Через несколько минут Гризелда потеряла Джози из виду. На Джози было ослепительное платье, доставленное сегодня от мадам Рок, и Гризелда ожидала, что все кавалеры будут сражены.
      Глаза Джози засияли, как звезды, когда она узнала про импровизированный маскарад.
      – Никаких разговоров о Колбаске! – Она широко раскинула руки.
      – Да никому бы и не пришло в голову так тебя назвать, когда ты в этом платье, – усмехнулась Гризелда.
      Обольстительность Джози сразу бросалась в глаза, и двумя часами позже она имела ошеломляющий успех. Гризелда не сомневалась, что большая часть ее новообретенных поклонников станет теперь ее осаждать, и не важно, в маске она или без.
      – Потрясающе, – прогудел рядом герцог Йоркский, проходя мимо Гризелды в коридор и крепко сжимая пухлую ручку актрисы из театра «Адельфи».
      Гризелда без труда узнала, кто он, потому что на герцоге был мундир главнокомандующего, расшитый золотом всюду, где только можно, а сбоку болталась церемониальная шпага.
      По-видимому, он принял Гризелду за хозяйку, леди Маклоу, и она не сочла нужным его разубеждать.
      – Я рада это слышать, ваше высочество, – пробормотала она, приседая так низко, что ее колени почти коснулись пола. Йорк поспешил за своей актрисой, и его корсет громко скрипнул на ходу, когда он протрусил мимо. За ним волнами извивался плащ, отделанный ярдами золотого позумента, с фигурками лягушек, вышитыми золотом, и подбитый красной тафтой.
      – Как вы думаете, на его нижнем белье вышит рыцарский орден? – спросил знакомый хрипловатый голос.
      Губы Гризелды невольно изогнулись в приветственной улыбке, а сердце учащенно забилось, когда она ощутила спиной теплую руку Дарлингтона.
      – Как вы ухитрились найти меня?
      – Я узнал ваши волосы.
      – Но это не входило в наши планы...
      – О, жизнь полна искушений и сюрпризов! Вы выглядите потрясающе, но кажетесь немного усталой.
      Гризелда закусила губу; она отлично помнила, что ей уже полных тридцать два года.
      – Бог свидетель, я тоже слегка утомлен, – продолжал Дарлингтон, медленно, но неуклонно увлекая ее сначала во второй зал, потом к французским окнам...
      – Я не пойду с вами в сад! – Гризелда крепко уперлась каблуками в пол.
      – А я и не прошу вас об этом, – ответил Чарлз невозмутимо.
      – Я вообще не собираюсь оставаться с вами наедине где бы то ни было. – Гризелда была в панике. Она чувствовала себя слишком слабой, и к тому же ей следовало заняться поисками мужа, как и ему поисками жены.
      Когда они оказались в коридоре, Дарлингтон привлек ее к себе.
      – О! – пробормотала Гризелда, и смех замер у нее в горле, когда Чарлз принялся бесцеремонно целовать ее.
      – Сдавайтесь! – приказал он. – Капитулируйте!
      – Нет! – выкрикнула Гризелда, тяжело дыша. – Я опекунша Джози и должна видеть ее постоянно...
      – Она чувствует себя прекрасно. – Дарлингтон провел языком по ее шее, оставляя на ней жаркий след.
      Гризелде с трудом удалось глубоко вздохнуть и оттолкнуть его, после чего она непослушными пальцами поправила маску.
      – Я никогда не целуюсь на балах, – заявила она, – и не позволяю себе ввязываться в такие интрижки. Мне жаль, но наш роман... окончен.
      Она уже повернулась, чтобы уйти, но Чарлз ее остановил:
      – Сперва предоставьте меня моей судьбе.
      – И какой же?
      Он пожал плечами:
      – Выбор за вами.
      – Сесили Севери, – сказала Гризелда после минутного раздумья. – С моей стороны не годится так говорить, но она очень добрая и милая женщина.
      – Она шепелявит.
      – Мы уже обсуждали это.
      Чарлз снова привлек ее к себе.
