Глава 27

Следующие несколько недель Софи оставалась в постели, послушно съедая легкие блюда, которые с большой любовью готовил для нее Флоре. Долгие часы с ней проводил Патрик. Читал отрывки из ее любимых романов, колонки новостей из «Морнинг пост» и международные новости из «Тайме». По правде говоря, Софи его почти не слушала. Следить за сюжетом удавалось всего несколько минут, а дальше она погружалась в воспоминания. Когда по ее щекам начинали струиться слезы, Патрик откладывал книгу и прижимал жену к себе.

Мать навешала ее каждый день, давая изрядный заряд бодрости. Отец посетил лишь однажды. Вошел на цыпочках и молча встал у постели.

— Жаль, что у тебя нет сестры, с ней тебе было бы легче все это перенести.

Софи посмотрела на Него сухими глазами.

— Папа, не надо жалеть о том, чего нет.

— Знаешь, мы с твоей матерью наделали в жизни очень много ошибок. В основном-то, конечно, виноват я, дурак.

Софи улыбнулась вымученной улыбкой. Боже, как она мечтала услышать от отца эти слова! А теперь, когда такое наконец случилось, обнаружила, что ей это чуть ли не безразлично.

— Если вы с мамой поладили, это чудесно, папа, — прошептала она.

Джордж постоял еще немного, а затем тихо покинул комнату.

Наконец кровотечение прекратилось, и доктор Ламбет разрешил ей вставать.

Софи равнодушно залезла в дымящуюся паром ванну, избегая смотреть на свое тело. Она его ненавидела. Дочку не смогла выносить. Какой позор!

Симона начала намыливать мочалку, а Софи неподвижным взглядом уперлась в стену.

Патрик вошел, как раз когда камеристка только поставила Софи на ноги, завернув в толстое полотенце. Та двигалась, как сомнамбула, кажется, даже не заметив появления мужа.

Он кивком удалил Симону, а затем, усадив Софи на обитый бархатом табурет перед камином, начал вытирать ее длинные волосы. Апатия жены его тревожила, однако доктор Ламбет сказал, что это нормальная реакция на потерю ребенка. Но что знает этот доктор? Для полной жизни, энергичной Софи это было совершенно ненормально. Каждый раз, когда Патрик йидсл се застывшее лицо и пустые глаза, в его сердце закрадывался страх.

Сейчас он говорил о том о сем, пока его не прервал тихий голос Софи:

— Я хочу поехать туда… увидеть могилу. Патрик еще интенсивнее занялся ее волосами.

— Завтра утром мы поедем в Даунз.

— Я хочу поехать сейчас, — настаивала Софи. — И… одна.

Сердце Патрика защемило. Он уронил полотенце и опустился перед ней на колени.

— Прошу тебя, Софи, не отгораживайся от меня. Не надо. — Горло сдавил мучительный спазм.

— Я не отгораживаюсь от тебя, Патрик. — Софи говорила совершенно спокойно. Ей казалось, что она смотрит на него через густое облако. — Мне просто нужно пойти на могилу в первый раз одной.

— Почему?

— Потому, что я ее мать. Вернее, была.

— А я отец.

— Я долго носила ее в своем теле! — воскликнула Софи. — И должна попросить прощения.

— За что?

— Я… — Она заволновалась. — Это было мое тело, как ты не понимаешь.

— Нет, не понимаю, — хмуро ответил Патрик. — О чем ты говоришь?

На глаза Софи вновь навернулись слезы. Хрупкая плотина, с таким трудом воздвигнутая на их пути, сломалась:

— Это моя вина, что мы ее потеряли, моя.

— Никакой твоей вины тут нет. — Патрик нежно погладил ее щеку.

Софи отвернулась.

— Все равно я хочу поехать туда одна. Мне это нужно.

— Но ты ни в чем не виновата! — Патрик легонько встряхнул ее за плечи. — Софи, ты сама говорила, вспомни: она не была готова к жизни. И это совершенно правильно. Твое тело здесь ни при чем. Она у нас была очень хрупкая.

Патрик поднял жену на руки, перенес к креслу и начал баюкать, как ребенка.

— Она знала, что я не хотела се. — Софи всхлипнула. — Знала.

