В коридоре заговорщики расстались. Король выглядел бледным, а глаза его покраснели и опухли. Эти последние ночи дались ему нелегко, однако главная тяжесть легла на плечи Фейдира. Наложение заклятья было нелегким и довольно скучным делом. Воспоминания на самом деле нельзя было удалить можно было только загнать их в подсознание настолько глубоко, чтобы субъект сам интуитивно отвергал все, что могло напомнить ему о запретных вещах.
      Само заклятье было довольно сложным, и Фейдир сильно уставал, хотя часть своей энергии он черпал из другого источника, в данном случае - из Люсьена. Старому магу только однажды приходилось накладывать похожее заклятье, причем в тот раз он достиг весьма сомнительного успеха. Насчет случая с Джессмин Фейдир тоже имел определенные сомнения. У Джессмин успела сформироваться стойкая эмоциональная привязанность к Гэйлону, и эта связь была все еще сильна, несмотря на то что с той последней осени прошло уже несколько лет. Кроме того, мешало еще одно, совершенно непредвиденное обстоятельство. Джессмин обладала собственными магическими способностями, скрытыми, неразвитыми ввиду отсутствия Камня, но эти способности у нее, несомненно, были. Их тоже пришлось блокировать в подсознании, так как они могли однажды разрушить заклятье забвения, как могло разрушить его и сильное потрясение. Фейдир, однако, надеялся, что всего этого удастся счастливо избежать.
      Расставшись со своим племянником, Фейдир в одиночестве шел по едва освещенным коридорам. Он направлялся в библиотеку, чтобы привести в порядок свои бумаги. В библиотеке никого не было, только на столе подмигивал короткий огарок забытой свечи. Посланник уселся в высокое кресло и наугад открыл "Книгу Камней". Он не искал в ней ничего конкретного, ему просто хотелось взглянуть на ровные буквы и насладиться приносящим успокоение певучим ритмом не имеющих возраста строк.
      "Пусть вовеки пребудут эти слова в памяти тех, кто ищет истинного могущества..."
      Фейдир вчитывался в сложную вязь рунических символов, и его Камень мирно светился, помогая магу понять то, что он читает. Вскоре, однако, он потерял к Книге всякий интерес. Его праздная мысль снова вернулась к загадке Наследия Орима и к его слабеющей надежде когда-нибудь заполучить Кингслэйер. Прошло восемь лет, а он так и не узнал ничего нового о Дэрине Госни и его юном приятеле. Они исчезли бесследно, словно земля разверзлась и поглотила обоих. Фейдиру не удалось выследить их ни при помощи магии, ни при посредстве своих многочисленных осведомителей и шпионов. Разумеется, никто, кроме него самого и капитана Нанкуса, не догадывался о том, что Гэйлон остался в живых. Остальные люди Фейдира разыскивали Дэрина. Даже если бы герцог вдруг возник из небытия где-нибудь вблизи берегов Внутреннего моря, на торговом судне или на украденном баркасе, Фейдир был бы немедленно извещен об этом. Нанкус неустанно рыскал по всему Виннамиру, проверяя все, даже самые невероятные предположения, которые неизменно оказывались ложными, но это не разочаровывало капитана. Однако по прошествии восьми лет последние следы стерлись с земли и из памяти людей, и его поиски почти что прекратились.
      Люсьен по-прежнему ничего не знал, и хотя Фейдир однажды испытал соблазн поведать племяннику о том, как провалился его глупый план, он сдержался и промолчал. Ему казалось, что будет гораздо лучше, если молодой король останется в неведении относительно своего промаха. Он решил так много лет назад, ибо Люсьен был слишком фанатичен в своих антипатиях, и только богам было известно, каких бед он мог бы натворить, узнай он о том, что его соперник, которому принадлежали любовь Джессмин и законное право на престол Виннамира, остался в живых.
