— Рыбоед, курс на восток. Попытаем счастья в другом месте. И пошевеливайтесь, ублюдки. Или соскучились по старине Габулу?
Неистовому Габулу не спалось. Диковинный трофей не выходил у него из головы. Он встал и принялся бродить вокруг колокола, рассекая воздух мечом.
— Скоро, скоро я поквитаюсь с Кривоглазом. Я сделаю из его черепа миску для объедков. Наглец Бладриг уже на дне морском, и его брательник тоже. Пусть теперь накормит рыб своими вонючими потрохами. В компании с этой мышью, маленькой стервой, и ее дражайшим папочкой Джозефом. Да, красавчик мой, колокол, я знаю, это Джозеф отлил тебя. Но уж слишком он был глуп и заносчив. Пришлось пустить его на корм рыбам.
Габул с визгом отскочил. Держась подальше от колокола, он боязливо огляделся вокруг. Но в зале, кроме него, не было ни одной живой души. Удостоверившись в этом, Габул понемногу успокоился.
— Похоже, ветер шутит со мной шутки. — Он вновь приблизился к колоколу и похлопал по холодному металлическому боку: — Эй, хватит молчать! Открой старине Габулу все свои тайны!
Но колокол не проронил ни звука. Сощурившись, крысиный король рассматривал фигуры и знаки, вырезанные на блестящей металлической поверхности.
— Тысяча чертей! Чего только здесь не наворочено! Объясни, к чему вся эта дребедень — барсуки, мыши, крысы, корабль и все такое? Ты должен сказать мне. Теперь я твой повелитель, понял? Говори же! Слышишь меня? Говори!
Но перед ним по-прежнему была лишь мертвая глыба металла, невозмутимая и безмолвная.
Бешенство овладело Габулом. Он плюнул на колокол и с размаху пнул его. Ни звука в ответ. Вне себя от злости Габул бросился вон, в дверях он обернулся и погрозил колоколу мечом:
С грохотом захлопнув дверь, он направился в свою спальню. Но тут в зале раздался погребальный звон: громовые удары эхом разносились по пустынным коридорам.
Эхо доконало Габула. Он пустился наутек. Дрожа от страха, он забился в кровать, задернул полог и затаился в темноте.
Габул долго не мог сомкнуть глаз. Наконец он забылся, но сны его были так страшны, что он предпочел бы ночь напролет томиться бессонницей. В его воспаленном воображении ожили фигуры, отлитые на колоколе: барсуки невероятных размеров, мыши и крысы, призрачные корабли, несущиеся по призрачным волнам, дразнили и мучили его во мраке.
В этот поздний час уснул и владыка Ронблейд. Он распростерся на своей исполинской кровати, рядом с оружейной палатой в горе Саламандастрон. Как всегда, меч Верминфейт лежал рядом наготове. Барсуку тоже привиделся сон: перед ним стоял колокол, отлитый мастером Джозефом по его заказу. Колокол оказался точно таким, каким его воображал себе барсук: металлические бока сияли, а верхушку и основание украшали таинственные надписи и фигурки, значение которых было открыто только Ронблейду, повелителю Саламандастрона. Но вдруг на блестящую поверхность колокола набежала темная тень — то был Габул, извечный враг барсука. Крысиный король приближался, сжимая в когтистой лапе кривой меч, его кольца и браслеты громко дребезжали, золотые клыки зловеще посверкивали. Даже во сне Ронблейд действовал стремительно — он вскочил и замахнулся мечом. Кланннгг!
— Эй, что это с тобой? — Рядом стоял полковник Клэри.
Стряхнув остатки сна, Ронблейд протер глаза и недоуменно уставился на меч, который все еще сжимал в лапе:
— Все в порядке, Клэри. Спасибо, что разбудил меня.
Мне приснился странный сон.
— Ей-ей, веселенький, верно, был сон, клянусь мягкой периной моей тетушки. Глянь только, что сталось со щитом.
