— Она читает Шекспира, — сказал Лусиус. — «Много шума из ничего». Хотя, мне кажется, это бесценное произведение наводит на нее скуку.
— Ты знаешь, кто она такая? — спросила Тесс.
— Какая-то леди Бутби. Портрет принадлежит кисти Бенджамина Уэста и датирован примерно восьмидесятыми годами прошлого века.
Тесс взглянула на леди Бутби.
— Возможно, она еще жива, — заметила она.
— Мне она чем-то нравится, — сказал Лусиус.
— Мне тоже, — согласилась Тесс. — Но я совсем не уверена, что захочу делить свою комнату с леди Бутби.
— Странный поворот мыслей, — сказал Лусиус. — Я попросил своих агентов купить любой портрет кисти Бенджамина Уэста, который появится на рынке.
— Зачем тебе столько людей в твоих домах? Я имею в виду портреты. Знаешь, Лусиус, мне не хочется, чтобы в моей личной комнате висел портрет незнакомой женщины, — сказала Тесс.
Он пожал плечами.
— Много шума из ничего, моя дорогая. Я немедленно прикажу убрать его на чердак.
— На чердак? — переспросила Тесс. Ссылать леди Бутби на чердак показалось ей несправедливым.
Лусиус поцеловал ее в горло, а руки его скользнули по ее спине вниз.
«Он отвлекает мое внимание, — подумала Тесс. — Ему явно не хочется говорить о леди Бутби и о других портретах».
На дальнейшие час с небольшим все разумные мысли вылетели из ее головы. Это была последняя.
Глава 30
«1 октября Брамбл-Хилл
Дорогие Аннабел и Джози!
Пишу это письмо в своей собственной гостиной. Это, конечно, звучит весьма величественно, но по размеру комната равняется маминой гардеробной. Как оказалось, замка у Лусиуса нет. По правде говоря, Брамбл-Хилл, несмотря на все свое великолепие, немногим больше нашего дома в Шотландии. На нижнем этаже находится малая гостиная, расположенная рядом со столовой — там, где у нас была библиотека. В глубине расположен кабинет Лусиуса, окна которого выходят в сад, а между ним и столовой находится красивая большая гостиная. Я с нетерпением жду, когда смогу показать вам все это, и Лусиус обещает привезти вас обеих в самое ближайшее время, возможно, на следующей неделе.
Есть ли какие-нибудь вести от Имоджин? Как только она вернется, сразу же сообщите мне. Лусиус полагает, что она и лорд Мейтленд не будут торопиться с возвращением домой. Поскольку вы увидите ее первыми, передайте, что я ее люблю.
Сейчас, когда пишу это письмо, я будто слышу твои вопросы, Аннабел. Лусиус (возможно, мне следовало бы называть его мистер Фелтон, но он этого терпеть не может) — человек очень щедрый. Он обожает делать мне подарки. Вчера, например, купил мне попугая с желтыми перьями и красноватым клювом. Это молоденькая самка, которая пока не может произнести ни слова, но если я приложу усилия, то, возможно, смогу научить ее говорить. Чтобы заслужить ее доверие, я сегодня утром долго кормила ее семечками. Она страшная неряха и обожает разбрасывать скорлупу во все стороны. Человек, который ее продавал, посоветовал мне проводить с ней как можно больше времени, чтобы она стала считать меня своим другом. Она обожает, когда ее выпускают из клетки, но так возбуждается, что перестает контролировать себя. Хорошо, что я люблю принимать ванну (сами догадайтесь почему).
Вчера я провела много времени, пытаясь разобраться в том, как работает это домашнее хозяйство — ведь это всего один из пяти домов, которыми владеет Лусиус. Он подолгу работает в своем кабинете, и я стараюсь не отвлекать его по пустякам, так что пока многое здесь остается для меня загадкой.
Завтра после завтрака я напишу еще. Прошу вас сообщить мне обратной почтой, как дела у вас обеих. Я по вам скучаю.
С любовью
ваша сестра миссис Фелтон (не могла удержаться, чтобы не подписаться новым именем)».