      Фейдир устало потер глаза и закрыл Книгу, рассматривая кожаный переплет. Он не оставил надежды отыскать герцога Госнийского или Кингслэйер, однако мысль об этом приходилось пока отложить. Между тем его первоначальный план медленно, но неуклонно осуществлялся. Облик Виннамира менялся с каждым днем, и королевская казна продолжала пополняться, а политическое влияние Фейдира росло как здесь, так и на юге. Как и раньше, молодой король разыгрывал доброго и справедливого правителя, заботящегося о своих подданных; он раздавал щедрые обещания, одновременно запуская руку в их карманы. Мелкие торговцы и фермеры роптали, но были слишком бедны и ограничивались недовольным ворчанием. Любое открытое выступление или бунт были бы жестоко подавлены мощной армией Фейдира. Иными словами, все развивалось именно так, как Фейдир и задумывал, а после того как Люсьен женится на принцессе, в его ковер власти будет вплетена еще одна золотая нить. Нет, он отнюдь не был недоволен тем, чего ему удалось достичь за последние несколько лет.
      Длинным желтым ногтем большого пальца Фейдир провел по обрезу страниц "Книги Камней", пока палец не остановился где-то посередине. Маг раскрыл Книгу на этом месте и прочел: "Транспозиция: Как сделать своего врага беспомощным при посредстве его собственных снов..."
      Это заклятье всегда очень нравилось Фейдиру, хотя ему ни разу не подвернулось случая применить его. И маг отметил это место закладкой, хотя очень редко позволял себе проделывать подобные вещи с "Книгой Камней". Потушив свечу, он отправился спать.
      На протяжении всех восьми долгих лет Гэйлон выслеживал огромную серую крысу, которая частенько попадалась ему в безумном лабиринте закоулков и тупиков замка. Это была своего рода игра. Гэйлон все время встречал одного и того же грызуна и удивлялся, отчего Сезран все еще терпит его присутствие. Со дня их первой встречи и до сегодняшнего дня Гэйлону ни разу не удавалось подойти к осторожному зверьку так близко.
      Сегодня ему наконец удалось подловить тварь и прижать ее в углу кладовки. Юноше было стыдно убивать крысу при помощи Камня. Гораздо интереснее было бы воспользоваться кинжалом, к тому же ему не хотелось объяснять старому магу, откуда вдруг взялась в стене кладовой эта обугленная дыра. Его контроль над Камнем значительно улучшился, однако волшебство иногда не удавалось.
      Итак, Гэйлон вытащил из башмака кинжал и решил положиться на быстроту своей реакции. Наклонившись над грызуном, он сделал выпад левой рукой. Крыса метнулась под правую руку, в которой был зажат клинок. Гэйлон ударил и промахнулся лишь на волосок. Крыса перевернулась в воздухе и забилась в угол. Зверек тяжело дышал и скалил мелкие острые зубы.
      - Ну, давай, человек-мальчик, - пропищала крыса, - убей меня и узнаешь, каков бывает на вкус гнев Сезрана!
      Гэйлон так удивился, что сначала не поверил своим ушам.
      - Ну-с?
      Принц снова обрел дар речи:
      - Ты умеешь говорить?
      - А как же! - Зверек отважился сделать маленький шаг вперед. - Я Диггер Удалой, Диггер Отважный!
      - Но ты разговариваешь...
      - Если тебе что-то не нравится, обратись к Сезрану. Я его близкий друг.
      - Что-то он никогда не упоминал, что у него есть такой друг, скептически заметил юноша, начиная приходить в себя.
      Диггер с негодованием встопорщил усы.
      - Ты мне не веришь? Спроси у него. Вот спроси, человек-мальчик!
      - Хорошо, - Гэйлон спрятал кинжал. - Я спрошу. Убить тебя я могу и потом.
      В глазках-бусинках крысы промелькнула тень страха. Потом Диггер хихикнул.
      - Попробуй. Ты быстр, но я еще быстрей. Я могу пройти даже через Тень.
      - Через Тень? - с интересом переспросил Гэйлон.
      - Гм-м...
      - Расскажи мне, что такое Тень, какая она внутри?
      - Гм-м, - заметил Диггер, оглядываясь по сторонам. - Что-то я проголодался.
      - Может быть, хочешь поесть? Что ты любишь?
      - Есть ли у вас яйца? Яйца очень вкусны и питательны.
