она неожиданно вспомнила, что однажды с ней уже такое случалось: ее уже вытаскивали из постели среди ночи. Неужели и на этот раз все закончится тем же? Прошу тебя, Господи, только не это! Ей не пережить такое во второй раз.

Она медленно подняла голову.

— Если ты собираешься… если ты хочешь… — Видит Бог, она даже слов этих не могла произнести!

Но в этом не было необходимости.

— Надругаться над тобой?

Ее бросило в жар от смущения.

— Да, — прошептала она. Он расхохотался.

— Полагаю, этого не произойдет, Мередит Монро. Если бы мне была нужна женщина, то, будь уверена, я выбрал бы не тебя. По правде говоря, я с трудом выношу даже твое присутствие.

Подобные заверения едва ли могли ее успокоить. Он щелкнул пальцами, и один из его помощников подошел к ним, держа наготове пергамент, перо и чернила.

— Ты напишешь записку матушке Гвен, в которой укажешь, что, увы, не можешь посвятить свою жизнь Господу Богу и вообще не можешь продолжать жить, потому что стыдишься того, что столь некрепка в вере.

Мередит похолодела. Господи, он заставит ее лишить себя жизни.

— Нет. Я не стану этого делать. Лишить себя жизни — это смертный грех!

Темноволосый незнакомец положил руку на рукоять кинжала.

Она покачала головой.

— Я не умею писать, — в отчаянии солгала она.

— Лжешь. Ты вела бухгалтерию для настоятельницы монастыря.

Откуда он узнал об этом? Кто он такой и почему знает о ней все? Она постаралась взглянуть на него сердито, но тут же поняла, как жалко выглядит, и, смутившись, опустила глаза.

Еще никогда в жизни Мередит не презирала себя так, как в этот момент. Она взяла в руку перо и, глядя на пергамент глазами, полными слез, написала:

Матушка Гвен и мои дражайшие сестры во Христе!

Как ни больно мне признаться в этом, но у меня нет выбора. Я не могу больше оставаться слугой Божьей. Мне очень стыдно, что я так некрепка в вере. Поэтому я должна положить всему конец. Простите меня, сестры, за то, что я должна сделать, и помолитесь за мою грешную душу, чтобы не лежало на ней вечное проклятие.

Она поставила свою подпись и отложила перо. Он пристально наблюдал за ней, и взгляд его пронзал ее насквозь. Он взял записку.

— «Помолитесь за мою грешную душу», — процитировал он. — Будем надеяться, что кто-нибудь сделает это. — Он положил письмо на середину стола. — Вставай, — приказал он.

Мередит хотела было возразить, но раздумала. По правде говоря, она была так рада, что все еще жива, что боялась не удержаться на ногах.

— Дай сюда руки.

Она молча подчинилась. Он подал знак, и один из его людей связал ей руки обрывком веревки. Сделав свое дело, человек распахнул дверь.

Горящие глаза главаря сердито взглянули на нее.

— Иди, — только и сказал он.

Мередит инстинктивно попятилась, однако его пальцы крепко сжали ее локоть. Она поежилась от его прикосновения, но все же пошла, стараясь не поддаваться отчаянию и страху. Кто он такой? И что ему нужно от нее? Почему он ее не прирезал? А зачем ему вообще убивать ее? Или он действительно хочет, чтобы она покончила с собой?

Они миновали апартаменты матушки Гвен. Мередит взглянула вперед и торопливо отвела взгляд в сторону. Они приближались к комнате, в которой спали монахини. Если сейчас крикнуть и поднять тревогу, то кто-нибудь из сестер, возможно, проснется. Возможно даже, что кто-нибудь уже проснулся, потому что пора было собираться к заутрене. Тогда непрошеных гостей сразу же обнаружили бы…

Он грубо дернул ее и прижал к себе. Все посторонние мысли моментально улетучились. У нее перехватило дыхание и чуть не остановилось сердце. Мередит вновь поразилась тому, что грудь его напоминает железную стену. Он наклонил голову так, что его губы прикоснулись к ее уху, и она перепугалась до смерти. Силы небесные, что он хочет ей сказать?

— Не делай этого, — прошептал он, — потому что если они попытаются броситься тебе на помощь, то могут пострадать ни за что ни про что. Ты тоже. Я сделаю то, что задумал, и никто меня не остановит.

«Ничего себе предупреждение», — подумала она.

В отчаянии от своей беспомощности и слабости, Мередит сжала в кулаки связанные руки и сердито отвернулась.

— Бороться можно не только мечом, но и другими способами, — пробурчала она, не глядя на него.

Он невесело рассмеялся.

— Да уж, что правда, то правда.

Произнеся эти загадочные слова, он взял ее за локоть и потащил за собой вниз по узкой лестнице. Его люди следовали за ними по пятам.

Видно было, что он здесь отлично ориентируется и знает, куда идти. Они прошли через неф церкви, обогнули алтарь, потом, торопливо пройдя через крытую аркаду, свернули возле трапезной налево и вскоре вышли из здания в залитую лунным светом ночь. Он даже ни разу не замедлил шаг. Миновав деревянные хозяйственные постройки и огороды, они вышли в сад. Еще немного — и они оказались за стенами монастыря.

Они остановились перед гранитным крестом святого Михаила, воздвигнутым несколько веков назад. Сюда доносился острый запах моря, но Мередит едва замечала его. Она с трудом подавила желание расплакаться, ведь здесь, на этом самом месте, она попрощалась с отцом.

Она уговорила его не приезжать сюда, пока сама не попросит его об этом, потому что боялась, что, если он приедет, она может поддаться искушению и вернуться вместе с ним в замок Монро — в замок, который был ее домом. У нее защемило сердце при воспоминании о том, как его голубые глаза, так похожие на ее глаза, наполнились слезами, которые он даже не пытался скрыть. Они плакали, не в силах оторваться друг от друга.

Господи, как давно это было. Она ненавидела себя за то, что разочаровала его. Она была его единственным ребенком, и он мечтал о том, что она когда-нибудь выйдет замуж и подарит ему внуков.

Но Мередит знала, что она никогда не выйдет замуж… Никогда.

Она не рассказала отцу о той ужасной ночи. И никогда не расскажет. По правде говоря, она вообще никому не рассказывала об этом. Хотя у нее сердце разрывалось от горя, когда она покидала замок Монро, оставаться там она не могла. Она не могла жить, опасаясь каждого мужчины и каждого подозревая в том, что именно он опозорил ее. Она не могла рассказать отцу правду о том, что произошло той страшной ночью… Откровенно говоря, она й сама не знала правды.

Именно поэтому она покинула своего горячо любимого отца. Именно поэтому она никогда не вернется домой.

Когда Мередит попросила отца отвезти ее в Конни-ридж и поведала о своем намерении принять постриг, он был озадачен. Естественно, он задал ей кое-какие вопросы, но в конце концов согласился исполнить ее просьбу. Он смирился с тем, что она останется в монастыре навсегда.

Монастырь стал ее убежищем. И именно здесь ужас, поселившийся в ней после той ночи, начал постепенно отступать. В этих стенах она вновь обрела себя, и в душе ее наступил мир и покой, которые она считала навсегда утраченными. Со временем ей стало даже уютно в монастыре, хотя холод, проникая сквозь подошвы сандалий, пробирал ее до костей. Недавно она приняла решение посвятить себя Господу Богу. Став монахиней, она была бы защищена от мужской похоти…

Однако ее не оставляли сомнения. Хотя она приняла решение исключительно по доброй воле, она не чувствовала прежней уверенности. Правильно ли она поступит, приняв постриг? В этом ли ее призвание? Ответ должно было подсказать сердце, а оно молчало. В течение нескольких последних недель она ежедневно молила Господа указать путь, по которому ей следовало идти.

Она должна была принять постриг в этом месяце… но кто знает, что будет с ней к тому времени?

Монастырская жизнь многим могла бы показаться тюремным заключением, потому что дни в обители были похожи один на другой и заполнены исключительно молитвами, работой, изучением богословских книг, сном да трапезой. Праздность считалась здесь врагом души. И поэтому у Мередит не оставалось времени думать о чем-то другом.

Но теперь она снова лишилась душевного покоя. И все из-за него…

Из-за еще одного мужчины, даже имени которого она не знала.

Мередит с опаской поглядывала на него. Во мраке ночи он казался черной безликой тенью. Она попыталась представить себе, как он выглядит при свете дня. Наверное, молодой, по крайней мере моложе, чем ее отец или дядюшка Роберт. Такой дурной человек должен быть безобразным, как сам сатана. У него, несомненно, желтые, гнилые зубы, а кожа наверняка побита оспой и темная, как у язычников. Ее передернуло от омерзения, и она подумала, что, может быть, даже хорошо, что сейчас темно, потому что при свете дня он мог бы испугать ее до смерти!

Он что-то вполголоса сказал своим людям, она не расслышала, что именно. Мужчины кивнули и куда-то ушли, а он направился к небольшой телеге, которую она не сразу заметила.

Потом он обернулся и поманил ее. Мередит, замирая от страха, подошла к нему и, не удержавшись, заглянула в телегу. Там лежала женщина, длинные рыжие волосы которой — грязные и спутанные — разметались по деревянным доскам. Голова ее была повернута под странным углом. Тусклые, немигающие глаза смотрели прямо на нее.

Женщина была мертва.

Крик застрял в горле Мередит, она покачнулась, но, к счастью, удержалась на ногах.

Крепкие пальцы схватили ее за локоть.

— Раздевайся, — приказал он, но, услышав его голос, она вновь почувствовала ужас.

Он развязал веревку, стягивавшую ее 'запястья. Может, она сошла с ума? Может, все это снится ей в дурном сне? Она зажмурилась, стараясь убедить себя, что все еще находится в своей келье и лежит, свернувшись калачиком, в своей постели, потом, судорожно глотнув воздух, медленно открыла глаза.

Сначала взгляд ее упал на мужскую ногу в сапоге. Увы, это ей не приснилось… Он был здесь. Все такой же отвратительный. И такой же опасный.

— Я не люблю повторять дважды, — заявил он.

У Мередит потемнело в глазах. Она, наверное, не так его поняла. Она хотела что-то сказать, но не смогла произнести ни звука.

— Ладно. Не хочешь — не надо. — Он по-хозяйски положил руки на ее плечи, отыскивая ворот платья.

Она вздрогнула, почувствовав прикосновение-теплых пальцев к своей коже, и отпрянула от него, как будто обожглась.

— Нет! — задыхаясь, пробормотала она.

— Так разденься сама, или мне придется раздеть тебя. Она не сомневалась, что именно так он и сделает. Она чувствовала это по его тону, по тому, как решительно он расправил плечи. Он ставил цель и достигал ее, пропустить его приказание мимо ушей или не подчиниться ему было невозможно.

Его угроза испугала ее, пальцы не желали слушаться. Ей было стыдно оказаться голой под его взглядом. Ругая себя, она неуклюже принялась возиться с застежкой. «Дурочка! Зачем я сразу не подчинилась ему?» — про себя возмущалась она. Она полное ничтожество — слаба и душой, и телом и слишком беспомощна, чтобы противостоять ему. Где уж ей одолеть его силу, терзала себя она.

Потупившись, она спустила с себя грубое одеяние, которое упало на землю возле ее ног. Она залилась краской от стыда, пытаясь прикрыть руками свое тело — и не от холодного ночного воздуха, а от острого как стальной клинок взгляда его холодных глаз.

Однако он, даже не взглянув на нее, наклонился и поднял с земли ее платье. Потом, подойдя к телеге, принялся снимать одежду с мертвой женщины и, к удивлению Мередит, бросил ее ей.

— Надень это!

На этот раз Мередит не стала медлить. Трясущимися руками она напялила на себя грязное, не подходящее ей по размеру платье, радуясь тому, что сможет скрыть от него свое тело.

К тому времени, как она закончила одеваться, возвратились его люди, ведя за собой трех коней. У Мередит замерло сердце. Неужели они собираются увезти ее куда-то? Двое мужчин подошли к обнаженному телу женщины. Мередит с удивлением увидела, что они натягивают на труп ее платье. Закончив, они вопросительно взглянули на вожака.

— Уберите ее отсюда, — тихо скомандовал он.

Один из мужчин ухватился за левую ногу женщины, другой — за правую. Они отволокли тело ярдов на двадцать в сторону. То, что произошло дальше, привело Мередит в замешательство.

Тело сбросили с обрыва прямо на острые скалы. Конечно, женщина не кричала, хотя Мередит показалось, что она слышит ее крики.

Мередит съежилась от ужаса. Скалы внизу вопьются в тело женщины, словно зубы морского чудовища. Они превратят ее в кровавое месиво… Бедняжка! Ей повезло, что она уже мертва. Но зачем они ее убили? Зачем было убивать ее, если они собирались сбросить ее с обрыва?

Она оцепенела от страха. Наверное, теперь ее очередь? Остаться в живых после падения с обрыва не было ни малейшего шанса. Обрыв был очень высоким, можно было умереть, не долетев до скал. Хотя Мередит не боялась высоты, она всегда старалась обходить стороной это место.

При мысли об этой бедняжке сердце Мередит защемило от жалости. Женщина была миловидная. Молодая и миловидная. Ей было рано умирать…

Мередит мысленно помолилась о душе погибшей. И тут только начала понимать смысл того, что произошло. Ярко-рыжие волосы покойной… переодевание трупа в ее одежду… Она побледнела и оглянулась. Он стоял не двигаясь и смотрел на нее, словно ожидая ее реакции.

— Силы небесные! — едва слышно пробормотала Мередит. — Они подумают, что… — Она замолчала. Потом, глотнув воздуха, попыталась продолжить: — Ты хотел, чтобы сестры подумали, что…

— Что эта женщина — ты. — Он улыбнулся довольной улыбкой. Мередит не могла даже притвориться, будто понимает, чему он радуется. — Ее тело разобьется о скалы, и его будет невозможно опознать, — пояснил он будничным тоном.

Боже милосердный, он прав. Вскоре после того как она приехала в Конниридж, к скалам прибило тело одного из жителей деревни. Он был рыбаком. Тело его было побито о камни, лицо изуродовано. Ее тогда чуть не вырвало. Теперь она поняла. Ее записка… Так вот зачем она ее писала. Монахини увидят рыжеватые волосы женщины, одетой в ее одежду, и подумают, что это она, Мередит, сама бросилась с обрыва.

«Хорошо еще, что бедная женщина была уже мертва», — подумала Мередит, и вдруг ее осенило.

— Ты убил ее?

Он молчал, и напряженная тишина сказала ей больше, чем могли бы сказать слова. Мередит покачала головой.

— Почему? — с трудом произнесла она. — Почему ты это сделал?

Он снова не ответил.

— Значит, я следующая? — Сама удивляясь своей дерзости, она расправила плечи и ударила себя кулачком в грудь. — В таком случае давай убей меня, если тебе так хочется! Убей прямо сейчас!

— Убить тебя? — Он расхохотался резким невеселым смехом. — Полно тебе, не строй из себя дурочку. Неужели ты и впрямь думаешь, что я собираюсь убить тебя? Ну как, пойдешь добровольно, или снова связать тебе руки?

Мередит опустила голову и вновь принялась ругать себя. Из-за нее убили женщину, а она только и думает, как бы спасти собственную душу! Она не только безвольна, но еще и эгоистична, и ей остается лишь надеяться, что Господь ее простит. Но так или иначе, она не позволит этому безжалостному человеку одержать над ней победу.

Он отвернулся от нее, и Мередит поняла, что разговор окончен. Его люди подвели коней, и он жестом приказал ей подойти.

Призвав на помощь всю свою храбрость, Мередит громко сказала:

— Нет! — Он удивленно взглянул на нее. — Ты сумасшедший, и я с тобой никуда не поеду.

Рядом кто-то крепко выругался и толкнул ее в спину так, что она чуть не упала. Он вовремя подхватил ее.

— Не надо, Финн. Оставь ее в покое.

Он так крепко прижал ее к себе, что она боялась вздохнуть. Она чувствовала его силу и понимала, что могла поплатиться жизнью за свою выходку.

Мередит подняла голову с его груди, ширина которой внушала ей благоговейный страх.

— Я никуда с тобой не поеду.

— Поедешь, Мередит Монро. Поедешь.

— Не поеду, — упрямо повторила она, вздернув подбородок. Но уверенность в себе улетучилась так же внезапно, как и появилась. В глубине души она была потрясена собственной дерзостью. Может быть, не он, а она сошла с ума?

— Кто ты? И зачем это делаешь? Что тебе от меня нужно?

Он отпустил ее. Она с трудом подавила желание убежать, но не сделала этого. Ее босые ноги словно вросли во влажную от росы землю.

— Кто ты такой? — повторила она. — Ты делаешь вид, что знаешь меня, хотя могу поклясться, что до нынешней ночи я никогда тебя не видела.

— Да, дорогуша, не видела.

— Тогда скажи, кто ты такой? — Желание узнать правду оказалось сильнее страха. Если ей суждено умереть, то она по крайней мере будет знать, почему умирает и имя человека, который перережет ей горло.

Острый взгляд скользнул по ней, и она сжалась.

— Меня зовут Камерон, — заявил он и добавил, чтобы расставить все точки над i: — Я из клана Маккеев.

Глава 2

В Конниридж его привела жажда мести и смертельная вражда, которая продолжалась уже более столетия.

Разыскать ее было нетрудно. Она была единственной дочерью — более того, единственным ребенком — Рыжего Ангуса, вождя клана Монро. Конечно, Камерону пришлось кое-кого ублажить, но зато он получил все необходимые сведения.

Разумеется, некоторые отговаривали его от этого плана. Мюррей, например, с сомнением покачивая лохматой, нечесаной головой, кричал:

— Тебе не удастся это сделать! Тем более что женщина посвятила себя служению Богу! Это тебе дорого обойдется, приятель!

— Она еще не приняла постриг, — объяснял готовый к подобным возражениям Камерон. — И как бы дорого мне это ни обошлось, я готов заплатить любую цену.

Как и все прочие, Камерон был человеком богобоязненным, но в данном случае это не имело значения. Даже если бы Мередит, дочь Рыжего Ангуса, была настоятельницей монастыря, это его не остановило бы.

Он отомстит любой ценой. Эта мысль помогла ему излечиться от ран. Эта мысль помогала ему жить.

Как будто чтобы напомнить ему об этом, разболелся вдруг рваный шрам на спине. Острая боль пронзила его, но болело не тело — болела душа. Она кричала от мучительной боли. Зачем судьба пощадила его, если никого больше не осталось в живых? Погибли его отец и все шестеро его братьев. Нейл, старший, Берк, красавец и жизнелюб, Брайан и Освальд… Энергичные, полные сил. Кеннет, такой веселый и улыбчивый. Томас, десятилетний мальчишка, которому было еще не под силу держать в руках меч…

В живых остался один Камерон. Время не смягчило его ярость. Наоборот, оно лишь обострило ее. Воспоминания разбередили душу. Ярость вновь всколыхнулась в нем. Он вспомнил, что чувствовал, когда меч погружался в его плоть. Тело его напряглось. Именно так погибли его братья — в кровавой резне.

От руки Рыжего Ангуса и его соплеменников.

Он прерывисто вздохнул. Он устал от многолетней вражды и ненависти между Маккеями и Монро, от бесконечных засад и стычек, хотя последние несколько лет были относительно мирным периодом. Но мирному сосуществованию положило конец то, что произошло на склоне холма менее двух месяцев назад. По правде говоря, он не был сторонником продолжения войны или смертельной вражды, однако душа требовала отмщения. Он не сможет спокойно жить, пока не отомстит за отца и братьев.

И теперь, когда он назвал свое имя, воспоминания нахлынули на него с новой силой. Ярость бушевала в нем и горячила кровь. Его пальцы сжимались и разжимались на рукоятке меча. Он заметил, как округлились от страха ее глаза, когда она вспомнила. Ее губы раскрылись, но она ничего не сказала.

— Я сын Рональда, брат Нейла и Берка… — Он перечислил имена своих братьев. — Возможно, ты и другие сестры в монастыре молились за благополучное прибытие их душ на небеса?

Она едва заметно покачала головой.

— На небеса? — повторила она. — Ты хочешь сказать, что они…

— Да, — сказал он. — Все они мертвы. Погибли от руки твоего отца и его людей.

Она побледнела — в лице ни кровинки.

Видя ее испуг, он со злорадством думал, что она будет теперь делать. Может, заплачет? Будет просить сжалиться над ней? Его устроил бы любой вариант.

Она не сделала ни того ни другого. Она просто шагнула вперед и потупилась. Опущенные ресницы прикрывали ее глаза. Она едва заметно повернула голову, так что обнажилась шея. Камерон понимал, что, несмотря на его заверения, она в этот момент ожидала от него удара.

Но это не входило в его планы. Его даже в какой-то мере забавляло, что она уже дважды предлагала ему убить ее. Наверное, она считала его каким-то варваром, способным поднять руку на женщину! Он никогда не ударит ее, он глубоко презирал мужчин, выбирающих жертву слабее себя.

Он не собирался говорить ей правду о женщине, которую, как она считала, он убил. Нет, все было совсем не так. Они обнаружили труп на обочине дороги всего несколько часов назад. Это навело его на мысль заставить Рыжего Ангуса думать, будто его дочь наложила на себя руки.

Это лучше, чем просто похитить девчонку!

Да, с удовлетворением подумал Камерон, он отомстит Рыжему Ангусу, вождю клана Монро, за то, что тот уничтожил его семью… Он заставит этого старикана страдать, как страдает сейчас он.

На горизонте занималась заря. Мередит стояла спиной к Северному морю, и позади нее небо постепенно окрашивалось в бледные оттенки желтого и золотистого цветов. На мгновение ему показалось, что вокруг ее головы образовался нимб. Если бы не огонь ее волос, ее можно было бы принять за ангела… Но она не была ангелом. Она была одной из Монро. Он безжалостно отбросил угрызения совести. Она говорила о Боге. Но Бог был не на ее, а на его стороне. Именно так. Камерон уверен в этом. Всевышний на его стороне. Будь это не так, разве стал бы Господь посылать ему рыжеволосую женщину на обочине дороги?

Нет, Мередит не ангел. Она Монро, дочь Рыжего Ангуса.

Он окинул ее пристальным взглядом. Она была смертельно бледна и прерывисто дышала. Ее сотрясала дрожь, хотя она изо всех сил старалась держать себя в руках.

Она боялась. Ну что ж, это хорошо. Жители Северо-Шотландского нагорья, как правило, с опаской поглядывали на тех, кто сильнее, и он был доволен, что она это понимает.

Судя по тому, что он слышал о ней, в детстве она была кротким, застенчивым ребенком, а с возрастом эти качества лишь усугубились. Она уже два года находилась в Конниридже, однако только недавно решила принять постриг.

Теперь этого уже не произойдет. Уж он позаботится о том, чтобы она никогда не вернулась ни в Конниридж, ни в замок Монро.

Он молча наблюдал за ней. В бледнеющем свете луны его взгляду открылся изгиб ее шеи — такой нежной, такой беззащитной. Его охватило странное чувство. Господи, какая же она хрупкая! Камерон глубоко вздохнул. Он долго не сводил глаз с длинных рыжевато-золотистых волос, рассыпавшихся по ее плечам. «Красавица, — неожиданно подумал он. — Она настоящая красавица». Видит Бог, он не ожидал, что женщина, которая готовилась принять постриг, может быть такой красивой. Тем более женщина из клана Монро.

Неожиданно он страшно разозлился на нее — за то, что она такая красивая, и на себя — за то, что заметил это.

Он решительно расправил плечи. Он не мог позволить себе проявить слабость. Она — Монро, напомнил он себе. Они враги…

И врагами останутся.

Они находились в дороге уже несколько часов. Как будто одобряя происходящее, ярко светило полуденное солнце. Мередит с трудом верилось, что она все еще жива. В какое-то мгновение ей почудилось, что сейчас он ее убьет. Он был так зол, что казалось, адское пламя ярости, бушующее у него внутри, вот-вот вырвется наружу. Но он лишь молча посадил ее на коня впереди себя.

Для Мередит дорога была мучительной. От непривычной езды в седле у нее болело все тело. Она сидела в кольце его рук, которые, прикасаясь к ее бокам, неприятно напоминали о его силе. Его ноги сжимали ее, словно стальными обручами, и интимность их прикосновения была для нее почти невыносимой. Чтобы как можно меньше прикасаться к его телу, она старалась держаться прямо, напряженно вытянувшись в струнку. Да уж, ехать с ним было сущим наказанием…

А кроме того, ее мучили тягостные мысли.

Монахини уже поверили в то, что она мертва. Когда она не явилась к заутрене, кто-нибудь наверняка сходил в ее келью и обнаружил записку. Потом все они собрались в здании капитула, испуганные, потрясенные. Сестра Амалия, которую мать-настоятельница частенько журила за излишнюю сентиментальность, наверное, плакала. К этому времени кто-нибудь, безусловно, уже обнаружил под обрывом тело, и все поверили, что это она.

А отец?

Не из замка ли Монро приехал в Конниридж Камерон Маккей? Мередит вздрогнула, подумав о бедной женщине, лежащей у подножия обрыва. Что, если с отцом так же жестоко расправились? А дядюшка Роберт? Что сталось с ними?

Вскоре они остановились. Люди Камерона — она слышала, что он называл их Иган и Финн, — повели коней к ручью на водопой. Иган был гигантского роста, даже выше Камерона Маккея. Лицо его было обезображено рваным шрамом, пересекавшим щеку. У него были светло-голубые глаза, холодные, как лед. Финн был ниже ростом, этакий коренастый бородач. Сидевший позади нее Камерон Маккей одним гибким движением спрыгнул с седла. Мередит замерла на месте, не зная, что ей делать дальше. Видимо, никто не собирался ей помогать, она кое-как сползла с седла и, поскольку бьшо довольно высоко, больно ударилась о землю. Под колено ей попал острый камешек, и она тихо охнула от боли.

Подняв глаза, она увидела, что он холодно наблюдает за ней. Отряхнув с рук грязь, она поднялась на ноги.

У Мередит не было больше сил оставаться в неведении. Она должна знать правду. Облизав пересохшие губы, она спросила:

— Что вы сделали с моим отцом?

Затаив дыхание, она ждала ответа. Ждать пришлось долго.

— Я не причинил вреда ни одному из твоих соплеменников, — наконец ответил он.

Мередит опустила голову, чтобы он не увидел ее слезы. Она была бесконечно благодарна ему за то, что отец жив. Но в таком случае…

Это означает, что Камерону была нужна она!

Пока они ехали, ей вспомнились бесконечные рассказы о жестокости людей из клана Маккеев, о том, как представителей клана Монро, попавших в плен, подвергали пыткам и убивали, о надругательствах над женщинами. Маккей были необузданными, жестокими людьми. В детстве, когда она выходила погулять, ее предупреждали о том, чтобы она не уходила далеко от дома: а вдруг какой-нибудь злой Маккей проникнет на земли Монро — тут уж не жди ничего хорошего!

Нервничая, она снова облизала губы.

— А что вы сделаете со мной?

— Это тебя не касается!

Резкость его тона заставила ее вздрогнуть. Ей хотелось возразить ему, сказать, что это не может ее не касаться, потому что речь идет о ее жизни. Но она знала, что это бесполезно, и тихо произнесла:

— Я всего лишь женщина. Я не причинила вам никакого зла.

Глаза его вспыхнули гневом.

— Ты — Монро! Самим своим существованием ты отравляешь воздух, которым я дышу!

Он повернулся, и она поняла, что разговор окончен.

— Подожди! — крикнула она, опасаясь, что если помедлит еще, то передумает.

Он оглянулся.

— Я не представляю для тебя никакой угрозы. Обещаю тебе провести остаток своей жизни в Конниридже. В этом месяце я должна была принять постриг. Если бы ты только отпустил меня сейчас. Я могла бы еще успеть.

— Нет, Мередит, забудь об этом! — За четыре шага он покрыл разделявшее их расстояние и остановился перед ней. Его губы дрогнули в улыбке.

— Умоляю, отпусти меня, — сказала она, надеясь, что он не заметит, как дрожит ее голос. Не только голос, но и руки, и ноги. — Останови это безумие!

Улыбка исчезла с его лица. Схватив за плечи, он встряхнул ее.

— Безумие, говоришь? — прошипел он. — Если бы ты видела, как умирали мои братья, ты не стала бы сейчас говорить о безумии!

Мередит оцепенела от страха, напуганная этим взрывом ярости.

— Это тебя удивляет? Удивляет, что я остался в живых? Что я единственный выжил? Что меня одного не убили люди из твоего клана.

— Но я не умею убивать! — в отчаянии воскликнула она.

— А я не умею проявлять милосердие, как не проявил его твой отец! Разве он пожалел моего отца, когда напал на него сзади и перерезал горло? Когда всадил кинжал в спину моему брату Брайану и бросил его умирать? Я мог бы тебе рассказать и еще кое-что об убийствах. Мой отец и все мои братья погибли от руки твоих соплеменников. От руки твоего отца или по его приказанию!

— Этого не может быть, — сказала она, глубоко потрясенная кровавыми подробностями. — Мой отец никогда не сделал бы ничего подобного. И не позволил бы другим делать это!

— Но твой отец сделал это!

Она видела, что он вне себя от ярости, и понимала, что сейчас не время спорить с ним.

— Ты поедешь со мной, — сказал он, насмешливо скривив губы. — И ты останешься со мной. Можешь просить, можешь умолять, но будет так, Мередит Монро. И не пытайся убежать, потому что я тебя все равно найду. Отыщу хоть на краю земли. И не мечтай спрятаться от меня, потому что я навсегда прикую тебя к себе цепью.

В его тоне не слышалось ни малейшей жалости. Перепуганная до смерти, Мередит едва держалась на ногах.

Наконец-то смысл происходящего дошел до ее сознания. В Конниридж его привела за ней не только смертельная вражда между кланами. Были убиты его отец и его братья. Вот почему он увез ее.

Она должна была стать орудием его мести. Он отомстит за их смерть с ее помощью.

Наверное, матушка Гвен уже сообщила отцу о ее гибели, в ужасе подумала Мередит.

— Вижу, ты все поняла. Твой отец будет жить с уверенностью в том, что ты, его единственное дитя, мертва.

У нее защемило сердце. Он прав: сестры сообщат отцу о ее гибели, и горе отца будет безгранично. Она хорошо помнила, в каком отчаянии он был, когда заболела и умерла ее мать. Мередит тогда было всего десять лет. Да, мрачно подумала она, Камерон Маккей все рассчитал правильно: весть о ее гибели может убить ее отца.

Вскоре они снова пустились в путь. Совсем приунывшая Мередит даже не заметила, как на склоны холма спустились сумерки. Они остановились на небольшой поляне. Она с усилием спрыгнула на землю. Ее мышцы, затекшие после многочасовой езды, отказывались подчиняться. Увидев, как она пошатнулась, один из людей Камерона, бородач, которого звали Финн, презрительно фыркнул.

Стараясь по возможности сохранить достоинство, она выпрямилась. Но теперь, когда она стояла на ногах, возникла другая проблема: ей настоятельно требовалось облегчиться. Оглядевшись вокруг, она заметила группу деревьев в конце поляны и направилась туда.

— Куда это ты, черт возьми, собралась? — сердито окликнул ее Камерон.

Она замерла на месте и почувствовала, что заливается краской от смущения. Ну как ему объяснить? Она набрала в легкие побольше воздуха.

— Я… я должна…

— Что такое? Тебе нужно помочиться?

Силы небесные, ну почему этот человек так груб? Она быстро кивнула.

Он пристально посмотрел на нее. Заметив, как он упрямо стиснул зубы, Мередит заволновалась. Что делать, если он откажется ее отпустить?

— Иди. Только не задерживайся слишком долго.

Что за неотесанный мужлан! Не станет она благодарить его, если он так груб. Не сказав ни слова, она повернулась и зашагала к зарослям.

— Мередит!

Его голос прозвучал, как удар бича. Она оглянулась через плечо.

— Не вздумай убежать! Если попытаешься, то… — Он красноречиво провел пальцем по горлу.

Его предупреждение снова заставило ее задуматься. Что теперь будет с ней? Конечно, это эгоизм — думать только о себе, но она ничего не могла с собой поделать. Она целый день думала о том, что ее ждет дальше. Она не могла избавиться от мысли, что он в конце концов убьет ее. Ведь он из клана Маккеев. Ничего не может быть страшнее смерти, с горечью говорила она себе. Надо было кричать, когда он явился за ней. Кричать, даже если бы это стоило ей жизни. Какая разница, если бы ее тогда убили.

И все же разница была. Однажды она думала, что лучше было ей умереть… Но больше она так не думала. По правде говоря, она боялась умереть. Боялась всего! Почему она не такая сильная, как, например, он?

Она уныло понурила голову. Она всего лишь женщина, причем женщина, достойная жалости.

Сделав свои дела, она взглянула в сторону ручейка, протекавшего под деревьями. Торопливо подбежав к нему, она встала на колени, чтобы вымыть руки и ополоснуть лицо. В это мгновение она уголком глаза заметила какое-то движение в кустах. Это был Камерон.

Он подошел к ручью, не обращая на нее никакого внимания. Она вдруг подумала, что никогда еще не видела такого высокого человека, — она была ему по плечо! Несмотря на такой рост, он был весьма складно скроен.

Она не могла оторвать от него глаз. У него были черные как вороново крыло волосы. Странно, но прошлой ночью она была уверена, что он уродлив и что его внешность должна вызывать отвращение.

Он был образцом мужской красоты. Изогнутые дуги бровей, таких же темных, как волосы, глаза, опушенные густыми ресницами. У него были тонкие губы, но горькие складки в уголках рта придавали ему суровость. Ей вдруг отчетливо вспомнилось, как вчера, когда он предупреждал ее, чтобы она не вздумала кричать, его губы щекотали ее ухо…

Она замерла и насторожилась. Он снял с себя плед и принялся стаскивать рубаху. Она медленно обвела взглядом твердые бицепсы, широкие плечи и грудь. Он был, безусловно, красив, хотя доброта едва ли ему свойственна. Глупо бороться с ним, глупо пытаться убежать. От такого добра не жди. «Даже губы у него жесткие», — подумала она.

В этот момент она заметила длинный рваный рубец у него на спине. Рубец был свежий, кожа вокруг была еще розовой и припухшей. Мозг Мередит лихорадочно заработал. Неужели он получил рану в стычке с кем-нибудь из ее родни? Она вздрогнула, без труда представив себе, как меч, вспарывая сухожилия и мышцы, проникает в его тело.

Он оглянулся. Широко распахнутые голубые глаза встретились с темно-серыми. Она первая, не выдержав, отвела взгляд. Его взгляд — острый и пронзительный, задержался на ней.

— Идем, — только и сказал он.

У Мередит болело все тело, и, когда она начала подниматься с колен, делала это медленно и неуклюже. Губы его недовольно сжались, видимо, ему не понравилось, что она слишком медленно двигается. Схватив за локоть, он поднял ее на ноги и тут же отпустил, как будто ему было противно к ней прикасаться. Мередит и сама не смогла бы объяснить причину, но почему-то ей стало очень обидно.

В полном молчании они вернулись на поляну. Иган, сидя на корточках, разжигал костер. Финн свежевал двух зайцев, которых поймал днем. Мередит подошла к одному из старых дубов, окружавших поляну, и, усевшись на землю, прислонилась спиной к шероховатому стволу. Камерон присел возле костра напротив нее и начал мастерить из веток небольшой вертел. Она то и дело поглядывала на него. Его руки были длинными, гибкими и сильными. Сильные руки, с опаской подумала она, такие могут без труда подчинить ее себе и заставить сдаться… Этот мужчина наводил на нее ужас. Пожалуй, отец был единственным мужчиной, которого она не боялась.

Она вздрогнула, увидев, как он насадил на вертел освежеванного зайца. Она уже знала, что происходит между мужчиной и женщиной, и воображение подсказало ей страшную картину. Наверное, он намерен проделать то же самое и с ней. Вонзить в ее плоть свое твердое орудие, как вонзил вертел в тушку зайца. Камерон Маккей — крупный мужчина, и орудие у него, наверное, как копье.

«Дурочка! — издевательски произнес внутренний голос. — Ты слышала, что он сказал? Если бы мне была нужна женщина, то, будь уверена, я выбрал бы не тебя. По правде говоря, я с трудом выношу даже твое присутствие». Оставалось лишь надеяться, что он говорил правду. Тьма сгущалась. На мир опускалась ночь. По поляне распространился божественный аромат жареной зайчатины. Мясной сок капал в костер, пламя вспыхивало разноцветными искрами. Дрожа от ночной прохлады, Мередит поджала под себя ноги, прикрыв их рваным платьем, чтобы согреться. Ей очень хотелось подойти к костру, но она предпочла страдать от холода, чем сидеть рядом с мужчинами.

Мужчины с отменным аппетитом поедали зайчатину. Наблюдая за ними, Мередит почувствовала, что ее рот наполнился слюной. До сих пор она не вспоминала о еде, а теперь почувствовала, что сильно проголодалась. Заметив, как Камерон облизывает пальцы, она сердито подумала, уж не собирается ли он уморить ее голодом.

Он отрезал ножом заячью ногу и взглянул на Мередит. Их взгляды на мгновение встретились. Она первая отвела взгляд.

— Ты проголодалась?

Мередит испытала сильное искушение сделать вид, что не слышит его слов, но потом решила, что это было бы неразумно. Да и соврать она бы не смогла, потому что, в это мгновение в ее желудке громко заурчало от голода.

— Да, — ответила она едва слышно.

Он протянул ей зайчатину. Она не стала медлить и подвинулась к нему. Наклонившись вперед, чтобы сок не капал на одежду, она поняла, что совершила ошибку. Платье было ей велико, и ворот сразу сполз с правого плеча. Его взгляд остановился на ней, не упуская ничего. Она торопливо подтянула ворот, вспомнив, что под платьем совсем голая, потом поблагодарила его за еду и снова отползла на свое место у ствола дуба.

Во время еды она размышляла о том, что узнала за этот день. Да, видимо, была пролита кровь и Маккеев, и Монро. Однако ей не верилось, что отец мог дать согласие на безжалостную резню, которую описал Камерон. Может быть, он ошибся?

Сам он, разумеется, так не думал.

Мужчины пустили по кругу рог с элем. Камерон предложил хлебнуть и ей, но она отказалась. Шло время, Камерон больше не обращал на нее внимания, однако Иган и Финн поглядывали в ее сторону с нескрываемой ненавистью.

Иган погладил шрам на своей щеке. Губы его скривились в презрительной усмешке.

— Кто бы мог подумать, что у Рыжего Ангуса всего один ребенок!

Финн подтолкнул Игана локтем.

— Может, он больной, раз его семя не дает всходов? Мередит очень хотелось заткнуть ему рот, напомнив, что его семя дало всходы. Разве она своим появлением на свет не доказала это?

— Кроме нее, у него нет детей. Всего один ребенок, и притом дочь! Чего еще ожидать от Монро? — произнес Иган, посмотрев на нее.

— Ты прав, — поддержал его Финн, — всем известно, что Монро жалкий трус. Но лично я думаю, что это потому, что у него яйца похожи на высохшую репу!

Все дружно расхохотались. Эти непристойные шутки привели Мередит в смущение. Прикрыв волосами пылающие щеки, она отвернулась, сделав вид, что не обращает на них внимания.

Вдруг она услышала шаги и подняла голову. Это был Камерон, и он направлялся в ее сторону. Она побледнела. Что еще он задумал?

Он уселся рядом с ней, вытянув ноги. Он не носил килт1. На нем были клетчатые штаны, плотно обтягивавшие его длинные ноги и подчеркивавшие их стройность. Плечи у него были широкие, мускулистые, левое плечо прикрыто пледом. Его близость приводила ее в смятение. Он усмехнулся, как будто знал все ее мысли и все ее опасения. У него было чутье, как у хищного зверя.

Мередит хотелось забиться в какую-нибудь норку. Как ни горько это было сознавать, но она не могла побороть страх перед ним.

У нее пропал аппетит. Она отбросила в сторону заячью ногу и спросила, не глядя на него:

— Зачем ты меня похитил?

— Послушай, — весело сказал он, — давным-давно твои соплеменники похитили красавицу, которая только что вышла замуж за одного из моих далеких предков. Причем сделали это в брачную ночь! Справедливость требует, чтобы теперь какой-нибудь Маккей похитил какую-нибудь Монро. Разве я не прав?

С того похищения и началась смертельная вражда между кланами.

— Но ведь это твои соплеменники похитили новобрачную из клана Монро, а не наоборот! — запальчиво возразила она. В детстве она часто слышала эту историю. Бедная женщина была опозорена навеки. Она наложила на себя руки, чтобы не возвращаться к своему молодому мужу после того, как побывала в постели другого мужчины. С тех пор они враждовали по малейшему поводу — из-за границ, земельных угодий, водных источников, да всего и не перечислить. Временами велись настоящие войны, потом заключались перемирия, случались даже периоды мира. Теперь, наверное, из-за гибели его братьев и ее похищения страсти разгорятся с новой силой.

— Я знаю правду. Похищенная невеста была из клана Маккеев, но мне было бы любопытно узнать: случись это с тобой, ты бы тоже наложила на себя руки?

Мередит расправила плечи.

— Ты на это надеешься? — резко спросила она.

Он удивленно вскинул брови и расхохотался ей прямо в лицо, не удостоив ответом.

Мередит охватил гнев. Чувство это было для нее непривычным, она давным-давно не испытывала ничего подобного — в Конниридже такие эмоции не одобрялись.

— Я не доставлю тебе такого удовольствия! — заявила она.

— Ты считаешь это смертным грехом? Но для того, чтобы лишить себя жизни, требуется немалая смелость. Интересно, хватило бы у тебя смелости?

Смелость. По правде говоря, смелости ей не хватало, иначе она рассказала бы отцу о той ужасной, незабываемой ночи… Но эта тайна умрет вместе с ней.

Но она не хотела, чтобы Камерон остался победителем в споре. Она гордо вздернула подбородок:

— Твои приспешники говорили тут о трусости тех, в ком течет кровь Монро. Судя по всему, вы меня боитесь, потому что потребовалось трое мужчин из клана Макке-ев, чтобы держать в повиновении всего-то одну женщину из клана Монро. — Она презрительно фыркнула. — А ты еще говоришь мне о смелости! Ты самый настоящий трус! Следовало бы знать, что ей придется пожалеть о своих дерзких словах, но она их произнесла. И конечно, тут же пожалела об этом.

Она и охнуть не успела, как оказалась лежащей на земле. Она не смела сопротивляться, даже пошевелиться не смела… да и не могла. Она чувствовала лишь, как тяжело вздымается его грудь. Глаза темнее тучи внимательно смотрели на нее.

— Скажи-ка мне, Мередит, разве ты меня не боишься?

Она чуть было не ответила утвердительно. На самом деле ей было страшно. Но ее мятежный дух не желал сдаваться.

— С чего бы мне бояться тебя? — отважно спросила она, холодея от страха.

— Потому что я сильнее тебя, дорогуша. Дорогуша. Она вздрогнула всем телом, потому что в устах этого человека слово прозвучало как ругательство. О да, она знала, что он о ней думает. Он ее ненавидит всеми фибрами своей души.

Он напрягся, словно ждал, что она возразит ему. Но она молчала, потому что, по правде говоря, пришла в ужас оттого, что осмелилась так дерзко с ним говорить.

Он отодвинулся, и Мередит вздохнула с облегчением, когда он поднялся на ноги и направился к лошадям. Как ни напрягала она зрение, ночь была такая темная и безлунная, что вскоре она потеряла его из виду.

Он скоро вернулся, как будто вспомнив, что не закончил разговор с ней. Она с опаской наблюдала, как он опустился перед ней на одно колено.

В его руке позвякивала цепь.

Он взял ее за запястье. Мередит вздрогнула от его прикосновения. Он надел наручник на ее правую руку. Она с изумлением увидела, что другой наручник он закрепил на своей левой руке.

Она облизала пересохшие губы.

— А ключ имеется? — услышала она собственный голос.

Он поднял голову и даже улыбнулся:

— Имеется. Но советую тебе не распускать язык и вести себя смирно, иначе я могу его потерять.

Она неожиданно разозлилась.

— Понятно, — с милой улыбкой сказала она. — Только интересно было бы узнать, кто из нас пленник?

Улыбка исчезла с его лица. Он посмотрел на нее таким уничтожающим взглядом, что вся ее бравада испарилась. Не сказав больше ни слова, он улегся на землю. Мередит была вынуждена лечь рядом. Короткая цепь не позволяла ей сидеть.

Повернувшись к ней спиной, он натянул край одеяла и ей ничего не оставалось, кроме как свернуться рядом, дрожа от ночного холода.

Глава 3

Сон понемногу отступал, но Мередит не могла заставить себя открыть глаза. Она смутно сознавала, что уже светает, а значит, скоро утро. Она лежала на боку, ощущая спиной влажный холод, пробиравший ее до костей. И в то же время где-то рядом с ней находился источник тепла. Она инстинктивно подвинулась ближе. Тепло! Господи, какое наслаждение! Она уютно прижалась к нему, словно котенок к кошке.

Над ее ухом кто-то грубо выругался. Мередит открыла глаза. Источник тепла исчез. Она с удивлением увидела, как наручник, сковывавший ее запястье, упал на землю. Над ней, широко расставив ноги, стоял Камерон Мак-кей. Их взгляды встретились: его — укоризненный и возмущенный и ее — озадаченный и смущенный.

Он молча смотрел на нее, да слова и не были нужны, потому что и без них было видно, как он взбешен.

И в тот момент, когда она почувствовала, что не выдержит напряжения, он круто повернулся и ушел.

Мередит медленно поднялась и села. Его злоба задела ее за живое. Судя по всему, он считал ее каким-то мерзким уродом, вызывающим отвращение, только потому, что она принадлежит к клану Монро.

Она осторожно прокралась мимо Игана и Финна, которые уже проснулись, и подошла к ручью. Умывшись, Мередит направилась к старому дубу. Она опустилась на колени на мягкую, покрытую мхом землю. С поляны доносились голоса мужчин, но она не обращала на них внимания. В тени ветвей векового дуба было тихо и спокойно. Хотя жизнь ее теперь резко изменилась, она решила начать этот день так, как начинала каждый день в течение последнего года. Мередит молитвенно сложила руки, закрыла глаза и низко опустила голову.

Ее губы безмолвно шевелились. Она молилась за здоровье, силу и благополучие своего отца и дядюшки Роберта, сестер в Конниридже. Особенно жарко молилась она за свое освобождение от Камерона Маккея.

За ее спиной хрустнула ветка.

— Пора, — произнес слишком знакомый теперь голос.

Сделав вид, что не замечает его присутствия, Мередит продолжала молиться. Она ощущала на себе его взгляд, и он был как прикосновение. А потом он действительно прикоснулся к ней. Его руки решительно обхватили ее за талию и резко поставили на ноги. Она оказалась лицом к лицу с ним — тут уж было не до молитвы. Его взгляд остановился на серебряном распятии, висевшем у нее на шее.

— Зачем ты носишь это? — спросил он. — Ты говорила, что еще не приняла постриг.

Мередит поморщилась.

— Не приняла, — сказала она.

— Пострижение должно было давно состояться. Ты пробыла в Конниридже достаточно долго. Может, ты оказалась недостойной?

Он хотел причинить ей боль. Мередит понимала это, но ничего не могла сделать.

Что он заставил ее написать монахиням? Мне очень стыдно, но я так некрепка в вере.

Может быть, так оно и есть, и именно поэтому она все оттягивала постриг? Ее вновь охватило смятение, хотя она горячо молилась, прося Господа помочь ей сделать правильный выбор. А внутренний голос тем временем вопрошал: «За что тебя оставил своей милостью Господь, в которого ты так горячо веришь? Может быть, он наказывает тебя за то, что ты сомневаешься?» Она разочаровала своего отца, а теперь разочаровала и Господа.

— Один Господь может судить о том, достоин человек или нет.

Лицо его вспыхнуло гневом, причину которого она не могла понять. Он шагнул к ней и поднял руку. Стараясь побороть страх, охвативший ее при виде занесенного кулака, Мередит призвала на помощь всю свою храбрость, чтобы выдержать удар…

Но удара не последовало. Она замерла, почувствовав, как теплые пальцы прикоснулись к ее коже и сняли с нее распятие.

Мередит была потрясена, но старалась не показать этого.

— Считай, что я отдаю тебе на хранение свое распятие, — гордо ответила она, скользнув взглядом по цепочке, свисавшей с его пальца. — Однако могу поклясться, что скоро оно вновь вернется ко мне.

Он стиснул зубы. У нее замерло сердце, когда он, раскачав распятие на цепочке, поймал его в ладонь и сжал в пальцах с такой силой, что побелели костяшки. На мгновение ей показалось, что он зашвырнет его куда-нибудь и она лишится распятия навсегда.

Но он сунул его за пазуху и сказал:

— Пора идти.

Мередит прикоснулась пальцами к тому месту, где прежде висело распятие. Без него она чувствовала себя голой. Но ведь она поклялась возвратить его назад.

Он свистнул. Тут же появились Иган и Финн, которые вели за собой лошадей.

Ее охватила паника. Не могла она больше ехать с ним в одном седле и все время ощущать рядом его твердое, как каменный столб, тело. Она стиснула руки, чтобы унять дрожь.

— Я поеду, но не сяду ни впереди, ни позади тебя и ни с одним из твоих людей.

Он напрягся. Она была уверена, что ей это не показалось.

— Ты не поедешь ни впереди, ни позади меня? С Финном и Иганом ты тоже отказываешься ехать?

Он говорил очень тихо, но чувствовалось, что это затишье перед бурей.

— Черт побери, женщина, — проворчал у нее за спиной Финн, — да как ты смеешь…

— Заткнись, Финн! — сердито буркнул Камерон. — И тем не менее ты говоришь, что поедешь с нами, — продолжил он все тем же спокойным тоном.

— Да, — упрямо повторила она.

— Может быть, объяснишь?

У нее бешено заколотилось сердце. Уж не сошла ли она с ума, решившись бросить ему вызов?

— Я не поеду верхом, — заявила она, — я пойду пешком.

Он медленно перевел взгляд на ее босые ноги, выглядывающие из-под рваного платья, и вскинул брови. Казалось, эта ситуация его забавляла.

— Но на тебе нет ни сандалий, ни сапог.

Это и без его слов было очевидно, и она почувствовала себя дурочкой.

— Верно, — сказала она, высокомерно задрав подбородок. — Очень любезно с твоей стороны напомнить мне об этом.

Он прищурился.

— Ты что-то слишком дерзка нынче.

— Нет, сэр. Это не дерзость.

Мередит замерла, не зная, чего от него ожидать. Она не удивилась бы, если бы он схватил ее и Посадил на коня. Он выкрал ее из монастыря, а сейчас, к ее удивлению, вел себя необычайно сдержанно. Лишь позднее она поняла, что ей следовало быть осторожнее.

— Ты поранишь ноги.

— Твоя забота меня очень трогает. Но не беспокойся, все свои мучения я посвящу искуплению твоих грехов.

Смиренный тон, которым были сказаны эти слова, не обманул его, на что она и рассчитывала. К тому же он наверняка понял, что она намекает на похищение ее из монастыря. Это было своего рода объявление войны. Она понимала, что он сильнее и что победа, несомненно, останется за ним, тем не менее не хотела подчиниться ему без боя.

Не сказав ни слова в ответ, он подошел к Игану и что-то прошептал ему на ухо. Неизвестно, какие он дал указания, но Иган и Финн моментально собрали свои пожитки и ускакали прочь.

Задумчиво посмотрев на облачко пыли, взбитое копытами их коней, Мередит обернулась к Камерону.

— Куда это они? — спросила она.

— Я отослал их домой. У нее пересохло в горле.

— А как же ты?

— Не беспокойся, — насмешливо произнес он, — мы скоро последуем за ними.

— Значит, мы остались одни? — Она покраснела, поняв, насколько глупо звучит ее вопрос.

Ей стало страшно. В голове кружилось множество мыслей. Зачем он отослал Игана и Финна? Что он затевает? Может быть, он хочет изнасиловать ее?

Она вспомнила, как он решительно заявил, что она вызывает у него отвращение. Но Мередит была не настолько наивна. Она знала о темных желаниях, которые овладевают мужчинами, когда похоть заставляет их забыть обо всем. Мужчине не обязательно испытывать желание или любовь, чтобы овладеть женщиной… чтобы подчинить женщину своей воле. Некоторые считали это своего рода наказанием. Может быть, и он хочет наказать ее таким образом? Может, он хочет унизить ее тем единственным способом, которым мужчина может унизить женщину?

Нет. Едва ли он осмелится сотворить такое с женщиной, которая готовилась стать монахиней.

Но она не была монахиней и теперь уже никогда не будет.

А он был человеком, для которого не существовало запретов. Разве он уже не доказал это? Вторгшись в монастырь, он нарушил неприкосновенность этого священного приюта!

А может быть, он хочет убить ее? Впрочем, если бы он хотел ее убить, то мог бы давно сделать это… причем на глазах у своих людей.

Она вздернула подбородок.

— Имей в виду, Камерон Маккей! Я так просто тебе не отдамся!

Его губы искривились в усмешке.

— Имей в виду, Мередит Монро, целомудренная, добродетельная леди! Я тебя об этом не просил!

Мередит подумала, что она, по правде говоря, уже не целомудренна и не добродетельна. Он заставил ее вспомнить о пережитом позоре, и она разозлилась на него за это.

— Ты обвинила меня в трусости, — продолжал он. — Теперь я вынужден доказать тебе, что я не трус и могу без посторонней помощи держать тебя в повиновении.

С этими словами он повернулся и направился к своему коню по кличке Счастливчик, который пощипывал сочную траву на берегу ручья, и быстро оседлал его. Мередит, не двигаясь, стояла там, где он ее оставил. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя так глупо! Если бы можно было убежать! Но босиком далеко не убежишь, он ее догонит в два счета…

Он вернулся быстрее, чем ей хотелось бы. Восседая на своем коне, он казался таким большим, таким сильным и, к ее досаде, таким неукротимым.

Он не остановился возле нее, а не спеша проехал мимо. Ее мягкие губы вытянулись в прямую линию. Она укоризненно уставилась в его спину. Уж не ожидает ли он, что она побежит за ним, словно ребенок, который боится, что его бросили? Нет уж, этого он не дождется!

Проехав немного, он оглянулся через плечо. Увидев, что она не двинулась с места, он удивленно поднял брови и осадил коня.

— Только не говори мне, что передумала, — вкрадчиво сказал он и покачал головой. — Слишком поздно. Ты пожелала идти пешком, что ж, так и быть, я поеду помедленнее. Но хочу предупредить тебя, дорогуша. Я не стану тебя жалеть, когда ты будешь умолять меня посадить тебя в седло. Ты решила поупрямиться, и я не стану подбирать тебя, когда ты будешь спотыкаться и еле передвигать ноги. Ты будешь делать то, что я скажу, и тогда, когда я прикажу. Если даже я прикажу тебе именовать себя Господом Богом…

— Для меня нет иного Бога, кроме Отца Небесного, — произнесла Мередит, воздев глаза к небу, — и кроме него, я никому не буду поклоняться.

Он невесело усмехнулся.

— Если бы ты была не из монастыря, мы могли бы обсудить эту тему. И заруби себе на носу, дорогуша: я позволил тебе идти пешком не потому, что ты так захотела, а потому, что так хочу я.

Он так хочет! Мередит даже рот открыла от удивления. Силы небесные, что она натворила! Мередит не могла бы сказать, на него ли она злилась или на себя за собственную глупость! Умолять его посадить ее на коня! Ишь, чего захотел! . Не сказав больше ни слова, он послал коня вперед.

Мередит, подождав несколько секунд, сделала первый шаг.

На этот раз он даже не потрудился оглянуться.

Он не солгал. Вскоре они оказались на лесистом склоне холма. Сухая еловая хвоя, покрывавшая землю, больно впивалась в подошвы босых ног. Мелкие камешки на каждом шагу врезались в кожу, заставляя ее морщиться. Ей приходилось сосредоточивать все внимание на том, чтобы передвигать ноги. Она едва тащилась, отставая от него все больше и больше.

Около полудня он остановил коня и терпеливо ждал, когда она его нагонит.

— Как твои ноги? — любезно поинтересовался он, стоило ей приблизиться.

Мередит скрипнула зубами. Ей очень хотелось сердито напомнить ему, что, если бы он не выкрал ее из монастыря среди ночи, она не оказалась бы в таком неприятном положении. Однако пешком она шла по своей воле…

Он был прав. Она была слишком упряма, чтобы изменить свое решение.

— А тебе разве не все равно?

— Я интересуюсь только потому, что из-за этого мы слишком медленно продвигаемся вперед.

Мередит сердито взглянула на него. Мерзавец! С трудом взяв себя в руки, она вежливо произнесла:

— Ты еще не сказал мне, куда мы направляемся. Наверное, сообщать ей это не входило в его планы, потому что он промолчал.

Она сделала еще одну попытку. — Мы направляемся на северо-запад, — сказала она и вздохнула, — к землям клана Монро.

Он, прищурившись, посмотрел на нее. Мередит подумала: похоже, он не ожидал, что она это заметит. Потом уголки его губ дрогнули в язвительной улыбке.

— На северо-запад, — согласился он, — но к землям Маккеев.

Земли Монро. Земли Маккеев. Какая разница? В любом случае она была его пленницей. Многие месяцы в Конниридже она находила успокоение в незыблемом распорядке дня, не подвластном никаким потрясениям, происходящим за стенами монастыря, а теперь оказалась в незнакомом мире и не ведала, что принесет ей грядущий день. Она не знала даже, что произойдет через час, потому что ее жизнь оказалась в руках этого неотесанного шотландского горца Камерона Маккея! И от нее ничего не зависело. Она была целиком и полностью в его власти! Мередит чувствовала, что близка к истерике.

«Возьми себя в руки!» — приказал внутренний голос. Пусть она не могла изменить обстоятельства, но себя контролировать она обязана, подумала Мередит. Она сделала глубокий вдох, надеясь успокоиться. Впрочем, она знала один верный способ достичь этого.

Она опустилась на колени, закрыла глаза и, осенив себя крестом, молитвенно сложила руки.

— Не испытывай мое терпение, женщина! Чем ты, черт возьми, занимаешься? — послышалось недовольное восклицание.

Губы ее перестали шевелиться. Не открывая глаз, она спокойно сказала:

— Я молюсь.

— Опять?

«Ослеп он, что ли?» — подумала Мередит, не удостоив его ответом.

Он выругался в сердцах, звякнула конская сбруя, послышались тяжелые шаги. В следующее мгновение сильные руки схватили ее под локти и поставили на ноги. Он развернул ее лицом к себе.

— Я не причинил тебе вреда! Не надругался над тобой, не избил тебя! Так чего же ты хочешь?

Он снова пришел в ярость. Она чувствовала, что он с трудом сдерживает гнев. Какой он высокий! Гораздо выше, чем ее отец или даже дядюшка Роберт, который был самым высоким человеком в замке Монро.

Она поняла, что ее молитва вызывает у него раздражение, и подумала, что этот человек, наверное, не верит в Бога. Но то, что человек может быть к тому же еще и глупым, было выше ее понимания.

Ах, если бы он просто отпустил ее! Она помедлила, прежде чем ответить. Потом подняла голову и посмотрела ему в лицо.

В глазах его полыхал гнев, губы сжаты в тонкую линию… Ее бросило в дрожь.

Она отвела взгляд.

Он слегка встряхнул ее за плечи.

— Ответь мне, — повторил он. — Разве я причинил тебе вред или обидел чем-нибудь?

Она снова повернулась к нему, уставившись взглядом в широкую грудь.

— Нет, — наконец ответила она. Каким-то чудом ей удалось справиться с собой, и голос ее звучал почти спокойно.

— Тогда перестань без конца молиться, — проворчал он и отошел на шаг.