Ронблейд взглянул на щит, по которому пришелся сокрушительный удар меча. Толстая стальная пластина раскололась надвое. Барсук рассеянно осмотрел клинок меча — нигде ни царапинки.
— Не беспокойся, дружище. Ступай отдохни. Это всего лишь сон.
Ронблейд улегся, не выпуская из лап меча.
— Нет. Я видел битву, которая еще предстоит. Предстоит неминуемо.
Разноцветные фонари весело мигали, освещая ломящиеся от яств столы. Гейб Дикобраз поднялся с кружкой октябрьского эля в лапе.
Все встали, звеня бокалами, стаканами и кружками.
— Нет, на полный желудок нельзя так орать! • Тарквин тут же пришел приятелю на выручку. Лесной бисквит, клубничный пирог, запеченные груши и ореховый крем мигом перекочевали из тарелки объевшегося Сакстуса в бездонную деревянную миску Тарквина. Заяц схватил ложку и принялся уплетать так, что за ушами трещало.
— Ха-ха! Слышь, парнишка, быстро ты скис! Видно, брюшко у тебя маловато. Сейчас старина Тарквин покажет тебе, что такое настоящий едок.
Буря, хлебнувшая забористой лютиково-медовой настойки из погреба Гейба, теперь без умолку хихикала. Она была счастлива, как никогда в жизни: все было так чудесно — восхитительная еда, вкуснейшие напитки, добрые, приветливые жители аббатства.
Дандин из шкуры вон лез, развлекая новую знакомую. Он принялся подбрасывать ягодки красной смородины вверх и ловить их ртом — в этом занятии он не знал себе равных.
— Ха-ха-ха! Так уж и никто! Посмотрим.
Но настойка дала себя знать. Буря подкинула ягоду так высоко, что потеряла ее из виду. Смородина отскочила от головы Кротоначальника и угодила прямо в ухо Розе, которая и без того весь вечер дулась.
Кротоначальник извлек злополучную ягоду из уха белки и бросил в траву. Затем зачерпнул полную ложку острого соуса из корней и влил в рот Розе:
— Урр, от тебя сегодня много шума. Вот доброе средство от капризов!
В этот вечер больше никто не слыхал жалоб Розы. Ей было не до того — она без конца полоскала рот холодной водой, чтобы избавиться от привкуса соуса, такого жгучего, что, пожалуй, студеной зимой он растопил бы лед на реке.
Наконец все наелись до отвала, настало время здравиц. Аббат Бернар во всеуслышание поблагодарил брата Олдера и его помощников за чудесные кушанья, Гейба Дикобраза за дивные вина, а всех присутствующих — за внимание, которым они почтили его скромный юбилей.
В свой черед жители аббатства провозгласили тосты за аббата Бернара, славную обитель Рэдволл и ее досточтимых гостей. Раф Кисточка предложил было поплясать, но ему тут же заткнули рот овсяной лепешкой — о танцах и играх на полный желудок не могло быть и речи. Пришло время застольных песен. Неугомонный Тарквин вызвался петь первым. Торопливо прожевав пирог с сельдереем, он поднялся, ударил по струнам харолины и исполнил песню дозорного отряда зайцев:
Все что есть мочи забили в ладоши, а крот по имени Топотун в восторге стукнул бокалом по столу:
— Урр, вот это песня! Я аж прослезился.
Вслед за тем крот Вильям исполнил кротиный гимн.
Он пел торжественно, серьезно и протяжно, как принято у кротов, и тоже был награжден оглушительными аплодисментами. Бедняга Топотун вновь не смог удержаться от слез. На сей раз он расплакался, не стесняясь:
— Буррр! Что за напасть эта музыка. Ласкает ухи, вышибает слезу.