      Диггер проскользнул между ног Гэйлона, направляясь прямиком к кухонному столу.
      - Несколько штук было, - пробормотал Гэйлон, волей-неволей следуя за говорящим зверьком. - Я только не знаю...
      - Будь любезен, пару, - заявил Диггер. - Пара яиц на завтрак - очень вкусно! - И он запрыгнул на ящик с углем, а оттуда перебрался на стол.
      Гэйлон нашел яйца и разбил два в миску. Миску он поставил на стол перед крысой.
      - Так какие они, Тени?
      - Гм-м-м... - отозвался Диггер, пытаясь поймать скользкий желток. Тени вовсе не такие опасные. Да-с.
      - Кое-кто мог бы с тобой поспорить, если бы остался жив.
      - Они просто не поняли, с чем столкнулись. Они были очень глупыми. Они вторглись... А я - Диггер Удалой, Диггер...
      - И все-таки? - перебил Дэрин.
      - Для меня Тени выглядят, как огромные коты и хищные птицы. Для тебя... только ты знаешь, какие кошмары преследуют тебя во сне.
      Гэйлон молчал, а Диггер со счастливым причмокиванием прихлебывал из миски. Наконец он закончил трапезу и тщательно вытер усы крошечными лапками.
      - Лично я использую Тень для того, чтобы проверить свою ловкость. Однако эта забава не для робких, отнюдь... И, конечно, не для тебя.
      - Почему же нет?
      - Тебе Сезран не разрешает.
      - Все равно я попробую.
      - Гм-м-м, - отозвался Диггер, снова обнажив зубы, но на сей раз его оскал мог сойти за улыбку. - В Тени твой Камень потеряет всю свою силу. Станешь ли ты теперь пробовать?
      Юноша, чуть поколебавшись, кивнул.
      - Тогда тебе понадобится оружие.
      - Я возьму свой меч. Подожди меня здесь!
      Гэйлон буквально слетел по ступенькам, ведшим к его спальне. Меч лежал в сундуке, в изножье его кровати, и он откинул крышку. Камень на руке пульсировал в такт ударам сердца, и Гэйлон задержался, чтобы успокоить его, так как боялся, что он выдаст его намерения, если сейчас он случайно столкнется с Сезраном или Дэрином.
      Тяжелые ножны он привесил к поясу. Принц давно уже не пользовался своим маленьким детским мечом, который подарил ему Люсьен. Он практиковался со Сквалом, хотя ему не нравилось ни как сбалансирован клинок, ни длинная рукоять для двуручного захвата. Стальной меч с шелестом вошел в ножны. Интересно, какие формы примут _его_ ночные кошмары? С годами они менялись, но никуда не исчезали. Юноша подумал, что знает ответа на этот вопрос и поежился. Пора было возвращаться на кухню.
      Диггер тем временем присоседился к большой краюхе хлеба и вздрогнул, когда Гэйлон снова появился на пороге. Ухмыльнувшись при виде оттопыренных щек грызуна, юноша почувствовал к нему что-то вроде дружеского расположения.
      - Пойдем, Диггер Удалой! - позвал он зверька.
      Диггер затолкал в рот еще кусок хлеба и невнятно пробормотал:
      - Совершенно некуда так спешить. Тень никуда не денется.
      - Тогда я пойду один, - Гэйлон повернулся.
      - Погоди! - Диггер спрыгнул на пол.
      Они вышли через восточные ворота. Солнце только что перевалило зенит, и впереди еще был долгий и жаркий летний день. Тени лежали на траве, отчетливо очерченные, несмотря на то что их форма все время менялась. Гэйлон вытащил меч.
      - Как нужно начинать?
      - Просто войти внутрь, и все.
      - А ты?
      - Гм-м... - задумался Диггер. - Я-то ничего не хочу доказать. Пожалуй, я лучше подожду тебя здесь. - Его красные глаза блеснули на солнце. - Ты, конечно, ловок и силен, но поглядим...
      Гэйлон ничего не ответил. Он уже сделал первый шаг через границу Тени. Когда он сделал второй шаг, его наполнило мрачное предчувствие.