— Как ты можешь говорить такое! Ты хотела ее настолько сильно, что не позволяла мне даже прикоснуться к себе.

— Я боялась, — подала голос Софи после долгой паузы. — Боялась потерять ребенка.

— Вот видишь! А говоришь, что не хотела.

— Ты проводил время с любовницей и перестал заходить ко мне в спальню. А я знала, что у нас другого ребенка не будет. Да, я хотела ее, но все же порой мне в голову приходили ужасные мысли, что если бы я не забеременела, то ты иногда заходил бы вечерами ко мне… — Из ее горла вырвалось сдавленное рыдание. — Это были греховные мысли. Мне нужно было принимать жизнь, какая она есть, и быть благодарной тебе хотя бы за этого ребенка.

Патрик ошеломленно сжимал жену в объятиях.

— Но у меня нет и не было никакой любовницы.

— Может быть, тебе просто наскучило заниматься со мной любовью, — проговорила Софи, как будто в трансе.

— Это не так. Мы обязательно заведем еще одного ребенка. — Напряженный голос Патрика сливался с рыданиями Софи.

— Ты устал от меня, — продолжала она, всхлипывая, — я тебе надоела. И конечно же, детей у нас больше не будет, потому что в наследнике ты не заинтересован. Сам об этом говорил. Когда я забеременела, какая-то часть моего существа не желала этого ребенка, потому что его появление означало конец… — Она осеклась.

— Софи, — глухо сказал Патрик, — к чему такие слова? А если я скажу, что лежал ночами в своей спальне и мучился от невозможности войти к тебе? Что пока ты носила ребенка, я сходил с ума от желания? Так что же может заставить меня перестать желать тебя после его рождения?

Софи не сразу нашлась что ответить. Прежде у нее все так хорошо сходилось.

— Но… но в последний месяц, по крайней мере пять раз в неделю ты вообще не ночевал дома. — Она снова всхлипнула, вспомнив пролитые в одиночестве слезы. — И не думай, что я не знаю о черноволосой красавице.

Опять наступило молчание.

— Но я тебя не виню. — Софи неожиданно встрепенулась. — Мне все было известно еще до замужества. Единственное, чего я тогда не понимала, это насколько будет больно.

Руки Патрика напряглись так сильно, что она охнула и замолчала.

— Это неправда. — Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. — Бог свидетель, с того первого поцелуя на балу у Камберлендов я ни разу не подумал о другой женщине. — Софи расширила глаза. — И никого, разумеется, у меня с тех пор не было. Черноволосой в том числе. Других женщин я даже не замечал, пойми ты это, ради Бога! Думал только о тебе, о твоем теле. Софи, ты ошиблась, приняв меня за повесу. Честно говоря, я никогда им не был.

Софи молчала.

— Ты хочешь сказать, что по-прежнему…

— Боже мой, конечно, да! — хрипло воскликнул Патрик и конвульсивно сжал ее в объятиях.

Софи устроила голову у него на плече. «Он меня хочет, — это единственное, что она усвоила. — Все еще хочет, он сам только что сказал. Значит, когда я полностью поправлюсь, он придет ко мне в спальню, и… мы сможем иметь другого ребенка». — Струны, туго натянутые внутри, начали постепенно расслабляться.

— Ты действительно говоришь это серьезно? — Ее голос был приглушен его рубашкой. — Ты действительно хочешь любить меня? Тебе не наскучило?

— Наскучило! Ради Бога, Софи, с чего ты это взяла?

— Но я думала, что у тебя есть любовница. Ты очень часто не ночевал дома.

— Не ночевал, это верно. Потому что занимался самоистязанием. — Он не мог заставить себя задать вопрос о ее поездках по четвергам с Брэддоном.

— Зачем же тебе надо было себя мучить? — прошептала Софи. — Я… я все время тебя ждала.

Патрик почувствовал, что ему не хватает воздуха. Что ей сказать на это? «Я избегал тебя, потому что знал, что ты меня не любишь?» — Но сейчас такой ответ казался ему почему-то смехотворным.

— Сам не знаю, зачем я это делал, — признался он с грустью. — Но других женщин у меня не было. В этом я клянусь тебе, Софи. Большую часть времени я проводил, гуляя по улицам, иногда задерживался в своей конторе в порту.