«2 октября Брамбл-Хилл
АННАБЕЛ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ
Дорогая Аннабел!
Эту записку я адресую тебе лично, потому что ты, наверное, ждешь ответов на множество вопросов, ни на один из которых я не намерена отвечать! Но поверь мне, быть замужем — это очень интересное состояние.
Лусиус принадлежит к числу таких людей, которые всегда точно знают, как себя следует вести в любой ситуации. Если я всего лишь буду следовать его примеру, то, уверяю тебя, стану скоро самым благовоспитанным человеком во всем христианское мире. Он работает значительно больше, чем папа; если бы я не заходила к нему в кабинет время от времени с вопросами, то мы не виделись бы с утра до вечера. Мне пришло в голову, что было бы, наверное, неплохо как-то разнообразить жизнь Лусиуса. Однако это, очевидно, дело будущего.
С любовью
Тесс».
«4 октября Брамбл-Хилл
Дорогие Аннабел и Джози!
Могу представить себе, как вы вместе читаете это письмо, забравшись на кровать Аннабел. Своего попугая я назвала Хлоей, хотя почему дала ей столь изысканное имя, не знаю. Судя по всему, она меня полюбила и выражает свою привязанность тем, что клюет меня в волосы и громко верещит, когда я вхожу в комнату. Экономка миссис Габторн ее невзлюбила. Боюсь, что после одного неприятного эпизода с чашкой чая миссис Габторн никогда не сможет преодолеть свое неприязненное отношение к Хлое.
Возможно, может показаться, что нет ничего легче, чем вести большое хозяйство с помощью многочисленных слуг, но это не так. Я считаю это весьма нелегкой работой. Миссис Габторн враждует со старшей горничной Даппер. По словам миссис Габторн, Даппер положила глаз на одного из лакеев, который моложе ее почти на пять лет, и миссис Габторн беспокоится (как вы понимаете, не без оснований), что Даппер попытается совратить юношу. А Даппер, в свою очередь, говорит мне, что миссис Габторн «заимствует» у нас чай, который носит своей сестре в деревню. И как мне, скажите на милость, решить, кто из них прав, а кто виноват? Разумеется, я не осмелилась даже упомянуть Даппер о лакее. В общем, я считаю, что управлять хозяйством, имея кучу слуг, гораздо сложнее, чем управлять домом такого же размера, совсем не имея слуг.
Прибытие портнихи леди Гризелды — это действительно важное событие, и я вполне понимаю, что вы пока предпочитаете не уезжать из дома нашего опекуна. Я не совсем поняла, почему вы пишете, что скандал, связанный с замужеством Имоджин, не вызвал большого резонанса. Каким образом этого удалось достичь и какими средствами? Поцелуйте за меня Имоджин, когда увидите ее нынче вечером. Я была очень рада получить от нее записку и узнать, что она и лорд Мейтленд поселились в Мейтленд-Хаусе.
С любовью
Тесс».
«7 октября Брамбл-Хилл
Дорогие Аннабел и Джози!
Это письмо будет очень коротким, так как я должна одеваться к ужину. Я передвинула на более ранний час время ужина, потому что Лусиус вечером уезжает в Лондон. Он предполагает работать там целый день и вернуться домой послезавтра утром, вновь проведя ночь в дороге. Мне кажется, что такой режим вреден для здоровья. И конечно, это означает, что он не сможет присоединиться к нам завтра на скачках в Силчестере, однако я с тобой там увижусь, Аннабел.
Я была крайне удивлена, узнав, что мой муж, оказывается, спас Имоджин от скандального бракосочетания «с побегом». Он об этом ни словом не обмолвился. Я думала, что, выйдя за мужчину замуж, ты лучше узнаешь его характер, но это не так. Лусиус не перестает меня удивлять. Я с нетерпением жду, что Имоджин подробно расскажет мне обо всем, когда мы увидимся с ней на скачках.
Джози, мне тебя будет не хватать, но я согласна с мисс Флекно в том, что уроки танцев играют важную роль в жизни молодой леди. Аннабел и Имоджин расскажут тебе все мои новости, когда вернутся из Силчестера, к тому же подобных скачек еще предстоит немало в будущем.