Теперь, когда он больше не прикасался к ней, она почувствовала себя увереннее.

— Ты не понимаешь, — холодно сказала она. — Я молюсь не за себя, а за тебя.

— За меня? — удивился он.

— Да, — спокойно сказала Мередит, глядя ему прямо в глаза. — Я молю Бога, чтобы он простил тебе твои грехи.

— Грехи? О чем ты говоришь? Не сомневаюсь, что ты с удовольствием обвинила бы меня во всех смертных грехах! — сказал он с натянутой улыбкой.

— Ладно, — сказала она, — я тебе напомню. Ты выкрал меня из монастыря Конниридж. И с какой же целью, позволь узнать? Чтобы заставить моего отца поверить, будто его единственного ребенка больше нет в живых! — с горечью продолжала она. — Ты хочешь отомстить за смерть своего отца и своих братьев. Но уверяю тебя, ты ошибся! Рыжий Ангус не убийца. Он не убивал твоих братьев и отца, потому что не способен на такую жестокость! Улыбки на его лице как не бывало.

— А я уверен, что это сделал он, потому что я сам при этом присутствовал! — Его взгляд пронзал ее, словно стальной меч. — Ты говоришь о Божьем прощении? А разве Господь не мстителен? Да, я хочу отомстить. Отомстить за то, что вырезали всю мою семью. Думаю, тебе не нужно напоминать, что говорит Библия? «Око за око, зуб за зуб»!

— «Не судите да не судимы будете», — процитировала она в ответ.

Он и бровью не повел.

— Я готов принять все последствия своих действий. Но твой отец повинен в смерти моего отца и моих братьев. И я обещаю отплатить за это той же монетой.

Мередит покачала головой.

— Но каким образом? Ты решил оставить моего отца в живых… а братьев у меня нет.

Он подошел к ней так близко, что она увидела стальной блеск его серых глаз.

— Верно, — неожиданно тихо сказал он. — Но теперь у меня есть ты.

Глава 4

Но теперь у меня есть ты.

Его смуглое лицо с отросшей за сутки щетиной… эта медленно расплывающаяся по лицу улыбка… этот сочный низкий голос… Неудивительно, что ее бросило в дрожь.

Он говорил правду. Он не причинил ей вреда и не надругался над ней.

Но почему-то она чувствовала, что его счеты с ней еще не закончены.

Она храбро встретилась с ним взглядом.

— Ответь мне: ты видел его?

— Видел — кого?

— Моего отца! Ты говорил, что он был среди нападавших, но я должна знать, видел ли ты его лицо. Потому что могу поклясться, что мои соплеменники не бросают умирать раненых. Мой отец никогда не допустил бы такой кровавой бойни!

Он долго молчал, потом сказал:

— Я не видел его лица. Но я отлично знаю боевой клич воинов клана Монро и цвета их пледов. К тому же цвет его волос не спутаешь ни с чем.

— У тебя нет ни малейшего сомнения в том, что ты ошибся? Не думаешь, что это было предательство и кто-то хотел свалить вину на моего отца?

— Нет. Я совершенно уверен, что это был твой отец, — заявил Камерон сквозь зубы. — И на твоем месте я не стал бы искать оправданий.

Мередит так крепко сжала кулаки, что ногти врезались в ладони. Возмущение, кипевшее в ее душе, вдруг прорвалось наружу.

— Ты считаешь, что победил меня, потому что я женщина! — вскричала она. — Потому что я слабее, а ты сильнее. Будь я мужчиной, ты не осмелился бы тронуть меня. Ты просто жалкий негодяй! Мерзкое животное! Все, что ты делаешь, отвратительно, и сам ты отвратителен!

Она стояла перед ним, вызывающе вздернув подбородок и широко расставив грязные босые ноги. Камерон был поражен и возмущен. Она назвала его отвратительным! Да как она смеет говорить такое, эта набожная монашка! И как она смеет говорить, что он ошибается и вовсе не ее соплеменники уничтожили его родню? Если там и было предательство, то исключительно со стороны ее отца!

Он был взбешен, но постарался сдержать свою злость, потому что знал, что пожалеет потом, как и она пожалеет, что вызвала его гнев.

— Ты закончила? — спросил он спокойным тоном. Она некоторое время молча смотрела ему в глаза.

Камерон был уверен, что следующий взрыв возмущения не заставит долго ждать себя. Ее губы раскрылись, потом крепко сжались. В глазах, опушенных темными ресницами, бушевала ярость. Однако она так ничего и не сказала.

— Буду считать, что ты ответила «да». — Он свистом подозвал коня. — В таком случае продолжим наш путь. Но имей в виду, дорогуша, — произнес он, легко вскакивая в седло, — будь ты мужчиной, ты давно уже лежала бы в могиле.

Он тронул пяткой бок Счастливчика, и животное сорвалось с места. На этот раз Камерон не был расположен соразмерять его скорость с ее скоростью. Он был слишком зол на эту девчонку!

Вскоре лес поредел. Плывущие высоко над головой облака отбрасывали на землю тени. Впереди виднелись холмы, покрытые нежной весенней зеленью.

И тут до слуха Камерона донесся какой-то негромкий звук — едва слышный сдавленный крик отчаяния. И наступила тишина.

Камерон быстро оглянулся.

Мередит была сзади, чуть справа от него. Он остановил Счастливчика и окликнул ее:

— Эй, не нужна ли помощь?

Она бросила на него сердитый взгляд и ничего не сказала, продолжая идти вперед. Что бы ни случилось, она, похоже, уже вполне оправилась и шагала как ни в чем не бывало.

— Ну как хочешь, — холодно сказал он, задержавшись на ней взглядом.

Он еще вчера заметил, что она настоящая красавица, но сейчас ему показалось, что это слишком слабое определение для ее внешности. При свете дня она была такой красивой, что дух захватывало. И не имело значения, что она перемазалась в грязи, а волосы, длинными прядями спускавшиеся до изящных узких бедер, свалялись и висели космами. Отвратительное платье порвалось, и сквозь прорехи проглядывали такие соблазнительные округлости розовой плоти, какие он не мог и вообразить у представительницы враждебного клана! Ему очень не хотелось признавать ее красоту, поскольку в ее жилах течет мерзкая кровь Монро, но красота есть красота, и с тем, что видят его глаза, не поспоришь.

Камерон ехал теперь медленно. Он заметил, что она начала прихрамывать. Он уже десять раз был близок к тому, чтобы схватить ее и посадить в седло перед собой, и десять раз себя останавливал. Почему она не попросит его остановиться? Эта маленькая дурочка продолжала идти со стоическим упорством!

Они добрались до неширокой реки, которая вилась по узкой лесистой горной долине, и тут Мередит упала. Лицо ее исказила гримаса боли. Правда, она проворно поднялась на ноги. Если бы он в это время не смотрел на нее, то ничего бы не заметил. На этот раз Камерон не стал раздумывать. Он развернул Счастливчика, остановился перед ней и соскочил на землю.

— Стой! — крикнула она, выставив вперед руку, словно защищаясь.

— Сядь! — приказал он.

Она не подчинилась и попятилась от него.

Схватив ее за локоть, он, ворча, притянул ее к себе, ожидая, что она будет сопротивляться. Но она подчинилась и осела на землю, уставившись на него огромными глазищами.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросил он, только теперь осознав, что сам смотрит на нее сердито. Неужели ее можно заставить подчиниться лишь с помощью сурового взгляда? — Покажи свои ноги, — строго потребовал он.

— В этом нет необходимости!

Она хотела поджать под себя ноги, но Камерон ее опередил. Он положил руку на ее бедро выше колена, она дернулась и попыталась отползти. Камерон слегка надавил на бедро пальцами, чтобы напомнить ей, что она не свободна.

Она замерла. Кажется, он ее здорово напугал. Она покраснела до корней волос.

Он был очень доволен. Ага! Значит, ее сопротивление можно сломить не только суровым взглядом, но и прикосновением! ,

Он оказался прав в своих предположениях, хотя это ему не принесло удовлетворения. Подошвы ее ног были сбиты и кровоточили. Его удивляло, как она могла даже стоять, не говоря уже о том, чтобы ходить. Он выругал ее, а заодно и себя за то, что позволил ей так долго идти пешком.

Он усадил ее на берегу, плавно спускающемся к воде. Потом достал из сумы на боку Счастливчика полосу льняного полотна и по откосу, заросшему темно-зеленым папоротником, спустился к воде. Она следила за каждым его шагом, словно испуганная лань, готовая в любой момент броситься наутек, однако когда он вернулся, то застал ее на том же месте, где оставил. Правда, когда он опустился рядом с ней на колени, она явно занервничала.

Он как можно осторожнее стер с ее ног грязь, смешанную с кровью. Сделав это, он вытащил из ножен кинжал. У нее от испуга округлились глаза, но, как ни странно, она не сделала попытки отползти в сторону, а лишь стиснула руки. Он заметил, что они у нее маленькие и изящные, как и остальное тело.

Несколько колючек глубоко вонзились в пятку. Он решил извлечь их при помощи кинжала. Мередит громко задышала, однако протестовать не стала.

— Почему ты не сказала мне? — резко спросил он. — Могла бы сесть на коня.

— Я сама пожелала идти пешком.

Таких упрямиц он еще никогда в жизни не встречал! Камерон презрительно фыркнул.

— Очень глупый поступок.

— Ничуть не глупый!

— А какой же? Только не рассказывай мне, как Иисус Христос нес свой крест, ступая окровавленными ногами, и что ты своим глупым кривляньем подражаешь ему.

Она судорожно глотнула воздух.

— Что ты сказал? Да как ты смеешь смеяться над Ним?

— Леди, я так же, как и вы, верю в Бога. Однако я считаю, что те, кто добровольно обрекает себя на мучения, полные болваны.

Она сердито сверкнула на него глазами.

— Я начинаю понимать, почему Всевышний отвернулся от Маккеев, особенно от такого, как ты!

Камерон стиснул зубы. Какая наглость! Она оскорбила не только весь клан, но и его самого! Временами ему казалось, что он по ошибке выкрал из монастыря не ту женщину, потому что эта мегера была совсем не похожа на милую застенчивую девушку, о которой он был наслышан. То она была покорной, дрожащей, робкой, то вдруг делала такое, на что не осмелился бы ни один мужчина, которому дорога собственная жизнь!

Настроение у него совсем испортилось. Он свистом подозвал коня, поднялся на ноги и схватил Мередит в охапку, словно вынул утку из гнезда. Появился Счастливчик, и Камерон, усадив ее на жеребца, вскочил в седло.

— Дальше поедешь верхом, — только и сказал он. Мередит, очевидно, поняв, что его терпение иссякло, не стала спорить…

По крайней мере в данный момент. Они проехали несколько миль вверх по течению. Камерон остановил коня у воды, чтобы оценить ситуацию. Обычно здесь было неглубоко, но на прошлой неделе шли дожди, и вода, хотя и не вышла из берегов, стояла выше уровня, обычного для начала лета. Однако он и его люди без труда переправились на другой берег, когда ехали в Конниридж, и он подумал, что сейчас они тоже благополучно форсируют преграду.

Он легко соскочил на землю и указал рукой на поляну за речкой.

— Там мы заночуем, — сказал он.

Она взглянула туда, куда он показывал. Он и не подозревал, что она оцепенела от страха при виде мирной полянки.

— Там? За речкой? — Да.

— Но… придется перебираться на другой берег.

— Да!

— Но моста нет! Как же мы переберемся? Он принял ее испуг за упрямство.

— Река течет с востока на запад. Мы едем на север. Значит, нам надо ее переплыть.

— Разве нельзя подождать до утра?

— Мы не будем ждать. Мы двинемся вперед прямо сейчас.

— Но… — пробормотала она, — там глубоко.

— Не очень.

— Но как мы будем перебираться? — произнесла она дрогнувшим голосом.

— Ты можешь сидеть на Счастливчике. А я переведу его через реку.

Он вошел в воду, держа коня под уздцы. Когда они уже преодолели треть пути, дно неожиданно ушло из-под ног Камерона: уровень воды оказался выше, чем он ожидал. Он выругался и поплыл. Счастливчик испуганно повел глазом и вскинул голову. Но хозяин что-то сказал ему, потрепал по шее, и животное успокоилось. Река стала еще глубже, и вскоре конь тоже перестал доставать ногами до дна. Камерон оглянулся и увидел, что Мередит бледная как полотно вцепилась в конскую гриву. Вода достигала ее бедер. Течение толкнуло коня вбок, он заржал и поплыл быстрее. Но Мередит не удержалась в седле. Камерон услышал, как она, вскрикнув, упала, подняв фонтан брызг.

Мгновение спустя ее голова появилась на поверхности, и на миг их взгляды встретились. Лицо ее исказилось от страха. У него екнуло сердце. Только сейчас он понял, что скрывалось за ее нежеланием идти в воду:

она не умела плавать! Он поплыл к ней, но быстрое течение успело отнести ее в сторону. Он понял, что так ему никогда не догнать ее, резко изменил направление и поплыл к берегу.

Выбравшись из воды, он побежал по берегу, не выпуская ее из виду. Более умелый пловец поплыл бы по течению, стараясь удержаться на поверхности, пока не достигнет безопасного места. А она из последних сил старалась плыть против течения. Она била по воде руками, голова ее то появлялась, то исчезала под водой, течение бросало ее, словно щепку.

Впереди река делала изгиб, и Камерон прыгнул на упавшее поперек течения обомшелое бревно, чудом сохранив равновесие. Теперь он оказался чуть ниже ее по течению. Через мгновение течение должно было вынести ее в спокойную заводь. Он набрал в грудь воздуха и бросился в воду.

Камерон вынырнул рядом с ней. Он успел схватить ее, пока она снова не ушла под воду, и прижал к себе.

Она закинула руки ему на шею. Остекленевшими от ужаса глазами она взглянула на него.

— Не дай мне утонуть! — крикнула она. — Только не дай мне утонуть!

Он еще крепче прижал ее к себе.

— Я держу тебя, дорогуша, — произнес он громко. — А теперь слушай меня. Держи голову над водой и не сопротивляйся.

Он всего за десяток взмахов достиг берега. Встав на дно, он подхватил ее на руки и вынес на траву. Счастливчик стоял рядом и мирно ощипывал с куста листочки.

Камерон остановился в замешательстве. Его очаровательная пленница не спешила отпускать его. Мягкие нежные ручки все еще крепко обнимали его за шею, а тело прижималось к нему так, будто, кроме него, ей не нужен был никто на свете.

Судя по ее прерывистому дыханию, она все еще была напугана, но постепенно щеки ее начали розоветь.

На его губах появилась слабая улыбка.

— Леди, — пробормотал он, — если вы оглянетесь вокруг, то увидите, что опасность утонуть вам больше не угрожает.

Она подняла голову, задев макушкой его подбородок.

— А-ах, — тихо произнесла она.

Но так и не пошевелилась. Его темные брови удивленно поползли вверх. Он смущенно откашлялся и положил Мередит поудобнее.

Кажется, только теперь до ее сознания дошло, что она находится в его объятиях. Она мгновенно пришла в себя и, судорожно глотнув воздух, отпрянула от него. Как ни странно, это его немного обидело. Он опустил ее на землю.

Почувствовав себя на свободе, она отскочила в сторону, затем, пошатнувшись, нетвердой походкой направилась к группе вековых дубов и уселась на землю. Камерону показалось, что она опустилась на землю потому, что ноги ее не слушались.

Он последовал за ней.

— Почему ты не сказала мне, что не умеешь плавать? Она промолчала.

— Отвечай, — потребовал он.

Она отвернулась и посмотрела в сторону.

— Ты и без того считаешь меня слабой, — еле слышно произнесла она. — Если бы я тебе сказала, ты бы вообще меня запрезирал.

Камерон обдумал ее слова. Ага, значит, то, что она промолчала, объясняется гордостью. Гордость — это было ему понятно. Но бессмысленное упрямство он понимать отказывался.

На землю спускался вечер. Подул слабый ветерок.

Камерон заметил, что она дрожит. Они оба промокли до нитки. У нее с мокрых волос капала вода, а платье облепило кожу. Камерона подобные мелкие неудобства не смущали. Ему нередко приходилось спать на холоде, под дождем. Сейчас было бы разумнее всего содрать с нее мокрую одежду — ей стало бы теплее. Однако она и без того считала его неисправимым грешником, а уж если он разденет ее, то превратится в исчадие ада.

Он принялся разводить костер. В животе у него громко заурчало, напомнив о том, что надо бы что-нибудь поесть.

— Надо раздобыть еду, — сказал он. — Если я уйду, обещаешь, что не убежишь?

Она не ответила, а лишь уставилась на него таким взглядом, что ему захотелось выругаться.

Камерон стиснул зубы. Ее мятежный дух не угас. К сожалению, даже происшествие в реке не сделало ее покорнее.

— Если вздумаешь бежать в Конниридж, тебе придется снова пересечь реку, — напомнил он.

По ее худенькому телу пробежала дрожь.

— Я не убегу, — сказала она наконец.

Камерон усмехнулся. Он, кажется, нашел способ заставить ее подчиняться.

Мысль о том, что она все-таки может сбежать, не давала ему покоя, поэтому он решил не задерживаться и ограничился тем, что собрал немного ягод да дикой брюквы на ужин.

Возвращаясь, он не сразу обнаружил ее и, выругавшись, ускорил шаг.

Но у него отлегло от сердца, когда он увидел, что она просто передвинулась ближе к костру. Растянувшись возле него, она крепко спала. Одна ее рука была вытянута и находилась в опасной близости от пламени.

Он бросился к Мередит, отвел от огня ее руку и положил ей на живот, чтобы во сне она не сунула руку в огонь.

Она спала так крепко, что даже не шевельнулась.

«Намучилась, бедняга, — подумал он, улыбнувшись, — понервничала, потом ехала верхом, а затем долго шла пешком. Да еще вдобавок чуть не утонула…»

Он машинально протянул руку, чтобы убрать упавшие на щеку влажные пряди волос. Какое-то незнакомое чувство охватило его… Неужели нежность? «Что это на меня нашло?» — удивленно и смущенно подумал он.

Он сердито отдернул руку. Откуда эта нежность, это странное желание защитить ее? Нет уж! Боже упаси! Только этого ему не хватало! Ведь она Монро! Просто все дело в том, что она женщина и гораздо слабее его.

Она пошевелилась, перевернулась на спину, подставив лицо лунному свету — и его взгляду.

Он жадно обвел потемневшим взглядом ее лицо — длинные шелковистые ресницы, окаймлявшие глаза небесной голубизны, молочно-белую округлость щеки, полные губы. Вдруг он почувствовал острое, нестерпимое желание. Ему вспомнилось, как прижимались к нему ее груди, как его рука скользнула на ее талию и задержалась там.

Его мужское естество шевельнулось и ожило. Медленно втянув в себя воздух, Камерон попробовал отвлечь свои мысли от все увеличивающегося утолщения внизу живота. Он вдруг вспомнил о цепочке, лежавшей в его кармане, взглянул на ее хрупкое запястье, покоившееся в соблазнительном углублении между грудей, и решил, что нет необходимости надевать на нее наручники. Она уже спит. Зачем будить ее?

Он растянулся рядом, стараясь не прикасаться к ней.

Она перевернулась на бок и уткнулась лицом в его бок. Камерон замер, словно его парализовало. Он боялся дышать. Ее податливое тело прижималось к нему. Ее головка уютно примостилась на его плече, а легкое дыхание щекотало кожу на его ключице.

Она снова вздрогнула от озноба.

Он встревожился, сел и, сняв с себя плед, укутал ее.

Он криво усмехнулся, презирая себя за то, что позволил этой невинной соблазнительнице вызвать в нем такие нелепые чувства. Желание. Нежность. Что за вздор лезет ему в голову?

Он снова улегся, но на этот раз позаботился о том, чтобы дистанция между ними была вдвое больше.

В ту ночь Камерон Маккей долго не мог заснуть.

Мередит проснулась, укутанная его пледом.

Высоко над головой было ясное голубое небо. Перелетая с ветки на ветку, в кронах деревьев щебетали птицы. Но ее не радовала красота дня. Ей не давала покоя одна мысль: почему он укутал ее своим пледом?

Она лежала очень тихо, прикасаясь пальцами к мягкой теплой шерсти. Ткань еще хранила его запахи. От нее пахло костром, мускусом и… мужчиной.

«Почему?» — в смятении думала она. Она не понимала его заботы и не ожидала ее от него. Когда он осматривал вчера вечером ее ногу, у него было такое суровое лицо. Силы небесные! Да при одном взгляде на него ей хотелось попятиться и перекреститься. Однако прикосновение его рук действовало на нее успокаивающе. Почему он вообще заботится о ней? Его не в чем винить, он прав.

Она причинила себе вред исключительно из-за собственного упрямства.

И он мог бы позволить ей утонуть! Однако он этого не сделал.

Она должна была поблагодарить его… Она обязана ему жизнью.

А она что ему сказала? «Жалкий негодяй! Ты отвратителен!» Мередит стало стыдно за собственное поведение. Такие оскорбительные заявления едва ли можно считать проявлением человеколюбия! А человеку, решившему посвятить жизнь служению Господу, тем более не подобает так вести себя. Она совершила грех и должна немедленно попросить прощения.

Молитвенно сложив руки, она склонила голову.

Видно, не доходят до Господа ее молитвы. Ох, что это она. Так говорить грешно… Она взглянула на свои руки и вдруг поняла, что на ней нет наручников. Странно, он поверил, что она не убежит. Хотя ведь ей пришлось бы снова перебираться через реку. Нет, он, наверное, абсолютно уверен, что она не сделает этого, поскольку считает ее трусихой.

Она чуть-чуть повернула голову. Он лежал на спине. Одна его рука покоилась на груди. Она набралась храбрости и стала придирчиво вглядываться в его лицо.

Он был старше ее, но все еще молод. И, как ни прискорбно признавать это, он был красив, хотя и принадлежал к племени бесчестных Маккеев. Он несколько дней не брился, но сквозь отросшую щетину она разглядела на его подбородке ямочку, которой не замечала раньше. Если бы он был гладко выбрит, она, наверное, придавала бы его лицу мальчишеский вид. Вздор! В этом мужчине не было ничего мальчишеского! Он был воплощением мужественности, и она невольно залюбовалась им.

Да, он силен, ничего не скажешь, и его власть над ней не вызывает сомнения. Но сейчас он спит. И Счастливчик рядом, под соседним деревом. Она не была обманщицей по природе и не любила обманывать, но в этот момент молила Бога, чтобы у нее все получилось. Коварство было свойственно мужчинам — ему, например. А с ее стороны этот поступок был скорее не обманом, а жестом отчаяния.

Ее охватило возбуждение. Она должна бежать, пока есть возможность. Другого такого случая не представится. Она должна забыть о том, что боится воды, и просто отыскать какое-нибудь другое место для переправы — там, где помельче и поспокойнее. Она сможет, обязательно сможет сделать это!

Но она поклялась, что вернет свое распятие… Это ее самое драгоценное сокровище, и к тому же единственное, и она не оставит его в чужих руках, тем более в руках Камерона Маккея!

Она облизнула пересохшие губы. Он спрятал распятие под туникой — наверное, там есть потайной карман. Она лежала совсем рядом с ним, но не прикасалась к нему. Собрав в кулак всю свою волю, она запустила пальцы под его тунику, и рука ее медленно двинулась по твердой поверхности его груди. Она была покрыта волосами, и у нее пересохло во рту. Неужели все мужчины такие же волосатые?

У него не дрогнул ни один мускул. Дыхание было глубоким и спокойным. Если бы она не боялась разбудить его, то вздохнула бы с облегчением.

Увы, она рано обрадовалась. Время шло, а она не могла отыскать распятие. Ее охватила паника. «Поторапливайся!» — приказала она себе. Если он проснется и поймает ее на месте преступления, он наверняка придет в ярость.

Она скользнула взглядом по его лицу — и сдавленный крик застрял в ее горле. Случилось то, чего она больше всего опасалась!

Он не спал и, похоже, уже давно наблюдал за ее манипуляциями.

Глава 5

Она оцепенела от страха и чуть не закричала. В чем же она провинилась, если ее молитвы не доходят до Всевышнего?

— Полагаю, что не девичье любопытство заставляет тебя столь нескромно обследовать мое тело.

Он произнес это снисходительным тоном, и Мередит пришла в ярость, почувствовав в его словах насмешку. Ну и наглец!

У нее зачесались руки от желания дать ему пощечину, чтобы убрать с его физиономии эту дерзкую ухмылку.

Однако поиски распятия привели к другому, совершенно неожиданному результату.

Ее пальцы нащупали гладкую металлическую поверхность — это была рукоять кинжала. Свобода! Кратчайший путь к ее достижению был в ее власти, точнее — в ее ладони. Обхватив рукоять пальцами, она молниеносно вытащила кинжал из ножен и приставила острие к груди Камерона.

Она ужаснулась, поняв, что затеяла, но сейчас преимущество было на ее стороне, и она будет последней дурой, если не воспользуется им.

— Не двигайся, иначе… иначе я нанесу тебе рану не хуже той, что красуется на твоей спине, — предупредила она.

Он одарил ее лучезарной улыбкой.

— Неужели ты повернешь мое же оружие против меня?

— Да! — дерзко заявила она.

— У тебя не хватит смелости.

— Ошибаешься!

— И что же ты сделаешь? Перережешь мне горло? Предупреждаю, дорогуша, это весьма грязная работа. Это надо делать очень быстро, иначе и руки, и одежда — все будет залито кровью.

Мередит побледнела.

— Конечно, некоторые люди не обращают внимания на подобные вещи, но липкое кровавое месиво — штука весьма неприятная. Однако при этом способе конец наступает быстро — по крайней мере так говорят…

Он просто решил вывести ее из себя. Но к сожалению, это была единственная возможность заставить его отпустить ее.

Его спокойствие приводило ее в бешенство.

— Замолчи! — крикнула она.

Он и внимания не обратил на ее приказание.

— Разумеется, можно нанести удар в сердце. Но удар должен быть очень точным, иначе у меня останется шанс выжить. И еще надо постараться, чтобы удар не попал в кость. Следует держать кинжал крепко и наносить удар решительно. Однако, если ты хочешь, чтобы я умирал медленно и мучительно, тебе, возможно, следует попробовать нанести рану в живот. Ранения в живот самые болезненные. А если немного повернуть кинжал в ране — только очень быстро, — ты почувствуешь, как он вспарывает плоть…

От описания этих подробностей ее чуть не вырвало. Ее охватила дрожь. Сможет ли она сделать это? Сможет ли лишить человека жизни? Следует всего лишь одним движением всадить кинжал, рвануть рукоять вниз — и ему конец. Она заметила, как на его горле бьется жилка — это биение его жизни… Сможет ли она спокойно наблюдать, как биение это прекращается?

При мысли об этом ее замутило. Она не сможет этого сделать. Она презирала себя даже за то, что такая мысль пришла ей в голову. Ее охватило чувство вины.

Она попыталась подняться на ноги. В то же мгновение кинжал был выбит из ее руки, а сама она оказалась лежащей плашмя на земле. Она не могла не только двигаться, но даже дышать, потому что на нее навалилось тяжелое тело. Страшно испугавшись, она попробовала было выбраться из-под него, но увы! Он еще крепче прижал к земле ее руки и стиснул ногами ее ноги.

Устав от бесплодных усилий, она затихла, прерывисто дыша.

Да, она была права. Она знала, что навлечет на себя его гнев, и теперь его ярость бушевала вовсю. Она ощущала ее в каждом напрягшемся мускуле лежащего на ней человека.

— За это мне следует убить тебя! — возмущался он, возвышаясь над ней, подобно горе.

— Так сделай это! — в отчаянии крикнула она. — Убей — и дело с концом, иначе ты пожалеешь, что оставил меня в живых!

Она слишком поздно поняла, какой опасный вызов ему бросила. Глаза его метали молнии, и она не на шутку испугалась. Что, если он действительно убьет ее?

— Дорогуша, — процедил он сквозь зубы, — просто чудо, что я до сих пор не убил тебя, так что лучше не испытывай мое терпение. Иначе сама пожалеешь, что я не сделал этого!

У нее защемило сердце. Ее храбрость была всего-навсего проявлением непокорности. А на самом деле она действительно трусиха.

Он наконец освободил ее, но лицо его было мрачнее тучи.

— Ты не оставила мне выбора. Я не скоро забуду, как ты отплатила мне за доверие. На твоем месте я бы помнил об этом.

Глаза ее защипало от слез, но она поклялась себе, что не заплачет в его присутствии. Она бросила ему вызов — и проиграла. И теперь ей придется расплачиваться.

Он свистом подозвал Счастливчика, послушно прибежавшего на зов. Мередит покорно ждала, пока он седлал жеребца. Закончив, он кивком подозвал ее к себе.

Она шагнула вперед и, остановившись перед ним, молча протянула ему руки.

Камерон не сразу сообразил, что она предлагает ее связать. Ему не хотелось делать этого, хотя это было бы разумно. Но ведь она снова начнет ему угрожать! Нет уж, увольте, он не даст ей повода издеваться над собой.

Он нахмурился и, взяв ее за талию, поднял в седло, а затем сел сам.

Он почувствовал, как напряглась и выпрямилась ее спина. Она старалась не прикасаться к нему. Он стиснул зубы и умышленно прижал ее к себе. Хотя она злила его и испытывала его терпение, он не мог не восхищаться ее поведением. В ночь похищения она не кричала, не визжала, не плакала. Не умоляла сжалиться над ней. Она просто стояла и молча ждала смерти. Она не отшатнулась от него в испуге. А могла бы. Должна была! Но нет, в храбрости она не уступала любому мужчине, а многие из них были гораздо трусливее ее.

Что она ему сказала? Не двигайся, иначе я нанесу тебе рану не хуже той, что красуется на твоей спине. Если бы ее заявление не было таким абсурдным, он бы расхохотался! Девчонка даже не поняла, что ей удалось так долго держать в руках его кинжал потому лишь, что он ей это позволил! Теперь-то он считал ее слова забавными, а в тот момент он не был расположен шутить.

Лишь через несколько часов она наконец расслабилась. Камерон догадывался, что она не привыкла к многочасовой тряске в седле. Наверное, у нее болело все тело. Интересно, как бы он поступил, если бы она попросила остановиться? Камерон этого не знал. Но зато был уверен, что она об этом не попросит, а сам он после ее проделки нынешним утром не был расположен проявлять о ней заботу.

День выдался на редкость теплый и солнечный. Он заметил вдали фермера, который вместе с несколькими подростками собирал на поле камни неподалеку от невысокого строения. Пока они подъезжали, Камерон с улыбкой наблюдал, как растет куча камней на краю поля. Отсюда фермер будет брать камни, чтобы укрепить изгородь, поднимавшуюся к вершине холма. Камерону вспомнилось детство, его отец частенько отправлял своих сыновей выполнять такую же работу.

У него заныло сердце. Ему очень хотелось поскорее добраться до дома, хотя было мучительно больно сознавать, что там уже нет ни отца, ни братьев… И ответственность за безопасность и благополучие клана лежала теперь на его плечах.

Его вывел из задумчивости голос фермера, издали поздоровавшегося с ними.

Камерон поднял руку и громко поприветствовал его в ответ. Мередит тоже посмотрела на фермера, и Камерон почувствовал, как она затаила дыхание.

Он наклонился к ней.

— Не вздумай… — только и сказал он.

Она сжала губы. И снова напряглась. В полном молчании они поехали дальше.

Над темно-зелеными кронами деревьев предзакатное небо окрасилось в розоватые и золотистые тона. Камерон почувствовал, что его пленница расслабилась. Может, заснула? И тут же ее тело склонилось набок, но, вздрогнув, она сразу выпрямилась.

Ему стало жаль ее. Когда они подъехали к берегу лесного ручья, поросшему высокой густой травой, Камерон решил устроить привал.

— Мы остановимся здесь на ночь.

Он спешился, потом повернулся, чтобы предложить ей руку. Но она уже соскользнула на землю. Увидев, как она поморщилась, он помрачнел. Она, прихрамывая, направилась под дерево, но не для того, чтобы расположиться на отдых, как он ожидал. Опустившись на колени, она сложила руки и низко опустила голову.

Он глубоко вздохнул — то ли от отчаяния, то ли от возмущения. А может быть, из уважения к силе, намного превосходившей его собственную. Усилием воли он заставил себя не обращать на нее внимания.

Прошло четверть часа, а она продолжала стоять на коленях, и губы ее шевелились.

Он потерял терпение, грубо схватил ее за плечи и поставил на ноги.

— О чем это ты так горячо молишься?

Глядя куда-то в неведомые дали, она спокойно сказала:

— Ты не исповедник, я не могу сказать тебе.

— Я или твой исповедник — какая тебе разница? Она не подняла на него глаз и все так же стояла молча.

— Скажи мне, о чем ты молишься? Нет, лучше я сам угадаю, — насмешливо произнес он. — Ты молишься о том, чтобы я умер.

К его удивлению, она покачала головой:

— Я не молюсь о том, чтобы ты умер. Ответ его озадачил.

— Тогда о чем же?

— Тебе этого не понять.

— Так скажи.

Длинными пальцами он приподнял ее подбородок, заставив ее смотреть ему в глаза. Камерон ожидал от нее уже ставшего привычным сопротивления. Сейчас она взглянет на него так, что ему останется только провалиться в преисподнюю. Однако произошло нечто совершенно неожиданное.

Такого виноватого взгляда он еще не видывал никогда в жизни. В глазах отражалась боль, душевная мука, вокруг глаз залегли тени.

Он застыл в недоумении.

— Скажи мне, — снова повторил он. На этот раз в его тоне не было и намека на насмешку.

— Я держала кинжал у твоей груди, — едва слышно призналась она. — Я могла бы убить тебя… — Она глотнула воздух, как будто была не в силах продолжать дальше.

— Значит, ты все-таки думала об этом, — спокойно сказал он.

У нее задрожали губы.

— Я никогда не смогла бы убить тебя, — прошептала она и вдруг перешла на крик. — Я никогда не смогла бы убить тебя, однако в какой-то миг я подумала об этом!

Как ни странно, но Камерон ее понял. Он испытывал то же самое чувство, когда впервые убил человека. Не он первый нанес удар, но его удар был последним. Если бы он не сделал этого, его сейчас не было бы в живых, и он никогда не пожалел об этом. Он даже хотел сказать ей, что, если бы его схватили, а у него в руках оказался бы кинжал, он чувствовал бы то же самое. И он бы довел дело до конца!

— Ты и понятия не имеешь, как мне стыдно, — сказала она прерывающимся голосом. — Думаю, я никогда не смогу простить себя!

Камерон не ответил. Он верил в Бога. И время от времени ходил к мессе. Случалось, что он молился — без особого жара, но все же просил Всевышнего благословить его и наставить на путь истинный. По правде говоря, он не вполне понимал, в чем ее проблема. Может быть, все дело в том, что она женщина и была послушницей в монастыре, а он мужчина? По его мнению, закон Божий и закон земной несколько отличаются друг от друга.

«Бывали моменты, — подумал он, — когда инстинкт заставлял убивать, чтобы защитить себя или тех, кого любишь. Это было убийство в целях самозащиты, но предумышленное убийство — совсем другое дело».

Он помрачнел, вспомнив о своей семье. Об отце и братьях, которые ничем не спровоцировали эту кровавую резню. О маленьком Томасе, который не причинил вреда никому из клана Монро.

Она спрятала руки в складках юбки.

— Нельзя ли мне минутку побыть одной? — прошептала она.

Он посмотрел на нее настороженным взглядом.

— С какой целью?

Она залилась краской от смущения.

— Ты знаешь, с какой целью.

Он знал. Но в данный момент не желал щадить ее скромность.

— Нет, — резко ответил он. — Ты никуда не пойдешь без меня.

Она заглянула ему в глаза, потом отвела взгляд в сторону. Смущенно теребя платье, она повторила:

— Пожалуйста. Я понимаю, что ты должен быть осторожен, но клянусь, больше я не причиню тебе беспокойства.

Он хотел было наотрез отказать, но заметил испуг в ее глазах. Чувствуя, как тает его решимость, он обругал себя за слабость и ее за то, что сбивает его с толку.

— Ладно, я повернусь спиной, но не уходи дальше того места. — Он указал рукой на высокие кусты в конце поляны.

Она не стала спорить и молча помчалась в указанное место. Камерон принялся разжигать костер. Сидя на корточках, он ждал ее возвращения, но она не возвращалась.

Выругавшись, он вскочил на ноги. Ведь он знал, что так и будет! Она не ангел. Она вероломная чертовка! Клянусь, больше я не причиню тебе беспокойства. Она замышляла побег, а виноватое выражение ее лица было сплошным обманом! Его уже второй раз обманывает нежная женственность ее форм, ее внешняя невинность. Какой же он дурак, что поверил ей! Он круто повернулся — и остолбенел.

Перед ним была Мередит, но… не одна.

Рядом с ней стоял высокий бородатый мужчина весьма устрашающего вида в грязной рваной юбке шотландского горца. Сальные волосы свисали до плеч. Не успел Камерон оценить обстановку, как появился второй. Этот был коренастый, с тяжелой квадратной челюстью. У обоих на поясе висел кинжал. Камерон перевел взгляд на Мередит: глаза у нее округлились и потемнели от страха.

Камерон, прищурившись, взглянул на толстые пальцы, по-хозяйски державшие ее за локоть.

— Ну, красотка, значит, это и есть твой муж?

— Нет, — торопливо сказала она, — это мой брат. Ее брат? Это еще что за новости? Сразу видно, что она не привыкла лгать.

— Ты лжешь, — заявил бородач.

Его пальцы с силой сжали ее руку. Камерон слышал, как она прерывисто вздохнула, однако не вскрикнула.

Судьба бородача была решена. Он умрет первым, подумал Камерон.

Он размял пальцы. Эта парочка негодяев не подозревала, что следует опасаться блеска, появившегося в его глазах.

— Я ей не муж и не брат, — холодно заявил он. — И не ваше собачье дело, кем я ей прихожусь.

— Ошибаешься. Ты оставил девчонку в одиночестве, значит, она может стать добычей любого из нас.

— Конечно. К тому же девчонка такая красивенькая, — поспешил вставить свое слово коротышка. Круглые маленькие глазки оглядели Мередит с ног до головы. Хохотнув, он протянул руку, чтобы ущипнуть ее за грудь. — Мне нравятся сиськи побольше, но сойдут и эти. Послушай, Дэвис, раз он ей не муж и не брат, то, наверное, не станет возражать, если мы оседлаем ее по очереди или оба сразу? — Он похлопал себя по промежности. — На вид он силач, а, Дэвис? Но бьюсь об заклад, что здесь у него не больше, чем у меня! А может, позволим ему тоже окунуться разок в ее бочку с медом? А потом посмотрим, а?

Лицо Мередит побелело как снег. Мускулы у Камерона напряглись. Он приготовился прыгнуть и выжидал подходящий момент.

— Предупреждаю один раз, — спокойно произнес он. — Оставьте ее в покое.

— С чего бы нам оставлять ее в покое? — спросил высокий, которого звали Дэвис. — Ты один против нас двоих! — фыркнул он. — Ты слышал, Монти? Он думает, что может побить нас!

С этими словами он рывком притянул ее к себе. Мередит бешено сопротивлялась, пытаясь вырваться. Дэвис ударил ее по щеке. Потом с утробным смехом провел мокрыми губами по белому изгибу ее шеи.

Ослепленный яростью, Камерон больше ждать не мог.

Раздался глухой треск — это Камерон нанес удар локтем в физиономию Монти. Тот без звука рухнул на землю.

Камерон уже был рядом с Мередит. Дернув за руку, он отшвырнул ее в сторону. Дэвис медленно поднял голову, и Камерон, подскочив к нему, одним движением перерезал ему горло. Дэвис испустил дух, видимо, так и не поняв, что произошло.

В это время другой мужчина — Монти — с трудом поднялся на ноги. Дикая злоба исказила его физиономию, изо рта струйкой текла кровь. Вытащив из-за голенища сапога кинжал, он бросился вперед.

Но Камерон этого не заметил. Он еще не успел повернуться.

— Нет! — раздался сдавленный крик.

Все произошло в мгновение ока. Краешком глаза он заметил лишь взметнувшуюся вверх худенькую руку и каскад длинных шелковистых рыжеватых волос…

Клинок кинжала описал дугу.

Раздался судорожный вздох… и все.

Мередит замерла на месте, потом покачнулась, словно былинка на ветру.

Монти отшатнулся и недоуменно перевел взгляд с окровавленного клинка на лицо Камерона. Одного взгляда на яростный блеск в глазах Маккея было достаточно, чтобы он начал, заикаясь, оправдываться:

— Господи Иисусе! Я… я даже не видел ее! Этот удар предназначался тебе, а не…

Камерон не дал ему закончить фразу. Монти умер с широко раскрытыми глазами от удара собстьенного кинжала, вонзившегося в его горло по самую рукоять.

Глава 6

Камерон резко повернулся. Мередит смотрела на него с озадаченным и испуганным выражением лица. Она раскрыла рот, но не смогла произнести ни звука. На ее груди быстро расплывалось темно-красное пятно.

Ужас пронзил его сердце. Пресвятая Богородица! Неужели этот негодяй убил ее?

У нее подкосились ноги. Она начала оседать на землю, и Камерон едва успел подхватить ее на руки.

— Почему ты несешь меня на руках? Ты ведь сказал, что никогда не сделаешь этого? — еле слышно прошептала она.

Пресвятая Дева! Нашла же подходящее время для воспоминаний!

— Я сказал, что не понесу тебя на руках, если ты начнешь спотыкаться.

Она уткнулась лицом в его шею.

— Но я споткнулась. А ты видел это, но ничего не сказал!

Зачем она это вспоминает? Похоже, стыдится. Ему хотелось поскорее вернуться на их стоянку, но он боялся навредить Мередит. Ее тело обмякло в его руках — кажется, она потеряла сознание. Но он ошибся. Как только он опустил ее на покрытую мягким мхом землю, Мередит открыла глаза. Ее пальчики с поразительной силой вцепились в его тунику.

— Умоляю тебя… не позволяй мне… умереть… — В ее глазах была отчаянная мольба.

У него перехватило дыхание.

— Я не позволю тебе умереть, — со странной горячностью пообещал он, взяв ее за руку. — Ты слышишь меня, Мередит? Я не позволю тебе умереть.

У него гулко колотилось сердце. Он наклонился над ней. Платье на груди насквозь промокло от крови. Он быстро спустил его до талии.

У нее испуганно округлились глаза.

— Что ты делаешь?

Губы его дрогнули в улыбке. Скромная и строгая, как всегда!

— Чтобы спасти тебя, дорогуша, мне нужно сначала осмотреть рану, — сказал он, подумав, что даже если бы она захотела, то сейчас не смогла бы сопротивляться. Ее рука взметнулась вверх, как будто она хотела прикрыться, но тут же бессильно упала.

Она отвела взгляд, потом глаза ее закрылись. Может быть, она снова потеряла сознание? Если так, то это существенно упростило бы дело.

Он не обращал внимания на мягкие округлости, открывшиеся его взору, сосредоточившись исключительно на осмотре раны. Будь ее рана хотя бы на два пальца левее, у нее наверняка было бы задето сердце. Лезвие кинжала вспороло ткани под ключицей. Достав из сумы льняную салфетку и запасную тунику, он смыл кровь. Края раны были чистыми, не рваными, но он не мог определить, насколько она глубока, потому что рана продолжала кровоточить. Хотя Камерон не считал себя большим знатоком врачевания, но ему не раз приходилось помогать обрабатывать раны, и он знал, что прежде всего следует остановить кровотечение. Проклятие! Единственное, что он мог сделать, это туго перевязать рану.

С сосредоточенным выражением лица он принялся разрезать свою тунику на полосы. Сложив одну из них в несколько слоев, он изготовил толстую подушечку и, приложив к ране, укрепил ее на месте с помощью другой полосы.

Пока он ничего больше не мог для нее сделать. Он прикрыл ее своим пледом и услышал, как она тяжело и прерывисто вздохнула.

Потом она задремала. Камерон терпеливо ждал этого момента, чтобы стянуть с нее остатки окончательно пришедшего в негодность платья. Все равно его нельзя было больше носить. Он усмехнулся. Если бы она знала, что он делает, она бы наверняка убила бы его.

Сидя на корточках, он задумчиво смотрел на нее. Почему, черт возьми, она сказала этим вонючим подонкам, что он ее брат? Чтобы защитить его? Он сам во всем виноват. Поклялся, что негодяй по имени Дэвис умрет первым, и так и сделал. Но в своем гневе он забыл об осторожности. Надо было все-таки сначала прикончить Монти.

В ту ночь он спал беспокойным сном, а утром, проснувшись, увидел, что небо заволокло зловещими серыми тучами. Где-то за холмами погромыхивал гром. Мередит, бледная, осунувшаяся, не шевельнулась, когда он ее окликнул. Он встал, лихорадочно соображая, что делать дальше. Следовало перенести ее на сухое место, но он боялся ей повредить. И в то же время оставлять на влажной земле раненую женщину было нельзя, а до его крепости на Северо-Шотландском нагорье оставалось еще не менее двух дней пути. Наконец, приняв решение, он свистом подозвал Счастливчика.

Камерон помчался галопом к тому месту, где они вчера заметили фермера. Может быть, он подскажет, где они смогут найти крышу над головой.

Интуиция его не подвела. Фермер по имени Джонас, выслушав его рассказ о нападении бродяг на него и Мередит, с готовностью предложил свою помощь. Джонас думал, что Мередит его жена, а Камерон не видел необходимости его разубеждать.

— Неподалеку от вашей стоянки есть хижина пастуха, — сказал он Камерону. — Мы с женой с радостью приютили бы ее у себя, но до хижины легче добраться.

Его жена Джоанна, женщина высокая и пышнотелая, быстро принесла одеяла, ткань для перевязки и целебную мазь. Она строго наказала Камерону содержать рану в чистоте, чтобы не было нагноения. В благодарность за их щедрость Камерон оставил им пригоршню серебра, с лихвой компенсировав их затраты.

\ Все было так, как сказал Джонас: хижина располагалась на склоне холма, чуть выше того места, где они остановились на привал. Это было небольшое строение. В хижине были очаг и маленькое оконце. Теперь им было где укрыться от утренних туманов и холодного ночного воздуха. Он быстро принес в хижину свежей соломы для постели, положил ее. в углу на земляной пол и накрыл одеялом.

Он отсутствовал несколько часов, но, вернувшись, застал Мередит в том же положении, в каком ее оставил. У него екнуло сердце: кажется, она за это время даже не пошевелилась.

Он опустился на землю рядом с ней и окликнул ее.

Глаза ее медленно открылись. Ему пришлось наклониться, чтобы расслышать, что она говорит.

— Тебя так долго не было. Ты не боялся, что я убегу? Камерон не знал, смеяться ему или обругать ее. Он усмехнулся:

— А ты не боялась, что я убегу? Она отвела взгляд.

— Эта мысль приходила мне в голову, — пробормотала она.

Улыбка исчезла с его лица, он помрачнел. Неужели она действительно думала, что он ее бросит? На такое способен лишь бессердечный негодяй, а он, слава Богу, им не был!

— Мы должны перебраться в хижину, там безопасно и сухо, — тихо сказал он. — Скоро начнется дождь, а здесь нам негде укрыться.

Она кивнула и хотела было подняться.

— Нет! — остановил он ее. — Я сам. — Завернув ее в плед, он бережно взял ее на руки.

Пока он нес ее на руках, лоб ее покрылся испариной, а лицо было белым как мел. Опуская ее на солому, он заметил, что она закусила губу. У нее, наверное, разболелась потревоженная рана, но она не издала ни звука.

С трудом повернув к нему голову, она прошептала:

— Спасибо!

Совершенно измученная, она проспала весь день. К вечеру Камерон начал тревожиться. Он считал, что поступил правильно, устроив ее в хижине, однако ее щеки, которые раньше были болезненно-серого цвета, теперь лихорадочно пылали ярким багрянцем, а дыхание было частым и поверхностным. Нахмурив брови, он приложил ладонь к ее лбу. И крепко выругался. Она горела как в огне! Его охватило чувство беспомощности.

Он уже дважды спасал ей жизнь, а ведь она была из клана Монро!

А Монти? Был бы Камерон сейчас жив, если бы она не бросилась между ними? Он не знал этого. Но зато знал, что она пыталась спасти его. Он не мог не отплатить ей тем же. К тому же он пообещал, что не позволит ей умереть.

Больше он не размышлял. Набрав воды из колодца возле хижины, он уселся рядом с Мередит, держа салфетку и воду наготове. Одним движением он снял с нее плед, обнажив ее тело. Он осторожно обтирал ее мокрой салфеткой с головы до ног, охлаждая горячую кожу.

Она поежилась.

— Мое платье… Зачем ты делаешь это? Не прикасайся ко мне… там. Этого нельзя делать!

Камерон замер в недоумении. В чем дело? Почему она так боится его прикосновения? Он нутром чуял, что это объясняется не только ее скромностью. Еще сегодня утром она так его не боялась! А теперь он уловил в ее голосе неподдельный страх. Это его встревожило.

Она застонала.

— Так темно, я ничего не вижу… Я не вижу… Кто ты такой? Кто ты такой? — Она испуганно открыла глаза и уставилась на него немигающим взглядом. От этого взгляда у него мороз пробежал по коже.

Похоже, она его не узнавала. У нее начался бред. Он погладил ее плечо. Всхлипнув, она испуганно отпрянула в сторону и свернулась в клубочек.

Он пришел в отчаяние. Что, черт возьми, ему делать? Он совсем не хотел пугать ее. Но если она не позволит ему прикасаться к себе…

— Успокойся, дорогуша, я ничего плохого тебе не сделаю. Не надо меня бояться.

Если она и услышала его, то не подала виду. Он принялся тихо, спокойно бормотать ей всякий вздор. Как ни странно, звук его глуховатого низкого голоса как будто успокоил ее. Вскоре дыхание ее стало более глубоким и равномерным. Напряжение постепенно покидало ее, тело расслабилось.

Он осторожно прикоснулся кончиками пальцев к ее лбу, потом пригладил влажные пряди волос на виске. На этот раз она не отстранилась. Костяшками пальцев он погладил ее щеку. Прикосновение было похоже на ласку, и она потянулась к нему. Жар еще не прошел окончательно, но она уже не горела, да и цвет лица стал почти нормальным.

И все же что-то ее беспокоило. Губы ее время от времени двигались, пальцы что-то перебирали… «Наверное, четки», — подумал он. Он вдруг со вздохом вспомнил ту ночь, когда выкрал ее из монастыря. Когда он, подкравшись сзади, зажал ей рукой рот, четки были у нее в руках. Он покачал головой. Ишь ты, святая душа! Даже во сне молится.

Тихо всхлипнув, она перевернулась на спину.

Камерон замер. Теперь ее обнаженное тело целиком открылось его взгляду. Шелковистые пряди рыжевато-золотистых волос разметались во все стороны, длинные темные ресницы отбрасывали тени на ее щеки. Губы были слегка приоткрыты — мягкие, наверное, и очень приятные на вкус. Кожа была безупречна…

Как и вся она.

Он вдруг почувствовал жар в крови. Он не мог сдержать желание, особенно когда глаза наслаждались подобным зрелищем. Трудно было вообразить, что она готовилась к постригу. Неужели такая красота навсегда скрылась бы под грубым серым одеянием за высокими стенами монастыря?

Мысленно обзывая себя последним негодяем, он продолжал жадно разглядывать ее. Его плоть немедленно отреагировала самым естественным образом.

Ничего не поделаешь, он был всего лишь мужчиной, со здоровыми потребностями, хотя в отличие от многих мужчин не ложился в постель с кем попало. Ему пришлось признать, что она его сильно возбуждает, будит в нем первобытный инстинкт самца.

Ему вдруг пришло в голову, что если бы он положил ладонь между ее бедер и широко расставил пальцы, то мог бы обхватить весь ее живот. Именно это место притягивало его взгляд, потому что там, между бедер, располагался треугольничек таких же рыжевато-золотистых волос, как и на ее голове.

Греховное желание овладело им. Она лежала перед ним, словно изысканное блюдо, которое предлагают человеку, голодавшему много дней, и это напомнило ему о том, что он и в самом деле много недель не видел женщину. Он вдруг подумал, что плоть у нее, наверное, тугая и войти в нее будет нелегко — все равно что натянуть узкую перчатку на его разгоряченную плоть…

Пока он лечил ее рану, он прикасался к ней бесстрастно, с подчеркнутым равнодушием. Но теперь ему мучительно хотелось обласкать языком эти нежные розовые соски, зарыться пальцами в рыжеватые кудряшки между бедер и запустить один палец в скрытое от глаз отверстие, чтобы убедиться в том, что ее лоно так же плотно облегает его палец, как будет облегать орудие любви.

У него вскипела кровь. Потребность прикоснуться к ней стала главным его желанием. Девчонка, несомненно, провозгласила бы это смертным грехом…

Боже милосердный, что такое с ним происходит? Он не из тех мужчин, которые позволяют похоти брать верх над разумом. Она Монро. Его враг. Сегодня и завтра и на всю оставшуюся жизнь.

Он некоторое время беспокойно шагал взад-вперед по хижине, потом остановился возле распахнутой двери. «Иган и Финн уже подъезжают к дому», — уныло подумал он. И конечно, будут со дня на день ждать его прибытия. И что они подумают, если он не появится? Ответ на этот вопрос ему совсем не нравился. Неужели они решат, что девчонка перерезала ему горло? Не может быть. Однако Камерон знал, что его клан все равно обвинит во всем клан Монро.

Мысль о том, что это может послужить поводом для развязывания войны между кланами, потрясла его до глубины души. Он не мог изменить того, что сделал. Да и не хотел! Пусть Рыжий Ангус поверит, что его дочь мертва. Тогда он, Камерон, отомстит — без дальнейшего кровопролития.

Он долго стоял неподвижно, глядя на небо, которое заря окрасила в багровые и золотистые тона. Все дело в том, что он слишком долго был без женщины, решил он. Да, в этом все дело. Просто его тело властно требует любую женщину — пусть даже эту! Но как только они окажутся на земле Маккеев, его постыдная тяга к ней исчезнет сама собой.

Он тут же поклялся сделать все возможное, чтобы как можно скорее вылечить ее.

Глава 7

Жарко. Ей еще никогда не было так жарко. Словно адское пламя бушевало вокруг, а она лежала на раскаленных углях. Дышать было трудно, как будто легкие опалило огнем.

Мередит, временами погружаясь в забытье, парила где-то между настоящим и прошлым. В той преисподней, где она теперь пребывала, все было чужим, даже солома, на которой она лежала. Но главное — с нее сняли платье, и она лежит голая. Боже милосердный, голая!

Дрожь пронзила ее. Она чувствует чьи-то руки на теле… руки на ее животе… руки прикасаются к тем местам, которые нельзя трогать!

Она снова возвратилась в ту ночь. Смертельный ужас охватывает ее. Она отбивается наугад, не видя в темноте от кого. «Оставь меня! — кричит она. — Я пожалуюсь своему отцу!»

В ответ раздается хриплый смех. «Нет, девочка, не пожалуешься. Я слишком хорошо тебя знаю».

Резкий шепот заставляет ее съежиться. Она с ужасом понимает, что, кажется, знает этот голос… Кто он такой? Кто?

«Мери, — произносит голос. — Моя малышка Мери».

Где-то в глубине души она знает, что это всего лишь сон. Пробыв какое-то время в Конниридже, она уже научилась, закрывая глаза, не думать об этом… не вспоминать о нем… о руках в темноте… о руках, которые удерживали ее, не давая подняться.

Но теперь появилось лицо… Он наклонился над ней, строго сжав губы.

«Успокойся, дорогуша, я ничего плохого тебе не сделаю. Не надо меня бояться».

«Ну уж нет, — думала она, — как раз тебя-то мне и следует бояться». Она смутно понимала, что это Камерон Маккей. Человек, который ее ненавидит. Человек, который использует ее как орудие мести.

Она снова погрузилась в забытье. Она не сопротивлялась — она была рада забыться.

Сколько времени прошло, она не знала. Ей все еще было очень жарко и было трудно дышать.

Она с усилием подняла тяжелые.веки. Словно в тумане перед ней расплывалась красивая физиономия Камерона Маккея.

— Силы небесные! — слабым голосом произнесла она. — Значит, я попала в ад, если вижу тебя!

— Нет, дорогуша.

— Полно, не может быть! Где еще можно оказаться вместе с тобой? Не на небесах же?

На губах его появилось нечто напоминающее улыбку.

— Мы не умерли, дорогуша. Уверяю тебя, мы не в аду.

— А где же еще? Почему тогда я горю как в огне?

— Ты получила удар кинжалом в грудь. У тебя началась лихорадка от раны. Помнишь?

Мередит изо всех сил старалась понять смысл того, что он говорит, но думать было трудно. В памяти всплывали какие-то разрозненные обрывки. Двое мужчин — Дэвис и Монти. Монти замахивается кинжалом. Камерон не видит, что на него нападают. А потом вдруг пронизывающая боль…

Единственная мысль более-менее отчетливо сформулировалась в ее мозгу: она уже в третий раз побывала на пороге смерти. Может быть, это последний раз или последним будет следующий?

Не дай мне умереть.

Она не сознавала, что произносит это вслух, пока не услышала его голос:

— Тс-с, успокойся, дорогуша.

Дорогуша. Раньше.он всегда произносил это слово с издевкой. Теперь, к ее удивлению, этой издевки она не слышала.

— Тебе нужно отдохнуть, чтобы набраться сил. Мередит, постарайся заснуть.

Заснуть? Разве может она спать, когда он рядом? Она вздрогнула и почувствовала, как ее плечи прикрывают чем-то теплым.

Когда она проснулась в следующий раз, тело ее уже не горело от жара. Но дышать было по-прежнему больно. Почему?

Ты получила удар кинжалом в грудь. У тебя началась лихорадка от раны.

От раны. Охнув, она попыталась сесть. Острая боль пронизала ее тело.

Он смачно выругался.

— Если ты будешь так дергаться, у тебя откроется рана. Мередит стиснула зубы. Через некоторое время боль утихла. Как только ей полегчало, она, нахмурив лоб, сделала ему выговор:

— Ты слишком много ругаешься.

— Вот как? Никто, кроме тебя, никогда мне этого не говорил. — Он насмешливо поднял густые брови. — Ты ведь уверена, что мне суждено гореть в адском пламени. Так какая разница — одним грехом больше, одним меньше?

Есть разница, есть! Она только хоть убей не могла вспомнить, в чем эта разница заключается. И слишком устала, чтобы вспоминать. Ее веки словно налились свинцом, она с трудом держала глаза открытыми. Она почувствовала прикосновение к своему лбу прохладных пальцев.

— Слава Богу, жар спадает, — пробормотал над ней низкий голос. — Тебе повезло, что осталась в живых.

Повезло. Она не чувствовала, что ей повезло. Она чувствовала себя обреченной. Ей следовало бы находиться в Конниридже, молиться, работать на огороде. Там она была бы в мире с самой собой. А вместо этого она здесь, рядом с этим несносным человеком, который не дает ей покоя…

Должно быть, она снова заснула. Когда она открыла глаза, он возвышался над ней, держа в одной руке миску с водой, в другой — стопку аккуратно сложенных салфеток.

— Вот и хорошо. Ты проснулась. Я собирался сменить тебе повязку. Тебе сразу станет легче. — Он опустился рядом с ней на колени.

Она вдруг с ужасом вспомнила, что под грубым шерстяным одеялом лежит абсолютно голая! Голубые глаза с укоризной взглянули на него, потому что кто, как не он, был виноват в этом!

— Что ты сделал с моим платьем?

— Снял. Иначе я не смог бы обрабатывать твою рану. А платье все равно было грязное и окровавленное.

Она негодующе стиснула зубы. Он, как видно, ни в чем не раскаивается, негодяй!

