Глава 25

На следующее утро Софи вышла в свою гостиную, чувствуя невероятный прилив энергии. До сих пор эта комната была ей совершенно безразлична, она здесь почти не бывала, а теперь вдруг решила сделать своим будуаром. Обои — деревянные решетки, увитые крупными, похожими на маленькие облака розами, — в общем-то ее устраивали. А вот украшающая одну из стен фигура обнаженной женщины — такие устанавливают на носу парусника, — казалась ей здесь совершенно неуместной.

Первым делом Софи вызвала лакея. Затем принялась снимать книги с низкой полки у окна. Книги были из библиотеки Патрика. Она сложила их на полированном деревянном полу как попало, в стопки. Тут было все — от «Теорий и практики земледелия» до «Божьих заговоров против колдовства» и пыльных связок брошюр с описанием чудесной паровой машины.

Позади отворилась дверь.

— Доброе утро, — сказала Софи, не оборачиваясь. — Снесите эти книги на чердак и туда же уберите эту… женщину. — Она махнула рукой в сторону скульптуры у южной стены.

— Софи! Тебе, наверное, нельзя поднимать такие тяжести. — Рядом стоял Патрик.

Она отряхнула с рук пыль и только затем подняла глаза на мужа. «Надо же, весь месяц я могла таскать что угодно, и ему было хоть бы что, а тут вдруг чего-то забеспокоился».

— Книги не очень тяжелые. Здесь же большей частью брошюры. — Она показала на стопку на полу.

— А почему ты задумала отправить на чердак мою скульптуру? Это же Галатея, морская нимфа.

— Я не хочу, чтобы в моей гостиной находились голые женщины.

— Она не голая. — Патрик подошел к скульптуре. — Разве ты не видишь, грудь у нее прикрыта. И выполнена она со вкусом.

Софи молча положила на пол еще одну стопку брошюр.

— Ладно, — сказал он, — я уберу ее на чердак. Тишина.

— Алекс тут недавно сделал мне выговор, что я такой невнимательный, позволяю тебе выезжать одной, — натянуто произнес Патрик. — Мне хотелось бы исправиться, поэтому прошу отныне сообщать мне, когда ты собираешься выезжать. Я буду тебя сопровождать.

Рот Софи напрягся. Ах, вот почему он так засуетился — Алекс.

— Я решила больше не появляться в обществе, — сказала она, чуть улыбнувшись, — так что сомневаюсь, что слишком тебя этим затрудню. — На самом деле она вообще с сегодняшнего дня решила из дома не выезжать.

Патрик был в отчаянии. Он ничего больше не мог придумать. «Поговори с ней», — советовал Алекс. О чем? «Вон она как насторожилась — значит, я сказал что-то не то».

Он постоял еще немного, затем поклонился и направился к двери, чуть не столкнувшись с лакеем.

— Софи, а ты не хотела бы сменить обои? Эти розы похожи на какие-то странные грибы. Тебе не кажется?

Она подняла неулыбающиеся глаза.

— Нет. Они мне нравятся. Такие веселые. А вот кое-что из мебели я бы сюда хотела. Если ты, конечно, не возражаешь.

— Так давай сегодня же поедем и купим.

— Сегодня? Нет, лучше в какой-нибудь другой день.

Но Патрику хотелось сделать для нее что-нибудь сейчас, немедленно.

— Тогда давай прокатимся в парк?

— Нет, что-то не хочется. Спасибо.

— Может быть, пригласить сегодня Шарлотту или твою маму?

— Не надо, Патрик. Спасибо. — Она явно ждала, когда он уйдет.

И он ушел. А что, спрашивается, еще можно сделать?

Спустившись вниз, Патрик приказал убрать Галатею на чердак. Затем послал лакея купить три больших букета роз. Если розы кажутся ей веселыми на обоях, то пусть рядом будут и живые.

Софи наконец привела в порядок книжную полку. Здесь встали учебники иностранных языков строго в алфавитном порядке: валлийский, голландский, за ними итальянский, потом португальский и французский. Между португальским и французским она зарезервировала место для турецкого. Этот учебник она купит при первой же возможности.

За обедом Патрик снова спросил Софи, не хочет ли она куда-нибудь поехать, и снова получил отказ.

— Патрик. — Софи неожиданно нарушила привычную тиши ну. — Не так давно сюда приходили месье Фуко и некий Байрак Мустафа. Они принесли подарок, который ты должен будешь передать Селиму. Чернильницу. Так вот, они мне очень не понравились.

