Наслаждения (№2) - Полночные наслаждения

Брэддон не сводил глаз с Патрика и, видимо, заметив на его лице выражение сомнения, оживился.

— Ты сделаешь это! — громко воскликнул он. — Я это знал, Патрик. Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Черт возьми, дружище, да ведь лучше тебя с этим делом никто и не справится.

— Сумасшествие какое-то, — проговорил Патрик и бросил недовольный взгляд на массивную повязку Брэддона. — И сколько ты будешь это носить?

— О, наверное, пару недель, не меньше, — беззаботно ответил Брэддон.

Патрик устремил на приятеля свои пронзительные черные глаза.

— А я слышал, сломанная нога срастается за шесть недель.

— Наверное, ты прав, — быстро согласился Брэддон. — Но, Патрик, тебе бы сейчас лучше поторопиться. Софи ждет меня в полночь. Если бы ты спросил меня, я бы тебе ответил, что для бегства это ужасно неудобное время. Но в любом случае до назначенного часа осталось всего двадцать минут.

Патрик перебирал пальцами черного ежа, который распался на две части, бороду и усы. Брэддон кинул ему небольшую бутылочку.

— Приклей их этим веществом. Вон зеркало над камином — Патрик вынул пробку и понюхал.

— Нет. — Его тон не допускал возражений.

— Ладно, но надень хотя бы плащ, — взмолился Брэддон. — Он с капюшоном. Самое главное, чтобы она тебя не узнала, пока ты не спустишь ее на землю. А то поднимет крик и разбудит весь дом. Я думаю, ей не очень будет приятно обнаружить вместо меня тебя.

Патрику о том, как Софи воспримет эту ситуацию, гадать не хотелось.

— Плащ тебе пригодится и внизу, — торопливо продолжал Брэддон. — Ты в него завернешь Софи. Иначе это может повредить ее репутации, если тебя увидят с ней ночью.

Глаза Патрика зажглись весельем.

— Ты беспокоишься о репутации своей будущей жены и просишь меня войти ночью к ней в спальню, взять на руки и перенести в ожидающую внизу карету, разумеется, тайком от родителей? — Патрик надел плащ и накинул капюшон. Посмотрев на себя в зеркало, он усмехнулся. — Боже, что за вид. Так на средневековых карикатурах изображали смерть. Не хватает только веревочного пояса и косы.

Брэддон выпятил губу.

— Софи будет скомпрометирована, только если об этом кто-нибудь узнает. Так что я прошу тебя по пути к карете завернуть ее в плащ, и сам надвинь поглубже на голову шляпу, чтобы никто не мог увидеть ваших лиц. Я имею в виду, если так случится, что кто-нибудь в этот момент будет идти по улице.

Патрик вздохнул. Что поделаешь, ситуация смехотворная и, пожалуй, безвыходная. Видно, придется вытащить эту девчонку из спальни и привезти в дом к Брэддону.

— Я полагаю, ты уже продумал, что будешь делать, когда она окажется в твоем доме?

Брэддон кивнул.

— Отправлю к бабушке. До ее дома отсюда всего несколько кварталов. Я уже предупредил домоправительницу. Сама бабушка в деревне, так что утром Софи будет без хлопот препровождена обратно домой.

Плащ был ему сильно велик, Патрик не сомневался, что выглядит в нем нелепо. Светила луна. Он стоял под окнами особняка Бранденбургов, накинув на голову глубокий капюшон, и исподлобья рассматривал приставную лестницу, вроде как невзначай прислоненную к стене. Неожиданно осознав всю абсурдность происходящего, он уже начал разворачиваться, чтобы уйти прочь, как сверху его окликнул нежный голосок:

— Лорд Слэслоу!

Патрик поднял глаза. Из окна выглядывала маленькая головка Софи. Во мраке он ее с трудом различал, скорее догадывался.

— Лорд Слэслоу… Брэддон… вы меня слышите? Я не могу! Патрику показалось, что Софи чуть ли не рыдает.

Он подошел поближе.

— Почему?