— Если ты думаешь, что я разглядывал тебя и млел от вожделения, то ошибаешься. Я этого не делал, потому что ты далеко не первая женщина, которую я видел и к которой прикасался.

Он тоже не первый мужчина, который прикасался к ней… Она прогнала мерзкие воспоминания, возмущенно вздернула подбородок и натянула одеяло чуть не до глаз.

— Я уже видел все, что ты пытаешься спрятать. Не забудь, что это я тебя перевязывал все эти дни. Я прикасался к тому, что ты так охраняешь, — к твоей коже. Я прикасался к твоей голой коже даже под грудью. Кроме меня, некому было это сделать.

Он явно терял терпение. И она не могла отказаться от его услуг. Мередит понимала, что слаба, как ребенок, и знала, что должна ему подчиниться. Она молча кивнула.

Он откинул с нее одеяло. Ей пришлось изо всех сил сжать кулаки, чтобы снова не натянуть его на себя. Струя холодного воздуха коснулась ее тела. Кончиком кинжала он разрезал испачканную повязку и снял ее, чистой влажной салфеткой смыл засохшую кровь с краев раны. Мередит резко втянула воздух.

— Извини, я не хотел причинить тебе боль, — сказал он.

Их взгляды встретились. Она торопливо отвела глаза. Не боль заставила ее вздрогнуть, а его близость. Она взглянула на свое тело: розовато-кремовые груди с более темными розовыми сосками. «Неужели он тоже все это видел?» — в смятении подумала она. Глупый вопрос! Едва ли он смог бы сделать перевязку, не глядя на ее тело. Она искоса взглянула на него.

Он низко наклонил голову. И был так близко от нее! Его дыхание щекотало кожу ее сосков.

Мередит судорожно вздохнула. Какая разная у них кожа — у него бронзовая, загорелая, а у нее белая. Хотя он делал свое дело невероятно нежно, в нем чувствовалась скрытая сила. Она не могла отвести взгляд, наблюдая, как он смачивает салфетку, потом выжимает ее. У него были типично мужские крупные, сильные руки с редкими черными волосками на тыльной стороне, а пальцы длинные и гибкие.

Снова всплыли непрошеные воспоминания. Ей захотелось прикрыться одеялом, как будто оно могло от чего-то защитить ее. Вот если бы она могла убежать! Она чувствовала себя беспомощной, как зверек, попавший в капкан.

Однако в его поведении не было ничего угрожающего, а в его прикосновениях не было ничего непочтительного. Он обрабатывал рану с максимальной осторожностью. Он был сосредоточен, и никаких признаков похотливых намерений не наблюдалось. Он не причинял ей боли. Хотя, возможно, ей было бы легче, если бы он причинял боль, подумалось ей.

Он взял полосу чистой белой ткани.

— Не могла бы ты немного выгнуть спину?

Мередит сделала, как он велел, и встревожилась: теперь ее груди выпятились вперед, как будто предлагали посмотреть на себя! Она остро почувствовала, что обнажена и открыта взгляду. Впрочем, так оно и было на самом деле. В полном смятении она сделала глубокий вдох, чувствуя, как он продолжает обматывать ткань вокруг ее тела.

Наконец он закончил работу и снова натянул на нее одеяло.

Мередит вцепилась пальцами в его край и, отвернувшись, сделала вид, что заснула. Вскоре он снова окликнул ее.

Она чуть было не поддалась искушению не открывать глаза и притвориться, что спит или потеряла сознание. Но подозревала, что он сразу же раскусит ее хитрость.

— Я приготовил тебе бульон. Ты хочешь есть? Мередит открыла глаза. Он опустился рядом с ней на колени, в руках у него была деревянная миска. Она уловила аппетитный запах.

— Хочу, — сказала она, только теперь осознав, что действительно проголодалась.

Сильная рука скользнула за ее спину, чуть приподняв ее. Он наклонил миску так, чтобы она могла пить. К своему удивлению — и, наверное, к его удивлению тоже, — она выпила все до последней капли, потому что не только запах, но и вкус бульона был великолепен.

Потом она снова легла. Она была очень слаба, но спать ей не хотелось, ведь в последнее время она, кажется, только и делала, что спала.

Мередит с любопытством оглядела хижину, в которой она лежала. Стены были сложены из неотесанных камней. Они неплотно прилегали друг к другу, и во многих местах между ними оставались просветы. Помещение было крохотным: всего шесть-семь шагов по диагонали — и с земляным полом. Свет поступал через крошечное оконце и открытую дверь, которая была подперта палкой. Вечерело. Мередит лежала на соломенной подстилке, накрытой одеялом. Неужели он сам соорудил это для нее? Не может быть…

— Это твой дом? — отважилась она спросить.

Он удивленно посмотрел на нее. Ей показалось, что сейчас он ответит ей какой-нибудь грубостью. И тут она поняла, что задала глупый вопрос. Маккеи были могущественным кланом. Конечно же, эта бедная крошечная хижина не могла быть его жилищем…

— Нет, — наконец ответил он. — Это хижина пастуха. — Он рассказал ей, как помог ему фермер Джонас, которого они встретили по пути.

— Сколько времени мы пробыли здесь?

— Сегодня третий день.

— Неужели третий? — удивилась Мередит.

Он промолчал и отвернулся, всем своим видом показывая, что не расположен продолжать разговор. Неразговорчивый. Да и о чем ему с ней говорить, с горечью подумала она. Он Маккей, а она Монро. Об этом не могли забыть ни он, ни она.

Мередит начало клонить в сон. Однако, увидев, как он стащил с себя тунику, она насторожилась.

Он немного постоял перед огнем, широко расставив ноги. Широкая, прекрасной формы, спина была разделена ложбиной позвоночника. Плечи и предплечья у него были сильные, мускулистые, а бедра очень узкие по сравнению с широкими плечами. Мередит завороженно смотрела, как играют мускулы под его гладкой золотистой кожей. Перед ней был мужчина, обладающий не только красотой, но и огромной силой…

Он выпрямился. У Мередит пересохло в горле. Очень тихо — так тихо, что если бы она не смотрела на него, то не услышала бы, — он подошел и улегся рядом с ней.

Теперь их разделяло расстояние не более чем в ладонь. Она зажмурилась, моля Бога, чтобы он не заметил, что она за ним наблюдала. И снова вспомнила о своей наготе. Сколько ночей прошло с тех пор, как он выкрал ее из монастыря? Она принялась было подсчитывать, но отказалась от этой затеи. И каждую из этих ночей она провела рядом с ним. И эта ночь не будет исключением. Он ни о чем не спрашивал, ничего не требовал. Он просто действовал так, словно выполнял свой долг. «Что ж, — подумала она, — кто силен, тот и прав».

Протестовать она не стала — то ли от усталости, то ли от слабости. А на самом деле — что уж греха таить — она просто была слабовольной трусихой.

Он проспал рядом с ней всю ночь. Уже светало, а расстояние между ними так и не сократилось. Он спал крепко, а она не сомкнула глаз! Она боялась, что, воспользовавшись ее слабостью, он ночью овладеет ею. «Дурочка! — остановила она свое разыгравшееся воображение. — Разве он не сказал, что я вызываю у него отвращение?»

Пришло время менять повязку. Он наклонился над ней, и ее вдруг одолела застенчивость.

— Я… я могу сделать это сама.

— Как, интересно? Ты не видишь рану, да и смотреть на нее тебе не стоит, — решительно заявил он.

Мередит покраснела и отвела взгляд. К своему ужасу, она почувствовала, как у нее задрожали губы. Он пристально смотрел на нее. Она не могла избавиться от ощущения, что он читает ее мысли.

Лоб его перерезала морщинка. Она уже знала, что это было первым признаком его неудовольствия.

— Ладно, в таком случае держи тряпицу. — К ее удивлению, он сразу же согласился, а она-то приготовилась спорить с ним!

С его помощью она села. У нее перехватило дыхание от острой боли, которую вызвало это усилие.

— С тобой все в порядке? — услышала она его голос над своей головой.

— Да, — еле слышно сказала она. — Да, — повторила она уже увереннее, потому что боль стала вполне терпимой.

Не сказав больше ни слова, он отошел от нее. Мередит медлила, не решаясь откинуть грубое шерстяное одеяло под его зорким взглядом. Он повернулся к ней спиной, хотя по-прежнему стоял так близко, что до него можно было дотянуться рукой.

Как ни трудно это было, но Мередит умудрилась размотать повязку и промыть рану водой, которую он подогрел над огнем в закопченной плошке. Она неуклюже перевязала себя свежей тканью и подоткнула кончик, как это делал он

— Вот и все, — сказала она, натянула на голые груди одеяло и с удивлением почувствовала, что дрожит всем телом.

Сильные руки осторожно подхватили ее под мышки и вновь опустили на одеяло. Перевязка отняла у нее последние силы — зато гордость ее не пострадала.

Она слегка повернула голову, задев при этом губами его подбородок. Губы у него сомкнулись в тонкую линию — похоже, он рассердился.

Мередит чувствовала, что что-то тут не так. Почему он то нежен с ней, то так холоден? Если он так ненавидит ее, то зачем вообще спасал ей жизнь? В ту ночь, когда он выкрал ее из монастыря, он сказал, что с большим трудом переносит ее присутствие. Почему тогда он не дал ей умереть? Этого она не понимала, как не понимала и того, почему от этих мыслей у нее испортилось настроение.

Камерон сказал, что собирается пойти поискать какой-нибудь еды. Она кивнула в ответ. Он быстро вернулся, а она, услышав ржание его коня возле хижины, закрыла глаза и притворилась спящей.

Он подошел к ней.

— Ты сможешь подняться на ноги?

Он говорил спокойно, самым будничным тоном. Мередит насторожилась и уже была готова отказаться, но увидела, что он протягивает ей ее рваное платье.

— Да, — пробормотала она.

Он отвернулся, когда она стала натягивать платье. Она с удивлением обнаружила, что он выстирал его. Мысль о том, что он выполнил для нее такую интимную и такую немужскую работу, повергла ее в смятение. Он ее кормил, ухаживал за ней во время болезни, причем делал это очень заботливо, что совершенно не вязалось с выражением мрачного стоицизма на его физиономии. «Почему? — мучительно размышляла она. — Почему он так заботится обо мне?»

«Не обольщайся! — предостерег ее внутренний голос. — Он поддерживает твою жизнь для того лишь, чтобы обречь тебя на еще большие мучения, потому что ты из клана Монро. Этого для него достаточно».

Она медленно села и откинула одеяло. Его сильные руки приподняли ее и без малейших усилий поставили на ноги. От слабости у нее закружилась голова, и она судорожно ухватилась за него.

Его руки крепко обхватили ее, и она оказалась вплотную притиснутой к его груди. Окружающий мир пошатнулся, потом снова встал на место. Зря она так боялась упасть, ведь он и не думал ее отпускать и по-прежнему прижимал к себе. А она вцепилась в ere твердые, мускулистые плечи и никак не могла себя заставить отпустить его.

Судорожно вздохнув, она взглянула ему в лицо и встретилась с его напряженным, потемневшим взглядом.

Мередит сглотнула комок, образовавшийся в горле. Ее сердце билось так громко, что у нее заложило уши. По телу пробежала дрожь. Она знала, что должна отстраниться, но словно оцепенела и не могла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Что-то изменилось в том, как он держал ее…

На какое-то мгновение ей вдруг показалось, что он ее сейчас поцелует… Какая абсурдная мысль!

— Полегчало? — тихо спросил он.

Но зато ему самому не полегчало. Ему больше всего на свете хотелось сейчас прикоснуться губами к ее соблазнительным розовым дрожащим губам. Но он сдерживал себя.

Он не мог забыть о том, кто она и кто он! Он убеждал себя, что этого проклятого желания не должно быть… не может быть! И усилием воли постарался выбросить из головы постыдное желание.

Она кивнула. И медленно отвела взгляд, радуясь тому, что головокружение прошло и колени больше не подгибаются.

Сил у нее хватило лишь на то, чтобы сделать несколько шагов по крошечной хижине. Она упала бы от слабости, если бы его рука не поддержала ее.

— Извини, я еще слишком слаба. Слаба духом… и телом, — сказала она. Она еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной. И ей так хотелось расплакаться.

— В следующий раз будет легче, потом еще легче. То, что он подбодрил ее, было очень неожиданно, но весьма кстати. Он оказался прав. С каждым днем к ней возвращались силы. Он редко оставлял ее в одиночестве — разве лишь для того, чтобы раздобыть пищу или собрать хворост для очага. Она поняла, что он не привык ухаживать за кем-нибудь. Иногда он начинал беспокоиться — она слышала, как он шагал взад-вперед возле хижины. Может быть, ему не терпелось вернуться домой?

Мередит тоже раздражала бездеятельность. Она привыкла трудиться с рассвета до заката, и вынужденное безделье действовало ей на нервы. Но ее пугала мысль о том, что впереди. Как только она поправится, он увезет ее к себе домой. И что с ней будет?

Однажды ночью ей приснились веселые голубые глаза отца, раскаты смеха дядюшки Роберта. Потом вдруг все изменилось. Вокруг стало темно, как в преисподней. Чьи-то руки схватили ее. Пальцы больно щипали ее соски. Над ней склонилось чье-то лицо, горячее дыхание обжигало ее кожу. Жадные руки широко раздвинули ее бедра…

Вздрогнув, она проснулась, тяжело дыша. На лбу ее, словно утренняя роса, выступили капли пота.

Она поняла, что это был всего лишь сон, а она находится с Камероном в пастушьей хижине. Она чувствовала рядом его тело. Ужас, сковавший ее во сне, постепенно отступал, она заставила себя дышать медленнее. Ночь была на редкость темная и очень холодная. Она обняла себя руками, скорчившись под шерстяным одеялом.

Дрожь, сотрясавшая ее тело, разбудила мужчину, крепко спавшего рядом с ней.

— Черт побери, — проворчал он, — что с тобой такое? Ты не заболела?

— Нет, — отчаянно пытаясь унять дрожь, ответила она. Он приподнялся на локте и сердито взглянул на нее.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем, — призналась она. — Просто мне очень холодно.

Снова выругавшись, он чуть подвинулся и притянул ее к себе. Мередит тихо, охнула от неожиданности.

— Лежи спокойно! — прошипел он. — Я всего лишь пытаюсь согреть тебя.

Его руки обняли ее и сжали так сильно, что у .нее перехватило дыхание. «Боже милосердный! Да он, кажется, голый!» — подумала Мередит, прижимаясь щекой к гладкой коже его плеча. Как-то так получилось, что ее рука оказалась на его груди и заросли густых жестких волос щекотали ее ладонь.

Его тело излучало тепло, и она постепенно начала согреваться. Он лежал неподвижно, и в конце концов она перестала бояться его.

Она была в смятении. Зачем он ее согревает, тогда как именно по его вине она оказалась здесь? Однако ее тело не терзали сомнения: ему хотелось тепла, и оно получило это тепло. Его тело прогнало ночной холод…

Но оно не могло прогнать мучивших ее воспоминаний.

Глава 8

Они отправились в путь через несколько дней. К тому времени ее рана затянулась и лишь временами напоминала о себе тупой болью. Камерон предупредил ее, что выедут они только после того, как он убедится, что Мередит достаточно окрепла, чтобы выдержать дорогу. Хотя у нее не было причин торопиться с отъездом, оставаться рядом с ним в этом тесном помещении ей тоже не хотелось. Она заверила его, что рана достаточно хорошо зажила, однако не ожидала, что он пожелает убедиться в этом лично. Она попробовала протестовать, но он настоял на своем. В конце концов, зардевшись от смущения, она неохотно отпустила одеяло.

Ее смущало его присутствие. Она уже не могла игнорировать его. Ехать впереди него на коне, как раньше, теперь было невозможно. Его огромное тело и мощь вызывали у нее трепет. Стальные мускулы его бедер сжимали ее бедра. Его руки поддерживали ее, а кисти были такие большие, загорелые, с длинными пальцами, что рядом с ними ее пальчики казались слабенькими и хрупкими…

Никуда от него не деться. Ни при свете дня, ни среди ночи.

Они продвигались все дальше на север, углубляясь в Северо-Шотландское нагорье и поднимаясь все выше и выше. Лес вокруг поредел и сменился скудными зарослями кустарника да редкими искривленными сосенками. Вереск еще не зацвел и выглядел черным на светлом фоне холмов.

Меж огромных валунов журчал ручеек. Здесь он решил остановиться, чтобы напоить Счастливчика. Он поставил ее на землю, а усталый конь подошел к ручью и жадно начал пить воду.

Она посмотрела на него напряженным взглядом и первая нарушила молчание:

— Еще не поздно освободить меня.

Он медленно повернулся к ней. Она ожидала шквала возмущения, но он молчал. И молчание показалось ей зловещим.

Она пообещала себе, что не станет ни просить его, ни умолять, но слишком велико было искушение. Преодолев страх, она взглянула ему в лицо и, облизав пересохшие губы, повторила:

— Отпусти меня. А другим — Игану и Финну — ты мог бы сказать, что я сбежала. Что не успел ты отвернуться, как я удрала…

— Нет. Это было бы ложью. Как можешь ты, женщина, посвятившая себя служению Богу, просить меня солгать?

Он самым бессовестным образом насмехался над ней.

— Я не посвятила себя служению Богу. К тому же я и сама лгала, — с горечью призналась она. — А еще я держала кинжал у твоего горла и подумывала о том, чтобы убить тебя.

Напоминание об этом ему, как видно, не понравилось. Она заметила, как он сжал зубы.

— Я надеюсь все же, что Господь простит меня, потому что после этого я спасла тебе жизнь, Камерон Маккей. — Она гордо вздернула подбородок. — Ты обязан мне жизнью.

Он впился в нее взглядом.

— Вот как? Да я и сам справился бы с ними. Тебе не было никакой необходимости так глупо рисковать. А если уж говорить о том, кто кому обязан, то я тоже спас тебе жизнь. И не один раз, а дважды. Или ты об этом забыла? «Не дай мне умереть», — процитировал он ее слова.

Мередит поморщилась, когда он напомнил об этом. Ей не хотелось быть чем-нибудь ему обязанной, тем не менее она была обязана ему жизнью…

— Почему? — упрямо спросила она. — Почему ты спас меня? И тогда, на реке? И когда меня ранил Монти?

— Я не мог позволить тебе умереть и не мог обречь на страдания. Ты приняла на себя удар, предназначенный мне.

— Ты говоришь, что не хотел обречь меня на страдания, однако я страдаю, зная, какие мучения испытывает мой отец, думая, что меня нет в живых!

Но Камерон отлично знал, какую он причиняет боль. Как же она забыла? В этом и заключается его дьявольский план — нанести удар одновременно и по отцу, и по дочери!

При мысли об отце, сломленном горем, у нее снова заныло сердце.

— Что сделано, то сделано, и я не могу ничего изменить, — сказал он.

Она прерывисто вздохнула.

— Ты поступаешь глупо, потому что я всегда буду напоминать тебе о том, что следует забыть…

— Забыть? Ты хочешь, чтобы я забыл своих братьев? Моего дорогого отца? Они были всей моей жизнью, а теперь их нет! Я буду помнить об этом всю свою жизнь! Ты хочешь, чтобы я забыл? Не выйдет!

Мередит слишком поздно обнаружила, что он в ярости. Она попятилась, но он схватил ее за руку. Она попыталась вырваться. Тогда он схватил одной рукой обе ее руки и резко притянул ее к себе. Она совсем рядом увидела светлые пятнышки на его зрачках, смуглую кожу щеки, суровый изгиб губ.

— Я скажу тебе то, что следовало сказать уже давно. На сей раз ты услышишь-всю правду о Рыжем Ангусе. Ты услышишь о его злодеяниях… о его жестокости и коварстве! Отец, мои братья и я возвращались из Инвернесса. Мы отвозили шерсть на тамошний рынок. Чтобы не нарываться на неприятности, мы объезжали стороной земли Монро. Мы были уже всего в двух днях езды от дома, когда на рассвете подверглись нападению. Брату Освальду, который стоял на часах, перерезали горло — слава Богу, он умер мгновенно!

Меня, моего отца и остальных моих братьев разбудил боевой клич вашего племени. Едва мы успели вскочить с постелей, как они на нас навалились. Отец хотел выхватить меч, но меча не было. Его, как и остальное наше оружие, украли ночью. Отца зарезали на месте. Вдалеке я увидел Рыжего Ангуса — его огненную шевелюру ни с чьей не спутаешь.

Мередит даже попятилась, увидев боль, исказившую его лицо.

— Меня должны были убить следующим — удар по голове, меч в спину. Но я не умер, и следующим оказался мой братишка Томас, которому было всего десять лет! Он даже не умел держать меч да и не хотел учиться, потому что мечтал стать священнослужителем. Он лежал рядом со мной. Мне никогда не забыть его взгляда — умоляющего, растерянного! Он погиб в тот момент, когда потянулся ко мне, ища помощи, защиты, а я не мог спасти его! Я даже не мог пошевелиться!

Мередит хотелось зажать руками уши, чтобы не слышать того, что он говорит. Хотя она поклялась себе, что не будет ни о чем умолять его, но не выдержала.

— Прошу тебя! Замолчи…

— Но я еще не все рассказал, Мередит. У меня оставалось четверо братьев, помнишь? Хотя я не мог пошевелиться, я видел все. Я видел, как одного за другим убивали моих братьев. Нейла, самого старшего, Берка, который был годом моложе. Я слышал, как стонал Кеннет… Помнишь, я говорил тебе, что рана в живот причиняет самые сильные мучения? Я попытался подползти к нему, но не хватило сил. Только смерть Освальда я не видел собственными глазами…

Твои соплеменники подумали, что я мертв. Очнулся я в доме фермера, который случайно наткнулся на нас. Это он выходил меня, он похоронил моего отца и братьев… и он же рассказал мне о том, как в ближайшей деревне твои соплеменники хвастали, что они убили Рональда Маккея и его сыновей, очень порадовав этим своего вождя. Они украли наше оружие и напали на безоружных — такие уж они храбрые воины! — Камерон презрительно фыркнул. — Они так нас боялись, что рискнули напасть только на безоружных! Но Рыжему Ангусу и этого, видно, было недостаточно. Возвращаясь домой, я узнал то, о чем, пожалев меня, не сказал фермер.

Головы моего отца и Нейла, его первенца, были доставлены в нашу крепость. Жена Нейла Гленда увидела их первая. Она была беременна и должна была родить в конце лета. Она увидела голову своего мужа, и у нее начались преждевременные роды. Сын Нейла родился слишком рано и тоже умер — еще одна смерть на совести Рыжего Ангуса! Так что не проси меня забыть об этом, потому что я никогда не забуду!

Мередит почувствовала острый приступ тошноты. Вырвавшись из его рук, она упала на колени, и ее вырвало.

Слабая и дрожащая, она зажала рот ладонью. Не успела она прийти в себя или сказать хоть слово, как он подошел и поставил ее на ноги. Она встретилась с ним взглядом. Его взгляд обвинял, пылал гневом, в нем затаилась такая боль, что у нее перехватило дыхание. Властным жестом взяв Мередит за талию, он подвел ее к коню.

Подавленная и грустная, она сидела на коне впереди него. Не могла она опровергнуть то, что он видел собственными глазами, то, что ему пришлось перенести. Но и не верилось, что ее соплеменники могли совершить умышленную жестокость… На мгновение ее охватили сомнения. С тех пор как она виделась с отцом последний раз, прошло почти два года. Неужели он мог так сильно измениться за это время? Да, иногда он приходил в ярость, так с кем этого не случается? Но зверства, о которых поведал Камерон? Она не могла себе представить, что отец способен на такую жестокость, пусть даже по отношению к члену клана Маккеев. Она была уверена, что он не принимал участия в этой резне — не мог он так сильно измениться!

Они ехали целый день и остановились только один раз. Подняв руку, он указал на крепость, видневшуюся на склоне горы.

— Вот и Данторп, — сказал он.

У нее перехватило дыхание. Значит, вот где будет ее тюрьма. Он спас ее для того только, чтобы заточить в подземелье.

Крепость окружали суровые, грозные каменные стены. Вокруг башни клубился туман. Она почти ощущала, какой он холодный и влажный. Над замком навис скалистый выступ горного склона. Казалось, стены крепости не подвластны времени.

У Мередит защемило сердце. Сколько ей придется пробыть здесь?

Ее будущее, каким бы оно ни было, в руках Камерона.

— Как ты намерен поступить со мной? — тихо спросила она, почувствовав вдруг страшную усталость.

— Я еще не решил, — ответил он, искоса взглянув на нее.

— Что? — воскликнула она, не в силах скрыть возмущение. — Прошло столько времени, а ты все еще не решил?

Он стиснул зубы.

Они словно поменялись ролями, и теперь ярость бушевала в ней. Она не желала мириться с тем, что ее судьба зависит от него. Она этого не скрывала, и ее даже не волновало, что он может ее наказать за непокорность.

Она впилась в него взбешенным взглядом.

— Ты схватил меня, чтобы отомстить. Я всего лишь трофей… орудие возмездия!

— Вот именно. И я сам решу, что с ним делать. А ты, если тебе это больше по душе, можешь считать это паломничеством.

Его наглый ответ вывел ее из себя.

— Паломничество в ад в компании с самим дьяволом! — закричала она. — Ах ты, самодовольный сукин сын! Ничего, кроме презрения, ты не заслуживаешь!

Он криво усмехнулся.

— Ну и ну! Святая дева пытается ругаться! А скажи-ка мне, дорогуша, разве не приятно грешить?

Дорогуша. Это слово можно было произносить по-разному… От нежности, которую он проявлял к ней в хижине, не осталось и следа. Теперь он опять говорил с ней издевательским тоном.

Мередит подняла голову, чтобы сдержать набежавшие на глаза слезы. У нее было ужасное чувство, что только теперь все и начинается.

Над ними клубились тучи. Черные, зловещие, они заволокли небо, закрыв горизонт. Вскоре хлынул холодный проливной дождь.

С башни заметили всадника, поднимавшегося по крутому склону.

— Он вернулся! — закричал дозорный. — Камерон вернулся!

Мередит сковал ужас. Ей захотелось стать совсем маленькой и незаметной, забиться в какую-нибудь щель, чтобы о ней забыли и оставили ее наконец в покое.

Железные ворота были открыты, мост опущен. Они въехали во мрак, под массивную арку. Из сторожки появился стражник, ухмыльнулся, посмотрев на нее, и презрительно бросил:

— Для вас уже приготовлено место в подземной темнице, леди!

Они въехали во внутренний двор, и вокруг них стала собираться толпа.

— Это она, дочь Рыжего Ангуса! — крикнул кто-то. На мгновение наступила гробовая тишина, потом снова раздались крики, посыпались ядовитые насмешки.

— Да она хорошенькая! Для девчонки из клана Монро, конечно…

— Хорошенькая, говоришь? — презрительно фыркнул кто-то. — Ну уж нет! Она цветом волос напоминает Рыжего Ангуса!

Кто-то заметил у нее синяк на виске.

— Смотрите, смотрите! Здорово ей досталось! Хотел бы я своими глазами увидеть, как он отдубасил ее палкой!

Мередит покраснела до слез. Неужели Камерон не скажет им, что это не он, а другой человек ударил ее? Похоже, не скажет, мерзавец! Сидя за ее спиной, он отвечал на приветствия.

Толпа продолжала обмениваться впечатлениями.

— Вот увидите, он наверняка бросит ее в подземелье! — сказал кто-то, злорадно потирая руки и ухмыляясь.

— Это уж как пить дать! — поддержал его женский голос. — Едва ли там она останется такой красоткой!

От страха у нее кровь застыла в жилах. До того как она приехала в Конниридж, страх и отчаяние не покидали ее. Только в монастыре она обрела покой, и тени, появлявшиеся из тьмы, перестали ее преследовать. А теперь, за его стенами, она оказалась среди людей, которые ненавидели ее и всех ее близких родственников.

А больше всех ее ненавидел Камерон Маккей.

Он легко соскочил на землю, по-хозяйски взял ее за талию и снял с коня. Она подняла голову и увидела, как сквозь толпу к ним пробирается Иган.

За ним по пятам следовал человек по имени Финн, который тоже сопровождал Камерона в Конниридж.

— Камерон! — закричал Иган и заключил своего вождя в медвежьи объятия. — Тысяча чертей, дружище, я не знал, что и думать! Я отправил людей на поиски, но они тебя не нашли. Финн искал тебя целую неделю.

— Верно, — подтвердил Финн. — Мы боялись, что люди Монро напали на тебя и взяли в плен.

Камерон удивленно поднял брови.

— Зачем им преследовать меня? К этому времени Рыжий Ангус наверняка уже получил известие о смерти дочери. Они и понятия не имеют о том, что она жива.

— Пожалуй, так оно и есть, — буркнул Финн. Мередит было очень обидно, что они говорили о ней, как будто ее при этом не было.

— Я же говорил тебе, старина, — сердито напомнил Финну Иган. — Он такой же, как его отец. Монро до него далеко! Тем не менее я желаю знать, где, черт возьми, ты был все это время?

Камерон мрачно усмехнулся.

— Это долгая история, я вам потом расскажу, друзья мои. Поблагодарим Господа, что я цел и невредим и благополучно вернулся домой.

Говоря это, он скользнул взглядом по ее лицу. Она надеялась, что ей удалось сохранить холодную самоуверенность, — не могла же она доставить ему удовольствие и показать, что он сумел ее сломить. По правде говоря, только это и позволяло ей высоко держать голову.

Улыбка на его физиономии увяла. Наклонив голову, он что-то тихо сказал Финну. Потом, взяв ее стальными пальцами за локоть, приказал:

— Иди с Финном.

«А ты иди к дьяволу!» — хотелось ей крикнуть. Но она промолчала, крепко стиснув губы. Высвободившись из рук Камерона, она последовала за Финном, который, судя по всему, был не в восторге от того, что ему приходится сопровождать ее.

Он повел ее в башню. Они прошли через зал, а затем через дверь в дальнем его конце вышли на крутую лестницу, ведущую на самый верх башни. Когда он жестом остановил ее наверху перед какой-то дверью, у нее кружилась голова, и она с трудом переводила дыхание.

— Заходи, — ворчливо приказал он.

Она вошла в комнату, и дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной. Мередит показалось, что это захлопнулась дверь в ее гробницу. Снаружи заскрежетал засов — и она осталась одна.

Она постояла немного, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме. Комната, в которой она оказалась, была маленькой и почти без мебели. У одной стены находился камин, у другой — узкая кровать. У окна, проделанного в стене высоко над полом, стоял столик, рядом с ним стул. Обстановка напоминала ту, что была в ее келье в Конни-ридже… Однако здесь было несравненно лучше, чем в темном подземелье, где она может оказаться, если чем-нибудь не угодит Камерону.

В дверь постучали. Мередит не успела ответить, как дверь распахнулась. В комнату вошла дородная женщина с небольшой деревянной лоханью в руках.

— Его светлость приказал приготовить для вас ванну, — сказала женщина.

Мередит протянула руки, чтобы помочь ей.

— Нет! — Женщина отшатнулась от нее, словно обжегшись.

Она даже не посмотрела в сторону Мередит, молча пересекла комнату и поставила лохань перед камином. У Мередит было ощущение, что ей дали пощечину. Она стояла не двигаясь, пока женщина разжигала огонь в камине. Потом пришли два мальчика с ведрами, полными горячей воды. Как и служанка, они старательно отводили глаза от Мередит. Мередит глубоко вздохнула. Пусть даже они считают ее дочерью самого дьявола, она не намерена им подыгрывать.

— Спасибо! — отчетливо произнесла она, когда они повернулись к двери.

Все трое сделали вид, что не услышали ее.

От воды поднимался пар, и Мередит не могла устоять перед таким искушением. Проглотив обиду, она сняла с себя одежду. Она насквозь промокла под дождем и сейчас, опускаясь в горячую воду, судорожно глотнула воздух. Она вымыла волосы, а потом с наслаждением стала тереть себя тряпочкой. Лохань была невелика, и она сидела, прижав к груди колени, однако горячая вода доставляла ей огромное удовольствие. Она отмокала в ванне, пока не остыла вода, потом вытерлась куском льняного полотна, оставленным служанкой, и, завернувшись в него, подошла к камину. Ее глазам представилось рваное платье. На каменном полу, там, где она бросила одежду, образовалась лужица. Она вздохнула, поняв, что делать нечего и ей все равно придется надеть его…

В дверь снова постучали. На сей раз вошла стройная миловидная женщина, по возрасту немного старше ее. Каштановые волосы волнами струились по спине. Ее глаза, широко расставленные и опушенные длинными ресницами, были почти такого же золотисто-коричневого цвета, как и волосы.

— Это тебе, — сказала она, поставила на столик поднос с едой, потом подошла к кровати и что-то положила на нее.

— Чистое платье и гребень! Ты и представить себе не можешь, как они нужны мне! — воскликнула Мередит. — Это твои вещи?

Мередит показалось, что незнакомка не пожелает ответить.

— Да, — ответила та, немного помедлив.

— В таком случае я благодарна вдвойне. Обещаю, что вещи будут в полном порядке. — Мередит помолчала. — У тебя… есть имя?

Женщина резко вздернула голову, в глазах ее сверкнул огонек.

— Меня зовут Гленда.

Гленда. Где она слышала это имя? И вдруг она вспомнила. О Господи, это она, вдова старшего брата Камерона Нейла, которая потеряла ребенка, когда увидела отрезанные головы своего мужа и свекра!

Мередит невольно скользнула взглядом по животу женщины, который был теперь таким же плоским, как и у нее.

Так, значит, это Гленда. И она больше не носит ребенка. Теперь ей стал понятен молчаливый укор в глазах женщины из клана Маккеев. Ее охватил такой стыд, какого она еще никогда не испытывала. Люди из ее клана — ее соплеменники — лишили эту женщину мужа и сына!

До нее впервые дошла вся тяжесть утраты, понесенной Камероном.

Гленда уже направилась к двери, и Мередит, повинуясь какому-то импульсу, воскликнула:

— Умоляю тебя, подожди!

Она и сама не знала, что могла сказать Гленде, чтобы облегчить ее страдания. Зачем ей слова утешения от представительницы клана Монро? Или извинение от одной из Монро? Гленда не захочет его принять.

— Я… я хочу поблагодарить тебя за твою щедрость, — смущенно произнесла она.

— Не надо благодарить меня, я сделала то, что меня просили сделать, — сказала Гленда и вышла из комнаты.

Мередит снова осталась одна.

С ней обращаются словно с дорогой гостьей, с горечью подумала Мередит. Обо всем позаботились: ванна, одежда, еда…

Глубоко вздохнув, она подошла к кровати, пощупала мягкую шерсть платьев. Их было три, и мягкая льняная ночная рубашка. Губы ее дрогнули в задумчивой улыбке. В Конниридже у нее такой великолепной одежды не было. Та одежда была грубой и тяжелой. Пока она к ней не привыкла, у нее часто появлялось раздражение на коже.

Она натянула ночную рубашку и, взяв гребень, уселась перед огнем, чтобы высушить волосы. Ей пришлось немало потрудиться, пока она расчесала спутанные пряди, и к тому времени, как она справилась с этой работой, волосы почти высохли. Она обняла руками колени и, опустив на них голову, стала смотреть в огонь.

Как ни странно, плакать ей не хотелось, и страх тоже исчез. Она не чувствовала ничего — ничего, кроме пуств-ты внутри.

Глава 9

В большом зале пели и веселились. Показывали свое искусство циркачи, бродячие певцы воспевали возвращение хозяина. Но Камерон давно уже покинул свое место за хозяйским столом, находившимся на возвышении. Там было слишком пусто. И одиноко. Он перешел за другой стол, стоявший прямо под балконом. Хотя он улыбался и отвечал на приветствия тех, кто проходил мимо или останавливался, чтобы поговорить с ним, мысли его были далеко, и он не мог заставить себя принять участие в общем веселье.

— Хорошо быть дома, а? — с улыбкой заметил Иган, ставя на стол две высокие кружки эля и подвигая одну из них своему вождю.

Камерон взглянул на друга, расположившегося напротив него, и суровые складки на его лице разгладились.

— Да, — тихо произнес он, потому что всем сердцем любил холодное и туманное Северо-Шотландское нагорье. — Хорошо быть дома. — Он помедлил. — Но здесь стало не так, как прежде. Как будто… — он окинул взглядом зал, в котором его соплеменники веселились от души, — как будто чего-то не хватает.

Иган, сразу протрезвев, тихо повторил:

— Чего-то не хватает.

Они замолчали, вспомнив счастливые времени, когда в этом зале слышались голоса и смех братьев Маккей, когда рассказывали всякие занятные истории, хвастались мужской силой, добродушно подшучивали друг над другом.

Молчание нарушил Иган.

— Я заметил, что ты нашел способ приручить эту девчонку, — сказал он и прикоснулся кончиками пальцев к виску. — И я тебя не осуждаю. Девчонка только на вид такая робкая, а в жилах у нее течет кровь Монро…

— Я не бил ее, — решительно возразил Камерон. — Бить женщину недостойно мужчины. — Он не собирался утаивать правду от Игана, но и рассказывать, как Мередит приставила ему кинжал к горлу, он тоже не хотел, потому что разве мог он признаться, что утратил бдительность?

— Кто же тогда это сделал?

— На нас напали. — Он мрачно поведал другу, как их застали врасплох двое бродяг — Монти и Дэвис. — Она приняла на себя удар кинжала, предназначенный мне.

У Игана отвисла челюсть. Он медленно поставил кружку на стол, так и не донеся ее до рта.

— Ты, наверное, шутишь? Зачем бы ей совершать такую глупость? Зачем Монро рисковать своей жизнью ради Маккея? Такого не может быть…

— И все же было, Иган. Мои глаза меня не обманывают.

— Может, она хотела умереть? Наверное, в этом она видела выход. Да, должно быть, так оно и было.

Камерон не был в этом уверен. Однако эта мысль тревожила его, хотя и не должна бы, и вызывала у него раздражение. Неужели она даже умереть была готова, лишь бы освободиться от него? Нет, не может быть!

Все было именно так, как он сказал. Она приняла на себя удар, предназначенный ему. И это его не переставало удивлять. Если бы этот удар принял на себя Иган, то это было бы понятно. Иган был его самым близким другом. Камерон и сам сделал бы то же самое ради спасения Игана.

Но у Мередит не было причин для такого поступка. Тем более после того, что он проделал с ней…

Он почувствовал, что обязан защитить ее.

— Она бы ни за что не лишила себя жизни. Помнишь ту ночь в монастыре? «Это смертный грех», — сказала она.

— Но ведь здесь она не сама наложила бы на себя руки, — возразил Иган. — Она приняла бы смерть от руки другого человека.

— Не забудь, что она всего лишь женщина и в скором времени должна была принять постриг. Помысел такой же грех, как и поступок. Нет, она приняла удар кинжалом, чтобы спасти мне жизнь. — Камерон с подчеркнутой небрежностью пожал плечами. — Хотя на самом деле она преувеличивала угрожавшую мне опасность. — Он старался убедить в этом себя, чтобы не страдала так сильно его мужская гордость. А если говорить правду, не будь ее, он, возможно, не сидел бы сейчас здесь.

Он обязан Мередит жизнью и теперь в неоплатном долгу перед ней. И все же, несмотря на мучившее его чувство вины, он не мог расстаться — и не расстанется! — с задуманным планом.

Иган задумчиво потер пальцами колючую щетину на подбородке.

— Что ты теперь с ней сделаешь?

— Ты бы, наверное, убил ее, правда? — ответил Камерон вопросом на вопрос.

— Ясное дело, — не задумываясь ответил Иган. — Она Монро. Для всех будет лучше, если одним Монро станет меньше. Но ты, судя по всему, не намерен ее убивать, и я уважаю твое решение.

Камерон кивнул, но мысли его были далеко. Он вспомнил, как разозлился нынче утром. Она осмелилась предложить ему отпустить ее! Она осмелилась предложить ему забыть о том, что произошло с его отцом и братьями! Он просто обезумел от ярости. Вообще-то он редко терял самообладание, но эта девчонка сумела вывести его из себя! Он знал, что гнев плохой советчик. Отец учил этому и его, и всех своих сыновей. Следует спокойно подумать, предусмотреть возможные последствия… Не стоило ему так распускаться при ней. Кровавые подробности побоища не предназначены для нежных женских ушек…

Даже для ушек этой женщины.

Гнев его поостыл. Но не остыло желание. Нет, желание не остыло…

— Ты сделаешь ее рабыней? — снова подал голос Иган. Камерон покачал головой.

— Я еще не решил, — сказал он. — А пока я хочу, чтобы с нее не спускали глаз ни днем, ни ночью. Вы с Финном должны позаботиться об этом. Нельзя допустить, чтобы она убежала. Если она вернется к отцу, все наши усилия окажутся напрасными. Рыжий Ангус сейчас уверен, что она мертва. И я хочу, чтобы он продолжал верить в это.

Несмотря на неприязнь Игана к Мередит, его преданность Камерону не вызывала сомнений. Камерон был уверен, что его приказание будет выполнено. Он доверял Игану безоговорочно, как доверял собственным братьям.

Они поговорили еще немного, потом Иган и остальные ушли, а Камерон остался.

— Я принесла тебе еще эля.

Камерон взглянул на хорошенькую темноволосую женщину, усевшуюся на место, которое только что освободил Иган. Это была Мойра, старшая дочь Морленда, управляющего его отца… нет, его управляющего.

— Спасибо, Мойра. — Он высоко поднял кружку, приветствуя ее, и отхлебнул эля.

— Хорошо, что ты вернулся, Камерон.

— Я рад, что вернулся, — сказал он. «Рад, что вернулся целым и невредимым», — подумал он, вспомнив о своей размахивающей кинжалом пленнице.

— Надеюсь, поездка была удачной. — Большие карие глаза дерзко смотрели прямо ему в лицо.

— Поездка была удачной, — сказал он, и довольная улыбка тронула его губы. Мередит Заперта в башне, как он того хотел. И едва ли ей удастся скоро выбраться оттуда.

Вишневые губки лукаво дрогнули.

— Ты вынесешь приговор этой девчонке Монро завтра, Камерон?

«Мередит, — мысленно уточнил он. — Ее зовут Мередит!» А вслух он сказал:

— Я не собираюсь выносить ей приговор. Она не совершила никакого преступления.

Мойра удивленно распахнула глаза.

— Разве ты ее не казнишь?

— Казнить? — возмутился Камерон. — Неужели все ждут от меня этого?

— Нет, — поспешила заверить его Мойра. — Не все. Только…

— Только ты? — Он поднял густые брови, даже не пытаясь скрыть своего удивления.

У Мойры хватило ума притвориться сконфуженной.

— В таком случае что ты с ней сделаешь? Камерон рассердился. Сначала Иган, а теперь Мойра.

Этот вопрос должен решать он — и только он. Почему всех так волнуют его планы относительно Мередит?

— Я буду держать ее в заточении столько, сколько пожелаю.

Мойра не обратила ни малейшего внимания на внезапную холодность его тона.

— Говорят, она очень похожа на своего отца, Рыжего Ангуса?

— Да, — подтвердил он без улыбки.

— Не могу понять, почему она ушла в монастырь! — Мойра скорчила гримасу. — Может быть, никто не хотел на ней жениться? Да, должно быть, это так… Но обречь себя на такую нудную жизнь! Работа, молитвы. Снова работа и снова молитвы! Говорят, они едят там один раз в сутки. Неудивительно, что она такая бледная и тощая.

Камерон окинул взглядом пышущую здоровьем фигурку полногрудой Мойры. «Судя по всему, — бесстрастно подумал он, — она не ограничивала себя в еде».

Мойра, весьма довольная собой, потянулась через стол и выбрала яблоко с блюда, на котором лежали фрукты.

При этом лиф ее платья опустился так низко, что взгляду Камерона открылись ее полные белые груди с крупными темно-коричневыми сосками.

Неудивительно, что Морленд, ее отец, жаждал поскорее выдать замуж свою доченьку. Иногда в качестве возможного варианта рядом с именем Мойры произносилось имя Камерона. Но совсем недавно в доверительном разговоре со своим отцом Камерон сказал, что даже не будет рассматривать возможность жениться на Мойре. Камерон не признался отцу в том, что некоторые из его братьев уже не раз пользовались благосклонностью этой девицы. Он не осуждал ее, считая, что если мужчина имеет право на удовлетворение своей похоти, то почему бы и женщине не иметь такого же права? Но когда он женится — а он не сомневался, что рано или поздно такой день настанет, — то это будет женщина, благосклонностью которой будет пользоваться только он — и никто больше.

Да, Мойра — темноволосая, соблазнительная — была красива. Этого Камерон не отрицал. Но, отдавая должное ее внешности, он с неудовольствием отмечал отсутствие у нее скромности. Как ни странно, ему казалась более соблазнительной девчонка из клана Монро, чем эта красотка, которая с готовностью демонстрирует все свои прелести каждому, кто пожелает на них посмотреть.

Мойра осмотрела яблоко и надкусила нежный, сочный плод. Кончиком языка она слизала сок с алых губок и улыбнулась Камерону.

— Не возьмешь ли меня завтра на верховую прогулку? В его улыбке промелькнуло сожаление, но он твердо сказал:

— Боюсь, что завтра я буду очень занят.

Она капризно надула губки, но, заметив, что это на него не действует, удалилась, покачивая бедрами, провожаемая голодными мужскими взглядами. Криво усмехнувшись, Камерон подумал, что она едва ли проведет завтрашний день — да и сегодняшнюю ночь — в одиночестве.

Когда отзвучал последний аккорд и была пропета последняя песня, он еще долго сидел в опустевшем зале, где тишину теперь нарушал только храп тех весельчаков, которые, хлебнув лишнего, пристроились на ближайшей скамье, чтобы выспаться.

Его не покидали мысли о Мередит.

Иган спрашивал, что он собирается с ней делать. Мойра тоже. Он и сам пока не знал, что с ней делать…

Его охватила печаль. Когда-то этот зал был полон смеха, полон жизни. Смех и веселье были здесь и сегодня, но душа словно покинула это место, которое он привык называть своим домом. Все теперь было по-другому — именно это он и сказал Игану. Здесь стало пусто, очень пусто…

Так уж повелось, что на Северо-Шотландском нагорье люди жили кланами. Без защиты вождя человек мог потерять свою землю, свой дом. А без земледелия, без овцеводства чем ему прокормить семью? Чтобы защитить свои земли и своих близких, человек обращался за помощью к родне. Эти отношения увековечивали существование родовых общин — кланов. Камерон никогда не думал, что ему придется стать главой клана. Он всегда знал, что, если даже что-нибудь случится с отцом, главой клана станет Нейл. Но теперь, когда стать вождем пришлось ему, он не уклонится от выполнения своего долга. Он будет достоин своего отца. Уже несколько поколений Маккеев владели этими холмами и лесистыми долинами на Северо-Шотландском нагорье. Так было и так будет всегда.

Он криво усмехнулся. Но что же все-таки с ней делать?

Рабыней он ее не сделает — в этом он был уверен, хотя перед Иганом он и разыграл неуверенность. Разве что сделать ее личной рабыней, подумалось ему, потому что по отношению к ней у него возникло чувство собственника…

О чем это спрашивал Иган? Зачем Монро рисковать своей жизнью ради Маккея? Интересный вопрос.

Она женщина. И она могла бы дать жизнь.

Он, Камерон, остался единственным потомком своего отца — она была единственной дочерью своего.

«Нет, — думал он, отгоняя мысль, взбудоражившую его разум и тело, — это невозможно».

«Возможно, — нашептывал ему внутренний голос. — Тем более что ты ее хочешь. Сам знаешь, что хочешь. А так ты смог бы и отомстить… и обладать ею».

Мысль эта постепенно укоренялась в его сознании.

Он и сам не заметил, как вскочил на ноги и, прыгая через две ступеньки, помчался в северную башню.

Одним движением он отодвинул засов и вошел в ее комнату.

Она сидела у огня, обхватив руками колени. На ней была лишь тонкая льняная рубашка, из-под которой выглядывали пальцы босых ног. Его поразило, что она выглядит такой юной и беззащитной.

Она почувствовала его присутствие и, повернув голову, взглянула на него. И не было в ее лице ни настороженности, ни вызова.

Камерон на мгновение замер. Ему показалось, что он заглянул в ее душу. Ее чистота смущала его. Она выглядела такой нежной, такой невинной и такой трогательной. Он забыл даже, что в ее жилах течет кровь Монро.

Разозлившись на себя, он постарался прогнать из головы эту мысль. Он не мог позволить себе проявить мягкость. Или жалеть.

Он подошел к ней совсем близко, пристально глядя сверху вниз на трогательно беззащитную линию шеи, которая открылась взгляду, когда она подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

Ее красота поразила его, как удар ниже пояса. Господи ну почему природа наделила такой красотой представительницу рода Монро? Глаза у нее были цвета неба в солнечную погоду — такой чистой голубизны он еще никогда не видывал. Кожа на бледной щечке была шелковистой, губки слегка приоткрыты. Ему вдруг безумно захотелось прижаться губами к соблазнительной ямочке на шее, почувствовать, как бьется ее пульс.

Не говоря ни слова, он протянул к ней руку. Она помедлила, но, очевидно, увидев, как упрямо он выпятил вперед челюсть, вложила в его руку свои пальцы. Камерон поставил ее на ноги. — В этот момент высоко поднялось пламя в камине, как будто специально для того, чтобы он смог лучше рассмотреть ее. Сквозь тонкую ткань рубашки стала отчетливо видна ее изящная миниатюрная фигурка. Камерон перестал бы уважать себя, если бы его пристальный взгляд не задержался на этой соблазнительной картине.

Желание пронзило его тело, словно тысяча кинжалов. Его мужское естество напряглось и затвердело. Больше всего на свете ему хотелось сию же минуту глубоко погрузиться в ее плоть. Черт возьми, он чувствовал себя как кобель, обхаживающий течную суку!

Он презирал себя за такие мысли. Ведь, решившись выкрасть ее из монастыря, он и не предполагал, что его охватит такое неукротимое желание. К этому он не был готов. Но и лгать себе больше не мог и был вынужден признать, что его влечение не подчиняется его воле. И все же… оно-то как раз и будет способствовать достижению его цели.

Едва оказавшись на ногах, она торопливо отняла у него свою руку. Увидев, что она покраснела, он понял, что она заметила направление его взгляда. Может быть, она вспомнила, что он видел ее обнаженной в пастушьей хижине? Он, например, об этом вспомнил!

Взяв стоявший у окна стул с прямой спинкой, он поставил его рядом с ней.

— Сядь! — сказал он.

Она села и сложила руки на коленях. Камерон насторожился и пристально посмотрел на нее. Что это? Неужели она дрожит? Или это ему показалось? Нет, он не ошибся. Она перепугана до смерти. Он, конечно, хочет ее, это правда, но не трясущуюся от страха.

Заметив на столе поднос с нетронутой едой, он нахмурился.

— Почему ты не ела? — спросил он.

— У меня нет аппетита, — ответила она, теребя складку на рубашке.

— Почему? Может быть, тебя беспокоит рана? Она покачала головой.

— Тогда в чем дело?

Она вдруг подняла на него огромные, потемневшие, обиженные глаза. Камерон заглянул в их глубину, и его охватило раскаяние, но он быстро взял себя в руки, опасаясь попасться на ее удочку. А вдруг это уловка с ее стороны? Опустила себе глаза и прикрыла ресницами — поди угадай, о чем она думает?

Он снова нахмурился. Может быть, она думает, что если сыграть роль послушной, скромной леди, то его одолеют угрызения совести и он ее отпустит? Хоть она и собиралась стать монахиней, а пользуется такими же хитрыми уловками, как и любая женщина! Но она ошибается, если надеется, вызвав у мужчины угрызения совести, заставить его плясать под свою дудку! Есть гораздо более приятные способы — для них обоих! — заставить мужчину выполнить просьбы женщины.

— Скажи мне, Мередит, о чем ты думала, когда я вошел в комнату? Нет, лучше я попробую угадать. Ты замышляла побег?

Она вскинула голову.

— Нет!

— В таком случае скажи, о чем ты думала? — повторил он, взяв ее за плечи.

— Если хочешь знать, я думала о твоих братьях. И о твоем отце…

— О моих братьях? О моем отце? Ты, наверное, проклинала их и молилась, чтобы они горели в вечном огне?

Заметив, как вспыхнули у нее глаза, он понял, что рассердил ее.

— Да, я действительно молилась за них. Но таких мучений, какие выпали на их долю, я бы никому не пожелала.

— Даже мне? — спросил он, напряженно усмехнувшись.

Их взгляды встретились, и она первая отвела глаза.

— Да, — ответила она. — Даже тебе.

Камерон почувствовал, как ее неожиданно вспыхнувший гнев так же неожиданно погас.

Она низко склонила голову, потом подняла на него умоляющий взгляд.

— Я глубоко сожалею о твоей утрате, — тихо сказала она. — Трудно представить себе боль утраты сразу стольких дорогих твоему сердцу людей! Если бы я только могла что-нибудь сделать…

Камерон притих.

— Чем, по-твоему, могла бы ты компенсировать утрату моих братьев и моего отца?

Она долго молчала. Было видно, что она лихорадочно обдумывает его вопрос. Потом, тряхнув головой, сказала:

— Будь я богатой женщиной, я с радостью отдала бы тебе все, что имею…

— Нет, мне не нужны твои деньги, даже если бы они у тебя были.

— Тогда я стала бы на тебя работать…

— В твоем труде я тоже не нуждаюсь. У нее печально поникли плечи.

— Больше у меня ничего нет. — Она судорожно вздохнула. — Можешь убить меня прямо сейчас…

— Какая выгода от убийства еще одного человека? Я не стану убивать тебя, Мередит. И не брошу тебя в тюрьму.

— Что же ты со мной сделаешь? — в отчаянии воскликнула она. — У меня ничего нет!

— Тебе есть чем расплатиться. Ты могла бы дать мне часть того, что я потерял в тот день.

Очевидно, она уловила что-то угрожающее в его тоне и облизала пересохшие губы. -

— Что ты хочешь? — прошептала она.

Он помолчал, потом решительно произнес:

— Родишь мне сына — и я освобожу тебя!

Глава 10

Мередит закрыла глаза. Силы покинули ее. Если бы он ее не поддержал, она бы упала.

В комнате стояла тишина. В ее голове проносились какие-то обрывки мыслей. Не может быть, чтобы он предложил… нет, он имел в виду что-нибудь другое.

Его лицо было абсолютно спокойным, тогда как то, что чувствовала она, спокойствием назвать было нельзя. Вопросительно приподняв брови, он ждал ее ответа.

Она попыталась что-то сказать, но не смогла. Наконец она с трудом произнесла:

— Не может быть, чтобы ты имел в виду, что ты… что я… что мы…

Ее неумение подобрать нужные слова вызвало у него улыбку.

— Боюсь, что так это и происходит, — небрежно сказал он. — Я не могу один родить себе сына… и ты тоже не можешь родить мне сына без моего участия.

— Но сына тебе могла бы родить любая женщина в этой крепости. Ты здесь вождь! Спустись в зал — и выбирай кого хочешь! Зачем тебе я?

Он отошел на несколько шагов и остановился перед камином. Заложив руки за спину и слегка расставив ноги, он смотрел на танцующие язычки пламени. Оба молчали, не зная, как нарушить тишину. Наконец он повернулся к ней. Лицо его оказалось в тени, и по нему трудно было прочесть его мысли.

— Скажи-ка мне, дорогуша, ты хочешь остаться здесь?

— Нет! — в отчаянии воскликнула Мередит.

— Значит, ты хочешь получить свободу. — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да.

— Больше всего на свете?

Она окинула его подозрительным взглядом. Что за игру он затеял?

— Да, — неохотно подтвердила она.

— Ты можешь получить свободу, Мередит, но при одном условии. — Он, не отрываясь, смотрел ей в лицо. — У тебя есть единственная возможность покинуть Данторп.

Мередит побелела. «Нет, — тупо думала она. — Он сам не понимает, что требует от меня. Я никогда не смогу быть с ним. Я не смогу быть ни с одним мужчиной!»

Она плотно сжала губы, чтобы унять дрожь.

— Нет! — сказала наконец она. — Нет. Я с радостью стала бы рабыней! Я трудилась бы день и ночь, не щадя себя…

— Это меня не интересует, — резко заявил он.

— Я нашла бы какую-нибудь другую возможность расплатиться с тобой…

— Но ты сама сказала, что у тебя ничего нет.

— Но мой отец богат! Поэтому меня и приняли в монастырь.

— Твой отец считает, что ты умерла, Мередит. — Он окинул ее холодным взглядом. — Так будет продолжаться и дальше.

Жестоко с его стороны напоминать ей об этом!

— Я заплатила бы любую цену! — воскликнула она.

— Если бы мне были нужны деньги, я назначил бы за тебя выкуп. Я уже назвал тебе свою цену, дорогуша. Роди мне сына.

Его слова вонзились в нее, как вонзился когда-то кинжал Монти.

Она судорожно втянула в себя воздух.

— Но почему? Почему я?

— Ты права, я мог бы заставить любую женщину родить мне сына. Но я не хочу сына от другой женщины. Я хочу, чтобы сына мне родила ты, Мередит Монро. Твоя семья лишила меня моей семьи. Было бы лишь справедливо, если бы представительница клана Монро вернула мне семью. Сделать это можешь только ты, Мередит. Я единственный оставшийся в живых из моей семьи, а ты единственная дочь своего отца. И только ты можешь продолжить мой род. Родив сына, ты частично вернешь мне то, что я потерял в тот день. Вот почему мой выбор пал на тебя. — Он впился в нее взглядом. — Так была бы отчасти восстановлена справедливость.

— Это не справедливость. Это месть! Он пожал плечами.

— Называй как угодно. Главное, что у меня будет сын. Он шагнул к ней. Мередит попятилась. Глаза его горели, и огонь этот был гораздо опаснее, чем все его слова.

«Лечь с мужчиной, — в ужасе думала Мередит, — да еще именно с этим мужчиной! Ведь он ненавидит меня и весь мой род! Причинить мне боль — для него удовольствие». Она — представила себе, как безжалостно его мужское орудие вторгается в ее плоть.

Она не сводила с него настороженного взгляда. Он был так высок, что его голова почти касалась балки на потолке, а плечи его были так широки, что он, казалось, заполнил собой всю комнату.

— Нет, я не сделаю этого, — сказала она, тяжело дыша.

— Этот вопрос не подлежит обсуждению. Я уже принял решение.

Он, как всегда, говорил властным тоном и не признавал никаких правил, кроме тех, которые устанавливал сам. Подавив бессильную ярость, она попробовала подойти к этому с другой стороны.

— Ты не можешь хотеть этого, — сказала она. — Той ночью в Конниридже ты сам сказал, что если бы тебе была нужна женщина, то ты не выбрал бы меня. Ты сказал, что с трудом выносишь даже мое присутствие.

— Ты оказалась значительно миловиднее, чем я предполагал. — Он медленно окинул ее взглядом с ног до головы, задержавшись с неприкрытым интересом на округлостях грудей под тонкой рубашкой. — По правде говоря, будет весьма приятно заставить тебя забеременеть.

Его губы расплылись в улыбке. Она сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Как ей хочется ударить его по нагло ухмыляющейся физиономии! Когда-нибудь она так и сделает, пообещала она себе. Но не сейчас.

Она метнулась к двери.

Напрасная попытка! Следовало бы ей уже привыкнуть. Он перехватил ее прежде, чем она прикоснулась пальцами к дверной ручке. Он всегда был начеку и всегда успевал вовремя!

Сильные руки схватили ее сзади за талию, приподняли и перенесли на узкую кровать, стоявшую у стены.

Увидев склонившееся над ней лицо, она принялась царапаться, пинать его ногами, вырываться, пытаясь освободиться.

— Мередит… Мередит, черт тебя возьми, прекрати! Клянусь, я не хочу причинить тебе боль. Я все сделаю осторожно, нежно, обещаю!