Патрик поднял удивленные глаза. В этот момент он разрезал персик, весь уйдя в мечтания, в которых Софи улыбалась своей прежней улыбкой.

— Месье Фуко? Да, согласен, довольно скользкий тип. Мне он тоже не понравился.

— Дело не в том, скользкий он или не скользкий, — заметила Софи. На нее неожиданно накатила усталость, и отчаянно заныла спина. — Должна тебе признаться, я немного понимаю по-турецки и обнаружила, что его спутник языка не знает. Во всяком случае, на реплики месье Фуко он отвечал полной абракадаброй.

— Абракадаброй, говоришь? — Смутные подозрения относительно месье Фуко, которые уже давно мучили Патрика, сейчас получили неожиданное подтверждение. — Ах вот оно что. — Патрик заторопился, не успев даже удивиться тому, что Софи знает турецкий. — Мне эти люди тоже показались какими-то странными, но я никак не мог понять почему. Черт возьми, надо немедленно сообщить лорду Брексби.

Софи настолько было плохо, что она с трудом понимала, что он говорит. Однако, не подавая виду, начала медленно подниматься в свои апартаменты, не обращая внимания на Патрика, который стоял у подножия лестницы и обеспокоенно смотрел ей вслед.

Она прилегла отдохнуть и заснула, но этот сон облегчения не принес. К ужину слабость усилилась. Софи распорядилась принести еду в ее комнату, потому что сил беседовать с Патриком совершенно не было. Он ужинал в одиночестве (опять фазан — надо серьезно поговорить с Флоре), гадая, избегает ли его Софи намеренно или действительно плохо себя чувствует.

Весь вечер Патрик боролся с желанием подняться наверх и посмотреть, как она там, но когда наконец решился, то обнаружил ее крепко спящей. Он рассматривал ее несколько минут. Она выглядела изможденной — лицо усталое, белое как бумага, темные круги под глазами.

Патрик нежно положил руку на живот, но она не пошевелилась.

— Привет, — прошептал он.

Живот приподнялся при вдохе, и Патрик отдернул руку со смущением, какого не испытывал уже многие годы.

На следующее утро Софи лучше себя не почувствовала. Та же вялость во всем теле, та же ноющая боль в спине. Она сумела кое-как встать с постели, но только для того, чтобы добраться до кресла. Неужели так будет продолжаться все оставшиеся два месяца? От этой мысли сразу же заболела голова.

В душе очень медленно разрасталась тревога. Поначалу ей казалось, что она не понимает причину, но на самом деле уже все было ясно. Ребенок. Он перестал шевелиться. Софи в панике сжимала живот и не чувствовала никакого отклика. А ведь совсем недавно все было иначе. Она с такой радостью ощущала в себе робкие, но восхитительные трепетания!

Через минуту Софи решилась дернуть за шнур колокольчика.

— Срочно вызови доктора Ламбета. Мне он нужен здесь немедленно. Пошли за ним карету.

Симона сделала реверанс. Софи прислушалась к ее быстрым шагам по коридору, затем села, положила руки на живот. Ну хотя бы какое-нибудь движение, шевеление, слабенькое трепыхание, хотя бы что-нибудь… но никакого отклика. Никакого. Она посмотрела на свой живот, который выдавался далеко вперед, тяжелый, неуклюжий, неподвижный. «Ребенок спит, да-да. — Софи встрепенулась. — Конечно, как же это я забыла. Он просто заснул. Я почувствовала слабость, и он тоже. Он просто спит».

Когда в спальню вошел доктор Ламбет, она чувствовала себя уже почти умиротворенной.

— Извините, доктор, что побеспокоила вас. Наверное, напрасно.

— Помилуйте, ваша светлость, какие могут быть извинения. — Доктор Ламбет прошел к ее креслу. — Я к вашим услугам. — Он быстро наклонился, приложил свои широкие ладони к ее животу, а через несколько секунд так же быстро выпрямился и мягко произнес:

— Я вынужден просить вашу светлость приподнять ночную рубашку. — Он отошел к окну.

Симона помогла госпоже расстегнуть ночную рубашку и освободить живот.

Все время, пока доктор ощупывал ее живот, Софи тупо смотрела на бледно-рыжие с сединой волосы на его затылке. Он молчал, и на нее начала надвигаться неумолимая правда, от которой теперь уже укрыться становилось все труднее и труднее.