Софи пристально вглядывалась в темную фигуру внизу. Голос Брэддона показался ей неестественно резким. Ах да, он недоволен. «Я поставила его в весьма неудобное положение».

— Лорд Слэслоу, пожалуйста, поднимитесь, мне нужно с вами поговорить. Всего на пару минут. Пожалуйста.

Софи показалось, что из груди Брэддона вырвался глухой стон. Затем он поставил ногу на первую перекладину лестницы. Софи похолодела. Не дай Бог еще упадет и разбудит слуг, ведь Брэддон такой неуклюжий.

Неожиданно он начал подниматься вверх с необычной легкостью. Наблюдая за этим, Софи нервозно хихикнула. Неужели жених весь день практиковался в лазании по лестнице? Когда Брэддон приблизился к подоконнику, она поспешно попятилась и присела на постель. Свечи были погашены, лишь бледная луна заглядывала в спальню.

Когда в окне появилась крупная фигура в черном плаще, Софи чуть не ойкнула. Патрик перебросил через подоконник одну ногу, затем метнул быстрый взгляд на Софи, сидящую на постели, и замер. Его лица она, разумеется, видеть не могла, но отчетливо чувствовала, как глаза медленно перемещаются по ее телу.

Наконец Патрик легко спрыгнул в комнату. Не произнося ни звука, успокоив рукой волнообразные колыхания плаща, он облокотился о подоконник. Софи проглотила застрявший в горле комок.

— Я полагаю, вы удивлены, почему я не готова к бегству. — Она замолкла на несколько секунд. — Лорд Слэслоу, я попросила вас… хм, я попросила вас подняться сюда…

Он оставался неподвижным, как изваяние.

— Понимаете, — проговорила Софи неожиданно быстро, — я совершила глупость и знаю, что вы станете гневаться по этому поводу. С вашей стороны это будет справедливо. Дело в том, что я… просто не могу никуда сейчас с вами пойти… впрочем, не толь ко сейчас, но и вообще никогда. — Она пыталась разглядеть лицо Брэддона, но в оконном проеме вырисовывался только силуэт. Где он раздобыл такой зловещий плащ?

— Вот как? — тихо проронил он.

— Я весь день страдала, — заторопилась Софи. — И все думала, думала. Я знаю, идея бегства вам пришлась по душе, и поэтому записку посылать не решилась. — Она замялась. — Понимаете, я не только не могу с вами сбежать, но и… вообще раздумала выходить замуж.

Услышав последние слова, жених — а его мрачная фигура уже начала ее пугать — выпрямился и скрестил на груди руки.

— Почему?

— Я знаю, как важно для вас жениться, то есть не для вас лично, а для вашей матушки. Мне очень жаль, но… это было бы с моей стороны неправильно. — Софи замолчала.

Брэддон не пошевелился и не проронил ни слова, но что-то в его позе й молчании заставило ее продолжить объяснения:

— Знаете, я поняла, что в общем-то мы могли бы превосходно ужиться в браке, потому что… потому что не питаем друг к другу никаких чувств. Хм, пожалуй, это не совсем точно. Вы мне очень нравитесь, Брэддон… хм, лорд Слэслоу. Но мы… я… я не могу обнаружить в себе такого рода чувств, какие жена должна испытывать к мужу.

Несколько секунд стояла тишина, а затем Брэддон негромко произнес:

— Не можете?

— Нет, не могу.

— Вот оно что.

Голос у Брэддона был ниже, чем обычно, и в нем слышались какие-то бархатные обертоны, которые заставляли трепетать нижнюю часть ее живота.

«Странно, подумала Софи. — Может быть, это потому, что мы в первый раз наедине, если не считать вчерашней прогулки по парку, когда он не захотел меня поцеловать». — Вспомнив об этом, Софи преисполнилась решимости:

— Помните, вчера, когда мы были в парке, вы не захотели меня поцеловать, потому что не думали обо мне в «таком качестве»? Так вот, — заявила Софи с вызовом, — муж обязан думать о своей жене в «таком качестве».