Она начала сопротивляться еще сильнее, потому что однажды уже слышала такие обещания, но все они были ложью.

У Камерона не было иного выхода, кроме как взять одной рукой ее запястья, прижать их над ее головой и навалиться всем своим весом ей на грудь. Она лежала под ним обессилевшая, с трудом переводя дыхание.

Он медленно поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Их взгляды встретились. Она заметила в его глазах торжество победителя.

Большим пальцем свободной руки он провел по ее губам. И напряженно улыбнулся.

Мередит сердито взглянула на него и сжала губы. Он провел пальцем по ее подбородку, а затем прикоснулся губами к ее губам. Потрясенная, она задрожала, впервые почувствовав вкус его губ.

Хотя она знала, что сердце Камерона холодно, как зимнее утро, губы его были теплыми, как летний ветерок. И дыхание совсем не было зловонным. Оно естественно смешалось с ее дыханием, когда она приоткрыла губы то ли от неожиданности, то ли от испуга. Она продолжала дрожать, но не от страха. Нет, не от страха…

Однако на нее вновь нахлынул ужас, пережитый той ночью. Мередит была не такой уж наивной и знала, к чему приводят подобные игры. Да он и сам не делал из этого тайны, потому что именно это было его целью.

Мередит бросило в жар, потом ей стало холодно. Она пыталась успокоиться, но прошлое было слишком свежо в памяти. Его тело вдруг показалось ей невыносимой тяжестью. Она лежала под ним, как расплющенная тушка зайца. Даже сквозь одежду она чувствовала его орудие — твердое, напряженное, которое он вот-вот воткнет глубоко внутрь ее тела.

Она похолодела от ужаса. Все будет так же, как было. Он сдерет с нее одежду. Увидит то, что положено видеть только мужу. Он будет прикасаться руками к ее телу так, как прикасаться грешно. Потом он высвободит свое орудие, а потом…

Она почувствовала, как изменилось его поведение. Он отпустил ее запястья, и его руки скользнули под ее спину. Он прижал ее к себе так крепко, что она слышала биение его сердца, и ей казалось, что это бьется ее сердце.

Он сказал, что не причинит ей боли, но она знала, что будет больно. Она была уверена в этом. Он сказал, что будет осторожен и нежен, но она знала, что это ложь и он говорит так только для того, чтобы было проще добиться желаемого.

Она попробовала оттолкнуть его, но это было все равно что попытаться сдвинуть каменную глыбу.

— Нет… нет! — простонала она, отвернув от него лицо. Камерон медленно поднял голову — он услышал страх в ее голосе. Он еще сильнее стиснул ее, и ей показалось, что он сейчас переломает ей все кости.

Вдруг он резко отпустил ее, и Мередит мигом отползла к стене.

Камерон стиснул зубы. Что с ней такое? Он видел, что она испугана, но он не вызывал у нее отвращения, губы ее были теплыми, когда он их целовал. Ему это не показалось! Он был достаточно опытен и не мог ошибиться. Его поцелуй не был ей неприятен. Почему же она вдруг отпрянула от него? Или она затеяла какую-то игру? Если так, то эта игра ему не по вкусу!

Лицо его стало мрачнее тучи.

— Что случилось? — спросил он.

Она сидела у стены, прижав к груди колени. Бледная как полотно, она тихонько раскачивалась взад-вперед, уставившись взглядом в одну точку.

— Я не могу этого вынести! — только и сказала она. Она напомнила ему попавшего в капкан раненого зверька.

Он снова протянул к ней руки. Она съежилась от страха.

Выругавшись, Камерон вскочил на ноги. «Черт бы ее побрал! — сердито думал он. — Как к ней подступиться, если она трясется от страха, словно испуганный ребенок?»

— Посмотри на меня, Мередит, — сказал он.

Она отвернулась и зажмурила глаза, как будто для того, чтобы не видеть и не слышать его.

— Посмотри на меня, черт побери!

Мередит взглянула на него и тут же пожалела об этом. Он возвышался над ней, как огромная неприступная крепость, в которой он жил. И взгляд его был холодным, как туманы Северо-Шотландского нагорья.

— Ты забыла, дорогуша, что уже спала со мной? Она снова вздрогнула.

— Но не так!

— Если ты затеяла какую-то игру, то сильно рискуешь, потому что можешь проиграть и потерять все. Будь я не столь терпелив, я бы уже наполнил своим семенем твое чрево! Так что считай, что тебе повезло этой ночью, дорогуша, потому что я решил дать тебе время принять меня как неизбежное и смириться с этой мыслью. Ты украла у меня эту ночь, но ведь наступит и следующая ночь. Придет следующая ночь, и — обещаю, нет, клянусь тебе! — приду и я!

Он повернулся и бесшумно исчез, оставив Мередит удивленно таращить глаза на то место, где он только что находился.

Он говорил так тихо, почти шепотом. Но под бархатной мягкостью его голоса скрывалось предостережение.

Он не оставит ее в покое.

Мередит была потрясена тем, что произошло… тем, что почти произошло… тем, чтолн сказал!

Мало-помалу она перестала дрожать. Сердце стало биться ровнее. Она решила разобраться в том, что произошло. Разве она могла предполагать, что он потребует от нее сына? Силы небесные — сына! А о том, что она не девственница, он даже не подозревает, с горечью подумала она. Хотя Камерон, в котором очень сильно развито мужское начало, тоже не мальчик! Он, конечно, получит большое удовольствие, осуществляя свой план.

Почувствовав озноб, она забралась под шерстяное одеяло. Интуиция подсказывала ей, что он не вернется. Но спать она не могла, ей надо было все обдумать. Ей казалось, что его прикосновение вызовет отвращение. Отвращение вызывал не он сам — по правде говоря, он был самым красивым мужчиной из всех, кого ей приходилось видеть. Нет, отвращение вызывало то, что он намеревался сделать…

Что ол сказал? Я решил дать тебе время принять меня как неизбежное. Принять его, вздрогнув, подумала она. Нет, она не сможет! Ни за что на свете!

Она получила отсрочку… Надолго ли?

Всего на одну ночь.

Камерон вернулся к себе в спальню, прихватив по дороге кувшин вина. Его страстное желание осталось неудовлетворенным. И темная сторона его души понуждала его вломиться в ее комнату и взять то, в чем она ему отказала, — показать ей, что он хозяин и не намерен идти на поводу у женских слабостей! Однако Камерон знал, что не сделает этого. Он никогда не овладеет женщиной против ее воли — впрочем, до сих пор в этом и не было необходимости, — и он не собирается сейчас изменять своим правилам.

Конечно, гордость его была задета. Он уставился на кубок с вином, и две глубокие морщины пересекли его лоб. Что, черт возьми, на нее нашло? Все получилось не так, как он надеялся, все его планы были нарушены. Да, он ожидал некоторого сопротивления, девичьего страха, но отнюдь не считал это непреодолимым препятствием. Когда речь шла о том, чтобы ублажить женщину, он не бывал ни эгоистичным, ни жестоким, ведь ее удовольствие приумножало удовольствие, которое получал он. Но она не дала ему шанса продемонстрировать свой опыт! Он хотел поцелуями растопить ее холодность, возбудить и заставить сдаться… ласкать соблазнительное юное тело до тех пор, пока она не прильнет к нему, сгорая от нетерпения и умоляя его взять ее.

Но Мередит дрожала от страха. Она не только не прижалась к его груди, подставив влажные губки в ожидании его поцелуя, она его оттолкнула!

У него даже появилось искушение последовать ее совету — поискать другую женщину. Сразу же вспомнилась Мойра. Мойра с ее темными блестящими глазами и влажными манящими губами. Да, подумал он, ему нужна женщина земная, зрелая, с гостеприимными широкими бедрами, а не строгая святоша вроде Мередит!

Но Мойра не сможет погасить огонь в его душе и не утолит его желание.

Он вспомнил, как держал Мередит в своих объятиях — такую миниатюрную и нежную, с хрупкими косточками. Он не мог забыть ее трогательной беззащитности…

Нынешняя ночь не дала того результата, на который он рассчитывал. Ведь он надеялся, что к этому времени он, усталый и удовлетворенный, будет лежать рядом с ней, а ее головка будет покоиться на его груди.

Он упрямо выпятил челюсть. Выпив одним глотком остатки вина, он забрался в одинокую постель. Все будет так, как он сказал. Эта ночь почти прошла, но будут и другие ночи. Ее сопротивление еще сильнее разожгло его желание. Придет час, и он снова будет держать ее в своих объятиях, дрожащую от страсти, а не от страха.

Камерон был преисполнен решимости. Он получит своего сына. Сколько бы времени для этого ни потребовалось.

Глава 11

На следующее утро Мередит разбудили теплые солнечные лучи. Она заснула лишь на рассвете. Целую ночь она прислушивалась к стуку дождя за окном, к зловещему завыванию ветра, пока наконец сон не сморил ее. Проще всего было бы перевернуться на другой бок и постараться снова заснуть, потому что ничего хорошего она не ждала. Да и чего можно ждать? Еще один день в крошечной комнатушке?

Возможно, на нее подействовало солнце, так неожиданно появившееся на небе после вчерашней непогоды, но ей не захотелось валяться в кровати, и она устала бояться. Нет, решила она, не стоит попусту тратить время на жалость к себе.

«Мужество и вера — вот что мне поможет», — подумала она. Особенно вера, потому что она твердо знала, что Господь ее не оставит. Вот и Камерон вчера отступил. Не она, а он отступил. Разве это не вдохновляет? Надо надеяться, что и в дальнейшем все с Божьей помощью обойдется.

Едва успела она сбросить с себя одеяло, как дверь распахнулась и на пороге появилась девушка с подносом в руках.

Поблагодарив ее, Мередит взяла у нее поднос, на котором лежали хлеб, кусок сыра и аппетитный ломтик холодной оленины. Она почувствовала, что сильно проголодалась. Вчера ей кусок в горло не лез, но теперь она съела все до последней крошки. Потом она оделась и расчесала волосы. В дверь постучали, и в комнату вошел Иган.

— Доброе утро, Иган, — приветливо поздоровалась Мередит.

В холодных голубых глазах мелькнуло удивление.

— Доброе утро, — ворчливо ответил он. — Милорд просил меня показать вам нашу крепость.

Она удивленно приподняла тонкие светлые брови.

— Значит, он решил позволить мне выходить из этой комнаты? А тебе, несчастному, поручено быть моим надзирателем? Скажи, чем ты его прогневил? За что он так невзлюбил тебя, если заставил выполнять такую отвратительную обязанность?

Иган возмущенно расправил плечи.

— Ошибаетесь, леди! Он мне очень доверяет и считает своим самым близким другом!

Мередит кивнула:

— Понятно. Значит, тебя вознаградили пребыванием в моей компании. Ну что ж, я буду стараться, чтобы тебе было приятно. И прошу тебя, позаботься о том, чтобы со мной не случилась какая-нибудь неприятность. Страшно подумать, что может произойти, если мы накличем на свои головы его гнев.

Глаза у нее странно поблескивали. Это несколько озадачило Игана. Уж не дразнит ли она его? Или, может быть, насмехается? В любом случае она, видимо, не такая уж безответная, как он думал. Надо быть с ней поосторожнее. И ему, и Камерону тоже.

Проходя через главный зал, Мередит обратила внимание, что при ее приближении люди замолкали и провожали ее ненавидящими взглядами. Иган взглянул на свою подопечную. Но та и бровью не повела, как будто ничего не заметила. Спокойно прошла мимо, высоко подняв голову. Они вышли во внутренний двор.

— Пожалуй, я покажу вам надворные постройки, — сказал Иган, откашлявшись.

Он почувствовал легкое прикосновение к своему плечу.

— Покажи сначала часовню, если можно, — тихо сказала она. — Я еще не опоздала к утренней службе?

Иган покачал» головой.

— У нас нет утренней службы. Есть священник, отец Уильям, но он приезжает сюда раз в несколько месяцев.

— Здесь нет постоянного священника? — изумилась она.

— Возможно, он приезжает сюда даже каждый месяц, — торопливо исправился Иган, разозлившись на себя за столь поспешный ответ. Почему он чувствует себя виноватым в том, что здесь нет постоянного священника? Ведь Данторп находится в самой малонаселенной части Северо-Шотландского нагорья.

— Не имеет значения. Так ты проводишь меня в часовню?

— Ладно.

Он повел ее мимо амбара и пивоварни в самый дальний уголок двора. Тут было тихо и спокойно. Грубая каменная стена заросла плющом, который поднимался до узких окон, расположенных высоко над землей. Дверь часовни была распахнута настежь. И Мередит вошла внутрь. Иган хотел было последовать за ней, но она, оглянувшись через плечо, сказала:

— Если не возражаешь, я хотела бы помолиться в одиночестве.

Иган нерешительно потоптался на месте.

— Я не могу оставить вас, — сказал наконец он.

— Вот как? Ну что ж… Не волнуйся, Иган, я понимаю, что ты делаешь то, что тебе приказали.

Она повернулась и, пройдя между скамьями, опустилась на колени перед алтарем. Осенив себя крестом, она склонила голову и молитвенно сложила руки.

Иган остался ждать ее у входа. Камерон дал строгие указания: не спускать с нее глаз ни днем ни ночью. Иган чувствовал себя незваным гостем, хотя и находился здесь по приказу вождя. Что происходит? Откуда у него эти угрызения совести? Ведь она — Монро, а значит, злейший враг клана Маккеев.

Странно, но такого трогательного врага он еще не видывал.

И в церкви он чувствовал себя неуютно. Когда последний раз он был на мессе? По правде говоря, он даже не помнил этого! Бежали минуты, а она все не поднималась с колен. «Неужели у нее так много грехов, что нужно так долго и усердно молиться о прощении?» — думал Иган. У него заболели бы колени, если бы он столько времени молился. Нет, на такое он не способен!

Иган вздохнул с облегчением, когда она наконец поднялась — причем без всяких усилий — и подошла к нему.

Выйдя из церкви, он провел ее по двору, показав по дороге пекарню, пивоварню, амбары, конюшню и казармы. Возле конюшни она замедлила шаг и оглянулась на замок. Ее гладкий лоб перерезала морщинка.

— Иган, — тихо спросила она, — кто эта женщина, что стоит на ступеньках? Молоденькая, с длинными черными волосами?

Эта женщина уже давно пристально разглядывала ее. Иган проследил за ее взглядом.

— Это Мойра, старшая дочь Морленда, управляющего. В это время из двери вышел Камерон и остановился на верхней ступеньке лестницы, прикрывая рукой глаза от яркого солнечного света. Мойра, заметив его, радостно подбежала и поцеловала в щеку. Даже на таком расстоянии Мередит услышала, как они весело смеялись… У нее почему-то испортилось настроение.

— Кажется, она очень хорошо знакома с Камероном, — подумала она и, только услышав свой голос, поняла, что произнесла эту фразу вслух.

— Верно, — сказал Иган. — До того как погиб Рональд, ходили слухи, что Мойра и Камерон скоро поженятся.

Поженятся! Мередит была потрясена. Как в таком случае он осмелился требовать, чтобы она родила ему сына?

— Иган, — задумчиво сказала она, — я знаю о Гленде, жене Нейла… вернее, его вдове. А что остальные его братья? Они тоже были женаты?

Он покачал головой.

— Берк и Брайан должны были жениться на Анне и Мириам после уборки урожая. Вон они. — Он указал на двух светловолосых женщин, направлявшихся к пекарне.

У Мередит сердце защемило от жалости.

— Значит, детей у них не было, — сказала она. — Семеро сыновей… а детей у них не было.

— Кроме ребеночка, родившегося у Гленды. Но бедный кроха сразу же умер.

У Мередит навернулись слезы на глаза. Бедная Глен-да… потеряла и мужа, и сына.

И конечно, бедный Камерон, который потерял еще больше… Но она не хотела думать о нем.

— Если не возражаешь, я хотела бы вернуться в свою комнату, — устало сказала она.

На душе у нее стало вдруг темно и мрачно. Как будто для того, чтобы усугубить ее мучения, им пришлось пройти мимо Гленды, которая стояла, вытирая руки о фартук. Мередит хотелось как-то утешить ее, но Гленда даже не поздоровалась и не взглянула в ее сторону.

Остальную часть дня Мередит провела в своей комнате. После полудня к ней зашел Финн и предложил ей прогуляться. Она отказалась.

Вечерело. Она стояла у окна. Лучи предзакатного солнца окрашивали вершины холмов в бледно-малиновые тона. Она услышала шаги на лестнице задолго до того, как на двери отодвинули засов. Подумав, что это принесли ужин, она осталась на месте, не отрывая взгляда от далекого горизонта.

Вдруг что-то ее насторожило, и она оглянулась. За ее спиной, совсем рядом стоял Камерон и смотрел на нее. На нем были килт и просторная белая туника. И почему-то он казался в этом одеянии шире в плечах и выше ростом.

У нее бешено забилось сердце, однако она решила не показывать, как действует на нее его присутствие. Гордо вздернув подбородок, она одарила его холодным взглядом, выражавшим, как она надеялась, полное пренебрежение.

— Финн сказал мне, что ты отказалась выйти на прогулку.

— А ты чего ожидал? Ведь я нахожусь в логове льва. «За словом в карман не лезет, как всегда», — подумал Камерон. Но, если говорить откровенно, он был даже рад ее колкостям. Все-таки это было лучше, чем если бы она провела ночь в слезах, дрожа от страха. Он боялся, что вчера напугал ее до смерти…

— Кроме того, утром я гуляла с Иганом. Любопытно, за какую провинность ты его так сурово наказал?-

Камерон озадаченно нахмурил лоб.

— Брось притворяться. Мы оба знаем, что Иган предпочел бы перерезать мне горло, вместо того чтобы сопровождать меня на прогулке, но, видимо, он слишком тебя уважает. И очень тебе предан.

Камерон приподнял бровь. Он чуть было не признался, что Иган считает его болваном за то, что он оставил Мередит в живых, однако вовремя сдержался и промолчал.

— Преданность — весьма ценное качество среди соплеменников. Как и доверие. Я доверяю Игану свою жизнь, поэтому поручил ему охранять твою.

— Хоть я и провела два года в монастыре, вдали от мира, но не считай меня дурочкой. Иган приставлен ко мне не для того, чтобы защищать меня. Он мой тюремщик. И мы с тобой знаем, что моя жизнь недорого стоит.

— Э, нет. Тут ты ошибаешься, дорогуша. Жизнь женщины, которая будет носить моего сына, так же ценна, как моя собственная.

Глаза ее сердито сверкнули, но Камерон не дал ей возможности возразить.

— У меня нет желания обсуждать с тобой Игана. Зато я кое-что тебе принес. — Он протянул ей мягкие кожаные туфельки. — Я их выменял, — сказал он небрежно. — А теперь ты должна выменять их у меня.

Он заметил, как радостно вспыхнули ее глаза, когда она увидела туфельки, но потом лицо ее помрачнело.

— Разве это обмен? Я ведь знаю, чего ты от меня ожидаешь! Нет, я не могу их взять.

— Ну и упрямица же ты! — проворчал он. — Может, ты решила отказаться и от платьев? Вернешь их Гленде, а сама будешь ходить нагишом? — В глазах его появились озорные огоньки. — Уверен, от такого зрелища будут в восторге все мужчины, включая и меня!

Мередит было не до шуток. Она понимала, что он прав, но не могла уступить ему.

Он вздохнул.

— Ладно. Признаюсь, что хотел запросить с тебя за туфельки подороже. Но теперь согласен всего лишь на один поцелуй. И даже не сейчас, а потом. Потому что сейчас нас ждет внизу ужин и ты пойдешь со мной. — С этими словами он протянул ей туфельки. Отказываться было бы глупо, и она, наклонившись, быстро надела их. Они оказались как раз по ноге — удобные, мягкие, хотя она никогда не призналась бы ему в этом.

Она неохотно направилась вслед за ним в главный зал. Там было шумно и многолюдно. Слуги расставляли на столах подносы с едой. В воздухе плавал аромат жареного мяса и свежеиспеченного хлеба.

Мередит предпочла бы поужинать в одиночестве в своей комнате. Оробев, она замедлила шаги, но он не позволил ей сбежать.

Положив руку ей на плечо, Камерон подвел ее к столу, стоявшему у огромного камина, и сел рядом. На дальнем конце стола сидели Гленда и еще несколько женщин. Они едва удостоили ее взглядом. Мередит хотелось провалиться сквозь землю. Неподалеку от Камерона сидели Финн и Иган. Финн удивленно поднял косматые брови, а Камерон в ответ невозмутимо улыбнулся. По лицу Игана трудно было прочесть, что он думает по этому поводу.

Если даже кого-нибудь и удивило ее появление рядом с Камероном, то вслух никто ничего не сказал. Никто не проявлял к ней враждебности, но и дружелюбия она не заметила. Мередит, чувствовавшей себя не очень уютно, не хотелось привлекать к себе внимание. Камерон подливал ей вина, подкладывал кусочки мяса со своего подноса. Время от времени она ловила на себе его взгляд. Как ни странно, ей было приятно находиться рядом с ним. Его присутствие придавало ей уверенности.

Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась. Женщина, сидевшая за соседним столом, с нескрываемой ненавистью смотрела на нее. Это была Мойра, которую она видела утром во дворе с Камероном. Интересно, они правда собирались пожениться? При ближайшем рассмотрении женщина оказалась красивее, чем ей показалось утром: у нее были волнистые черные волосы, матовой белизны плечи, свежие пухлые губы.

Мередит робко улыбнулась ей. Мойра холодно взглянула на нее и отвернулась. Мередит перестала улыбаться и опустила глаза, но все же успела увидеть, как Мойра поднялась со своего места и направилась к их столу. Высокая, с роскошными формами, она подошла к Камерону, вызывающе покачивая бедрами.

Маленькая белая ручка фамильярно опустилась на его плечо, а на губах заиграла соблазнительная улыбка. Низко наклонившись, она что-то прошептала ему на ухо. Мередит отхлебнула вина, сделав вид, что ничего не заметила.

Сидевший рядом с ней Камерон неожиданно расхохотался. Мойра хотела было уйти, но он поймал ее за локоток и что-то прошептал на ушко. Она тоже звонко рассмеялась и ушла.

К ним подбежал мальчонка лет семи-восьми и остановился перед Камероном.

— Ведь правда, что ты Камерон?

— Правда, — сказал Камерон. — А ты Маркус, не так ли? Сын Стивена, колесника?

Мальчик, довольный тем, что его узнали, радостно улыбнулся.

— Да, мой папка колесник, — сказал он, разглядывая лицо Камерона. — А ты больше, чем мой папка, — признался он.

— Больше, — согласился Камерон. — Но это не означает, что твой папка менее важный человек. Человека ценят не за рост, а за то, что у него здесь. — Он постучал пальцем по лбу. — Так меня учил мой отец. И твой отец скажет то же самое. Все отцы этому учат, — произнес Камерон, положив руку на голову мальчика.

Мередит притихла, задумавшись. То, как вел себя Камерон с мальчиком, удивило ее, и если раньше она считала его самым безжалостным человеком в мире, то теперь уже не была в этом уверена…

Из задумчивости ее вывел Камерон. Он поднялся из-за стола и пожелал всем доброй ночи.

— Хочу сегодня пораньше лечь спать, — пояснил он и, сделав паузу, окликнул ее холодным тоном: — Мередит?

Он протянул ей руку ладонью вверх и молча ждал, приподняв густые брови. Присутствующие с интересом наблюдали за ними.

Мередит покраснела от стыда. Каков мерзавец! Ведь это все равно, как если бы он объявил всем, что уже спит с ней! Несомненно, он на это и рассчитывал! Удивительно, что он не пригласил присоединиться к ним красавицу Мойру… а может быть, пригласил?

Мередит поднялась из-за стола и, вздернув подбородок, прошла мимо Камерона, сделав вид, что не заметила протянутой руки. Возможно, она играла с огнем, но было очень приятно видеть, как напряглось его лицо.

Направляясь к лестнице, они прошли мимо Мойры, которая с улыбкой кивнула Камерону, но когда взгляд ее упал на Мередит, лицо Мойры исказилось от ярости. Похоже, Мередит приобрела еще одного врага — в силу одного лишь факта своего существования.

Когда зал остался позади, она с трудом подавила желание вздохнуть с облегчением. Увы, она не могла позволить себе такой роскоши. Мужчина, идущий рядом с ней, не давал ей забыть, что ночь еще не закончилась. Она вспомнила его слова:

Ты украла у меня эту ночь, но ведь наступит и следующая ночь. Придет следующая нЬчь, и — обещаю, нет, клянусь тебе! — приду и я!

Занятая этими мыслями, она не замечала, куда они направляются. Только когда они прошли мимо винтовой лестницы, ведущей на башню, она поняла, что он ведет ее в другую сторону.

— Подожди, — сказала Мередит, — моя комната находится там. -Она махнула рукой.

— Теперь уже не там, — ответил он.

Сбежать было невозможно, потому что он крепко держал ее за локоть. Он провел ее по коридору. И они стали подниматься по другой узкой винтовой лестнице — все выше и выше. Она тяжело дышала, ноги отказывались идти, и она споткнулась. Сильная рука сразу поддержала ее, и на какое-то мгновение она оказалась крепко прижатой к его широкой груди. Она испуганно охнула и взглянула на него.

Он выгнул дугой черную бровь.

— Осторожно, дорогуша, — пробурчал он. — Лестница высокая, и ты можешь сломать свою нежную шейку.

Мередит побледнела, у нее душа ушла в пятки от страха. Святые угодники, может, он собирается ее убить? Лестница такая крутая… достаточно слегка подтолкнуть, и она полетит вниз…

Он отпустил ее, и Мередит, чтобы удержаться на ногах, оперлась рукой о грубый камень стены. Сердце было готово выскочить из груди, и она утратила способность что-либо соображать.

Поднявшись еще на несколько ступенек, они остановились перед высокой дверью из резного дуба. Камерон распахнул ее и жестом пригласил Мередит войти.

— Вот ваше новое жилище, миледи.

Мередит с бешено бьющимся сердцем вошла в большую комнату, по размерам втрое превышавшую ту, в которой она провела прошлую ночь. Рядом с кроватью, стоявшей у дальней стены, горела толстая свеча. Возле камина она заметила целый арсенал оружия, включая палаш шотландских горцев. Но больше всего ее потрясло то что на кровати лежала ее ночная рубашка.

— Но это твоя комната! — воскликнула она.

Он сложил на груди руки, снова превратившись в дерзкого захватчика.

— Да, — вкрадчиво сказал он. — Мне не понравилось спать в одиночестве. Как видно, я привык чувствовать тебя рядом.

Нервы у нее были на пределе. Ленивая улыбочка, расплывавшаяся по его физиономии, ничего хорошего ей не сулила. Она хотела сказать ему какую-нибудь колкость, но, как назло, не могла ничего придумать.

Он пристально вгляделся в ее лицо.

— Ты ранишь мое сердце, дорогуша. Смотришь, как ягненок, которого ведут на заклание, хотя, уверяю тебя, бояться тебе нечего…

Мередит отчаянно замотала головой.

— Не лги мне! Я знаю, зачем ты привел меня сюда. Ты хочешь, чтобы я спала с тобой!

— Так оно и есть, дорогуша, так оно и есть. Поговорим откровенно. Да, я по-прежнему хочу тебя, и, да, я получу тебя и получу от тебя своего сына. Ты моя, дорогуша, и я позабочусь о том, чтобы ты принадлежала мне целиком и полностью, — заявил он. — Но я не хочу применять силу к женщине, это не в моих правилах! — Ее глаза округлились от страха. — Однако ты будешь спать в моей постели и этой ночью, и каждую последующую ночь. Смирись с этим, потому что я не переменю своего решения. Как бы ни было мне трудно, я не стану торопиться и подожду, пока ты сама не будешь готова.

Мередит пришла в смятение. Будешь готова? Отдаться мужчине? Такого никогда не будет!

— Кто, интересно, будет решать, готова ли я? Уж не ты ли? — дерзко спросила она.

— Я, — подтвердил он, ухмыльнувшись. Мередит, возмущенная его наглостью, промолчала. А он продолжал:

— Для начала я хочу почувствовать твой поцелуй — ведь мы договорились, что я получу твой поцелуй в обмен на туфельки?

Мередит аж зубами скрипнула. Да как он смеет насмехаться над ней?

— Я об этом не договаривалась! И для начала я хотела бы, чтобы ты убрался с моих глаз!

— Но ведь ты и не возражала, — напомнил он ей. — Поэтому ни один из нас не ляжет спать до тех пор, пока я не получу причитающийся мне поцелуй.

Мередит разозлилась. «Ах так, — подумала она, — ладно, ты получишь свой поцелуй». Она подошла к нему, приподнялась на цыпочки и, плотно стиснув губы, прижалась ими к его губам. Потом отступила на шаг, готовясь торжествовать победу, но он покачал головой.

— Никуда не годится. Так дело не пойдет, дорогуша. Его безапелляционный тон лишь подогрел ее возмущение.

— Что такое? Ты требовал поцелуй, и ты его получил!

— Это был не поцелуй. А мне нужен настоящий поцелуй женщины, — заявил он, улыбаясь самой плутовской улыбкой. — Давай-ка обними меня за шею своими нежными ручками.

Стиснув зубы, она положила самые кончики пальцев на его плечи.

Он скорчил гримасу.

— Да ведь так, если захочешь поцеловать меня, ты упадешь лицом вниз, — засмеялся он. — Подойди ближе… поставь ноги между моими ногами… вот так. А я, чтобы помочь тебе, наклонюсь к тебе.

Силы небесные, он так и сделал! Он наклонил свою голову в тот самый миг, когда она подняла свою.

Их губы встретились. У нее перехватило дыхание. Горячая волна пробежала по телу. Пальцы вцепились в его плечи. Смущенная собственным порывом, который оказалась не в силах сдержать, она отпрянула от него.

Он улыбнулся.

— Это уже лучше. Давай-ка попробуем еще разок. Предательское теплое чувство распускалось в ней, словно розовый бутон под лучами полуденного солнца. Странная дрожь охватила тело.

Камерон смотрел на нее загадочным взглядом. Она с испугом обнаружила, что сильные руки обнимают ее за талию. Руки были такие теплые… такие мужские… у нее путались мысли. Ей не следовало соглашаться. Сама виновата, что попала в такую переделку.

— Великолепно, — пробормотал он и снова завладел ее губами. Он обнял ее еще крепче и приподнял над полом. Она задрожала. Он взял губами ее нижнюю губу и нежно втянул в рот. Мередит чуть не потеряла сознание, настолько острым было наслаждение, которое она испытала. Она забыла, где они находятся, она забыла, кто они такие. Забыла, что он Камерон из клана Маккеев, а она всего лишь его пленница.

Дрожь пробежала по ее телу. Если бы она могла знать заранее, что Камерон будет прижимать ее к себе, терзать ее губы и прикасаться руками там, где не следует, она бы ни за что не вошла в его комнату! Наверняка он чувствовал себя победителем, и ей, как ни прискорбно, пришлось это признать. Он не применял к ней силу, он нашел другой способ — способ, против которого она оказалась бессильной. Он покорил ее лаской!

Как сквозь туман Мередит почувствовала, что он внимательно смотрит на нее. Приподняв пальцем ее подбородок, он заставил ее взглянуть ему в глаза.

— Вот теперь можно сказать, что я не прогадал на обмене.

Мередит залилась краской от смущения и вдруг обнаружила, что все еще обнимает его за шею.

Она быстро опустила руки. Если бы он торжествовал победу, ее бы это возмутило. Но он не торжествовал, и это ее озадачило.

Камерон подошел к кровати.

— Это, кажется, твоя ночная рубашка. Можешь надеть ее, — озорная улыбка тронула его губы, — но можешь и не надевать — как тебе больше нравится. Должен признаться, я предпочел бы последний вариант. — Он медленно обвел ее оценивающим взглядом. Мередит показалось, что его взгляд раздевает ее.

Она сердито взглянула на него — пусть видит, что ей это не нравится!

— Насколько я понимаю, мне придется лечь рядом с тобой, — резко проговорила она. — И только потому, что ты сильнее меня и мне с тобой не справиться. Но клянусь всеми святыми, мой повелитель, что — хоть бей меня, хоть посади в темницу! — я не лягу голая рядом с тобой!

Будь по-твоему. — Он пожал плечами. — А вот у меня, к счастью, таких комплексов нет.

Он снял сапоги, потом плед, и, когда очередь дошла до туники, Мередит тихо охнула, увидев, что слова у него не расходятся с делом — он будет спать голым!

Она была так потрясена, что не отвернулась и не зажмурила глаза, как это следовало бы сделать. Слова протеста застряли в горле. Голый, он казался еще выше, еще шире в плечах. Его широкая грудь заросла густыми темными волосами, узкой полоской сбегавшими по животу и образовывавшими островок между бедер. И она — грешница из грешниц! — не могла подавить желание опустить взгляд ниже и хоть одним глазком увидеть, что же там дальше. На какую-то долю секунды она увидела то, что хотела увидеть, потом ее взору предстали крепкие мужские ягодицы — он повернулся к ней спиной и направился к кровати. Она наконец отвела взгляд и покраснела от стыда. Как она сможет теперь смотреть ему в лицо…

— Я должен встать на рассвете, Мередит. Было бы очень любезно с твоей стороны, если бы до этого времени ты легла в постель, — насмешливо сказал он. Сжав губы, она молча смотрела на него.

— Не ляжешь? — ухмыльнулся он. — Значит, ты предпочитаешь спать стоя? Уверяю тебя, это очень неудобно. Уж я-то знаю, ведь мне не раз приходилось делать это, когда я был мальчишкой и пас овец. Однажды я даже скатился вверх тормашками по склону. — Он сделал паузу. — Холодно, наверное, стоять там? Но выбор за тобой, дорогуша, уют и тепло моей постели — или ночной холод.

У Мередит не было желания спать стоя или улечься на холодный каменный пол.

Их взгляды встретились: его — вопросительный и ее — умоляющий.

— Отвернись, — прерывающимся шепотом попросила она.

Камерон чуть было не напомнил ей, что уже видел то, что она так тщательно от него скрывает. Но интуиция подсказала, что он рискует потерять все, чего добился этим вечером. Он повернулся лицом к стене.

Мередит сняла платье и натянула через голову ночную рубашку. Она перелезла через него, стараясь не прикасаться, очень осторожно откинула одеяло, опасаясь вновь увидеть то, что уже видела, и торопливо скользнула под одеяло.

Камерон, опершись на локоть, смотрел на нее. Он не улыбался, и по выражению его лица было трудно понять, о чем он думает.

— Мне кажется, тебя слишком оберегали от действительности, — задумчиво произнес он. — И ты, возможно, ничего не знаешь о мужчинах… о жизни. — Он чуть помедлил. — Того, что происходит между мужчиной и женщиной, не надо бояться. От этого получаются дети…

— Я знаю, как делаются дети! — буркнула Мередит, заливаясь краской стыда.

— В таком случае почему ты так боишься этого? — тихо спросил он.

Она хотела было притвориться, что не поняла вопроса, но это означало бы солгать. Придерживая рукой простыню у подбородка, она едва заметно покачала головой.

— Прошу тебя, не спрашивай, — ответила она. — Я не могу сейчас тебе сказать.

Он протянул руку и взял прядь волос, лежащую на ее груди. Мередит замерла. Ей показалось, что даже сердце перестало биться. Вот, начинается, подумала она. Он уверял, что даст ей время привыкнуть к мысли о том, что случится, но опять обманул! Ей следовало бы с самого начала знать, что так и будет!

— У тебя прекрасные волосы. Они как живой огонь. Его шепот обволакивал ее, словно мягкий, тонкий шелк. Она вгляделась в его лицо, но не заметила ни насмешки, ни издевки.

— Нет, — робко возразила она. — Они слишком рыжие. Как у моего отца. — Она поздно сообразила, что говорить этого не следовало, и приготовилась заранее увидеть на его лице холодное, презрительное выражение.

Но ничего подобного не случилось.

— Ты знаешь, а они бы их остригли, — неожиданно сказал он.

— Что? — переспросила она озадаченно.

— Они остригли бы твои волосы… монахини. Если бы ты приняла постриг, тебя остригли бы. — Он улыбнулся. — Это был бы настоящий грех. — Он намотал прядь ее волос на свою ладонь.

Мередит замерла в ожидании боли. Но он, не отпуская ее волосы, закрыл глаза.

Их тела не соприкасались. Единственным связующим звеном между ними была эта прядь. Мередит боялась пошевелиться. С тяжело бьющимся сердцем она прислушивалась и ждала.

Но он уже крепко спал, сжимая в кулаке ее волосы. Только убедившись, что он заснул, она наконец пошевелилась. Она вспомнила его поцелуй, и ее обдало жаром. Она подумала, что это вызвано негодованием. Отвращением…

Но в глубине души Мередит знала, что это нечто другое. Что-то с ней происходило. Что-то совсем неожиданное…

Глава 12

Иган тревожился. Всю последнюю неделю он наблюдал за своим вождем. Он видел, что Камерон уделяет все больше внимания этой девчонке Монро! Он знал Камерона с ранней юности, и даже свою первую девчонку они имели вдвоем! При воспоминании об этом Иган молодцевато выпятил грудь. Впрочем, девчонка потом проговорилась, что они были у нее не первыми, и, если уж говорить правду, она отдавала предпочтение коренастому Игану перед его длинным худощавым приятелем… — Да, они многое пережили вместе. Ему первому Камерон поведал о побоище, устроенном Рыжим Ангусом, и о том, как погибли его отец и все братья. Это Иган прижимал его к себе, когда плечи Камерона вздрагивали от рыданий, это он, Иган, не отходил от него ни на шаг, стараясь утешить его и отвлечь.

Но никогда он не видел, чтобы Камерон был одержим женщиной. До сих пор они относились к этому почти одинаково. Оба считали, что женщины должны доставлять удовольствие, но не отвлекать от важных мужских дел. Нельзя сказать, что они презирали любовь, просто ни одному из них еще не попалась такая женщина, чьи нежные объятия могли бы привязать к себе навсегда. Будьте уверены, Иган был не из тех, кто оставит без внимания аппетитную девчонку, но никогда не позволял похоти брать над собой верх. Таков же был и Камерон, хотя Игана иногда раздражало, что на его друга девчонки заглядывались гораздо чаще. Иган понимал, что все дело, наверное, в том, что его лицо обезображено шрамом. До такого красавца, как Камерон, ему далеко…

На этот раз все было по-другому. Она была другой, эта девчонка Монро. И Камерон тоже стал другим.

Иган не мог бы с уверенностью сказать, что ему это по нраву.

Он наблюдал однажды, как его друг не отпускал ее от себя как будто боялся с ней расстаться! Смотреть на это было противно! Все это было бы еще терпимо, если бы он был хозяином положения, однако Иган был уверен, что хозяйкой положения была она, причем малышка даже не сознавала этого! Они вели себя как последние дуралеи. Потом он видел, как Камерон нашептывал ей что-то на ушко. Иган видел, как она покачала головой и отвела взгляд и как огорченно вытянулась физиономия Камерона. Девчонка явно не соглашалась… или, возможно, это была всего лишь уловка? Она встала из-за стола и, гордо подняв голову, направилась через зал к лестнице. Она уже скрылась из виду, а его друг все еще продолжал смотреть на то место, где она только что находилась.

Иган вытаращил глаза. Влюбился! Камерон влюбился!

Иган, не раздумывая, уселся за стол напротив своего друга и вождя.

— Иган! Как провел время, дружище? — спросил Камерон, с трудом возвращаясь из мечты в действительность.

Иган сделал большой глоток эля. Он всегда говорил Камерону правду в глаза и сейчас не собирался менять свои привычки.

— Будь с ней поосторожнее, приятель, — предупредил он. — Мы, мужчины, сражаемся мечом и кинжалом, а женщины… у них имеются свои способы обвести мужчину вокруг пальчика, да так, что он и не заподозрит этого!

Камерон упрямо выпятил нижнюю челюсть.

— О чем ты? Что ты заметил? Она планирует побег? — резко спросил он.

Иган долго молчал.

— Нет, — сказал он наконец. — Она почти не разговаривает со мной.

— А с кем она разговаривает? Иган покачал головой:

— Ни с кем, кроме меня. И с ней никто не разговаривает. — Он помедлил. — Она ничего не скрывает. По правде говоря, никто не говорит о том, что она планирует побег. Финн тоже ничего такого не заметил.

— В таком случае от чего ты меня предостерегаешь?

— Она Монро, Камерон. Мне кажется, что ты забываешь об этом.

— Ошибаешься, Иган. Об этом я никогда не забываю.

— Ты видишь в ней женщину, — согласился Иган, — привлекательную женщину.

Камерон усмехнулся.

— Может быть, потому, что она и есть привлекательная женщина? Будь справедлив, приятель, признай то, о чем наверняка уже сказали тебе твои глаза. Она очень красивая девушка.

— Да, — проворчал Иган, — она красивая девушка. Но меня она не возбуждает, Камерон. Ты ее хочешь, не так ли?

Камерон сердито взглянул на приятеля.

— Я видел, как ты на нее смотрел, Камерон. Ты уже затащил ее к себе в постель?

— А это, дружище, не твое дело. — В глазах Камерона сверкнул предостерегающий огонек. — И не смей называть ее потаскушкой!

Иган одарил приятеля не менее сердитым взглядом.

— Я не говорил ничего подобного. — И ты это знаешь, Камерон! — Иган сбавил тон, решив не обострять ситуацию. Камерон был не из тех, кто заводится с пол-оборота но, если его вывести из себя, он становился опасен. — Но у тебя вид неудовлетворенного мужчины. Поэтому, как твой друг, я должен все-таки спросить еще раз… Ты уже спал с ней?

Камерон ответил не сразу.

— Нет, — сказал наконец он. — Она меня презирает, словно я какое-нибудь мерзкое чудовище.

— Это я могу допустить, но я не такой дурак, чтобы поверить, будто ты еще не тронул ее. Она спит в твоей комнате, в твоей постели!

— Это самый лучший способ держать ее под наблюдением, — спокойно пояснил Камерон.

— Поставь стражников перед дверью в ее комнату! — посоветовал обиженный Иган.

— Стражники нужны нам в других местах, — обрезал его Камерон. — А она останется там, где находится.

Игана его тон отнюдь не испугал.

— Она, несомненно, девственница, дружище, чистая и непорочная!

— Я был бы очень удивлен, если бы было по-другому. Она попала в монастырь прямиком из замка Монро. Судя по всему, у нее не было ухажеров. Да, она, несомненно, девственница, или я не Камерон из рода Маккеев.

— Не забудь, что она должна была принять постриг.

— Я не забываю.

— И с такой женщиной ты ляжешь в постель? С женщиной, которая ничего не знает о мужчинах?

— Большую часть своей жизни она прожила среди мужчин, Иган. В монастыре она провела только два последних года.

— Тем не менее так не годится, — упрямо заявил Иган. — Твоими действиями управляет похоть, а не любовь!

Теперь пришла очередь Камерона удивленно поднять брови.

— Что я слышу? Ты, кажется, защищаешь ее? А разве не ты помог мне выкрасть ее из монастыря? Ну и ну! Кто, как не ты, совсем недавно говорил, что, будь твоя воля, ..ты давно бы убил ее?

— Это было до того, как я узнал, что ты намерен сделать.

Камерон усмехнулся.

— Но ведь даже я не знал, что намерен сделать. Иган погладил шрам на щеке.

— Мойре это не понравится, — неожиданно заявил он. «Черт бы побрал эту Мойру», — сердито подумал Камерон.

— Жениться на ней была не моя идея. И я никогда не обещал этого. А что касается Мередит, то тебе нечего беспокоиться, Иган. Речь идет о мести — вот и все. Да, я хочу ее, и, да, я ее получу. Но я никогда не предам ни тебя, ни свой клан.

Кажется, его слова убедили Игана, и разговор перешел на другие темы. Однако Камерон не мог отделаться от мыслей о Мередит.

Ее страдальческий, обиженный взгляд вызвал у него угрызений совести… Но он не собирался отказываться от того, что задумал. На словах она с презрением отвергала его, но ее губы ему не лгали. Они расцвели под его губами, как ароматный бутон под лучами полуденного солнца.

Сегодня утром, заплетая косу, она перебросила ее через плечо, открыв шею — такую хрупкую, такую беззащитную. Его жезл, прикрытый лишь складками килта, тут же напрягся и затвердел. Он едва сдержал желание прижаться губами к ее шее и сжать ее в своих объятиях.

Все последние дни он наблюдал за ней и частенько думал о том, что ни одна женщина не возбуждала его так, как Мередит. Конечно, она хлестала его своими колючими репликами, но Камерон не забыл, какую истерику она закатила, когда он потребовал родить ему сына.

Он помнил, как она съеживалась всякий раз, когда он прикасался к ней. И все же она, очевидно, доверяла ему, потому что с некоторых пор старалась держаться поближе к нему, когда к ним приближался кто-нибудь из его людей.

Наконец он понял.

Она чувствовала себя неуютно в присутствии мужчин.

Он постоянно размышлял над этим вопросом. Сначала ему пришло в голову, что все дело в смертельной вражде между кланами. Какая женщина не испугается своих врагов? Потом он подумал, что, возможно, всему виной ее безмятежная жизнь — ей повезло, она не знала ни мирских тревог, ни забот. Но, как он уже сказал Игану, она провела в монастыре только два последних года. Она была вполне взрослым человеком, когда уехала из замка Монро в Конниридж.

Интуиция подсказывала ему, что здесь все не так просто. Хорошо бы узнать, в чем все-таки дело. Но он понимал, что она ему об этом не расскажет. Не доверится она ему, как и любому другому представителю рода Мак-кеев.

Однако она искала у него защиты, прижималась к нему, хотя, наверное, сама этого не замечала. Ему было приятно, очень приятно. И он решил, что должен действовать по-другому. Шотландские горцы наносили врагу удар, когда он меньше всего этого ожидал, и он поступит так же — он должен застать ее врасплох. Но не кавалерийским наскоком, а постепенно, исподволь. Он будет ее обхаживать. Он ее приручит. Он ее очарует и нежно приберет к рукам. Камерон был настроен очень решительно. Только бы у него хватило терпения!

У Мередит была своя точка зрения на данную проблему. Камерону она пока еще не очень доверяла. Да и как ей было доверять ему, если он вдруг без всякой причины переставал с ней разговаривать и не смотрел в ее сторону? Иногда она ловила на себе его изучающий взгляд, но он сразу отворачивался с равнодушным видом.

Она бы тоже хотела продемонстрировать ему свое равнодушие, но, увы, ее неудержимо влекло к нему. В нем чувствовалось ярко выраженное мужское начало, перед которым не могла устоять ни одна женщина — а уж она тем более! Она млела от его прикосновений и поцелуев, а его внезапная холодность лишала ее сна и аппетита. От его поцелуев она горела как в огне, у нее кружилась голова и бешено билось сердце. Как будто этого было мало, его поцелуи к тому же вызывали томление в самых недозволенных местах. Даже ее соски как-то странно набухали и напрягались. Вчера вечером он потянулся за хлебом и коснулся ее груди. Ее словно удар молнии поразил. Интересно, что было бы, если бы он прикоснулся к голой коже?

Он часто прикасался к ней. Умышленно. Она понимала, зачем он это делает. Он хотел, чтобы она постепенно привыкла к нему. Мередит, стараясь уберечься от его нескромных взглядов, купалась и переодевалась, когда он отсутствовал, и, слава Богу, он ни разу не оскорбил ее скромность. А вот у него подобных комплексов не было! Он расхаживал по комнате голым. Он спал голым! Мередит всегда отворачивалась, хотя однажды он застиг ее на месте преступления: она пристально разглядывала его, и уже не в первый раз! Тогда этот мерзавец рассмеялся! И с тех пор, стоило ей встретиться с ним взглядом, в его глазах зажигался огонек, который он даже не пытался скрыть. Она не сразу догадалась, что означал этот огонек, но теперь поняла.

Это был огонь желания. Неприкрытого, горячего желания.

С тех пор стало еще хуже. Она не могла посмотреть на него чтобы не вспомнить о том, чего он хочет… что он сделает и что получит от нее.

Он был прав. Это неизбежно. Она будет принадлежать ему. Это всего лишь вопрос времени.

Напряжение становилось невыносимым. Временами она почти желала, чтобы он овладел ею — и дело с концом! Ее даже удивляло, что он до сих пор не сделал этого.

По ночам она лежала рядом со спящим Камероном, а дни проводила в одиночестве. Обычно ей было несвойственно жалеть себя, но такой забытой и заброшенной она еще никогда себя не чувствовала. Она могла бродить внутри крепости где угодно, но Иган или Финн всегда маячили поблизости. Хотя она не испытывала к ним ненависти, ей было неприятно, что за ней следят, как будто она какая-нибудь преступница, совершившая что-то ужасное. Это очень ее обижало, ведь она понимала, что наблюдение за ней установлено по его указанию.

Она любила сидеть на маленькой каменной скамье возле часовни. Здесь, в укромном уголке крепостного двора, вдали от шума и суеты, было тихо и спокойно, цвели цветы, щебетали птички, и она могла забыть хотя бы на время, что она пленница.

Однажды теплым летним утром, почти две недели спустя после своего прибытия в Данторп, она сидела там после молитвы и думала об отце.

Звонкий женский смех привлек ее внимание. Она подняла голову. Смеялась Мойра. Она была с Камероном. Ее маленькие пальчики уютно устроились на сгибе его локтя, влажные вишневые губы улыбались. Глядя на нее сверху вниз, Камерон что-то сказал и тоже рассмеялся.

Острая, как удар кинжала, боль пронзила грудь Мередит. Ей показалось, что это болит рана, но боль была в ее сердце.

Что с ней происходит? Не может быть, чтобы она ревновала! Не может быть, чтобы ее влекло к нему…

Уголком глаза она уловила какое-то движение неподалеку и, взглянув в ту сторону, увидела хорошенькую маленькую девочку, уставившуюся на нее огромными карими глазами. Девочке было около четырех лет.

Ребенок молча смотрел на нее, прижав к губам пальчик.

— Привет, — сказала Мередит. — Меня зовут Мередит, а тебя?

Девочка задумалась, выпятив розовые губки.

— Эйлин, — прошептала она наконец.

— Эйлин, — повторила Мередит. — Какое красивое имя. Не хочешь посидеть рядом со мной, Эйлин? — спросила она, похлопав рукой по скамье.

Помедлив мгновение, девочка вскарабкалась на скамью и уселась рядом с ней, разглядывая Мередит широко раскрытыми глазами. Ее внимание сразу привлекли волосы Мередит.

— У тебя такие яркие волосы, — сказала Эйлин.

— Да, малышка, яркие.

— Почему они рыжие?

— Наверное, потому что у моего отца тоже рыжие волосы.

Эйлин обвила прядь ее волос вокруг пальчика.

— Они такие мягкие, — задумчиво сказала она, — и такие длинные. Вот бы у меня были такие длинные волосы.

Мередит положила руку на копну черных кудряшек.

— Твои волосы тоже вырастут, — сказала она, — только надо немного подождать.

— Я так не думаю, — решительно заявила Эйлин. — Мама говорит, что когда я родилась, то была лысая, как мой папа.

Мередит очень хотелось обнять ребенка, но она побоялась испугать девочку.

— Хочешь, скажу тебе кое-что по секрету? Когда я родилась, то тоже была лысой. Моя мама рассказывала мне об этом.

— А где твоя мама?

— Она умерла, когда я была еще маленькой. — Она подумала о Камероне и его братьях. Уже приехав в Дан-торп, она узнала, что они всего три года назад потеряли мать. Томас был еще моложе, чем она, когда это случилось.

— А твой папа? Он тоже умер?

Нет, подумала Мередит, но все равно что умер… как и она для него.

— Нет, малышка. Но он очень далеко отсюда.

На них упала чья-то тень. Мередит и Эйлин одновременно подняли головы. У Мередит учащенно забилось сердце. Над ними возвышался Камерон. У нее возникло инстинктивное желание защитить девочку. Но ребенок, видимо, совсем не испугался большого сильного мужчины. Не успела Мередит опомниться, как Эйлин спрыгнула со скамьи и протянула к нему руки.

— Камерон!

Он высоко поднял ее и звонко чмокнул в щечку. Эйлин даже взвизгнула от удовольствия. Потом этот наглец опустился рядом с Мередит на скамью, посадив Эйлин на колени.

Девочка повернулась к Мередит.

— Ты знаешь Лита?

— Нет, Эйлин, не знаю.

— Лит мой брат. Утром он гулял у пруда и поймал жабу. И знаешь, что он сделал?

Она покачала головой.

— Он ее поцеловал. Мередит удивленно заморгала.

— Жабу?

— Да! Лит поцеловал жабу! Губы Мередит дрогнули в улыбке.

— Понятно, — печально сказала она. — Я вот тоже поцеловала жабу. Надо сказать, это было очень противно. — Она искоса взглянула на Камерона.

У Эйлин округлились глаза.

— Она тебя не укусила?

Едва не рассмеявшись, Мередит покачала головой, стараясь не замечать, что Камерон пристально смотрит на ее губы. По его лицу медленно расплылась улыбка, в глазах светились озорные огоньки.

— Леди надо быть осторожнее, — сказал он, — а вдруг в следующий раз жаба ее укусит?

Мередит не могла позволить, чтобы последнее слово осталось за ним.

— В таком случае и жабе следует поостеречься, — насмешливо заявила она, — я ведь тоже умею кусаться!

К ее удивлению, он, закинув голову, весело расхохотался, обнажив крепкие белые зубы, и стал совсем не похож на сурового воина, взявшего ее в плен.

Он поднялся со скамьи и осторожно поставил Эйлин на ноги.

— Желаю вам приятного дня, милые дамы, — сказал он и ушел.

Эйлин повернулась к Мередит.

— Ты думаешь, я ему нравлюсь? У Мередит дрогнули губы.

— Думаю, ты ему очень нравишься. Девочка радостно улыбнулась.

— Когда-нибудь, когда я буду постарше, я на нем женюсь, — заявила она.

«К тому времени он наверняка будет женат на Мойре — подумала Мередит, но промолчала, чтобы не разбивать мечты малышки.

На следующий день Мередит, помолившись, снова сидела на скамье. Вскоре появилась Эйлин. Она привела с собой брата, который был примерно на год старше ее. Через день с ней пришли еще несколько ребятишек. Мередит было приятно их присутствие. Кажется, здесь только дети не были к ней враждебно настроены. Она рассказывала им истории из Священного Писания, которые слышала в детстве, сидя на коленях у отца: об Адаме и Еве, о Каине и Авеле, о Великом потопе и Ноевом ковчеге.

Однажды, когда вокруг нее начали собираться дети, она заметила нескольких женщин, стоявших возле часовни. Среди них была Гленда. Одна из женщин, уперев руки в бока, неодобрительно смотрела в их сторону. Мередит сделала вид, что не замечает ее, но женщина говорила очень громко, и не услышать ее было невозможно.

— Если никто не желает положить этому конец, то это сделаю я! Вы слышали, о чем она вчера рассказывала детям? О Змее в Эдеме! Ей ли не знать об Этом, ведь она сама и есть змея!

Почти все женщины громко рассмеялись. А Гленда строго сказала:

— Оставь ее в покое, Меган. Она учит детишек слову Божию. Отец Уильям бывает здесь редко, и у него не хватает времени, чтобы заниматься с детьми. Что плохого в том, что она занимается с ними?

— Да кто она такая, чтобы учить слову Божию? — презрительно фыркнув, воскликнула Меган. — Ты, видно, забыла, что она дочь Рыжего Ангуса?

— А ты, видно, забыла, что если бы ее не привезли сюда, то она сейчас была бы уже монахиней? — сказала в ответ Гленда. — Кому, как не монахине, учить их?

Мередит была очень удивлена. Почему Гленда ее защищает? Она почти каждый день сидела вместе с ней за столом. Как ни больно было это сознавать, Мередит понимала, что ее присутствие всего лишь терпят. Она чувствовала, что, не будь она Монро, они могли бы стать друзьями. Но Гленда не удостаивала ее ни приветствием, ни даже кивком и всегда смотрела в сторону… Всегда.

Меган больше не возражала. И к большому облегчению Мередит, на следующий день дети, как обычно, собрались вокруг нее. По правде говоря, ежедневное общение с ребятишками скрашивало ее одинокое существование.

Она решила поблагодарить Гленду.

Удобный случай представился скорее, чем она ожидала.

Однажды, обогнув угол пекарни, она с кем-то столкнулась. Это бьша Гленда. Они испуганно посмотрели друг на друга. Мередит поспешила заговорить, пока Гленда не убежала.

— Гленда, я должна поблагодарить тебя за то, что ты на днях сказала Меган… Для меня это очень важно, ведь, по правде говоря, общение с детьми доставляет мне огромную радость.

— Не меня надо благодарить, — холодно сказала Гленна. — Я всего лишь говорила правду. — Подхватив юбки, она хотела обойти Мередит, но та ее остановила:

— Подожди, Гленда! Я знаю, как ты ко мне относишься… ведь я Монро… но, поверь, я очень сожалею о том, что произошло с Нейлом! Прошу тебя, давай поговорим!

Гленда долго молчала. А когда заговорила, взгляд у нее был такой же страдальческий, как у Мередит.

— Ты не можешь перестать быть Монро, — тихо сказала она. — Как и я не могу стать другой. Никто из нас не может изменить того, что произошло. О чем же еще можно говорить?

О многом! — хотелось крикнуть Мередит. Однако Гленда не стала бы ее слушать. И никто не станет. Возможно, Гленда права: она навсегда останется вдовой Ней-ла, а Мередит всегда будет изгоем, дочерью Рыжего Ангуса. Ей было безумно тяжело, будущее не сулило ничего хорошего, и ей очень хотелось плакать. Опустив голову, она шла через крепостной двор, и вдруг перед ней неожиданно появилась маленькая девочка, судя по всему, только что научившаяся ходить. Ножки еще плохо слушались ее, и она, шлепнувшись на землю, громко заплакала. Мередит оглянулась вокруг, но матери нигде не было видно, и никто не спешил девочке на помощь.

Она подошла к малышке, взяла ее на руки, прижав к груди, и ощутила тепло маленького тельца. Она принялась ее успокаивать, бормоча всякие ласковые слова. Малышка перестала плакать и посмотрела на нее огромными синими глазами. У Мередит перехватило дыхание. Интересно, что бы она испытала, прижав к сердцу собственного малыша?

Что-то больно ударило ей в спину.

— Не трогай ее! — раздался мальчишеский голос. Мередит оглянулась, инстинктивно прижав к себе девочку, и увидела двух мальчиков лет десяти — двенадцати. Малышка у нее на руках снова принялась хныкать.

— Поставь ее на землю, слышишь? — крикнул один из них и снова бросил в нее камень, попав в плечо. Следующий камень просвистел мимо виска. Вдруг появилась какая-то женщина, которая, кажется, работала в прачечной.

— Отдай моего ребенка! — закричала она и, выхватив у нее из рук орущую девочку, быстро скрылась. Мередит потрясла ненависть, исказившая ее лицо.

Неожиданно откуда ни возьмись появился Камерон. Таким грозным она его еще не видела. Он схватил мальчишек за шиворот.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — рявкнул он.

— Мы всего лишь хотели научить ее уму-разуму, — заявил один из них.

— Мы не хотели причинить зла! — заскулил другой, растерявший свой боевой задор, когда оказался в руках вождя клана.

— Значит, вы не хотели причинить зла? — переспросил Камерон, выражение лица которого не предвещало ничего хорошего. — Я видел кое-что другое! Вы могли и в ребенка попасть камнем, так что не говорите, будто не хотели причинить зла!

— Но ведь она Монро! — завопил первый.

На дворе вдруг стало очень тихо. Все замерли, наблюдая сцену, разворачивающуюся перед их глазами.

— То, что я сейчас скажу, касается не только вас, приятели, но и всех присутствующих. Монро — злейшие враги клана Маккеев, но мы не сражаемся с женщинами и детьми, с теми, кто не может себя защитить! Если вы со мной не согласны, можете убираться отсюда!