— Прошу вас одеться, ваша светлость. — Ламбет по опыту знал, что одетыми пациенты всегда чувствуют себя намного спокойнее.

Софи безучастно посмотрела на доктора и кивнула Симоне. Доктор Ламбет удалился в гостиную, где предался размышлениям о причудах аристократов. Вспомнил, как адвокат Фоукса дотошно проверял его медицинские сертификаты. Можно не сомневаться, какой шум поднимет этот Фоукс по поводу потери ребенка. Ламбет вздохнул. «И зачем только я берусь пользовать этих аристократов? Ах да, конечно же, из-за денег».

Вошла Симона и пригласила его в спальню госпожи. Софи по-прежнему сидела в кресле. Доктор Ламбет встретился с ней глазами. Страха в них не было, только отчаяние.

— Вынужден вас огорчить, — доктор старался, чтобы его голос звучал по возможности мягче, — но у меня серьезные предположения, что по каким-то неведомым мне причинам ваш ребенок погиб. На все воля Божия — это единственное, чем можно утешиться в таких случаях.

— Погиб, вы сказали? — переспросила она тупо. — То есть умер?

— Предположительно, — заметил доктор Ламбет. — Я не люблю делать поспешных выводов, но в данном случае пока никаких признаков жизни вашего плода обнаружить не удается. Такие явления, к сожалению, не так редки, как это может показаться на первый взгляд. В последней стадии созревания плод неожиданно погибает, и до сих пор никому не удалось объяснить почему. — Он осторожно коснулся живота Софи. — Вот здесь больно?

— Нет.

— Если плод погиб, то роды у вас могут начаться либо сегодня, либо в крайнем случае завтра.

— Роды?

— Ваша светлость, младенец в любом случае должен быть извлечен на свет Божий.

Софи не нашлась, что сказать.

— Необходимо сообщить вашему супругу.

Софи отрицательно покачала головой.

— Позвольте послать за ним кого-нибудь, — настаивал доктор.

— Нет! — Лицо Софи покрыла смертельная белизна. — Мне нужно подумать. Я…

— Но ведь ваш супруг… — Доктор Ламбет повернулся к Симоне.

— Нет, — жалобно воскликнула Софи. — Я скажу ему сама, чуть попозже. Пожалуйста, доктор Ламбет.

Доктор кивнул и отвел Симону в сторону. Через пару минут он вновь приблизился к Софи.

— Я сообщил горничной, какие у вас ожидаются симптомы. — Ламбет взял ее за запястье и пощупал пульс. — Как только начнутся схватки, немедленно пошлите за мной. А сейчас вам лучше лечь в постель. В любом случае я навещу вас завтра утром.

— Так вы сказали, это начнется сегодня или завтра? — спросила Софи, вставая с кресла. Она не могла произнести слово «роды». Применительно к ней оно казалось странным. Ведь рожают живых детей, а тут…

— Да, — подтвердил доктор Ламбет, внимательно следя за Софи. Она в шоке, но сейчас, наверное, это даже неплохо. — Держите ее светлость в тепле, — сказал он, повернувшись к Симоне.

Камеристка кивнула, ее глаза были наполнены слезами. Доктор Ламбет вежливо поклонился.

— Итак, ваша светлость, завтра утром я обязательно вас навещу.

— Я спущусь с вами вниз, — ответила Софи.

Доктор Ламбет с поклоном пропустил ее вперед. Очень странно. Еще никто из пациентов-аристократов не провожал его до двери. Видимо, на нее сейчас нашло временное помрачение.

Он снова сделал попытку:

— Мадам, вы действительно не хотите, чтобы я поговорил с вашим супругом?

— Да, — отозвалась она с вялой улыбкой. — Спасибо, доктор.

Они спустились по широкой мраморной лестнице. Довольно экстравагантная пара. Величественный доктор Ламбет, рыжеволосый, с усталыми глазами, и Софи, миниатюрная и, несмотря ни на что, ослепительно красивая. Бледность сменилась густым румянцем. Этот факт доктора Ламбета насторожил, но мысленно он уже был у следующей пациентки, виконтессы, матери четырех детей. Существовали серьезные подозрения, что пятого она будет рожать именно сегодня. С первыми четырьмя девочками никаких проблем не было, так что роды должны быть легкими. Единственная сложность — это если пятый младенец тоже окажется девочкой. Тогда мамаша непременно будет в истерике, не говоря уже о самом виконте. Доктор вспомнил, как виконт воспринял появление на свет четвертой дочери. Если же будет пятая…

В холле доктор Ламбет отвесил быстрый поклон и удалился, еще раз пообещав прибыть рано утром. Он сел в свой экипаж и велел кучеру ехать к дому виконта, обдумывая утешительную речь.