С любовью к каждой из вас
Тесс».
Глава 31
Примерно за полчаса до ужина Тесс постучала в дверь, соединяющую ее спальню с комнатами мужа. Она была не сильна в этикете общения супругов между собой: следует ли, например, стучаться, прежде чем войти в комнату собственного мужа? Ей почему-то это казалось странным. С другой стороны, если он моется… Она услышала глубокой голос Лусиуса, который что-то сказал своему камердинеру, потом его торопливые шаги к двери.
— Добрый вечер, моя дорогая, — сказал он.
Его вид вызвал у Тесс самые удивительные ощущения. На лице его было вопросительное выражение, и у нее вдруг подогнулись колени и очень захотелось поцеловать его. Ей показалось, что корсет слишком туго затянут и мешает ей дышать. Пора бы ей уже привыкнуть к такой реакции, но ощущение это не только не проходило, а еще более усиливалось.
Хуже всего было то, что на Лусиуса ее присутствие, судя по всему, вовсе не оказывало такого же воздействия. Когда они встречались в столовой или в коридоре, он был неизменно очень вежлив. В тех редких случаях, когда она отваживалась заходить к нему в кабинет, он обязательно советовал, как лучше разрешить ту или иную сложную хозяйственную проблему. Тесс не замечала у него желания подурачиться, заглянуть ей в глаза или вообще хоть как-то напомнить, что они молодожены.
Сегодня днем, например, когда Тесс зашла в его кабинет, чтобы задать вопрос о бриллиантовом браслете, невесть откуда поившемся у нее на подушке, стоило ей взглянуть на стоявшую в кабинете малиновую кушетку в стиле ампир, как в ее воображении возникли соблазнительные картины. Но когда она присела а кресло, изо всех сил пытаясь соблазнить мужа и заставить забыть хотя бы на короткое время о делах, ей это не удалось.
Лусиус уклонился от поцелуев и вежливо, но твердо сказал, что у него много работы. Она принялась настаивать на поцелуе в знак благодарности, он же настоял на том, чтобы Тесс покинула кабинет, удовольствовавшись тем, что он просто чмокнул ее в щечку. Она набралась храбрости и прижалась к его груди, подняв к нему лицо. А Лусиус так быстро отступил назад, что она чуть не шлепнулась на пол, после его с поклоном выпроводил ее из комнаты.
Только после того, как Гриззи искупает ее и переоденет а ночь, Лусиус превращался из доброго знакомого в мужа, глаза у него загорались, не оставляя сомнения в том, что он испытывает к своей жене страстное влечение.
Однако, судя по всему, в течение дня мысли о вечерах — и ночах, — проведенных вместе, докучали лишь ей одной.
Например, Лусиус заходит за ней элегантно одетый в темно-синий смокинг, а она не может думать ни о чем, кроме прошлой ночи, когда он целовал ее в живот. И ниже. Она чувствовала, как лицо ее заливается краской.
— Тесс, — спросил Лусиус, — могу ли я чем-нибудь помочь тебе?
— Я не могу решить, какое платье надеть сегодня, — сказала Тесс, взяв себя в руки. — У меня столько платьев, сколько не было за всю мою жизнь. Как ты думаешь, какое платье выбрать: из бархата или из легкого шелка? — Тесс указала рукой на два платья, разложенные на кровати.
Он подошел ближе и спросил:
— Это я заказывал черное бархатное платье?
— Нет, не ты, — начиная раздражаться, ответила она. — Если мне не изменяет память, все платья я заказывала сама. Ты всего лишь помогал мне советом.
— Ты ведь уже не соблюдаешь глубокий траур, — сказал Лусиус. — Надень зеленое. Черное несколько мрачновато, тебе не кажется?
— Нет, черное чрезвычайно элегантно, — заупрямилась Тесс. Почему это, интересно, он занимается с ней любовью только после наступления сумерек? Может быть, он подчиняется какому-то расписанию?
— Я предпочитаю видеть на тебе менее мрачную одежду, — сказал он, прислонившись спиной к столбику ее кровати.