      Камень в его перстне потемнел, как и предупреждал Диггер. Замок исчез, исчезли холмы и лужайка. Тень больше не была плоской. Она превратилась в черный туман, который со всех сторон окружал, обволакивал юношу. Принц внезапно осознал, что заблудился, потерялся в этом тумане и не помнит направления, откуда он пришел, и невольно остановился.
      - Чего ты боишься? - прошептал ему на ухо чей-то голос, и принц круто повернулся, держа меч наготове. Позади него был все тот же бесформенный туман.
      - Кто это? - спросил он и снова повернулся, на этот раз медленнее.
      Кусочек тумана отделился от основной массы и поплыл к Гэйлону, превращаясь в изящного молодого человека.
      - Это я, Гэйлон, твоя главная надежда и твой главный страх.
      Принц хорошо помнил этот голос, эту сладкую улыбку и светлые волосы. Изменился лишь угол зрения, под каким Гэйлон смотрел на своего противника. Теперь принц был выше своего врага.
      - Люсьен?
      Люсьен взмахнул своим мечом, со свистом рассекая воздух. За клинком лениво потянулись языки темного тумана.
      - Но Галимар был сломан! - удивился Гэйлон, узнав оружие в руке Люсьена.
      - Призрачный меч для призрачного человека, - ответил Люсьен. - В позицию, Гэйлон, an garde!
      Он встал в позицию для фехтования, и принц последовал его примеру, держа тяжелый меч двумя руками. Ему пришлось расставить ноги и зафиксировать колени и локтевые суставы.
      - Когда-то мы были друзьями, - печально заметил Гэйлон.
      - В Тени не может быть друзей, принц, - безликим голосом ответил Люсьен и неожиданно прыгнул вперед.
      Гэйлон ушел вправо и отбил первый выпад.
      Это был странный поединок - тяжелый Сквал против легкого и тонкого Галимара. Очень скоро Гэйлон обнаружил, что долгие часы тренировок на манекене очень плохо подготовили его ко встрече с настоящим противником. Атакующий и импровизационный стиль боя Люсьена был ему непривычен. Глядеть в глаза противнику тоже было бесполезно; бледно-голубые, неподвижные, они могли принадлежать и трупу - так мало в них отражалось.
      Люсьен, порожденный Тенью, не давал Гэйлону ни одного шанса перейти в наступление. Используя тяжесть своего меча, принц пытался пробить оборону противника, заставить его открыться, но Люсьен просто отскакивал от него, не отражая контрударов Гэйлона. И всякий раз после такого ухода он набрасывался на юношу с удвоенной энергией. Гэйлон почувствовал, что начинает уставать. В странном тумане было нелегко понять, сколько прошло времени, и Гэйлону начинало казаться, что он бьется с Люсьеном уже целую вечность, уклоняясь от молниеносных выпадов последнего и отступая все глубже в туманную мглу. Воздуха уже не хватало, каждый вздох причинял ему боль, а противник выглядел все таким же свежим и неутомимым.
      Тонкое лезвие запело у самого лица юноши, и Гэйлон развернулся на одной ноге. Стараясь действовать как можно быстрее, принц нанес противнику страшный рубящий удар, стараясь выбить у него из руки Галимар или повергнуть Люсьена на землю. Однако сталь не зазвенела о сталь: изящным и легким поворотом кисти Люсьен убрал свой меч из-под удара и сделал выпад. Меч Гэйлона еще летел вниз, и принц мог только отклониться назад. Так он и сделал, но сверкающая сталь атаковала его слишком стремительно. Изогнутое острие Галимара ужалило его в грудь возле сердца.
      Гэйлон упал на спину, разбросав руки, чувствуя, как из раны течет теплая кровь. За спиной Люсьена-тени туман поредел настолько, что стали видны контуры холмов и клочья голубого неба. Воин Тени поднял Галимар для последнего, смертельного удара, и Гэйлон беспомощно смотрел, как сверкающее лезвие бесконечно медленно опускается прямо ему на голову по широкой дуге. Силуэт Люсьена тем временем стал неясным и расплывчатым, а языки тумана, казалось, мешают ему опустить меч до конца.