Люди один за другим вернулись к прерванной работе. Кузнец снова застучал молотом. Где-то послышался пронзительный визг поросенка. Бакалейщик вытер руки о тряпку и занялся своим делом. Одарив мальчишек сердитым взглядом, Камерон отпустил их. Ребята тут же бросились наутек.

Потом он повернулся и взглянул на нее.

— Подойди, — сказал он.

Это была не просьба, а требование, с горечью отметила Мередит. Это чувствовалось по тому, как он упрямо выпятил челюсть, как стоял, слегка расставив ноги, как окаменели черты его красивого лица. Несомненно, он сейчас обвинит ее в том, что это она учинила весь этот скандал!

И тут Мередит не выдержала и расплакалась. Слишком много всего на нее обрушилось: Гленда ее отвергла, мать ребенка на нее накричала, мальчишки забрасывали ее камнями… Она оттолкнула его протянутую руку и побежала к главной башне.

Ругаясь себе под нос, Камерон бросился за ней. Чья-то рука легла на его плечо. Он остановился и увидел Игана.

— Она ни в чем не виновата. Малышка упала, и она ее подняла. А мальчишки…

— Я знаю, — резко оборвал его Камерон. — Я все видел.

Он зашагал следом за ней в башню. Снизу было слышно эхо ее шагов, когда она взбегала по лестнице.

Дверь в его комнату была закрыта. Камерон распахнул ее и остановился на пороге. Мередит стояла на коленях перед камином и раскачивалась взад-вперед. Ее плечи сотрясались от рыданий.

Она услышала его шаги и повернулась, торопливо вытирая слезы.

— Неужели ты не можешь оставить меня в покое? Так и будешь всегда меня мучить?

Ее нежные губы дрожали. Она всхлипывала, слезы текли по щекам, и ему стало очень жалко ее. Он выкрал ее из монастыря, он угрожал ей — и она все это время держалась храбро, но теперь, видимо, то, что произошло, ее сломило. Камерон не понимал, что с ним происходит. Ему хотелось защитить ее от всех, хотя она, как никто другой, не раз испытывала его терпение.

Ноги сами понесли его к ней, и он остановился рядом.

— Иди сюда, — тихо сказал он. Но на этот раз в его тоне сквозила нежность.

— Нет! — в отчаянии крикнула она. Она вскочила на ноги и оказалась в его объятиях. И, как всегда, почувствовала себя в ловушке. Она сжала кулаки и замолотила ими по его груди.

— Я ненавижу этот дом! — выкрикнула она. — Я не хочу находиться здесь! А больше всего я ненавижу тебя!

Слова. Это всего лишь слова, сказанные в запальчивости. Камерон заставил себя не обижаться и обнял ее, плотно прижав ее руки к бокам, чтобы усмирить мятеж, и некоторое время держал ее так, пока она не обмякла в его объятиях. Он отнес ее на кровать и прилег рядом.

Она уткнулась лицом ему в грудь и снова разрыдалась.

— Они меня ненавидят. Они обвиняют меня своими взглядами, шепчутся за моей спиной.

Он ощутил на своей коже горячую влагу ее слез. Видеть ее в таком состоянии было для него все равно что получить удар кинжалом в живот. Камерон презирал себя не меньше, чем она презирала его.

— Нет, ты ошибаешься.

— Не ошибаюсь! Я ничего плохого не сделала ни этому милому ребенку, ни мальчикам!

— Я знаю, Мередит, я видел.

То, что он стал свидетелем ее унижения, лишь ухудшило ситуацию. Она зарыдала еще сильнее. Он погладил ее по спине.

— Ну, полно, Мередит. Успокойся. — Его голос ласкал ее, как нежный шелк.

Но успокоиться было не так-то просто. Слишком много боли накопилось в ней. Она оплакивала себя, своего отца, свое будущее, от которого не знала, чего ожидать.

И все это время он не разжимал объятий. Он убрал непослушные пряди волос со щеки и поцелуями осушил слезы. Казалось бы, невозможно найти успокоение в объятиях человека, который и был причиной всех ее мучений, однако она успокоилась. Постепенно ее рыдания утихли, дрожь прекратилась, и в его теплых сильных руках она почувствовала себя защищенной. Он положил ее голову себе на плечо, и она, прерывисто вздохнув, закрыла глаза.

Должно быть, она заснула, потому что, открыв глаза, увидела, что комната освещена неярким желтоватым светом свечей. В комнате аппетитно пахло жареным мясом. Она села на постели.

И тут же появился Камерон. Он внимательно вгляделся в ее лицо. Мередит вспыхнула от смущения под его пристальным взглядом. Наверное, глаза у нее опухли и покраснели, и вообще она выглядит как пугало. Однако он, казалось, ничего этого не заметил, потому что сказал спокойно:

— Ты проголодалась?

— Немножко, — призналась она. Забросив на спину тяжелые волосы, она встала с постели и подошла к столу.

Послушно отведав хаггиса2, хлеба и сыра, которые он ей предложил, она отказалась от сладкого пшеничного пудинга с корицей, но согласилась выпить вина, когда он наполнил ее кубок. Сделав большой глоток, она украдкой взглянула на него. Он смотрел на танцующие в камине язычки пламени. Мерцающий огонь высветил его прямой нос, чувственный изгиб губ, которые могли сложиться в обворожительную мальчишескую улыбку или вытянуться в суровую тонкую линию, когда он был недоволен. Ее охватил какой-то странный трепет. Силы небесные, а ведь он самый красивый мужчина из всех, кого она видела.

— Когда ты на ней женишься? — неожиданно спросила она. Вино оказалось крепкое, поэтому она и расхрабрилась, иначе никогда не осмелилась бы спросить такое.

— Извини, я не расслышал? — очень удивился он. Мередит набрала в легкие побольше воздуха.

— Я говорю о Мойре, — пояснила она. — Когда ты на ней женишься?

Он пристально посмотрел на нее.

— Кто тебе сказал, что я на ней женюсь?

У нее зарделись щеки. Не станет она выдавать Игана.

— Просто я слышала разговор и подумала, что ты, возможно, женишься, когда я тебе надоем.

Он удивленно приподнял бровь.

— Вот оно что. Но как ты можешь мне надоесть, если я тебя даже не попробовал?

Мередит покраснела, слишком поздно поняв, что проговорилась и выдала себя с головой.

— Я просто подумала… — промямлила она, судорожно глотнув воздух.

— Я знаю, что ты подумала, дорогуша. Но позволь мне внести ясность в этот вопрос. Я не женюсь на ней, я пока не готов жениться. Откровенно говоря, я не имею намерения жениться сейчас ни на Мойре, ни на ком-либо другом. Я удовлетворил твое любопытство?

Она кивнула. Огонек в его глазах предостерег ее от дальнейших расспросов.

— Вот и хорошо. А теперь, когда я ответил на твой вопрос, ты должна ответить на мой. Я понимаю, что ты боишься меня, но хотел бы знать… только ли меня ты боишься?

Разговор принял неожиданное для нее направление. «Проклятие! — подумала она. — Почему он не может оставить меня в покое?»

— Нет, — пробормотала она.

— Значит, это касается всех мужчин?

— Да. Любого мужчины. Каждого мужчины, — произнесла она и испугалась, что сказала лишнее. Она опустила ресницы, чтобы скрыть свои мысли, но Камерон успел заметить ее смятение. Он взял у нее из рук кубок и поставил на стол.

— Тебе, пожалуй, хватит, дорогуша. — Он подошел к ней и поднял со стула.

— Разве ты не поняла еще, что меня незачем бояться? — прошептал он.

Она затаила дыхание. То, что она хотела ответить, так и осталось невысказанным, потому что его губы прикоснулись к ее губам. Она издала тихий стон. И он обнял ее еще крепче. Вдруг она почувствовала, как он поднимает ее на руки. Он отнес ее на кровать и вытянулся рядом с ней, не отрываясь от ее губ.

Она не остановила его. Его теплые пальцы медленно скользнули по ее шее, потом проследовали вдоль ворота платья. Мередит показалось, что у нее остановилось сердце. На какое-то мгновение он замер, потом, глядя на нее сверху вниз, дерзко запустил руки за вырез лифа и, стянув его вниз, обнажил ее до пояса.

Она тихо охнула, хотела было прикрыться руками, но он не дал ей этого сделать. Его язык прикоснулся к ее языку, втянув ее в поединок, из которого оба вышли победителями. Его коварные пальцы замерли в опасной близости от ее груди, а соски неизвестно почему напряглись и затвердели.

. Он провел большим пальцем по самой вершине соска, вызвав во всем ее теле тысячи новых мучительно-сладких ощущений. Она вскрикнула. Ее тело выгнулось навстречу этой неведомой до сих пор ласке, она поняла, что это именно то, что ей нужно, чего она так долго ждала… Теперь, когда она узнала, что это такое, ей хотелось продлить наслаждение. Наверное, это грешные мысли. И его поцелуй — грех. И его руки. Это был грех, но грех безумно приятный. Даже дух захватывало.

Ее подхватил вихрь самых противоречивых чувств. После той ужасной ночи много лет назад даже мысль о близости с мужчиной вызывала у нее страх и отвращение. Однако Камерон был совсем Другой. Он вызывал у нее такие ощущения, которые, как она полагала, у нее не сможет вызвать ни один мужчина. Ей вспомнилось, как он нежно обращался с этой малышкой Эйлин. И он совсем не был таким мрачным, каким показался ей вначале. Недобрым он тоже не был.

Однако мысль о том, что она будет голая перед ним… что он будет смотреть на нее и прикасаться к ней… Она была в растерянности и не знала, что делать.

— Камерон… — произнесла она низким глухим голосом. — Камерон, прошу тебя…

Он медленно поднял голову. На виске его билась жилка. Он видел ее растерянность, чувствовал, как она дрожит. Похоже, она совсем ничего не знала о близости… вернее, знала лишь страх перед ней.

Как он сразу об этом не догадался?

У него кипела кровь. В висках стучало, его мужской орган нетерпеливо пульсировал. Наконец-то он прикасается к ее атласной коже. Наконец-то ощущает трепет ее влажных мягких губ. Но ему мало этого! Скрипнув зубами, он попытался заставить себя не обращать внимания на мучительную тяжесть в паху.

Он хотел ее больше всего на свете! Незнакомое странное чувство охватило его. Он понимал, что не может сейчас овладеть ею, потому что она была так трогательно уязвима.

Приложив к ее губам палец, он не дал ей договорить. — Нет, Мередит, не говори ничего. Я не овладею тобой, — прошептал он. — Не сейчас. Не этой ночью. Но скоро, девочка, очень скоро ты будешь моей.

Стащив с нее платье, он жадно обводил горящим взглядом ее тело, подолгу задерживаясь на твердых молодых грудях и огненно-рыжем треугольничке волос между бедер.

Потом, крепко прижав ее к себе, он поцеловал ее с таким пылом, что у нее закружилась голова и перехватило дыхание.

Погасив свечи, он в полной темноте лег рядом, прикасаясь к ней.

Когда она наконец заснула, ее губы горели от его жарких поцелуев.

Глава 13

Она сдавала позиции. Мередит это знала. И он тоже знал.

Камерон прав. Пройдет еще немного времени, и она будет принадлежать ему… Слабое тело предаст ее — вернее, уже предало! — в ужасе думала она, проснувшись. И когда это случится, он узнает правду. Он, несомненно, уверен, что она чистая, непорочная девственница — ведь она жила в монастыре. Наверное, он придет в ярость. Нет, еще раз она такого не переживет! При воспоминании о том кошмаре она вздрогнула, почувствовав себя такой грязной…

Ей нельзя здесь оставаться. Ни в коем случае! Камерон уже встал. Она украдкой поглядывала на него, любуясь игрой мускулов на его голых плечах, когда он мылся. Он взглянул в ее сторону, и она сразу зажмурилась, притворившись спящей.

Она слышала, как он натягивает сапоги. Его шаги приблизились к кровати. Потом стало тихо. У нее участилось дыхание. Она напрягла слух, чтобы узнать, где он находится.

— Мередит, я знаю, что ты проснулась, — услышала она и почувствовала, как его загрубевший палец провел по ее подбородку.

Она открыла глаза. Камерон был полностью одет и стоял возле кровати.

Он нежно улыбнулся, заметив непокорный блеск в прекрасных голубых глазах.

— Хорошо ли тебе спалось, дорогуша?

— Я спала очень крепко.

— Значит, мой храп тебе не мешал?

— Ты не храпишь, — сердито заметила она.

— Вижу, ты это заметила.

Судя по всему, он был очень доволен. «Ишь, радуется» — подумала она.

Он присел на кровать, и матрас прогнулся под его тяжестью. Камерон погладил ее обнаженное плечо. Мередит покраснела. Силы небесные, она совсем забыла, что спала голой! Мередит пришла в ужас от собственного поведения — такого она еще никогда в жизни не делала! Нет, ей необходимо бежать, иначе будет поздно.

— Мне предстоит тяжелый день, дорогуша. Мы с Финном едем на север, чтобы закупить овец у одного фермера.

Мозг Мередит лихорадочно заработал. Он едет на север. А ей нужно на юг. Только бы удалось ускользнуть незаметно…

Он повернул к себе ее лицо.

— Ну-ка, дорогуша, проводи меня в это холодное утро теплом твоего поцелуя.

— Но сейчас лето, — заявила она.

— Правда. Но видишь, как ты на меня действуешь?

— Очевидно, охлаждающе?

— Совсем наоборот. — Он рассмеялся низким и удивительно приятным смехом, потом, наклонившись, прижался к ее губам. Она не сопротивлялась. Возмутительно, но ее тело вышло из-под контроля и жило собственной жизнью. Ей вдруг пришло в голову, что она последний раз наслаждается жаром его поцелуя.

Худенькие ручки поднялись вверх и обвили его шею. Губы ответили на поцелуй. Ей показалось, что он удивился, потом мощные руки крепко обняли ее. Одеяло соскользнуло на пол.

Прошло немало времени, пока он наконец поднял голову и остановил взгляд на ее губах, влажных от его поцелуев.

— Я постараюсь вернуться как можно скорее, дорогуша. Уж будь уверена.

Несколько секунд спустя он ушел. Мередит охватило возбуждение. Вскочив с постели, она торопливо умылась. Служанка принесла поднос с едой. Она не стала есть, но отложила хлеб и сыр — они пригодятся ей потом. Она лихорадочно обдумывала ситуацию. За последнее время Иган заметно ослабил наблюдение за ней во время утренней молитвы — он даже оставлял ее одну в часовне. Иногда случалось, что, выйдя из часовни, она не могла его найти. А часовня была расположена довольно далеко от сторожевой башни, где стоял караульный.

Но ее распятие! Она не может убежать без своего распятия!

С того самого дня, когда Камерон сорвал его с ее шеи, она ни разу не видела своего распятия. Тем не менее надо попытаться его отыскать. Она торопливо обыскала сундук с его вещами.

В дверь постучали. Она знала, что это Иган. Черт бы его побрал! Вот принесло не вовремя! Ничего не поделаешь, придется бежать без распятия, потому что другого такого случая может не представиться. Когда она открыла дверь и поздоровалась с Иганом, ее лицо сияло безмятежной улыбкой.

Но когда она вошла в часовню, сердце ее колотилось так сильно, что она с трудом дышала. Иган остался снаружи. Мередит боялась поверить, что ей так повезло. Опустившись на колени, она помолилась о том, чтобы везение ей не изменило, и попросила у Всевышнего извинения за краткость своей молитвы. Подумав об Игане, она поморщилась. Ведь это ему придется принять на себя гнев Камерона, который наверняка рассвирепеет, узнав, что она сбежала. Ее мучило чувство вины перед Иганом, но поддаться жалости она не могла.

Выйти из часовни через дверь, ведущую в ризницу, было совсем нетрудно. На ее счастье, поблизости не было ни души. Она торопливо прикрыла голову газовой вуалью, чтобы приглушить яркий цвет своих волос, и вышла на крепостной двор. Нагнувшись, она быстро направилась к боковому выходу из крепости, как будто шла по делам. Еще несколько дней назад она заметила, что стражника там ставят только ближе к вечеру, но до нынешнего утра не знала, что это может ей пригодиться.

Ее никто не остановил. Никто не преградил путь и даже не взглянул в ее сторону. Трясущимися руками она открыла калитку и оказалась на свободе. Крепостные стены остались позади! Святые угодники, она это сделала! Теперь надо позаботиться о том, чтобы ее не обнаружили…

— Ты хочешь сказать, что, хотя она ушла пешком, а твои люди ехали верхом, вы не смогли найти ее?

— Несколько человек все еще продолжают искать, — сказал Иган, отводя взгляд.

Он был в растерянности. Он глазам своим не поверил, когда вошел наконец в часовню и не обнаружил ее там. По правде говоря, он и подумать не мог, что у нее хватит смелости убежать. Он чувствовал себя униженным оттого, что она его так одурачила.

Но, кроме себя самого, винить было некого, и он так и сказал Камерону.

— Я не пытаюсь оправдаться, — тихо произнес он. — Я не выполнил свой долг, так что виноват один я. Мне показалось, что она молится дольше, чем обычно, но я продолжал ждать. После того, что случилось вчера, я подумал, что может быть…

— Можешь не объяснять, — прервал его побледневший Камерон. — Тебе стало жаль ее, а она воспользовалась этим. — Камерон был в гневе, но словно бы искал ей оправдания. Может быть, она убежала из-за того, что произошло вчера? Может быть, ей стало стыдно, что он видел ее слезы? Или она испугалась, когда он снова заговорил о том, что собирается подчинить ее своей воле? Ее могла заставить бежать любая из этих причин. Или все они вместе. «Какая разница, по какой причине она сбежала, — раздраженно подумал он. — Но ненадолго, — мрачно пообещал он себе. — Я скоро верну ее».

Иган покачал головой:

— Зная, что она жила в монастыре, я и подумать не мог, что она способна на такое…

— Понимаю, что ты хочешь сказать, — на такое предательство!

Камерон приказал вновь седлать Счастливчика.

— Я еду с тобой, — сказал Иган. Камерон хлопнул его по плечу.

— Нет, Иган, я поеду один. Меня не будет несколько дней. Ты позаботишься о том, чтобы здесь все было в порядке?

— Конечно, — пообещал озадаченный Иган. — Но, Камерон, я уверен, что тебе не потребуется столько времени, чтобы отыскать ее…

— Я знаю. — Камерон мрачно усмехнулся. — Но я думаю, так будет лучше.

Несколько минут спустя, оставив за собой облачко пыли, Счастливчик стрелой вылетел за ворота крепости.

Иган с тревогой смотрел вслед Камерону, пока тот не скрылся из виду. Он заметил суровое выражение лица Камерона и понимал, что это не сулит ничего хорошего для Мередит. Казалось бы, ему не должно быть никакого дела до судьбы этой девчонки Монро. Наверняка она заслужила любое наказание, которое придумает для нее Камерон. Однако Иган был почему-то даже рад, что ему не придется стать свидетелем того, что произойдет, когда Камерон ее отыщет.

А в том, что Камерон ее отыщет, у Игана не было ни малейшего сомнения.

Мередит была неглупа и прекрасно понимала, что Иган скоро обнаружит ее отсутствие. Сначала обыщут территорию внутри крепости, потом вышлют в погоню всадников. Значит, ей нужно держаться подальше от проезжей дороги и укрыться в зарослях кустарника. Время от времени она оглядывалась на внушительные очертания Данторпа. Заметив облачко пыли, она поняла, что всадники уже отправились в погоню, и, спрятавшись в кустах, долго сидела там.

У нее затекли мышцы, в желудке урчало от голода. Она так долго смотрела на дорогу, что глаза стали слезиться. Но она не покинула своего укрытия до тех пор, пока не услышала топот лошадей, возвращавшихся в крепость.

Утолив голод хлебом и сыром, которые она прихватила с собой, Мередит торжествующе рассмеялась — все-таки ей удалось сбежать от Камерона! Но вдруг, как это часто бывает на Северо-Шотландском нагорье, погода внезапно начала меняться. Стемнело. Небо заволокло низкими серыми тучами. Поднялся такой сильный ветер, что у нее с головы сорвало вуаль. Ее волосы развевались за спиной, как огненный флаг. Она качнулась назад, но не удержалась на ногах и упала на землю, больно ударившись затылком.

У нее закружилась голова, она чуть не потеряла сознание. С трудом поднявшись, она только теперь поняла, что поступила опрометчиво. Следовало бы давным-давно понять, что она обречена! Вот если бы она нашла свое распятие, то Господь, возможно, помог бы ей. А без этого ей не на что надеяться. Еды едва хватит до завтрашнего утра. Трута и огнива, чтобы разжечь костер, у Мередит не было. Она была на земле Маккеев. И если соплеменники Камерона ее узнают, то, возможно, сразу же прирежут. «Такая погода может продлиться несколько дней», — мрачно подумала она. Как ей найти дорогу, если она не умеет отличить запад от востока, а север от юга?

В отчаянии она закрыла лицо руками. Сдерживая рыдания, она проклинала женскую слабость, потому что понимала, что слезами ничему не поможешь. Но слезы все лились и лились по ее щекам.

Такой он и нашел ее: плечи устало опущены, словно на них лежало бремя всех горестей мира, яркие волосы, подхваченные ветром, развеваются за спиной во всем своем великолепии.

Она подняла голову, почувствовав, что что-то изменилось. По спине ее пробежал холодок, как это часто бывало, когда он находился рядом. Камерон.

Человек и конь появились неожиданно, словно материализовались из тумана. Камерон на Счастливчике. Сердце на мгновение замерло, потом заколотилось так, что, казалось, выскочит из груди. Он остановил коня и спешился. Она не могла даже пошевелиться.

Он долго смотрел на нее тяжелым взглядом. Потом, ни слова не говоря, поднял вверх руку.

Как будто подчиняясь его команде, стих ветер, и весь мир словно затаил дыхание.

Она молча подошла к нему. Ей вспомнились слова, сказанные им в ту ночь, когда ее выкрали из монастыря. Не пытайся убежать, потому что я тебя все равно найду. Отыщу хоть на краю земли. И не мечтай спрятаться от меня, потому что я навсегда прикую тебя к себе цепью.

У нее от страха дрожали колени, но она, призвав на помощь всю свою храбрость, посмотрела ему в глаза. Лицо его было искажено гневом, и она отшатнулась, увидев его пылающий взгляд.

— Камерон…

— Молчи! — прошипел он. — Ты слышишь? Не говори ни слова! — Слова его хлестали, словно кнут.

Ей уже случалось наблюдать его в гневе, но ничего подобного она еще никогда не видела.

Он поднял ее и рывком закинул на спину Счастливчика, потом вскочил в седло. В этот момент раздался оглушительный раскат грома, от которого содрогнулась земля. Счастливчик шарахнулся в сторону. Камерон положил руку ему на шею и что-то ласково прошептал. Жеребец успокоился и нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

Мередит взглянула на большие сильные руки Камерона, подумав со стыдом и отчаянием, что сама похожа на его жеребца. Одного прикосновения этих рук было бы достаточно, чтобы прогнать охвативший ее ужас и успокоить.

Но только не сейчас. Он сидел позади нее прямой, как копье, и старательно избегал прикосновения к ней. Он тронул пятками бока коня, и они пустились в путь. Мередит очень удивилась, обнаружив, что не успела далеко убежать. Не прошло и часа, как они добрались до крепости. Однако Камерон не въехал в крепостные ворота, а, приказав ей оставаться на месте, спешился и пошел навстречу появившемуся из сторожевой будки стражнику, который передал ему дорожную суму. Верхом на коне появился Финн, и они обменялись с Камероном несколькими словами.

Когда он садился на коня позади нее, их взгляды на мгновение встретились. Глаза его горели, но это был холодный огонь, и она не осмелилась спросить его о дальнейших планах. Молча он развернул Счастливчика и направил его прочь от крепости.

Мередит терялась в догадках. Почему они уехали? Куда они направляются? Почему позади них едет Финн? К ее удивлению, они уехали не очень далеко. Вскоре ее ноздри защекотал знакомый острый запах соли и моря.

У Мередит замерло сердце, когда она заметила, что они приближаются к маленькой бухте, окаймленной полоской песчаного пляжа.

Они остановились. Камерон спрыгнул на песок, потом снял ее с седла. Мередит смотрела на волны, накатывающиеся на песок. Ветер гнал по небу облака. Неподалеку от выдававшегося в море мыса виднелся небольшой холмистый островок, покрытый зеленью. Но в этот момент Мередит было не до красот природы, потому что Камерон вытащил спрятанный между двух валунов плот, который она сразу и не заметила в надвигающихся сумерках.

Она перевела взгляд с плота на островок, потом взглянула на Камерона, лицо которого сохраняло каменное выражение. Ей стало страшно. Он один знал, что она боится воды. Он один знал, что она не умеет плавать. Неужели он оставит ее там? Может, он решил таким способом лишить ее возможности убежать?

— Почему мы приехали сюда? — охрипшим от страха голосом спросила она.

Он стиснул зубы и ничего не ответил.

— Ответь мне, пожалуйста! Ты собираешься оставить меня там? — прошептала она в испуге.

Он снял суму со спины Счастливчика и, закинув ее на плечо, повернулся к ней.

— Нам нужно побыть наедине, — сказал он. — Тебе и мне.

— Наедине? — воскликнула она. — Там? — Она указала в сторону острова.

— Да.

Пока Мередит переваривала сказанное, Финн взял под уздцы Счастливчика, привязал его к своему коню и во весь опор ускакал прочь.

Наступило тяжелое молчание. Мередит догадалась о намерениях Камерона. Она зашла слишком далеко и слишком поздно поняла это! Пресвятая Богородица! Она сама навлекла на себя его гнев и теперь должна понести наказание. Что ж, она в его власти, и бежать ей некуда…

Для дальнейших размышлений у нее не осталось времени. Схватив ее за руку, он жестом указал на плот, сколоченный из грубо обструганных бревен, связанных полосками кожи.

— Садись, — коротко скомандовал он.

Мередит побледнела. Неужели им предстоит плыть на этом утлом сооружении?

Она нерешительно шагнула на плот, он покачнулся, и у нее от страха душа ушла в пятки. Камерон при помощи шеста направлял плот к берегу. Вода плескалась и пенилась, однако они все-таки перебрались через линию прибоя и пристали к узкой песчаной полоске.

Оказавшись на суше, она огляделась вокруг и заметила вверху на холме небольшой домик, который не был виден с материка. Очевидно, Камерону было известно о его существовании, потому что он, крепко ухватив ее за локоть, направился прямиком к нему. Она хотела запротестовать, но разве было место, где она могла бы от него скрыться? Да и стоит ли, если он так решил?

Домишко был построен из камня. Ее глаза не сразу приспособились к полутьме, царившей внутри. У Камерона, кажется, такой проблемы не было — судя по всему, он хорошо там ориентировался. Подойдя к столику у окна, он зажег толстую свечу. Стало светло, и Мередит огляделась. Ей показалось, что в домике все приготовлено к их прибытию. Возле большого камина лежала охапка дров. У дальней стены стояла широкая кровать, аккуратно застеленная свежими простынями. Пока Камерон разжигал огонь, Мередит смущенно стояла посередине комнаты. От усталости у нее подкашивались нога. И неудивительно, потому что это был один из самых длинных дней в ее жизни.

И он еще не закончился.

Наконец Камерон выпрямился. Забыв об усталости, Мередит беспомощно заглянула ему в глаза.

Его серые глаза отливали в свете камина серебристым цветом. Сама атмосфера вокруг него напоминала воздух во время грозы.

Он медленно обошел вокруг нее. «Кружит, словно хищник вокруг своей жертвы», — подумала она. Теперь, когда они оказались здесь, он наконец заговорил:

— Почему ты убежала, Мередит?

Под его пристальным взглядом она потупилась.

— Куда это ты, черт возьми, собралась? — насмешливо спросил он. — Позволь мне угадать самому. Наверное, куда угодно, лишь бы подальше от меня? — В глазах его бушевало адское пламя, и ей хотелось опустить голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. — Скажи мне, Мередит, куда бы ты направилась? Назад к отцу, к Рыжему Ангусу?

Она плотно сжала губы и покачала головой.

— В таком случае куда же?

— В Конниридж, — очень тихо ответила она.

— В монастырь? Но почему?

Мередит судорожно глотнула воздух. Его вопросы причиняли боль, словно он ножом бередил незажившую рану. Почему он не может оставить ее в покое?

Он провел загрубевшим пальцем по ее шее.

— Мери, — насмешливо произнес он. — Моя малышка Мери… ты не хочешь мне отвечать?

Мери… моя малышка Мери. Мередит побледнела как мел. Потому что так называл ее тот… Она резко отбросила его руку.

— Меня зовут не Мери! Не называй меня так! Камерон, прищурившись, смотрел на нее. Дрожа от ужаса, она забилась в угол и сжалась в комок. Он выругался. За этим что-то кроется, подумал он, и пропади все пропадом, если он не узнает, в чем тут дело. Он взял ее за руку и подвел к камину.

— Расскажи мне все, — сказал он. — Я знаю, ты беспокоишься об отце. Почему же не хочешь вернуться домой и убедиться, что он жив и здоров?

Она задрожала так, что он испугался.

— Не надо бояться меня, — напряженно произнес он.

— Оставь меня в покое! — пробормотала она. В ее голосе звучала жалобная мольба.

Он взял ее за плечи и легонько встряхнул.

— Черт возьми, Мередит, скажи мне! Почему ты не хочешь вернуться домой?

— Я никогда не вернусь туда, — печально произнесла она.

— Но почему?

— Потому что я боюсь… Боюсь!

— Боишься? — озадаченно переспросил Камерон. Он никак не мог понять причину… Однако почему она умоляла, чтобы он не называл ее Мери? — Чего ты боишься, Мередит?

Она побледнела.

— Его. Я боюсь его!

— Кого, Мередит?

Он слышал ее учащенное прерывистое дыхание.

— Я не знаю… Как ты не понимаешь? Не знаю!

Глава 14

В ее глазах он увидел такой ужас, что у него мороз пробежал по коже. Он схватил ее за руку. Пальцы у нее были холодные как лед.

Он не мог избавиться от ощущения, что это имеет какое-то отношение к ее боязни мужчин… к страху перед ним!

Он усадил ее на постель рядом с собой.

— Боже милосердный! — произнес он. — Расскажи, что с тобой произошло, девочка.

Мередит тяжело вздохнула. Почему бы не сказать ему, подумала она. Все равно он знает о ней все, даже, кажется, читает ее самые сокровенные мысли.

— Мне тогда было шестнадцать лет, — глухим голосом начала она. — Однажды ночью в мою комнату пробрался мужчина. Когда я проснулась, он зажал мне рот рукой. Потом связал мне руки и заткнул рот кляпом. — У Мередит задрожал голос. — В башне была пустая комната. Он потащил меня туда, и никто этого не видел… никто не слышал.

Он сорвал с меня одежду. Я пыталась остановить его, но он был слишком сильный… слишком большой! Он меня ударил. Он приставил нож к моему горлу и сказал, что убьет меня, если я закричу.

Камерону вдруг вспомнилась та ночь, когда она лежала в бреду в пастушьей хижине. Что такое она тогда сказала? Он напряг память, стараясь вспомнить.

Мое платье… Зачем ты делаешь это? Не прикасайся ко мне… там. Этого нельзя делать! Потом она застонала. Так темно, я ничего не вижу… Яне вижу… Кто ты такой? Кто ты такой?

Камерон мысленно обругал себя. В ночь, когда она лежала в бреду, она, сама о том не подозревая, все ему рассказала! Черт возьми, ему следовало бы догадаться! А он-то подумал, что ей снится страшный сон, как она борется с ним, с Камероном, тогда как воспоминания вернули ее к той страшной ночи.

Ее сотрясала дрожь. Он потянулся к ней, но она отшатнулась и обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.

— Я была голая… и он был голый. Он трогал меня… трогал всюду. Руки у него были грубые. Жесткие. Они побывали всюду… даже внутри меня. — У нее сорвался голос. — Он заставил меня трогать его! — У нее задрожали губы. — А потом он…

У Камерона защемило сердце. Он знал, что она скажет дальше, и его охватила такая дикая ярость, какой он еще никогда не испытывал. Этот человек — эта мерзкая гадина! — лишил ее девственности. Он украл ее невинность, поселив в ней ужас. Окажись этот сукин сын сейчас перед ним, он бы с наслаждением растерзал его на куски.

— Помнишь, ты однажды сказал, что у меня не хватит мужества лишить себя жизни?

Он нахмурился.

— Не припоминаю…

— Ты так сказал. Сказал! Я тогда хотела умереть. Но я боялась Божьего гнева, боялась, что мне придется гореть в аду за то, что я сделала…

— Но ты ничего не сделала, Мередит! — горячо возразил он. — Это не ты, а он во всем виноват!

— Со временем я поняла это. Я поняла, что Господь простит меня. Но я-то не прощу себя за свою трусость. Я его так боялась! Боялась, что это может случиться снова. Я чувствовала себя такой грязной… Мне было стыдно!

— Но ты его так и не разглядела? И не знаешь, кто это был?

Мередит, опустив глаза, покачала головой.

— Было слишком темно. Я видела только тень… Я помню только то, что он сделал. И как он шептал: «Мери… Моя малышка Мери».

— Из-за этого ты покинула дом? И ушла в монастырь?

— Да. Я не могла оставаться в замке Монро. Я боялась выйти из своей комнаты, боялась каждого мужчины. Мне казалось, что вдруг это он. Я не могла там оставаться!

Больше всего на свете ему хотелось сейчас обнять ее, успокоить, однако он чувствовал, что она к этому не готова. «Да и будет ли она вообще когда-нибудь готова?» — подумал он с тяжелым сердцем.

— А твой отец? — спросил он вдруг. — Знал ли он о том, что произошло той ночью?

— Нет, — сказала она, избегая его взгляда. — Я не могла рассказать ему такое. Я вообще никому об этом не говорила.

«Однако мне она только что обо всем рассказала, — подумал Камерон. — Она, похоже, и сама не поняла, какое доверие мне оказала…»

— Отец чувствовал, что что-то случилось. Он просил меня рассказать ему обо всем, но я не смогла. Я знаю, что ты так не думаешь, но нет на свете человека добрее и нежнее, чем мой отец. Я уговорила его отдать меня в монастырь. Я знала, что он не откажет. Я ненавидела себя, потому что, хотя он не сказал ни слова, я понимала, что сильно его разочаровала. Со временем он выдал бы меня замуж. Но одна мысль о брачном ложе вызывала у меня отвращение. Да и кому я после этого была нужна — такая запачканная!

Когда мы приехали в Конниридж, я попросила отца не приезжать ко мне, ведь я знала, что у меня может появиться искушение уехать вместе с ним, тогда как вернуться в замок Монро я больше не могла! — Голос ее понизился до шепота. — Я смотрела на отца и думала, что вижу его в последний раз. У меня сердце разрывалось от боли при этой мысли. — В ее глазах стояли слезы. — Он испытывал те же чувства — я это видела по его глазам! Я причинила ему страшную боль! И теперь, когда я вспоминаю его, я вижу, как он плачет, как плакал в тот день!

Она закончила свой рассказ. Голос у нее совсем охрип. Камерон задумался. Значит, Рыжий Ангус так сильно любит свою дочь? Это как-то не вязалось с той жестокой бойней, в которой погибла вся его семья… ему было жаль Мередит, которой пришлось столько всего вынести, но Рыжего Ангуса он жалеть не мог!

Камерон не находил слов, чтобы утешить ее. Наконец он положил руку ей на плечо.

Мередит в страхе отпрянула от него. Он, усмехнувшись, опустил руку. Она всегда опасается его. Как же он забыл? Ведь ей ничего от него не нужно… кроме свободы!

— Иди спать, Мередит. Она подняла голову.

— Камерон…

— Ты слышала меня, дорогуша. Иди спать!

Его слова прозвучали резче, чем он хотел. Она удивленно взглянула на него. По щекам ее катились слезы. Ее страх больно ранил его сердце.

Стиснув зубы, он молча вышел из хижины.

Глядя в усыпанное звездами ночное небо, он подставил лицо влажному ветерку. Ветерок охладил его кожу, но не охладил жар, бушевавший в груди. Он давно пытался докопаться до причины страха, который Мередит испытывала по отношению к нему. Теперь, когда он узнал эту причину, он предпочел бы, пожалуй, оставаться в неведении.

Ее выкрали из спальни среди ночи… почти так же, как он выкрал ее из Коннириджа. Насильник оставил в ее душе раны, которые еще не скоро заживут, если заживут вообще. Из-за этого она и ушла в монастырь… из-за этого она твердо решила туда вернуться.

Однако ее рассказ не остудил его желания. Он хотел ее даже сильнее, если уж говорить правду. Но как он мог взять ее теперь, когда он все знал?

Он и не подозревал, что в этот момент ее мучила почти такая же проблема. Ее ночная рубашка находилась в суме, которую принес Камерон. Она надела ее и нырнула в постель. Она очень жалела, что рассказала ему о той ночи, но он не оставил ей выбора! Рассказывая, она внимательно следила за ним, но осуждения не заметила. В таком случае почему он внезапно ушел? Она знала, что он не бросил ее, что он где-то рядом. Что он о ней думает? Может быть, ему теперь противно смотреть на нее? Может быть, он считает ее падшей женщиной? Эта мысль была невыносима!

Ей было одиноко в этой широкой постели без него. Ей очень его не хватало. Не хватало его тепла, его сильных рук, равномерных ударов сердца под ее щекой. Быстро, пока не передумала, она поднялась с кровати, подбежала к двери и распахнула ее.

Она не сразу его увидела и испугалась. Потом разглядела контуры его мощной, высокой фигуры всего шагах в трех от дома. Он стоял, уставившись в пронизанную лунным светом темноту. Она неуверенно переступила с ноги на ногу, потом позвала его:

— Камерон!

— Что? — откликнулся он, не поворачиваясь. Она облизала губы.

— Ты не собираешься ложиться?

Она заметила, как напряглись его плечи. — Нет.

— Камерон, пожалуйста… Я не могу спать, когда тебя нет рядом. — Это признание она выдавила нехотя. Сердце от страха ушло в пятки. Силы небесные, ей и самой не верилось, что она могла такое сказать!

Он медленно повернулся. Ей безумно хотелось, чтобы он подошел к ней и поцеловал так, чтобы весь мир вокруг перестал существовать. Оба молчали.

— Камерон, ну пожалуйста… идем в дом.

В два шага он покрыл разделявшее их расстояние и остановился перед ней, тяжело дыша. По его лицу нельзя было прочесть его мысли, как будто на лицо было опущено забрало.

— Этой ночью ты должна спать одна.

Он сказал это с такой категоричностью, что она чуть не расплакалась.

— Но почему, Камерон? Почему?

В глазах его вспыхнул огонек, при виде которого у нее бешено забилось сердце.

— Потому что ты обрекаешь меня на мучения, — наконец сказал он.

Она с трудом расслышала его слова.

— Я не понимаю…

Он грустно рассмеялся.

— Поверь мне, Мередит, ты не захочешь этого знать.

— Все равно скажи.

— Ты хочешь, чтобы я лежал рядом с тобой, но не трогал тебя. Мы спим в одной постели — и это все, что нас объединяет. Мне можно лежать рядом с тобой. Целовать тебя, но не более того. Прикасаться к тебе — но не трогать… Ты обрекаешь меня на мучения, — повторил он. — Я знаю, почему ты уехала в Конниридж, и я знаю, почему ты хочешь вернуться туда. Ты хочешь укрыться от мира так, чтобы ни один мужчина не увидел тебя и не пожелал тебя. Но ты хочешь спрятаться также от себя самой. Ты не монахиня по природе. Твое предназначение — рожать детей, кормить их грудью.

Мередит была ошеломлена. Он без труда раскрыл ее самую сокровенную тайну… самое горячее желание. Она зажмурилась.

— Ребенок, — услышала она свой шепот, — твой сын…

— Если Господь пожелает, так и будет.

— Сын — это все, что ты хочешь получить от меня!

— Ты однажды сказала, что я мог бы получить сына от любой женщины. Но мне нужна ты, Мередит. Ты.

Эти слова согрели ее сердце, по щекам опять потекли слезы. Но теперь она не пыталась вытереть их.

— Но я… запачкана руками другого мужчины. Я не девушка. Как ты можешь хотеть меня? Как? — Она разрыдалась.

У Камерона защемило сердце от жалости к ней. Он взял в ладони ее лицо.

— Ты ничем не запачкана. Пусть даже ты лишилась девственности, ты все равно осталась такой же чистой и невинной, какой была раньше. Ты спрашиваешь, как я могу хотеть тебя? — Он опустил голову так, что их губы почти соприкоснулись. — Лучше спроси, как я могу не хотеть тебя!

И тут он поцеловал ее со всей долго сдерживаемой страстью, давая ей возможность почувствовать всю силу своего нетерпения. В глубине души он побаивался, что она его оттолкнет. Но она не оттолкнула. Потому что не могла и не хотела.

Она замерзла, и он был единственным человеком, который мог отогреть ее. Только он мог разжечь в ней огонь. Она рассказала ему о той страшной ночи. Она доверила ему то, о чем никогда никому не говорила. Ощутив его теплые, твердые губы на своих, она почувствовала, что постепенно оттаивает. Хотя она не понимала этого, но в тот момент ей казалось совершенно естественным и правильным отдаться этому человеку телом и душой…

Сердце у нее билось где-то в горле. Пальцы теребили его тунику.

— Камерон, — тихо сказала она, — ты говорил, что освободишь меня, если я рожу тебе сына…

Он настороженно взглянул на нее.

— Говорил.

Затуманенные голубые глаза заглянули в его глаза.

— Ты правда отпустишь меня? Сдержишь свое слово?

— Сдержу, — медленно произнес он. Чуть помедлив, она сказала:

— Тогда дай мне твое семя. Дай мне твоего сына.

Глава 15

Ее голос понизился до шепота.

— Дай мне твое семя.

Камерон недоверчиво уставился на нее. Ему показалось, что он сошел с ума или не расслышал то, что она сказала. Не могла же она и впрямь сказать…

Дай мне твоего сына.

Чувство, одновременно сладкое и горькое, охватило его. Даже сейчас она не хотела от него ничего, кроме свободы. Но у него гулко забилось сердце и вскипела кровь. Эгоистичное, страстное желание вытеснило все мысли. Он даст ей то, что она хочет, потому что он сам этого хотел.

Он безумно хотел ее и не мог отказаться от того, что она предлагала.

Но что, если сегодняшняя капитуляция обернется наутро горьким раскаянием? Надо это выяснить. Обязательно.

— Ты понимаешь, о чем просишь? — Он сверлил ее взглядом, проникая до самых глубин души. — Понимаешь, дорогуша? Можешь сказать «да», можешь сказать «нет», но скажи это сейчас, пока не поздно! — Он схватил ее за руки.

На мгновение память Мередит услужливо подсунула воспоминания о других руках. О руках, шаривших по ее телу, принуждавших лежать и не сопротивляться.

Подчиняясь какой-то неподвластной ей силе, Мередит взглянула на его смуглые пальцы, державшие ее руки. Они были сильные и гибкие, загоревшие и по-мужски крепкие. Эти руки могли быть очень нежными, несмотря на свою силу. Их прикосновение вызывало у нее дрожь — дрожь желания, теперь она могла себе в этом признаться.

В его руках больше не было угрозы, и она не боялась их.

Она взглянула в его горящие глаза и услышала свой голос:

— Да… да!

— Значит, так тому и быть, — прошептал он. — Так тому и быть…

Он поцеловал ее — горячо и страстно, потом внес в дом и ногой захлопнул за собой дверь. Не успела она перевести дыхание, как он сорвал с нее рубашку и швырнул на пол. В мгновение ока его одежду постигла та же участь, и он предстал в свете камина во всем своем великолепии. Лицо Мередит залилось краской, но она не смогла удержаться и взглянула на него. Прежде она делала это исподтишка: ей было любопытно, но безумно страшно. Теперь же она, не таясь, посмотрела на него.

Одетый в килт и плед, Камерон, возвышаясь над окружающими, был воплощением мужской силы.

Но без одежды он был… просто изумителен. При виде его прекрасного мужественного тела у нее перехватило дыхание. Он был словно высечен резцом скульптора — широкоплечий, с мускулистыми руками, с твердым плоским животом. Грудь его поросла темными волосами… Она набралась храбрости и окинула взглядом всю его фигуру… целиком.

Она осмелилась сделать то, чего никогда прежде не делала. Ее взгляд скользнул вниз, и от того, что она увидела, ее бросило в жар. Его символ мужественности — твердый и напряженный — гордо возвышался в обрамлении жестких темных завитков волос. Охнув от изумления, Мередит торопливо перевела взгляд на более безопасные участки тела, обнаружив, однако, что он все это время наблюдал за ней!

Губы его дрогнули в улыбке, как будто он точно знал, на чем именно так долго задержался ее изумленный взгляд. Он не дал ей времени испытать стыд или смущение и крепко прижал ее к себе. Его кожа была горячее огня, а глаза, горевшие ярче пламени, жадно оглядывали ее с головы до пят, ничего не оставляя без внимания.

Может, он ее оценивает, подумала она. Но она сразу прогнала эту мысль. Ей это было безразлично. Запустив пальцы в ее волосы, он повернул к себе ее лицо. Его губы оказались на ее губах и последовавший мучительно-сладкий страстный поцелуй вызвал у нее, как ни странно, трепетное предвкушение. Она и не подозревала, что поцелуй может быть так приятен. У нее подкосились ноги, и она бы упала, если бы не его сильные руки.

Она смутно сознавала, что ее несут на кровать. Уложив Мередит, Камерон пристроился рядом и, опершись на локоть, пристально посмотрел ей в лицо.

— Ты знаешь, что я дальше сделаю с тобой? — спокойно спросил он.

— Да, — покраснев, ответила она. Он провел пальцем по ее губам.

— Тогда послушай меня, Мередит… Это будет совсем не похоже на то, что с тобой сделали раньше. Совсем.

Дай Бог, чтобы было так, потому что она и подумать не могла о том, чтобы повторился тот ужас.

— Ты должна довериться мне, девочка. Ты можешь это сделать?

Разве у нее был выбор? — подумала она. Интуиция подсказывала ей, что они зашли слишком далеко и идти на попятный поздно.

— Да, — прошептала она. Однако он, видимо, уловил отголосок страха в ее голосе, и глаза его потемнели.

— Теперь все будет по-другому, — повторил он. Расхрабрившись, она прикоснулась пальцами к его щеке и, пристально посмотрев на него, спросила:

— Ты можешь поклясться в этом, Камерон?

— Клянусь, милая, — ответил он, не отрывая взгляда от ее глаз.

На этот раз его поцелуй был такой нежный, что она чуть не заплакала. Он прошептал ее имя, и тело ее затрепетало.

— Мередит… малышка Мередит, ты должна сказать мне, что доставляет тебе удовольствие.

Большими пальцами обеих рук он медленно обвел ее груди.

— Это тебе доставляет удовольствие, милая? Она молча кивнула.

— А это? — Он легонько прикоснулся к самым кончикам сосков.

Она резко втянула в себя воздух. Он прикоснулся еще раз… и еще. Волна наслаждения прокатилась по ее телу, сосредоточившись в этих чувствительных центрах. Она и не ожидала, что он попытается доставить удовольствие ей. Почему-то она была уверена, что он прежде всего подумает о собственном удовольствии. Но он, казалось, точно знал, как сделать то, что ей приятно, то, о чем она втайне мечтала. Он тихо рассмеялся.

— Тебе это нравится, милая, правда? Я был уверен, что тебе понравится.

Его губы скользнули по ее шее, потом его темноволосая голова замерла над ее грудью. Неужели он и там ее поцелует? А соски в радостном ожидании поднялись ему навстречу. Когда его губы прикоснулись к одному из них, она судорожно вздохнула.

— Камерон, что… что ты делаешь?

Он поднял голову и улыбнулся озорной улыбкой.

— Это еще не все, милая. Впереди еще много, очень много удовольствий.

Он вернулся к прерванному занятию. Но на этот раз втянул розовый сосок в горячий, влажный рот. Там его немедленно обласкал вездесущий язык, дразня и посасывая… Ощущение острого наслаждения потрясло ее, она едва удержалась от крика. Она убеждала себя, что должна вынести все, что он будет делать, чтобы получить долгожданную свободу, а между тем сама наслаждалась каждым его прикосновением, каждым поцелуем, каждой лаской. С тихим стоном она прижала к себе его голову, стараясь подольше удержать это мгновение чистого наслаждения.

Камерон не спешил. Если бы она пассивно лежала под ним, он бы никогда не стал принуждать ее силой. Но он чувствовал, как дрожит ее тело, как оно выгибается навстречу его рукам и поцелуям, как будто это все, что ей нужно в жизни. Она с радостью принимала каждую его ласку. Кровь его кипела, а орудие любви было готово взорваться от желания. Но он не будет торопиться, он хочет, чтобы эта ночь навсегда запечатлелась в ее сердце…

Как и в его сердце — он был уверен в этом. Он положил ладонь на шелковистую кожу ее живота. Она судорожно вздохнула, но не остановила его. Он прикоснулся губами к бешено пульсирующей жилке на ее шее, лаская тем временем огненно-рыжие завитки волос, охраняющие ее лоно, а затем начал пробираться все глубже и глубже, пока не погрузился в шелковистую глубину. Пальцы осторожно раскрыли нежные влажные складки плоти, скрывающие средоточие ее женственности. И плавно заскользили круговыми движениями, завораживая ее. Он несказанно обрадовался, почувствовав, как участилось ее дыхание, а ее пальцы непроизвольно сжимались и разжимались на его плечах. Она прижалась к нему, и ее дыхание стало прерывистым и тяжелым. Он поцеловал шрам над ее грудью, ее живот. Господи, какая же она нежная и сладкая! Он обезумел от желания. Он едва сдерживал себя. Но понимал, что момент еще не настал.

И вдруг он тоже задрожал. Потребность йочувство-вать ее прикосновение стала невыносимой. Взяв руку Мередит в свою, он провел ее пальцами по своей груди, животу и положил ее ладонь на свое напряженное орудие любви.

— Потрогай, — хрипло прошептал он. — Почувствуй огонь моего желания. В нем нет ничего враждебного. В нем сила моей потребности в тебе.

Ее маленькие пальцы сомкнулись вокруг пульсирующего от желания органа, и оба замерли. Мередит смотрела в лицо Камерона, слышала его слова и ощущала в своей руке его напряженную, твердую плоть. Она затаила дыхание. Над ней горели его глаза, на шее напряглись жилы. Она только теперь поняла, с каким трудом он сдерживает себя.

Он широко раздвинул коленями ее ноги. Кончик бархатистой головки его мужского органа замер во влажных розовых лепестках ее лона. Мередит на мгновение оказалась перед ним во всей красе — обнаженная, беззащитная, открытая… Темные воспоминания нахлынули на нее в тот момент, когда ее плоть раздалась, уступив давлению его плоти.

Время остановилось. Несмотря на внушительные размеры, он легко вошел в ее тело, как будто она самой судьбой была предназначена для него…

— Мередит, — хрипло произнес он, — не бойся, потому что я не смогу вынести, если ты будешь бояться.

Не бойся. Ей вдруг вспомнилось, что эти слова произнес в ту ночь тот, кто овладел ею. Но тогда она боялась, она была в ужасе…

А сейчас его рот нашел ее губы, и тугой узел страха внутри тут же отпустил ее. Ее руки, давным-давно действующие по своей воле, крепко обняли его за шею.

Он вышел из нее и в ту же секунду снова вторгся в нежную глубину, и так повторялось вновь и вновь. Ее тело с готовностью принимало его, обхватывая, словно перчатка.

Он был прав, подумалось ей. Это не имеет ничего общего с тем, что произошло раньше. От его настойчивых толчков внутри ее тела в ее крови разгорался пожар. Ощущение было невероятно приятным — настоящее пиршество чувств. «И почему я так долго сопротивлялась этому?» — мелькнула у нее смутная мысль. Опьяненная волшебными ощущениями, она приподнимала бедра в такт заданному им ритму, сгорая от желания…

— Мередит… милая Мередит, дай мне твои губы.

С закрытыми глазами она подставила ему дрожащие губы — добровольная заложница его страсти.

Такой сладкой, такой нежной, такой безоговорочной капитуляции он не ожидал от нее и больше уже не мог себя сдерживать.

Он убыстрил ритм, и вскоре прерывистый стон, исторгнутый из его груди, оповестил о том, что семя его изверглось в нее, словно огненная лава.

Глава 16

Лучи солнечного света проникали сквозь маленькое окошко, оповещая о наступлении нового дня. Мередит не хотелось шевелиться, ей было тепло и уютно в кольце сильных мужских рук. Голова ее покоилась на его плече, а маленькая ручка, зарывшись в пружинистые завитки волос, лежала на его сердце, равномерно и сильно бившемся под ее пальцами.

За эту долгую ночь он брал ее еще три раза. Последний раз… о, последний раз! Этот последний раз оставил в ее душе неизгладимое воспоминание. Он не спешил и был очень нежен. Они заснули только перед рассветом.

Она уговаривала себя подняться, но от приятной усталости и не менее приятных воспоминаний не могла даже открыть глаза. Она перестала бояться. И не только его. Она была теперь уверена, что никто не причинит ей зла. Здесь, в его объятиях, и были для нее те самые небеса обетованные, которые до сих пор были ей недоступны.

Ее взгляд скользнул по его крепкой шее и лицу, расслабившемуся во сне. Длинные пушистые ресницы прикрывали серые глаза, взгляд которых мог хлестнуть, как кнут, а мог, как вчера, затуманиться от страсти. Прямой нос придавал лицу надменный вид, но она и без того знала, что самоуверенности у него хватает. Его рот… ах, его рот! Губы были четко очерчены, они приводили ее в такой восторг, что она готова была целовать их снова и снова. Он был настоящим мужчиной — она и не знала, что такие бывают.

Камерон проснулся с тем же ощущением правильности происшедшего. Еще не открыв глаза, он ощутил шелковистые пряди волос на своей груди и ее легкое теплое дыхание на своей коже. Его охватило непривычное чувство. Как, оказывается, приятно просыпаться, держа ее в своих объятиях! Конечно, они уже не раз просыпались рядом. Но сегодня все было по-другому. Теперь она принадлежала ему и никогда не будет принадлежать никому другому! Он безжалостно вычеркнул из памяти того негодяя, который украл ее девственность. Это он — и никто другой — сделал ее женщиной и показал, что от любви можно получать удовольствие и ее не следует бояться. Да, думал он с типично мужским самодовольством, она тоже понимала это, иначе никогда не отдалась бы ему так доверчиво, как сделала сегодня ночью.

Натянув простыню на грудь, она приподнялась на локте.

— Я знаю, что ты уже проснулся, Камерон. Он вздохнул и, открыв глаза, улыбнулся. Она возмущенно надула губки.

— Что это тебя рассмешило?

— Помнишь, как ты однажды сказала Эйлин, что поцеловала жабу и тебе было противно?

— Ну и что?

— Мне показалось, что вчера тебе не были слишком противны поцелуи этой жабы. — Он расхохотался, а она покраснела до слез.

— Что такое? Неужели я ошибся? Очевидно, чтобы доставить тебе больше удовольствия, мне придется тренироваться. Это похоже на владение мечом: чем больше практикуешься, тем лучше получается…

Он схватил Мередит и водрузил на себя.

— По-моему, ты идеально владеешь мечом, — сказала она, глядя на него сверху вниз.

— В таком случае мне надо найти ножны для своего меча, — вкрадчиво произнес он.

Он давился от смеха, наблюдая, как смысл сказанного постепенно доходит до нее, потому что его «меч» в тот момент уютно устроился между ее бедер. Волна желания прокатилась по его телу. Черт возьми, она возбуждала его, как ни одна женщина! Заметив, как округлились у нее глаза, он понял, что ей приятно доказательство его готовности.

С большой неохотой он наконец отпустил ее. Он проследил за тем, как она соскользнула с кровати, и, не отрываясь, смотрел, как она моется. К его великому сожалению, она не повернулась к нему лицом — он понимал, что сделать это ей не позволяла скромность, — и ему пришлось удовольствоваться мелькнувшими на мгновение округлостями грудей, когда она натягивала на себя платье. Лишь после того, как она оделась, он встал с кровати. Пока он мылся и одевался, она обследовала суму, которую он принес с собой, и извлекла оттуда хлеб и сыр.

Когда они поели, она стряхнула с колен крошки и спросила:

— Чем мы будем сегодня заниматься?

Черная бровь поползла вверх. Ее невинное замечание таило в себе вызов. У Камерона взыграла кровь. Он хотел ее с такой страстью, что это удивляло его самого. Будь его воля, он так и остался бы в этом домике и, уж если говорить откровенно, никогда не покинул бы постели. Он не хотел лишь одного — напугать ее снова.

Он поднялся и направился к двери, жестом пригласив ее следовать за собой.

— У меня есть идея, — сказал он, таинственно подмигнув.

Он повел ее по тропинке в глубь острова.

— Камерон, откуда тебе известно о существовании этого домика?

— Моя мать родилась здесь, — ответил он. — Ее семья много лет обрабатывала эту землю. Теперь здесь никто не живет.

Мередит огляделась вокруг. Они поднялись на невысокий холм. Позади о берег бился прибой, впереди виднелась цепь холмов, покрытых яркой зеленью.

— Как жаль, что здесь никого не осталось. Здесь так красиво.

— Да, — согласился он. — Когда я был мальчишкой, — он слегка замялся, потом продолжил, — я и мои братья частенько посещали остров.

Он говорил хриплым, глухим голосом. У Мередит защемило сердце. Она услышала в его голосе печаль, вызванную недавней утратой. Она, не раздумывая, вложила свою руку в его, желая поддержать его и утешить. Он крепко сжал ее пальцы. Так рука об руку они и пошли дальше.

Над их головами высоко в небе кружил ястреб. Плыли белые, пушистые, словно новорожденные ягнята, кучевые облака. Их тени скользили по травянистым склонам холмов. Камерон вдруг остановился и, приложив палец к губам, указал ей на пасущегося неподалеку оленя.

Вскоре они подошли к узкому заливу, окруженному осиновой рощицей. Солнечные лучи отражались в воде, отчего его поверхность сверкала, как жидкое золото. Камерон направился к пляжу.

— Я подумал, что мы могли бы провести здесь остаток утра и поплавать в свое удовольствие.

— Но я не умею плавать, и ты это отлично знаешь.

— Я намерен исправить это. Именно здесь я сам научился плавать, и ты тоже научишься плавать здесь.

Она перевела взгляд на сверкающие воды заливчика и снова взглянула на него.

— Нет, Камерон!

— Ну, полно, милая, не упрямься! Разве я плохой учитель, а?

Ее лицо заалело, как утренняя заря. На этот вопрос она не знала, что ответить.

— Вода, наверное, холодная…

— Нет, в этом заливчике вода всегда теплая. На дне возле скалы бьет горячий ключ. — Он указал рукой в сторону небольшого нагромождения валунов.

— Если я утону, — высокомерно заявила она, — то попаду прямиком в ад. Однако обещаю, что утащу тебя вместе с собой.

— Зачем нам попадать в ад? Нет, я предпочел бы оказаться в раю, где мы с тобой побывали прошлой ночью.

— Камерон! Не смей говорить такие вещи! — Она хотела сказать это строго, но не смогла. От его ухмылки она опять покраснела.

— Мужчине не грешно похвастать своим умением обращаться с женщиной.

— Но не хвастать же этим перед самой женщиной?

— Не вижу в этом ничего плохого. — Он снял с себя тунику. Затем с невозмутимым видом освободился от остальной одежды и вошел в воду..

Вода заманчиво поблескивала, но Мередит не решалась войти в нее.