Со стороны окна по-прежнему не последовало никакого отклика. Затем Брэддон медленно поднялся и сделал несколько шагов по направлению к постели. Софи пристально вглядывалась, но капюшон у плаща был такой глубокий, что ничего не было видно. Совершенно неожиданно ее затылок начали гладить крепкие руки. Темная фигура наклонилась над ней, она это скорее почувствовала, чем увидела.

— Ну что ж, попробую подумать о вас в «таком качестве», — проговорил, вернее, пробормотал хриплый голос, и ее губ коснулись губы… крепкие и требовательные. Они нагло хозяйничали, как будто имели на это право.

— Ой! — выдохнула Софи.

В этот момент Брэддон опрокинул ее на спину. Или она сама упала? Впрочем, это было уже не важно, потому что губы инстинктивно раскрылись, впустив его язык, который моментально завоевал ее трепетный рот, отчего по всем членам пробежал жидкий огонь. До сих пор ее никто не целовал так… кроме Патрика. Она понимала — что-то не так, но никак не могла сообразить, что именно, потому что тревога тонула в океане ощущений.

Что касается Патрика, то он и вовсе ни о чем таком не думал. Наконец-то осуществилась его заветная мечта. Он был с Софи, в ее спальне, на ее постели. А открытие, что ее мягкие губы такие же опьяняющие и сладостные, какими были прежде, вряд ли могло вдохновить на рациональное мышление. Тело Софи затрепетало почти мгновенно, когда он, обжигая губами ее кожу, обвел теплым языком контуры губ, а затем проник в глубь рта. Она выгнулась, прижалась к нему, вцепившись пальцами в кудри.

Он наклонился над ней, чуть отпустил, а затем снова притянул обратно, покрывая края губ быстрыми дразнящими поцелуями. Софи слабо застонала, и он отстранился. А она повернула голову и попыталась захватить его губы, вернуть их назад, желая, чтобы он снова завладел ее ртом. Теперь он осыпал поцелуями все ее лицо — щеки, веки, лоб, подбородок, — потом снова вернулся к губам. Но по-настоящему у нее перехватило дыхание, когда он, продолжая непрерывно работать языком, нежно стиснул груди, такие доступные под ночной рубашкой.

Из ее горла вырвался сдавленный стон. Но все же… и все же… в глубине души она уже давно понимала, что это не Брэд-дон. Что это не может быть Брэддон. Мало того, ей не хотелось испытывать с ним ничего подобного. И пусть даже это будет Брэддон, что невероятно, но пусть, пусть, все равно она не хотела быть его женой.

Она попыталась повернуть голову и прохрипела сдавленно:

— Нет!

Но тут же его губы принялись преследовать ее губы, язык заработал еще интенсивнее, отчего по всему низу живота распространился огонь. Софи часто задышала, но продолжала всхлипывая шептать:

— Нет, нет, нет, нет…

Наконец руки уперлись ему в грудь. Софи рывком села, пристально вглядываясь во мрак. Лицо жениха было опять скрыто под капюшоном. Чувствуя на себе его взгляд, она отвернулась.

— Брэддон, все это еще ничего не значит, — произнесла она, переводя дыхание. — Я не знаю, почему… почему я поддаюсь на ваши… — Она чуть повысила голос. — Но решения своего не из меню и выходить за вас замуж не буду, — Она говорила, глядя вниз, и начала медленно поднимать голову, когда вместо ответа он стал ласково перебирать ее длинные локоны.

Сердце Софи остановилось.

Он наконец откинул капюшон, луна осветила лицо. Да, ее тело знало с самого начала, что это был вовсе не Брэддон, но теперь глаза Софи пробежались по длинным ресницам, шевелюре с проседью, по выгнутым бровям, квадратной челюсти… Ее разум медленно впитывал то, что тело знало уже давно, пожалуй, с первого прикосновения, когда он прижал ее к своему мускулистому телу.

— О, — прошептала она. Так, наверное, ребенок шепчет во сне, когда ему хорошо.

Патрик улыбнулся. Продолжая ласкать ее волосы, он захватил в ладонь шелковистые пряди и мягко потянул разгоряченное тело обратно на постель.