      – Она тощая, – прошептал он. – Знаете, что весь день я не мог думать ни о ком, кроме вас? После вас я не могу переключиться ни на одну из этих худосочных дебютанток.
      – Первое, что вы должны сделать, – продолжала Гризелда, будто не слышала его слов, хотя на самом деле запоминала их, чтобы позже все с наслаждением вспомнить, – это обратить внимание на мою Джозефину и помочь ей занять достойное положение. – Она пошла впереди него в первый зал, но у двери остановилась.
      Заметив Джози, Гризелда не допускающим возражений тоном произнесла:
      – Позвольте представить вас мисс Эссекс.
      Дарлингтон издал слабый стон, но кто любит напоминания о былых преступлениях! Тем не менее, когда они приблизились к Джози, Гризелда не могла сдержать улыбки.
      Она не имела понятия, как и почему произошло это превращение, но когда Джози решила принять данную ей от природы внешность, то сделала это не без тайного желания мстить. Вместо того чтобы носить локоны, ниспадающие до плеч, как большинство дебютанток, она с помощью бриллиантовых заколок, подаренных Тесс, сделала высокую прическу, собрав всю массу блестящих вьющихся волос в узел. Платье от мадам Рок выглядело, пожалуй, слишком смелым для дебютантки: темно-фиолетовое, оно плотно облегало фигуру Джози, оставляя низкий вырез, украшенный небольшой оборкой. Вместо того чтобы сделать Джози похожей нa палку, к чему стремились большинство современных девиц и чего требовала мода, мадам Рок одела ее так, что все ее женские достоинства выступили на первый план. Рядом с ней все скромные платьица, подхваченные под грудью лентой и подчеркивавшие крошечные бюсты, казались скучными. Сама Джози выглядела знойной, опасной, эротичной, но в то же время юной, свежей и прекрасной: она была как сам грех в соблазнительной упаковке.
      – Боже! – пробормотал Дарлингтон, останавливаясь. Гризелда ощутила болезненный укол в сердце. Что она делает? Представляет Дарлингтона Джози? Но он вовсе не выглядел как человек, сраженный внезапной страстью, и смотрел на отважную дебютантку весьма хмуро.
      – Что вы, черт возьми, сделали с девушкой? – спросил он шепотом.
      Джози флиртовала с многочисленными кавалерами с апломбом женщины, привыкшей к обстановке ярмарки невест и ожидавшей заслуженного приза за красоту.
      – Ничего, – ответила Гризелда тоже шепотом. – Эту прелестную девушку вы прозвали Колбаской!
      – Вы играете нечестно, леди Годива. Девушка изменилась, в ней появилось что-то новое. Она не кажется больше ни колбаской, ни сарделькой. – Дарлингтон покачал головой. – Я не очень-то разбираюсь в ваших женских хитростях, но вы не можете осуждать меня.
      – Теперь вы должны с ней потанцевать. – Гризелда подавила инстинктивное желание увлечь Дарлингтона в другой конец зала.
      Чарлз покачал головой:
      – Не хочу. К тому же ваша протеже и так пользуется успехом. Справа от нее Скевингтон, если не ошибаюсь... Возможно, она выйдет за него. У него прелестное небольшое имение, а когда его дядюшка отдаст Богу душу, появится и титул. Не хотите же вы, чтобы я отторг ее от Скевингтона: похоже, он ею очарован...
      – Но Джози им не очарована, – холодно заметила Гризелда.
      – Ручаюсь, со мной произойдет то же. – Он мягко, но решительно увлек свою спутницу в другую сторону.
      – Но почему бы ей не влюбиться в вас? – Задавая этот вопрос, Гризелда почувствовала себя немного странно. – Кстати, за Джозефиной дают большое приданое.
      – Отец сообщил мне об этом еще до начала сезона. – Дарлингтон, лавируя в толпе, направился к двери в бальный зал. – К несчастью, я плохо переношу скуку.
      – Джози вовсе не скучная: она одна из самых умных и веселых молодых женщин здесь.