— Мередит! — крикнул он. — Почему ты медлишь? Она сердито взглянула на него. Возможно, если бы он предупредил ее заранее, она сумела бы подготовиться… ах, кого она пытается обмануть? Можно придумать тысячу оправданий, но от этого ничего не изменится. Ругая себя за трусость, она была вынуждена признаться себе, что он прав: ей необходимо научиться плавать.

— Может, тебе требуется помощь?

Озорной блеск в его глазах рассердил ее. Почему он всегда над ней смеется? Она ему докажет, что ничего не боится. Глубоко вздохнув, она сбросила с ног туфельки. За ними последовало платье. На этом раздевание и закончилось. Она не собиралась красоваться перед ним нагишом.

Она робко вошла в воду. К ее удовольствию, вода была почти теплой. Осторожно ступая, она направилась к нему. Там, где он стоял, было неглубоко, вода доходила ему до бедер.

Прежде всего надо было научить ее задерживать дыхание. Она сопротивлялась изо всех сил, когда он заставил ее нырнуть, но он проявил настойчивость, и в конце концов она подчинилась. Когда у нее миновал приступ дикого страха, он решил, что пора ей поплавать на спине. Она не очень сопротивлялась, только попросила его поддержать ее снизу. Убедившись, что она сможет справиться самостоятельно, он убрал руки.

Она этого даже не заметила. Глаза ее были закрыты, руки медленно двигались. Он бесшумно отступил назад. Спустя минуту — нет, даже две минуты! — он тихонько окликнул ее.

Она открыла глаза. Увидев, что он находится на расстоянии вытянутой руки от нее, она так перепугалась, что немедленно камнем пошла на дно. Потом снова вынырнула на поверхность, шумно отплевываясь и бросая на него сердитые взгляды.

Он расхохотался и был за это наказан тучей брызг в лицо. Улыбка сползла с его лица, он беспомощно моргал глазами. Теперь она смеялась над ним.

— Негодяй! — крикнула она.

— Мегера! — беззлобно ответил он.

На следующий день она уже медленно и осторожно переплывала узкий залив. Почувствовав песчаное дно под ногами, она встала и откинула с лица тяжелые волосы.

Глаза ее сияли.

— У меня получилось! — крикнула она. — У меня получилось!

При виде ее бурной радости он улыбнулся. Обняв его, она крепко поцеловала его в губы.

У него замерло сердце: она сама к нему потянулась! Он торжествовал победу!

Она смутилась, торопливо опустила руки и отступила бы назад, если бы он ей это позволил.

Он схватил ее за бедра.

— Ну уж нет, — сказал он. — Не выйдет! Желание мощной горячей волной захлестнуло его.

Тонкая ткань мокрой рубашки облепила ее тело, твердые округлые груди приподнялись, соски напряглись и затвердели. Сейчас она выглядела гораздо соблазнительнее, чем в обнаженном виде. Ему хотелось покрыть ее поцелуями, хотелось погрузиться в нее — и забыть обо всем…

Она покраснела, только сейчас осознав, что прилипшая к телу рубашка открывает его взгляду каждый изгиб.

Неподалеку от них вдоль берега плыла утка с вереницей утят. В зарослях под деревьями жужжали насекомые. Теплый душистый ветерок шевелил листья деревьев. Ни он, ни она ничего не слышали и ничего не видели вокруг.

— Ты меня возбуждаешь, — низким напряженным голосом произнес он. — Я весь горю. Ты понимаешь, что это значит, милая? Сгорать от желания?

Жар его взгляда и, что уж греха таить, глубинный смысл его слов заставили ее отбросить остатки скромности. Она пристально взглянула на него, не беспокоясь больше о том, что стоит перед ним почти голая.

— Ты горишь? — дрожащим голосом спросила она. — Где ты горишь?

— Здесь, — сказал он и, поймав ее руку, приложил ее к своему сердцу. — И здесь. — Глядя ей в глаза, он направил ее руку вниз…

Ее пальцы плотно обхватили набухшую плоть. Вода здесь была прозрачная, как стекло, и она разглядела его целиком — большой, напряженный, дерзкий. Он заметил, как округлились у нее глаза.

— Я не пугаю тебя, милая? — спросил он, подумав: «Только не это, Господи, только не это».

Ее взгляд на мгновение метнулся в сторону.

— Нет, — шепнула она. — Теперь уже нет. Наклонив голову, он поцеловал ее так крепко, что оба после этого с трудом перевели дыхание.

Оторвавшись от ее губ, он подхватил ее под ягодицы и приподнял. Она ухватилась за его плечи.

— Камерон…

— Обхвати меня ногами, — хрипло сказал он.

Она подчинилась и инстинктивно соединила ступни за его спиной. «Интересно, что он будет делать дальше?» — мелькнула у нее мысль. Но в этот момент его набухший жезл раздвинул бархатистые лепестки, прикрывающие ее сокровенное место, и он глубоко проник в ее тело, зажигая в ней такой же огонь, в котором сгорал сам.

— Силы небесные! — пробормотал он. Он опустил ее на себя едва сдерживая желание, потому что твердо решил дождаться, пока она первая достигнет пика наслаждения.

Его неистовые, пылкие рывки обрели ритм, и Мередит задрожала, вцепившись в его плечи. Жаркие волны прокатывались по ее телу. Напряжение нарастало. Она откинула назад голову. Он поцеловал ее шею. Вздрагивая всем телом, она выкрикнула его имя, достигнув высшей точки наслаждения.

Ее реакция доставила ему безмерную радость.

Глава 17

Несколько дней спустя Камерон спокойно заявил, что они возвращаются в Данторп. При одной мысли об этом ее охватила дрожь. Теперь-то уж каждый догадается, что она близка с Камероном. Она не забыла, какие намеки и шуточки отпускали его соплеменники, когда она впервые туда приехала. Она с ужасом думала о том, что придется вновь испытать это унижение.

Однако Камерон не торопился с отъездом. Как и все предыдущие дни, этот день прошел тихо и приятно: они купались и занимались любовью. Была уже полночь, когда они переплыли через залив. На берегу их ждал Финн, держа в поводу Счастливчика. Друзья обнялись. Оба были рады встрече. Камерон посадил Мередит на коня, потом вскочил в седло позади нее, и они направились к замку. К большому облегчению Мередит, на крепостном дворе никого не было, кроме молодого стражника, который подбежал к ним, чтобы отвести на конюшню Счастливчика и лошадь Финна.

— Мне нужно узнать, как тут шли дела в мое отсутствие, — озабоченно сказал Камерон. — Жди меня в башне.

Мередит кивнула. За те несколько дней, что они провели на острове, между ними возникла удивительная близость, своего рода перемирие, по условиям которого не существовало ни Маккеев, ни Монро. Словно никакой вражды никогда и не было. Они стали просто мужчиной и женщиной, которые любят друг друга…

Любят… Ее потрясла столь абсурдная мысль. Не может быть, чтобы она его любила! Не может быть!

Поглощенная своими мыслями, она не заметила человека, стоящего возле лестницы, ведущей в башню. Налетев на него, она подняла голову и увидела хмурую физиономию Игана.

Он удивленно смотрел на нее, а она — на него. В холодных голубых глазах мелькнул какой-то огонек, но Иган поспешил отвести взгляд.

— Миледи, — холодно поклонился он. — Как я понимаю, Камерон вернулся?

— Да, — кивнула она. — Он сейчас в зале.

Он шагнул в сторону, пропуская ее, и пошел дальше. Мередит смотрела ему вслед, наблюдая, как движется по каменной стене его неясная тень. Ее терзали угрызения совести.

Набрав в грудь воздуха, она крикнула:

— Иган, подожди!

Он остановился. Судя по напряженной позе, он до сих пор ее не простил. Он неохотно повернулся к ней.

Хотя его вид не располагал к разговору, Мередит заставила себя, заговорить.

— Надеюсь, Камерон не слишком разозлился на тебя из-за того, что я…

— Из-за того, что вы сбежали из часовни? — подсказал он.

Ей было трудно смотреть ему в глаза. Ей было стыдно.

— Да, — жалобно произнесла она. Он пристально посмотрел на нее.

— Я с уважением отнесся к вашей просьбе, леди. Я с уважением отнесся к вашей потребности побыть одной, пока вы молились.

— Я знаю. — Она здесь пленница, зачем ей извиняться? И все же она чувствовала, что обязана объяснить свое поведение. — Ты должен понять меня, — сказала она тихо, — меня привезли сюда против моей воли.

— К вам очень хорошо относились, леди. Камерон не посадил вас под замок. Вы были здесь скорее гостьей, нежели пленницей.

Мередит гордо вздернула подбородок.

— Я воспользовалась твоим доверием, — тихо сказала она, — и прошу за это прощения. Я обманула тебя и за это тоже прошу прощения. Однако, я думаю, что ты или любой другой человек, оказавшийся на моем месте, поступил бы точно так же. И я очень сожалею, если из-за меня у тебя возникли неприятности с Камероном…

— Никаких неприятностей не было.

— Отлично, — сказала она. — Я этому рада. — Она улыбнулась ему самой лучезарной улыбкой. — В таком случае разреши пожелать тебе доброй ночи, Иган.

Он напряженно кивнул.

— Вам тоже доброй ночи, леди.

Иган еще долго стоял на месте после того, как она покинула его. Услышав ее слова, он, как ни смешно это звучит, почувствоваа себя виноватым! Уж не намерена ли эта девчонка околдовать его, как околдовала его друга? Нет, с ней надо держать ухо востро. Однажды она уже одурачила его, прикинувшись святой невинностью. Но больше ей не удастся обвести его вокруг пальца, и прощать ее он тоже не собирается.

В своей комнате Мередит все ждала и ждала, однако Камерона не было. Устав от ожидания, она наконец легла в кровать и быстро заснула.

Дверь громко скрипнула, и Мередит проснулась. Сердце у нее колотилось, потому что ей, как всегда, вспомнилось другое вторжение среди ночи.

— Камерон? — окликнула она, вглядываясь в темноту.

— Да, — подтвердил из темноты знакомый голос.

Она вздохнула с облегчением. Шуршащие звуки в темноте говорили о том, что он снимает с себя одежду. Мгновение спустя матрас прогнулся под его весом. Сильные руки потянулись к ней, и она почувствовала поцелуй на своих губах.

— От тебя пахнет элем, — сонно проговорила она.

— А от тебя — райским наслаждением, — прошептал он, снова целуя ее. Она не то застонала, не то вздохнула, почувствовав, что ее охватывает жар, не уступающий его пламенной страсти. Но так не должно быть. Ведь она долгое время считала, что никогда не захочет ни одного мужчину… Как же могло случиться, что она хочет мужчину, тем более именно этого мужчину? Однако поздно было отрицать, что она испытывает к нему страстное влечение.

Долгое время спустя, когда желание было удовлетворено, Камерон намотал длинную прядь ее шелковистых волос на свой кулак, как он часто делал, и заснул.

Он проснулся на рассвете. Разбудив ее поцелуем, он шепнул ей на ухо, что у него есть кое-какие дела и он вернется только к ужину. Мередит провалялась в постели неприлично долго, потому что, когда Камерон отсутствовал ей было практически нечем заняться.

Ее очень удивило, что Иган и Финн уехали вместе с Камероном. И все же она не обольщалась на этот счет. Она подозревала, что, если бы ей вздумалось подойти поближе к внешним стенам, кто-нибудь из его людей сразу бы ее задержал. Но эти печальные мысли быстро улетучились, потому что, как только она вышла во внутренний двор, к ней подбежали Эйлин и еще несколько ребятишек.

— Мередит! — крикнула девочка. — Мы без тебя скучали, Мередит!

Ее братишка Лит крепко ухватился за ногу Мередит. ,

— Мы думали, что ты уже не вернешься. Не уезжай от нас больше, ладно? Обещай, что не уедешь, — просил он.

Мередит посмотрела на их круглые мордашки, и сердце у нее растаяло.

Она рассталась с ними лишь около полудня. Когда она возвращалась, возле колодца дорогу ей преградила Мойра.

— Ага, значит, ты вернулась?

Черноволосая красотка окинула ее неприязненным взглядом.

Мередит заставила себя улыбнуться.

— Привет, Мойра, — спокойно сказала она. Несмотря ни на что, она не испытывала к ней враждебных чувств.

Мойра, уперев руки в бока, прошипела:

— Раз убежала, так и бежала бы не останавливаясь!

Мередит не впервые замечала враждебность этой женщины по отношению к себе. Но сейчас ее удивила открытая злоба, горевшая в ее глазах. Губы Мойры сложились в презрительную усмешку.

— Он затащил тебя в свою постель, но его сердце для тебя закрыто, потому что ты дочь Рыжего Ангуса. Я, например, этого никогда не забуду. Он тоже. Ты быстро надоешь ему, и тогда он вернется ко мне!

Потрясенная злобой, исказившей лицо Мойры, Мередит постаралась поскорее отделаться от нее. Она не рассказала об этой встрече Камерону, потому что не знала, как он отреагирует на ее слова. Может быть, он разозлится на нее? Или на Мойру? Нет, только не на Мойру.

Он говорил ей, что не женится на Мойре, что вообще не собирается жениться. Мередит представила себе его с Мойрой, и у нее заныло сердце. Однако ее не удивило бы, если бы его влекло к этой женщине. Когда Мойра проходила по двору, немало мужских взглядов провожали эту черноволосую соблазнительницу с неприкрытым вожделением. По сравнению с этой высокой красавицей с роскошными формами Мередит казалась себе маленькой, невзрачной да еще и рыжеволосой!

Мойра предсказывала, что он скоро от нее устанет… По правде говоря, Мередит не сомневалась, что так и будет. Однако не проходило и дня, чтобы он не занимался с ней любовью. Нет, он не прогнал ее ни из своей постели, ни из комнаты. Наоборот, каждая их ночь, проведенная вдвоем, была полна новых волшебных эротических открытий. Может быть, это объяснялось всего лишь тем, что он очень хотел, чтобы она поскорее забеременела?

В последующие недели она скучала в одиночестве. Камерон принес ей несколько кусков мягкой шерстяной ткани, чтобы она сшила себе новые платья. Мередит обрадовалась этому по нескольким причинам. Во-первых, ей хотелось поскорее вернуть Гленде ее одежду. Во-вторых, ее прежнее платье давно уже выбросили на помойку. А в-третьих, она обрадовалась возможности чем-нибудь занять руки. И все же ей надоело сидеть в своей комнате. Отношение к ней его людей не изменилось в лучшую сторону. Конечно, в их глазах уже не было прежней ненависти, но они и не считали ее своей. Иган до сих пор поглядывает на нее с подозрением, Финн тоже. Большинство женщин ее сторонятся.

А потом произошло то, отчего у нее мучительно заболело сердце.

Вчера, проходя по двору, она услышала разговор двух мужчин.

— Даниэл только что вернулся с юга, — сказал один. — Он кое-что слышал о Рыжем Ангусе.

— Что именно? — спросил его собеседник. Мужчина кивнул в сторону Мередит.

— Говорят, что, узнав о гибели дочери, он две недели не выходил из своей комнаты и ни с кем не разговаривал. А когда вышел, то был на себя не похож. От него осталась одна тень. — Он широко улыбнулся. — Может, теперь Камерон его убьет. Он этого заслуживает.

Мередит не слышала, что ответил другой мужчина. Она поспешила уйти, притворившись, что не обратила на них внимания.

Всю ночь ее не покидала тревога. Как там отец? Все ли с ним в порядке? Она помнила, как глубоко переживал отец смерть матери, хотя была в то время совсем маленькой. Он уже не молод. Неужели он умрет от горя?

Нет! Она не могла позволить себе думать о подобных вещах, не могла поверить, что такое может произойти. Он там не один, напомнила она себе. С ним дядюшка Роберт, который о нем позаботится.

Камерон с самого начала решил сломить дух ее отца. Теперь, как видно, это ему удалось. Он, наверное, вне себя от радости. Однако Камерон ни словом не обмолвился о ее отце, а она не стала его спрашивать. Отец жив. Только это и имеет значение.

Она принялась за шитье, но не могла сосредоточиться на работе, поэтому швы получались неровные, стежки были неодинаковой длины. В конце концов она отложила недошитое платье и спустилась в зал.

Она увидела, что лишь небольшая группа женщин задержалась за обеденным столом, все остальные уже закончили трапезу. Она с неприязнью оглядела пустой стол возле камина, где обычно обедала, когда Камерон отсутствовал. Переведя взгляд на женщин, Мередит вдруг решилась на отчаянный шаг.

Она подошла к сидящим за соседним столом женщинам, среди которых были Адель — мать Эйлин и Лита — и Гленда. Они болтали о чем-то и весело смеялись. Мередит села рядом с ними на краешек скамьи.

Женщины сразу замолчали. Неприязнь, которую она заметила в их взглядах, оскорбила ее.

Она вскочила с места и, едва сдерживая злые слезы, гордо вздернула подбородок.

— Что я вам плохого сделала? В раннем детстве меня пугали страшными людьми из клана Маккеев. Но, прожив здесь с вами много дней, я поняла, что вы ничем не отличаетесь от моих соплеменников! Ваши дети полюбили меня. Я никогда не повысила голоса, ни на кого не подняла руку и никогда не сделаю этого! И все же вы шарахаетесь от меня, словно я прокаженная!

Видит Бог, я ни к одной из вас не испытываю ненависти. И не понимаю, за что вы так ненавидите меня, ведь я не причинила вам никакого зла! Да, я Монро, но я не враг вам, и не смотрите на меня, как на врага! Это мужчины воюют, — крикнула она взволнованно, — это они нападают друг на друга. Невинные дети, которые живут здесь, и детишки из клана Монро пока еще не ведают вражды. Но мне страшно подумать, что вскоре ненависть затуманит и их разум. А почему? Да потому, что наши отцы, мужья и братья считают, что так должно быть, потому что так было всегда! За их упрямство приходится расплачиваться нам, хотя я до сих пор не знаю, из-за чего началась эта смертельная вражда! Я лишь боюсь, что она никогда не закончится! — С этими словами она повернулась и побежала к лестнице.

Женщины ошеломленно молчали, поглядывая друг на друга.

Молчание нарушила Джудит, сестра Меган.

— А почему все-таки мы враждуем с Монро? — недоуменно спросила она.

— Потому что они не разрешают нам проезжать через их земли, — сказала одна из женщин.

— Нет, — возразила ее соседка, — мне говорили другое. Все началось с того, что они украли у нас овцу.

— Нет, не овцу, а любимого кречета вождя нашего клана.

— А кто был тогда вождем?

— Александр, сын Рональда.

— Александр? Вот и неправда! — заявила Меган. — Это началось, еще когда вождем был Эдгар.

— Нет, у Эдгара украли невесту!

— Я спрошу у своего мужа, — стояла на своем Меган.

— У твоего мужа? — насмешливо воскликнула какая-то женщина. — Неужели ты думаешь, что он знает больше, чем мы? Девчонка права. Смертельная вражда началась сотню или больше лет назад, и мы забыли из-за чего!

Мередит не знала, что Камерон видел, как она выскочила из-за стола. Услышав ее голос, он остановился и прислушался. А потом увидел, как она побежала к лестнице. На ее прекрасных глазах блестели слезы.

У него дрогнуло сердце. Он умышленно старался не замечать, что она очень одинока, что она чужая всем, кроме него. Он почувствовал угрызения совести, ведь виноват в этом был только он.

По правде говоря, ему не хотелось копаться в причинах, заставляющих его удерживать Мередит возле себя. Он привез ее в замок исключительно для того, чтобы отомстить Рыжему Ангусу.

Он возжелал Мередит с самого начала. Хотел с такой страстью, что у него темнело в глазах. О ней самой он почти не думал. И лишь теперь наконец признался себе, что ее красота заключалась не только в чертах лица или фигуре, хотя от всего этого дух захватывало. Нет, главная красота была в ее сердце. Он не раз видел ее в окружении детишек — она была внимательной, доброй, любящей.

Когда некоторое время спустя он поднялся в свою комнату, Мередит сидела на краешке кровати — бледная, с сухими глазами. Он решил, что скажет ей о том, что был свидетелем ее разговора с женщинами в зале, только в том случае, если она сама упомянет об этом. Но если она предпочтет промолчать, он тоже будет нем.

Сняв с себя тунику, он бросил ее на пол. Он пересек двор под проливным дождем и промок до нитки.

— Мередит, — попросил он, — не достанешь ли сухую тунику из моего сундука?

Она молча подошла к сундуку, открыла его и достала тунику из мягкой шерсти, лежавшую поверх аккуратно сложенной стопки одежды. Она уже хотела опустить крышку, как вдруг ее внимание привлек какой-то блестящий предмет. Она наклонилась, чтобы разглядеть его получше, и у нее закружилась голова.

Это было ее распятие — то самое, которое он снял с ее шеи в ночь похищения. Но на цепочке сломалось одно звено, и теперь его нельзя было носить.

Она чуть не заплакала от огорчения. Камерон, подойдя к ней, чтобы взять тунику, увидел свисавшую с ее пальцев цепочку.

Она подняла на него страдальческий взгляд.

— Сломалось, — едва слышно прошептала она. — Мое распятие сломалось.

Камерон бросил распятие в сундук по возвращении из Коннириджа и вскоре забыл о его существовании.

— Но это всего лишь крестик, — сказал он, пытаясь ее утешить. — Его без труда можно заменить.

— Это будет уже не тот крестик, — покачала она головой.

Он задумался.

— Значит, он тебе очень дорог?

— Дороже всего, — тихо сказала она.

— Как он к тебе попал? Неужели монахини…

— Нет, — прервала она его, потом, чуть помедлив, добавила: — Это подарок моего отца. Он дал мне его в тот день, когда я уехала в монастырь. Он сказал мне, что Бог всегда будет со мной, как и он сам.

При упоминании о ее отце у него застыло лицо. Она почувствовала, как он насторожился. Он взял распятие из ее руки, пересек комнату и опустил его в свой сундук, громко хлопнув крышкой.

Судя по всему, ненависть его ничуть не утихла. Не сказав ни слова, он вышел из комнаты. Удивительно, что он не уничтожил ее распятие.

Он вернулся только поздно вечером, но Мередит даже не посмотрела в его сторону, когда он остановился у камина, а продолжала расчесывать волосы, чувствуя, что он пристально наблюдает за ней. Длинные пряди струились по плечам и спине, укрывая ее, словно огненной мантией. Они с трудом поддавались гребню, и Мередит с досадой отбросила его в сторону и разделила волосы на три части.

— Не надо, — услышала она его голос. — Не заплетай косу.

— Но я хочу! — заупрямилась она. — Иначе волосы спутаются.

— Но ты не заплетала на ночь волосы с тех пор, как пришла ко мне, — напомнил он.

— Як тебе не приходила! — сердито заявила она. — Ты меня выкрал! А до тех пор я всегда заплетала на ночь косу!

В мгновение ока он оказался рядом. Сильные руки подняли ее со стула.

— Что случилось, Мередит?

Она взглянула на него, возмущенно скривив губы, хотя и понимала, что его этим не испугаешь. Он нахмурил брови, и на лице его появилось озабоченное выражение.

Уж лучше бы он пришел в ярость и накричал на нее. Тогда она получила бы повод его возненавидеть… По крайней мере попыталась бы!

— Ты не можешь сказать мне?

Он был такой внимательный, такой невероятно нежный. Было время, когда она боялась его силы… теперь она боится его нежности. Ей следовало бы возненавидеть его за все зло, которое он ей причинил, однако она… его любила. Когда его губы прикоснулись к ее губам, она с трудом удержалась, чтобы не обхватить руками его шею и не прижаться к нему.

Она больше не могла лгать себе. При одном взгляде на него у нее подгибались колени, кровь превращалась в жидкое пламя. Конечно, она пыталась убедить себя, что капитулировала перед ним, потому что это была единственная возможность получить свободу. Однако после близости с ним ее страстное влечение к нему перешло в более глубокое чувство. «Я, кажется, влюблена», — со страхом подумала она. Но как такое могло случиться с ней?

Она беспощадно ругала себя. Вечно она всего боится. Боялась воды, хотя в конце концов научилась плавать. Боялась мужчин. Боялась будущего.

Взяв ее пальцем под подбородок, он повернул к себе ее лицо.

— Мередит, — повторил он, — ты не можешь сказать мне?

— Ты лишил меня собственной воли, — тихо сказала она. — Ты заставил меня подчиняться тебе, и я ненавижу себя за то, что я такая безвольная и трусливая.

Камерон расхохотался. Это она-то безвольная? Это она трусливая?

— Ты, должно быть, шутишь!

— Не шучу. Женщины — слабые существа, — с горечью сказала она, — а я слабее большинства из них.

Камерон вспомнил, что она сказала во время ужина.

— Разве нет силы в слабости? — тихо заметил он. — Мужчина доказывает свою силу с мечом в руке, с помощью кинжала или ножа. А женщина обладает силой, которая на первый взгляд даже не видна. Женщины ждут мужчин, которые уходят воевать, они растят детей и даже, если возникает необходимость, защищают свои дома. Если их мужчины теряют силы, женщины принимают все тяготы на свои хрупкие плечи. Что касается тебя, то ты вела себя невероятно храбро в ту ночь, когда я выкрал тебя из Коннириджа. Храбрее, чем многие мужчины. Я никогда еще не встречал женщины более храброй и сильной, чем ты. Она рассердилась.

— Ты говоришь так только потому, что хочешь лечь со мной в постель.

— Этого, будь уверена, я очень хочу, — сказал он, ухмыльнувшись, и, схватив ее в объятия, приподнял над полом. — Однако я говорю это потому, что это правда.

Он осыпал ее поцелуями, прогнав недовольную складку возле губ и укоризненное выражение из ее взгляда, и целовал до тех пор, пока у обоих не перехватило дыхание.

Как всегда при его прикосновении ее тело потребовало продолжения и полного удовлетворения. Однако Камерон, видя, как она трогательно беспомощна и как обнажены ее чувства, не тронул ее. Он догадывался, что ранена ее гордость, и хотел успокоить. Почему-то ему хотелось защитить' ее, хотя он и сам не мог понять, почему возникло такое желание.

— Мередит, — тихо окликнул он. — Скажи, тот мужчина, который оскорбил тебя, называл тебя по имени? Значит, это человек, которого ты знаешь и который, возможно, живет в замке?

Она уткнулась лицом в его плечо.

— Я не хочу думать об этом, — невнятно произнесла она, — не могу.

Он почувствовал, как она вздрогнула, — похоже, воспоминания до сих пор преследовали ее! Он обнял ее еще крепче.

— Прости, милая. Мне не следовало начинать этот разговор, — сказал он, мысленно обругав себя за то, что так расстроил ее.

Наконец она заснула. Во сне она плакала, и он чувствовал, что это его вина. Но что, черт возьми, ему делать? Отослать ее к Рыжему Ангусу? Или возвратить в Конниридж?

Он стиснул зубы. Ну уж нет! Ни то ни другое его не устраивает. В этот момент он понял, что никогда ее не отпустит. Никогда.

Она принадлежит ему… И останется с ним. Навсегда.

Глава 18

На следующее утро Мередит проснулась, когда Камерон уже ушел. Она со вздохом повернулась на бок. Ее рука инстинктивно потянулась к тому месту, где он недавно лежал, — простыни еще сохраняли тепло его тела.

Она его не понимала и, наверное, никогда не поймет. Когда он узнал, что распятие — это подарок ее отца, глаза его стали холодными как лед. Он ненавидит ее отца… Может быть, и ее он тоже ненавидит?

«Дурочка! — укорила она себя. — Разве по тому, как он обращается со мной, можно сказать, что он меня ненавидит?»

Однако за все время с момента их возвращения с острова это была первая ночь, когда они не занимались любовью.

Может быть, его страсть уже угасла? Может быть, он отказался от мысли получить от нее сына?

Казалось, этому следовало бы радоваться, потому что он, возможно, теперь отпустит ее, а сам вернется к Мойре. При мысли о том, что Камерон вернется к этой роскошной черноволосой леди, у нее даже дыхание перехватило. Почему? Почему у нее заныло сердце? Ей должно быть безразлично, с кем он спит, если ее он оставит в покое! Видит Бог, она не смогла бы ненавидеть его, но должна была бы радоваться возможности получить свободу.

Прошло еще немало времени, прежде чем она заставила себя встать с постели. С недавних пор ей стало все труднее вставать по утрам. В монастыре она всегда поднималась на заре, теперь же сама мысль о том, чтобы встать так рано, вызывала у нее стон. Отругав себя за лень, она спустила ноги на пол и встала.

У нее вдруг закружилась голова, и к горлу подступила тошнота. Силы небесные! Уж не заболела ли она? За последние две недели такое случалось с ней почти ежедневно. Несколько раз после завтрака у нее начиналась жестокая рвота. Груди у нее набухли, и к ним было больно прикасаться. Может быть, это симптомы той же болезни? Но к тому времени, как она умылась и оделась, тошнота и головокружение прошли.

Войдя в зал, она инстинктивно напряглась, стараясь подавить охватившую ее тревогу. За столом сидели женщины. По пути к часовне ей нужно было пересечь зал и пройти мимо них. Ей даже захотелось убежать, пока ее не заметили.

Но ведь так поступают только трусы, сказала она себе. Не станет она прятаться в своей комнате и жалеть себя! Собравшись с духом, она высоко подняла голову и двинулась вперед, твердо решив не обращать внимания на их холодность.

— Миледи, не хотите ли позавтракать вместе с нами? Она не поверила своим ушам. Не может быть, чтобы кто-то из них…

— Мередит! Мередит, остановись, пожалуйста.

Нет, она не ошиблась, ее действительно приглашали к столу. Мередит остановилась, хотя у нее было огромное искушение сделать вид, будто она ничего не слышит. Однако какая-то внутренняя сила не позволила ей сделать этого. Расправив плечи и вздернув подбородок, она повернулась лицом к столу.

За столом сидела Гленда. Мойры, как и вчера, там не было. Из-за стола поднялась Адель. Странно, Адель выглядела испуганной не меньше, чем она. Но Мередит решила не показывать своего замешательства.

— Что вы хотите? — спокойно спросила она.

На толстых щеках Адели появились два ярких пятна.

— Леди, — торопливо сказала она, — мы много думали над тем, что вы вчера сказали. Мы поговорили и решили, что ошибались в вас. Вы были правы. Как женщины, мы понимаем то, чего не могут понять мужчины. И мы считаем, что многому можем научиться друг у друга.

— Это правда, — добавил чей-то голос с дальнего конца стола. — Она говорит от имени всех нас.

— Нам стыдно за свое вздорное поведение, и мы просим у вас прощения.

Последние слова произнесла Меган, которая совсем недавно с такой жестокостью поносила ее. Ошеломленная, Мередит не верила своим ушам. Она вгляделась в лица женщин, но не увидела в них ни насмешки, ни враждебности. Лица была доброжелательны и серьезны. Только Гленда сидела, сложив перед собой руки и опустив глаза.

У Мередит перехватило дыхание. Она решила, что утренняя молитва может подождать, потому что случилось невероятное. Эти женщины протягивали ей руку дружбы, и она не могла ее отвергнуть.

Она заставила себя улыбнуться.

— Леди, — сказала она слегка дрожащим голосом, — я с радостью разделю с вами трапезу.

К ней потянулись руки, ее усадили на скамью.

— Ну, полно, полно, миленькая, только не плачь! — Чья-то рука обняла ее за плечи. — Сразу видно, что у тебя добрая душа! — сказал кто-то, широко улыбаясь ей.

Утро пролетело незаметно. Слабая надежда зародилась в ее сердце: возможно, ее одиночеству пришел конец. Но взглянув еще раз туда, где сидела Гленда, Мередит обнаружила, что та незаметно ушла.

Несколько дней спустя, когда женщины вставали из-за стола, у Мередит неожиданно закружилась голова. Перед глазами поплыли черные и серые точки. В ушах зашумело. Пол под ее ногами покачнулся.

Когда она пришла в себя, то оказалось, что она лежит на тростниковой циновке, а над ней склонился десяток встревоженных лиц.

— Дайте ей глотнуть свежего воздуха, — сказал кто-то, — и пошлите за Камероном.

— Мередит, Мередит, ты можешь говорить?

— Да, — сказала она не очень уверенно. Она попыталась сесть. Чья-то рука подхватила ее под локоть.

— Только осторожнее, не то упадешь и снова перепугаешь нас всех!

Это сказала Адель. Мередит глубоко вздохнула, и окружающий мир постепенно приобрел устойчивость.

— Я не хотела никого пугать, — сказала она. — Мне совсем не свойственно падать в обморок, но в последнее время это случалось несколько раз.

Женщины обменялись взглядами.

— А по утрам ты плохо себя чувствуешь? Мередит удивленно взглянула на Меган.

— Да. Но откуда вы знаете?

Ей не ответили, но кто-то спросил:

— А рвота по утрам бывает?

— Иногда.

— А месячные, миледи? Когда у вас в последний раз были месячные?

Мередит покраснела и ответила не сразу.

— Как раз перед тем, как я вернулась сюда. — Женщины снова как-то странно переглянулись, и Мередит нахмурилась. — А в чем дело? Может быть, вы знаете, чем я заболела?

— Не беспокойтесь, это скоро пройдет, — с улыбкой сказала одна из женщин.

— Как бы не так! — возразила другая. — Меня рвало почти каждый день.

— Пройдет еще немного времени, и ваш животик начнет округляться.

Замешательство Мередит сменилось страхом.

— О чем вы говорите? Что со мной происходит?

— Вы слишком долго были в монастыре, — сказала Мириам, — поэтому ничего не понимаете. Вы понесли.

— Понесла? — переспросила Мередит и побледнела. — Вы хотите сказать, что я… — Она не могла заставить себя произнести это слово.

Меган была не так щепетильна.

— Нет никакого сомнения, миленькая, — сказала она, хохотнув, — ты беременна.

В этот самый момент совсем некстати появился Камерон и остановился, возвышаясь над всеми. В других обстоятельствах выражение крайнего изумления, появившееся на его физиономии, позабавило бы ее, но не сейчас.

А он рассмеялся, негодяй, откинул голову и расхохотался! Он был, несомненно, очень доволен. Женщины расступились, пропуская его вперед. С горящими глазами и широкой улыбкой на лице, какой люди не видели у него многие месяцы, он наклонился и прижал ее к своей груди. Потом поднял ее на руки и понес через зал.

— Думаете, это его ребенок? — перешептывались за его спиной женщины.

— Еще бы! Конечно, его! Он спал с ней с самой первой ночи.

— Видели выражение его лица? Могу поклясться, что из него получится гордый папочка.

— Это именно то, что ему нужно. Имея ребенка, он будет меньше горевать по своим братьям и отцу.

— Думаете, он на ней женится?

— Женится на Монро? Раньше я сказала бы, что такого никогда не будет. Но она ему нравится, так что неизвестно, как все обернется.

Кто-то вздохнул.

— Ох, хотела бы я, чтобы мой муж смотрел на меня так, как он смотрит на нее.

Мередит не слышала их шепота. Пока Камерон нес ее к лестнице, ведущей в башню, она, выглядывая из-за его широкого плеча, заметила Мойру и чуть не вскрикнула — глаза Мойры горели неприкрытой злобой.

Войдя в комнату, Камерон положил ее на кровать.

— Как ты себя чувствуешь, милая?

Мередит все еще была в растерянности. У нее будет ребенок. Ребенок! Господи, уж не снится ли ей это?

— Мне уже лучше, — пробормотала она.

— Ты знала об этом, не так ли? — спросил он, глядя ей в глаза.

Ей хотелось отвести взгляд, но она не смогла.

— Нет, — еле слышно сказала она. — По правде говоря, я понятия не имела, какие бывают признаки… и чего следует ожидать.

Губы его дрогнули в улыбке.

— Мириам права. Ты слишком долго находилась в монастыре, хотя я понимаю, почему они там не говорят о подобных вещах. — Он помолчал. — Но меня удивляет, что тебе не рассказывала об этом твоя мать.

— Она умерла, когда мне было всего восемь лет. Когда у меня начались месячные… — она почувствовала, как вспыхнули щеки, но тем не менее продолжала: — одна из пожилых женщин сказала мне, что это проклятие, которое было наложено на Еву за то, что та согрешила в Эдеме, и что расплачиваться за это приходится всем женщинам. Она говорила также, что самым ужасным наказанием является боль, которую испытывает женщина, рожая ребенка. — Она вздрогнула, потому что только сейчас вспомнила об этом.

Камерон мысленно обругал эту глупую бабу, почувствовав страх в голосе Мередит. Он поднес к губам ее руки и поцеловал их.

— Ничего не бойся, милая, — сказал он, глядя ей в глаза. — Обещаю тебе, что я буду рядом с тобой. Да и где же мне еще быть, — добавил он с улыбкой, — когда ты будешь рожать моего сына?

Глаза ее сердито блеснули.

— Твоего сына? — возмутилась она. — Почему ты так уверен, что это твой ребенок?

— Глупый вопрос, милая, и ты сама знаешь это. Но я вижу, тебе захотелось меня подразнить. Имей в виду, что сегодня это не удастся!

Ее попытка сердито взглянуть на него не увенчалась успехом. В его глазах она увидела такую радость, что с легким вздохом обняла его за шею и раскрыла губы навстречу его губам.

Как всегда, ее близость сразу возбудила его. Но когда он почувствовал, как ее изящные ручки обвились вокруг его шеи, а губки сами раскрылись под его губами, его охватил восторг. Подхватив ее ладонями под ягодицы, он перевернулся вместе с ней на спину.

Его пальцы обхватили ее грудь. Смуглые, они особенно четко выделялись на ее белой коже. Она заметила, что грудь стала полнее, а соски приобрели более темный оттенок. Когда его пальцы прикоснулись к вершинам сосков, она поморщилась от боли.

Он сразу насторожился.

— Тебе больно?

— Немного, — призналась она.

Он прижал ее к себе, хрипло рассмеявшись.

— Придется искать другой способ доставлять тебе удовольствие.

Они сбросили с себя одежду. Он поднял голову, по-хозяйски положив одну руку на ее живот, который пока еще был таким же плоским, как и раньше.

— Да, это мой ребенок; и я убью любого, кто осмелится прикоснуться к тебе!

Его горячий шепот вызвал дрожь в ее теле. Застонав, она притянула к себе его голову. Однако ему было мало ее губ. Бесстыжий палец скользнул вниз, к кудрявым волоскам, и беззастенчиво проник внутрь. По ее телу разлилась жаркая волна. За пальцем последовал другой палец, потом губы, проложившие поцелуями дорожку по ее ребрам. Спустившись по атласному животу, они добрались до треугольника кудряшек, прикрывающих вход в ее лоно.

У нее перехватило дыхание.

— Камерон! — тихо произнесла она. — Камерон, не надо!

Он не остановился.

— Надо, милая. Надо!

Он говорил очень убедительно. Она инстинктивно попыталась сдвинуть ноги, но не тут-то было.

— Нет, милая, не надо сопротивляться, — пробормотал он с усмешкой, раздвигая ее ноги и открывая ее сокровенное место своим глазам… и губам.

Ее щеки залились краской смущения. Удары сердца громыхали в ушах. Его теплое дыхание шевельнуло влажные рыжие кудряшки, и он поцеловал внутреннюю поверхность ее бедер, одновременно раскрыв большими пальцами нежные лепестки ее плоти. Она не могла даже вообразить, что возможны столь интимные ласки! По спине ее пробежала дрожь предвкушения. Она подалась к нему в безмолвной мольбе, мечтая продлить это сладкое мучение.

И он не обманул ее ожиданий.

Она смутно услышала свой крик, когда наслаждение достигло наивысшей точки, унося ее к звездам и даже еще выше.

Она еще продолжала постанывать, когда он, приподнявшись над ней, обхватил ладонями ее ягодицы и вошел в ее плоть так глубоко, что жесткие черные волосы смешались с ее огненно-рыжими волосами.

— Мередит, — хрипло выдохнул он. — О, Мередит!

Они утратили чувство реальности. Его страстное нетерпение кружило ей голову и разжигало ответное желание. Ее бедра двигались в бешеном ритме. Она напрягла мышцы, плотно обхватив его плоть. Потом напряжение достигло апогея, и внутри ее словно что-то взорвалось, когда она достигла пика наслаждения.

Дрожь, пробежавшая по ее телу, подстегнула его. Хрипло дыша, он поцеловал бешено пульсирующую жилку на ее шее, а затем рывком погрузился в нее. Потом еще и еще. И, застонав, изверг свое горячее семя.

«Сын, — подумал он в радостном изумлении. — У меня будет сын!» И он рассмеялся от счастья.

Однако через несколько дней Камерону стало не до смеха. Уже целых три дня Мередит ничего не ела и почти не пила, потому что от еды у нее начиналась рвота. В полном отчаянии он обратился за помощью к Гленде, которая должна была знать обо всех муках, связанных с беременностью. Он сбивчиво поведал ей о том, что происходит с Мередит.

— Она так ослабла, что едва приподнимает голову с подушки, — печально закончил он. — Не можешь ли ты помочь ей?

Гленду не пришлось долго уговаривать. Заметив, что Камерон расстроен, она сразу прониклась к нему сочувствием. «Наверное, он тревожится о своем ребенке, — подумала она, — и о матери тоже».

Гленда ободряюще пожала ему руку.

— Я иду к ней.

Наверху, в своей комнате Мередит сидела на кровати, обессиленная очередным приступом рвоты. Скрипнула дверь. Кто-то подошел к кровати.

— Со мной все будет в порядке, — пробормотала она с закрытыми глазами, думая, что это пришел Камерон. — Еще минуточку — и все будет хорошо.

Она слышала плеск воды, наливаемой в тазик. Матрас прогнулся под чьим-то телом. Вдруг она почувствовала, как по ее щеке провели салфеткой, смоченной в холодной воде. Она с благодарностью подставила влажное от пота, разгоряченное лицо.

Прохладная влажная ткань коснулась ее лба. Она с трудом открыла глаза. К ней склонилось миловидное личико Гленды. Будь у Мередит силы, она удивленно отпрянула бы в сторону. Но она лишь пробормотала:

— Тебе не следовало приходить сюда. — Глаза ее снова закрылись, и она задремала. Когда она снова открыла , глаза, ей показалось, что в комнате стало гораздо светлее.

Гленда все еще была рядом.

Увидев, что Мередит проснулась, она подошла к постели.

— Не вставай, — ласково сказала она, — я должна сначала немного покормить тебя.

— Но я не могу есть, — сказала побледневшая Мередит.

— Ты должна поесть, — уговаривала Гленда, — ради ребенка. Прошу тебя. Это всего лишь корочка хлеба. Ты должна хотя бы попробовать.

Карие, как у лани, глаза Гленды встретились с настороженным взглядом небесно-голубых глаз.

Мередит сдалась. Гленда отламывала по крошечному кусочку от хрустящей корочки и уговаривала Мередит по возможности не двигаться, пока она ест. На эту процедуру ушло почти четверть часа, и Мередит с удивлением отметила, что приступа рвоты не последовало.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросила Гленда.

— Лучше, — призналась Мередит.

— Ты и выглядишь лучше, — сказала Гленда. — Вон даже щеки порозовели.

Мередит повернула голову, чтобы, не напрягаясь, смотреть на Гленду.

— Откуда ты узнала, что это поможет? — помедлив, спросила она.

Гленда чуть заметно улыбнулась.

— Моя мать была повитухой на приграничных землях, пока ее руки не скрючило от старости. Она много мне рассказывала о том, как рождаются дети, а я слушала и мотала на ус. — Она помолчала. — Тебе, наверное, стоило бы держать рядом с постелью корочки хлеба, чтобы поесть, прежде чем вставать. Об этом способе лечения я узнала от своей матери, а та от своей, а та от своей и так далее.

Мередит кивнула. Возникло неловкое молчание. Ни та ни другая не знали, о чем говорить.

— Гленда, тебе не обязательно оставаться здесь. Я знаю, что ты пришла, потому что тебя попросил Камерон, — сказала Мередит и сразу пожалела о своих словах. Она не хотела говорить колкости, однако, увидев расстроенное лицо Гленды, поняла, что обидела ее. Но не успела она сказать и слова в свое оправдание, как Гленда подняла голову. В ее золотисто-карих глазах стояли слезы.

— Да, я пришла поэтому, — медленно произнесла она, — но осталась я не по этой причине. — Она помолчала. — Скажу честно, я ненавижу твоих соплеменников за то, что они сделали с Нейлом и его семьей… но я не могу ненавидеть тебя. Я хотела бы ненавидеть, я даже очень старалась! Однако чем больше я наблюдала за тобой, чем лучше узнавала тебя..ч — Из глаз ее потекли слезы, она начала всхлипывать. — Ох, Мередит, я не могу тебя ненавидеть. То, что ты сказала нам на днях… Ты была права! Мы такие же, как ты. Между нами, женщинами, есть связь, которой, возможно, нет у мужчин. Разве ты не понимаешь? Я не могу ненавидеть тебя!

Мередит была ошеломлена. Но как только до нее дошел смысл сказанного, она вскочила с кровати и обняла женщину из племени Маккеев.

— Гленда, прошу тебя, не плачь, не то и я зареву! Ничто не может доставить мне большую радость, чем возможность назвать тебя своей подругой.

— Правда? — спросила Гленда, заглядывая ей в глаза.

— Да, Гленда! Да!

Они обнялись, плача и смеясь одновременно. Потом Мередит спросила:

— Ты сказала, что твоя мать была с приграничных земель? Как же она оказалась на Северо-Шотландском нагорье?

— Она здесь не жила, — пояснила Гленда. — Мои родители родом из южной части Шотландии. А я переехала сюда, на Северо-Шотландское нагорье, в Данторп, когда вышла замуж за Нейла.

Мередит с удивлением узнала, что Гленда, приехав сюда, тоже поначалу чувствовала себя чужой. Горцы обычно женились на горянках и косо смотрели на жителей долины. Гленда призналась, что было совсем не просто привыкнуть жить среди них.

И за Нейла она вышла не по любви. Любовь пришла позднее. По правде говоря, Гленда до дня свадьбы даже ни разу не видела его! Их отцы воспитывались вместе и так сдружились, что поклялись поженить своих первенцев — сына и дочь, если того пожелает Господь.

Время пролетело незаметно. Мередит показалось, что она знает Гленду всю жизнь. С Глендой она не чувствовала смущения, хотя была полным профаном в том, что касалось беременности. Гленда ей все терпеливо объясняла. По ее подсчетам, у Мередит было около трех месяцев.

Они расстались ближе к вечеру. Мередит проводила ее до двери, и Гленда торопливо обняла ее.

— Я навещу тебя утром, — пообещала она. — Если будешь хорошо себя чувствовать, может быть, позавтракаешь с нами внизу?

Мередит судорожно глотнула воздух.

— Значит, все об этом знают?

— Да, — тихо сказала Гленда, хотя ей не хотелось смущать Мередит.

Мередит покраснела.

— Но как я смогу? — жалобно произнесла она. — Как я смогу снова высоко держать голову? Все, наверное, считают меня потаскухой. Должно быть, так оно и есть!

— Ничего подобного! — твердо сказала Гленда. — Никто не будет осуждать тебя за то, что он сделал. Он сам уложил тебя в свою постель — разве у тебя был выбор? Бывают моменты, когда мужчина поступает по-своему и женщине остается лишь подчиниться.

— Ты не понимаешь, — сказала Мередит, отводя взгляд. — Я распутная женщина.

Гленда озадаченно взглянула на нее.

— Мередит, это должно было случиться, и не суди себя слишком строго. Не знаю почему, но мне кажется, что этот ребенок поможет залечить душевные раны не только Камерона, но и всех остальных. И не одна я так думаю!

— Он не потому хочет этого ребенка… хочет сына. Он хочет, чтобы я расплатилась, чтобы я отчасти компенсировала ему то, что отняли у него мои соплеменники. Он / сказал, что если я рожу ему сына, то он освободит меня… А я согласилась… Я согласилась!

— Неужели он сказал, что отпустит тебя, если ты родишь ему сына?

— Да.

— Но, Мередит, как ты сможешь, выносив этого ребенка, потом оставить его?

Мередит похолодела от страха.

— Я не знаю, — прошептала она — Господи, помоги мне, я не знаю!

Она задрожала всем телом. «Что я наделала? — растерянно повторяла она. — Силы небесные, что я наделала!»

Глава 19

В последующие несколько недель этот вопрос без конца мучил ее. Она была в полном замешательстве. Вернувшись с острова, она по глупости не думала о том, что его семя даст жизнь их ребенку. Как же она была глупа!

Однако теперь пришло время посмотреть правде в глаза. Ребенок — ее собственная плоть и кровь — рос в ней. И задолго до того как он впервые шевельнулся в ее чреве, она поняла, что никогда не сможет отдать его. Никогда не сможет бросить свое дитя.

Но как быть с отцом? Как он живет теперь, считая, что его единственной дочери нет в живых? И ему придется мучиться до конца своих дней, потому что жажда мести в сердце Камерона никогда не угаснет. Да, если все будет, как хочет Камерон, то отец так никогда и не узнает о рождении внука, который мог бы скрасить его одинокую старость.

Ее сердце разрывалось между этими двумя людьми: человеком, которому она была обязана своим рождением, и человеком, укравшим ее сердце с той же самоуверенностью, с какой он выкрал ее из монастыря.

Когда ночь опускала на землю свое темное покрывало, она — чего уж греха таить — и сама испытывала предательское влечение к нему. А он — и в ночной тьме, и даже при свете дня — нежно шептал ей, какое счастье находиться в ее объятиях.

Камерон был в восторге от ее беременности. Временами она даже обижалась на него из-за этого. Он навязал ей свою волю, подтверждением чему служил ее округлившийся живот. И он, несомненно, получит то, о чем мечтает, — своего сына!

Он был заботлив и нежен и обращался с ней как с очень дорогим ему человеком. Стоило ей подняться со стула, как он был тут как тут и предлагал ей опереться на его руку. Гленда была убеждена, что он любит ее, но Мередит не обольщалась. Она была для него всего лишь вместилищем его будущего ребенка.

Гленда очень помогла ей в ранний период беременности, когда ее мучили приступы рвоты. Вскоре они хорошо узнали друг друга. Мередит полюбила Гленду, как родную сестру. Она знала, как тяжело переживает ее подруга потерю собственного ребенка, которого ждала почти пять лет. Она ведь думала, что вообще не сможет зачать ребенка. Это придавало ее утрате еще большую трагичность. Мередит всем сердцем сочувствовала Гленде и надеялась, что со временем она найдет достойного мужчину, который ее полюбит и будет заботиться о ней, как это делал Нейл.

— А как же ты, Гленда? — с беспокойством спросила она однажды. — Ты так долго прожила здесь. Тебе не хочется вернуться в родной дом?

Гленда на мгновение задумалась, в ее золотистых глазах появилось мечтательное выражение.

— Иногда хочется, — призналась она. — Но моих родителей уже нет в живых. Они умерли три года назад. Мой дядя все еще живет там. С тех пор как я сюда приехала, я узнала и полюбила братьев Нейла как родных.

Данторп стал моим домом, и мне даже страшно подумать о том, чтобы уехать отсюда. Мередит погладила ее руку.

— Я надеюсь, что ты когда-нибудь встретишь хорошего человека, которого полюбишь, как любила Нейла. Ты слишком молода, чтобы коротать вдовий век, и я молю Бога, чтобы тебе не пришлось страдать от одиночества.

— Нет, Мередит, такого никогда не случится. Я решила остаться вдовой. И никогда больше не выйду замуж. Пойми, я не смогу пережить, если снова потеряю мужа и ребенка. Уж лучше остаться одной.

В ее словах сквозила горечь. Хотя Мередит не могла с ней согласиться, она решила пока больше не говорить на эту тему. Несколько недель спустя Мередит в разговоре с Глендой призналась, что ей приятно прикосновение Камерона.

Гленда, у которой вспыхнули щечки, вспомнила, с какой радостью откликалась на объятия-Дейла — почти с самого начала… и до самого конца.

— Наслаждаться телесной близостью с мужчиной вовсе не грешно, — тихо сказала она.

— Грешно, если мужчина тебе не муж, — с горечью возразила Мередит.

Пусть Камерон уложил ее в свою постель, пусть он внимателен и нежен с ней, но он ее не любит. И никогда не женится на ней. Он не сможет забыть о том, что она из клана Монро. Наверное, он до сих пор считает ее своим злейшим врагом.

Больше всего ее удручало то обстоятельство, что она незамужняя, однако носит ребенка… Она сама себе казалась грязной, опозоренной. Презирая себя за слабость, она молилась, чтобы Господь простил ее прегрешения.

Мередит не могла забыть того, что сказала ей Мойра: он затащил тебя в свою постель, но его сердце для тебя закрыто, потому что ты дочь Рыжего Ангуса.

В последнее время стоило ей лишь подумать об этом, как она начинала плакать. Хотя Гленда уверяла ее, что все беременные женщины плаксивы, Мередит считала это еще одним подтверждением своей слабости.

Однажды она случайно увидела Камерона с Мойрой из узкого окна башни. День был серенький, дождливый, мрачный — под стать ее настроению. Камерон высоко приподнял край своего пледа над головой Мойры, чтобы укрыть ее от дождя. Они бегом пересекли двор, прыгая через лужи. У входа в конюшню Мойра оступилась, но чья-то рука не позволила ей упасть. Мойра прижалась к груди Камерона и взглянула на него снизу вверх. На полных вишневых губах играла улыбка, и Камерон улыбнулся ей в ответ.

Вскрикнув, Мередит отпрянула от окна. Она не могла больше этого видеть, но не могла и не думать о том, что ее ждет в будущем. Ей стало страшно. Что будет, когда родится ее ребенок? Он выгонит ее? А если родится дочь? Он выгонит их обеих? А если родится сын, то неужели он отберет у нее дитя, как только получит то, что хотел, и не будет в ней больше нуждаться? И Мойра заменит ребенку мать? Мысль об этом была невыносима.

Дурочка, упрекнула она себя. Он волен делать все, что пожелает, ведь это его дом, и он здесь главный. Не зря он когда-то постарался внушить ей, что он сильнее…

Она уселась в кресло и, глядя на танцующие язычки огня в камине, размышляла о своем безрадостном будущем. Никогда еще она не ощущала такой пустоты и такого одиночества.

В комнату, насвистывая какую-то веселую мелодию, вошел Камерон.

— Мередит! Мередит, где ты?

Он нахмурился, вглядываясь в темноту. Почему она не зажгла свечи? Наконец он разглядел очертания ее фигуры в кресле у камина.

— А-а, вот ты где, дорогая. — Он подошел к ней и хотел обнять, но, почувствовав ее настороженность, удивился и даже обиделся. — Мередит? — вдруг испугался он. — Ты не заболела, милая?

Милая. У Мередит заныло сердце. Наверное, он так же называет эту красотку Мойру?

— Со мной все в порядке, — коротко ответила она и, помолчав, спросила: — Камерон, что будет, если родится девочка?

— Девочка, — повторил он немного растерянно, как будто мысль о такой возможности никогда не приходила ему в голову.

— Да. Что, если я рожу не сына?

— Мередит, не забудь, у меня было шестеро братьев! Мой отец произвел на свет семерых сыновей! — Он рассмеялся. — Как ты можешь сомневаться в том, что у меня будет сын?

Он заключил ее в объятия. Она уперлась кулачками в его грудь.

— Этого нельзя знать наверняка. Вполне возможно, что я ношу не сына, а дочь. И что тогда будет? — настойчиво допытывалась она.

— Ну что ж, в таком случае нам придется постараться сделать так, чтобы следующим родился сын, — решительно заявил он.

— Следующим… — Мередит побледнела. — Ты хочешь сказать, что продолжишь…

— Продолжу. — На губах его играла хвастливая улыбка, глаза блестели. Он окинул ее одобрительным взглядом. — С этим, как и с первенцем, проблем не будет. К тому же я знаю, что у меня будет сын.

— Значит, ты снова заставишь меня забеременеть? — ледяным тоном спросила Мередит.

Улыбка исчезла с его лица.

— Я не принуждал тебя, Мередит. Ты сама это знаешь.

Мередит поджала губы. Встретившись с ее испепеляющим взглядом, он скрипнул зубами.

— Не смотри на меня так. Что я сделал плохого?

— Ты сделал мне ребенка!

— Ты хотела этого ребенка. Не напомнить ли тебе, что ты сказала на острове? «Дай мне твое семя. Дай мне твоего сына» — вот что сказала ты!

— Ты бы все равно получил то, что хотел, — упрекнула она. — У меня просто не было выбора.

Где-то в подсознании мелькнула мысль, что она права. Если бы она не капитулировала добровольно, он все равно поступил бы по-своему, сделав вид, что не устоял перед искушением. Он безжалостно выбросил из головы мысль о собственной вине. Он не хотел признаваться в этом, во всяком случае, сейчас!

— Отпусти меня, Камерон.

Она не позволит ему узнать, насколько невыносима для нее разлука с ним.

— Отпустить тебя? — рявкнул он. — Значит, мы снова вернулись к тому же вопросу?

Она нахмурила брови. Он, как никто другой, умеет вывести ее из себя! Гнев придал ей храбрости.

— Да, отпусти меня, — повторила она — Немедленно, этой же ночью.

— И куда ты пойдешь? — ехидно спросил он. — Домой? Но ты сама сказала, что никогда туда не вернешься. Тот человек, который надругался над тобой… наверняка он все еще там, в замке.

Мередит побледнела. Такой жестокости она от него не ожидала. Он не должен был напоминать ей об этом человеке.

— Предположим, я верну тебя в твой замок, но что ты скажешь своим людям? Узнав, что я выкрал тебя из Коннириджа, что ты носишь ребенка от одного из Маккеев, твои соплеменники захотят отомстить. Вражда разгорится с новой силой. Да и я не позволю тебе бродить где попало, пока ты носишь моего ребенка. А что касается монастыря, — он усмехнулся, — то признайся, Мередит, что все это несерьезно. Я сомневаюсь, что ты приняла бы постриг.

Она вздрогнула. Похоже, он видит ее насквозь, читает ее мысли, заглядывает в сердце. Ее раздражало его умение видеть то, что она предпочла бы сохранить в тайне.

— Черт возьми, какой же ты мерзавец! — воскликнула она в бессильном гневе.

Он расхохотался, а затем возвел глаза к небу.

— Господи, ты слышал когда-нибудь такое? Лучше бы тебе заткнуть уши, потому что нежная, безгрешная Мередит осквернила свои губки ругательством. Хотя должен признаться, дорогая, что ругательства слетают с твоих губ без особых затруднений.

Его насмешливый тон разозлил ее еще больше.

— Это мой ребенок! — сердито сказала она. — Может быть, тебе напомнить, кто его носит?

— А тебе напомнить, кто дал его тебе? Этот ребенок в равной степени принадлежит и мне, и тебе.

Он был прав, и спорить было бесполезно. Тогда она сказала первое, что пришло в голову:

— Если ты не отпустишь меня, я опять убегу. Пока не знаю, когда и как это произойдет, но я найду способ!

Он рассвирепел и, прижав ее к себе, прошипел:

— Слушай, Мередит. Я тебя не отпущу, и ты никуда не убежишь. Я тебе не позволю уйти, пусть даже для этого мне придется приковать тебя цепью в этой комнате.

У нее опустились руки. Она знала, что не уйдет отсюда, — ей некуда было идти! Возвратиться в Конниридж? Нет, она не смогла бы вынести сочувствия монахинь. Не могла она возвратиться и к отцу, и вообще на земли Монро. Если кто-нибудь, тем более отец, обнаружит, что ее несколько месяцев держали в Данторпе, вражда разгорится с новой силой — в этом Камерон прав. От этой мысли ей стало не по себе. Боже милостивый, а вдруг Камерона убьет кто-нибудь из ее соплеменников? Что будет с ней тогда?

И зачем ему приковывать ее цепью? Она и без того уже прикована цепью, она приросла к нему всем сердцем и душой.

Она его любит. Любит безумно, но никогда не признается ему в этом. Ни за что! Потому что он не отвечает ей тем же.