После этого все начали вызывать Дандина. Он не заставил себя упрашивать и представил на суд слушателей только что сочиненную песню в честь аббата Бернара, Тарквин подыгрывал ему на харолине:
Собравшиеся захотели немедля пропеть песню хором, и Тарквин опять заиграл, громко выкрикивая слова, написанные на пергаменте. Успех превзошел все ожидания.
Правда, Топотун окончательно раскис, и двум кротам, Данти и Бакстону, пришлось его утешать.
— Урр, Топотун, полно горевать, друг, это же только песня.
— Урр, будет тебе реветь, бурр, глянь, все радуются.
Выступило еще несколько певцов. Дарри Дикобраз исполнил забавную песенку «Почему ежи не летают», а Бэгг и Ранн, выдрята-близнецы, хором продекламировали эпическую поэму «Выдра по имени Билл и Треснувшая Креветка». Тут все настроились на поэтический лад и стали упрашивать Сакстуса прочесть то стихотворение, что он откопал в одном из древних свитков. Сакстус поднялся, нервно теребя лапы, и с дрожью в голосе начал:
Прежде чем ударить в ладоши, все недоуменно притихли, и в наступившей тишине раздался странный хриплый звук — это вскрикнула Буря Чайкобой.
12
Легкий утренний туман клубился над островом Терраморт. Четыре корабля Габула входили в гавань. Приспустив паруса, они бесшумно скользили на веслах. Габул уже знал о возвращении своих судов: задолго до того, как горизонт потонул в тумане, он различил приближающиеся темные точки.
Он знал также, что решительное столкновение с капитанами неизбежно и лишь коварство поможет ему одержать верх. Ни Салтар, ни брат его Бладриг не пользовались среди крыс особым уважением, но все они были капитанами, а он пустил их на корм рыбам. Теперь капитаны оставшихся четырех кораблей — Лупоглаз, Смертоклык, Флогга и Куцехвост — могли покатить на короля бочку. Надо убедить их, что им ничто не угрожает. Пусть только будут во всем покорны Габулу или отправляются в ад вместе со своими командами. В голове крысиного короля уже созрел вероломный план. Серая хмарь так и не развеялась, когда толпа крыс подошла к каменным стенам форта Блейдгирт. Габул наблюдал за ними из окна пиршественного зала.
— Полюбуйтесь только на этот грязный сброд, — бормотал он себе под нос. — Им бы только ошиваться по кабакам и тавернам.
Габул хорошо знал своих крыс, — и верно, все они от кончика драного хвоста до испещренного шрамами носа были грабителями и убийцами. Толпа пиратов пестрела разноцветными лохмотьями, некоторые надели стоптанные башмаки и линялые тельняшки, а другие вырядились в грязные, рваные шелка, добытые разбоем. Повсюду сверкали серьги и кольца, болтающиеся в ушах, в носах и на хвостах; окровавленные повязки, разорванные уши и выбитые глаза. Как всегда, крысы были вооружены до зубов; крысиная шайка, оснащенная саблями, мечами, кинжалами, копьями и пиками, походила на огромное клыкастое чудовище.
Габул восседал на своем троне и, насупив брови, смотрел на колокол. Пиршественный зал уже кишмя кишел крысами, столы ломились от еды и питья, невольники с трепетом ожидали приказаний. Пираты, которым не хватило места за столами, плюхались прямо на пол. Но к еде никто не прикасался. В воздухе висела напряженная тишина; против обыкновения, Габул не хохотал, не выкрикивал своих грубых шуток, не отдавал распоряжений.
Сжимая когтистыми лапами оружие, крысы ждали момента, чтобы пустить его в ход. Капитаны держались поближе друг к другу; все они, Смертоклык с «Черного паруса», Флогга с «Крысиной головы», Куцехвост с «Острого клыка» и Лупоглаз со «Стального клинка», устроились за одним столом. К ним присоединились капитаны трех судов, стоявших на ремонте, — Кособрюх с «Ночного разбойника», Кошкодер с «Крысиного когтя» и Гнилозуб С «Крабьей клешни». Эти семеро не сводили с Габула глаз, и под их холодными, подозрительными взглядами он невольно поеживался; даже Куцехвост, без году неделя ставший капитаном, смотрел так же нагло и дерзко, как остальные.