— Думаю, что я все-таки надену черный бархат, — сказала Тесс, чтобы не уступать ему. И чтобы подчеркнуть свою неуступчивость, она повернулась к нему спиной и сказала: — Будь любезен, Лусиус, зашнуруй потуже мой корсет. Гриззи я послала на кухню с поручением.
— С удовольствием, — пробормотал Лусиус, подходя к ней.
Тесс ничего не могла поделать: прикосновение его пальцев вызывало странное ощущение внизу живота, тем более когда он стоял за ее спиной и зашнуровывал корсет так туго, что ее груди, казалось, вдвое увеличились в объеме. Почему она должна позволять своему мужу думать о ней как о женщине только ночью и только в ее спальне, из которой он незаметно исчезает, исполнив свой долг? Это ей тоже не нравилось.
Она отошла от него, чувствуя его взгляд на своей талии, и призывно колыхнула бедрами. О смысле такого движения она даже не догадывалась всего несколько дней тому назад. Сделав несколько шагов, она оглянулась через плечо.
— Будь любезен, Лусиус, помоги мне надеть платье.
Мгновение спустя она ощутила сладковатый запах нового бархата. Защищая прическу, она расправила платье на плечах. Оно не было похоже на мрачное траурное одеяние. У него было такое глубокое декольте, что маленькие рукавчики начинались ниже плеч и доходили почти до локтя. К тому же вырез был сделан не по прямой: на лифе как раз между грудями было сделано углубление. Но самым привлекательным, по мнению Тесс, была оторочка из меха горностая, отделявшая ее груди от великолепного черного бархата.
Лусиус по-прежнему не говорил ни слова. Она медленно повернулась и спросила как бы между прочим:
— Значит, я выгляжу невыносимо мрачно, Лусиус? Глаза у него потемнели до чернильной черноты, и он уже больше не выглядел сдержанным идеальным джентльменом.
Тесс задрала юбку, открыв стройную ножку в серебристом чулке, который поблескивал в свете свечи.
Он послушно взглянул на ногу, и она выгнула подъем стопы.
— Ты посоветуешь надеть черные туфельки без задников? Или на высоком каблуке? Они очень забавно застегиваются сбоку на пряжку, словно мужские штиблеты.
Лусиус на мгновение задержал взгляд на ее ноге, потом лицо его озарилось неожиданной улыбкой, которая появлялась у него так редко. Улыбка меняла его лицо.
— Я понимаю, что меня за что-то наказывают, — сказал он. — Хотя и не знаю, в чем провинился.
Он опустился на колени у ее ног и надел на нее туфли на высоком каблуке и с пряжкой сбоку. От прикосновения его пальцев у Тесс задрожали ноги.
— Вздор, — сказала она, когда он закончил застегивать пряжки. Повернувшись к зеркалу, Тесс взяла изумрудное колье, которое два дня назад обнаружила за завтраком на своей тарелке. — Не застегнешь ли это, Лусиус? — Тесс наклонила голову и подставила шею, ожидая прикосновения его пальцев. Она, кажется, проводит большую часть каждого дня в ожидании его прикосновения, подумалось ей.
Лусиус взял колье, потом медленно положил его на туалетный столик.
— Что ты от меня хочешь, Тесс? — спросил он. — Кроме того, чтобы помочь тебе одеться?
— Будь пылким, — шепнула она, краснея от собственной дерзости. Но, встретившись в зеркале с его взглядом, она откинулась ему на грудь и с облегчением вздохнула.
Трепеща от предвкушения, Тесс почувствовала, как его пальцы проделывают дорожку вдоль горла к ключицам, потом к окружностям грудей.
— В течение часа нам надо сесть за стол, — сказал Лусиус, слегка поворачивая ее и наклоняя голову так, чтобы проделать поцелуями тот же путь, который проделали пальцы.
— Знаю, — еле слышно сказала Тесс. Ей хотелось запустить пальцы в его шевелюру. Но помогать ему она не могла. Он должен был решиться сам. Она даже не протянула к нему руки и…
— Злоупотреблять терпением шеф-повара могут только дурно воспитанные люди, — заметил Лусиус. Его губы, насладившись аппетитной ямочкой возле ключицы, медленно заскользили вниз к округлости грудей.