Камерон, мрачнее тучи, разрывался между двумя противоречивыми чувствами. Ему хотелось вытрясти из нее душу и в то же время хотелось заняться с ней любовью, чтобы она забыла о своем желании покинуть его. А главное, он не даст отнять у него сына, рождения которого он ждал с таким нетерпением.

Неужели она надеется, что он ее отпустит? — удивленно думал он. Черта с два! Никуда он ее не отпустит — ни в Конниридж, ни в замок Монро. Он хорошо ее знал, свою милую упрямицу. Ведь пострадает ее гордость, она будет чувствовать себя опозоренной и униженной. Возможно, его соплеменники назвали бы это самой сладкой местью… Но Камерон не мог так поступить. Он никогда не сможет причинить ей такую боль. Гленда первой заметила разлад между ними. Камерон три ночи подряд спал на скамье в зале, а Мередит оставалась одна в их комнате. По утрам — да и в течение всего дня Камерон обрушивался на каждого, кто попадался . под руку. У Мередит покраснели и припухли глаза. Даже при одном упоминании его имени у нее дрожали губы. Она то и дело принималась плакать. Гленда была в отчаянии. Сначала она считала, что им надо дать время, чтобы они поняли то, что давным-давно поняла она. Но как видно, они были слепы или слишком упрямы. А может быть, и то и другое.

Однажды вечером, когда в зале никого не было, она решила поговорить с Камероном.

— Ты неотесанный мужлан, — заявила она. Черные брови удивленно поползли вверх.

— Вот тебе на! — медленно произнес он. — Чем я заслужил такое обвинение?

— Тебе лучше знать, — ответила Гленда, — но расплачиваться приходится Мередит.

Он сердито прищурился.

— Гленда, ты никогда не совала нос в чужие дела. Прошу тебя, не вмешивайся и теперь.

— Ты прав. Мне это не свойственно.

— Отлично, — пробормотал он. — В таком случае я пошел…

Она преградила ему путь.

— Боюсь, что на этот раз мне придется сделать исключение. Ты заметил, в каком подавленном состоянии находится в последнее время Мередит?

Он замер. Может, это добрый знак? Может, она пересмотрела свою позицию? Эх, хорошо бы! Однако его сразу охватила тревога. Может быть, это из-за ребенка? Господи, уж не заболела ли она? А вдруг с ней что-нибудь случилось?

Ему очень хотелось ответить, что не мог он знать о подавленном состоянии Мередит, потому что она не желает не только разговаривать с ним, но и видеть его. Но наверное, разумнее будет послушать, что хочет сказать ему Гленда. Он постарался скрыть свою тревогу.

— Подавленное состояние, говоришь? Не понимаю, с чего бы это.

— Ну конечно, где уж тебе! — огрызнулась Гленда. — Сказать тебе почему?

— Думаю, ты все равно скажешь, так что валяй, выкладывай, — мрачно усмехнулся он.

— Мередит ничего не говорит мне, — сказала Гленда. — Но я-то понимаю, что ее печалит: у нее скоро родится ребенок, а она не замужем. — Гленда решила выложить ему всю правду. — Я не знаю другого столь истово верующего человека, кроме разве отца Уильяма. Да, она скоро родит ребенка без мужа, а это противоречит всему, во что она верила, противоречит самой вере. Могу представить себе, какой опозоренной она себя чувствует, особенно если учесть, что она собиралась постричься в монахини.

У Камерона екнуло сердце. Ему никогда не приходило это в голову.

— Что ты хочешь сказать, Гленда? По-твоему, я должен жениться на ней? Ведь она Монро, дочь Рыжего Ангуса!

— Но это не послужило препятствием, когда ты уложил ее в свою постель?

Он почувствовал угрызения совести. На этот вопрос у него не было ответа.

— Скажи мне, Камерон, ведь ты не отрицаешь, что эхо твой ребенок?

— Нет! — горячо запротестовал он. — Это мой ребенок, и я признаю его своим!

— В таком случае, — продолжала Гленда, пристально глядя ему в глаза, — я на твоем месте подумала бы вот о чем: если ты не женишься на ней, этот ребенок не будет считаться рожденным в клане Маккеев. — Она сделала паузу. — Если ты не женишься на ней, ребенок будет носить имя Монро.

Она ушла, а он, оседлав коня, поднялся на седловину в горах, высоко над Данторпом. Там он остановился и окинул взглядом открывавшуюся взору величественную панораму. Горные вершины вокруг были окутаны туманом. Далеко внизу простиралась долина. Насколько видел глаз, вдаль уходили цепи холмов. Все вокруг застыло в молчании, как будто весь мир затаил дыхание.

Грудь у него раздувалась от гордости. Это были земли Маккеев. Его земли. Земли, которые со временем перейдут к его сыну, потому что Камерон был уверен, что у него родится именно сын.

Но жениться на Монро, дочери убийцы своего отца… Боже милосердный, простит ли его когда-нибудь за это отец? С другой стороны, если он не женится… то простит ли его сын?

Он закрыл глаза. И представил себе… Мередит. Мередит с золотисто-рыжими волосами и глазами голубыми, как небеса. Мередит, миниатюрную и изящную, слегка отяжелевшую теперь, потому что она носила его ребенка. Его сына.

Он улыбнулся. Она считает себя слабой и нерешительной, но Камерон еще никогда не встречал такой храброй женщины. Он вспомнил, как она спала, прижавшись к его боку и доверчиво положив маленькую ручку ему на грудь. Откровенно говоря, он был очень удивлен, что она вообще ему уступила. Нет, подумал он, она не капитулировала, она сражалась с ним с первой минуты их знакомства. Было совсем не легко уложить ее в свою постель. Но его страсть лишь сильнее разгорелась от этого. Его желание не остывало, он не мог насытиться ею.

Он понял, что желание его никогда не пройдет, потому что она давала ему такое полное удовлетворение, какого он никогда еще не испытывал. Он убеждал себя, что это всего лишь похоть. Однако его чувство было гораздо глубже, просто он боялся себе в этом признаться. Она овладела его душой и сердцем. «За похищение из монастыря, — подумал он, — я заплатил душой и сердцем — ничего себе сделка!»

Конечно, нельзя отрицать того, что он привез ее в Данторп против ее воли. Правда, в то время он не знал о том ужасе, который погнал ее в Конниридж. Тут внутренний голос ядовито напомнил ему, что и после того, как он узнал об этом, он продолжал делать то, что намеревался. Он заставил ее забеременеть, снова подчинив ее своей воле. Он всегда поступал по-своему, не оставляя ей выбора…

Назад, в Данторп, он мчался сломя голову, словно одержимый демонами. Отчасти так оно и было: его преследовали демоны совести! Когда он приехал, было уже довольно поздно, и в главном зале почти никого не осталось, кроме двух-трех человек, засидевшихся за кружкой эля.

Схватив свечу, Камерон решительно направился к лестнице, ведущей в северную башню.

Он распахнул дверь в их комнату. Мередит уже лежала в постели. Услышав шаги, она подняла голову.

— Камерон? — окликнула она его сонным голосом. Поставив свечу на стол, он в три шага преодолел расстояние до кровати. Сделав глубокий вдох, он выпалил:

— Выходи за меня замуж, Мередит!

Глава 20

Мередит тупо уставилась на него, уверенная, что ей это снится. Окружающие предметы наклонились, покачнулись, потом вновь обрели устойчивость.

Нет, это не сон. И Камерон ей не пригрезился, а стоял перед ней, выпрямившись во весь свой огромный рост.

Эти слова должны были обрадовать ее, ведь она мечтала когда-нибудь стать его женой, но почему тогда они отозвались в ее душе такой болью?

Прикрыв простыней грудь, она едва заметно покачала головой.

— Почему? — тихо спросила она. — Почему ты решился на это?

— Я отец этого ребенка, — сказал он, пристально глядя ей в глаза. — Мы должны…

Ребенок! Ей следовало бы сразу догадаться об этом! Неожиданно для себя она так разозлилась, что у нее потемнело в глазах.

Она расправила плечи и гордо выпрямилась, несмотря на то что на ней была надета одна лишь ночная рубашка.

— В ту ночь, когда ты выкрал меня из монастыря, ты заявил, что если бы тебе была нужна женщина, то ты выбрал бы не меня. Теперь послушай меня, Камерон из клана Маккеев: если бы мне нужно было выбрать мужа, то я выбрала бы не тебя!

Камерон упрямо выпятил челюсть.

— Леди, — проворчал он, — но вам действительно нужен муж. И вот подтверждение моих слов! — Он отбросил в сторону прикрывавшую ее простыню и положил ладонь на ее округлившийся живот.

Мередит оттолкнула его руку и спрыгнула с кровати.

— Я не выйду за тебя замуж, потому что я всего лишь орудие твоей мести! Я для тебя трофей, захваченный у врага!

— Это неправда…

— Если это неправда, то сообщи моему отцу, что я жива.

У Камерона сверкнули глаза. Он промолчал, но каменное выражение его лица было красноречивее всяких слов.

— Видишь, ты не можешь этого сделать! — воскликнула она. — Ты этого не сделаешь! А я не выйду за тебя замуж!

Поняв, что уговаривать ее бесполезно, он грубо выругался. Не будет он ее упрашивать, черта с два!

— Говори что хочешь, — заявил он сквозь зубы. — Это ничего не изменит.

— Как бы не так! Ты заставил меня приехать сюда. Ты сделал меня своей пленницей. Ты опозорил меня. Унизил. Ты заставил меня забеременеть, но выйти за тебя замуж ты меня не заставишь! И я не выйду за тебя замуж, даже если ты приведешь священника в эту комнату!

Ее слова падали, словно камни. Он долго смотрел на е Тяжелым взглядом. В других обстоятельствах она, возможно, отступила бы под напором гнева, который источали его холодные серые глаза.

Но ей удалось собраться с силами и не отступить. Однако в тот момент, когда ей стало невмоготу выносить затянувшееся напряженное молчание, он круто повернулся и вышел из комнаты. Второй раз за этот день он ушел, не сказав ни слова.

Мередит показалось, что в комнате стало темно. Ноги у нее подкосились, и она без сил опустилась на пол. — Камерон! — глотая слезы, позвала она. — Камерон! Но Камерон не слышал ее. Он не вернулся в ту ночь. И даже на следующую ночь…

Мередит охватило отчаяние. Камерон предложил ей выйти за него замуж, а она отказалась! Она совсем спятила! Разве можно отказываться от того, о чем она так страстно мечтала?

Следующая неделя прошла для нее как в тумане. Она не могла говорить о том, что произошло между ними, даже с Глендой. Гленда тоже не знала, куда он исчез. Мередит подумала, что, может быть, Иган знает. Но она боялась обращаться с расспросами к этому суровому воину, который по-прежнему смотрел на нее с подозрением.

Она знала, что Камерон вернется. Но когда? И еще неизвестно, что будет, когда он появится. Она без конца убеждала себя, что ей безразлично, когда он вернется — и вернется ли вообще…

Но сердце говорило другое. День проходил за днем, и она начата тревожиться. Все ли у него в порядке? Не случилось ли с ним беды? А вдруг его схватили ее соплеменники? А вдруг он, холодный и недвижимый, уже лежит в сырой земле, как его отец и братья?

Все ее мысли, все ее молитвы были только о нем.

Прошло две недели, и наконец однажды вечером она услышала радостные крики во дворе крепости. Мередит, которая в последнее время плохо спала, только что прилегла вздремнуть. Вздохнув, она нехотя поднялась с кровати и выглянула в окно. По двору сновали люди, но все было как обычно. Едва она успела снова положить голову на подушку, как в комнату ворвалась Глен-да. Ее широко расставленные золотистые глаза сияли от возбуждения.

— Он вернулся! — объявила она.

Мередит приподнялась на локте, удивленно вздернув тонкую бровь. Она изображала спокойствие, которого вовсе не испытывала.

— Кто вернулся?

— Ты отлично знаешь, о ком идет речь. Камерон вернулся! — Гленда сдернула простыню с плеч Мередит. — Поторапливайся, Мередит, вставай, потому что он желает тебя видеть. Он ждет тебя в зале!

Мередит очень хотелось сказать, что если ему нужно ее видеть, то пусть сам придет к ней. Но что-то в поведении ее подруги подсказало ей, что этого делать не стоит. Лицо у Гленды было встревоженное и возбужденное. Но когда Мередит захотела узнать, в чем дело, Гленда решительно покачала головой.

— Все в порядке, — только и сказала она, помогая ей встать. — Ну, живо, давай я помогу тебе одеться.

К удивлению Мередит, Гленда, торопившая ее, тем не менее настояла на том, чтобы Мередит надела нарядное платье из мягкой овечьей шерсти цвета зеленой листвы, которое красиво сочеталось с ее огненно-рыжими волосами.

— Какая разница, что на мне надето. Все равно ничто скроет мою обезображенную фигуру. Я стала похожа на спелую грушу!

— Ты ждешь ребенка, — прервала ее ворчание Гленна, — и никто не ожидает, что ты останешься стройной, как тростинка. А теперь я расчешу твои волосы.

Гленда работала щеткой до тех пор, пока волосы не заблестели, как атлас. Но когда Мередит хотела заплести их в косу, Гленда ее остановила.

— Не заплетай косу! Так красиво, когда твои волосы ниспадают по спине.

Наконец Гленда, критически осмотрев ее, объявила, что они могут идти.

Мередит, у которой замирало сердце при мысли о возвращении Камерона, вспомнила резкие слова, которыми они обменялись перед разлукой. И ей сразу расхотелось встречаться с ним, тем более в присутствии целой толпы.

Спустившись по лестнице вместе с Глендой, Мередит, к своему ужасу, обнаружила, что в зале полно людей. Однако она без труда разглядела среди них Камерона. Он возвышался над всеми, одетый в плед и килт.

Ее вдруг охватила дрожь. Если бы не Гленда, тянувшая ее за рукав, она не нашла бы сил пересечь зал и подойти к нему.

В это мгновение он заметил ее. Слегка кивнув головой, он холодно промолвил:

— А-а, Мередит. Наконец-то.

Она и завидовала ему, и возмущалась: он, похоже, полностью владел собой. Не успела она ему ответить, как он повернулся и жестом поманил к себе человека, стоявшего возле камина.

К Камерону подошел маленький хрупкий человечек с добрыми глазами и улыбнулся Мередит. У него была круглая, совершенно лысая голова. Мередит ошеломленно ус тавилась на него. Силы небесные, но этот человек в черном одеянии мог быть только…

— Это отец Уильям, — вкрадчиво произнес Камерон. — Я привез его сюда, чтобы он нас обвенчал.

У Мередит бешено заколотилось сердце. Он деспотичен, как всегда! Он не просил, не умолял, не уговаривал, а просто делал то, что хотел.

Он взял ее за руку.

— Ну как, милая? Мой сын растет в твоем животе, а священник стоит перед тобой. Что ты на это скажешь? Мы сегодня поженимся?

Это был вызов. Такой же, какой бросила ему она перед его двухнедельным отсутствием. Что она тогда ему сказала? Я не выйду за тебя замуж, даже если ты приведешь священника в эту комнату. Он смотрел на нее без улыбки, с серьезным, даже торжественным выражением лица. Однако где-то в самой глубине серых глаз сквозила нежность.

Ей хотелось разреветься от злости. Он опять загнал ее в угол! Она любила его, очень любила, но в данный момент готова была его растерзать.

Она не знала, как ей вести себя в этой ситуации. Зато он, кажется, все рассчитал: поставил ее перед своими людьми-и перед священником! — уверенный в том, что теперь-то она ему не откажет!

Она действительно не могла отказать… но и сказать «да» тоже не могла.

Она пошатнулась, едва сдерживая слезы, и взглянула на Гленду, у которой глаза тоже были на мокром месте. Гленда едва заметно кивнула.

Мередит перевела взгляд на Камерона.

— Я должна исповедаться, — только и сказала она.

На мгновение на его лицо набежала тень. Но потом он кивнул и сделал шаг назад.

Отец Уильям повел ее в церковь. И там, в тесной исповедальне, она рассказала ему обо всем. О том, как жила в Конниридже, о том, как мучительно трудно далось ей реешение постричься в монахини. О том, как Камерон выкрал ее из монастыря. О том, как в конце концов она уступила страсти Камерона.

Отец Уильям, отделенный от нее перегородкой, слушал и кивал. Его удивляло поведение Камерона, но он напомнил себе о трагедии, которую тот недавно пережил. По правде говоря, он понял, почему Камерон поддался искушению. Она была красива, и он догадывался, что к тому же она добропорядочна и обладает высокими нравственными качествами.

— Нет на земле людей без греха, — медленно произнес он, когда она закончила свою исповедь.

Опустив голову, она ждала, когда он наложит епитимью. Тяжесть, лежавшая на сердце, постепенно отпускала ее. Ей стало легче дышать.

— Святой отец, — сказала она тихо. — Вы должны помочь мне. Я сказала, что не выйду за него замуж, но теперь, когда он привез вас… я и хотела бы согласиться, но боюсь!

— Ты любишь его? — мягко спросил он.

— Очень, — ответила Мередит, покраснев от смущения.

— Тебе самой придется принять решение, потому что я не могу обвенчать тебя против твоей воли, что бы от нас ни требовал Камерон. Я должен получить ваше согласие. Скажу одно: я не осуждаю Камерона, потому что ваш союз, по-моему, мог бы положить конец слишком затянувшейся междоусобице. — Он чуть помедлил. — А ты, милая, должна заглянуть в свою душу. Только ты сама с Божьей помощью сможешь сделать правильный выбор.

Сердце подсказывало ей: выходи за него замуж, и со временем он, возможно, полюбит тебя. «Но почему не сейчас?» — с тоской подумала Мередит.

Она сложила руки, закрыла глаза и стала молиться так горячо, как еще никогда не молилась.

Некоторое время спустя она вышла из часовни и в сопровождении отца Уильяма направилась в зал.

Время шло, она все еще не возвращалась, и Камерон начал терять терпение. Почему, черт возьми, она задерживается? Он всегда считал исповедь неприятнейшей обязанностью, которую следует исполнять как можно реже, однако такая верующая женщина, как Мередит, относится к исповеди совсем по-другому. Неужели у нее столько грехов, что требуется так много времени, чтобы исповедаться в них? Он вспомнил о том, что сказала ему Гленда. Она скоро родит ребенка без мужа, а это противоречит всему, во что она верила, противоречит самой вере. Но ведь это он виноват в том, что заставил ее встать на путь греха…

У него даже промелькнула мысль о том, что она, возможно, уговорила отца Уильяма помочь ей бежать. Ему с большим трудом удалось сдержать себя и не ворваться в часовню, нарушив священное таинство исповеди.

В этот самый момент она с отцом Уильямом вошла в зал. У него екнуло сердце: он здорово рисковал, привезя сюда священника. Тем не менее он знал, что это единственное правильное решение и Мередит тоже это поймет, когда выйдет за него замуж… Но захочет ли она выйти за него замуж? Он выругался себе под нос и тут же прикусил язык, вспомнив о присутствии отца Уильяма. По лицу Мередит он не смог ничего прочесть, потому что глаза ее были опущены.

Она остановилась перед ним и посмотрела на него в р Камерон впервые позавидовал ее спокойствию и собранности, потому что сам он чувствовал себя неуверенно и затаив дыхание, ждал ее решения. Чтобы не показать своего смятения, он протянул ей раскрытую ладонь. Она не сразу отреагировала на этот жест, и у него замерло сердце. Потом, слегка покраснев, она положила свои пальцы на его руку.

Какое-то мощное чувство, которому он не знал названия, охватило все его существо. Сжав ее пальчики, он повернулся к отцу Уильяму.

Для Мередит все происходило как в тумане. Она опомнилась только тогда, когда отец Уильям провозгласил их мужем и женой.

Церемония бракосочетания закончилась, и наконец она очнулась. Она стала женой Камерона! И их ребенка теперь никто не назовет незаконнорожденным. В этот момент сильная рука обняла ее, и он нежно поцеловал ее на глазах у всех присутствующих. Мередит переполняла бурная радость. Она не смогла удержаться от улыбки. Камерон высоко поднял их сомкнутые руки и сказал, обращаясь к собравшимся:

— Вот моя супруга.

На мгновение наступила тишина. Потом кто-то захлопал в ладоши, раздались веселые возгласы, прозвучал смех, и сразу стало шумно и весело.

Только два человека не принимали участия в общем веселье. Мередит заметила, как Мойра выбежала из зала, гневно сверкнув глазами. И Иган стоял у противоположной стены с мрачным выражением лица. Но даже это не могло омрачить ее радость.

А из кухни тем временем появилась целая вереница слуг, держащих в руках подносы с едой, вином и элем. Музыканты принялись наигрывать веселые, зажигательные мелодии. То тут, то там раздавались взрывы громкого смеха. В зале царила праздничная атмосфера. Мередит, не сдержавшись, хихикнула, когда один из подгулявших мужчин, возвращаясь за стол, сел мимо скамьи.

Вдруг Мередит увидела Эйлин, которая поглядывала на нее, сидя рядом со своей матерью. Взгляд у нее был сердитый, губки надуты. Мередит поманила ее пальцем, но Эйлин отрицательно покачала головой. Мередит быстро сообразила, что рассердило малышку. Камерон проследил за ее взглядом.

— Что случилось с Эйлин? — спросил он, наклонившись к ней.

Мередит вздохнула.

— Кажется, я навсегда утратила ее расположение, потому что увела у нее принца.

— Принца? — озадаченно переспросил Камерон.

— Ты хочешь сказать, что ничего не замечал? — улыбнулась Мередит. — Эйлин влюблена в вас, сэр, и собиралась со временем выйти за вас замуж.

— В этом что-то есть. — Камерон потер подбородок, сделав вид, что задумался — Кто знает? Возможно, к тому времени, как она подрастет, мне потребуется жена помоложе…

Мередит изобразила возмущение.

— Что такое? Уж не считаешь ли ты, что я для тебя стара?

— Успокойся, жена моя, — сказал он. В глазах его плясали озорные огоньки. — Я передумал. Я вполне доволен женой, которая у меня есть, и не собираюсь ничего менять.

Жена. Она еще не привыкла к тому, что теперь она законная супруга, и это слово вызывало у нее радостное волнение.

— Но я не могу допустить, чтобы этот ребенок сердился на мою супругу, — заявил он.

К ее удивлению, он поднялся из-за стола и направился к Эйлин. Мередит с любопытством наблюдала, как он присел перед девочкой на корточки и что-то стал ей говорить.

— Все в порядке, — сказал он, подходя к ней. — На тебя больше не сердятся.

— Только не говори, что ты пообещал жениться на ней, когда она подрастет.

Он улыбнулся.

— Я пообещал назвать ее именем нашу первую дочь. Правда, сначала у нас родится сын, а дочь будет потом. — Он подхватил ее на руки.

— Камерон! Поставь меня на пол!

— И не подумаю! У меня всего одна брачная ночь, и я хочу начать ее сию же минуту!

Сопровождаемый шутками, криками и смехом, он направился к лестнице. Она вдруг тоже рассмеялась, чувствуя себя самой счастливой на свете.

Добравшись до спальни, он поставил ее на пол и нежно прикоснулся рукой к ее щеке.

— Мне доставляет радость твой смех, — тихо сказал он. Он поднес ее руку к губам и поцеловал пальчики.

— Подожди, — сказал он вдруг. — У меня есть кое-что для тебя. Закрой глаза.

Она рассмеялась.

— Камерон, что ты затеял?

— Тс-с! Ты должна закрыть глаза, иначе ничего не получишь.

Вздохнув, Мередит подчинилась. Тяжелые шаги пересекли комнату. Раздался скрип. Мередит догадалась, что он открыл крышку сундука. Мгновение спустя она почувствовала, как он что-то надел ей на шею.

У нее замерло сердце. Не может быть…

Ее рука скользнула вверх. Силы небесные, да! Это было ее распятие!

— Камерон, но как тебе удалось? Оно было сломано…

— Я попросил его починить. Она задыхалась от волнения.

— О, Камерон, — робко начала она, — неужели это означает, что ты простил моего…

Он не дал ей договорить.

— Я сделал это ради тебя, Мередит. Я возвращаю тебе его, потому что знаю, как оно тебе дорого. — Он говорил, тщательно подбирая слова. — Что касается всего остального, то прошу тебя, не будем говорить об этом сейчас. Эта ночь предназначена для нас, Мередит. Для нас одних.

Мередит подавила боль. Теперь она знала, что переубедить его будет очень трудно, но и она не собиралась сдавать свои позиции. Возможно, он прав, и в первую брачную ночь не стоит говорить о распрях между кланами. Сегодня никакие проблемы не должны им мешать. Но с Божьей помощью у нее будет еще возможность затронуть эту тему…

Мередит безмерно тронул его поступок. Это был не просто подарок, это был жест, которому не было цены.

— Спасибо, — промолвила она. Глаза у нее сияли, она обвила руками его шею. Запустив пальцы в его волосы, она наклонила к себе его голову.

Его охватила безумная радость. Он ощутил трепет ее губ, почувствовал, как изогнулось, прильнув к нему, ее тело. Она здесь, в его объятиях, такая нежная и невероятно соблазнительная, и теперь она его жена! «Боже милостивый, неужели это правда? Она моя жена?» Он крепко прижал ее к себе, погрузившись языком в сладкое, как мед тепло ее рта. Он почувствовал страстное желание.

Он снял с нее платье, потом разделся сам. Она задрожала от нетерпения. Желание немедленно ощутить его внутри своего тела было почти невыносимым. Но когда он подхватил ее на руки, чтобы отнести на кровать, она решительно остановила его.

— Подожди, — умоляющим тоном промолвила она. — Подожди.

Он не раз покрывал поцелуями каждый дюйм ее тела, целовал даже самые сокровенные места, заставляя ее изнывать от желания. И теперь ей захотелось доставить ему такое же наслаждение. Она поцеловала его квадратный подбородок, проложила губами дорожку вниз по шее, добралась до сосков, спрятавшихся в поросли курчавых волос. В то же время ее руки, обласкав гладкую кожу его широких плеч, прошлись вдоль спины и спустились к ягодицам. Она даже расхрабрилась настолько, что поцеловала его пупок и мощный изгиб его бедер. Прикосновение к твердым, как камень, мускулам, обтянутым бронзовой блестящей кожей, вызывало у нее радостный трепет. И тут, охваченная страстью, она отважилась опуститься на колени между его бедер. Она провела губами по его животу и приподняла голову, чтобы посмотреть на его реакцию.

У нее на глазах его мужское естество быстро набирало силу.

— Вот это да! — удивленно прошептала она, округлившимися глазами любуясь на это диво.

Ее изумленный шепот совсем его доконал. Не то хохотнув, не то застонав, он протянул к ней руки.

Она покачала головой:

— Нет, Камерон, еще не время.

Он всегда думал прежде всего о ее удовольствии. Всегда. И она отплатит ему тем же.

Помедлив мгновение, она прикоснулась к нему языком. У него перехватило дыхание. «Нет, — подумал он, — не может быть…» И больше уже не думал ни о чем.

У него кипела кровь. Все его ощущения сосредоточились в самой чувствительной части его тела, которая бессовестно выдавала его потребность в ней. Он замер, не в силах отвести взгляд от ее склоненной к нему головы, подумав, что более эротичного зрелища он не видел ни разу в жизни. Трудно было представить себе, что она может проделывать такое с той частью его тела, которой совсем недавно так боялась.

Дрожь пробежала по его телу. Он запустил руки в ее волосы, дыхание стало хриплым, прерывистым.

— Силы небесные, — простонал он. — Я больше не выдержу! — Он схватил ее и поднял с колен.

В два шага преодолев расстояние до кровати, он лег на спину и усадил ее на себя.

— Помнишь, как ты однажды сказала, что не поедешь на коне ни впереди, ни позади меня? — спросил он.

— Помню, — ответила она.

— Ну так теперь ты поедешь на мне, — игриво поглядывая на нее, сказал он.

Одно движение бедер — и он глубоко вошел в ее плоть. Их охватило безумное возбуждение. Он стиснул зубы, пытаясь сдержать нарастающее напряжение, и, запустив большой палец в кудряшки между ее бедер, погладил нежный бугорок. Она, застонав, откинула голову. Они одновременно достигли высшей точки наслаждения.

Глава 21

Наступила зима. Медленно тянулась вереница коротких темных дней. Холодная погода усугублялась порывами пронизывающего ветра, налетавшего с горного перевала. Высокие гранитные скалы над Данторпом застыли в мрачном великолепии, закованные в ледяные доспехи.

В крепости поговаривали, что такой суровой зимы еще никогда не было. Но люди хорошо переносили капризы природы, снег и холод им были нипочем и не мешали заниматься своими делами.

Тем не менее произошло несколько событий, омрачивших мирное течение жизни. Во-первых, пропала отара овец, которые, как утверждали, были украдены людьми из клана Монро. Во-вторых, два юноши — оба из клана Маккеев — случайно забрели на земли Монро. Через семь дней схвативший их фермер освободил их. Мередит очень расстроилась, узнав, что между кланами продолжаются военные действия. Однако следовало радоваться хотя бы тому, что и в том и в другом случаях дело обошлось без кровопролития. Как ни странно, несмотря на напряженность, вызванную этими происшествиями, она не заметила на себе косых враждебных взглядов. С тех пор как она вышла замуж за Камерона, многое изменилось. Она стала его женой, и ее стали считать своей. За это Мередит тоже была благодарна мужу.

Пусть даже в ее жизни не было безоблачного счастья, но по крайней мере текла она более или менее мирно и спокойно. Но больше всего она дорожила долгими ночами, когда лежала, уютно свернувшись под одеялом рядом со своим мужем в кольце его сильных, теплых рук. Уходя по утрам, он каждый раз целовал ее в губы и непременно в округлившийся живот.

Со временем ее тело отяжелело настолько, что она с трудом передвигалась по замку. Камерон проявлял живой интерес к течению ее беременности. Он ежедневно в подробностях расспрашивал ее о самочувствии. Когда Мередит пожаловалась на то, что ребенок слишком энергично брыкается в животе, Камерон и это не оставил без внимания. Он часами лежал рядом с ней, по-хозяйски обхватив руками ее живот и ощущая ладонями волнообразные движения плода.

— Непоседливый парнишка! — самодовольно заявил он однажды вечером, почувствовав под рукой не то колено, не то локоток.

— Да, непоседливая девчушка, — сказала Мередит, тряхнув головой. — Будит мать по ночам, спать не дает!

— В таком случае тебе нужно будить отца парнишки, чтобы не бодрствовать в одиночестве, дорогая, — поддразнил ее Камерон. — Я буду рад отвлечь тебя, причем таким способом, который нам обоим доставит удовольствие.

Она улыбнулась. Какой же он нежный, милый! Глядя на ее огромный живот, Камерон заявил, что она еще никогда не была такой красивой. От такого признания, сделанного хриплым от возбуждения шепотом, она совсем растаяла.

Они могли часами болтать о всяких пустяках, о незначительных повседневных делах. Единственной темой, которой они не касались, была вражда между их кланами. Мередит опасалась нарушить хрупкое перемирие. Она лишь надеялась, что, когда родится их ребенок, ненависть Камерона к ее отцу несколько утратит остроту.

И еще она надеялась, что со временем он полюбит ее так же, как любит его она, — безоговорочно и всем сердцем.

Однажды вечером, в последний месяц своей беременности, ей захотелось сделать ему сюрприз, и она решила р0ИТЬ ужин для них двоих в их комнате. Хотя сама она не любила подогретое вино с пряностями, его любил Камерон, поэтому она приказала принести вина, кое-какие его любимые закуски — свежеиспеченный хлеб, завернутый в льняную салфетку, толстые, сочные колбаски, а также медовые пряники и разное печенье, чтобы побаловать его сладостями. Настроение у обоих было самое безмятежное.

После ужина Камерон усадил ее к себе на колени. Он был так красив, так силен. Мередит обняла его за шею и опустила голову ему на плечо. Он положил руку на ее живот.

— Теперь уже недолго, — пробормотал он.

— Да, — согласилась она. — Гленда говорит, что совсем скоро. Возможно, даже в ближайшие дни.

Он провел пальцами по ее нежной щечке и, взяв за подбородок, повернул к себе ее лицо.

— Ты боишься?

Конечно, Мередит боялась. Ей вспомнился умерший ребенок Гленды. А вдруг и с ее ребенком что-нибудь случится? При одной мысли об этом ее бросило в дрожь.

— Да, — тихо сказала она, опустив глаза.

— Не бойся, милая. Ты не должна бояться, потому что я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Ты сказал, что будешь со мной, — напомнила она. Камерон почувствовал, как дрожит ее голос.

— Буду, — заверил он ее. — Не плачь, милая. Я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя.

Его ласковые слова бальзамом пролились на ее душу. Она прижалась к нему, и он губами осушил катившиеся по ее щекам слезы.

Позднее, когда они собирались ложиться спать, она вдруг заметила, как его лицо исказила гримаса боли.

— Камерон, что с тобой? — встревожено спросила она, приподнимаясь на локте. — Ты не заболел?

— Пройдет, — успокоил он ее, но она заметила, что на верхней губе у него выступили капельки пота.

— Ты уверен? Ты плохо выглядишь…

Не успела она закончить фразу, как он рухнул на пол. Мередит быстро, насколько позволяло ее положение, соскользнула с постели.

— Камерон! — закричала она. — Камерон!

Лицо его приобрело землистый оттенок, кожа была липкой на ощупь.

— Будто кинжалы вонзились во внутренности, — пробормотал он побелевшими губами и попытался встать на колени, но у него сразу открылась жестокая рвота.

Мередит бросилась к двери и, распахнув ее, закричала:

— Иган! Иган!

Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем появился Иган. Он с одного взгляда понял, что Камерону плохо, и уложил его на кровать.

Тело Камерона сотрясали страшные судороги. Мередит сидела рядом и обтирала его лицо влажной салфеткой. Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной!

Покачав головой, она взглянула на Игана, стоявшего в изножье кровати.

— Мы не сможем ему помочь, надо звать лекаря. Она испуганно посмотрела на него. Он перевел взгляд на Гленду, которая стояла за спиной Мередит. Гленда кивнула, и он направился к двери. Открыв ее, Иган закричал так громко, что его наверняка было слышно даже в самых дальних уголках крепости:

— Пошлите Финна за лекарем!

Потянулось бесконечное ожидание. Наконец появился карь. Это был небольшого роста мужчина с нежными, как у женшины, руками, но, судя по всему, человек знающий и умелый. Он выслушал то, что рассказали ему Мередит и Иган, потом спокойно попросил всех выйти, чтобы он смог осмотреть больного.

Иган неохотно подчинился, но, выйдя из спальни, встал около двери.

Мередит помедлила.

— Идем, — тихо сказала Гленда, положив ей руку на плечо. — Мы должны сделать так, как он просит.

Мередит кивнула. Но, в отличие от Игана, она не осталась возле двери, а направилась в часовню.

Там, преклонив колени перед алтарем, она дрожа, прижала руки к груди и стала горячо молиться.

Она молилась долго и усердно и, когда уже была готова подняться с колен, кто-то сильно схватил ее за локоть и поставил на ноги.

Тихо охнув, она оглянулась и увидела обезображенное шрамом лицо Игана.

— Иган! Ты делаешь мне больно…

— Замолчи! — прошипел он, еще крепче вцепившись ей в локоть, так что она чуть не вскрикнула. Он вывел ее из часовни и потащил за собой в южную башню. Она, спотыкаясь, последовала за ним. Он, не останавливаясь, поднялся по лестнице и, втолкнув ее в комнату, вошел за ней следом.

Ошеломленная, Мередит поняла, что находится в той самой комнате, где провела свою первую ночь по приезде в Данторп. Она взглянула в искаженное от ярости лицо Игана и похолодела от ужаса.

— Иган! Иган! Что случилось? Господи, неужели что-то с Камероном? Скажи мне, умоляю! Что с ним?

— Как будто ты не знаешь! — сердито фыркнул он.

— Не знаю! Пожалуйста, Иган, скажи мне! — У нее пронеслась страшная мысль. — Только не говори, что он умер!

— Не умер, несмотря на все твои старания, — презрительно скривив губы, произнес он. — Скажи мне, Мередит, сейчас в часовне ты молилась, чтобы он умер?

— Нет, я молилась, чтобы он скорее поправился!

— Да уж, тебе лучше помолиться, чтобы он выжил, потому что, если он умрет, умрешь и ты!

Сердце у Мередит заколотилось так сильно, что она едва могла дышать.

— Иган, зачем ты это говоришь? Скажи, что с моим мужем?

— Умеете вы, леди, прикинуться невинной овечкой! Но меня вам не провести. Я-то знаю, что это ваших рук дело.

— Моих рук дело? — Мередит почувствовала, как кровь отлила от ее лица. — Иган. Я пыталась помочь ему! Я позвала тебя на помощь!

— Ты сделала это, чтобы снять с себя вину!

— Нет, Иган! Ты ошибаешься!

— Кто, кроме тебя, мог это сделать, позволь спросить? Ты с ним ужинала. Ты заказала подогретое вино со специями — однако всего один кубок! Слуги сказали мне, что ты сама его не пила. — Его голубые глаза с упреком смотрели на нее.

— Только потому, что я не люблю подогретое вино! — Мередит показалось, что она видит кошмарный сон. — Иган! С Камероном все в порядке?

— Он жив. Это все, что я могу сказать. — Иган направился к двери и на пороге оглянулся. — Черт возьми, леди, считайте, что вам повезло. Потому что если бы вы не носили ребенка Камерона, то сидели бы сейчас в сырой и холодной поземной тюрьме! Так что помолитесь хорошенько, чтобы ваш муж остался в живых, иначе ваши дни сочтены!

Мередит поежилась. Его слова причиняли боль, словно удары хлыста.

Она задрожала от страха, но не из-за его угрозы. Все ее помыслы были о муже, о Камероне. Значит, его жизнь в опасности? Из глаз ее хлынули слезы. Мысль о том, что он возможно, находится при смерти, была невыносимой.

Когда Камерон пришел в себя, он чувствовал себя так, словно по его телу промчался табун диких коней. Собравшись с силами, он окликнул свою жену.

Но не Мередит склонилась над ним, а Иган.

Суровое лицо воина просветлело от радости, когда он увидел, что смертельно бледное лицо его вождя и друга чуть порозовело.

— Ну вот, наконец-то ты пришел в себя, — тихо сказал он. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто меня вывернули наизнанку, — проворчал Камерон.

Иган усмехнулся.

— Чему тут удивляться? Лекарь дал тебе слабительное.

— Слабительное? Зачем?

— Из-за яда, — сурово ответил Иган.

— Из-за яда?

— Да. Тебя отравили.

Камерон пристально взглянул на него.

— Где моя жена? Где Мередит?

— Не беспокойся о ней, — коротко сказал Иган.

— Это еще почему, черт возьми? Рядом со мной должна быть она, а не ты! Долг жены — ухаживать за мужем!

Но в последний раз, когда она ухаживала за ним, она его чуть не убила!

Игану очень хотелось напомнить ему об этом. Тем не менее он удержался и лишь коротко произнес:

— Она в южной башне.

— Что она там делает?

— Выбора не было: или там, или в подземной тюрьме.

— В подземной тюрьме? — воскликнул Камерон и выругался. Отбросив одеяло, он быстро спустил с кровати ноги. От слабости у него закружилась голова. — Что, черт возьми, нашло на тебя, Иган? Я знаю, что она тебе никогда не нравилась, но она моя жена! И если ты чем-нибудь ее обидел… — Камерон замолчал.

— Если я ее обидел? Глупец! Эта чертовка отравила тебя! Вспомни, что вам принесли ужин сюда, в эту комнату.

— Да, мы ужинали вдвоем. Никакого яда не было! — горячо запротестовал Камерон.

— Все так, — сказал Иган. — Вы оба попробовали все, кроме вина! Она отлично знала, что ты ничего не заподозришь, если она не притронется к вину!

Камерон покачал головой. Мысль о том, что Мередит хотела отравить его, казалась совершенно неправдоподобной. Он отказывался это понимать.

— Нет! Этого не может быть!

— А я говорю — да! Она хотела замести следы и позвала меня! Я говорил со слугами, Камерон. Все они преданы тебе, как и я. Кто, кроме нее, мог это сделать?

«Возможно, он прав, — подумал Камерон. — Она уже покушалась однажды на твою жизнь. Вспомни, как она занесла над тобой твой же кинжал».

Но ведь тогда она не смогла сделать то, что задумала. А теперь, возможно, смогла!

Слабость, а скорее всего потрясение заставило его опуститься на подушку. Иган помог ему устроиться поудобнее. Камерон лежал бледный, черты лица заострились. — Ты ее обвинил в этом? При всех? Иган помедлил.

— Нет, я не стал обвинять ее открыто. Хотя ей это сказал. — Он поджал губы. — Но она все отрицает.

Камерон заглянул в глаза своему верному другу.

— Скажи, что это неправда. Скажи, что она не предала меня!

Суровое лицо Игана смягчилось, потому что он понимал сомнения Камерона и сочувствовал ему. Он покачал головой.

— Если бы я мог, я сделал бы это, Камерон. Но все указывает на нее. А против правды не попрешь.

Он скоро поправится. В этом Камерон не сомневался. Но что делать с душевной раной? Иган был его лучшим другом. Он не задумываясь отдал бы свою жизнь за Камерона. И он не мог не прислушаться к тому, что говорил Иган. А Иган считает, что Мередит покушалась на его жизнь. К тому же она хотела убежать от него. И не раз умоляла дать ей свободу.

Его смерть была бы ей только на руку.

— Никому не говори об этом, — приказал он. — Я сам докопаюсь до правды.

— Но, Камерон… Камерон отвернулся от него.

— А теперь оставь меня одного, — устало сказал он.

О состоянии Камерона Мередит узнала от Гленды. Он выжил, но потребуется еще несколько дней, чтобы восстановить силы. И именно Гленда неохотно сообщила ей, что Камерон был отравлен.

Мередит была потрясена.

— Не может быть! Кто мог сделать это?

Гленда смущенно молчала, отводя взгляд. И тут Мередит все поняла…

— Он думает, что это сделала я?

— Он дурак, — быстро сказала Гленда. — Из-за болезни совсем разучился соображать.

Мучительная боль пронзила ее тело. Мередит судорожно глотнула воздух и посмотрела на подругу блестевшими от слез глазами.

— А ты Гленда? Ты веришь, что я его отравила?

— Раньше я, возможно, поверила бы. Но теперь — нет. Наберись терпения, Мередит, — сказала она, обнимая подругу за вздрагивающие от рыданий плечи. — Наберись терпения и верь, что все будет хорошо и Камерон поверит в твою невиновность.

Они долго плакали обнявшись. К утру у Мередит высохли слезы. Заскрипел засов, и дверь распахнулась. Она стояла у окна и даже не обернулась, подумав, что это служанка принесла завтрак.

— Унесите еду назад, — сказала она. — Я не голодна. Она услышала, как поднос поставили на стол.

— Ты должна есть, милая, потому что я хочу, чтобы мой сын был жив, здоров и всем доволен.

Мередит побледнела. Ей хотелось броситься к нему, утешить, ведь он чуть не умер. Он побледнел, осунулся, под глазами залегли темные тени, отчего глаза казались темнее, чем обычно.

Но тут она вспомнила, что не нужна ему. Иначе как бы он мог после всего, что было, поверить, что она пыталась убить его?

Она решительно расправила плечи.

— Что я вижу? Неужели ты пришел один? Удивляюсь, ты осмелился. Разве, оставаясь со мной наедине, ты не опасаешься за свою жизнь? Он криво улыбнулся.

— Злость не вдет тебе, Мередит.

— А что идет? Убийство собственного мужа?

Он сложил руки на груди и высокомерно приподнял черную бровь.

— Не знаю, жена моя. Может быть, ты мне скажешь? Интересно, яд был в вине? Или в медовых пряниках? Ты не прикоснулась ни к тому ни к другому.

Мередит поджала губы.

— Мне нечего тебе сказать, — надменно заявила она.

— Ты все отрицаешь?

— Конечно. — Ее глаза возмущенно сверкнули. — Кто меня обвиняет? Иган?

Он долго молча смотрел на нее.

— Он ненавидит меня, — огорченно и рассерженно заявила она. — Он всегда ненавидел меня, и ты это знаешь. Может быть, он сам это сделал, чтобы потом взвалить вину на меня?

Он угрожающе нахмурился.

— Здесь нет ни одного человека, кто желал бы моей смерти, — решительно заявил он. — Данторп — мой дом. Так что думай, что говоришь, милая, потому что Игану я доверил бы собственную жизнь. Так было и так будет всегда.

— А мне ты не доверяешь!

— Это неправда, дорогая. Я доверил тебе свое сердце!

Его сердце? Она не могла больше скрывать ни охватившую ее обиду, ни любовь, непрошено ворвавшуюся в ее сердце. Ей хотелось прижаться к нему, умолять его верить ей, сказать, что любит его так сильно, что никогда не смогла бы причинить ему зла. Однако гордость заставляла ее молчать.

Нет, она ни за что не признается в своей любви. Тем более этому незнакомцу с холодным взглядом. За все эти месяцы, которые она прожила здесь, ничто не изменилось.

Она резко втянула в себя воздух.

— Ты мне не доверяешь! — с горечью повторила она. — Ты поклялся, что будешь защищать меня. Однако ты защищаешь Игана и обвиняешь меня. Для тебя я всегда буду виноватой только из-за того, что я дочь Рыжего Ангуса. Прошло столько времени, а ты по-прежнему цепляешься за это и не хочешь забыть. Ты обвиняешь меня несправедливо, Камерон, потому что, клянусь всем святым, я не сделала ничего, что могло бы причинить тебе зло!

Что-то промелькнуло в его взгляде, но она не могла определить, что именно. Он протянул руку.

— Мередит…

Она оттолкнула его руку.

— Не приближайся ко мне, Камерон, оставь меня в покое. Оставь меня в покое! — Она сказала бы гораздо больше, но неожиданно почувствовала острую боль в спине. Ноющая боль появилась еще утром, когда она встала с постели, но сейчас боль становилась невыносимой. «Может, начинаются схватки?» — подумала она.

Ее рука потянулась к пояснице. Нет, должно быть, это просто судорога, решила она и помассировала спину. Однако ее непроизвольная гримаса не осталась незамеченной.

— Силы небесные! У тебя начинается? Она поджала губы.

— Нет, — резко ответила она, потому что все еще серилась на него. — Не может быть. Боль в спине, а не в животе.

У нее исказилось лицо от боли, и Камерон не мог ковать, он выбежал за дверь и помчался в зал, чтобы позвать Гленду.

Когда они прибежали к Мередит, у нее уже начались схватки.

— Камерон сказал, что ты рожаешь! — воскликнула Гленда, щеки которой раскраснелись от быстрой ходьбы.

— Рожаю… — скорчив недовольную гримасу, проворчала Мередит. — Откуда ему, черт возьми, знать? Скольких ребятишек он родил?

— Поторапливайся, Камерон. Отнеси ее на кровать! — скомандовала Гленда. На ворчание Мередит никто и внимания не обращал, словно это жужжала муха. Гордо выпрямившись, она возмущенно заявила:

— Послушайте, вы, оба! Даже если пришло время, а я уверена, что еще не пришло, я вполне способна пройти это маленькое расстояние сама…

Но он не слушал ее возражений. Он подхватил ее на руки и, выйдя из комнаты, стал бегом спускаться по лестнице. Гленда бежала следом.

— Камерон! — возмутилась Мередит. — Куда это, черт возьми, ты направляешься? Отпусти меня сию же минуту!

— И не подумаю, дорогая. Этот ребенок родится на моей кровати — той самой, где родились мой отец, я и все мои братья!

Мередит замолчала. Взглянув на его решительно выпяченную челюсть, она поняла, что возражать бесполезно. Это все равно что пытаться прошибить лбом стену. Но вот было бы здорово, если бы ребенок родился прямо на лестнице, по которой поднимался Камерон! Хотя бы ради того, чтобы сделать ему назло! По правде говоря, она была далеко не уверена, что ребенку — разумеется, девочке — пора появиться на свет.

Войдя в комнату, он осторожно положил ее на середину кровати. Гленда уже давала приказания прибежавшей вслед за ними служанке.

— Нам потребуются свежая рубашка для Мередит, горячая вода и пеленки для младенца…

Мередит хотела было сказать, что в такой спешке нет необходимости, но у нее перехватило дыхание от сильнейшей боли, словно железным обручем опоясавшей ее тело.

Когда боль отпустила, она увидела, что Камерон подвинул кресло к кровати.

— Уж не собираешься ли ты здесь остаться?

— Тебе изменяет память, милая. Разве ты забыла, что я обещал быть рядом с тобой?

— Я тебя не держу. Можешь уйти, — властным тоном заявила она, потому что все еще не собиралась прощать его.

Он положил руку на ее живот.

— Не могу, — просто сказал он. — Я буду присутствовать при рождении моего сына.

Она оттолкнула его руку. Ей хотелось завизжать во все горло. Черт возьми, он умеет вывести человека из себя!

— Ты не будешь присутствовать при рождении моей дочери!

— Если ты хочешь, чтобы я ушел, то прогони меня.

— Я не хочу, чтобы ты находился здесь, — сказала она, тяжело дыша, — потому что ты считаешь меня предательницей, способной отравить своего мужа. Поищи предателя в своем ближайшем окружении, потому что я этого не делала!

— Помолчи, — приказал Камерон, теряя терпение. — Побереги силы, тебе они еще пригодятся.

Много он знает…

Хотя Гленда уверяла их обоих, что первые роды могут тянуться на несколько часов, боли при схватках вскоре стали еще острее, и Мередит с облегчением вздыхала, когда боль отступала. И вот когда она начала думать, что все не уж страшно, что боль нельзя назвать непереносимой , что вообще родить ребенка гораздо легче, чем она опасалась, боль достигла такой силы, что она едва не закричала.

Гленда раздраженно поцокала языком.

— Мередит, не надо сдерживаться, от этого становится еще больнее. Я, например, орала во все горло, так, что, наверное, было слышно за перевалом.

Мередит откинулась на подушки.

— А я не буду, — с трудом переводя дыхание, сказала она. — Пусть даже я слаба во всем остальном, в этом я не проявлю слабости…

— Мередит, черт возьми, перестань болтать всякий вздор! Ты сильная, ты гордая, ты отважная — не хуже любого горского воина! — услышала она голос Камерона.

Она открыла глаза, затуманенные болью, и увидела его. Несмотря на строгий тон, он смотрел на нее с нежностью.

— Почему ты все еще здесь? — спросила она. Его губы дрогнули в улыбке.

— Видишь ли, милая, ведь ты еще не родила моего сына.

— Мою дочь! — поправила она его, сверкнув, глазами. Он наклонился и поцеловал ее капризно надутые губки.

— Ну и характерец у тебя, милая!

Она скрипнула зубами.

— Хорошо тебе шутить! Был бы ты на моем месте, то не веселился бы!

— Был бы я на твоем месте, то не вел бы себя так храбро, как ты!

Она сердито взглянула на него, вернее, попыталась это сделать. Как ни странно, его слова ободрили ее. И не только слова, а само его присутствие, хотя она ни за что не призналась бы в этом. Влажной салфеткой он стер пот с ее лба и сжал ее руки. Она услышала, как он тихо бормочет какие-то ободряющие слова.

Стемнело. Толстые свечи отбрасывали на стены дрожащие тени. Гленда, да благословит Господь ее доброе сердце, старалась ободрить ее, говоря, что теперь уже недолго осталось ждать… однако мучительные схватки не прекращались, следуя одна за другой. Теперь к боли добавилось мощное давление изнутри. В короткие периоды между схватками она откидывалась на подушки — дрожащая и взмокшая от пота.

Гленда приподняла подол ее рубашки.

— Ой, Мередит! Уже показалась головка. Как только снова начнется схватка, ты должна тужиться.

Мередит слышала ее слова как в тумане. Ей хотелось крикнуть, но не было сил. Она так измучилась, что, казалось, больше уже ничего не могла бы сделать.

— Мередит! — Резкий мужской голос вывел ее из забытья. — Ты слышишь, милая? Ты должна взять меня за руки и тужиться.

Она поморгала, пытаясь сосредоточить взгляд на его грозной физиономии.

— Почему ты сердишься? — тоненьким голоском пискнула она. — Ты всегда на меня сердишься. Как же я, глупая, сразу не догадалась? Это потому, что я из клана Монро.

Он взглянул на ее распухшие, искусанные до крови губы, на спутанные волосы, разметавшиеся по подушке, влажное от пота, измученное лицо, и у него защемило Н пдце. Наклонившись, он взял ее лицо в свои ладони.

— Ты моя жена, Мередит, и ты для меня дороже всего на свете. — Он глубоко вздохнул. — И Бог свидетель, я люблю тебя.

Боль была такой сильной, что, казалось, ее тело вот-вот разорвется пополам. Она вцепилась ногтями в ладонь Камерона и, запрокинув голову, закричала.

Младенец выскользнул прямо в руки Гленды.

— Парнишечка! — радостно всхлипнула она и прослезилась. — Мередит! У тебя родился чудесный здоровенький сын!

Мередит повернула голову к Гленде, пеленавшей ее сына. Она увидела маленькое красное тельце, влажные черные волосики на головке и услышала тоненький, похожий на мяуканье крик. Следовало бы знать с самого начала, что Камерон всегда своего добьется. На ее губах появилась дрожащая улыбка. Такой радости она еще никогда не испытывала. У нее родился сын! И она забылась сном.

Камерон, еще не вполне опомнившись от пережитого, поднялся со стула. Он понимал, что все позади, но еще не до конца верил в это. Он осознал, что все это ему не приснилось, только тогда, когда улыбающаяся служанка вручила ему крошечный сверток. Он стоял, боясь шевельнуться, не решаясь даже дышать, потому что столь драгоценной ноши, как этот ребенок, он еще никогда не держал в руках.

Он увидел розовые щечки, дуги черных бровей над темно-голубыми глазками, черные, как у него, волосы… Малыш скосил глаза, скривился и заплакал.

Камерон вздрогнул от неожиданности и хрипло рассмеялся. «Сын! — удивленно подумал он. — Мой сын!» Его грудь распирала гордость.

— Мередит, — громко произнес он. — У нас родился сын!

Но Мередит не ответила ему.

Вернувшись к действительности, он увидел, что Гленда, стоя на коленях на кровати, растирает живот Мередит. Обезумевшая от страха служанка заталкивала свернутую жгутом ткань между бедер Мередит. Края жгута сразу же окрашивались кровью…

Он встретился взглядом с Глендой. Она была в ужасе. На глазах ее блестели слезы.

— Слишком сильное кровотечение! — воскликнула Гленда. — Я не могу остановить его!

Он передал младенца в чьи-то руки. Его потрясла бледность Мередит: она была не просто бледна, лицо ее приобрело землистый оттенок. Он похолодел от страха.

Он взял ее руку. Рука была холодной и безжизненной.

— Мередит, — прошептал Камерон. — Мередит! — в ужасе крикнул он.

Гленда смахнула со щеки слезу.

— Камерон, прошу тебя, оставь нас. Ты здесь ничем не можешь помочь.

Чья-то рука потянула его за локоть.

— Да, милорд, так надо. Это женская работа, и мы ее лучше выполним, если будем одни.

Дверь захлопнулась за ним. Сколько времени он простоял так, он и сам не знал.

Он не мог избавиться от страха. Его мучили угрызения совести. Господи, ведь он поступил именно так, как предсказывал Иган. Он руководствовался не сердцем. Он потребовал, чтобы она родила ему сына. Он хотел ее — и взял ее, уж он постарался заполучить ее в свои жадные лапы… вернул в кошмар, преследовавший по ночам, несмотря на то что она его не хотела. Она больше никого не хотела! Однако он, как всегда, настоял на своем… И теперь получил своего сына. Возможно, ценой жизни его жены, ценой жизни Мередит!

Он плохо соображал. Повинуясь инстинкту, он куда-то пошел и неожиданно оказался в часовне. Что привело его сюда? Какая-то сила, которая не поддавалась его разуму. Он не приходил сюда, когда погибли его отец и братья. Он тогда кричал и грозил кулаками самому Господу. Но сейчас…

Он опустился на колени и стал молиться. Он не просил ничего для себя, он молился за Мередит, которая была его жизнью, его любовью, без которой ему самому было незачем жить. Маккей и Монро… Кто бы мог подумать?

Начало светать, когда он медленно вернулся в свою комнату. Гленда, сидя в уголке, укачивала ребенка, но он смотрел только на свою жену.

Она лежала так неподвижно, что у него задрожали колени. Лицо ее было белее простыни, натянутой до самого подбородка. Глаза были закрыты и густые темные ресницы особенно отчетливо выделялись на фоне бледной кожи.

Он чуть с ума не сошел. Боже милосердный, неужели .она умерла?

Он опустился на колени рядом с ней и хриплым голосом произнес ее имя.

Сначала он подумал, что ему это кажется. Ее веки затрепетали и поднялись. Холодные пальчики прикоснулись к его небритой щеке.

— У нас родился сын, Камерон, — сказала она. Голос ее был так слаб, что он с трудом расслышал сказанное. Губы ее дрогнули в улыбке. — У нас есть сын…

Испустив радостный вопль, он обнял ее и, спрятав лицо на ее груди, заплакал.

Глава 22

У нее есть сын.

Мередит была очень слаба, но сердце ее переполняла радость. Ее разбудили тихие голоса в комнате.

— …Уверен, что мы сумеем найти кормилицу, — услышала она.

Смысл этих слов с трудом проник в затуманенное сознание. Поняв, о чем идет речь, она судорожно вздохнула и попыталась сесть, но безуспешно. Из глаз брызнули слезы от собственного бессилия.

— Нет! — крикнула она. — Нет!

Две пары глаз испуганно взглянули в ее сторону. Первым заговорил Камерон:

— Мередит, нет никакой необходимости обременять себя…

— Обременять себя? Но я его мать! Камерон и Гленда переглянулись.

— Она сможет кормить его, лежа на боку.

Именно так она и сделала, потому что была еще слишком слаба и не могла сидеть. Следующие несколько дней прошли как в тумане. Она все время спала, просыпаясь только для того, чтобы покормить малыша и поесть.

Только через неделю ей было позволено встать с кровати. Ноги у нее подкашивались, ее качало из стороны в сторону, но она настояла на том, чтобы ей приготовили ванну. С помощью Гленды и Мириам она опустилась в круглую деревянную лохань, которую поставили перед камином. Мириам сменила постель, а Гленда помогла Мередит вымыть голову. Хотя все это отняло у нее последние силы, Мередит радовалась, что возвращается к жизни.

Едва успели снова уложить ее в постель, как послышался требовательный крик из колыбели, стоящей в углу. Мередит подложили под спину подушки, чтобы она смогла сидеть. И Гленда положила ей на руки ее сына. Мередит спустила ночную рубашку с плеча и обнажила грудь. Младенец беспомощно потыкался лицом в грудь, потом, отыскав сосок, жадно набросился на него. Мередит и Гленда рассмеялись.

Мередит охватило глубокое чувство любви. «Малыш просто великолепен», — подумала она, внимательно рассматривая его. Головка была покрыта тонкими черными волосами — несомненно, будет такой же черноволосый, как Камерон. Красивый парнишка — весь в красавца отца, с гордостью решила она.

— Ангелок, — в полном восторге ворковала Мередит, — мой обожаемый маленький ангелочек.

— Боюсь, что мы не сможем назвать его Ангелом, иначе над ним будет потешаться все Северо-Шотландское нагорье, — услышала она голос мужа.

Мередит подняла глаза и увидела стоявшего в дверях Камерона.

Гленда незаметно выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Они остались одни.

— Ты выглядишь гораздо лучше, — тихо сказал он. Мередит зарделась от смущения, потому что ее рубашка сползла с плеча, обнажив грудь. Она порадовалась тому, что успела принять ванну и причесаться и волосы теперь ниспадали огненным покрывалом по ее плечам и чуть курчавились на еще влажных концах.