Наконец тяжкий вздох Габула нарушил тишину. Король поднялся и неторопливо вытащил из ножен свой кривой меч. Внезапно он швырнул меч на пол; сверкающее лезвие зазвенело по каменным плитам. Габул указал на ближайшего к себе пирата:
— Эй, парень, похоже, ты не слишком много нахапал.
Как тебя зовут, приятель?
— Рваношкур, — пробормотал ошарашенный пират, и впрямь донельзя оборванный и грязный.
Габул кивнул:
— Что ж, Рваношкур, подними этот прекрасный клинок. Меч короля отныне принадлежит тебе. Смелее, приятель. Бери, он твой.
Раздувшись от гордости, Рваношкур схватил меч. Никто из простых пиратов и мечтать не смел о таком оружии.
Габул повернулся к собравшимся. Он вновь горестно вздохнул, широко раскинул лапы и начал свою речь:
— Братва! Куда мы катимся? Кругом предательство, ложь, обман. Знали бы вы, парни, как это горько старине Габулу. Подумать только, Бладриг, мой капитан, в глаза насмехался надо мною, как над последней тварью! А Салтар, его братец, из мести чуть не прикончил меня в собственном доме, да еще когда я был без оружия. — Габул сокрушенно затряс головой. — Да, парни, черные дни настали, скажу я вам, черные дни. Я-то давно знал, что те два ублюдка точат на меня зубы. И все же я принял их в форте Блейдгирт с распростертыми объятиями, и их команды тоже. Многие из вас своими глазами видели, как они отплатили мне за гостеприимство. Доблестные мои соратники, те двое были подлыми предателями. Они хотели забрать в свои грязные лапы мой остров, форт, ваши корабли. Будь вы здесь, уверен, вы приняли бы сторону старины Габула. Он умеет ценить преданность и верность.
Габул подошел к колоколу и ударил по нему пустым кубком. Двадцать невольников, шатаясь от тяжести, притащили огромный сундук с награбленным и высыпали его содержимое перед королем. Драгоценности, ожерелья, браслеты, шелка, оружие каскадом хлынули на пол. Крысы пожирали сверкающую груду жадными взглядами.
Габул повернулся к семерым капитанам:
— У звезд, что красуются на небе, по семь лучей. Идите же, славные мои капитаны, возьмите все, что вам приглянется. Сокровища — это жалкий хлам для старины Габула. Верные друзья, на которых можно положиться, — вот его богатство.
Спотыкаясь и отталкивая друг друга, капитаны ринулись к сундуку. Дорвавшись до сокровищ, они принялись пихаться, царапаться и кусаться, хватая шелка и драгоценности и засовывая их в карманы. Наконец, с полными охапками сокровищ, капитаны отошли от сундука. Но на полу еще оставалась целая гора добра.
— Я вижу, вы продувные бестии, — насмешливо проронил Габул. — Как только дошло до барахла, и думать забыли о своих парнях. Посмотрим, ребята, сумеете ли вы подчистить этот хлам дочиста. Налетай!
Раздался дикий рев, и свора крыс бросилась на добычу. Тут же вспыхнули десятки драк: сцепившись клубком, крысы катались по полу, раздирая когтями чужие морды, визжа и кусаясь. Заливаясь злорадным хохотом, Габул довольно взирал на дерущихся. Его план сработал.