— Понимаю, — сказала Тесс. Разве нельзя просто прикоснуться к его плечу? Нет. Он должен решиться сам, без побуждения с ее стороны.
Лусиус неожиданно выпрямился и сделал несколько шагов по направлению к двери.
— Почему бы нам не выпить что-нибудь перед ужином в гостиной? — сказал он.
Тесс озадаченно уставилась на него. Значит, он принял решение и предпочел уйти? Отправиться ужинать?
Он принял неправильное решение.
И кому, как не ей, его жене, подсказать ему, что решение неправильное?
— Я должна попрощаться с Хлоей, — сказала Тесс, поворачиваясь к большой клетке в углу. Как только она приблизилась, Хлоя радостно заверещала, приветствуя ее, и склонила голову набок.
— Этот попугай раздражает своим пронзительным криком, — сказал Лусиус, подходя к клетке. — Я надеялся, что она будет развлекать тебя, пока меня нет дома, но ее приветственные крики могут лишь испортить настроение.
— Тебе часто приходится ездить по ночам? — спросила Тесс, доставая Хлою из клетки. — Наверное, это ужасно утомительно?
— Я регулярно езжу ночами в Лондон и обратно. Когда ездишь ночью, не приходится терять рабочее время.
— Ты видишься в Лондоне со своими родителями? — спросила Тесс, стараясь не смотреть на него. Хлоя, выйдя из клетки, радостно заверещала и, уцепившись за палец Тесс, забила крыльями, стараясь удержать равновесие.
— Мне почему-то казалось, что это грациозные птицы, — сказал Лусиус, отступая на шаг, когда Хлоя чуть было не свалилась с пальца. Она так энергично захлопала крыльями, что в воздух взлетели мелкие семечки.
— Так ты видишься с родителями в Лондоне? — повто-ила Тесс.
— Никогда, — заявил он. — И они бы этого не захотели. Тесс побоялась задавать дальнейшие вопросы, чтобы не показаться любопытной, поэтому позволила Хлое прогуляться вверх по своему предплечью. Хлоя на мгновение прильнула к щеке Тесс и от избытка чувств легонько ущипнула ее за ухо. Тесс почесала ей головку, и Хлоя снова заверещала, все больше и больше возбуждаясь и переступая с ноги на ногу. Эмоции захлестнули птицу, и она…
— Проклятие! — взревел Лусиус.
— Не пугай ее! — сказала Тесс, возвращая птицу в клетку. Хлоя понимала, что сделала что-то не так; она издавала какие-то звуки, словно признавая свою вину и раскаиваясь.
Лусиус, как всегда, сразу же перешел от вспышки гнева к практическим действиям по исправлению последствий.
— Как нам снять с тебя платье, не испортив прически? Платье Хлоя сильно испачкала, и снимать его через голову было невозможно.
— Придется спустить его вниз, — сказала Тесс. — Помоги, пожалуйста, Лусиус.
— Вниз? — с сомнением в голосе перепросил тот.
Тесс спустила с плеч рукавчики и, поерзав, попыталась спустить вниз лиф.
— Будет проще, если это сделаешь ты, — сказала она, старательно сохраняя непроницаемое выражение лица.
Лусиус осторожно спустил узкий бархатный лиф с грудей, миновал стройную талию, чуть задержавшись на бедpax. Наконец она подняла ногу, чтобы позволить ему снять платье окончательно.
— И корсет сними, — сказала Тесс, поворачиваясь к нему спиной. — Я должна искупаться.
Она почувствовала его пальцы на шнуровке корсета и закусила губу, чтобы не улыбнуться.
Хлоя что-то хрипло ворковала, очевидно, успокаивая сама себя. Тесс молча пообещала ей утром дополнительную порцию семечек.
Корсет был расшнурован. Тесс сняла его и стянула через голову сорочку, отбросив ее в сторону. На ней остались только изящные батистовые панталончики — последний крик моды, прямиком из Парижа, — чулки и туфли на высоком каблуке.