      – Этот род женщин хуже всего, – усмехнулся Чарлз. – Они обычно ожидают от тебя слишком многого.
      – Вам ли жаловаться! – запротестовала Гризелда. – Вы всегда в состоянии ответить хлестко.
      – Правда, но в этом отношении я скорее любитель, чем профессионал.
      – Скажите ради Бога, куда мы направляемся? – спросила Гризелда, когда они оказались в холле.
      – В то место, которое я обнаружил в свой последний визит сюда. Это было целую вечность назад, и тогда лорд Байрон читал свои стихи.
      – Жаль, но я пропустила это событие...
      Было что-то на удивление волнующее в том, чтобы держаться за руки среди многолюдной толпы. Конечно, никому не было известно, кто она, и дело тут не только в маске, но также в том, что Гризелда причесалась по-другому, избавившись от своих обычных локонов, а заодно надела чудовищно смелое платье. А вот Дарлингтона все узнавали без труда, виной чему были его кудри и высокая поджарая фигура.
      Теперь они почти бежали по коридору, по-видимому, предназначенному для слуг.
      – Чарлз, – возмутилась запыхавшаяся Гризелда, – куда мы бежим?
      – На кухню, конечно, – незамедлительно ответил он.
      И в самом деле, вскоре они оказались на кухне, представлявшей собой помещение с низким потолком, где было полно прислуги, занятой приготовлением ужина. Никто из слуг даже не взглянул на них.
      – Вперед, – скомандовал Дарлингтон и потащил Гризелду в пространство между шеф-поваром, двумя поварихами и четырьмя судомойками. – А вот и черный ход.
      Через секунду они оказались на улице. Вокруг было до странности тихо, и лишь из-за закрытой двери доносился неясный гул, будто за ней находился океан.
      – Очень мило! – Гризелда огляделась. Старый сад окружали высокие кирпичные стены, отделявшие его от другого сада, разбитого в соответствии с современной модой позади дома. Краснокирпичные стены были увиты белыми розами, неясно различимыми в свете, пробивавшемся из окон кухни.
      Гризелда двинулась вперед по неровной узкой дорожке между грядками ранней моркови, латука и еще каких-то растений с синевато-пурпурными листьями; Дарлингтон следовал за ней.
      – Славный урожай хрена, – сказал он, бросив взгляд направо и заметив большого рыжего кота, который, надменно посмотрев на них узкими глазами прирожденного мышелова, перепрыгнул через стену и исчез.
      Через несколько минут они дошли до конца сада, где со стены свисали плети роз, образовавшие нечто вроде мата, тяжелого, как лошадиная попона. В самом конце сада стояла маленькая деревянная скамейка.
      – Сад мне кажется очень знакомым, – медленно произнесла Гризелда. – Разве не в огороде Хеллгейт назначал свидание дамам? О, Дарлингтон, неужели это вы? А я уже начала подозревать, что Хеллгейт списан с моего брата.
      – Вовсе нет! – возразил Дарлингтон. – Я никогда не позволял себе ничего столь нескромного в огороде. Кстати, минуту назад вы назвали меня Чарлзом.
      Гризелда потупилась:
      – Считайте это минутной слабостью. Обещаю, такое никогда не повторится.
      – Но я бы, напротив, хотел, чтобы это повторилось.
      – Жизнь полна неисполнимых желаний.
      Дарлингтон обхватил ее лицо ладонями и склонился к ней на мгновение раньше, чем Гризелда закрыла глаза. Мысли метались в ее мозгу, как пойманные птички: «Я не должна! Мы не должны! Нас могут увидеть!»
      – Я собираюсь снять с вас маску, – пробормотал он, не отрываясь от ее губ; в его манере целовать было что-то агрессивное, даже гневное. Требовательный, настойчивый, властный поцелуй: так мужчина целует девушку, когда хочет ей что-то сказать, не прибегая к словам.