Крысиный король вскочил с трона и, шныряя между пиратами, принялся подзуживать их:
— Да, братва, немного вам досталось — медные серьги да тупые кинжалы. Лопни мои глаза, будь я на месте ваших капитанов, не прикоснулся бы к добыче, пока каждый из моих матросов не получит свое. Хо-хо, Битонос, старина, привет! Видал, как отличился Смертоклык? Двинул твоему капитану Лупоглазу, так что бедолага едва не загнулся. Да, слабак он, твой Лупоглаз, одно слово. Драноух, приятель, неужели тебе досталась лишь пара вшивых серег? Негусто для такого молодца. Зато Куцехвост натолкал полные карманы. Похоже, он вообразил, что вся добыча принадлежит ему по праву, а сам-то без году неделя в капитанах. Н-да, промахнулся я, сделав этого болвана капитаном. Будь у меня время пораскинуть мозгами, я бы передал «Острый клык» тебе, приятель. Но не горюй. Будет и на твоей улице праздник.
Через несколько минут от кучи драгоценностей не осталось и следа. Теперь крысы бросились к столам и жадно накинулись на еду: каждый злобно поглядывал на соседа, испытывая больше доверия к Габулу, чем к своему капитану.
Повелитель пиратов решил, что настало время выложить козырную карту. Он ударил в колокол, требуя тишины:
— Навострите уши, ибо я открою вам нечто важное.
У нас завелся еще один предатель, подонок, в сравнении с которым те два — жалкие сосунки. Сейчас его здесь нет.
Кто он, этот гад, читаю я вопрос в ваших отважных взорах! Кривоглаз, отвечу я вам. С младых когтей мы с ним бороздили моря, пуд соли вместе съели, и вот что он выкинул — увел мой лучший корабль, «Темную королеву». Да, ту самую, где капитаном был этот прохвост Салтар. Я-то доверял Кривоглазу, как брату, и вот чем отплатил этот мерзавец за мою доброту. Но это еще не все.
Трижды, слышите, трижды «Темной королеве» удавалось захватить богатую добычу. Я позволил оставить эти сокровища на борту. Там, на корабле, горы драгоценностей, в сравнении с которыми то, что вы видели здесь, — ничтожная песчинка. И все досталось Кривоглазу! Так вот, во что бы то ни стало я хочу заполучить его голову, его подлую башку! Тот из вас, кто приведет в мою гавань «Темную королеву» с головой Кривоглаза, получит все сокровища, до единого перстня! Что на это скажете, бесстрашные мои головорезы?
Не успел он договорить, как крысы, сметая все на своем пути, устремились к выходу. В дверях возникла давка, пираты осыпали друг друга ругательствами и щедро награждали тумаками — всем хотелось немедленно выйти в море на поиски Кривоглаза и набитой сокровищами «Темной королевы».
— Эй, Леддер, дуй вниз, в гавань, поднимай паруса!
— Снимаемся с якоря, Фрот. Мы должны сцапать их!
— Бычеморд, скликай команду на борт! Да поживее!
— Поторапливайтесь, подонки. Шевелите своими клешнями — награда того стоит.
Одним из самых последних пиршественный зал покинул Рваношкур, он важно шествовал с мечом Габула на плече. Крысиный король окликнул его:
— Рваношкур, приятель, подойди-ка сюда!
Рваношкур приблизился к своему повелителю и отдал салют мечом:
— Что прикажешь, мой повелитель?
Габул покачал головой, будто в задумчивости:
— Замахнись-ка мечом, я хочу посмотреть, как это у тебя получится.
Рваношкур исполнил приказ. Габул недовольно поморщился:
— Плоховато, приятель. Давай я покажу тебе, как обращаться с таким клинком.
Рваношкур протянул Габулу меч. Замерев от восторга, он смотрел, как Габул рассекает воздух сверкающим клинком. Но вдруг восторг в его глазах сменился ужасом — последним взмахом крысиный король отсек пирату кончик уха. Затем, злорадно осклабившись, он приставил меч к горлу Рваношкура:
— Видал, приятель? Отточен на славу. Ты, верно, хочешь, чтобы я показал, как протыкают им глотку? Или все же уберешься с глаз долой, а эту игрушку оставишь старине Габулу?