— Софи, — хрипло прошептал он ей прямо в ухо, — надеюсь, ты не сомневаешься, что я всегда думал о тебе только в «таком качестве». — Озорной, обольстительный язык начал игру с ее ухом, исследуя изящные закругления. Софи расслабилась. Патрик вновь придвинул ее лицо к своему, губы воспламенили губы.

Да, все это обязательно должно было случиться. И она выбросила из головы тяжелые размышления о плащах, побегах, замужествах и помолвках, которые так досаждали ей в течение дня.

Патрик тоже расслабился, потому что восхитительные пальцы Софи легко коснулись его щек, а затем пробежали до самого подбородка. Ее губы открылись его губам. Она затеяла с ним старинную игру, когда обольщенная потом сама обольщает обольстителя.

Он почти застонал и перевернулся, поджимая ее под себя. Софи охнула, и он моментально скатился на бок.

— Извини, дорогая. — Слова пробивались в ее сознание сквозь, облако блаженства. — Я чуть не раздавил тебя.

Она не отозвалась. Что-то сидящее внутри ее изо всех сил стремилось к его телу, чтобы оно легло на нее снова и прижало к постели. Ей хотелось вновь пережить это опьяняющее ощущение. Она подняла руки и, вытянув вперед голову, чтобы встретить губами губы, неистово потащила его к себе за плечи.

Во время захватывающего путешествия по ее телу руки Патрика добрались наконец до корсажа и обнажили груди, белейшие и нежнейшие, как пена водопада.

— Боже мой, Софи, как ты прекрасна! — Голос Патрика пресекся, потому что он погрузился с головой в эту мягкую и одновременно упругую нежную плоть. Софи застонала и начала извиваться, что-то невнятно бормоча, воспламеняя его кровь. Он скользнул рукой под ее рубашку и погрузил пальцы в мягкие завитки.

Тело Софи напряглось. Глядя на Патрика затуманенными глазами, она мелко завибрировала. Внезапно ей вспомнились все детали отношений между мужчиной и женщиной, о которых доводилось слышать.

Его губы приникли к губам Софи, а пальцы продолжали методично погружаться в сладостную влагу, доводя ее до грани неистовства.

— Патрик, — прошептала она, — это и есть то самое? То, чем мы занимаемся.

Боже, до чего она наивна! Он уже давно понял, что ошибся, считая ее искушенной в сексе. В одежде она казалась более опытной.

— Дорогая, ты так прекрасна! — прошептал Патрик, поглаживая ее бедра. Затем легонько поцеловал в нос. — Мне хочется тебя видеть. Позволь зажечь свечу.

Она улыбнулась.

— Если света луны тебе недостаточно, зажги.

Он на несколько секунд приник к ее губам, потому что просто не мог удержаться, а затем вскочил на ноги, чиркнул спичкой, и комната озарилась слабым мерцающим светом.

Патрик поставил свечу на столик и сел на постель, устремив глаза на Софи.

— Как ты на меня смотришь! — прошептала она. Это был не стыд, а что-то совсем другое.

— Я смотрю на тебя так, как мужчина смотрит на женщину, которую жаждет больше всего на свете. — Он сбросил плащ.

— Ох, — выдохнула она.

Под плащом у него оказалась только тонкая батистовая рубашка с распахнутым воротом.

— Я еще никогда не видела мужчину без галстука, — неожиданно вырвалось у нее.

Патрик озорно улыбнулся. Затем быстрым движением вытащил рубашку из бриджей, стянул с головы и бросил рядом с постелью. Глаза Софи расширились. Брошенная рубашка возбудила легкое движение воздуха. На его бугристых мускулах заиграли оранжевые тени.

Софи протянула руку, коснулась груди Патрика, потерла соски, а затем, подняв глаза, встретилась с его глазами. Они были полны желания.

Она улыбнулась и, не отрывая взгляда, повторила движение, Но теперь уже обеими руками и очень медленно. Под ладонью отчетливо ощущалось биение его сердца. Она представила это сердце в виде маленького крота, которого в детстве однажды поймала вечером в саду.