      И все же Галимар опустился. Принц почувствовал, как сталь задела его шею, и закричал. Люсьен и его меч быстро таяли над ним, превращаясь в ничто. В конце концов Гэйлон остался один. Он лежал на зеленой траве лужайки, зажимая рукой неглубокую рану на шее. Солнце село, и Тени исчезли до тех пор, пока не взойдет луна. Гэйлон перевернулся на живот и, чувствуя страшную усталость и ломоту во всех суставах, уткнулся лицом в ароматную траву, все еще теплую после летнего дня.
      Перед самым его носом возникла в траве пара сандалий, на которые свободно ниспадал подол темной накидки.
      - Встань! - приказал Сезран.
      Гэйлон встал, упрямо сжав губы.
      Диггер насмешливо пискнул с плеча волшебника, куда он взобрался для без опасности:
      - Я говорил ему, чтобы он не ходи; туда. Он знал, что это не разрешается. Накажи его, хозяин! Накажи!
      - Ты, маленький... - зарычал Гэйлон пытаясь схватить крысу. Диггер незамедлительно вонзил свои острые зубы в большой палец руки принца.
      - Прекратить! - рявкнул Сезран.
      - Он сам ходил в Тень! - наябедничал Гэйлон, большой палец которого словно горел в огне. - Он сам мне сказал.
      - И ты поверил? Крысе? Только за одно это ты должен быть наказан. Как ты мог оказаться таким глупцом?
      - Глупый, глупый, глупый маленький мальчишка! - запел Диггер, приплясывая на плече мага. Гэйлон попытался снова схватить его, но зверек только плотнее прижался к шее Сезрана.
      - Прекратите! - снова воскликнул Сезран. - Обоих касается!
      И он стальной хваткой сжал запястье Гэйлона.
      - Пожалуй, было бы лучше, если бы ты погиб в Тени!
      - Тебе действительно так кажется? - принц выдернул руку.
      - На этот раз тебе повезло, но больше ты не войдешь в Тень!
      - Войду! - резко ответил юноша.
      - Ты что же это, дерзишь мне?
      - Да. Ты никогда ничего не рассказывал мне о Тени. Может быть, ты и сам ее боишься? Какую форму имеют _твои_ ночные кошмары, старик?
      Глаза Сезрана потемнели, а Колдовской Камень на шее засветился густым синим огнем. Диггер испуганно пискнул и юркнул магу за пазуху. Впервые Гэйлон не испугался всего этого, и его собственный Камень оставался темным.
      - Я снова войду в Тень, - ровным голосом повторил он. - Кроме этого, я хотел бы воспользоваться твоим горном и твоим знанием кузнечного дела. Мне нужен новый меч, равный тому, с которым я только что столкнулся. После этого я снова и снова буду возвращаться в Тень до тех пор, пока не одержу над ней победу.
      - Или пока не погибнешь, - холодно заметил Сезран. Немного подумав, он кивнул: - Пусть будет так.
      13
      Звонкий, как серебряный колокольчик, смех Джессмин заглушил голоса всех, сидевших за столом, и Фейдир с чувством, походившим на удовольствие и гордость, посмотрел на девушку. Принцесса больше не была худой и болезненной словно тень. Ее лицо округлилось, на щеках появился здоровый румянец, и даже старый маг, много лет назад давший обет воздержания, не мог не признать, что ее красота заставляла течь быстрее даже его холодную кровь.
      Посланник сделал из кубка глоток вина и задумался вновь.
      Примерно год назад, вскоре после того как он закончил заклятье забвения, он все еще сомневался в том, что все закончится хорошо. Принцесса забыла все, что случилось с ней и с Гэйлоном, и стала улыбаться. Однако первые ее улыбки были пустыми, это была просто гримаса, движение губ, совершенно механическое и рефлекторное. Мощное заклятье ошеломило ее, и она подолгу бродила в растерянности, словно что-то ища. Первое время принцесса также жаловалась, что ее ночи заполнились сновидениями, которых она не может припомнить после пробуждения. Она больше не выглядела несчастной, убитой горем, но она не выглядела и счастливой. Безучастная, опустошенная и потерянная, она никак не могла начать жить, потому что ей не на что было опереться.