Мгновение спустя Рваношкура словно ветром сдуло — до ушей Габула доносилось лишь бешеное топанье лап.
Не помня себя от страха, злополучный пират вылетел из крепости и бросился в гавань, на свой корабль.
Сотрясаясь от дикого хохота, Габул сунул свое оружие в ножны и развалился на троне.
Встревоженные рэдволльцы столпились в дверях лазарета, заглядывая внутрь, где на кровати неподвижно распростерлась Буря Чайкобой. Расстроенный до слез Сакстус кусал губы:
— Это все из-за меня. Из-за этих стихов. Глаза бы мои их не видели. И зачем только я их прочел! Дандин ободряюще похлопал друга по плечу:
— Что за чушь, Сакстус! При чем тут ты? Кто ж мог знать, что так выйдет? Да и Буря вовсе не похожа на неженку, которая чуть что падает в обморок.
Симеон, который колдовал за маленьким столиком, составляя снадобье из целебных трав и корней, повернулся К друзьям:
— Верно сказано, Дандин. Буря вовсе не неженка.
Чутье подсказывает мне — ей довелось перенести то, что под силу далеко не каждому. Наша Буря Чайкобой — крепкий орешек.
— Ты прав, Симеон, — вступил в разговор аббат. — Но мне почему-то кажется, что нашу юную гостью зовут вовсе не Буря Чайкобой. Хотел бы я знать, кто она и откуда.
Симеон опять принялся толочь что-то в ступке.
— Может статься, именно сейчас нам удастся это выяснить. Сестра Шалфея, у тебя все готово?
В дверях появилась сестра Шалфея:
— Матушка Меллус, отец Бернар, брат Губерт, входите, вам лучше присутствовать при том, что здесь будет.
Дандин, Сакстус, да и ты, Тарквин, заходите тоже. Но чтобы тише воды, ниже травы. А всем остальным пора спать. Через два часа солнце встанет. Для гостей приготовлены постели в Пещерном Зале.
Буря по-прежнему не шевелилась. Сестра Шалфея, меняя холодную примочку на лбу мышки, заметила глубокий шрам. Она осторожно приподняла голову Бури, а Симеон влил ей в рот несколько капель своего снадобья.
Мышка облизала губы, вздохнула и откинулась на подушку. Казалось, она крепко уснула. Симеон присел рядом, нагнулся к уху Бури и тихонько заговорил:
— Ты среди друзей, дитя мое, в полной безопасности.
Расскажи нам, что с тобой стряслось. Припомни все по порядку, с самого начала. Ты слышишь меня?
Ресницы Бури дрогнули. Она глубоко вздохнула и заговорила — спокойно и размеренно. Брат Губерт немедленно устроился за столиком в углу и схватился за перо, чтобы записать услышанное.
История, рассказанная девицей мышиного племени, именующей себя Буря Чайкобой. Записана братом Губертом, летописцем аббатства Рэдволл:
— Вот уже много дней, как я и мой отец Джозеф отправились в путь по морю. Корабль наш называется «Барвинок». Команда целиком состоит из землероек. Это их первое плавание, поэтому всем немного не по себе. Но капитан Ясень, по-моему, смел и решителен. Это капитан объяснил нам, что лишь морем мы сможем доставить огромный колокол в крепость Саламандастрон.
Колокол наш укреплен на. палубе, мы с отцом часто сидим около и любуемся, как солнце играет на его блестящей поверхности. Отец и сам весь светится от гордости, когда говорит со мной о колоколе.
— Я уверен, Мэриел, барсук Ронблейд Широкая Полоса будет доволен моей работой, — часто говорит он. — Смотри, солнце опускается в море и наш колокол точно пламенем охвачен. Не зря на него ушло столько драгоценного металла — меди, бронзы и золота. А еще я добавил серебра, чтобы голос колокола стал нежнее и мелодичнее.