Теперь Софи понимала, что это правда.

— Я очень этому рада, — еле слышно выговорила она. — Даже если… это не будет длиться вечно, все равно…

— Господи, Софи! Что заставляет тебя думать, что я такой презренный тип? Что ты слышала обо мне?

— Ничего определенного, поверь мне. Просто я знала, чего следует ожидать от мужчин. Знала, что одной женщиной ты удовлетвориться не сможешь, такова уж ваша природа. Но женой-скандалисткой становиться не хотела, — добавила она поспешно. — Ты уходил из дома, когда хотел, — я тебе слова не говорила.

Патрик стиснул зубы.

— Это, конечно, правда. Я думал, тебе все безразлично.

— Просто я не хотела, чтобы ты чувствовал себя, как в капкане.

— Нет, милая, я совсем не такой, как твой отец. А ты не похожа на свою мать. Если мне удастся дожить до восьмидесяти четырех лет, то и тогда я не перестану тебя желать. Понимаешь? И еще, после того как ты окончательно придешь в себя, у нас будет одна постель на двоих, вторую я прикажу выбросить. Не возражаешь?

— Разве обязательно выбрасывать?

— Обязательно, — горячо отозвался он. — Потому что я хочу спать с тобой каждую ночь. Софи, мы ведь еще не наговорились.

И снова Патрик не спросил о Брэддоне. «Мы обсудим это обязательно, — говорил он себе, — о когда она достаточно поправится, и я тоже не буду чувствовать себя таким разбитым и с большим спокойствием смогу выслушать ее признание».

Патрик наклонил голову и покрыл поцелуями ее лицо.

— Признаюсь, я был большим идиотом. Прости меня за это. И позволь в течение хотя бы следующих шести лет постоянно спать с тобой в одной постели.

Она погладила его по щеке.

— Да. Конечно, да. — После этого их губы сомкнулись, впервые за несколько месяцев.

Наконец Патрик отпрянул и посмотрел в ее влажные глаза.

— Софи, я должен тебе сказать еще кое-что.

Она насторожилась.

— Это неправда, что я не хочу детей. Хочу, причем больше, чем могу выразить словами.

Некоторое время тишину нарушало только биение их сердец. — Тогда почему же ты был таким жестоким? Почему говорил такие страшные слова?

— Из-за матери. — Патрик откашлялся. — Ее смерть так на меня подействовала, что я поклялся никогда не подвергать свою жену такой смертельной опасности. Пусть лучше у меня вообще не будет детей. Знал, что это глупости, но ничего не мог с собой поделать. И действительно заставил себя не хотеть детей. Так продолжалось, пока я не встретил тебя.

Софи обняла его за шею.

— Но с тобой мне бы очень хотелось иметь детей, — прошептал Патрик. — И они у нас будут. Конечно, волноваться за тебя я не перестану, но мы будем иметь детей, сколько ты захочешь — троих, четверых или даже десятерых. — Он улыбнулся.

Софи прижалась к его груди. «Он желает меня и хочет иметь детей. Этого достаточно, более чем достаточно».

— Я люблю тебя, — вырвалось у нее. — Люблю. Патрик отпрянул.

— Софи, тебе не следует произносить такие слова, только что бы сделать мне приятное. Ты думаешь, я не знал о твоих чувствах?

«Он знал о моих чувствах? — удивилась Софи. — Знал о том, что я его люблю, и устраивал весь этот маскарад?» Она попробовала обидеться, но у нее ничего не получилось. Она его любила. Да, любила своего мужа неистово, безумно, беспомощно.

Патрик в этот момент чувствовал, как будто его сердце разрезают на части. Все это время он мечтал услышать эти слова, и вот сейчас обнаружил, что не хочет, чтобы она их произносила. Он не хотел любви, которая на самом деле была не любовью, а благодарностью за обещание иметь ребенка. Да, потеря ребенка их сблизила, но не нужно называть это любовью. Он жаждал, чтобы она почувствовала к нему ту же самую неистовую, сумасшедшую любовь, какую он испытывал к ней.

— Софи, — сказал Патрик, пригладив ее волосы,

Она ждала, но он не проронил больше ни слова, просто гладил волосы, и все.