      Люсьен был убежден в своей способности завоевать любовь Джессмин и демонстрировал такую доброту, терпение и нежность, что Фейдир был очень удивлен. Он и не подозревал, какую глубину чувств - любых чувств - получил в наследство его племянник. Его мать, кроме смазливой внешности, наградила сына только одной способностью, но она находилась в столь вопиющем противоречии со всеми остальными "достоинствами" Люсьена, что Фейдиру оставалось только развести руками. С другой стороны, эта сумасшедшая любовь молодого короля делала его весьма уязвимым, и Фейдир был готов воспользоваться этой слабостью в случае необходимости.
      Прошло несколько месяцев, и Джессмин стала отзываться на его нежность. Она тянулась к Люсьену, как раненое животное ложится у очага, в надежде на излечение, в надежде избавиться от страданий. Внимательный и заботливый, король постепенно вводил ее в жизнь двора, пока благодаря его заботе и любви принцесса не обрела почву под ногами, реальность, на которую она могла опираться.
      Во второй раз ее смех вызвала какая-то шутка молодого южанина, который сидел за столом по левую руку от нее. Фейдир, крайне довольный, незаметно бросил взгляд на Люсьена. Король, сидевший во главе длинного стола, нахмурился. Несмотря на свою молодость, юный граф Рорик Д'Лоран был известен как изрядный волокита и ветреник. Он появился при дворе Люсьена меньше двух недель назад, но у него уже были какие-то неприятности с дочерью одного из купцов в Киптауне. Граф заявил, что Джессмин является его дальней родственницей по линии короля Роффо, и на этом основании вел себя с принцессой довольно бесцеремонно, считая, что находится в своем праве.
      Рорик был злобным темноволосым существом, заботящимся лишь о самом себе и своем удовольствии. Его отец погиб на охоте год назад, но Фейдир чувствовал, что с молодым графом будет столковаться гораздо легче, чем со стариком. Д'Лораны и Д'Салэнги были друзьями-соперниками на протяжении почти полутора столетий. Теперь же Рорик, кроме графского титула, получил в наследство огромный торговый флот, об использовании которого Фейдир мечтал вот уже лет десять. Он был уверен, что соблазнить юношу будет очень легко.
      Рорик улыбнулся Фейдиру через стол, и Фейдир любезно ответил тем же, слегка приподымая свой кубок. Граф отпил несколько глотков вина из своего и, наклонившись к Джессмин, что-то тихо зашептал ей на ухо. Бледно-зеленые глаза принцессы озорно и недоверчиво блеснули, а Люсьен уронил на пол глиняную кружку с вином. Кружка разбилась, и все взгляды обратились на короля. Люсьен довольно улыбнулся и сделал знак продолжать застолье. Проворный слуга принес Люсьену золотой кубок, который было не так просто разбить.
      Фейдир почувствовал острый приступ раздражения, недовольный столь убогой демонстрацией со стороны племянника. Сидевший напротив него Рорик прислонился к Джессмин плечом. Тщательно выбрав на блюде сладкое пирожное, он поднес его к губам принцессы. Но лишь только Джессмин открыла рот, чтобы откусить маленький кусочек, Люсьен резко поднялся и бросил на стол салфетку, давая знак слугам, что трапеза окончена. Его нож звякнул о тарелку, и гости в смущении положили свои приборы. Все придворные поднялись, давая слугам возможность убрать со стола.
      Тем временем король подошел к креслу Джессмин и протянул ей руку.
      - Миледи? - спокойно сказал он.
      Улыбаясь, Джессмин вложила свои пальцы в его ладонь, затем встала и слегка поклонилась ему.
      - Да, мой господин.
      Их глаза встретились, и взгляды, которыми они обменялись, не остались незамеченными никем из придворных и гостей. Юный граф смотрел им вслед до тех пор, пока Люсьен и Джессмин не вышли из пиршественной залы, но на лице его не было написано сколько-нибудь глубокого сожаления. Фейдир взял его под руку, и юноша повернул к нему свое красивое лицо.