Внезапно, как раз в тот момент, когда Софи расслабилась, Упоенная ощущением своей власти над Патрикомего руки подняли ее с постели. И через мгновение, не прерывая ласк, она оказалась у него на коленях. Сердце бешено заколотилось. От него исходил непередаваемый запах. Так пахла ночь в середине лета. Это было какое-то умопомешательство, которое ударяло в голову, как крепкая мадера. Это был запах мужчины с непременной примесью слабого аромата бренди. Софи задержала дыхание и напряженно ждала.

Патрик заглянул в ее доверчивые глаза и зажмурился, сопротивляясь накатившей волне страсти, которая угрожала превратить его в сатира. Ему жутко хотелось опрокинуть Софи на постель и жадно овладеть ею. Но это было совершенно недопустимо.

Он поцеловал очаровательный носик.

— Теперь ты выйдешь за меня?

Порывисто дыша, она завороженно смотрела ему в глаза. Все девичьи зароки и клятвы были преданы забвению. Патрик взял ее за плечи.

— Софи.

— Хорошо, — проронила она. — Хорошо, я выйду за тебя. — Но не это сейчас было для нее важно. — Патрик! — Она исступленно прижалась к нему всем телом.

— С моей стороны это было бы недостойным, — горячо прошептал он ей в губы. — Нам следует подождать.

Но как можно чего-то ждать, когда теплые волны радости омывают тело. «Я выхожу замуж за повесу, распутника. Да, да, да. Но за повесу, которого бесконечно люблю…» — Софи отважно потянулась ко рту Патрика, пробежав языком по контуру его губ. Он еще крепче стиснул ее в объятиях, а ее руки, соскользнув с шеи, направились вниз к груди. А потом еще дальше, к поясу.

Руки Патрика тоже нашли себе занятие. Вначале они направились в знакомое место, под закругления грудей. Она охнула, отдернув голову назад, но Патрик подтянул ее к себе и впился в губы. Затем оторвался и впился снова, потом еще раз, потом еще-Ловким движением сбросил с нее сорочку, а затем через мгновение освободился от одежды сам.

Софи затрепетала от предчувствия. Скосив глаза на свое тело и осознав, что обнажена, она вяло удивилась тому, что не заметила, как это случилось. Это тело больше не ощущалось собственным. Розово-кремовое пространство превратилось в лабиринт острых переживаний, совершенно не похожих ни на что, о чем она знала или даже когда-либо мечтала. Она смотрела на руку Патрика, который вначале ласкал ее грудь, а затем живот. Смотреть больше не было сил.

Этот волшебник творил с ней чудеса.

Наконец она почувствовала его у себя между бедрами. Каждый дюйм тела криком кричал, призывая Патрика не останавливаться — продолжать.

— В первый раз это может быть не очень приятно, — горячо прошептал он, целуя ее глаза.

Но Софи уже все было безразлично.

Призывно выгнув тело, она сомкнула руки вокруг его шеи, и это сорвало последние сдерживающие путы, подобно тому как огонь пожирает сухую соломенную крышу. Он проник в ее рот и тело на одном вздохе, на мгновение оставшись совершенно неподвижным. Стон Софи был погашен поцелуем.

Последовавший за этим медленный сладостный ритм постепенно оттеснял на задний план сопровождавшую вторжение жгучую боль, которая стала замещаться чем-то другим. С губ Софи начали срываться слабые постанывания.

В тот момент, когда Патрик, чуть подавшись назад, охватил руками ее попку, она начала под ним извиваться. Сознание сжалось в одну-единственную точку. Ее тело вздымалось, чтобы встретить его тело. Наконец неуловимая, невесть откуда взявшаяся искра взорвала их обоих, практически одновременно. Софи показалось, что она осветилась каким-то неземным светом, а затем огненные струи сплавили ее с Патриком.

Такого он прежде никогда не испытывал. Волна накатившего экстаза была необыкновенно острой и мощной. Сдерживаться уже не было сил. Он наконец сдался и ринулся вперед, повторяя как Молитву:

— Софи, Софи, Софи…

Голос приглушали разбросанные по постели длинные спутанные локоны.