— Лусиус, — сказала она, оглядываясь через плечо, — боюсь, что я, к сожалению, опоздаю к ужину. Шеф-повар будет недоволен.
Тесс подошла к туалетному столику, поставила ногу на стул и принялась расстегивать пряжку на туфельке. Лусиус тотчас оказался за нее за спиной.
— Значит, по-твоему, мне следует быть более пылким, а? — сказал он, зарывшись лицом в ее волосы, и положил руку на ее ягодицы, другой рукой крепко прижав ее к себе. В его голосе чувствовались и едва сдерживаемый смех, и страстное желание.
— Да, — подтвердила она.
Больше Тесс ничего не говорила примерно в течение часа. Потом произнесла весьма нетвердым голосом:
— Еще? — И с нарастающим интересом добавила: — Снова так же?
Лусиус, должно быть, слишком устал, чтобы мчаться в Лондон, словно вор под покровом ночи. Проснувшись на рассвете, Тесс увидела большое мужское тело, распростертое на кровати рядом с ней.
Наклонившись к нему, она спросила:
— А как же Лондон?
— Не сегодня, — пробормотал он.
Тесс что-то шепнула ему на ухо.
— Еще? — переспросил он, явно очень довольный. — Снова так же, Тесс?
Потом, подумав, добавил:
— Силы небесные! Брак, оказывается, полон неожиданностей!
Глава 32
Скачки всегда сопряжены с большим шумом и ажиотажем. До розыгрыша Кубка оставалось еще около двух часов, но за оградой, отделяющей места для зрителей, уже толпилось множество мужчин, что-то кричавших, подталкивавших друг друга и наблюдавших за группой двухлеток, которые после разминки направлялись к месту старта. Те, кто сделал ставки, что-то нетерпеливо кричали жокеям, потом орали друг на друга. Трибуна для публики сотрясалась от топота тридцати двух или тридцати шести копыт, когда лошади проносились мимо. Пахло пылью и лошадиным потом, то есть тем запахом, который был знаком Тесс, как аромат роз или запах свежеиспеченного хлеба.
Лусиус взял ее за предплечье, но повел не к трибуне, а к небольшому белому строению, видневшемуся слева.
— Это королевская ложа? — спросила Тесс.
— Уже нет, — ответил он. — Она принадлежала герцогу .Йоркскому, которому не терпелось продать ее, чтобы получить наличные для содержания своих конюшен. Я подумал, что нам, возможно, захочется иметь здесь собственное место.
Тесс подумала — и не в первый раз, — что очень приятно быть замужем за человеком более богатым, чем королевский герцог. Ложа была великолепна: настоящая комната с большими окнами, выходящими прямо на скаковую дорожку. Она была обставлена с роскошью, достойной герцога Йоркского: красный бархат и золоченые канделябры, которые, впрочем, при солнечном свете выглядели довольно неуместно.
Возле окон уже устроились Имоджин и ее муж.
— Ну как ты? — спросила Тесс, радостно целуя сестру. — Ты и представить себе не можешь, как я по тебе скучала!
— Со мной все в порядке, — произнесла Имоджин с довольной улыбкой. — Как приятно снова встретиться с вами, мистер Фелтон. Насколько мне известно, вы сегодня должны были быть в Лондоне?
— Я передумал, — сказал Лусиус, незаметно улыбнувшись Тесс озорной улыбкой.
— Извините, что мы приехали позже вас, — сказала Тесс, пытаясь не вспоминать о том, что задержало их в постели утром.
— Мы, разумеется, приехали сюда к разминке, потому что Дрейвен считает своим долгом находиться здесь, когда начинают записывать пари. Очень важно как можно раньше узнать, кто фавориты.
— Я это знаю, — заметила Тесс. Да и как ей не знать? За последние десять лет они, садясь за стол, каждый раз слушали разглагольствования папы об искусстве заключения пари.