      - Она прекрасна, не так ли?
      Фейдир слегка нахмурился.
      - Вы считаете, что рассердить короля - это мудрый поступок, граф?
      Рорик - воплощенная невинность - расширил темно-карие глаза и взмахнул длинными ресницами:
      - Его величество, конечно, понимает, что я не имел в виду чего-то такого...
      - Вам следует усвоить, граф, и чем быстрее, тем лучше, что здесь отнюдь не юг и не двор короля Роффо, где вельможи могут позволить себе - и позволяют - всякие вольности по отношению к королю. Роффо строит из себя шута, и эта роль очень ему к лицу...
      Тут ресницы Рорика снова опустились, и Фейдир решил, что граф пытается спрятать свой гнев.
      - Люсьен - молодой король, и очень гордый, - продолжил посол. - Он не потерпит такого поведения. Как вам известно, милорд, - закончил Фейдир более мягким тоном, - мы не испытываем здесь недостатка в красивых женщинах.
      - Действительно, - Рорик снова широко раскрыл глаза и улыбнулся. - И хотя ни одна из них не сравнится с принцессой, я уверен, что сумею найти кого-нибудь, кто утешит мое разбитое сердце!
      Граф грациозно поклонился Фейдиру, и посланник, улыбаясь, ответил тем же. Как бы ни был безрассуден и горяч юный граф, однако было в нем что-то такое, отчего на него трудно было сердиться длительное время. Фейдир решил, что это молодость, глядя, как Рорик пробирается в дальний конец зала, где несколько вельмож-южан продолжали пировать, не обратив никакого внимания на невежливый жест короля. Укоризненно покачивая головой, Фейдир вышел, направляясь в библиотеку и - наконец-то! - в постель.
      Ночью в коридорах юго-западного крыла замка раздался пронзительный крик. Фейдир вскочил на кровати и отшвырнул одеяло. Захлебывающийся крик не прекращался, и посланник вышел из комнаты со свечой в руке, двигаясь туда, откуда доносились эти громкие звуки. В этом вопле звучали такие отчаянные и истеричные нотки, что отовсюду стали сбегаться заспанные стражники и захлопали двери других покоев.
      Это случилось перед самым рассветом. Свечи в коридоре догорели и погасли, только кое-где в чашках подсвечников подмигивали синие, издыхающие огоньки, которые почти не давали света. В одном из боковых коридоров Фейдир увидел несколько смущенно переминающихся с ноги на ногу солдат и поспешил туда, освещая себе путь своей свечой, которая была единственным источником света. Вопли внезапно прекратились, и в толпе стражников Фейдир увидел Люсьена, все еще одетого в тот же самый камзол, в котором он сидел за столом. У его ног скрючилась фигурка маленького слуги Рорика. Это был раб, не старше четырнадцати лет. Мальчик весь дрожал, и узкие плечи его сотрясались от рыданий. Один из солдат с трудом оторвал его от колен короля, и мальчик снова стал подвывать.
      - Умоляю вас, сир, мой господин!.. Он болен, вы должны помочь ему!
      Фейдир схватил за плечо солдата, который держал вырывающегося мальчишку.
      - Позови врача! - приказал он, протягивая руки к мальчику.
      - Как тебя зовут?
      - Б-барри, господин. О, пожалуйста, поспешите, не то мой хозяин совсем-совсем умрет!
      Слуга потащил Фейдира за собой по коридору, остальные последовали за ними.
      В ярко-освещенной комнате для гостей лежал на кровати молодой граф. Он был обнажен, и его тело сотрясалось в страшных конвульсиях. Глаза закатились под лоб, а на губах выступила пена. Раб снова зарыдал, и Фейдир ударил его по щеке.
      - Что он ел с тех пор, как вернулся в свою комнату? - спросил маг. Может быть, он что-нибудь пил?
      - Он ничего не ел, господин, только пил вино, - похныкал Барри. - Но я пробовал его. Я все пробую сам, прежде чем господин ест. Я всегда с радостью это делал! Он мой хозяин, и я люблю его больше, чем самого себя!