Пламя свечи на столике подрагивало и колебалось под ласками слабого ночного ветерка, который беспрепятственно проникал открытое окно спальни.

Глава 9

В это время мать Софи в своей спальне, которая располагалась в противоположном конце коридора, неожиданно проснулась и села в постели. Разумеется, Элоиза была в ней одна, и так продолжалось с тех пор, как спустя примерно два месяца после свадьбы она обнаружила супруга в объятиях горничной. Непреклонное требование никогда больше не навещать ее в постели маркиз воспринял нельзя сказать чтобы охотно, но все же довольно равнодушно. С той поры единственные звуки, беспокоившие маркизу ночью, издавал супруг, когда поздно появлялся в смежной спальне, и (очень редко) кто-нибудь из слуг.

Элоиза без колебания потянула бархатный шнур, висевший рядом с постелью. Надо заметить, что без особой надобности слуг среди ночи маркиза никогда не беспокоила. Она гордилась даром, которым наделил ее Господь, а именно крепким сном, и время от времени любила упомянуть об этом в присутствии супруга, обязательно бросив на него осуждающий взгляд. Этим самым она как бы намекала, что крепко спит ночью лишь тот, у кого чистая совесть. Отсюда следовало, что если уж она проснулась, значит, на то была причина. Элоиза слышала охи, а потом вскрик. Она была в этом уверена. Может быть, перед домом на улице кого-то ограбили? Если так, то их обязанность — прийти на помощь пострадавшему. Она снова позвонила в колокольчик.

Наконец появилась растрепанная, заспанная горничная и сделала реверанс, по мнению Элоизы, весьма небрежно.

— Да, миледи.

— Я слышала шум, — буркнула маркиза. — Скажите Кэрролу, чтобы он немедленно проверил парадный вход.

Горничная снова сделала реверанс и исчезла. Элоиза откинулась на подушки и застыла, глядя на розовый балдахин, воздвигнутый над старомодной постелью. В ее голову закралась ужасная мысль. А что, если супруг привел сюда, в особняк Бранденбургов, женщину? Теперь, полностью пробудившись от сна, она осознала, что слышанное было похоже на женские стоны. Да, Элоиза отчетливо слышала, как женщина то ли охнула, то ли застонала. Почему-то некстати вспомнилось, как однажды у одной из горничных прямо в гостиной начались родовые схватки. Домоправительница дотом заламывала руки и заверяла госпожу, что девушка ей ничего насчет беременности не сказала, а она просто подумала, что та чуточку полновата. Но в гостиной тогда была герцогиня Бомонт, они пили чай. И тут такой стыд! Маркиза будет помнить это до смертного часа.

С герцогини Бомонт мысли перекинулись на Брэддона Четвина — ведь они уже почти родственники, а герцогиня доводилась Брэддону бабушкой. «Приятный молодой человек, с прекрасными манерами, — подумала Элоиза. — Остолоп, конечно, но какой мужчина не остолоп. К тому же у него такие знатные родственники. Состоять в родстве с герцогиней Бомонт будет очень приятно».

В спальню вновь скользнула горничная.

— О, миледи, там такая суматоха! Кэррол нашел в саду лестницу. Она была прислонена к дому. — Горничная сделала паузу.

Лестница была прислонена к окну спальни леди Софи, но природная интуиция подсказывала ей, что об этом пусть лучше сообщит сам дворецкий.

Элоиза быстро выбралась из постели, решительно набросила халат, в полном молчании прошагала через свою гардеробную, которая отделяла ее спальню от спальни супруга, и распахнула дверь. Она не сомневалась, к какому окну была прислонена лестница. Естественно, к окну супруга. Видимо, все зашло уже очень далеко, если он начал таскать к себе женщин по лестнице. Недалек тот день, когда Джордж устроит в этом доме бордель.

К ее удивлению, маркиз мирно спал, и притом один. Более того, окна его спальни были плотно закрыты. По тому, как супруг всхрапывал, Элоиза предположила, что перед тем, как отправиться в постель, он, видимо, изрядно принял, а стало быть, гостей не ждал.