— Аннабел просит извинить ее, — сказала Имоджин. — Портниха леди Гризелды должна завтра вернуться в Лондон, а Аннабел заказала столько платьев, что для примерки потребуется целый день. Но она сказала, что они с Джози собираются навестить тебя на неделе.
— Она, должно быть, на седьмом небе от радости, — предположила Тесс. — Ты тоже заказала что-нибудь новенькое?
Имоджин покачала головой:
— Ах нет. Мы… — Она не договорила фразу. — Джози тоже вполне довольна жизнью. Ее гувернантка в ужасе оттого, что Джози не желает строго следовать правилам поведения, но они заключили соглашение, которое устраивает их обеих: Джози с утра и до полудня подчиняется всем правилам, которым подобает подчиняться леди и которые она сама называет вздором, за это после полудня ей разрешается читать все, что она пожелает.
— Почему ты не заказываешь новые платья? — настойчиво повторила Тесс. Имоджин взглянула на своего мужа, но он стоял рядом с Лусиусом у окна ложи, и оба они наблюдали, как финиширует какая-то мускулистая низкорослая лошадь.
— Боюсь, что Дрейвен на этой неделе проиграл огромную сумму, — прошептала она на ухо Тесс.
— Сколько? — грубовато спросила Тесс.
— Двадцать тысяч фунтов. — Потом, увидев выражение ица Тесс, Имоджин торопливо добавила: — Такие пустяки е слишком волнуют людей, подобных Дрейвену. Он на все мотрит оптимистически. Но мне, конечно, пришлось не-колько сократить расходы на хозяйство. Он после этого так пал духом.
— Могу себе представить, — сказала Тесс. Ей было нетрудно это сделать, стоило лишь вспомнить выражение отцовского лица.
Их разговор прервал Дрейвен, который позвал Лусиуса в конюшни, чтобы посмотреть, как готовят к участию в скачках какую-то лошадь, клички которой Тесс не расслышала. В это мгновение толпа взревела. Дрейвен и Имоджин бросились к окнам, чтобы узнать, что происходит. Лусиус в мгновение ока поднял ее на ноги, взял в ладони лицо и крепко поцеловал.
В затуманившемся мозгу Тесс сразу же возникла картина, которую можно было наблюдать всего лишь этим утром: он склонился над ней, грудь его золотится в утреннем свете; он смотрит на нее сверху вниз, стиснув зубы, и лицо его никак нельзя назвать не выражающим никаких эмоций; ее возбуждение все нарастает и нарастает, а он наблюдает за ней…
И теперь Тесс заметила то же выражение в его глазах, а ведь он всего-навсего потер ее щеку большим пальцем, причем не снимая перчатки.
— Как ты это делаешь? — спросила она.
— Делаю — что?
— Заставляешь меня… — Тесс замолчала и хотела было отступить на шаг, но сзади была стена. Дрейвен в это время высунулся из ложи и орал кому-то, кто находился на скаковой дорожке. Тесс почувствовала, что краснеет. — Думать о тебе, — шепотом закончила она.
— Я сам думаю о тебе, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. Он даже не прикасался к ней, а она дрожала всем телом. Его взгляд скользнул на обитую красным бархатом кушетку, стоявшую рядом с ними, рассчитанную на то, чтобы выдерживать немалый вес герцога Йоркского.
Тесс покраснела до корней волос.
Лусиус подошел к ее сестре и Дрейвену. Тесс, прислонившись головой к стене, попыталась поразмыслить над ситуацией. Похоже, что ее муж способен, не шевельнув и пальцем, зажечь ее… ввести ее в искушение…
В этот момент Тесс вдруг заметила, что Имоджин и Дрей-вен уходят из ложи, а Лусиус не только закрывает за ними дверь, но и запирает ее.
— Даже не думай о подобных вещах! — возмущенно прошептала она.
— О каких таких вещах? — спросил Лусиус, едва сдерживая смех, и направился к ней. Нарочито медленно он принялся палец за пальцем снимать перчатки. Она в ужасе смотрела, как он бросил на кресло сначала одну, потом другую перчатку.