Мой отец — самый мудрый и сильный из всех мышей.
И уж конечно, он самый лучший в мире колокольный мастер. Но когда я говорю ему об этом, он только смеется.
Скалистые рифы заставили наш корабль отойти дальше от берега. Теперь земля совершенно исчезла из виду, и куда, ни бросишь взгляд — кругом лишь волны. У меня частенько захватывает дух, особенно когда ветер вздымает огромные валы, угрожая обрушить их на палубу. Команда тоже немного приуныла. Но отец утверждает — все в полном порядке. Так ему сказал сам капитан Ясень. Что ж, капитану можно доверять. Не сомневаюсь, он в целости и сохранности доставит нас в крепость, где правит владыка барсук.
С самого рассвета нас преследует огромный черный корабль с багровыми парусами. Все в тревоге, я вижу это. Капитан Ясень что-то шептал на ухо отцу, и мне удалось разобрать слова «крысы-пираты». Отец отвел меня вниз, в каюту. Приказал забраться под койку, закутаться одеялами и не высовывать носа. Только я совсем не боюсь крыс.
Меня душит гнев. Пусть только сунутся, я не дам им спуску. Жаль, что отец запер меня в каюте.
Пираты у нас на борту — наверху грохот, треск, визг и топот. Лязг металла, треск дерева, ужасающие вопли.
Я должна выбраться отсюда! Как могу я лежать здесь, когда все сражаются с крысами. Вдруг все стихло. Теперь до меня доносятся лишь стоны раненых да скрип веревок.
Неужели я ничем не помогу своим?
В коридоре послышался шум, тяжелые шаги, бряцанье оружия. Дверь с треском распахнулась. Я выглянула в щелочку меж одеялами — в каюту ворвались три здоровенные крысы и тут же сцепились, вырывая друг у друга флягу с вином, которая стояла на столе. Один — разбойники называют его Хватколап — завладел фляжкой, но другой, громила по имени Салтар, двинул его в брюхо и отобрал добычу. Хватколап рухнул на пол. В этот момент корабль накренился, и тот закатился под койку. Я завизжала, а он отбросил прочь одеяла и взревел:
— Лопни мои глаза, славная находочка! Гляньте-ка, здесь смазливая мышка!
И он попытался вытащить меня из-под койки, но я зубами вцепилась ему в горло. Взвыв, разбойник выпустил меня. Глаза его закатились, и он затих. Салтар расхохотался и повернулся к другому пирату:
— Шустрая мышка попалась, Леддер! Ишь ты, придушила старину Хватколапа! С ней надо держать ухо востро!
Оба кинулись на меня. Труп крысы помешал мне увернуться. Салтар и Леддер набросили на меня одеяло и принялись колотить. Я не могла шевельнуться и едва не теряла сознание.
Крысы вытащили меня на палубу. Сквозь прореху в одеяле я вижу, что отец и капитан Ясень тоже здесь. Они привязаны к колоколу. Тела их покрыты ранами и кровоподтеками, Все матросы лежат на палубе — кто убит, кто ранен, кто связан. Салтар что-то говорит Леддеру — насчет того, что рыба проголодалась…
Примечание брата Губерта. Тут девица мышиного племени пришла в крайнее беспокойство, начала стонать и метаться. Матушка Меллус уложила ее на подушки, а травник Симеон влил ей в рот еще несколько капель своего снадобья. Молодая мышь успокоилась, несколько минут полежала неподвижно, а потом вновь заговорила. Привожу здесь ее рассказ со всей доступной мне точностью.