      Гризелда, задыхаясь, рванулась в сторону, но Дарлингтон, не произнося ни слова, медленно потянул ее к себе, словно давая ей время сказать «нет». Однако Гризелда не могла произнести этого слова: все, что она смогла сделать, – это, подняв лицо, предложить ему свои губы и прошептать:
      – Чарлз!
      На этом следовало остановиться, но каким-то образом они нашли путь к скамье.
      – Мы не можем, – задыхаясь, пробормотала она.
      – Мы не будем, – подтвердил он. – Недостаточно темно. – Глаза его блестели. – Я всего лишь буду целовать вас, леди Годива, пока вы не потеряете сознание, пока не забудете, что собирались сегодня вечером искать мужа.
      – Я... – пробормотала она, все еще задыхаясь, но он заставил ее замолчать, положив руку на грудь.
      Хотя Гризелда была не из тех женщин, которые не способны к сопротивлению, сейчас в голове у нее не осталось ни одной разумной мысли.
      – Вы должны прекратить, – сказала она наконец, по-кошачьи изгибаясь в его руках.
      Дарлингтон стал целовать ее лоб, брови, веки, нос.
      – Почему вы так нежны со мной? – прерывающимся голосом спросила Гризелда. – Я ведь даже не знаю вас!
      – Зато я знаю вас давным-давно, с прошлой ночи...
      – Наверное, вы позволяете себе такие шалости постоянно...
      – Нет, по, возможно, это случится, когда я буду женат, и мы успеем надоесть друг другу.
      В его голосе Гризелда расслышала усталость одиночества, и сердце ее отозвалось болью.
      – Этого не случится. – Она провела рукой по его щеке. – Ваша жена будет всюду следовать за вами и никогда не выпустит вас на свободу.
      Дарлингтон продолжал целовать ее веки, и она закрыла глаза, жалея, что слишком хорошо чувствует его запах, потому что он казался ей лучше роз, тимьяна и розмарина.
      – И все-таки это правда, – печально сказал он.
      – Нет, не правда. Три молодые леди, которых я опекала, счастливо вышли замуж, осталась одна Джози...
      – И вы. Вам тоже нужен супруг.
      О, как он прав! Но сейчас Гризелда не хотела об этом думать: она подалась к нему, и Чарлз сразу понял ее молчаливое приглашение.

      Meйн наконец нашел свою невесту в кабинете леди Маклоу: она болтала с другими молодыми леди, уплетавшими маленькие пирожные, блюдо с которыми стояло перед ними рядом с тремя бутылками шампанского. Когда он вошел в комнату, все они, сняв маски, от души хохотали.
      Внезапно Мейн почувствовал странное раздражение. Почему, черт возьми, он все время должен проводить в поисках Сильви? Почему она не могла остаться с ним в зале? Она постоянно исчезала из поля зрения.
      Хотя, если быть честным, следовало признать, что Сильви ни разу не была замечена в нескромности и нарушении приличий. Кто угодно, только не она. Ее неприступный вид действовал безотказно, и Мейн до сих пор считал большой удачей, что она согласилась выйти за него. Внезапно Сильви подняла на него глаза:
      – Мейн?
      – Дорогая. – Он поднес ее руку к губам. – Я повсюду ищу вас: нам пора идти к ужину.
      Малышка Полли Купер снова залилась смехом; при этом леди Джемайма тоже улыбнулась ему.
      – Вы хотите ее забрать, Мейн? Жаль. Мы находим вашу невесту совершенно восхитительной.
      Гаррет никогда не знал, что думать о леди Джемайме – она была красива и настолько умна, что это причиняло неудобство, заставляя мужчину в ее присутствии остро ощущать свои недостатки.
      Когда они выходили из комнаты, глаза Сильви блестели.
      – Я завела друзей в Лондоне! Это так здорово!
      Мейн искоса посмотрел на нее:
      – Это замечательно, Сильви. Джемайма...
      – О, так вы ее знаете? – Сильви сжала руки. – Я нахожу ее самой интересной, самой оригинальной. Ее платье сшито портным, а не модисткой, и этого портного зовут...