Элоиза метнулась к супругу, схватила за плечо и энергично тряхнула:

— Джордж, проснитесь! В доме грабители!

Элоиза впопыхах не заметила, что называет мужа по имени. Милость, которой она не одаривала его уже многие годы.

— Что? Что случилось? Какие грабители?

Маркиз сел, с трудом продирая глаза. Элоиза чуть не ахнула «Боже, как Джордж постарел. А я только сейчас это заметила». В нее сонными глазами вглядывался усталый пожилой человек. Темные волосы с сильной проседью, но ноги еще довольно крепкие. Это она обнаружила, когда он спустил их с постели и схватил халат. Попутно выяснилось, что Джордж по-прежнему спит без ночной рубашки.

Элоиза молча последовала за ним в коридор. Воспоминания о первых месяцах их брака затуманивали последующие двадцать лет тусклой, бесцветной жизни. Она смутно помнила охватывавшую ее радость, когда из дверного проема, соединяющего их спальни, появлялся Джордж и быстро направлялся к ее постели. Абсолютно голый.

Самого Джорджа в этот момент ностальгические воспоминания не посещали. Он спешил вниз по главной лестнице. Оказавшись во дворе, маркиз решительным шагом обошел дом, направляясь к той его стороне, которая была обращена к саду. Здесь его встретил дворецкий Кэррол.

— Милорд. — Что-то в тоне Кэррола заставило Джорджа насторожиться. — Лестница была направлена в сторону окна спальни молодой леди, милорд.

— Что значит — лестница направлена? — повторил Джордж, не понимая. — Куда направлена? Черт возьми, Кэррол, почему вы не говорите по-английски, как все остальные люди?

Кэррол проглотил намек на свое французское происхождение и флегматично продолжил:

— Милорд, лестница вела в спальню леди Софи. Должен добавить, — это он сделал с некоторым удовлетворением, — что окно спальни открыто.

Джордж изумленно посмотрел на дворецкого:

— Окно ее спальни открыто?

— Открыто, — бесстрастно кивнул Кэррол. — Сдается, сэр, что она сбежала с возлюбленным.

— Сбежала?

Кэррол ограничился кивком, потому что в этот момент за спиной супруга возникла маркиза, и ему захотелось исчезнуть, прежде чем она узнает эту замечательную новость.

— Милорд, вам бы следовало проверить в ее комнате. Возможно, она оставила записку.

Кэррол попятился и скрылся в помещении для слуг, где сейчас царило бурное веселье. Чопорность Элоизы была общеизвестна, и слуги, узнав, что ее дочь сбежала в Гретна-Грин, буквально давились от смеха. Дворецкий строго наказал слугам не болтать об этом семейном позоре (на что надежды было очень мало) и приказал отправляться в постели, незаметно сосчитав, чтобы убедиться, что все семнадцать лакеев на месте. Дело в том, что любовниками молоденьких леди нередко становились именно лакеи, и если бы не дай Бог выяснилось, что леди Софи заинтересовалась одним из этих парней, Кэрролу бы никогда не удалось отмыться от позора.

Тем временем маркиз Бранденбург стоял как вкопанный в переднем холле, разглядывая плитки итальянского мрамора, которыми был вымощен пол.

Рядом с зажженной свечой в руке стояла жена. Ее приверженность традиции распространялась и на нижнее белье. Легких одеяний она не признавала и потому сейчас парилась в плотном изделии из грубой шерсти, закрывавшем тело от шеи до пят.

Начала маркиза довольно воинственно:

— Ну что?

Однако воинственности этой надолго не хватило, и через несколько секунд она растерянно произнесла:

— Джордж, что же все-таки произошло?

Супруг поднял голову.

— Произошло то, что наша маленькая Софи сбежала. Будем надеяться, что с женихом.

Лицо Элоизы скривилось как-то уж очень неэлегантно. Наверное, в первый и последний раз в жизни.

— Не может быть!