— Я и чувствую себя лучше, — улыбнулась она, не в силах оторвать от него взгляд.

Сколько раз за последнюю неделю она ощущала его присутствие, слышала его глубокий низкий голос! Она помнила прикосновение его загрубевших пальцев к своему лбу, потому что его руки она не могла бы спутать ни с чьими другими. И его теплые губы не раз прикасались к ее губам. Или ей все это снилось?

Она смутно помнила слова, которые он тогда сказал: Ты моя жена, Мередит, и ты для меня дороже всего на свете. И Бог свидетель, я люблю тебя.

Неужели он и впрямь сказал так? Или это ее затуманенное болью сознание сыграло с ней злую шутку?

Если бы знать. Если бы она осмелилась спросить. Если бы она осмелилась надеяться…

Он перевел взгляд на их сына, который продолжал с жадностью сосать грудь, и положил руку на нежный пушок, покрывающий головку малыша. На мгновение его рука оказалась в опасной близости от ее обнаженной груди. Этот жест был так трогателен в своей простоте, что сердце Мередит снова облилось кровью, однако она не позволила себе расплакаться.

Он провел кончиками пальцев по щечке малыша. Ротик перестал работать. Крошечные брови озадаченно сошлись на переносице. Они рассмеялись, а малыш возобновил свою работу.

— Не пора ли выбрать ему имя, а? Надо выбрать такое, которое нам обоим придется по душе.

— Да, — согласилась она.

— Я тут подумал… — нерешительно начал Камерон, — Что если нам назвать его Броуди Александр? Мне всегда нравилось имя Броуди. — А Александром звали одного из моих предков.

— Броуди Александр, — повторила Мередит, прислушиваясь к звучанию имени. — Знаешь, мне очень нравится. Взгляни на него. Тебе не кажется, что ему очень подходит имя Броуди Александр?

— Верно.

Его взгляд задержался на ее радостно улыбающихся губах, и Камерон чуть не застонал. Господи, какая же она милая! Щеки у нее вспыхнули и стали розовыми, а глаза были голубые, как безоблачное небо. Его взгляд жадно скользнул ниже, к соблазнительной округлости обнаженного плеча. Ему хотелось прикоснуться к ее теплой, нежной коже. Грудь ее была кремово-белой, а сосок влажно поблескивал, потому что она переложила малыша к другой груди. Он чувствовал, что Мередит смущается, вынужденная кормить ребенка грудью у него на глазах, однако она даже не попыталась отодвинуться от него или прикрыть грудь от его пристального взгляда.

А Мередит действительно очень нервничала под его взглядом. И вдруг она выпалила:

— Если ты намерен прогнать меня, Камерон, то предупреждаю, что ребенка я тебе не отдам. — И она крепко прижала к себе сына.

Он высоко поднял брови и улыбнулся. «Она совсем не похожа на дрожащую девчонку с округлившимися от страха глазами, которую год назад я увез из монастыря, — изумленно подумал он. — Но ведь даже тогда, как бы она ни была испугана, она не желала повиноваться… Она и сама, наверное, не подозревает, какая она храбрая, как сильна духом».

— Я не собираюсь тебе прогонять. Ты его мать, и ты нужна ему. Но его я тоже не отдам. — Он помедлил. Поэтому нам надо постараться сделать так, чтобы наш брак оказался удачным.

— Как это сделать? Нас слишком многое разделяет. Моя принадлежность к клану Монро и твое недоверие.

На его лице промелькнуло странное выражение, но он ничего не ответил.

Она тяжело вздохнула, потом дрожащими пальцами взяла серебряное распятие, висевшее на шее, и поднесла к нему. На ее глазах блестели слезы.

— Клянусь на этом распятии, что я не пыталась тебя отравить. Я не хотела — я не хочу — твоей смерти. Я не могу доказать свою невиновность. Я могу лишь надеяться, что ты мне поверишь.

Их взгляды встретились. В ее глазах была мольба. О чем думал он, по его взгляду было невозможно сказать. Напряженное молчание затянулось. И вот когда ей показалось, что больше она не выдержит, он поднял руку и смахнул с ее щеки слезинку.

— Если я скажу, что верю тебе, ты перестанешь плакать?

Она боялась поверить тому, что слышит.

— Перестану, — сказала она прерывистым шепотом.

Она была почти уверена, что заметила в его взгляде нежность. Он наклонился к ней, и его горячее дыхание смешалось с ее дыханием.

— В таком случае утри слезы, милая, потому что нам сейчас надо радоваться, а не плакать.

Он ее успокаивает? Ей захотелось немедленно обнять его, прижаться к его груди, но с Броуди на руках она не могла этого сделать.

Его взгляд остановился на ее губах. На мгновение ей показалось, что он сейчас ее поцелует, — ей так хотелось этого! Но, увы, он этого не сделал. Да и мгновение это ушло потому что Броуди потерял сосок и испустил недовольный крик. Они рассмеялись.

Несколько дней спустя, когда Мередит наконец смогла вставать с постели, Камерон решил представить своего сынa соплеменникам. Все жители Данторпа собрались в главном зале. Народу набралось столько, что яблоку негде было упасть. Дубовые двери зала были распахнуты настежь, и те, кому не хватило места, стояли на ступенях, ведущих во внутренний двор. Мужчины держали на плечах детишек, потому что всем хотелось увидеть вождя с новорожденным сыном на руках.

Камерон стоял на возвышении. Разговоры стихли. Он сделал шаг вперед. Подняв младенца над головой, он возвестил:

— Позвольте представить вам моего сына, Броуди Александра из клана Маккеев.

В этот торжественный момент Броуди заерзал и издал требовательный крик, удивительно громкий для такого крошечного существа.

Присутствующие расхохотались, но Камерон еще не закончил. Он жестом попросил тишины и повернул голову к Мередит, которая с улыбкой наблюдала за происходящим.

Его теплые, сильные пальцы сомкнулись на ее руке. На мгновение их взгляды встретились.

— А также поблагодарить мою жену, — продолжил он, высоко подняв их соединенные руки, — которая родила его мне.

Оглушительные радостные крики наполнили зал. На глаза Мередит навернулись слезы. Она не могла не вспомнить тот день, когда впервые въехала в ворота Данторпа, — пленница человека, который теперь стал ее мужем. Тогда она и мечтать не могла о том, что его люди будут та« радостно приветствовать ее.

Но это были теперь не только его люди. Это были и ее люди…

Она не могла не вспомнить о своем отце. Уже давно о Рыжем Ангусе ничего не было слышно. Оправился ли он от перенесенного горя? Она надеялась, что оправился. Хотя ей очень хотелось как-нибудь известить его о том, что с ней все в порядке и что у него есть внук, она понимала, что Камерон никогда не позволит ей сделать это. Но сейчас, когда они стояли рука об руку перед его людьми, она чувствовала, что они очень близки друг другу.

Хорошо бы, если бы так продолжалось и дальше…

Рождению первенца у вождя племени радовался весь Данторп. Подарки и добрые пожелания в изобилии сыпались на их новорожденного сына.

Однако в последующие несколько недель муж и жена редко оставались одни. А когда это случалось, в их отношениях возникала некоторая сдержанность.

Мередит снова начала тревожиться. А что, если Камерон все еще думает, будто это она его отравила? Может быть, он тогда съел что-нибудь недоброкачественное? Ей не хотелось думать, что кто-нибудь в Данторпе желал его смерти. Тем не менее отравился только он. Все это было очень, очень странно. И еще ей было ужасно обидно, что Иган обвиняет в этом ее. Было время, когда этот суровый горец стал относиться к ней лучше, но теперь его взгляд снова стал подозрительным и холодным, как туман на горной вершине. Он был рад взвалить на нее вину, потому что ненавидел всех Монро не меньше, чем его друг. «А вдруг он сам отравил Камерона?» — мелькнула у нее в голове. Однако это было полным абсурдом…

Мередит и Камерон не спали вместе — в одной комнате и в одной постели — с ночи, предшествовавшей его отравлению. Он даже перетащил свои пожитки в другую комнату, расположенную рядом с его спальней. Прошел месяц, потом другой, затем еще один. Мередит это очень огорчало, потому что теперь они относились друг к другу, как брат и сестра. С тех пор как родился Броуди, он даже не поцеловал ее ни разу по-настоящему. Он даже не прикасался к ней! Однажды после ужина она заметила на себе его пристальный взгляд, и у нее участился пульс. Ее охватила волна желания. Но увы! Он даже не улыбнулся ей. По его лицу было невозможно угадать, о чем он думает, как будто между ними опустился непроницаемый занавес. Он казался таким равнодушным и далеким! Он резко отвернулся, и у нее сердце сжалось от невыносимой обиды. Стараясь не разрыдаться, она убежала в свою комнату.

Он сам сказал, что они должны постараться сделать так, чтобы их брак был счастливым. Может быть, он передумал? Неужели настал тот момент, которого она так боялась? Неужели, став матерью, она перестала быть для него желанной? Она следила за своим внешним видом, носила волосы распущенными по плечам, как нравилось ему. Гленда заметила, что она удивительно быстро восстановила фигуру после рождения ребенка. И хотя ее груди налились из-за того, что она кормила Броуди, бедра и талия остались стройными, как прежде. Не осталось только прежней любви.

Что толку в том, что она быстро восстановила свою фигуру, что она после родов расцвела? На самом деле она медленно увядала, а Камерон не спешил возвратиться в ее постель… в их общую постель! Тело ее восстановилось но как быть с сердцем? Он любил их сына, и это искренне радовало ее. Если бы при этом он любил еще и мать своего сына!

Она и не подозревала, что Камерона в это время мучают угрызения совести. В те страшные несколько часов, когда жизнь Мередит висела на волоске, он понял, что любит ее больше всего на свете. Ему было безумно стыдно, что он пытался обвинить ее в попытке убить его. Его слишком долго ослепляла ненависть к клану Монро. Она не способна на такое коварство. Только дурацкое упрямство не позволяло ему признать, что в действительности она была такой любящей и такой преданной женщиной, каких он еще не знал. А теперь в ней появилась спокойная сила и уверенность в себе, и он любил ее даже с: нее.

Он никогда прежде не испытывал таких терзаний. Быть на расстоянии вытянутой руки от нее — и не иметь возможности прикоснуться к ней! Гленда намекнула ему, что он уже может вновь воспользоваться своими супружескими правами. Ах, если бы он мог! — мрачно думал он. У него кружилась голова при одном взгляде на свою прелестную супругу. Он мечтал оказаться с ней в одной постели. Материнство придало ее красоте особое очарование. Ее волосы огненным облаком укутывали плечи. Кожа светилась изнутри, словно жемчуг. Ему так хотелось намотать на палец шелковистую прядь ее волос и прижаться к ее губам.

Вот и теперь, зайдя в комнату за ключами от кладовой и увидев Мередит, он застыл на месте. Она сидела перед камином с Броуди на руках и, взглянув на него, опустила глаза. Перед ее платья был расстегнут, а малыш, которого она кормила, заснул у нее на руках, выпустив из сосок. Грудь была полная, округлая и чрезвычайно соблазнительная. Он почувствовал неистовое желание, больше всего на свете ему хотелось сейчас раздеть ее и прильнуть к сочному плоду, которым наслаждался малыш. Не сказав ни слова, он повернулся и вышел из комнаты, только так он мог преодолеть желание уложить сына в колыбель, подхватить ее на руки, отнести в постель и заниматься с ней любовью до полного изнеможения. Но он не мог себе этого позволить по одной причине.

Однажды из-за него она чуть не лишилась жизни. При воспоминании об этом он всякий раз бледнел. Он не мог забыть, какой хрупкой и слабой она была, как с каждым вздохом теряла силы. Слава Богу, ее здоровье быстро восстановилось! Однако его бросало в дрожь при одной мысли о том, как дорого может обойтись ей рождение еще одного ребенка. Лучше уж ему обуздать свое желание и не оставаться с ней наедине.

К тому же вернуться в ее спальню — в их спальню — ему не позволяла гордость. Он не вернется, пока она его сама не попросит. А поскольку она его не просит, он решил больше не навязывать ей свою волю.

Если она его хочет, пусть сама скажет ему об этом.

На Северо-Шотландское нагорье пришло лето — теплое, насыщенное пряными ароматами. Туман рассеялся, и зеленые склоны холмов освещало солнце. Лужайки покрылись ковром ярких цветов. И подобно хлебам в поле, рос на радость всем их ребенок. Щечки у него округлились, пухленькие ножки энергично брыкались. Глазки с любопытством осматривали все, что его окружало. Неопределенный цвет его глаз посветлел и стал ярко-голубым, как летнее небо… таким же, как у его матери.

Однажды, проходя через главный зал, Мередит услышала воркующий смех, очень похожий на смех Броуди Она с любопытством заглянула в небольшую комнатку примыкающую к залу.

Камерон сидел на стуле с высокой спинкой. На коленях у него лежал Броуди. Большой смуглый палец выписывал круги на его животике, и Броуди смеялся от удовольствия. Вид этого крупного, мускулистого мужчины, с такой нежностью играющего с малышом, тронул ее до глубины души.

Он поднял глаза, встретился с ней взглядом и слегка сконфузился. Она улыбнулась.

Он завернул Броуди в пеленки и взял его на руки. Она заметила на его лице какое-то задумчивое выражение.

— Камерон, что с тобой? О чем ты думаешь? — спросила она, наклонив голову.

Он отвел взгляд и промолчал. Она положила пальчик на его рукав.

— Камерон, скажи мне. Ну пожалуйста!

Он снова посмотрел на нее. Потом его взгляд медленно переместился на личико сына. Смуглый палец погладил щеку малыша.

— Просто я подумал, что было бы хорошо, если бы его мог увидеть мой отец, — очень тихо сказал он.

Мередит судорожно глотнула воздух. Она видела, как он страдает, и всем сердцем сочувствовала ему.

— Мне тоже хотелось бы этого, Камерон. Хотелось бы больше всего на свете! Прошу тебя, не сочти меня бессердечной, но… но хотя один дедушка Броуди умер, другой его дедушка все еще жив…

Камерон оцепенел.

— Кого ты имеешь в виду? Рыжего Ангуса?

— Да, — просто сказала она и повторила уже громче:

— Да! — И вдруг заговорила о том, о чем не решалась говорить, потому что это причинило бы им боль: -

Все эти долгие месяцы я молчала об этом. Ты считаешь что твоих братьев и отца убили мои соплеменники.

Ты видел цвета их пледов и слышал их боевой клич. Я верю тебе, Камерон, но, что бы ты ни говорил, я не могу поверить, что мой отец присутствовал при этом! Он человек чести, справедливый и порядочный. Он никогда не стал бы убивать ради убийства. Он не напал бы на спящих, не украл бы у них оружие, пусть даже это были его враги. Говори что хочешь, но я уверена, что он не делал этого! — Она глубоко вздохнула и взглянула на него умоляющим взглядом. — Ты заставил его поверить, что я умерла, но как быть с Броуди? Сколько еще времени это будет продолжаться? Это неправильно, Камерон! У моего отца есть внук, и ему следует узнать об этом! Это было бы справедливо.

Он упрямо выпятил челюсть. Черт бы ее побрал, думал он. Она единственный раз попросила его о чем-то… но именно этого он не может ей дать!

— Броуди мой сын, Мередит. И он урожденный Маккей!

— Маккей, но в нем течет и кровь Монро! И ты не можешь этого отрицать, хотя тебе это неприятно. Да, он твой сын, но и мой тоже! Скажи, Камерон, неужели ты научишь его ненавидеть Монро? Ненавидеть Рыжего Ангуса, его родного дедушку?

— Ты могла бы так же легко научить его ненавидеть Маккеев, — резко сказал он.

— Когда он живет среди Маккеев? Этого не случится, и ты это знаешь не хуже меня!

— Ну и что ты предлагаешь? Поехать в замок Монро? Должен напомнить тебе, что ты сама сказала, что никогда не вернешься туда.

Она вздрогнула.

— Я не знаю, — с горечью сказала она. — Я не знаю. Он холодно взглянул на нее.

— Что, по-твоему, должен сделать я? Попросить его приехать сюда? Но он не приедет, Мередит. Он подумает, что это западня… ловушка.

И вдруг ее осенило.

— Он приедет, если ты пошлешь ему это, — сказала она, снимая с себя распятие.

Глава 23

Камерон всю ночь глаз не сомкнул, потому что ему приходилось принять решение, против которого восставали его разум и его сердце. Он злился на Мередит за то, что она додумалась предложить пригласить Рыжего Ангуса в Данторп. Немыслимо!

И все же он понимал, что это неизбежно. Когда родился Броуди, Камерон старался не думать ни о вражде, ни о Рыжем Ангусе. Он решил, что будет лучше, если Рыжий Ангус не узнает о том, что его дочь жива и у него родился внук.

Мередит была права. Надо посмотреть правде в глаза. Их ребенок был Маккей — и Монро. Он будет расти и воспитываться в Данторпе и под влиянием его соплеменников, вполне возможно, без труда научится презирать клан Монро.

Сама мысль о такой возможности была ему неприятна, более того — отвратительна! Каковы бы ни были его собственные чувства, но позволить Броуди презирать свою кровную родню он никогда не сможет.

К тому же он не мог причинить такую обиду Мередит — ни за что на свете. Она многое прощала ему. Но простит ли на этот раз, если он ей откажет? Нет уж, увольте, он рисковать не будет.

В конце концов эта проблема решилась сама собой, причем самым неожиданным образом.

Однажды утром, когда все сидели за завтраком, Мойра небрежно обронила:

— Говорят, Рыжий Ангус умирает.

Десять пар испуганных глаз уставились на нее.

— Кто тебе это сказал? — спросил кто-то.

— Бродячий торговец у ворот крепости. Он проходил по землям Монро и слышал.

И часу не прошло, как эта весть разнеслась по всей крепости. Гленда разыскала Камерона и сказала ему об этом. Камерон, не теряя времени, отправился наверх, размышляя о том, что ему предстояло сделать. И эти мысли угнетали его.

Мередит только что положила Броуди в колыбель. Она поздоровалась с мужем несколько холодно, потому что он пока не дал согласия на приезд в замок ее отца.

Но, увидев выражение его лица, она заподозрила неладное. Даже под загаром было видно, как он побледнел.

— Что случилось? — быстро спросила она. — Что-нибудь с Глендой?

Он покачал головой:

— С Глендой все в порядке, Мередит… кажется, твой отец умирает.

Мередит схватилась рукой за горло.

— Не может быть, — произнесла она сдавленным голосом. — Ты говоришь это, чтобы причинить мне боль!

— Поверь, мне это не доставляет удовольствия, Мередит. Но я подумал, что будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня.

Она покачнулась, но он успел поддержать ее. Она оттолкнула его руки.

— Я должна поехать к нему, — заявила она и вдруг засуетилась, забормотала: — Броуди. Надо собрать его вещи. И покормить… Гленда… Я должна предупредить Гленду…

— Мередит!

— Нет, Камерон, ты не можешь меня остановить! — крикнула она. — Он мой отец! Если он умирает, я должна поехать к нему. Должна быть рядом. Если ты не захочешь отвезти меня, я уеду одна.

— Мередит, Мередит. Успокойся! — Сильные руки обняли ее. — Я не собираюсь останавливать тебя. Но ты должна успокоиться…

— Не могу! Столько всего нужно сделать! Упаковать вещи Броуди. Взять еду на дорогу…

— Мы все это сделаем. Я пришлю к тебе Гленду. Покорми Броуди и немного отдохни. Нам предстоит неблизкий путь. — И он быстро вышел из комнаты.

Едва Мередит закончила кормление Броуди, как в комнату вбежала Гленда.

— Камерон сказал, что ты собираешься ехать в свой замок?

Мередит кивнула:

— Да. Мой отец… умирает.

— Я слышала, Мередит, я слышала. — Гленда положила ей на плечо руку. — Несмотря ни на что, я тебе искренне сочувствую.

Мередит с трудом сдержала слезы. Гленда обняла ее, стискивая и ободряя. Мередит отстранилась от нее.

— Со мной все в порядке. А теперь не поможешь ли мне собраться?

— Конечно. Я для этого и пришла. А по пути сюда я забежала на кухню и попросила приготовить хлеб, сыр и мясо.

Вдвоем они быстро собрали все необходимое. Мередит направилась было к колыбельке Броуди, но, заметив блеснувшие на глазах Гленды слезы, остановилась.

— Что случилось?

— Ничего, — сказала Гленда, смахивая слезы и пытаясь улыбнуться.

— А почему же ты плачешь?

— Просто мне будет очень не хватать тебя, Мередит. Но ведь ты вернешься, правда? Ты мой самый близкий друг, Мередит. А вдруг я вижу тебя в последний раз?

— Не бойся, Гленда. Теперь мой дом здесь, и я вернусь. — Она взяла Гленду за руку. — Мне тоже будет тебя не хватать, потому что ты стала мне как сестра.

— Ах, Мередит, я чувствую то же самое! — Женщины обнялись. Неожиданно лицо Гленды помрачнело.

— Мередит, — тихо сказала она, — возможно, я вмешиваюсь не в свое дело, но, хотя ты мне ничего не рассказываешь, я вижу, что ваши отношения с Камероном складываются не так гладко, как хотелось бы. Однако сердце говорит мне, что он тебя любит. И ты должна верить, что все будет хорошо, как верю в это я.

Ах, если бы это было так., . У Мередит защемило сердце. Трудно было смириться с тем, что ей, возможно, суждено всю жизнь любить человека, который никогда не ответит ей взаимностью.

Камерон приказал седлать коней и готовиться в дорогу. Встретив Игана, он сказал ему о том, что уезжает и, возможно, надолго.

— Ты едешь в замок Монро? — с явным неодобрением воскликнул его друг. — Тысяча чертей! Эта женщина сведет тебя в могилу!

Камерон нахмурился.

— Думай, что говоришь, приятель! — гневно произнес он. — Она моя жена, и неуважительного отношения к я ней я не допущу!

Иган тяжело вздохнул.

— Я понял, Камерон. Но мне не нравится, что ты едешь один. — Он вдруг встрепенулся, осененный какой-то идеей. — Позволь мне взять с собой несколько наших людей…

— Нет. Если будет много народу, это вызовет подозрения, и неизвестно, чем все кончится. Лучше не привлекать к себе внимания, — решительно заявил Камерон.

Однако Иган не сдавался.

— Что ж, ты прав, но я не позволю тебе ехать одному. Это слишком рискованно.

В конце концов Камерон согласился с тем, что в предложении Игана есть здравый смысл. Если с ним что-нибудь случится, Иган позаботится о Мередит и Броуди. На Игана можно было положиться.

В полдень они выехали из замка.

Хотя Мередит не жаловалась, Камерон видел, как сильно она устает к концу дня. Она не привыкла ездить верхом. Броуди же, хотя и был совсем крошкой, порадовал своих родителей тем, что превосходно переносил дорогу. Камерон устроил нечто вроде гамака, чтобы подвешивать малыша у себя за спиной, и Броуди, судя по тому, это очень нравилось. Он весело таращил глазенки, разглядывая окружающий мир, и подавал голос, только когда испытывал голод. Если бы они не торопились попасть в замок Монро, Камерон усадил бы Мередит с малышом в повозку, запряженную пони. Но страх за жизнь отца гнал Мередит вперед, и она то и дело пришпоривала лошадь.

Они перевалили через небольшой холм и поехали по пороге, которая вилась вдоль опушки густого леса. У Камерона появилось странное ощущение. Он оглянулся на Игана и сразу же понял по выражению холодных голубых глаз друга, что его подозрения оправдались: за ними кто-то следит, и Иган тоже об этом знает.

Их взгляды встретились, и они без слов поняли друг друга. Иган едва заметно кивнул. Камерон, подняв руку, приказал кавалькаде остановиться. Мередит благодарно улыбнулась ему. Броуди проголодался и начал ерзать и попискивать за спиной отца. Камерон снял с коня жену и отдал ей сына. Низко наклонившись к ней, он прошептал:

— Ни о чем не спрашивай, дорогая, а спрячься вон за тем валуном и не двигайся, пока я за тобой не приду.

Ее охватило предчувствие беды, и она без возражений подчинилась его приказу. Едва она успела спрятаться, как раздались топот ног и послышались хриплые крики.

На Камерона и Игана набросились трое верзил в черной кожаной одежде. У одного в руках был боевой топорик, двое других были вооружены кинжалами.

Но где им троим тягаться с двумя мужчинами из клана Маккеев! Бой закончился, едва успев начаться. Камерон извлек из укрытия дрожащую Мередит. Заметив три распростертых на земле тела, она вскрикнула от ужаса:

— Камерон! Что это за люди? Почему они на нас напали?

— Судя по их виду, это просто грабители, — спокойно сказал он. — Они нападают на всех путников, надеясь чем-нибудь поживиться.

Поначалу, узнав, что Иган будет их сопровождать, она была недовольна этим, а теперь искренне порадовалась его присутствию.

Они устроили привал, и она провалилась в сон. Но Камерону было не до сна. Он беспокойно шагал взад-вперед возле костра.

Сидевший возле костра Иган некоторое время поглядывал на него, потом вдруг сказал:

— Эти люди, которые сегодня напали на нас… на них не было пледов.

— Я знаю, — ответил Камерон.

— Это была ловушка, — заявил Иган. — Они знали, что мы едем, и устроили засаду.

Камерон не ответил.

— Почему у меня такое ощущение, что кому-то не хочется, чтобы мы добрались до замка Монро? — Иган высказал вслух тайные мысли Камерона.

Камерон наконец остановился и посмотрел на друга.

— Потому что кому-то этого действительно не хочется, — мрачно произнес он. — А это означает, что отныне нам придется проявлять особую осторожность.

На следующий день, к вечеру, вдали показался замок Монро. Разместившийся высоко на отвесном склоне холма, он поблескивал в лучах заходящего солнца на фоне ярко-голубого неба. Замок, хотя и был меньше Данторпа, выглядел весьма величественно.

Подъезжая к замку, Камерон вдруг почувствовал, как им овладевает страх. Он впервые понял, что должна была испытывать Мередит, въезжая в ворота Данторпа. Однако его жена тогда вела себя отважно и высоко держала голову…

Что ж, он тоже не ударит в грязь лицом.

Камерон велел Игану осмотреть окрестности замка, чтобы убедиться, что с этой стороны им ничто не угрожает. Игану это не понравилось, но он подчинился приказу вождя. Позднее, если все будет в порядке, Камерон обещал позаботиться о том, чтобы Игана пропустили в замок.

Когда они приблизились к стенам замка, из сторожевой будки появился караульный. И не успел Камерон назвать свое имя, как Мередит откинула капюшон, скрывавший ее лицо.

В других обстоятельствах Камерон не удержался бы от смеха, глядя на изумленную физиономию караульного, который бухнулся на колени и осенил себя крестом.

— Боже милосердный, неужели я вижу привидение? Я, наверное, сошел с ума! Этого не может быть, ведь вы умерли!

Мередит рассмеялась.

— Успокойся, Рональд, ты не сошел с ума. Это я, Мередит, и я такая же живая, как ты. Но скажи мне поскорее, как там мой отец? Он еще жив?

Рональд озадаченно вытаращил глаза.

— Да, — медленно произнес он, — он жив.

— Спасибо за добрую весть, Рональд, — обрадовалась Мередит.

Они въехали в ворота, и, оказавшись на крепостном дворе, Камерон легко спрыгнул с коня и помог Мередит сойти на землю. Броуди крепко спал у нее на руках.

Вокруг них начала собираться толпа. Люди останавливались, удивленно перешептывались.

— Это она! Дочь Ангуса!

Камерона тоже узнали.

— А он кто такой?

— Разве не понятно?

— Взгляните на цвета его пледа! — крикнул кто-то. — Он из клана Маккеев!

От сильного удара в спину Камерон упал на землю. Мередит охнула от неожиданности и круто повернулась к рослому здоровяку, ударившему ее мужа.

— Не смей его трогать! — возмущенно крикнула она. — Он со мной! — Она помогла Камерону подняться. Он ничего не сказал, но губы его были напряженно сжаты, а выражение лица было таким же враждебным, как и у людей, стоявших вокруг них.

— Что здесь происходит? — раздался чей-то голос. — Посторонитесь, дайте мне пройти.

Мередит повернулась… и оказалась лицом к лицу со своим отцом.

Ангус побелел как мел. Он пошатнулся, страдание исказило его черты.

— Я не верю своим глазам!

— Это я, папа! Твои глаза не обманывают тебя!

— Силы небесные! Неужели ты жива, сокровище мое? Жива, цела и невредима! — Он протянул к ней руки. Мередит положила голову ему на грудь.

Успокоившись, он взглянул ей в лицо:

— И все же я не понимаю. Сестры из Коннириджа сказали мне, что ты умерла… что ты покончила с собой! Это было год назад, Мередит. Где ты была все это время? Почему не подала весточку?

— Я не позволил ей сделать это. — Камерон шагнул вперед. — Это я заставил вас поверить, что она умерла. Мои люди нашли тело женщины возле дороги, ведущей к монастырю. Женщина была немного похожа на Мередит. После того как я выкрал вашу дочь из монастыря, мои люди надели на мертвую женщину одежду Мередит и сбросили ее тело с утеса.

— А как же записка, которую она оставила?

— Записка была написана по моему указанию — ответил Камерон и, помедлив, добавил: — Все это время ваша дочь жила со мной… в Данторпе.

— В Данторпе… — словно эхо повторил Ангус. Его косматые брови сошлись на переносице. — Но ведь это форпост клана Маккеев!

Камерон гордо вздернул подбородок.

— Да, именно так!

Ангус, кажется, впервые обратил внимание на человека, стоявшего рядом с дочерью.

— Кто, черт возьми, ты такой?

— Я Камерон из клана Маккеев, — гордо ответил он.

— Маккей! — прошипел Ангус. — Как ты посмел появиться в моем доме… да еще рядом с моей дочерью? Хватайте этого человека! — приказал он. — Хватайте и посадите…

— Папа, не делай этого. Потому что, куда бы он ни отправился, я пойду за ним следом! — Мередит встала рядом с Камероном.

Лицо Ангуса потемнело, словно грозовая туча.

— Мередит, ты, видно, потеряла разум! Почему ты защищаешь Маккея?

— Потому что он мой муж, папа. Он мой муж, и я его люблю, — заявила она. — И у нас есть сын. — Откинув угол одеяльца, она показала ему спящего младенца. — Это Броуди, папа. Наш сын, — сказала она и тихо добавила: — И твой внук.

Как будто почувствовав, что речь идет о нем, Броуди зашевелился. Он зевнул и сонно потянулся, махнув кулачком. Ресницы его затрепетали, и он открыл глаза. Голубые, как небо, глаза ребенка встретились с такими же небесно-голубыми глазами его деда. Ангус снова заплакал.

Камерон еще никогда не гордился своей женой так, как в тот момент, когда она гордо и решительно назвала его своим мужем перед отцом и своими соплеменниками.

Она была такой храброй, такой отважной! Ради него она не побоялась навлечь на себя гнев отца.

Она любит его! Видит Бог, она его любит!

От этой мысли у него голова шла кругом. Они проследовали в главный зал. Здесь Ангус впервые взял на руки своего внука. Странное чувство охватило Камерона, когда он увидел Рыжего Ангуса с его сыном на руках, — тот держал малыша так бережно, словно это было самое драгоценное сокровище в мире. Ангус распорядился, чтобы готовили ужин. И Камерон решил, что пора позвать Игана. За Иганом вместе с ним поехал сам Ангус. Когда они вернулись, столы были накрыты, и люди рассаживались по своим местам. Кто-то принес колыбельку, и Броуди мирно спал в ней, приоткрыв ротик.

В этот момент в зал вошел Роберт, брат Ангуса. Он был выше брата и не такой дородный, как Ангус, а волосы у него были темнее, чем у Мередит и ее отца. Глаза были тоже другого цвета — темно-карие.

Он прямиком направился к Мередит. Мередит встала, и он обнял ее.

— Мередит! Боже мой, девочка, я с трудом поверил своим ушам, когда услышал эту новость. Подумать только: ты воскресла из мертвых!

Мередит усмехнулась.

— Не совсем так, дядюшка.

Цепкий взгляд Роберта остановился на Камероне, ко-орый тоже поднялся из-за стола.

— А это кто такой? Это твой муж, если я не ошибаюсь?

Камерон слегка поклонился.

— Да, сэр. Меня зовут Камерон.

— Ну что ж, я, кажется, успел к праздничному ужину. Маккей и Монро сидят рядом за одним столом. Такой случай нельзя упустить!

Его веселость была наигранной. Мередит это почувствовала, но решила не обращать внимания. Она перевела взгляд на отца. Прошло почти три года с тех пор, как они виделись в последний раз, в его огненно-рыжих волосах прибавилось седины, и он сильно похудел. Однако она ожидала застать его умирающим, а он жив и здоров. Она спросила его об этом.

— Что? Откуда ты это взяла? — спросил озадаченный Ангус.

— До нас дошли слухи о том, что ты умираешь, папа. Ты был болен?

— Нет. Правда, узнав о твоей смерти, я много дней не выходил из дома, но болеть не болел и уж тем более не был при смерти. И было это много месяцев назад.

Ангус заметил, как переглянулись Иган и Камерон.

— Не думаешь ли ты, что тебя специально выманили из дома, приятель? — спросил он у Камерона.

— Не хотелось бы так думать, — холодно ответил он. — Но, увидев вас в добром здравии, поневоле начинаешь сомневаться.

— Что ж, мой мальчик, ты прав. А теперь приступим к трапезе. Вам нужно хорошенько подкрепиться после столь долгого путешествия. Сколько дней вам потребовалось, чтобы добраться сюда из Данторпа?

— Почти пять дней, сэр, — ответил Камерон.

Он не мог преодолеть недоверия. На крепостном дворе Ангус был в страшном гневе, а сейчас от гнева не осталось и следа. Впрочем, старик не проявлял к нему ц особого дружелюбия. Он как будто присматривался к нему и оценивал своего новоиспеченного зятя.

Камерон понял, что он и Рыжий Ангус относятся друг к другу одинаково — с недоверием и скрытой враждебностью. Между тем Мередит уверена, что ее отец не убийца. Ну что ж, поживем — увидим. Любопытно, как Рыжий Ангус объяснит убийство его отца и братьев.

Удобный случай спросить об этом не заставил себя долго ждать. Когда ужин закончился и со столов убрали блюда и подносы, Ангус обратился к Камерону:

— А теперь я хотел бы услышать, что именно заставило тебя похитить мою дочь из монастыря Конниридж.

— Вероломное убийство, сэр, — спокойно ответил Камерон. — Убийство моего отца и всех моих братьев.

Ангус был поражен.

— Что? И ты обвиняешь в этом меня? Ты думаешь, что из-за вражды между нашими кланами…

— Не из-за этого, — хмуро произнес Камерон.

— Из-за чего же в таком случае? Не отрицаю, я слышал о том, что вождь клана Маккеев и его сыновья были убиты разбойниками…

— Нет. Не разбойниками, а людьми в пледах цветов клана Монро! Людьми, которые напали с боевым кличем Монро, причем командовал ими человек с рыжими волосами.

Камерон подробно описал все детали этого побоища.

— Ты обвиняешь в этом меня? — повторил Ангус свой вопрос и вскочил на ноги.

— Вы отдавали приказ перебить членов моей семьи? — ответил Камерон вопросом на вопрос, тоже вставая из-за стола.

— Нет, я не делал этого! — возмутился Ангус. — Я не действую обманом и хитростью. Спроси у любого, кто меня знает!

— А что, если я скажу, что видел вас собственными глазами?

Взгляд серых глаз схлестнулся со взглядом голубых в горячем поединке характеров. Напряженная атмосфера в зале достигла наивысшей точки. Даже Броуди проснулся и заплакал. Мередит взяла его на руки и стала укачивать, напевая какую-то песенку. Боль теснила ей грудь. Она не могла бы сказать, что ужасает ее больше — незнакомое грозное выражение на лице отца или ледяная маска ненависти на лице ее мужа.

Ангус первым нарушил тяжелое молчание и сел за стол.

— Не знаю, кого ты видел, но это был не я, — спокойно сказал он. — Вполне возможно, что это подлое преступление совершил кто-то из моих соплеменников, но, клянусь, до сегодняшнего вечера я об этом ничего не знал.

— Значит, вы заявляете, что не знали об убийстве моего отца и моих братьев?

— Ну конечно же! Эта проклятая вражда между нашими кланами длится много лет, но о такой кровавой бойне, какую описал ты, я не слышал с детства и надеюсь никогда больше не услышать. Но сначала я должен узнать… — Он взглянул на Мередит. — Значит, он задумал отомстить через тебя, малышка? Может быть, он причинил тебе зло? Или плохо обращался с тобой?

Она услышала в голосе отца тревогу и почувствовала, как напрягся сидевший рядом Камерон. Она нащупала его руку и пожала ее.

— Нет, папа. Он ни разу не обидел меня. Никогда, Потому что, видишь ли, мой муж похож на тебя, — улыбнулась она. Ее не смутило, что сейчас она призналась перед всеми в своей любви.

Ангус кивнул с явным облегчением.

— В таком случае я хочу, чтобы ты знал, Камерон, я сделаю все, что в моей власти, чтобы найти и наказать тех, кто учинил эту кровавую бойню.

Камерон задумался. Впервые в его душу закралось сомнение. А вдруг все это время он ошибался? Что, если он несправедливо обвинил Рыжего Ангуса? Ведь Мередит говорила ему, что Рыжий Ангус — человек чести, и он теперь начинал верить этому.

— Подождите, — обратился он к Ангусу. — Нам еще нужно поговорить о многолетней вражде между нашими кланами.

— А что о ней говорить, парень?

У Камерона защемило сердце. Он назвал его парнем. Но не для того, чтобы унизить. Он произнес это слово так же естественно, как некогда это делал его отец.

Пальцы Мередит крепче сжали его руку. Камерон судорожно вздохнул. Ее ручка казалась такой крошечной в его ладони, но такой надежной и верной. У него сразу поднялось настроение.

Его взгляд скользнул по ее лицу. Она, склонив набок голову, улыбалась, нежно глядя на него небесно-голубыми глазами. Такими же голубыми, как у Ангуса. И как у его сына…

В это мгновение он понял, что именно должен сделать. Это было непросто. Пожалуй, труднее, чем все, что он до сих пор делал в жизни. Однако он произнес слова, которые даже не предполагал когда-нибудь сказать:

— Она должна закончиться. Вражде между нашими кланами надо положить конец!

Глава 24

С давней смертельной враждой между кланами было покончено, причем по инициативе Камерона. «В это трудно поверить», — думала Мередит. Она поднялась в спальню, положила Броуди в колыбельку и в задумчивости остановилась у камина.

Ее отец — храни его Господь! — согласился с тем, что давно пора прекратить междоусобицу.

Это будет не просто сделать. Оба — ее отец и муж — понимали, что взаимную ненависть будет не так-то легко искоренить, потому что слишком долго продолжалась эта вражда. И все же сходились в одном: невзирая на любые провокации, враждебные действия не должны возобновиться.

Они засиделись за столом, обсуждая этот вопрос, — Иган, Камерон, Ангус и Роберт. Наконец все поднялись из-за стола, и Ангус попросил позвать его дочь.

— Я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз, дочь моя.

Она взглянула на Камерона и заметила на его лице несвойственную ему неуверенность. Улыбнувшись ему ободряющей улыбкой, она передала ему в руки сына.

— Я не задержусь надолго, — шепнула она. И, обратившись к своему дядюшке, попросила: — Не покажешь ли ты моему мужу нашу комнату?

— С удовольствием, — вкрадчиво произнес Роберт. Камерон молча направился следом за ним. Мередит осталась наедине с отцом.

Ангус раскрыл объятия, и Мередит бросилась ему на грудь. Ангус потерся щекой о ее волосы.

— Мередит! Дитя мое, ты представить себе не можешь, как мне было тяжело без тебя все эти годы. Как и после смерти твоей матери, мне казалось, что я навсегда потерял часть своей души. Но вот ты снова здесь, передо мной… — произнес он дрожащим голосом. Мередит рыдала у него на груди.

— Я знаю, папа, я знаю. Я пыталась убежать, но Камерон отыскал меня… А потом, сама не знаю как, я полюбила его. Поверь, сердце мое разрывалось между ним и тобой!

Взгляд Ангуса посуровел.

— Я слышал то, что ты сказала в его присутствии, Мередит. Но я должен услышать это еще раз. Он причинил тебе зло? Обидел тебя чем-нибудь?

Мередит покачала головой:

— Нет, папа! Нет! Он даже защищал меня перед людьми из своего клана. Сначала, правда, я его боялась, потому что он был твердо намерен отомстить. Потом я разглядела в нем человека. Его мстительность была вызвана утратой отца и братьев. Он во многом напоминает мне тебя, папа. Он безоговорочно предан своему клану и всегда готов защитить тех, кто ему дорог… И я его очень люблю, папа!

— Это я и сам вижу. — Ангус улыбнулся. — Ты веришь своему сердцу, а я должен поверить тебе.

Они еще немного поговорили, а потом, пожелав ему спокойной ночи, она поцеловала его и поднялась по лестнице в свою комнату.

Камерон сидел в кресле перед камином. В колыбельке мирно посапывал Броуди.

Он взглянул на Мередит.

— Все в порядке? — спросил он, испытующе заглядывая ей в глаза.

— Да. — Она робко встретилась с ним взглядом. — Камерон, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал сегодня там, в зале. Ты положил конец этой бесконечной вражде, и я знаю, что это было для тебя не просто. Он покачал головой.

— Не надо меня благодарить. Я сделал то, что считаю правильным. Я не смог бы жить в ладу с самим собой, если бы моему сыну — нашему сыну! — пришлось расти, презирая своего родного деда и всех его соплеменников. Странно, — задумчиво произнес он, — но у меня такое чувство, словно с моей души сняли тяжелый груз.

«У меня тоже», — подумала Мередит. В это мгновение подал голосок Броуди. Мередит ощутила покалывание в груди — грудь наполнилась молоком. Внизу, в зале, она успокоила малыша, но не покормила, и теперь он громко требовал материнскую грудь. Камерон нежно взял младенца из колыбельки и положил его на ее согнутую в локте руку.

— Он хочет есть.

Мередит уселась в кресло возле камина. К вечеру похолодало, и Камерон подбросил в огонь еще одно полено. Пока ничто не говорило о том, что Камерон намеревается уйти, чтобы спать где-нибудь в другом месте, как он это делал в последнее время. Заложив руки за спину, он молча смотрел на нее, и она с особой остротой вдруг почувствовала, как истосковалась по нему.

Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться в его объятиях и услышать, приложив ухо к его груди, ритмичные удары его сердца.

Все это время она старалась не вспоминать о кошмаре, который пережила в этой комнате несколько лет назад. Ее бросало в дрожь при мысли о том, что ей придется провести ночь в той самой комнате, откуда ее однажды грубо выволокли. Она то и дело испуганно поглядывала на дверь.

Броуди заснул. Мередит уложила его в колыбельку и тяжело вздохнула. Стараясь не выдать своих чувств, она спросила:

— Не хочешь ли, чтобы для тебя приготовили другую комнату?

— Незачем. Этой ночью я буду спать здесь. — Он заглянул ей в глаза. — Разве ты не помнишь, что сказала своему отцу? Что куда пойду я, туда пойдешь и ты?

Она стиснула руки, чтобы унять дрожь.

— Помню.

— Так вот, я говорю то же самое. Я не буду спать в другом месте, даже если бы мне этого хотелось.

— Если бы хотелось? — с горечью повторила она. — Ты и так уже давно не спишь со мной.

Он молчал, пристально глядя ей в глаза.

— Ты не о том подумала, — сказал он наконец. Она чуть не расплакалась. Если он и останется, то исключительно для того, чтобы Ангус не заподозрил, что в их семейной жизни не все благополучно.

Она отвернулась, не в силах больше выносить его пристальный взгляд.

— Зачем все усложнять? Тебе не обязательно оставаться со мной. Я понимаю… я знаю, что противна тебе.

Камерон удивился.

— Противна? Что ты такое говоришь, Мередит! Это не так, поверь мне!

— Не возражай. С тех пор как родился Броуди, ты меня избегаешь. Как только мы остаемся одни, ты сразу находишь какой-нибудь предлог, чтобы уйти. Ты не спишь со мной. Я не дурочка, Камерон, и понимаю, когда меня не хотят!

Он помолчал.

— Это правда, — сказал он наконец. — Я находил предлоги, чтобы не оставаться наедине с тобой. Не знаю, как объяснить тебе, Мередит, но мне страшно оттого, что я так сильно хочу тебя.

— Что страшного в том, что ты хочешь свою жену? Может быть, все дело в том, что я дочь своего отца? А я-то, глупая, поверила, что ты искренне желаешь положить конец вражде между кланами!

— Но так оно и есть! Выслушай меня, милая. Когда родился Броуди, я испытал такой ужас, какого не испытывал никогда в жизни. Я до сих пор не могу забыть того, что ты чуть не умерла во время родов!

Мередит открыла рот от неожиданности.

— Ты? Боялся? — удивленно воскликнула она. Ее поразило, что этот сильный, мужественный человек может чего-то бояться.

— Еще как! — сказал он. Он ласково провел пальцем по ее полной нижней губе. — Меня терзала мысль, что я мог потерять тебя. Ты для меня дороже всего на свете. Когда я вижу тебя, мне хочется немедленно обнять тебя, потому что меня переполняет желание. Только ты одна способна зажечь огонь в моем сердце, кроме тебя, мне никто не нужен. Однако я не осмеливаюсь прикоснуться к тебе, потому что боюсь, что снова зароню в тебя свое семя и тебе опять придется пройти через те же страдания, которые ты испытала, когда появился на свет Броуди. Ведь если я потеряю тебя, я потеряю свое сердце.

Услышав это пламенное признание, она чуть не упала в обморок. Ей и в голову не приходило, что причина его отчужденности может заключаться в этом. Похоже, он сейчас объяснился ей в любви…

— Ты ни в чем не виноват, — сказала она, покачав головой. — Я почти не помню боль, и я ведь не умерла. Я хорошо себя чувствую, я здорова… и больше не вынесу, если так будет продолжаться! Ты нужен мне, Камерон. Мне нужна твоя близость! — Не сдержавшись, она всхлипнула. — Я люблю тебя, Камерон. Я очень тебя люблю!

Он застыл на месте, лишившись дара речи. Потом со стоном заключил ее в объятия, не в силах устоять перед тем, что она ему предлагала, потому что больше всего на свете желал того же самого. Он прикоснулся губами к ее дрожащим губам.

Камерон отнес ее на кровать, и Мередит спрятала лицо у него на груди, наслаждаясь теплом его объятий. Он нежно целовал ее в висок. Ей было так хорошо и спокойно. Вдруг она вздрогнула, вспомнив о чем-то.

— Камерон, я, конечно, безумно рада, что папа находится в добром здравии, но не странно ли все это? Ты действительно думаешь, что нас умышленно выманили из Данторпа? И эти люди, которые напали на нас, знали, что мы должны приехать?

Он еще крепче прижал ее к себе.

— Я ошибся, милая, — сказал он, не желая разжигать ее опасения, хотя сам он сомневался в том, что это простое совпадение. — Постарайся заснуть, дорогая, я знаю, ты очень устала.

Ему было достаточно просто держать ее в своих объятиях, и даже страсть отступала на второй план. Вскоре ее тело обмякло, дыхание стало глубоким и ритмичным. Она заснула.

Камерону было не до сна, он все еще не пришел в себя от ее слов. Силы небесные! Подумать только: она любит его, несмотря на все, что он натворил! Он выкрал ее из монастыря, заставил родить ему сына, вынудил выйти за него замуж! С запоздалым раскаянием он подумал, что следовало давно сказать ей, что он любит ее, хотя эти слова не могли выразить то огромное чувство, которое переполняло его сердце.

Потом его мысли вновь вернулись к вражде между кланами. «Да, — подумал он с огромным облегчением. — Это замечательно, что с враждой покончено». Потребуется некоторое время, чтобы его люди — да и люди Рыжего Ангуса — привыкли к этому, однако в конце концов они все поймут и будут благодарны за то, что отныне могут жить в мире.

Ангус поклялся, что найдет виновных в убийстве его отца и братьев. Черт возьми, но он был так уверен в том, что видел тогда Рыжего Ангуса! Неужели ненависть сыграла с ним злую шутку, и ему все это просто привиделось? Нет, что-то здесь не так…

Он не ошибся. Кто-то со злобным любопытством наблюдал за всем, что происходило в тот вечер. Потому что, по твердому убеждению этого человека, чем меньше Мак-кеев останется на земле, тем чище будет воздух. С этой черной мыслью, засевшей в его мозгу, человек крался теперь вверх по лестнице, приближаясь к комнате, в которой находились Камерон и его жена. Он поклялся, что не пройдет и часа, как Камерон Маккей перестанет омрачать землю своим присутствием.

Дверь осторожно приоткрылась, и из коридора в комнату проникла узкая полоска света. Именно она и разбудила спящих.

Мередит, еще не проснувшись окончательно, прикрыла лицо рукой. Она увидела, как вскочил с постели Камерон, — и сна как не бывало.

Сквозь окно с незакрытыми ставнями в комнату проникал свет полуночной луны, освещавшей сцепившихся в смертельном поединке двух мужчин. Увидев, как один из дерущихся высоко занес руку над головой другого, Мередит резко поднялась и села в постели. Блеснул клинок.

Она громко закричала, но кинжал, описав дугу, опустился вниз. Человек рухнул на пол.

Рука другого вцепилась в нее, словно когтистая лапа, и потащила с постели. Мередит пронзительно завизжала. Человек грубо выругался и зажал ей рот.

— Мери, — шептал ей на ухо хриплый голос. — Моя малышка Мери.

— Дядюшка Роберт! — изумленно вскричала она. — Боже мой, значит, это ты утащил меня тогда из этой комнаты? Значит, это ты… — Она не могла продолжать.

— Ах, Мери, я до сих пор храню сладкие воспоминания о той ночи! Всякий раз, когда я видел тебя, я вспоминал, как приятно ощущать твое обнаженное тело.

Мередит была потрясена до глубины души, столкнувшись лицом к лицу с человеком, надругавшимся над ней, с человеком, который причинил ей боль и так напугал ее, что она была вынуждена бежать из родного дома.

— А ты до сих пор даже не догадывалась об этом, девочка? — насмешливо спросил он. — Я так и не понял, то ли ты не догадалась, то ли просто струсила и побоялась рассказать об этом. Но я-то не трус. Это я убил Рональда Маккея и его сыновей, — хвастливо сообщил он. — А теперь убил и твоего мужа.

Нет! Только не это! Камерон неподвижно лежал на полу. При одной мысли о том, что он умер, ее охватил ужас.

— Значит, человек, которого он видел в тот день, был не отец, а ты?

— Жаль, что я его не прикончил тогда. Я подумал, что он мертв. О том, что он выжил, я узнал много позднее. Я заслал шпиона в Данторп — рослого красивого парня, который нанялся подручным к кузнецу. А он познакомился с одной хорошенькой темноволосой девушкой, которая не могла простить новому вождю, что он женился на другой.

— Мойра, — процедила сквозь зубы Мередит.

— Вот именно, — гнусно усмехнулся Роберт. — И она с радостью подсыпала яд в его вино. А в какой ярости она была, когда узнала, что он остался жив! Уверен, девочка, что следующей ее жертвой стала бы ты. А потом нам обоим пришло в голову, что было бы лучше заманить вас сюда. Должен сказать, она оказалась весьма предприимчивой особой.

Значит, это была Мойра. Она же распространила слух о том, что ее отец умирает. Мередит вдруг охватила такая ярость, какой она никогда еще не испытывала.

— Так это ты подстроил, чтобы на нас напали в лесу? — спросила она, с холодным презрением глядя на него.

— Ну конечно, милая Мери. Уж на сей раз твоему мужу не удалось уйти. Я об этом позаботился. — Он взглянул на распростертое тело Камерона и снова уставился на Мередит похотливым взглядом.

— Мери, о моя маленькая Мери, я не мог устоять перед тобой, когда ты подросла. Ты была так похожа на свою мать! Ведь ты никому не расскажешь, не так ли, Мери? Не сказала тогда и теперь не скажешь? — Он смотрел на нее с нескрываемым вожделением. — Ты меня сильно разочаровала, когда сбежала в Конниридж, Мери. Мне было недостаточно попробовать тебя всего один разок, я рассчитывал на большее. Ну, теперь я наверстаю упущенное.

Он наклонил к ней голову. Не раздумывая, Мередит в гневе сжала кулаки и с размаху изо всех сил ударила его по физиономии.

Удар был знатный. Голова Роберта резко качнулась назад. Из носа хлынула кровь.

— Клянусь, ты за это поплатишься! — прорычал он.

Больше он ничего не успел сказать, потому что неожиданно получил сильный удар под колени. Потеряв равновесие, Роберт тяжело рухнул на пол.

Лезвие кинжала Роберта глубоко вонзилось в плечо Камерона, и он на какое-то время потерял сознание. Придя в себя, он услышал признание Роберта и обезумел от ярости. Дождавшись подходящего момента, он вскочил на ноги, но, к несчастью, его меч лежал в другом конце комнаты, возле кровати.

Роберт тоже поднялся на ноги. Его физиономию искажала дикая злоба. В руке он держал кинжал.

К счастью, войдя в комнату, он второпях оставил дверь открытой. Крики Мередит подняли на ноги весь дом. И теперь Роберт, увидев стоявшего в дверях Ангуса, понял, что тот все слышал.

Роберт шумно втянул в себя воздух. Черт возьми, это не имело значения. Он был полон решимости довести задуманное до конца и не собирался позволить своему слабаку брату остановить его.

Он оскалил зубы и, издав дикий вопль, бросился на Камерона с кинжалом.

Нанести удар ему не удалось, потому что чей-то меч вспорол его плоть, и мгновение спустя Роберт свалился замертво. Кинжал выскользнул из его безжизненных пальцев. Над телом брата с мечом в руке стоял Ангус. Он всю жизнь превыше всего ценил верность своему клану и семье, но теперь, нанося удар, не видел в Роберте своего брата. Он видел человека, обманувшего его доверие, надругавшегося над его обожаемой Мередит, лишившего ее беззаботной радости и заставившего ее дрожать от страха.

К счастью, рана Камерона оказалась не такой серьезной, как опасалась Мередит. Он убеждал ее, что у него бывали раны и похуже, но Мередит не могла успокоиться до тех пор, пока не остановили кровотечение и не перевязали рану чистой льняной тканью. В тот момент, когда Ангус нанес удар Роберту, в комнату вбежал Иган, который тоже услышал крики Мередит.

Тело Роберта вынесли из комнаты. Мередит, закончив перевязывать рану мужа, проводила Ангуса до двери. Остановившись, она посмотрела ему в лицо.

— Спасибо, папа, что спас жизнь моему мужу.

— Не мог же я стоять рядом и наблюдать, как он прирежет и его тоже. — Голубые глаза Ангуса потемнели. Он положил руку на голову дочери, с трудом сдерживая переполнявшие его чувства. — Боже милостивый, Мередит, когда я думаю о том, что натворил брат… — сдавленным голосом произнес он, — что это он прогнал мое бедное дитя из дома…

Мередит покачала головой.

— Прошу тебя, папа, не будем больше говорить об этом. Забудем прошлое и обратимся к будущему.

Вглядевшись в лицо дочери и не заметив на нем даже признаков страха, Ангус повеселел.

— Я люблю тебя, Мередит. Мне так приятно, что ты приехала. Надеюсь, вы еще погостите здесь?

На плечо Мередит опустилась сильная рука. За нее ответил Камерон:

— Да, мы немного погостим у вас, но только если вы пообещаете навестить нас в Данторпе.

— Я приеду туда скорее, чем вы ожидаете. — Взгляд Ангуса скользнул к колыбельке. — Ведь мне захочется увидеть, как растет мой внук. — Он усмехнулся. — Просто не верится, что мальчик не проснулся от всех этих криков!

Он поцеловал Мередит в щеку и удалился, подумав, что, если судить по нежным взглядам, которые бросал на Мередит его зять, Броуди недолго будет единственным ребенком в семье.

Как только из комнаты вышел Ангус, вперед выступил Иган. То, что он сделал потом, для Мередит было полной неожиданностью.

Вытащив из ножен меч, он положил его перед ней и опустился на одно колено, склонив голову.

— Леди, — запинаясь, произнес он, — мой меч в вашем распоряжении, как и в распоряжении вашего мужа. Я был несправедлив к вам, очень несправедлив, потому что без всяких оснований считал, что вы хотите убить своего мужа. Я молю Бога, чтобы вы простили меня, хотя сам я едва ли когда-нибудь себя прощу.

Слова этого сурового горского воина тронули ее до глубины души, она даже растерялась от неожиданности.

— Иган, — сказала она дрожащим от волнения голосом, — ну конечно же, я тебя прощаю! Поднимись с колен, не надо так унижаться.

Он схватил ее руку и поцеловал. Потом, медленно подняв голову, произнес:

— Хозяйка, вы величайшая леди из всех, кого я знал. — С этими словами он поднялся с колен.

У Мередит перехватило дыхание от волнения. Не раздумывая, подчиняясь импульсу, она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Он вздрогнул от неожиданности, однако губы его растянулись в улыбке. Она впервые увидела, как он улыбается.

Когда за ним закрылась дверь, Мередит с облегчением вздохнула. Сейчас случилось невероятное: Иган перестал видеть в ней врага, и вражды между Монро и Маккеями действительно больше не существует.

Стоявший рядом с ней Камерон выгнул бровь.

— Осторожнее, жена моя, — поддразнил он, — иначе я подумаю, что ты полюбила другого, и, чего доброго, вражда разгорится с новой силой.

Он обнял ее, и в глазах его светилась такая нежность, что Мередит почувствовала себя на седьмом небе от счастья.

Она прикоснулась кончиками пальцев к его груди.

— Мое сердце принадлежит одному тебе, Камерон, и больше никому.

— А мое принадлежит тебе, жена моя. — Он замялся. — И никогда больше не беспокойся относительно Мойры, милая. Когда я привез тебя в Данторп, ей не терпелось увидеть, как тебя бросят в подземелье. Теперь она сама угодит туда вместе со шпионом, подосланным Робертом.

— Значит, на тебя больше не действуют чары красавицы Мойры?

— Да я никогда и не был ею очарован, — сказал он, прикоснувшись лбом к ее лбу. — Я люблю только тебя, милая, и никого больше.

От его слов у Мередит стало радостно на душе.

— А я люблю тебя, Камерон из клана Маккеев, — сказала она, подставляя ему губы.

Поцелуй был долгим, и, когда наконец они оторвались друг от друга, Мередит запустила пальцы в его темные волосы и взглянула на колыбельку Броуди.

— Папа прав, — пробормотала она. — У Броуди на редкость крепкий сон. Однако он скоро проснется и потребует свой завтрак. Наверное, и нам, муж мой, пора разговеться после долгого поста.

Камерон улыбнулся.

— Ты у меня умница. И при этом такая храбрая. Не побоялась выйти замуж за такого негодяя, как я.

— Что правда, то правда, — согласилась она. — Помнишь тот вечер, когда мы впервые прибыли в Данторп? Ты потребовал, чтобы я родила тебе сына. «Родишь мне сына — и я освобожу тебя», — напомнила она его слова и тоже приподняла тонкую бровь. — Настало время отплатить тебе той же монетой. Теперь я буду выдвигать свои условия.

— И что же это за условия? — спросил он, полегоньку тесня ее к кровати.

Изящные ручки обвились вокруг его шеи.

— Дай мне дочь, — хрипло произнесла она, — и я навеки запутаю тебя в своих сетях.

— Любовь моя, я давно в них запутался, — с улыбкой сказал он и потянулся к ее губам.

1

Клетчатая юбка, часть национального костюма шотландских горцев. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Бараний рубец, начиненный потрохами со специями. Блюдо шотландской национальной кухни.