      - Эй, в сторону! Отойдите все! - Гиркан грубо проталкивался сквозь толпу. Он был одет в просторную накидку, которая едва сходилась на его объемистом животе. Повернувшись к солдату, сопровождавшему его, придворный лекарь распорядился:
      - Ну-ка, прогони отсюда всех посторонних! Дайте мне место!
      Солдаты выгнали в коридор всех зевак и вышли сами, кроме двух стражников, охранявших покои Люсьена. Он сам тоже остался. Барри подбежал к кровати и схватил своего господина за руку, пытаясь удержать его тело на узком матрасе. Фейдир отступил к стене и посмотрел на Люсьена. Тот стоял у дверей и совершенно бесстрастно взирал на то, как умирает юный граф.
      Фейдиру было совершенно очевидно, что и на сей раз Гиркану не удастся совершить никакого чуда, которое излечило бы Рорика. Посол холодно наблюдал за тем, как агония достигла своей высшей точки и внезапно прекратилась. Организм графа не выдержал, и он затих, неестественно вытянувшись на кровати. На лице его застыл ужас. Барри, поняв, что его возлюбленный господин мертв, испустил еще один отчаянный вопль и бросился на грудь мертвеца.
      Гиркан взял со столика недопитый кубок с вином и, взболтав его содержимое, понюхал.
      - Яд! - объявил он, быстро взглянув на Люсьена.
      - Не может быть, господин! Я пробовал это вино, - заплакал Барри навзрыд. - Спросите у леди... - Его заплаканные глаза обежали комнату и лица собравшихся у постели мужчин. - Она должна быть где-то здесь!
      - Тут нет никакой леди, - возразил Гиркан.
      - Должна быть. Она пришла к господину, чтобы остаться на ночь. Красивая такая, со светлыми волосами, похожими на то, как цветет кукуруза. У нее было голубое платье и голубые глаза...
      - Как ее звали? - спросил Люсьен.
      - Она не говорила, милорд.
      - Здесь не было женщины, - ровным голосом заявил король. - Ты отравил своего хозяина.
      - Нет! Как вы можете так говорить?! Никогда!!!
      Люсьен нетерпеливо щелкнул пальцами, и двое стражников поволокли Барри к выходу, прочь из комнаты. Его вопли еще долго эхом звучали в пустых каменных коридорах. Гиркан, Фейдир и Люсьен остались втроем.
      Лекарь накрыл тело графа простыней. Почесывая свою лысеющую голову, он проговорил:
      - С вашего позволения, милорд, я пришлю своих помощников попозже, чтобы они занялись телом.
      - Разумеется, - Люсьен жестом отпустил Гиркана, и толстяк вышел.
      - Гнусное коварство, - заметил Люсьен, исподлобья взглянув на дядю. - Я назначу суд, после которого щенок будет казнен. Обещаю тебе, что его смерть будет столь же мучительна, как и смерть его господина.
      - Нет, - резко сказал Фейдир. Люсьен заморгал, и Фейдир повторил это коротенькое слово с еще большей силой и злобой: - Нет! Пусть его просто задушат гароттой [гаротта - средневековое орудие казни - род железного ошейника с шипами внутрь]. Это вполне достаточное наказание за преступление, которого он не совершал. Жестоко заставлять его страдать сильнее, чем он страдает сейчас.
      Люсьен заиграл желваками на скулах.
      - На что это ты намекаешь, дядя?
      - Я ни на что не намекаю. Я констатирую очевидное.
      - Будь осторожен, разговаривая со мной в таком тоне.
      Фейдир вдруг почувствовал внутри страшную ярость. Камень на цепочке ослепительно вспыхнул и часто-часто замерцал, по-своему реагируя на внутреннее состояние своего хозяина. Фейдир стиснул его в кулаке.
      Обманчиво-мягким, вкрадчивым голосом маг заговорил:
      - Ты, племянник, как я погляжу, до сих пор не имеешь ясного представления о том, насколько я могущественен и какими силами я владею. Одной только мыслью я могу превратить тебя в пепел и развеять по ветру.