— Лестница прислонена к ее окну, и оно раскрыто, — грустно проговорил Джордж. — Полагаю, замять дело не удастся.

— Но это невозможно, — прошептала Элоиза. — Она не могла устроить нам такое. Ведь это же позор. Подумать только, дочь сбежала…

— Мне кажется, нам следовало бы относиться к ее поведению более терпимо. — На лице Джорджа отобразилось страдание. — Взять хотя бы ее наряды. Зачем было их осуждать? Вот, например, я наверняка просто отстал и в современной моде ничего не понимаю.

— Какая чепуха, — фыркнула Элоиза.

Она развернулась и сделала несколько шагов к лестнице, но, обнаружив, что супруг за ней не идет, оглянулась.

— Пойдемте же, Джордж. Нам нужно найти записку. Может быть, они не успели отъехать слишком далеко, и к вечеру мы их догоним.

Джордж понуро последовал за ней. Они поднялись на второй этаж и направились в сторону спальни Софи, не осознавая, что впервые за двадцать лет идут по этому коридору рядом.

Элоиза остановилась и после небольшой паузы решительно толкнула дверь спальни дочери. Так и есть, окно открыто. Этот неопровержимый факт подтверждал ночной ветерок, чуть покачивающий тонкие муслиновые занавески. В комнате было темно, но Элоиз смогла разглядеть у подоконника два черных пятна — очевидно, верхнюю часть лестницы.

— Ты видишь записку? — Джордж стоял позади нее, вглядываясь во мрак.

Элоиза подняла свечу и направилась к туалетному столику. Там записки не оказалось. Не было ее и на мраморной каминной доске. Она уже собиралась развернуться и оглядеть всю комнату, когда Джордж грубо схватил жену за плечи. Элоиза едва не вскрикнула. Свеча погасла, и теперь слабый свет проникал только из коридора.

— Элоиза, нам нужно срочно отправляться за ними. — И Джордж поспешно повел ее к двери.

Оказавшись в коридоре, она решительно высвободилась:

— Что это на вас, милорд, сегодня нашло?

Джордж вздохнул. Опять этот холодный официальный тон. Видимо, Джорджем она назвала его случайно.

— Элоиза, нам нужно одеваться и немедленно садиться в карету. Мы должны догнать их во что бы то ни стало.

— Но кто он? — Элоизу охватило тягостное недоумение. — Не понимаю. Я всегда говорила Софи, что она может выходить замуж за любого, кто понравится. Почему же понадобилось бегство? Почему она не оставила записку? — Элоиза двинулась обратно к спальне Софи. Нет, этого не может быть. Она непременно должна была оставить мне записку.

Джордж схватил ее за руку.

— Элоиза, у нас нет времени искать записки. Нужно одеваться. Если удастся быстро их настигнуть, сделаем вид, что просто возвращаемся с позднего бала. — Он подвел жену к двери ее спальни и втолкнул внутрь.

— Прошу вас надеть какое-нибудь бальное платье.

— Я не хочу бальное, — почти выкрикнула Элоиза. Казалось, вот-вот она заплачет. Что было невероятно.

— В вашем распоряжении пять минут, — сказал Джордж. Его тон не допускал возражений. — Я прикажу подать карету и возвращусь сюда через пять минут. Мне бы хотелось, чтобы к этому времени вы были одеты и готовы к отъезду.

Элоиза оцепенело кивнула. Когда он снова появился в дверях, она оправляла на себе аккуратный дорожный костюм из голубой саржи. Только крючки на спине были не застегнуты. Самой, без помощи горничной, справиться с ними не удалось.

— Нет! Вам следует надеть бальный наряд. — В ответ на ее вопросительный взгляд Джордж добавил: — Элоиза, сейчас только час тридцать ночи. Мы должны выглядеть, как будто возвращаемся с бала.

Маркиза кивнула. Джордж помог ей стащить дорожный костюм. На мгновение мелькнула сливочно-кремовая белизна грудей. Элоиза попятилась.

— Уходи, я сама оденусь, — хрипло проговорила она, неожиданно для себя переходя на ты.