      Пока Сильви продолжала щебетать, Мейн огляделся. За углом Аннабел целовала своего мужа Ардмора, что было вполне в ее духе. Она посмотрела на Мейна со своей обычной бесстыдной улыбкой и даже помахала ему рукой.
      Внезапно Сильви умолкла и повернула голову в его сторону.
      – Прошу прощения, дорогая, – извинился Мейн. – Кажется, я слегка задумался.
      – Вы не должны отвлекаться, когда я говорю с вами о важных вещах! – В голосе Сильви прозвучало едва заметное раздражение.
      Мейн удивился. Разве она говорила о чем-то важном?
      – Пожалуйста, повторите. Обещаю, что на этот раз буду максимально внимателен.
      Сильви некоторое время дулась, но потом сдалась и улыбнулась.
      – Я рассказывала о нескромности миссис Энглин. Уверяю вас, это очень важная тема: надеюсь, вы тоже с этим согласны.
      – Целиком и полностью.
      – Все утверждают, что она выведена в этих мемуарах, о которых так много говорят! Вероятно, мне тоже следует прочесть их, но я читаю по-английски слишком медленно.
      Тем не менее Мейн не мог нарадоваться на совершенство своей невесты: она напоминала ему ослепительно белую розу, которую никто не мог запятнать. Сильви редко позволяла дотронуться до своей руки без перчатки, и, уж конечно, она никогда не опустится до вульгарной сцены и не станет со слезами признаваться в любви другому мужчине, тем более дать соблазнить себя и увлечь в постель. Она принадлежит ему, и только ему.
      И сознание этого внезапно пробудило в душе Мейна вспышку отчаянной страсти.
      – Не прогуляться ли нам по саду? – спросил он, удивляясь тому, как хрипло звучит его голос.
      Сильви подняла на него глаза и кивнула:
      – Это куда лучше, чем ужин, тем более что я ничуть не голодна.
      Чаще всего Сильви, как птичка, питалась крошками, и причем в самое неподобающее время. Мейн никогда не видел, чтобы она по-настоящему поела в урочный час, и поэтому без особых волнений не спеша проследовал до конца сада. Большинство прогуливающихся гостей уже вернулись в дом, и теперь, в два часа ночи, в саду было темно и таинственно.
      – Не думаю, что мне здесь нравится, – сказала Сильви шепотом.
      – Но здесь совершенно безопасно.
      – Знаю, что с вами я в безопасности. – Сильви улыбнулась. – Это одно из ваших достоинств, Мейн, и мне это нравится.
      – Мне было бы приятнее, если бы вы называли меня Гарретом, – заметил он. – По крайней мере когда мы одни.
      – Ни в коем случае. – Сильви покачала головой. – Это будет означать, что мы достигли некоторой степени нежелательной близости. К чему создавать такую иллюзию у местных сплетников?
      Аргумент был весомым, однако Мейн все же надеялся преодолеть сопротивление невесты.
      – Может, нам уже пора вступить в более близкие отношения? – Память о том, как он целовал Джози, не давала ему покоя. В тот момент он не осознавал, что их поцелуй был в высшей степени незаконным и Сильви явно не одобрила бы этого.
      – Что вы хотите этим сказать, сэр? – Сильви нахмурилась.
      – Всего лишь это. – Гаррет наклонился и нежно поцеловал ее. Она и в самом деле была очень маленького роста, и когда он взял ее изящное личико в свои ладони, ощущение было такое, будто он сжимает в руках лицо ребенка.
      – Мне это не доставляет удовольствия, – явно страдая, проговорила Сильви, несмотря на то что его губы прижимались к ее губам.
      – О... – Мейн быстро выпрямился.
      Между бровями Сильви пролегла тоненькая складка.
      – Я не склонна к добрачным интимным отношениям, – целомудренно сообщила она. – Надеюсь, у нас на этот счет полное согласие...
      – Но это всего лишь поцелуй! – возразил Мейн безнадежно.
      Сильви вздернула подбородок:
      – Всего лишь? Поверьте, я не из тех, кто получает удовольствие, тайком позоря себя в саду.