— Не понимаю, что ты делаешь, — с трудом дыша, сказала Тесс, хотя отлично знала, что он намерен сделать. Ее здравомыслящий, сдержанный супруг снял затем плащ, и даже девственница безошибочно поняла бы, что означало при этом выражение его лица. У Тесс задрожали колени. — Ложа открыта, — сказала она. — Сюда может заглянуть кто угодно!
— Окна выходят прямо на скаковую дорожку, — успокоил ее Лусиус. — Сюда можно заглянуть только тому, кто находится на скаковой дорожке.
В этот момент раздался такой топот, словно мимо пронеслось стадо слонов.
— Там столько людей, — прошептала она. Он принялся медленно, одну за другой расстегивать пуговки жилета.
— Это жокеи, — сказал Лусиус. — А у жокеев много других забот, им некогда заглядывать в окна. Ты, кажется, хотела, чтобы я был более пылким? — напомнил он.
— Я не это имела в виду, — прерывисто дыша, сказала она. Темно-зеленый жилет, мелькнув в воздухе, полетел в сторону. У Тесс учащенно забилось сердце.
Мимо рысью проехал рефери. Он даже не взглянул в их сторону, но его полосатая рубашка и маленькая кепочка оказались совсем близко от нее…
— Не смей снимать сорочку! — крикнула она.
Лусиус подошел к ней. Глаза его поблескивали. Тесс почувствовала, что может соскользнуть вниз по стене, потеряв сознание, словно какая-нибудь героиня мелодрамы, но она взяла себя в руки и сердито взглянула на него.
— Любой человек верхом на лошади может заглянуть в эту комнату, — сказала она.
Лусиус пробормотал что-то нечленораздельное и, сняв с головы шляпу, неожиданно оказался прямо перед ней так близко, что она почувствовала жар его тела и пряный, свежий запах, принадлежавший только ему одному. Ее мужу.
— Ах, Лусиус, — шепнула она, глядя на него. Тесс понимала, что все, что ей хочется сказать, он прочтет по ее глазам.
— Тесс! — откликнулся он. Она стояла в углу, и его большое тело заслоняло ее от любых посторонних взглядов. — Тебя здесь никто не увидит.
Он был прав. Она почувствовала, как на тубах у нее появляется улыбка, хотя она изо всех сил старалась сохранять строгое выражение лица и не казаться — избавь, Господь, — слишком нетерпеливой. Но он уже задирал вверх ее юбки.
— Я должен… прикоснуться… к тебе, — пробормотал Лусиус. — Ты меня слышишь, Тесс? Я был не в силах…
И его крупная рука оказалась между ее ногами, прежде чем она смогла сформулировать ответ. А потом она и впрямь поступила совсем как героиня мелодрамы: тихо охнув, растаяла окончательно. Лусиус только и ждал этого: сильная рука прижала ее к груди, а пальцы другой руки уже погрузились в ее тепло, и когда она открыла рот, чтобы запротестовать, его губы прижались к ее губам.
Тесс попыталась было вырваться, но губы у него были такие горячие, а пальцы, мягко прикасаясь к ней, заставляли кровь быстрее циркулировать по телу. Тесс вдруг перестала сопротивляться и прижалась к нему, наслаждаясь его поцелуями.
Лусиус что-то сказал, но она не расслышала, потому что кровь громко пульсировала в ушах. Он повторил:
— Прошу тебя… Тесс?
Она судорожно глотнула воздуха и взглянула на него. Наверное, Лусиус прочел ответ в ее глазах, потому что его руки, осмелев, принялись ласкать ее грубее, а она, приникнув к нему, боялась оторвать губы от его губ, чтобы не сказать нечаянно «нет», как это следовало сделать.
Лусиус вдруг вспомнил, что не сумел пока убедить свою жену, что она не является всего лишь приятным дополнением к его жизни, которым можно насладиться в подходящие время в подходящем месте.
Но для этого не было времени. Тесс прерывисто дышала, ожидая продолжения, и ему больше всего на свете хотелось сейчас уложить ее на герцогскую кушетку и погрузиться в ее тепло. Но он боялся, что кто-нибудь мог их увидеть. А ее ноготки нетерпеливо впивались в его плечо.