— Сейчас зима, и мне холодно. И все время хочется есть. Отец мой тяжко болен — всего один раз мне удалось увидеть его, когда его приводили наверх для разговора с Габулом. Габул требует, чтобы отец выстроил для него колокольню. Отец отказался наотрез. Габул пришел в бешенство и приказал отправить отца назад в подземелье, держать его в клетке, пока тот не одумается. Кривоглаз, один из прихвостней Габула, говорит, мол, у них есть верное средство заставить отца подчиниться. Средство это — я, его дочь. Габул заявил, что, если голод, холод и страдания не сломят духа моего отца, они проверят, насколько сильны его родительские чувства.
Что до меня, я ненавижу крысиного короля всеми силами души. Среди крыс Неистовый Габул отличается чудовищной кровожадностью и свирепостью. Даже с виду он мерзок — безумные красные глаза, золотые клыки с изумрудами, длинная клочковатая борода. На острове Терраморт все перед ним трепещут. Меня Габул зовет Оборванкой и заставляет прислуживать себе за столом. Если он в хорошем настроении, мне достаются объедки.
Когда же на него находит очередной приступ злобы, издевательствам нет конца. Много раз я пыталась бежать, но кругом здесь стража. Меня ловили и били до полусмерти. Габул пригрозил убить отца, если я попробую бежать еще раз. Как мне вырваться отсюда? Как спасти отца?
Примечание брата Губерта. Девица мышиного племени принялась плакать и скрипеть зубами. Симеон объяснил нам, что сейчас она как наяву переживает все, что с ней было. Он дал ей еще одну порцию своего снадобья, и она успокоилась. Немного отдохнув, она продолжила свой рассказ. К сожалению, она говорит теперь слишком быстро, и я с трудом за ней поспеваю.
— Я накрывала на стол, расставляла любимые блюда Габула. Он обожает жареных чаек и крепкое вино. Сегодня крысиный король рвет и мечет от злобы. Я знаю почему.
Наш корабль «Барвинок» он переименовал в «Крабью клешню» и назначил капитаном крысу по имени Твердолоб. Но корабль, выйдя из бухты острова Терраморт, в первый же день налетел на скалы. Судно осталось без руля, в днище образовалась пробоина. Габул потребовал к себе Твердолоба и принялся осыпать его оскорблениями. Наверняка он хочет вызвать пирата на драку. Правда, сейчас при Габуле нет оружия. Твердолоб выхватил меч. Габул тут же выхватил из-под стола свой меч. Он. замахнулся и вдруг повалился на пол. Это я проходила мимо с грудой тарелок и сбила его с ног. Твердолоб ястребом кинулся на лежащего короля, но тут подскочил другой пират, Куцехвост, и вонзил Твердолобу кинжал в спину. Габул вскочил и сам прикончил бывшего капитана. Потом он повернулся ко мне.
— Все, Оборванка, больше не лизать тебе тарелок! — завопил он. — Хитрая тварь, хотела потрафить этому ублюдку, помочь ему со мной разделаться! Так отправляйся в преисподнюю вслед за этим гадом!
Габул подходит все ближе и ближе, в его когтистой лапе сверкает меч. Неужели нет спасения… Неужели он убьет меня. — Ярость накатывает на меня волной. Нет, так просто я не сдамся. Схватив меч Твердолоба, я, бросаюсь к столу и швыряю кувшин с вином прямо в морду Габулу. Вино залило ему глаза, он пошатнулся, и я ударила его мечом. Отличный удар — прямо по башке. Оглушенный, Габул мешком валится на пол. Сейчас я расплачусь с ним за все. Но крысы, целая свора крыс наваливается на меня со всех сторон, осыпая ударами. В глазах у меня темнеет…
Примечание брата Губерта. Мы полагали, что молодой мыши потребуется еще одна доля успокоительного. Однако, минуту помолчав, она собралась с силами и продолжала:
— Темнота, непроглядная темнота вокруг… Дождь, ветер, страшный ветер. Я связана веревкой. Вокруг голые серые скалы. Слышно, как волны бьются внизу о каменный берег. Голова раскалывается, от боли. Рядом Габул.