Глава 26

Перед доктором Софи изо всех сил старалась не выдавать своего смятения, но сейчас, почувствовав невероятную усталость, с большим трудом начала взбираться вверх по лестнице.

Из библиотеки вышел Патрик.

— Ты не собираешься рассказать мне о результатах визита доктора?

— Расскажу, но позднее.

— Нет, — проговорил Патрик сквозь стиснутые зубы, — я хочу знать это сейчас. Пожалуйста, давай на минутку зайдем в библиотеку. Я хочу знать, почему ты срочно пригласила доктора.

Софи быстро осмотрелась. Слуг поблизости не было.

— Мне надо идти, сейчас я это обсуждать не собираюсь.

— Софи!

«Нас ведь повсюду слышно», — подумала Софи и спустилась вниз. Теперь их с Патриком разделяли только три ступеньки.

— Ну хорошо, доктор сказал… сказал… — Произнести вслух то, что сказал доктор, у нее не было сил. — Он сказал, что зайдет завтра утром. — Это была половина правды, вернее, много меньше, чем половина. Голова отяжелела, словно ее налили свинцом, и внутри пульсировала тупая боль. Боже, только бы не видеть вопросительно вздернутых бровей Патрика, его сверлящих глаз.

— Ты же не хотел ребенка, — неожиданно произнесла она. — Отчего же так встревожился? — Свой голос Софи слышала каким-то приглушенным, как будто он доносился откуда-то из-под воды.

В это мгновение у Патрика был такой свирепый вид, что Софи была вынуждена ухватиться за перила. С ее головой что-то происходило. Муж открывал рот, но она ничего не слышала. Совершенно ничего. В ушах отдавалось биение сердца, глухое и тяжелое, как удары кувалды. Его ритм совпадал с пульсациями боли. Софи еще крепче сжала перила, что несколько ослабляло боль.

Патрик кричал. Позади него в коридоре возник испуганный Клеменс. Невероятным усилием воли Софи заставила себя вслушаться в слова мужа.

— Черт возьми, — кричал он (его голос был хриплым от гнева), — как ты можешь говорить такое? Я хочу этого ребенка!

Софи слабо улыбнулась, внезапно почувствовав, что голова стала очень легкой, как воздушный шарик, и вот-вот слетит с ее плеч. Ужасные пульсации боли наконец-то ослабли.

— Нет, я знаю, что ты не хочешь детей.

— О Боже, Софи, о чем ты говоришь?

— Ты что, забыл, как радовался надежде, что я окажусь похожа на маму и не произведу на свет много детей. Тебе не хотелось, чтобы они путались под ногами.

Заметив Клеменса, Патрик взглядом заставил его удалиться. Всеми силами он пытался унять вскипающий гнев. Софи сама не понимает, что говорит. Она беременна. Да-да, конечно, у беременных свои причуды.

— Успокойся, Софи, и перестань нести этот бред. — Он произносил слова медленно, как будто разговаривал с ребенком.

Софи удивленно расширила глаза. Единственное, чего ей сейчас хотелось, так это поскорее лечь в постель.

— Вспомни разговор с Брэддоном, вскоре после нашего возвращения из Уэльса, — обронила она. — Я случайно его услышала. Ты говорил, что женитьба сковала тебе ноги кандалами, и был доволен хотя бы тем, что никто из отпрысков нашего рода не болтается у тебя под ногами.

Наступила зловещая тишина.

— Могу я теперь пойти лечь? — Софи сделала шаг наверх. У нее сейчас было уверенное ощущение, что голова оторвалась от туловища и плавает сверху. Она покачнулась и ухватилась за перила.

— Софи, я говорил это несерьезно, — донесся голос Патрика как будто через толстый слой ваты.

Она с трудом заставила себя оглянуться.

— Ты был прав… совершенно прав.

Патрика захлестнуло слепое бессилие. Он смотрел на жену, она улыбалась. Черная бездна отчаяния разверзлась перед ним. Софи поверила ужасным словам, которые он тогда сдуру наговорил. Неудивительно, что она так и не смогла его полюбить. Неудивительно, что она смотрела на него, как будто он был воплощением самого дьявола.