— У тебя еще не пропало желание ехать сегодня в Даунз?

Софи кивнула.

— Тогда я сейчас распоряжусь. — Он сделал небольшую паузу. — Но ты разрешишь мне приехать туда через несколько дней?

Софи зарылась лицом в его шею.

— Поехали сейчас, Патрик. — Ее голос дрожал. — Поехали со мной.

Он немедленно завладел ее мягкими губами.

— Конечно, поеду. Я поеду с тобой куда угодно, дорогая.

Через несколько дней Софи проснулась в особняке Даунз совершенно обновленной. Несказанная благодать омыла ее сердце целительным бальзамом. «Мое дитя — наше — ушло. Но будут другие». Рядом лежал муж, на нем была глупая, отороченная кружевами ночная рубашка. По каким-то неизвестным ей причинам Алекс настоял, чтобы он ее надел. Лицо Патрика было худым и изможденным, на щеках трехдневная щетина. Софи вдруг подумала, что красивее он никогда в жизни еще не выглядел.

Глава 28

«Чем это он щекочет мой нос? — подумала Софи и открыла глаза. — Цветком».

— Долго я проспала? — Она сонно улыбнулась.

— Около часа, — ответил муж и наклонился над ней. Затуманенные глаза ласкали ее лицо.

Софи потянулась почесать спину — наверное, травинка колючая попалась. Платье натянулось, рельефно обозначив груди. У Патрика затрепетали руки.

— Твой наряд требует орнамента. — Он проворно ощипал маргаритку и осыпал корсаж жены дождем белых шелковистых лепестков.

Софи засмеялась и посмотрела на мужа.

Волосы у Патрика были в беспорядке. Должно быть, он тоже немного вздремнул. Дело в том, что они решили устроить небольшой пикник с нежными, пропитанными вином бисквитами, взбитыми сливками и бутылкой легкого игристого вина.

Уже два долгих месяца прошло с тех пор, как Патрик и Софи прибыли сюда из Лондона залечивать раны.

Они поставили своему ребенку простой белый памятник с краткой надписью: «Любимой Фрэнсис» — Софи ей дала такое имя. Вместе с Шарлоттой она посадила там несколько десятков подснежников. Садовник Шарлотты крутился рядом, негодуя, что леди испачкали руки.

В Лондон возвращаться не хотелось. В их городском доме все было пропитано памятью о семейном раздоре, холодных одиноких ночах и страшной потере. Они устроились в одной из огромных спален особняка Даунз.

Но одиночества не было — Шарлотта и Алекс находились здесь же, рядом. И это было замечательно. Особняк Даунз больше не казался Патрику пустым, похожим на пещеру. Кроме того, на летние каникулы из Харроу прибыл Генри, к великому восторгу Пиппы. Теперь в коридорах особняка все время звучали детские голоса и смех.

Но что самое главное, рядом с Софи постоянно был Патрик. Он помогал ей подняться с кресла, не позволял поднимать ничего тяжелее пялец для вышивания. А вечером, отпустив Симону, сам расчесывал ей волосы.

Ночью они спали рядом, нежно прижавшись друг к другу. Патрик обычно зарывался лицом в шею Софи. Если она поворачивалась, он неизменно притягивал ее к себе, не давая никуда уйти даже во сне.

Сегодня вечером они устраивали маленький домашний прием. Должны были прибыть девять — двенадцать гостей. В особняке вовсю шла подготовка, а Патрик схватил Софи и утащил в карету на пикник.

— А где кучер? — спросила Софи, оглядываясь. Кареты нигде не было видно.

Патрик продолжал ласкать ее маргаритками.

— Я отослал его домой.

— Домой? А как же мы теперь туда доберемся? Они расположились в красивом месте у речки, приятно пригревало солнышко, так что вопрос этот прозвучал у нее как-то вяло, без должной заинтересованности.

Патрик не ответил, найдя себе новое развлечение. Рядом росли кусты жимолости, он сорвал несколько цветков и украсил ими янтарные локоны жены.

— Патрик. — Софи томно улыбнулась, наслаждаясь цветом глаз мужа. Они теперь стали угольно-черными.

— Да.

— Няня в детстве научила меня гадать по лепесткам маргариток.