      – Но... – Заметив в глазах невесты плохо скрываемое презрение, Гаррет умолк.
      Правда заключалась в том, что она не могла оказаться такой богоподобной, если бы с хихиканьем упала в его объятия, как делали многие женщины до нее. Возможно, именно поэтому они ему до смерти надоели, и уже два года у него вообще не было романов. Медленно, но неуклонно Гаррет обретал себя, очищаясь от липкой памяти десятков дешевых интрижек и тех вечеров, когда он возвращался домой в сюртуке, пахнущем чужими духами, с рукавами, промокшими от чужих слез. Сейчас он вступил в такую пору своей жизни, когда человеку хочется разделить судьбу с единственной женщиной, принадлежащей ему одному.
      В полном молчании они вернулись в дом.
      – Я думаю о том, чтобы подготовить свои конюшни к следующему сезону скачек, – наконец сказал Мейн, чтобы хоть как-то заполнить пустоту.
      – Разве вы не говорили мне об этом еще месяц назад? – спросила Сильви благодушно. – Вы еще собирались кого-то нанять для этой цели.
      Мейн уже и забыл, что делился с ней своими планами. Впрочем, ничего удивительного: он думал об этом уже несколько месяцев.
      – Это нелегкое решение, мне придется постоянно там бывать.
      – А разве нельзя поручить это кому-нибудь другому? Впрочем, если это так уж необходимо... – Сильви несколько раз махнула рукой подруге, спешившей на помощь. – Не посидеть ли нам с мисс Тарн, дорогой? Она божественно говорит по-французски, потому что в течение трех лет занималась с частной преподавательницей. Не понимаю, почему другие англичане не озаботятся тем, чтобы как следует выучить французский...
      – Нет, – довольно резко оборвал Мейн. – Нам надо поговорить без свидетелей.
      – Но это будет совершенно неприлично! – Сильви чуть поморщилась и тут же снова помахала рукой мисс Тарн.
      – Однажды мы станем мужем и женой, – настаивал он.
      – Звучит ужасно по-пуритански. Я никогда не буду женой в обычном смысле. Прежде всего я леди, так же как и вы джентльмен, а не просто муж.
      Гаррет вздохнул.
      – Маленький столик, пожалуйста, – обратился он к лакею, и тот услужливо кивнул.
      Через минуту они уже сидели таким образом, что Сильви могла видеть всю комнату, а ее сумочка, шаль и веер были пристроены наилучшим образом.
      И тут она обратила взор на него.
      – Ну, Мейн, в чем дело? – покровительственным тоном спросила она.
      Гаррет почувствовал, как тоска, сжимавшая его сердце, слегка отпустила.
      – Возможно, в том, что прежде я вел сумбурную жизнь...
      – В каком смысле? – Между бровей Сильви снова появилась обворожительная тонкая морщинка. – Вы потеряли свое состояние? – Она прикрыла рукой его руку. – У меня большое приданое, Мейн, и оно ваше.
      Гаррет чуть не прослезился – он слишком долго был один, и теперь наконец нашелся кто-то, с кем он мог поговорить о своих делах.
      – Не волнуйтесь! – успокоила его Сильви. – Мой отец имеет большие капиталовложения, как вы выражаетесь здесь, в Англии, и он никогда не допустит, чтобы его дочь осталась без средств.
      – Дело не в деньгах, и если бы все только заключалось в них...
      – Но тогда что же?
      – Моя предыдущая жизнь ушла на мелкие интрижки, на ненужную бессмысленную суету. Я пока еще ничего не сделал, даже не занял своего места в палате лордов. Откровенно говоря, я страшно богат, и мой друг Фелтон занимается моими делами, а я даже не знаю, чем владею.
      – Лусиус Фелтон? – Сильви внимательно посмотрела на него. – Это очень разумно с вашей стороны. Мистер Фелтон – гений в этих вопросах.
      – Он – да, но я... Дела в моем имении идут сами собой. В палате лордов я не могу выступать, потому что меня не интересуют огораживания и акты об отправке карманных воришек в колонии.
      – Но что дурного в такой жизни? – Сильви с любопытством посмотрела на Мейна.
      – В какой жизни?
      – В жизни галантного человека.
      – Чем плоха жизнь джентльмена, которому остается только наслаждаться? – уточнил Мейн. – Я скажу вам, что такое джентльмены. Они флиртуют с женами других джентльменов и иногда соблазняют их. Они ввязываются в дурацкие пари по поводу скорости карет и успеха боксерских матчей.
      Сильви вздохнула:
      – И еще они ухитряются заниматься своими владениями и проявлять милосердие к тем, кто занимает более низкое положение в обществе, вам не кажется? Они производят на свет детей и делают все возможное, чтобы вырастить их умными и полезными членами общества, знающими свое место и свои обязанности.
      – Да, но я не знаю, где мое место и что я должен делать.
      – Ну разумеется, все то же, что делаете сейчас. Вы хороший человек, Мейн, у вас есть друзья. Чего вы хотите еще?
      – Ну, хочу что-нибудь делать, что-нибудь строить...
      – Как тот странный маркиз, который построил в своем поместье ветряную мельницу, чтобы улавливать ветер? – Сильви засмеялась.
      – Имей я творческий склад ума, я был бы счастлив удалиться в деревню и строить ветряные мельницы.
      – Ну, это у вас вряд ли получится. Кстати, когда у нас появятся дети, вы будете мыслить иначе, я уверена.
      Мейн подался вперед и поцеловал Сильви в щеку, хотя знал, что она весьма не одобряла проявление чувств на публике.
      – Вы так милы.
      – И вы. Мне нравится ездить на балы, болтать со своими близкими друзьями; надеюсь, скоро и вы начнете получать от этого удовольствие.
      – Я тоже надеюсь, но вот беда: на балу я никогда не могу вас найти, потому что большую часть времени вы скрываетесь в дамской комнате, где чирикаете со своими подругами.
      – Верно, потому что самое интересное, что бывает на балах, происходит именно там. – Сильви покровительственно улыбнулась.
      – А будете ли вы счастливы, если большую часть года вам придется проводить в моем имении? – Мейн напряженно ждал ответа.
      Улыбка Сильви слегка потускнела.
      – Никогда, но если вы решите, что жизнь в деревне вас удовлетворит, я вполне способна сама позаботиться о себе. Ваш дом в Лондоне расположен в прекрасном месте: как только я переоборудую его и придам ему французский стиль, он станет вполне комфортабельным. Кроме того, у меня столько друзей! Думаю, с ними я буду вполне счастлива... Мне было бы крайне неприятно считать себя вашей обузой, кандалами на ваших ногах, но, поверьте, этого не случится.
      – Весьма поэтический образ, – заметил Мейн кисло. – Но я снова буду скучать.
      – Ни в коем случае. Нам предстоит прожить вместе много лет, и я уверена, что ничего не случится, если мы какое-то время поживем порознь. Я часто замечала, что лучшие браки устроены именно так, и меня бы очень огорчило, Мейн, если бы один из нас оказался несчастен.
      – А где же будут дети?
      Сильви выразительно подняла бровь:
      – Разумеется, там, где и полагается быть детям, – в деревне, в городе, там, где захотят.
      Мейн рассмеялся:
      – Боюсь, некоторое время они не смогут высказывать своих желаний.
      – Ах, – Сильви махнула рукой, – как вы понимаете, я ничего не знаю о детях, но уверена, что наши дети будут очень милыми и приветливыми.
      Она была такой веселой, такой искренней и так любезно выразила желание всю жизнь провести подальше от него и от их детей... А что делать ему? Сильви не была чудовищем, она обладала прелестным подбородком и большими, широко раскрытыми и дружелюбно взирающими на мир глазами, но...
      – Неужели вы больше ничего не хотите от жизни? – спросил Мейн с бессильным отчаянием.
      На мгновение в ее прекрасных глазах появилось беспокойство.
      – Нет, – ответила Сильви решительно. – Могу я говорить откровенно?